Карта Саммона са Роха

Глава 20. Первые шаги

— Ну, вот и Тэйд проснулся, — Инирия сидела возле костра, скрестив ноги, и с усердием достойным белого ахирского муравья, водила по ножу оселком. Рядом лежали лук и клинок Керитона в ножнах.

Запах жареного мяса щекотнул ноздри Тэйда.

— Что тут такое? — спросонья он плохо соображал.

Инирия отложила оселок, сунула за голенище нож, взглянула на облачка, гулявшие над её головой.

— Ты в порядке?

— Да. А почему ты спрашиваешь?

— Неважно выглядишь. — Инирия посмотрела на него через костер и протянула ржаную лепёшку и кусок мяса на ней. — Водички налить или вот, хочешь чудо-отварчика травяного отпробовать?

— Что за чудо-отвар? — пробурчал он, понимая, что проснулся только наполовину.

— Секрет. Попробуй — узнаешь. Не бойся, не отравлю.

— Не хочу.

— Тогда просто вставай, без отвара.

— Ладно, давай. Попробую, чем благородные сииты по утрам балуются.

Инирия улыбнулась.

— Из меня сиита… — лицо её залилось легким румянцем.

— Опять не выпало? — спросил Тэйд, увидав лежавшую на материи пирамидку строгала, и имея в виду руну Уино, которую Нира тщетно пыталась выкинуть с того момента как камень попал к ней в руки.

— Нет, бесполезно. Ты, кстати, снова кричал во сне.

— Что?

— Ничего внятного, просто звуки. Помнишь что-нибудь?

Тэйд покрутил головой, посмотрел на лепёшку и мясо, будто первый раз видел подобную пищу. Отложил в сторону. Вяло похлопал себя ладонями по щекам.

— Ничего не помню. Заснул-проснулся — будто и не ложился вовсе.

— Понятно. Это с непривычки после тёплой постельки.

— Сомневаюсь.

— А ты не сомневайся, ешь давай.

— Хороший отвар, бодрит.

— Этот Лайсы рецепт, сестры Слейха.

— А есть не хочу.

— Надо захотеть, погляди на себя — кожа да кости.

— Ничего страшного, я и раньше, если ты успела заметить, в толстяках не числился.

— Раньше ты без присмотра был, а сейчас я рядом.

— Раньше я с Саимой был, — неожиданно даже для себя зло буркнул он, морщась и растирая глаза ладонями.

— Ничего уже не поделаешь, Тэйд. Что с Саимой случилось, то случилось.

— Знаю, но от этого мне не легче.

— Мне тоже. Надо привыкнуть.

Тэйду этот разговор не нравился, и он решил сменить тему на иную.

— Лайса — жрица?

— Что?

— Ты сказала, Лайса, сестра Слейха. Она жрица? Её в честь Лайса так назвали?

— В честь Сароса, — не злобиво съязвила Инирия, — Как ты догадался, что она жрица?

— Не знаю… просто подумал. Давно её не видела?

— Очень, больше года. Соскучилась. Я и Слейха уже полгода не видела. Вот вернусь домой, упрошу его к тётушке съездить, погостить немного. Всех сразу и увижу.

— Слейх — твой покровитель? — вступил в разговор Нёт.

— Нет, не покровитель, и вообще, — несколько раздражённо поправила его девушка. — не знаю, как у вас в Дауларе, а у нас слово «покровитель», если произносится рядом с именем молодой особы вроде меня, имеет немного иной смысл.

— Тише говорите, прошу, — поморщился Тэйд, потирая пальцами правый висок.

— Так голова болит? — Инирия протянула ему чашку с дымящимся отваром. — На вот, выпей — полегчает…

Серое утро накрыл не менее серый день. Дождь и затянувшие небо облака не оставили и следа от нарождающейся весны.

Маленький отряд, неделю назад покинувший Таэл Риз Саэт и благополучно пересёкший цветущую Долину Эльдорф, вышел на юго-восточные склоны Седых гор.

Шли быстро.

Санхи, как рассчитывали Нира и Тэйд (его она больше всех посвящала в свои тайны) давно уже должны были прекратить охоту, десять с лишним недель проведённых в гостях у ринги давали друзьям надежду на это. Встречи с наёмниками, напавшими на обоз, убившими товарищей и отца Нёта, и попытавшимися схватить Тэйда, они не боялись, более того готовы были, представься такая возможность, вступить с ними в бой, пусть и неравный. Тэйд и Инирия в повторную встречу не верили, и даже Нёт, как-то заявивший, что обязательно отыщет Седоволосого и поквитается с ним за отца и друзей, давно уже не вспоминал ни самих обидчиков, ни события той злопамятной ночи. Впрочем, его молчание ничего не означало — не в манере дауларца было разбрасываться угрозами и повторять свои обещания, он предпочитал действия, а не разговоры о них. Тэйд же после потери друга Саимы, надолго погрузился в меланхолию, и ни десятинедельное пребывание в Таэл Риз Саэт, ни присутствие рядом Инирии, ни песни хохотушки Эл-Лэри его из этого состояния так не вывели.

К полудню третьего дня лес стал гуще, одинокие скальные дубы и грабинник заменили заросли барбариса. Деревья заполняли всё пространство между хаотично разбросанными игольчатыми камнями в два обхвата и в три человеческих роста высотой. Следуя указаниям Нао-Раза, они старались держаться правее, ближе к горе, и реже выходить на открытые места. Надежда надеждой, но пока не было сто процентной уверенности, что санхи отстали, расслабляться не стоило.

Они подошли к расселине, которая уходила вниз к речушке, вьющейся между двумя утёсами. И тут Тэйд почувствовал Нирину руку на своём плече; Нёт обернулся и приложил палец к губам. Остановились. Застыли, словно каменные, впитывая запахи и слушая тишину.

«Ишь как насторожились, — Тэйд поймал себя на мысли, что ему неожиданно стало неуютно в компании этих двоих. — Все знают что делать, один я ничего не соображаю. Нёт так вообще, будто сквозь камень видит!»

— О чём задумался? — губы Инирии были так близко у его уха, что он невольно вздрогнул. — Тс-с-с.

— Там кто-то есть? — тревожно прошептал, выходя из мгновенного оцепенения, Тэйд и сам себе удивился. Он, наконец, хоть что-то почувствовал, и это была разлитая по ущелью опасность.

Кейнэйка приложила палец к губам, на этот раз к его.

«Вот опять. Помыкают мною все, кому не лень, — что-то похожее на обиду шевельнулось в душе Тэйда. — На обиду? Что за глупость? — Обижаться ему было не на что, была плохая привычка обвинять кого-то в своих ошибках, и он это знал, вот только поделать ничего не мог. — Вот так и с Саимой всегда было».

