Кайдор. Обратный попаданец

Глава 7: Жертвоприношение Ради Цели

Тишина.

Бездонная, абсолютная, лишённая даже намёка на форму или длительность. Затем — первая, смутная вибрация. Ощущение… тяжести. Разрозненные сигналы начали пробиваться сквозь вату небытия. Холодок вдоль позвоночника. Давление на спину. Лёгкое покалывание в кончиках пальцев.

Кайдор медленно, мучительно возвращался к сознанию, как глубоководный пловец, всплывающий из чёрных глубин океана. Каждое пробуждающееся чувство было отдельным подвигом, преодолением косной инертности нового, чуждого тела. Мысль, вязкая и медленная, пыталась сформироваться:

«Я… существую?»

Веки словно были приклеены свинцом. С невероятным усилием он заставил их дрогнуть, потом приподняться. Первое, что предстало перед затуманенным взором, — белый, ровный потолок. Свет мягкий, рассеянный, льющийся откуда-то сверху и сбоку, создавал неестественно уютную, стерильную атмосферу. Этот покой резко диссонировал с хаосом, бушевавшим внутри его разума.

Сотни обрывков мыслей, воспоминаний, невероятных по масштабу ощущений от контакта с Камнем Мудрости и последовавшей катастрофы пытались прорваться сквозь густой, непроглядный туман амнезии нового воплощения.

«Портал… вспышка… падение… рассыпание… Где я? Кто я?»

Он перевёл взгляд вниз. Движение головы далось с трудом, вызвав лёгкое головокружение. Его руки. Они лежали поверх гладкого, прохладного одеяла. Совершенно чужие руки. Тонкие, с явно недостаточной мышечной массой, бледные, с выступающими голубоватыми венами. Совсем не те мощные, покрытые шрамами от магических экспериментов и походов руки Архимага, которые он помнил… как будто помнил?

Пальцы слегка дрожали, когда он попытался сжать их в кулак. Слабость была унизительной, всепроникающей. Сбоку доносилось тихое, ритмичное журчание — капельница. Где-то вдали, за стеной, едва различимое жужжание и щелчки — голоса незнакомых механизмов, медицинского оборудования. Всё это казалось чуждым, непонятным, лишённым магического резонанса, пустым. Мысли путались, натыкаясь на стену непонимания собственного существования.

— Это не моё тело… Это не мой мир…

— Лёша, родной! Ты проснулся!

Голос прорвался сквозь шум в ушах и хаос в голове. Тёплый, дрожащий от сдерживаемых эмоций, женский. Совершенно незнакомый, но пропитанный такой искренней радостью и облегчением, что они почти ощущались физически.

Кайдор, превозмогая слабость и туман в сознании, медленно повернул голову на подушке. У кровати стояла женщина. Средних лет, с лицом, измученным бессонницей и тревогой, но сейчас озарённым сиянием счастья. Карие глаза, влажные от слёз, смотрели на него с безграничной любовью и надеждой. Она тут же шагнула ближе, её рука — тёплая, чуть шершавая от работы — накрыла его холодную, дрожащую ладонь и крепко сжала, как будто боялась, что он снова исчезнет.

— Д-да?

Произнёс он, и его собственный голос поразил его. Молодой, хрипловатый от долгого молчания, лишённый привычной глубины и силы. Чуждый.

Женщина — мать этого тела? — широко, ласково улыбнулась, и слёзы наконец скатились по щекам. Она не отпускала его руку, а другой нежно, почти благоговейно погладила его по щеке.

— Да, сыночек. Да, это я. Я так переживала за тебя.

Голос её дрожал.

— Врачи… врачи говорили, что шансов мало. Что ты уже не придёшь в себя. Но я верила. Каждую минуту верила, что мой мальчик вернётся.

Она вытерла слёзы тыльной стороной ладони, не отпуская его руки.

— Что помнишь последним, Лёшенька? Перед тем как… уснул?

Кайдор замер. «Лёша». Алексей? Имя откликнулось где-то на задворках сознания, как эхо чужой жизни. Он сосредоточился, пытаясь пробиться сквозь вату амнезии к последним воспоминаниям своей жизни. Всплыли обрывки: ослепительный свет формирующегося портала в Санктуме, гул нарастающей мощи, ощущение абсолютного контроля… и затем — рвущий реальность треск, невыносимая боль разрыва, падение в световую бездну. И тьма. Пустота. И вот теперь — этот белый потолок, эти чужие руки, это тёплое прикосновение. «Эксперимент… ошибка… пересечение… тело другого…»

— Я… не уверен, — с трудом выдавил он, стараясь скрыть панику под маской спокойствия и слабости. Голос звучал прерывисто. — Кажется… я потерял память. Многое… стёрлось.

Глубокая тень промелькнула в глазах женщины — Марии, как вдруг подсказало чуждое знание. Но она тут же снова улыбнулась, этой улыбкой пытаясь защитить его от страха.

