Эпилог


И снова была одуряющая весна, и снова я шагал по территории научного городка своей страны. Только без меча и доспеха, в штатском сюртуке. Не в прежней должности, но зато полноправным верноподданным и с законным пропуском в кармане.

Я от городских ворот прошёл сразу к своему дому. За год он никак не изменился, а Усатый в тот день предпочитал греться на солнышке, на верхушке нашего забора.

— Привет, морда, — поприветствовал я его и почесал ему подбородок.

Кот замурлыкал.

— Дома есть кто-нибудь?

Котяра вальяжно посмотрел на меня и высокомерно отвернулся, не удостоив меня ответом.

— Мда, вижу, что не скучал…

Я открыл входную дверь, снял сапоги и прошёл в горницу.

Жена оказалась дома. Она услышала, как кто-то входил, и поняла, что зашёл не ребёнок. Я увидел её напряжённой, как струна: похоже, не часто её дёргали с разными срочными сообщениями.

Я смущённо погладил ежик своих коротко остриженных волос, потоптался.

Её словно подрезали: ноги подкосились, и она стала медленно оседать на пол. Я бросился к ней, ухватил за плечи:

— Ну, ну, это я. Я же обещал вернуться — вот и пришёл.

Она вцепилась ногтями мне в руки, да так, что я испугался: сила сжатия ощущалась достаточной, чтобы запросто разорвать мне новенький сюртук, словно гнилую тряпку.

— Сволочь, скотина, ты где пропадал столько времени?!!

— Я… э-э-э-э-э… Дорогая, ты не поверишь: всё время только о тебе и думал! Я в столице прошёл прочти все кабаки, пока меня не занесло в шикарный бордель. После этого пришлось повоевать пару месяцев во славу Божегории, но это так, ничего особенного: просто охрана одного тылового подразделения, жутко секретного и никому не нужного. Правда, левое ухо стало слышать хуже, но это, видать, простуда: в горах сильно дует… мне доктор больше в горах воевать не велел.

Она разревелась, словно зелёная студентка, и уткнулась мне в грудь, смачивая мою сорочку горячими слезами. Потом затрясла меня, словно ледогорскую грушу:

— Я когда-нибудь непременно тебя убью, Солдат!!! Ты почему раньше не мог вернуться?!! Ведьсам говоришь, что воевал только два месяца! А ведь уже год прошёл! ГОД!!!

Я принялся гладить её по спине:

— Ну, ну, ну, тихо, тихо… Дык ведь не отпускали ж меня! Заставили меня божегорцы их учёный городок охранять — я уж и не чаял оттуда вырваться. Повезло: один чудик захотел работать в нашей стране, и я купил себе билет на его аэроплан. Ей-ей, я бы уже зимой был дома, да ко мне наши же безопасники привязались, всю душу вымотали — еле отвязался! Я на них угробил времени больше, чем на всю войну! Поверишь?

— Молчи! Молчи, гад такой! — и она насильно поволокла меня в спальню.

Через несколько часов я очухался и осмотрелся. Наши вещи валялись разбросанными по всей спальне, а уже вечерело, и скоро могли заявиться домой детишки. Моя жёнушка сладко потягивалась и ничуть за бардак не переживала.

— Кстати, забыл сказать: мы приглашены на дворянскую свадьбу. Более того: я вместо отца буду вручать руку невесты жениху, а ты будешь подружкой невесты.

— Мне совершенно нечего надеть… — промурлыкала Ведит.

— Ну, не переживай: мне Родина за все хлопоты дала пару медяков — тебе на хлопковый сарафан как раз хватит.

— Я когда-нибудь обязательно тебя убью… — пропела она полусонно.

— А ещё молодожёны будут жить в нашем городке. Муж — профессор, будет строить нашей стране аэропланы, — для этого тут построят ещё уймищу жилых домов, мастерских и ангаров, а я буду всё это охранять. Должность мне такую дали: «начальник охраны лётного хозяйства».

— А его жена?

— Жена? Ну, она тоже тут будет работать… работы всем хватит.