И тут он услышал птичий крик и увидел, как наконечники сразу нескольких стрел блеснули в зигзаге неба над ущельем. Две вороны, кувыркаясь и разбрасывая перья, летели вниз. Из теснины послышался смех и радостные крики, как показалось Тэйду — пьяные.

Вездесущий Нёт был уже впереди шагах в пяти от них — дауларец пригнулся и двигался на полусогнутых, ведя по камням и сухой, пережившей зиму траве левой рукой и держа наготове нож в правой. Алый меч Керитона дауларец, уважающий своё оружие и верящий в то, что должен будет заплатить, не принеся ему кровавой жертвы, без нужды предпочитал не доставать.

Тэйд наблюдал за ним с каким-то мрачным предчувствием.

Добравшись до валуна, закрывающего обзор, разведчик остановился, и некоторое время изучал обстановку.

Крики и смех стихли.

— Неужели санхи? — шепнула Инирия, — вот влипли.

— Пока нет, — здраво рассудил Тэйд, — не накаркай, смотри.

Нёт отлично знал что делает — обогнул валун и скрылся за скальным выступом.

Появился скоро — минуты три его всего-то не было. Постоял ещё некоторое время у камня, осматриваясь, затем повернулся к ним и показал свободной от ножа рукой три раза по пять пальцев. Покачал ладонью: «уходим». Инирия понимающе кивнула, и Тэйд почувствовал, как она разворачивает его за плечо и увлекает за собой.

— Это санхи, — подтвердил Нёт, когда они отошли на безопасное расстояние. — Видно, не одну неделю там стоят. Обжились уже. Такое впечатление, что не засада, а великосветские гуляния на природе.

— Хорошо хоть наш огонь ночной не увидели, — сказала Нира.

— Не уверен.

— Что делаем?

— До темноты ещё далеко. Надо идти в обход. Успеем обойти этот кряж засветло, а там видно будет. Постараемся затеряться в горах.

— Направление верное, но предсказуемое. Не боишься, что они приготовили нам ловушку?

— Я знаю? — фыркнула Инирия.

Нёт задумчиво почесал щёку.

— Надо быть осторожнее.

— Теперь никаких костров, если только пещеру или другое укрытие не найдём.

Тэйд слушал, предоставив друзьям возможность решать за себя.

— Я бы и в пещере не стал огонь разводить, — сказал Нёт, — если только молодого баока не найдём…

Нира поглядела на лес.

— Там видно будет. А баоки здесь почему-то не растут… Ты первый иди, дауларец, — попросила она, — а то я как-то неуверенно себя в роли ведущей чувствую.

Нёт кивнул и стал выбирать путь среди валунов.

— Сюда, — он прошёл по скалистому карнизу и спрыгнул вниз. Протянул Нире руку. — Живее давайте…

…К вечеру они почти вплотную приблизились к Седой горе. Сильно похолодало. Снова заморосил дождь.

— Дождь это хорошо, — дрожащими губами пробормотала Инирия, — дождь это то, что нам нужно.

— Пойду, погляжу, пока совсем не стемнело, нет ли в этих скалах пещерки какой подходящей, — сказал Нёт. — Хорошо бы от ветра на ночь укрыться. Да и костёр нужен нормальный, без хорошего огня точно околеем.

— Такая весна, — Инирия, приложив ладонь ко лбу и оглядывая раскинувшуюся перед ними долину, — до Сароллата в сто раз теплее было.

— Может это только в Таэл Риз Саэт весна, — предположил Тэйд, — а вокруг всё ещё зима.

— Да нет, в долине Эльдорф тоже после Сароллата похолодало, может не так сильно, но вполне ощутимо.

Сдержанный, но полный неподдельной радости крик Нёта оповестил их, что дауларцу повезло, и он нашел что хотел. Всего в какой-то полусотне шагов от лощинки, по которой они шли, отыскалась узенькая расщелина, которая, пару раз повернув, постепенно расширилась, превратившись в большую, вполне пригодную для ночёвки пещеру.

— Я скоро, — сказал Нёт и вышел на воздух.

Когда глаза немного привыкли, оказалось, что в пещере не так уж и темно.

— Холодно, — кутаясь в плащ, сказал Тэйд и демонстративно дыхнул белым паром. — Вроде и не весна вовсе. Без костра нам до утра не дожить. Я серьёзно.

— Будет костёр, — заверила его Инирия.

Дауларец вернулся, таща громадную охапку почти сухого хвороста, и уложил его странным одному ему известным способом. Тэйд, вынул нож и кремень, высек огонь, Нира развернула чистую тряпицу и принялась доставать еду…

— Ну что, пора обсудить, что дальше делать будем? — Глаза её потускнели, и Тэйд заметил промелькнувшее в них беспокойство. — Санхи, как бы я на то ни надеялась, про меня не забыли… не думаю, что их так же много как в начале зимы, но то, что они контролируют все выходы из Седогорья — очевидно.

— Похоже, что так, — согласился Нёт.

— Через Кривой перевал идти нельзя — там меня ждут. В Узуне тоже. Но это нам только на руку.

— Это ещё почему?

— А потому, что всем, от мала до велика известно, что из Седогорья есть всего три пути: через крепость Узун с севера, через Кривой перевал с юга, и через Геверский порт. Везде, я уверена, санхи, что на тярге блох. Знаете, почему они меня до сих пор не поймали?

— Потому что ты в Таэл Риз Саэт отсиделась, это же очевидно, — ответил Нёт. — Не такое уж и большое это ваше Седогорье, чтобы орава санхи одну беглянку найти не смогла. Ты не тяни, Нира, говори что предлагаешь?

— Выходить надо через Пятиречье.

— А что в Пятиречье? — Тэйд, задержал взгляд на Инирии, протянувшей ему кружку с горячим отваром.

— И как ты туда собралась попасть? По воздуху? Как филаре, — Нёт помахал ладонью, изображая птичку, — через Хлыст Тэннара перелететь хочешь?

— Через Хлыст Тэннара есть проход. Старый подвесной мост. И о нём никто не знает.

— А ты значит знаешь? — Нёт принял задумчивый вид, и некоторое время сидел, грея пальцы о кружку.

— Да. Мы как-то со Слейхом по нему из Пятиречья шли, давно, правда…

— И ты его найдёшь? — спросил Тэйд, короткими глотками отхлебывая горячий отвар — напиток обжигал, но возвращал к жизни. — Уверена?

Инирия молчала некоторое время, наслаждаясь триумфом, а затем сказала, ничем не выдавая истинных своих эмоций:

— Почти уверена. Может, не сразу, но что найду, точно. Там ориентир приметный есть — баок с тремя стволами, найдём его — найдём и мост.

— Я чужестранец, — буркнул дауларец, — первый раз в ваших краях. Куда идти не знаю. Звучит, конечно, это всё очень заманчиво, но решение, как ни крути, вам двоим принимать.

