Кержак

Глава 3

На бывшем месте Блохи новые обители встретили неласково:

— Это наша нора!

— Нам переночевать. И на чужое барахло не претендуем, — сказал Иван, шагнув вперед.

— А нам…

— Или могу сделать так, чтобы ваша нора стала моей.

Такой расклад троице доходяг понравился куда меньше. Оценив габариты мужчины и трубу в его руках, гаврики неожиданно шустро сгреблись, похватали стопку отвинченных пластиковых панелей и исчезли. Убедившись, что бывшие захватчики точно ушли, брат с сестрой повозились в коридоре, гремя куском жести, затем вернулись в комнату.

— Если кто полезет, нашумят, услышим… Тут неплохо, старший, но ночами холодно. Когда вентиляцию отключают и свет отрубают — то под утро зубами стучишь.

— Но вы же здесь как-то жили?

— Нас с нормальных мест выгнали. А тут с угла канал коллектора проходит, у него хотя бы спиной погреться можно. И выход запасной вон там. По нему — налево и в шахту кабельную. Оттуда можно или на уровень наверх, но там совсем дурных полно, кто железом в спину тычет. Или вниз, там выходы на Предбанник.

— Ладно, потом в деталях расскажешь. Пока — давай думать, что с водой делать и где согреть ее, чтобы вскипела.

С водой разобрались на удивление быстро. Оказывается, на лежбище запасливый Блоха припрятал целую бочку для воды. Как он заволок эту дуру — непонятно, та пустая наверняка по весу тянула на половину пацана, если не больше.

— Зато не своруют. Обычно ручные канистры подрезают, а эта никому не интересна. Я ее в угол за выгородку затолкал и черпачок сделал на ручке. А еще крышку просто так не откроешь, она скошена, надо знать, как.

— И откуда воду натаскал?

— Колонка чуть подальше, у «канарейщиков». Брал бутылки, ими носил по чуть-чуть. А про бак мне Чахлый проговорился. Железка раньше у пищевого синтезатора стояла, потом буксир на разборке добили, часть железа на свалку выбросили. Вот я оттуда и забрал. По коридорам на тележке, потом волоком.

— И сколько горбатился?

Подумав, парень пошевелил губами и ответил:

— Месяц, наверное. Зато там внутри фильтры стоят, вода не тухнет. Может, еще на полгода хватит.

— Плитки какой-нибудь нет, чтобы еду согреть?

— Откуда? Электричество по волноводам, к ним световые панели или лампы цепляют. Пищеблоки — это у богатых. Остальные или у точки покупают, или в удачные дни на паек что-нибудь меняют. У пайка шнур дернул — через минуту можно есть, все горячее.

— Тогда показывай, где здесь угол, чтобы согреться.

Нужное место оказалось слева, в самом конце. Там сверху из потолка под углом проходили две толстенные трубы, втыкаясь в стену. Под ними — щербатая панель. Ощупав руками, Иван согласился — греет, но чуть-чуть. Блоха крутился рядом, пока Лисса пыталась из остатков мусора собрать подобие лежака.

— Пока в доках рабочий день, они теплый воздух по ним гонят. Еще в стене коллектор с горячим хладагентом. Это чтобы тепло из центральных секторов на рассеиватели на обшивке сбросить, иначе зажарятся. Вот если туда подобраться, то и здесь будет не так холодно.

Панель. Стандартная, метра полтора на полтора, тонкими полосками швов по краю, где стыкуется с точно такими же. В памяти всплыл чертеж — массо-габариты, устойчивость к повреждениям, проникновению радиации и еще куча малопонятных терминов. Главное — удалось сообразить, где по углам должны располагаться стандартные места под крепеж. Обычно для ремонта использовали специальный инструмент, но Иван достал из кармана штанов сохранившийся мультитул и выбрал короткое шило с острым носиком. После монтажа головки болтов утоплены в пазы, сверху специальная замазка и поверх прошлись краскопультом со стандартной смесью. Но что такое тонкий слой серой дряни и затвердевшего пластика перед острой сталью? На пару-тройку минут. А если еще поднапрячься и воспользоваться мелькнувшей картинкой «Демонтаж заглушки для унифицированного крепления», то и того меньше.