— Ничего страшного, мой хороший. Совсем ничего страшного.

Она погладила его руку.

— Главное, что ты здесь. Что ты открыл глаза. Что ты снова со мной. Воспоминания… они вернутся. Обязательно вернутся. Со временем. Не надо торопиться. Сейчас тебе нужен только отдых. Покой. Не спеши вспоминать всё сразу.

Она придвинула стул и села рядом, не отпуская его руку. Начала тихо рассказывать, голос её был убаюкивающим, как ручей: о том, как долго он «спал», о бесконечных днях и ночах у его кровати, о добрых врачах, о бабушке, которая каждый день звонила.

Каждое слово Марии, каждая интонация были кусочками мозаики этой новой, чужой жизни, в которую он был вброшен. Кайдор заставлял себя слушать, впитывать, анализировать. «Алексей… авария… отец погиб… кома…». Чужое горе, чужая боль, чужая надежда, возложенная теперь на него.

Усталость, тяжёлая и неумолимая, накатывала волной, смывая и без того хрупкие нити сознания. Он не сопротивлялся, позволил ей унести себя обратно в тёмные воды забытья, где смутные образы прошлого величия смешивались с обрывками новой реальности.

Следующий визит врача был более предметным. Человек в белом халате, с внимательным, оценивающим взглядом, тщательно осмотрел Кайдора — Алексея. Проверил рефлексы, реакцию зрачков на свет, выслушал сердце и лёгкие, задал несколько простых вопросов на ориентацию. Кайдор отвечал сдержанно, стараясь имитировать слабость и спутанность сознания, ссылаясь на пробелы в памяти.

— Физически… организм восстанавливается, — заключил врач, делая пометки в планшете. — Но нейрокогнитивные последствия комы ещё полностью не ясны. Амнезия — явление нередкое в таких случаях. Главное — не форсировать события. Серьёзные нагрузки, попытки резко встать — абсолютно исключены. Мозг и тело прошли через колоссальный стресс. Им нужно время и покой. Очень постепенное увеличение активности. Понятно, Алексей?

— Понятно, — тихо ответил Кайдор, ощущая всю унизительную зависимость от этого хрупкого сосуда плоти.

Пока он лежал, у него было время собрать разрозненные осколки понимания. Картина прояснялась, пусть и оставаясь чудовищной. Его эксперимент с межпространственным порталом достиг критической точки, но вместо стабильного перехода произошёл катаклизмический сбой. Его сознание, его дух, его «я» было вырвано из собственного уничтоженного тела и… перенесено. Пересекло невообразимые барьеры, чтобы воплотиться в этом юноше, Алексее, чья собственная душа, судя по всему, покинула или была вытеснена из израненного тела в момент клинической смерти после автомобильной катастрофы.

Тело было молодым, но изрядно потрёпанным — долгая кома, мышечная атрофия, последствия тяжелейших травм. Оно было пустым в магическом смысле. Кайдор, с его обострённым после контакта с Камнем Мудрости восприятием, ощущал лишь жалкие, едва тлеющие искорки жизненной энергии, никак не связанные с магическими потоками.

Более того, сам окружающий мир дышал иным ритмом. Воздух был насыщен странными вибрациями — гудением машин, мерцанием электричества, — но фоновая магическая энергия, та самая, что была основой его прежнего мира, здесь была исчезающе мала, почти призрачна.

Его главными задачами теперь были: выжить в этом хрупком теле, восстановить его функциональность и досконально изучить законы этого нового, странного мира, лишённого очевидной магии.

Дни в больнице сливались в череду процедур, визитов Марии и мучительных попыток заново овладеть телом. Через несколько дней, под бдительным присмотром медсестры и матери, Кайдору разрешили осторожно сесть на край кровати.

Мир поплыл перед глазами, сердце забилось как птица в клетке, слабость подкосила бы его, если бы не крепкие руки, поддерживающие под локти. Каждое движение было испытанием. Поднять руку. Повернуть голову. Пошевелить пальцами ног.

Он чувствовал себя младенцем, заново открывающим возможности собственной плоти, только без врождённой интуиции. Его могущественный разум, хранящий тайны мироздания, был заперт в этой немощной оболочке.

— Надо начинать с самого начала. Как с чистого листа. Только лист этот… повреждён.

Первая попытка встать была крахом. Головокружение обрушилось чёрной пеленой, ноги, казалось, были сделаны из ваты и совершенно отказывались принимать вес. Он едва не рухнул, если бы не мгновенная реакция физиотерапевта — крепкого мужчины с добрыми, но очень внимательными глазами.

— Ничего, Алексей, ничего, — успокаивал он, усаживая Кайдора обратно на кровать. — Это нормально. Мышцы отвыкли. Вестибулярный аппарат перестраивается. Мы будем действовать поэтапно. Сначала научимся уверенно сидеть. Потом — стоять с опорой. Шаг за шагом.