— Мост, так мост, — Тэйд встал, кряхтя, и начал раскатывать покрывало, под которым собирался спать. — Других вариантов я тоже не вижу. Нира, ты лучше всех знаешь, что делать, вот и решай.

— Да, — согласился Нёт. — Будем мост искать, а ты будешь у нас за старшую.

— Я? — удивлённо воскликнула Инирия, немного обиженная сдержанной реакцией на своё, как она считала, феерическое заявление. — Ну уж нет. — Она заложила ногу на ногу и сцепила на колене пальцы. — Была охота над двумя мужиками верховодить.

— А чего ты отказываешься?

— Не хочу.

— Ничего, перетерпишь. Голова у тебя на плечах есть, и голос что надо — командирский. Крикнешь — ковыль в поле гнётся, — подначивал её Нёт. — Я тебя слушаться буду, Тэйд, думаю, тоже.

— Ну нет, — заартачилась Нира, но, похоже больше для порядка.

— Да ладно тебе, чего ломаешься, — безжалостно наседал Нёт, — Давай, давай! — Он помолчал немного глядя Нире в глаза и неожиданно, сдобрив голос хорошей щепотью раболепия, попросил смиренно и жалостливо: — Покомандуйте нами, сиита Инирия. Пожалуйста.

Чего-чего, а такого от воина севера никто не ожидал.

— Пожалуйста, — сдвинув бровки домиком, и с величайшим трудом сдерживая рвущийся наружу смех, вторил ему Тэйд.

— Ну хорошо, покомандую, так уж и быть, — с драматическим великодушием согласилась Нира, и, прихлопнув ладонями по колену, добавила: — Не нойте только потом… — Она сделала паузу, предоставляя мужчинам последнюю возможность переменить решение, и не дождавшись отставки, а лишь прочитав в их преданных щенячьих взглядах: как можно, хозяйка, — приказала: — Доедаем всё быстро и по люлькам, подниму рано…

— Спишь уже? — Тэйд почувствовал, как задвигалась Инирия — они лежали спина к спине. И тут же ощутил на своём плече, под покрывалом, её руку.

— Что?

— Спишь, спрашиваю?

— Не совсем.

— Ничего не чувствуешь?

— В смысле?… э-э… нет, а должен?

— Тревожно мне как-то, — по еле уловимому движению, Тэйд понял, что плечи Ниры дёрнулись. — Странное ощущение, не могу описать… не спокойно на душе. Что-то такое… тонкое как паутина… да, именно так — как паутина и такое же липкое… привязчивое.

Не смотря на то, что Нира разбудила его, Тэйд улыбнулся. Боли в голове прошли, и он снова нежился в бархате её дивного голоса.

…За всё время, проведённое в Таэл Риз Саэт, они не сблизились ни на йоту, хотя Тэйд и чувствовал, что Инирия к нему далеко не равнодушна, (а уж как его к ней тянуло…). Однако некоторая отстранённость кейнэйки, на которую, видимо, повлиял тот самый вечер, когда торено Тэйда предпочел ей Эл-Лэри, не давали ему надеяться на то, что их отношения перерастут во что-то большее.

«Это было ужасно, — вздохнул Тэйд, вспоминая, как попался на уловку Саэт-Оинта и вынужден был несколько дней (шесть — как выяснилось после), подпитывать Уино магов-ринги поддерживающих щит над Таэл Риз Саэт. Для всех кроме него этот день повторялся не один раз, вернее его повторяли… — Или нет? Может, это всё было обманом интриганки То-Дин, каверзой обезумевшего в своей страсти Саэт-Оинта, Верховного вождя ринги? — Тэйд не знал точно, что тогда с ним происходило и сколько это длилось на самом деле — все эти дни он находился словно в забытьи. — Может шесть дней, а может и больше… А, неважно… сейчас неважно. Да и вообще, дело прошлое… Но мой торено… и меч…». Он постоянно ощущал незримое присутствие второго «я», понимал, что эксперименты Саэт-Оинта не прошли для него даром. А уж о чёрном клинке, каковой его вторая сущность приняла из рук Керитона, и который теперь непостижимейшим образом существовал внутри него (если не в реальности, то, как минимум в сознании), предпочитал не вспоминать вовсе.

— …очень странно, — продолжала шептать Нира, — закрою глаза и паутину вижу…

Ничего подобного Тэйд не ощущал, лишь чувствовал, как рука девушки обнимает его под одеялом, и это было реально, а ещё он понимал что кажется, наконец, прощён. Его сердце с каждой секундой билось чаще и чаще, и Нира это чувствовала:

— Расскажи что-нибудь, — попросила она, прижимаясь щекой к его плечу.

Тэйд перевернулся на спину, нащупал её ладонь, сжал в своей.

— Да тише вы! — неожиданно прошипел, лежавший по другую сторону костра Нёт. (А они-то думали, что он уже спит). Дауларец выскочил из-под одеяла, будто его ошпарили кипятком, и, ни говоря не слова, подошел к стене и приложил к ней ладонь. Затем прильнул к камню ухом.

Тэйд напряг слух.

— Что там? — он приподнялся на локтях.

— Нёт? — встрепенулась пригревшаяся у него под мышкой Инирия.

— Ничего не слышу, — обескуражено прошептал Тэйд, счищая невидимую нить паутины, прилипшую к лицу.

И тут камни под ними задрожали. Сверху посыпался песок и мелкие камешки, свет костра скрылся в облаке пыли. Они вскочили, но тряска закончилась так же неожиданно, как и началась. Однако нужно было срочно что-то делать, спать без огня под открытым небом казалось настоящим самоубийством, но повторно испытывать судьбу и быть погребёнными под грудой камня не хотелось никому. Немного посовещавшись, решили остаться в пещере, но перебраться ближе к выходу.

Тэйд с Нётом притащили три больших плоских камня, их поставили углом и разожгли новый, совсем маленький костерок. В проходе было очень тесно, но вполне сносно для того, чтобы скоротать ночь. К вящему удивлению стало гораздо теплее. Тэйд в который раз поразился умению дауларца из ничего разводить костры — жаркие и бездымные. Но не прошло и четверти часа, как за их спинами снова раздался звук падающих камней, а в глубине пещеры заклокотало и зашипело.

Страшно грохотнуло, плита под ногами пошла узкими трещинами, из которых поползли белёсые клубы пара. Под потолком прямо над ними что-то заскрежетало, зашевелилось. Щедро сыпануло песком.

Тэйд поднял голову и увидел тёмную зловещую тень — из глубины пещеры на них надвигался огромный шипастый паук-бокоход.

«Это же… Нира чувствовала это!»