— Я и не знал, что там дырка, — Блоха подобрал с пола упавший кусок пластика.

— Там посадочное место под болт. А вот головка… Так, вот эта подойдет. Конечно, не совсем то, что надо, но нам их только вывернуть. И в целях экономии в технологических помещениях болты делают короткими. Это на кораблях с контргайкой, да еще клей специальный, чтобы вибрацией точно не сдернуло. Здесь же… Держи первый, сейчас остальные добуду.

Чтобы получше увидеть, что же спрятано в стене, пришлось единственно работающую потрескавшуюся панель спустить на пучке проводов поближе. Заглянув в проем, стало понятно — места не так много. Сверху топорщатся воздуховоды, вдоль тянется толстый бок коллектора, похожего на огромные трубы теплотрассы. От него слабо тянуло теплом.

— Если дырку не закрывать, то хорошо будет, — засуетился пацан. — Может, даже меняться будем — один там подремлет, потом другой.

— Не суетись. Видишь слева нашлепку? Это посадочная площадка для датчиков. Когда все вместе собирали, туда провода диагностов цепляли. Потом, как систему запустили, статистику собрали и все сняли. Но заглушку поставили, чтобы в случае проблем снова подцепиться. Так вот, у них болты уже посерьезнее, не под крестовину или шестигранник, а под накидной ключ. Если мы пару железок покрепче найдем, я смогу подобие разводного ключа изобразить. Тогда их отвернем, заглушку приподнимем — и будет куда теплее. Без изоляции — как своя рабочая конфорка под боком. Почти что печка.

— А если прогорит? — заволновался Блоха.

— Там с запасом. И хладагент по температуре градусов сто пятьдесят, если я правильно помню. Не должна железка расплавиться… Ты лучше мне прутов каких или уголок поищи — болты еще отвернуть надо. И потом насчет какой-нибудь жестянки сообрази — где воду будем греть?

С крышкой провозились почти час. Иван перепробовал кучу разных обломков, но сумел подобрать гнутый уголок, который чуть поджал, обмотал куском проволоки и соорудил «ключ». Им отвернул болты, потом долго ковырял и обстукивал проклятую крышку, но все же приподнял ее. Теперь в термоизоляции коллектора зияла квадратная дыра в виде полуметрового квадрата. Треть открытого пространства занимал блок с мутно-бурыми посадочными площадками для датчиков, остальное — лоснящийся черный бок, ощутимо гревший окружающий воздух. На него и пристроили широкую банку, которую из припрятанного мусора притащила Лисса. С ее слов выходило, что это — посуда сестры и брата. Напиться или ту же пищевую пасту размешать, если удалось где-нибудь кормовой брикет утащить.

В мятой банке вскипятили воду. Затем Иван достал один из пакетов и объяснил:

— Это — лапша. Снимаем пленку, кладем в воду, накрываем чем-нибудь. Четыре минуты — и можно есть. Ложки-вилки или подобие есть?

— Есть. У продавцов выменяли. Мы рядом с точкой убирали, когда хозяйка спину потянула, нам дали, чтобы не голыми руками хватать.

— Вот и хорошо. Скоро будет готово и можно ужинать.

Покрутив в руках обертку, мальчишка переспросил:

— Так это не утеплитель? У нас точно такие же брикеты в ремонтных доках. Между панелями кидают, из специального излучателя поверх прошлись и все закрывают. Там пена сухая, она после активации расползается везде и все свободное пространство закрывает. Вон, смотри — этот кусок мы на пол кладем, чтобы не мерзнуть. Правда, одноразовая штука, второй раз новую форму не принимает.

— Нет, не утеплитель. Еда. Не скажу, что очень хорошая, но хотя бы так, червячка заморить… Ты говоришь — в коридор ящики выбросило?

— Да, авария у барыг была. Их склад рванул, по всей округе кучу барахла раскидало. Вроде бы одежда была и напитки какие-то. Я это прихватил, народ собирать не стал. Похожие коробки по сторонам распинали, чтобы под ногами не мешалось.