Физиотерапевт стал его новым, самым важным наставником. Он объяснял, показывал, поддерживал, подбадривал. Простые упражнения для суставов: сгибание-разгибание рук и ног, вращение стопами и кистями. Потом — напряжение мышц без движения, изометрика.

Кайдор, привыкший к изнурительным тренировкам воли и энергии под руководством Фалькора, теперь с тем же фанатичным упорством выполнял эти элементарные, но жизненно важные движения. Каждое микроскопическое улучшение — чуть дольше удержал ногу на весу, чуть увереннее сжал резиновый мячик — было маленькой победой.

Мария неотлучно была рядом во время занятий, её глаза светились гордостью и надеждой.

Наконец наступил день, когда физиотерапевт принёс ходунки — лёгкую металлическую конструкцию с поручнями.

— Попробуем? — спросил он, и в его голосе звучала уверенность.

Кайдор кивнул, собрав всю свою волю. Медсестра и терапевт помогли ему встать. Мир снова закачался, но не так сильно. Он ухватился за поручни ходунков, чувствуя холод металла под ладонями. Сделал первый шаг. Ноги дрожали, как тростинки на ветру, но выдержали. Ещё шаг. Потом ещё.

Это было не хождение — это было медленное, мучительное перетаскивание своего тела по полу. Пот заливал лоб, дыхание стало прерывистым. Но он шёл. Через всю длину палаты и обратно.

Это был его личный подвиг, его первое сражение и первая победа в этом новом мире.

Мария плакала, не скрывая слёз, но это были слёзы счастья.

Недели упорного труда принесли плоды. Прогулки с ходунками по палате сменились более длинными «походами» по коридору под присмотром медсестры. Потом он начал пробовать делать шаги, держась лишь за руку Марии.

Дрожь в ногах уменьшалась, уверенность росла. Однажды он прошёл весь коридор от палаты до поста медсестёр и обратно, опираясь только на трость. Это был огромный шаг, символический мост от беспомощности к относительной самостоятельности.

Он заново учился чувствовать баланс, распределять вес, слушать сигналы своего нового, хрупкого тела.

И вот настал долгожданный день выписки. После тщательного заключительного осмотра и напутствий врачей Кайдор, одетый в простые, чуть мешковатые вещи, принесённые Марией, стоял у больничных дверей. Он держался за трость, но стоял на своих ногах.

Солнечный свет, непривычно яркий после больничных полутонов, ударил в глаза. Мария сияла, её лицо, несмотря на следы усталости, выражало безмерное облегчение и гордость. Она обняла его осторожно, как драгоценность.

— Домой, сынок, — прошептала она. — Мы едем домой.

Дорога домой стала оглушающим погружением в новый мир.

Сначала — «такси». Металлическая карета без лошадей, с гудящим сердцем внутри, пахнущая пластиком и чужими запахами. Она тронулась с места, и Кайдор вжался в сиденье, инстинктивно цепляясь за ручку двери — ощущение движения без видимого источника силы было непривычным и немного пугающим.

Затем открылся город. Настоящий, живой, а не картинка из окна палаты. Он обрушился на Кайдор всеми своими красками, звуками, масштабами.

Гигантские здания — каменные и стеклянные великаны — вздымались к небу, отражая солнце и друг друга в своих бесчисленных окнах-глазницах. Небоскрёбы, о которых он читал в древних фолиантах как о теоретической возможности, здесь были реальностью, подавляющей своей громадой.

Толпы людей — река живых существ в странной, функциональной одежде — текли по тротуарам, переполняли переходы, спешили куда-то с сосредоточенными лицами. Никакого размеренного течения времени, как в его родном городке у кромки леса. Здесь всё било ключом, кипело, грохотало.

Машины. Их было несметное количество. Они мчались, ревели, сигналили, стояли в бесконечных вереницах, извергая облака странного, едкого запаха — «выхлопные газы», как мысленно подсказало знание Алексея.

Светофоры мигали своими цветными очами, регулируя этот безумный поток металла и людей. Яркие вывески — «магазины», «кафе», «рестораны» — сверкали неоном и движущимися картинками, крича названиями и скидками. Реклама. Повсюду. На экранах, на стенах, на самих машинах.

Мир информации, навязчивой и агрессивной.

Воздух вибрировал от гула моторов, громкой музыки, доносящейся из открытых окон, разговоров, криков уличных торговцев. Он был густым, насыщенным запахами: бензина, горячего асфальта, жареной еды из уличных ларьков, чужих духов, городской пыли.

Ничего общего с запахом хвойного леса, влажной земли после дождя или древних фолиантов. Это был запах цивилизации, построенной не на магии, а на иной, непонятной ему пока силе — технологии.

И этот бурлящий, невероятно сложный, пугающий и завораживающий одновременно мегаполис был теперь его новым домом.

Алексей Петров. Бывший Архимаг Кайдор. Начало новой, непредсказуемой главы.