Никто из них никогда и не видел твари такого размера, огромной, как тележное колесо, чёрной, с белыми пятнами, хаотично разбросанными по всему хитиновому телу. Паук полз по толстым нитям, которые едва выдерживали вес гигантского насекомого и едва не рвались от его резких и неосторожных движений.

Первым очнулся от начального потрясения Нёт. В руке дауларца полыхнула алая сталь. Несмотря на неожиданность и стремительность происходящего, сохранила самообладание и Нира — вскочила и кинула в паука камнем. Тот недовольно зашипел и задёргал лапами. Она схватилась за лук.

Нёт выхватил пылающую головню из костра и бесстрашно шагнул вглубь пещеры, осветил свод: неизвестно, что творилось дальше, но им хватило и того, что они увидели у самого входа, над собой. По потолку и стенам ползли десятки чёрных пауков, хорошо, что не таких огромных, как их гигантский собрат. Нира управилась, наконец, с луком наложила стрелу и выстрелила. К счастью, промахнуться здесь мог только слепой. Стрела настигла чудовище в момент прыжка, вонзилась в середину белого пятна на брюхе. Ещё одна, посланная следом за первой, легла почти в ту же точку. Тварь странно закряхтела и с грохотом свалилась прямо им под ноги.

— Назад, Нёт! — заорала Инирия, выдёргивая стрелы из тела гиганта.

Тэйд взглянул под ноги, опасаясь, что увидит выползающих из темноты тварей, и оказался прав, он даже вскрикнул от неожиданности: из глубины пещеры на них надвигалась волна зловеще сверкающих точек. «Как же так, недели же не прошло как из Таэл Риз Саэт ушли, и на тебе. Что ж это за жизнь такая гадская?!»

Он хотел ткнуть ближайшую тварь мечом, но та увернулась — вжалась в камень, слегка подогнув лапы, и прыгнула — стремительно и неожиданно, да не на него, а на стоящую за его спиной Ниру.

Спас Нёт. Он взмахнул пылающей головнёй, влёт наподдав членистоногой твари, отбросил её назад к стене. Тэйд рванулся вперёд: короткий замах, удар — и клинок рап-саха рассёк барахтающегося арахнида на две половинки.

— Их слишком много! — заорал дауларец. — Собирайте вещи! Я придержу их! — он неистово замахал перед собой пылающей головнёй, в правой его руке алел меч Керитона.

Много времени на сборы им не потребовалось. Похватав сумки и мешки, Тэйд и Инирия кинулись к выходу.

— Уходим, Нёт! Не отставай.

— Я догоню.

До выхода было каких-то пять шагов, но и их ещё надо было пройти.

С дюжину более мелких паучков, приблизительно с два кулака, усердно опутывали узкую щель выхода плотной паутиной. Как только Тэйд и Инирия приблизились к ним, несколько тварей побольше яростно кинулись на беглецов, остальные, даже не удостоив их вниманием, невозмутимо продолжали оплетать и без того узкий проход.

Инирия с Тэйдом встали плечом к плечу. Они с трудом отбивались и уворачивались от острых, как бритвы, паучьих лап и рубили затянувшую выход сетку. Меч и рап-сах, как оказалось, были не самым подходящим оружием в узком проходе, где не было возможности рубить с размаху. Удавалось наносить только кистевые удары, тычки не помогали вовсе: попробуй попади иголкой в тонкие нити воздушного иссальского кружева. Но всё же они мало-помалу обрубали нити, опутавшие выход из пещеры. Наконец им удалось отделить верх и бока паутины от стен и свода, полог рухнул вниз вместе с кишевшими на нём паучатами.

Нёт в это время был занят тем, что удерживал наступавших из глубины пещеры тварей покрупней на расстоянии вытянутого клинка. Откуда-то сверху на него прыгнул здоровенный паук, и пока дауларец пытался скинуть его, другой впился огромными хелицерами в его правую ногу. Воин вскрикнул от боли и, споткнувшись на скользких от паучьей крови камнях, повалился набок. Он сильно рубанул наотмашь, поверженная тварь с громким треском ударилась о камни у его ног. Рап-сах развернувшегося на крик Тэйда, довершил начатое, вонзившись в чёрно-коричневое брюхо. В лицо густо прыснуло бордовой паучьей кровью. Дёрнув лапами, паук застыл.

Нёт замер, глядя на стену — его клинок оставил на ней борозду шириной в ладонь, словно камень был маслом. Ринги не раз восхваляли клинки Керитона, но никогда не говорили, в чём заключается их сила, ссылаясь на какой-то тайный запрет. Теперь Нёт начинал понимать, на что способен его меч, и чем наделяет своего хозяина — сила, которую он в себе ощущал, была огромна и приводила в восторг. Схожие чувства, судя по уверенным движениям и горящим глазам, испытывала и Нира. Оценив силу оружия, девушка неистово рубила ползущих к ней пауков уже не страшась поломать клинок. Он расправлялся с пауками и камнем так же как крупорушка с горстью зерна.

— Бежим! — рявкнул Тэйд, безумными глазами глядя на обломленный клинок рап-саха.

Они выскочили из пещеры наружу.

«Какое счастье, что на небе нет облаков», — подумалось юноше, когда они, перескакивая через небольшие валуны, понеслись вниз по склону. Он не видел никакой разницы, между смертью от паучьего яда или от того что упадёт и проломит голову о камень.

После полусотни шагов он понял, что Нёт начинает отставать. Дауларец тяжело дышал, припадал на правую ногу, постепенно становившуюся чужой.

— Не убежать нам, — сквозь зубы прошипела Инирия, тоже заметив неладное в поведении друга. — Тэйд, ты же экриал, Хорбутова печёнка, можешь что-нибудь сделать?

— Я?

— Да, ты!

— Нет, — скрипнул он, останавливаясь, — я не могу…

— Оставь свои отговорки, Тэйд, — губы Ниры дёрнулись в презрительной усмешке, её намокшие от дождя волосы прилипли к лицу, грудь тяжело вздымалась, — видишь же — нам не убежать от них.

— Ты не понимаешь… «Что делать? Что делать?!» — мысли Тэйда скреблись как дюжина скорпионов на раскаленной сковороде.

— Да куда нам, — горечаво огрызнулся дауларец, понимая, что сила в его клинке всего лишь и сила, а не панацея от всех невзгод и, от яда в паучьих жвалах она не спасает. Нога Нёта подломилась, и он повалился в грязь. Выхватил нож и принялся лихорадочными движениями вспарывать влажную от крови штанину. — А!!! — рычал он. — Жжёт-то как!

Зрелище было не из приятных: нога опухла и побагровела, в некоторых местах прямо сквозь пузырившуюся кожу проступали капельки крови.

— Ты что, не видишь, — заорал Тэйд, — это не обычные пауки — это кархи! И они здесь явно не по своей воле!