— Нам же лучше, — шмыгнула Лисса, принюхиваясь к запаху из-под куска пластика, прикрывавшего жестянку.

— Все, готово. Давай еще тару, куда лапшу переложим и воду снова на следующую порцию поставим.

Скоро все трое устроились на полу и начали жевать. Мальчишка настороженно зыркнул на Осокина и спросил:

— Как делить станем? Нам треть или меньше?

— Делить что? — не сообразил сразу Иван.

— Еду.

— На троих и поделим, чтобы каждому одинаковая порция была.

— Но если бы не ты, мы бы так голодом и остались. Выбросили бы сразу, чтобы лишнее с собой не таскать.

— Зато теперь ты знаешь. И сестра твоя знает. Значит — поделим поровну. Ты добыл, я сообразил, как приготовить. Всем хорошо.

Блоха молчал до того момента, как не закончил ужинать. И только тогда проворчал:

— Странный ты, офеня. Ваше племя сто шкур спустит, когда торгуются. И обычно стараются гнилой товар сбагрить, хороший и без них неплохо продают. Ты же — помогаешь и не жадничаешь.

— Знаешь, не называй меня офеней. Я понимаю примерно, о чем речь идет, но я не торговец. И своими руками на жизнь зарабатываю, не обманывая других.

— Я и говорю — странный… И говоришь так, что понимаю с трудом… Хотя — ты старший у нас сейчас. Тебе можно.

Перед сном в комнате стало чуть теплее. Не курорт, но хотя бы не пронизывающий холод. Иван даже не представлял, как дети умудрялись выживать здесь. Со слов Блохи, в других технологических закутках было куда хуже. Здесь хотя бы через прохудившуюся трубу вентиляции поступал свежий воздух и стены не покрывались инеем.

— Завтра надо будет по закоулкам пройтись, еще изоляции набрать. Заодно расскажешь, где чем полезным разжиться можно.

— А ты разве не знаешь? Или ты с шахтерских поселков? У них когда голод, то народ на базу перебирается.

— Проблема у меня с памятью, — мужчина нагреб на себя обрывки пластика вместо одеяла. — Руки что-то помнят, а с головой плохо. В себя пришел сегодня утром.

— Это ты под удар станнера попал. Когда лупят без ограничений, мозги вообще спекаются. Потерять память — это мелочи, можно просто сдохнуть. Бывает.

— Поэтому — поспим, утром перекусим и начнем обживаться. Заодно расскажешь — что и как здесь устроено. Надо жизнь налаживать. Если люди есть, какие-то мастерские работают, то и мне место найдется. Наверное.

Утром Иван проснулся из-за того, что в дальнем углу кто-то шуршал. Приподнявшись он увидел, что Лисса пытается закопать в кучу мусора пачки с лапшой. Обернувшись, девочка увидела Ивана и замерла в испуге. Поднявшись, мужчина подошел поближе и спросил:

— Боишься, что я все отберу?.. Зря боишься. Я маленьких не обижаю. Я вообще стараюсь никого не обижать… Ты лучше не сюда убери, а вон туда, за панель. Мы ее на место поставим — никто и не найдет. А здесь обязательно пороются… На вот, держи.

Раскрыв горловину рюкзака, Иван вытащил оттуда еще несколько пачек.

— Она не хотела тебя ограбить, старший. Просто в банде ей все время говорили, что приживала, крыса безродная. И что кормят зря.

Мальчишка возник бесшумной тенью за спиной. Было понятно — если бы мужчина вздумал напасть на малышку, полез в драку не раздумывая.

— Она — не крыса, — нахмурился Осокин. — И не приживала. Она — Лисса. И наша с тобой обязанность, как мужчин, сделать так, чтобы сестра у тебя больше не голодала. Руки-ноги есть? Значит, справимся…

Пока он говорил, девочка сгребла все выданные пачки, постояла с широко раскрытыми глазами, затем осторожно по большой дуге обошла Ивана и стала укладывать полученные богатства в распахнутую дыру.

— Еда не испортится? — забеспокоился Блоха.