Я не стал говорить жене, что путь к этой свадьбе протянулся тернистым. Я на допросах в Службе безопасности прикрывался Лебедем — и то меня месяц промурыжили. А Механикуса с Синичкой и вовсе зашпыняли. Незадолго до моего освобождения следователь сболтнул мне о своей перспективе получить большой орден за разоблачение божегорских шпионов, и я понял, что придётся мне подзадержаться…

Как всегда, Лебедь встретил меня пышным славословьем о том, что он всегда рад принять в своей жалкой лачуге старого друга. На этот раз вместо непонятного кофия нам принесли дорогущее вино, и я подумал: похоже, моя услуга Родине оценена высоко…

По примеру хозяина я тоже сделал лишь маленький глоток, и подумал, что и мне никогда не понять Кашевара с его понятиями о тонком вкусе: если даже горло не промочил, то что это за винопитие такое? Однако, дело есть дело:

— Мне, право, очень неловко беспокоить Вашу светлость по своим ничтожным делишкам, но на этот раз я пришёл просить не за себя…

— Вот как? — казалось, Лебедь был удивлён, хотя я железно уверен, что у меня нет и никогда не будет ничего такого, чем бы я мог его удивить.

— Понимаете, я уговорил одного очень хорошего учёного человека приехать работать в нашу страну, а его второй месяц мурыжат в Службе безопасности. Мне очень стыдно, что я сбил его с толку и сделал ему столько неприятностей, а ещё больше стыдно за свою страну, которая не использует его мозги, а трахает!

— Да-да, я наслышан, КАК вы приехали в нашу страну… в той деревне крестьяне стали ходить в храм толпами, и приезжают толпы паломников из других мест. Если так и дальше пойдёт — придётся то место канонизировать. Кстати, пошли рассказы, что в тех краях удои выросли, и девки рожают больше обычного, — одним словом, Клёст, Вам угрожает канонизация как «сошедшему с небес». С законным местом в иконостасе, — Лебедь отхлебнул ещё и с интересом разглядывал игру света в своём бокале вина, не глядя в мою сторону.

— Так почему человек, создавший чудо Господне, сидит в каземате, как разбойник? Я обещал ему, что он будет работать на нашу страну как учёный — в чём причина, чтобы отказать ему в этом? Зачем выбивать из него секреты? — пусть делает новые достижения!

— Вы первый человек, пришедший ко мне просить не за себя, не за родственника, и даже не за друга. Одно это заставляет меня рассмотреть Вашу просьбу очень и очень серьёзно.

— Я ещё хочу попросить Вашу светлость за другого человека. За барышню. И тоже — дворянку…

— Вот как? И кто же она?

— Уверен, Вы знаете, что она прибыла вместе с нами. Так вот: я хочу, чтобы её тоже выпустили, причём непременно с условием, чтобы она вышла замуж за учёного, за которого я прошу.

— Да, это очень суровое условие… Вы уговариваете меня освободить двух людей, чтобы связать их цепями брака.

— Я уверен, что такие цепи свяжут нашего учёного покрепче, чем кандалы на каторге, — и залпом допил свой бокал.

— Да, Клёст, умеете Вы удивлять… я даже начинаю думать: не предложить ли Вам вакансию в моём министерстве?

— Учитель у меня был хороший, — потупил я скромно взор. — Недавно. Вот, если бы его к вам — вот это да! А я — так, простой десятник… могу ещё посоветовать попросить моих близких людей подать прошение на подданство нашей страны. И тогда это прошение будет рассматривать Ваше министерство уже вполне ОФИЦИАЛЬНО, и никто не обвинит Вас, что Вы самочинно лезете в епархию Службы безопасности.

— Клёст, я потрясён, говоря откровенно. Я начинаю опасаться, что разучился оценивать людей в полной мере, как они того заслуживают! Уверяю Вас: я рассмотрю Вашу просьбу в самое ближайшее время!

И он отсмаковал ещё глоток.

Как вы уже знаете, в конечном итоге появился Королевский Указ о создании нового научного направления — «воздухоплавания» и о расширении Королевского научного городка.

А потом была ослепительная свадьба, на которой гудел весь учёный и не очень учёный люд. Когда-нибудь я, наверное, расскажу и о ней.





Конец


* * *

Загрузка...