— Да это-то я как раз понимаю, потому и прошу тебя сделать хоть что-то! — Нира выразительно покосилась на Нёта. — Не уйдём и не отобьёмся, их же мечом рубить, пусть даже и таким, что топором от комаров отмахиваться.

— Но они…

Тэйд стоял, согнувшись, уперев ладони в колени, и пытался восстановить дыхание.

— Отойди тогда, не путайся под ногами, — проскрежетала Нира сквозь стиснутые зубы, встала в стойку, выставив перед собой пылающий белым клинок, и приготовилась отражать нападение кархов.

Тэйд открыл было рот, чтобы снова возразить, но передумал.

— А! Плевать, — в сердцах бросил он, решив, что у него нет времени на разъяснения, и тот факт, что это не обычные пауки-переростки, а призванные каким-то чародеем демонические ублюдки, натравленные на них, а значит и натравитель, привлечённый его магией, может объявиться здесь в любое мгновение.

Тэйд взглянул на Инирию, ища поддержки, но, не увидев в её глазах ни одной эмоции, не напоминавшей ему ярость, прохрипел сорвавшимся в фальцет голосом:

— За спину!

— Покажи им, Тэйд, — подбодрила его Нира, сменив гнев на милость, — пусть знают, с кем связались.

Нёт обжег его благодарным взглядом.

Тэйд никогда ещё не пробовал колдовать, но почему-то был уверен, что у него получится, и не ошибся.

…Этому заклинанию его научила жрица Элон. Оно было защитным, но по принципу действия могло сравниться с нападающим. Вся разница была в том, куда сбрасывать высвобождённую Силу. Обычно Тэйд избавлялся от Уино, отправляя его в воображаемую пустоту, которую Элон научила его создавать внутри себя. Куда Сила девалась потом, он не знал, да и знать не хотел. «Нет и нет, хвала Тэннару и его присным», — остальное его не волновало. Сейчас же он знал, куда направлять Силу, и мысленно целил в то место, откуда должны были появиться арахниды…

— Надо, — прошептал он себе, с отчаянием, — ну соберись… «Ты готов, ты можешь!»

Пауки были тут как тут — сотни сверкающих точек начали заполнять поляну. К страху и неуверенности примешивался азарт возбуждения — болезненного, лихорадочного.

«Да не бойся же ты!» — он выкинул вперёд руки, бормоча слова спасительного заклинания.

— Ну же, Тэйд! — не выдержала Инирия. — Они близко.

Он задержал дыхание, стиснул челюсти. Дрожь побежала по телу, жилы на лбу и руках вздулись, как насосавшиеся крови пиявки.

Несколько особо прытких и крупных уродцев были уже в дюжине шагов от них, когда Тэйд произнёс последний звук, выплеснув тем самым всю накопившуюся Силу в мощном, стремительно расширяющемся огненном полукруге.

Огонь мгновенно заполнил склон перед ними и ударил в перекатывающуюся волну арахнидов, испепелив ближайших тварей и заставив выживших одуматься и пуститься в паническое бегство.

— А вот теперь уходим! — полумёртвым хрипом выдохнул Тэйд, всем телом ощущая пустоту и лютый холод. Пальцы рук дрожали — Уино медленно покидало кровь. Он сделал два неверных шага, но тут же остановился, почувствовав враз навалившуюся на него тяжесть. «По крайней мере, — подумал он, — теперь Нира смотрит на меня… так же как прежде». Казалось что тут такого, но и это сегодня было для него победой. — Не могу, — прохрипел он, безвольно опускаясь на дымящуюся землю. — Прости… те…

Глава 21. История, которую никто не забыл

— Ей-же-ей, градды, ваши пееро своим скорбным видом ввергают меня в совершеннейшее уныние, — Раффи вонзил нож в разделочную доску и ткнул в мясо указательным пальцем. — Позвольте поинтересоваться, уважаемые, вы их хоть по праздникам кормите?

Маан и Коввил сидели в небольших, но вполне удобных креслицах и разбирали интересные моменты только что сыгранной партии. Раффелькраф Этду крутился тут же, у стола, и, мастерски орудуя ножом и большой двузубой вилкой, разделывал кусок оленьей вырезки. Табо и Раву умостились у его ног, подобно каменным изваяниям храма богини Форы, и не сводили с сочной мякоти зачарованных взглядов.

— Хватит прикармливать наших пееро, — Коввил поворошил кочергой поленья, пытаясь разбудить задремавший огонь. Рдяные отсветы скользнули по закопчённым стенкам маленького каминчика, по полированному ониксу фигурок, по задумчивым и немного сонным лицам сиуртов. — Будь к ним, пожалуйста, снисходителен, они уже старенькие.

Они находились на борту Ксаваронги, оказавшейся не такой уж и маленькой лодочкой (как любя называл её Раффи) а целым кораблём, не тир-хаорд конечно, но и лодкой не назовешь: каюта капитанская, в которой свободно разместились оба сиурта, их пееро и сам Раффи, и каюта для команды из трёх человек, чистый вместительный трюм. Качало правда немного но сиурты к этом быстро привыкли, приноровились не ставить чашки на край стола и не оставлять без присмотра острые предметы.

— Вот оно как?! — ухмыльнулся Раффи. — Старенькие, значится пеерки у вас? Хех! Вот уж ни за что не подумал…

— Да! Старенькие. Как и их сиурты.

— Но в отличие от этих шерстяных мерзавцев сиурты не отирают мне ноги и не требуют мяса.

— А вот это неправда! — возразил Маан. — Ещё как требуем.

— А это кто? — Коввил посмотрел сперва в маленькое окошко под самым потолком, затем в сторону двери.

— Никак дружок наш потерявшийся объявился, — Маан взглядом потянул дверь на себя.

— Он, — согласился Коввил и пригласил: — Входите, градд Керия, прошу.

— З-з-здоровья и блага, — раскланялся Джиар-Керия. — Здравствуй Раффи.

— Здорова коли не шутишь. Оружие есть у тебя?

— Нет. Переплюй меня ещё на берегу обыскал.

Раффи кивнул удовлетворённо — так, мол, и должно было быть.

— Заходи тогда, располагайся. Тесновато тут, но уютно, так что не обессудь.

— Давненько тебя не видели, градд Керия, — с явной издёвкой сказал Коввил. — Как дела, как настроение, чем живёшь, чем дышишь?

— П-прощения п-п-прошу, градды сиурты, не мог я раньше, — извинился Керия. — Чернополосые задержали. Неделю с гаком у Неши Ваура гостил.

— Неши Ваур, кто это? — спросил Маан.

— Кнур Текантула, — Раффи покрутил в воздухе вилкой, — глава местных экзекуторов.