— Нет. И мы крышку прикроем, просто болты затягивать не станем. Там снизу прохладно, так что ничего не сделается с брикетами… Давай лучше умоемся, позавтракаем и решим, чем дальше займемся.

Через полтора часа троица сидела на крохотном балкончике, с которого была видна площадь под ногами. Привычно сновали люди, тащили разнообразный хлам. У дальней двери кучковались вышибалы, периодически цеплявшие прохожих и проверявших, что ценное волокут на продажу. По краткому объяснению Осокину удалось понять, что такие вот площадки над крышами жилых контейнеров использовали или для развешивания тросов с постиранным бельем, или для стрелков во времена бунтов. Позже желающих болтаться на верхотуре почти не осталось — пока все кривые лестничные ступени пересчитаешь — взопреешь. И удрать отсюда сложно. Поэтому обычно под потолком или дети скакали, или балкончики так и болтались пустыми.

Лисса свернула ноги калачиком, добыла из-за пазухи сделанную из мутного пластика куколку и начала с ней играть. Блоха сидел рядом, исподлобья разглядывая суету внизу. Иван примостился сбоку, оперевшись спиной о стену. Трубу пристроил справа, чтобы была на всякий случай под рукой.

— Парень, а имя у тебя есть? Нормальное имя, не прозвище?

— Зачем оно тебе? — тут же насторожился мальчишка.

— Откуда я родом прозвища обычно не очень хорошие люди используют. Те, кто воровством и бандитизмом живет.

— Так мы тоже воруем, — хмыкнул Блоха.

— Понимаю, не от хорошей жизни. Но я бы предпочел чем-нибудь полезным заняться… Давай так — когда с работой нормальной определимся, тогда снова к этому вопросу вернемся. Можешь пока рассказать — что и как здесь устроено? Я одно помню — мне дороги назад нет. А в остальном — все как в тумане. И это плохо. Любой обмануть может или вас обидит, а я заступиться не смогу.

— Затылок покажи, — пацан привстал, потыкал пальцем в шею Ивану и снова сел. — Не, «мама» у тебя стоит. Значит, ты не из обрубков.

— Из кого?

— Старший, ты в самом деле ничего не помнишь? Или подкалываешь просто?

Посмотрев на мозолистые ладони, Осокин вздохнул:

— Если какую-нибудь железку в руки беру, то вроде что-то мелькает. Где панель крепить, где оборудование на коллектор ставят. А про людей и тех же обрубков — ничего. Вообще.

— Знатно тебя приложили. Ладно, слушай. Только не обижайся, у меня база как у всех, остальное из слухов собрал. Народ же врет часто, не всему верить можно.

Общий экскурс в историю занял чуть больше часа. Многие термины Иван худо-бедно перетолмачивал на русский, хотя большую часть просто воспринимал как данность.

Семь больших обитаемых станций болтались в местной точке Лангранжа, между второй планетой и звездой. В процессе колонизации много лет назад именно на непригодную для жизни поверхность спустили добывающие станции редкоземельных элементов. Спутниковая разведка показала, что под серными облаками богатые залежи, сулящие огромные барыши. Так больше двухсот лет назад воткнули три купола по экватору, подняли орбитальные лифты и стали гонять роботизированные комплексы по поверхности. Для обслуживания и относительно комфортного существования приволокли одну станцию, затем собрали остальные. Почти сто лет местные космопорты считались меккой шахтеров. Даже активная разработка дальних астероидных полей началась намного позже. Но потом добыча упала, большая часть населения съехала и теперь система считалась приграничным захолустьем.

— Шахтерский концерн здесь народ вербовал поначалу, люди были нужны. Но потом в полусотне парсек нашли еще одну перспективную планету, туда умотали все, кто мог.

— А власти кто? Здесь и на астероидах?

— На каждой станции свой Совет, они вместе входят в Союз Хилла, включая остатки шахтеров. Это все, у кого ремонтные доки в собственности, гидропонные фермы и остальное. Станции по номерам считают. Наша пятая. Шестая после аварии заброшена, на седьмой тоже почти никого не осталось. Когда мои родители поженились, на пятерке жило около ста тысяч. Сейчас едва ли десять наберется. Да и на всех станциях — народу все меньше. Пассажирский чартер раз в год приходит, на нем вербовщики желающих выдергивают.

— И везде такая разруха?

— Почти. Хотя Отстойник — он совсем для бомжей, кто ничего толком не умеет. Но здесь тысячи полторы, вряд ли больше. Просто не прокормиться.

— А дальше?

— Первые четыре делали по старому проекту, они на бублик похожи. С пятой по седьмую — уже на основе силового каркаса. Вроде бы приволокли остовы кораблей для колонизации, которые после внедрения новых двигателей забросили и продали за бесценок. Поэтому нос — это Чистые или Центральные районы. Там реакторная зона, рядом фермы. Дальше идут доки, заводские цеха и прочее. Между ними и кормой — Предбанник. Типа карантинной зоны. Там раньше контрабандистов было много, но сейчас почти все захирело. Торговли особой нет, грузов тоже. Но до сих пор именно там самые крутые банды. Ну и потом уже мы — Отстойник. От жилой зоны и до остатков дюз. Кстати, там же излучатели стоят, на которые хладагент гонят. Если бы не коллекторы, Отстойник вымерз бы давно. Живем за счет того, что Чистым приходится коммуникации в рабочем состоянии поддерживать, чтобы самим не сдохнуть.

— И в Центр нам не пройти?

— Почему? Можно, туда пускают. Только на воротах платить надо. И чтобы комм рабочий был, через него тебя мониторят, с него же проплаты делать. День доступа в Чистые — один кредит. Жилье снять — десятку или больше. Обед — пара кредитов или дороже. Почти убитый коммуникатор — от сотни и выше. А кредит — это много. У нас, чтобы один заработать, надо неделю горбатиться, если не больше. Деньги — они для богатых, Иван. Мы же здесь за счет обмена выживаем. Все дерьмо, что богатым не нужно — сюда сваливают. Что переработать нельзя и крошки полезные не добыть — это уже прессуется и еще дальше, в гравипушки на корме. Оттуда пакетами отстреливают на планету, чтобы в атмосфере сгорело. Ну и шахтеры периодически поставляют замороженный лед, с него воду получают и кислород.

— Переплавить мусор не пробовали?

— Зачем? Старший, ты соображаешь плохо. Здесь столько железа бесхозного на станциях, что хватит на десятки тысяч жителей. Но их — нет. Просто нет. Уехали, кто мог. Остальные бултыхаются, как дерьмо в дырявом скафандре по инерции. Иногда шахтерам что-то собирают. Или планетарщикам добывающих дронов ремонтируют, те остатки руды ковыряют. Если какой торговец заскочит по своим делам — так это праздник для всех. Топливо продать, воздух или еще что. Но такое дикая редкость… Мы — тупик. Нас даже во время прошлой войны драка не зацепила. Нечего здесь захватывать. Феды нас списали, подарили самоуправление и забыли. В Приграничье таких, как мы, еще сотни систем. И почти везде одно и то же.

Помолчав, Иван спросил:

— Извини, по личным делам уточнить хочу. Родители где ваши?

— Погибли на Шестерке. Там доки были, пытались собственный балкер большой собрать. Двигатели при монтаже врубило на форсаж, баки с топливом сдетонировали. Станцию изнутри выжгло почти всю. Мы с Лиссой здесь были. Мне пять лет, а ей тогда — три. Неделю еще в съемной комнате жили, потом вышибли. И с той поры в Отстойнике, — равнодушно ответил Блоха. Похоже, за прошедшие четыре года мытарств на помойке боль утраты утихла.

— Мои соболезнования.

— Проехали… Так, давай по оставшемуся и надо будет насчет обеда думать.

Пока шахты на астероидном поясе давали прибыль, станционное руководство ставило каждому гражданину гелевый чип. Нейроимплант, который позволял работать с большинством местного роботизированного оборудования, подключать внешние накопители информации и записывать разные полезные пакеты данных.