— И как же это ты от него отделался? — Коввил пододвинул Джиар-Керии табурет. — Присаживайся. Расскажи нам о своих похождениях.

Маан скосил на друга глаза и постучал пальцем по губам: погоди пока, не дави, пусть сперва расскажет то, что должен был для нас узнать, или хотя бы что сумел выдумать.

«Хорошо, — мысленно согласился Коввил, — давай послушаем».

— Так не было ничего за мной, — пожал плечами Керия, — взяли, что называется по старой дружбе.

Маан видел, что Коввила так и подмывало спросить: откуда эта дружба взялась, но тот промолчал.

Рассказ они выслушали молча, и ничего нового из него, разумеется, не почерпнули, всё им было уже известно. Раву и Табо постарались. Разумеется, Керия умолчал о девочке-Истоке и о Лорто Артане, а так же об интересе к ним Хыча Колченога, впрочем, это сиуртов и не касалось, во всяком случае, напрямую и пока. Что будет дальше — покажет время.

— Вот тебе за труды, — в руках Коввила, появился аппетитный своей пухлостью кошель. По виду в нём было не меньше тридцати монет.

— Не надо, — как-то через чур, рьяно затряс руками Керия. — Я должен был.

Коввил дружелюбно улыбнулся.

— Должен, не должен, бери пока дают.

— Н-н-нет, градды. Не возьму. Теперь мы в расчёте, так же?

— Так.

— Есть ещё для меня работа?

— Найдётся. Что-нибудь обязательно для тебя придумаем.

— Что если не секрет?

— Пока не решил, я дам знать когда понадобишься.

— Так я п-пойду?

— Спешишь?

— Нет, но вы я вижу о делах разговариваете.

— Ну иди.

— Странный он какой-то? — сказал Раффи, когда его уха коснулись отдаляющиеся всплески вёсел.

— Ты тоже заметил? — удивился Коввил.

— Что-то не так? — Маан, который до этого видел Керию всего лишь раз ещё толком не смог понять, что тот из себя представляет.

— Сам не пойму, но точно что-то не так.

— Ага, — согласился феа, — чудной какой-то. Вроде и он, а вроде и нет. Я пригляжу за ним, если вы не против.

— Главное не спугни смотри, — сказал Манн, поплотнее взглядом прикрыв входную дверку.

Раффи отложил нож, вытер передником руки.

— А что нас в Таррате так не любят, Раффелькраф? — спросил Маан. — В городах же по Дииоровому кодексу волшба под запретом, что уравнивает нас в шансах с любым тарратским пьянчужкой.

— Да вы что? — деланно удивился феа, откладывая в сторону вилку. — Не сильно вас Дииоровый кодекс в «Кашалоте» остановил…

— То особый случай был, — Маан улыбнулся против своей воли, — ты же знаешь.

— Они все большие и страшные, с ножами, — с добродушной иронией добавил Коввил.

— Случай, он всегда особый. Других у нас не бывает, — возразил Раффи.

— М-м-м… Допустим, ты прав. Но я никогда не поверю, что вы так без магии и живёте, — Маан повернулся к окну и воззрился на роскошную панораму залива Клыка Хорбута. — Амулеты, зачарованные в «Кашалоте», шары эти… жёлтые, что ты вчера нам показывал…

— Мелкопузовские шары, — подсказал Раффи.

— Ну да, и горят они ярче и дольше обычных, и висят в воздухе, как висеть не должны. Без магии тут не обошлось. Поправь меня, если я ошибаюсь.

Раффи окинул их долгим, внимательным взглядом.

— В трактире «Кислюк и Багри Мелкопузы» великолепный повар… Бьюсь об заклад, такого чорпу, как у них, вам нигде не попробовать. А шары?.. — одним точным движением феа отхватил от мясного края широкий лоскут и под гипнотические взгляды пееро размашисто, но с ювелирной точностью, принялся рубить его на узкие полоски. — Что с шарами я, ей-же-ей, градды, не знаю, может, и зачаровывает их кто, а может, и нет. Одно скажу: сиуртов в Таррате не просто так невзлюбили, была на то причина, и очень веская.

— Пояснишь? — Маан с наслаждением потянулся. Он повернулся к окну и воззрился на роскошную панораму залива Клыка Хорбута.

— Нет ничего проще. Надеюсь, историю о том, как один из жрецов Форы отыскал проход в тарратские подземелья, вы знаете? — без паузы начал феа, рядами выкладывая на доске ровные полоски мяса.

Коввил моргнул, Маан, не отрывая взгляда от манипуляций Раффи, сделал жест ладонью, недвусмысленно предлагая ему продолжить.

— Тогда смею предположить, вам известно и о несметных богатствах, найденных на нижних ярусах, и о том, что об их местонахождении стало известно къяльсо? И как жрецы и разбойники, договорившись и объединив силы, мыслимо ли такое? рыли ходы и выносили драгоценности на поверхность, полагаю, вы тоже знаете. — Кивок от Коввила, и ещё один от Маана. Два жалостливых взгляда от страдающих по оленьей вырезке пееро. — Попасть на нижние ярусы тарратских подземелий было очень непросто: завалы, узкие проходы, трещины в породе, бездонные провалы, магические ловушки древних. А уж тащить наверх золото поначалу казалось делом вообще невозможным. Но золото есть золото. Где было можно, ходы расширили, где-то прорыли новые. В одном месте даже умудрились мост перекинуть через пролом в скале. Поставили тали и подъёмники на водной силе. Там подземная речка течёт. И всё это, прошу заметить, не мастеровитых витиамских феа деяния, а жрецов и къяльсо, безруких по определению. Так вот, — почему-то горестно вздохнул Раффи и кривенько улыбнулся. — Ни жрецы, ни къяльсо в жизни ничего тяжелее жреческого жезла и кружки с вайру не поднимали. Кто-то грамотный ими руководил, не все же с пелёнок бандитствуют. Я вот по молодости и мясником был, — говоря это, он подбрасывал нож, ловя его то за лезвие, то за рукоять, — тестомесом был, и у сапожника в учениках состоял, и у мастера замков довелось поучиться, и у ювелира, — Раффи замолчал.

На этот раз он развернулся и подбросил нож выше обычного, но ловить не стал. Сиурты и пееро зачарованно наблюдали, как клинок взвился под потолок и, едва не чиркнув по нему (что, несомненно, изменило бы траекторию полёта), перелетел через хозяйскую голову и с характерным звоном воткнулся в разделочную доску за спиной Раффи. Феа тем временем стоял, не двигаясь, он поднёс раскрытые ладони к лицу и смотрел на них некоторое время, будто в первый раз их увидел.

— Так вот, градды сиурты, — глуповатая улыбка на его лице быстро стаяла. — Руки всё помнят, — с неприкрытой грустью сказал он, разворачиваясь и снова беря тесак. — Всё.

Коввил выразительно закатил глаза, Маан покачал головой.

— Вскоре, — как ни в чём не бывало, продолжил Раффи, — вести о «Золотой реке Алу'Вера», такое название сохранила для нас история, достигли ушей Орима ра'Крата, тогдашнего правителя Траба и Отколотых островов. И он, что, конечно же, логично, решил наложить руку на богатство великого греола.

— Долго до него слухи дойти не могли, — сказал Коввил. — Странно это.

— Нормально, — возразил Раффи, отрезая новый лоскут мяса. — Целый год ребятишки продержались. Всё было сделано тайно. Не забывайте, что мы говорим о къяльсо, а не о торгашах, которым языком почесать, что мошке над коровьей лепёшкой пожужжать.

Маан с Коввилом дружно скривились, выражая негативное отношение к такого рода сравнениям. Раффи тоже поморщился, но с другим подтекстом: бросьте, мол, градды сиурты, ничего страшного я пока не сказал.

— Несмотря на потребность в рабочей силе, — продолжил он, — никого из чужаков к тайне не допускали, а если и находился кто говорливый, так жил он… — Феа выразительно чиркнул пальцем по кончику уха, прикрыл глаза и высунул набок язык, — скорее всего, недолго. Хотя не уверен, что до этого доходило: болтунов среди настоящих къяльсо и сейчас не найти, а в те годы их и подавно не было. Покрепче людишки три века тому назад были.

— Только людишки? — слова Маана отдавали лёгким скепсисом.

— Ну не сэрдо же. У нас с этим, хвала Тэннару, всегда был порядок — своих мы никогда не продавали и впредь не собираемся.

— Похвально, — Маан помахал ладонью, поторапливая: продолжай, Раффи, продолжай.

— Первым забил тревогу Мэй Ранг — глава Чернополосых, он доложил обо всём Ориму ра'Крату, и тот отдал приказ найти и опечатать проходы в подземелье. Все до единого. Представляете, сколько их уже было? Начались облавы. Но главари къяльсовских кланов, заранее предвидевшие подобное развитие событий, к тому времени были уже на материке. Кто-то отбыл в Кетарию, кто-то — в Хаггоррат или Зарокию, биар-анамы Текантула, как известно, очищают не только душу. Некоторые из къяльсо обогатились настолько, что смогли купить титул и обзавестись землями, стать уважаемыми имперскими подданными. Многие из сильных мира сего черпали основу своих состояний из «Золотой реки Алу'Вера».

Мэй Ранг и его прославленные Чернополосые с поставленной задачей не справились. Ходов к тому времени было столько, что перекрыть их все было попросту невозможно. К тому же, те из къяльсо, кто уже успел «искупаться» в Золотой речке и убежать, не собирались держать языки за зубами, а наоборот, рассчитывая на хаос и панику, трубили о тарратском золоте на все голоса. Что тут началось, объяснять, думаю, не требуется. В Таррат хлынули толпы желающих поживиться на дармовщинку. Стражи, как могли, затыкали дыры, количество которых росло, как грибы под летним дождичком. Воинов катастрофически не хватало, а золото тем временем сотней ручейков утекало мимо рук Орима ра'Крата. Вот тогда-то оставшийся не у дел правитель решил действовать другим способом. Он привёз из обители Шосуа сиурта по имени Саммон са Рох и троих его учеников… их имён я не знаю, не думаю, что это важно… Не знаю, сколько Саммон взял с Орима ра'Крата за свои услуги, но дело своё сиурт знал и сполна отработал полученное. Порядок был восстановлен в течение нескольких недель. А когда входы, за исключением одного — из замка ра'Крата, были завалены землёй, заложены камнем и запечатаны магией, пришло время Чернополосых. Пять сотен уставших, озлобленных воинов, ведомых Мэй Рангом, усиленных магией троих учеников Саммона и воодушевлённых обещанным вознаграждением, принялись наводить порядок в многострадальном Таррате, обезумевшем от шального золота… Орим ра'Крат же с Саммоном и дюжиной стражей отправились на разведку в освобождённые подземелья. Что они там нашли, вернее, что там не понравилось Саммону, мне неведомо, но вернулись они гораздо раньше, чем предполагалось… «Вылетели, как орехи из-под овечьего хвоста», — именно так выразился старина Бибброу, когда рассказывал мне эту историю, — Раффи перевёл дух и, подмигнув пееро, двинул доску с мелко порубленным мясом в их сторону. — Всё бы ничего, да вот обделённый милостью богов Орим ра'Крат бесновался от ярости, не находя себе места. И не мудрено. Затея его с треском провалилась, он-то надеялся, что Саммон, получив плату, уберётся обратно в Шосуа. Старик же, не обращая внимания ни на уговоры ра'Крата, ни на его угрозы, велел завалить и этот, последний вход. Перед отъездом сиурт лично запечатал его и строго-настрого наказал не ходить в древнее подземелье.

— Значит, у Орима ничего не вышло? — спросил Маан.

— Если б ему удалось поднять наверх это золото, то в Зарокии сейчас правили Краты, а не Рэймы.

— Саммон уехал, — продолжал Раффи, — оставив двоих своих учеников для контроля. Орим был вне себя от ярости. Он не пожалел золота для оставшихся сиуртов, и они встали на его сторону. Снять защиту учителя они не сумели, но о том, что натворили в Таррате, с ужасом вспоминают и по сей день. Покуражились сиурты и Чернополосые всласть. Облавы, избиения, убийства. Людей вешали и бросали в казематы, заковывали в кандалы и продавали в рабство… — Раффи запнулся, тяжело сглотнул. — Много хорошего народа извели. Они выскребли всё золото, что было тогда в Таррате, и плевать им было на то, что лишь часть его из древнего греольского клада, — Раффи тряхнул головой, гоня прочь неприятные мысли. — Вот, строго говоря, и весь рассказ. С тех пор сиуртов, равно и как Чернополосых, на Ногиоле никто на дух не переносит.

— Да, — мрачно выдохнул Маан, доставая кисет и трубку. Он скользнул взглядом по камину, и огонь, повинуясь его невольному приказу, вспыхнул ярче.

«Надо быть осторожнее», — мысленно шепнул он другу.

«Я слышал совсем другую историю».

«Так поведай нам её, Воздушный».

— То, что я знаю, — помолчав с минуту сказал Коввил, — немногим отличается от того, что ты рассказал нам, уважаемый Раффелькраф. Главное отличие в том, что Саммону было не под силу в одиночку запечатать врата Ка'Вахора, и не двух учеников он вызвал а обратился за помощью в Шосуа. Дэклат прибыл на Ногиол в полном составе. Вникнув в суть проблемы, совет решил подвергнуть трансформации сознание Орима ра'Крата и других посвященных в тайну.