– «Мама» почти у всех станционных. Втыкают один раз, мне родители сделали. Лиссе не успели. Но чипы привозили из Федерации, сами не производим. Слишком сложная штука. Час на установку, через пару дней можно пользоваться. Без него — коммуникатор не подцепить, к корабельным искинам не подключиться. Пощупай шею — у основания затылка плотная такая полоска — это установленная «мама». На нее жестко забивают основной школьный набор: язык, чуть-чуть по математике, законам системы, историю и всякое разное. Потом за полгода прогоняют в классах школы еще раз — чтобы ты пользоваться загруженными знаниями мог.

— А без этого никак?

— Как иначе? — удивился Блоха. — Вот представь, что у тебя лежит пачка листов со схемами ремонта какого-нибудь дрона. Тебе сначала надо их все просмотреть, изучить — чтобы понять, что у тебя вообще есть. Сложные куски — разобрать в деталях. Никто у тебя знания не отнимет, но они мертвым грузом в голове. Поэтому или сам в свободное время разбираешься, будто по каталогу библиотеки шаришь. Или в классе, с учителем. Там основные точки показывают, ты добираешь недостающее и на лабораторках практику доделываешь. Зато потом — в любой момент можно выдернуть нужный кусок.

— Вот значит что, — обрадовался Иван. — Похоже, у меня в «маму» залито куча разного по железкам, надо пока это прошерстить хорошенько… А если чего-то не хватает?

– «Маму» не переделать. Как базовые знания залили — все, навсегда прошито. Есть небольшой буфер, куда с комма подгрузить какую-нибудь мелочевку можно, но это так, побаловаться. Кто работать устраивается, тот уже тройник покупает. Это внешний гелевый чип с двумя слотами расширения. Больше не воткнуть — «мама» сгорит и мозги спалишь окончательно. Зато на трешку можно цеплять любые базы. Конечно, их придется осваивать, но без них никуда. Пилоты ставят корабельные наборы, навигацию и топологию для дальних прыжков. Кто рядом с планетой мотается — те Пилотирование, конкретную модель корабля и часто Аналитику, чтобы сложные расчеты делать.

— Самому не посчитать?

— Пространственные метрики, смеешься? — Блоха улыбнулся. — Не, без вариантов. Ты пойми. Человек — он не может большую часть информации в голове держать, слишком сложно. Поэтому ты подцепляешь специализированный чип, а сам вместо придатка болтаешься рядом. Принимаешь решения, потоками данных управляешь, результаты так или иначе используешь. Но все сложное — в гелевый кристалл через «маму» слил, за пару секунд ответ получил. Надо профиль сменить — одну «базу» с тройника в медблоке снял, другую поставил. Через сутки адаптации можно использовать. Конечно, что-то в голове остается, поэтому близкие по смыслу профессии легче переключаются. И опорные точки с подключенных кристаллов в «маме» хранятся. Поэтому если черед год-другой зацепился заново — то сразу все изученное доступно снова.

— А почему просто компьютер не заставить работать?

— Искины урезаны сильно. Они дважды пытались перешагнуть ступень развития до личной свободы. Поэтому сейчас любая железяка на кораблях без человека — мертвый груз. Обычные автоматы стоят по жизнеобеспечению и наборы программ без возможности развития. Сначала кажется, что почти с разумным общаешься, но потом понимаешь, что это иллюзия. Так и живем — чип купил, на тройник воткнул, на следующий день уже можешь пахать. Снял — и словно раздетый, чего-то не хватает.

— Понял. Каталог у тебя остается. Книгу на полку поставил — любые схемы недоступны. Обратно в руки взял — сиди, пользуйся…

— Точно… Я в четыре года мечтал пилотом стать. Отец подрабатывал на малом боте, монтажником на сборке или ремонтировал станции снаружи. Поэтому многое прочел, пока доступ к местной Сети был. А какие там фильмы лежат про пиратов и поиски сокровищ… Эх…

Поднявшись, мальчишка отряхнул замызганные штаны и заявил:

— Засиделись мы тут. Пойдем, попробуем чего подзаработать. Обед уже скоро, а мы с пустыми руками.