— Глупость, — возмущённо воскликнул Раффи, — тысячи тарратских жителей знали о Золотом подземелье. Неужели их всех…

— Разумеется нет, — мгновенно парировал Маан. — Лишить памяти такую прорву народа не под силу даже Дэклату.

— Это точно, — подтвердил Коввил. — Да и незачем это было. После того, что произошло, никто не решился снова спускаться под землю. Сиурты удовольствовались тем, что лишили памяти Орима ра'Крата и тех немногих, кто знал расположение ходов и имел силы и средства самовольно нарушить их запрет и, прибегнув к помощи сторонних магов, разрушить защиту.

— Ну дела, — Раффи погладил малыша Табо.

— Скажи, Раффи, — спросил Коввил вкрадчиво, — а почему тогда ты сейчас с нами?

— Что за вопрос? — дёрнул плечами феа. — Я хочу назад свой хаорд. И я его получу, клянусь Тарк-Харласом, и той шлюхой, что его родила.

— М-да, — промямлил Коввил.

— Вот так так, — прицокнул языком Маан. — А скажи нам, Раффи, что нам-то теперь делать? Как в Тис попасть?

— Только с Трайсом, братом Керии, иначе ни как.

— Ну и где же он? — хлопнул по подлокотникам Маан. — Раффи ты обещал…

— Скоро будет.

— Ты каждый день это говоришь. Надо что-то делать — время уходит, а мы сидим у тебя в каюте и мясо жарим. Говорим и говорим, когда делать-то хоть что-то начнём?

— А что мы можем? Карту у Диро Кумиабула украли, сами же всё лучше меня знаете, и Трайс, как назло, уехал. Нам только и остаётся что ждать, он будет… скоро.

Отправляться в Тис (где находился второй из ногиольских камней Тор-Ахо) в период обострившейся вражды между несколькими къяльсовскими кланами было, по меньшей мере, неблагоразумно. Путешествовать по Ногиолу отваживались либо обладатели приличного эскорта, либо полные безумцы начисто лишенные инстинкта самосохранения. А так же личности подобные Трайсу Империку, если помимо него таковые имелись.

Трайс был негласным судьёй къяльсо Отколотых островов, и это и делало путешествие в его компании если не комфортабельным, то, как минимум безопасным. Что в текущих реалиях перевешивало всё остальное.

Беда была в том, что Трайс вот уже как пятую неделю занимался примирением къяльсо Вемсугора с их материковыми коллегами, из Тилриза… Сиурты терпеливо ждали, посвятив всё своё время поиском путей в тарратские подземелья, Керию же, как скомпрометировавшего себя из процесса поисков исключили, но теперь, похоже, наступал черёд вновь воспользоваться услугами заики. Тем паче, что Раффи заверил их, будто Трайс вернулся с материка и сейчас находится на полпути к Таррату.

— Эх, зря мы Керию так быстро отпустили, — посетовал на свою и друга непредусмотрительность Маан.

Раффи кивнул.

— Керии не составит труда уломать Трайса, тогда как мне он может и отказать. А то, что Керия вас предал, вас не смущает?

— Нисколечко, — Коввил поджал губы и постукал по ним согнутым пальцем. — Во-первых, друг мой, мы не в том положении, чтобы отказываться от помощи такого человека, как Керия. Во-вторых, враг, если уж мы исходим из этого предположения, обычно действует незаметно, и чем ближе он будет находиться, тем легче узнать, что он задумал…

— Это вам ещё повезло, что эти милые создания, — Раффи подмигнул Табо и Раву, — оказались в нужное время в нужном месте. — Он пододвинул к себе вылизанную до блеска доску и кинул на неё ещё один кусок мяса, явно намереваясь мелко порубить его и отдать на растерзание пееро. Раву и Табо хищно переглянулись. — И не прояви они инициативу, вы ничего о предательстве Керии и его сговоре с Хычем Колченогом так бы и не узнали.

— Так-то оно так, — вздохнул Маан, — хотя не исключена вероятность, что Керия, а он хитрый лис, я это уже понял, сумеет одурачить и нас.

— Какие тогда нам, остолопам, камни, Огненный, если какой-то Керия сможет окрутить нас вокруг пальца? Так ведь? — Коввил выразительно покосился на Раффи, видимо ища у него поддержки.

— Ага, — откликнулся феа, — нас ему не обохорить. А вот нам без него и братца его Трайса в этом деле не обойтись.

— Вернуть его?! — с готовностью спросил Коввил, потирая любимое правое ухо, — они ещё до берега не доплыли.

— Не надо, — остановил его Маан, — прежде чем посвящать Керию в наши планы надо всё хорошенько обдумать. И не один раз.

Глава 22. Три Моста

Крэч Древорук проснулся ни свет ни заря. Оделся наспех, вышел на улицу в сырую прохладу тарратского утра.

«Зябко. Что я встал в такую рань?» — подумал он.

Беззвучно прошёл по окутанной тишиной площади Трёх Мостов, служившей временным пристанищем театру «Братья Этварок и Кинбаро Ро». Оглядел наполовину потонувшие в туманном молоке фургоны, недостроенные ещё манеж и сцену.

Таррат дремал, укутанный призрачной пеленой.

Крэч приласкал взглядом прибившуюся уже здесь собаку, за странную особенность морщить нос и комично фыркать прозванную Меемом Чихой. Сучка подняла бровь и тут же опустила, изображая, что не разглядела, кто там стоит.

«Актриска! Тебе тоже зябко? И скучно? Ничего. Сейчас заявятся — застучат молотками, развеселят. О! И эти тут как тут! — Будучи уже на середине площади, у моста Китового Уса, Крэч увидел первых торговцев: зеленщики и бакалейщики (почему-то они всегда приходили раньше всех, опережая даже вездесущих медников). Торгаши понукали слуг, которые толкали перед собой широкие тачки-лотки, и незлобиво переругивались с конкурентами. Следом катили свои переносные жаровни чорпушники. — Молодцы, скоренько собираются: «Где ты не успел, там вражина улыбается». Это надо всегда помнить… Сейчас остальные подтянутся — часа не пройдет, как загомонит народ: подвезут бочки с вином и вайру, забегают детишки, заснуют в поисках поживы карманники и прочая шушваль».

Торговать на площади можно было не каждый день — для того существовали рынок на площади Арикуса, почему-то называемого в народе площадью Двух Шлюх, два небольших развала — в Хрящах и Костяшках — и рыбный (на пристани). О времени, отведённом для торговли на Трёх Мостах, оповещало объявление на стоявшей тут же доске. А посему торговцы засылали наперёд себя служек, читать не умевших, но знавших, чем визуально отличается слово, разрешающее торговлю, от слова, её запрещающего, благо кнуры витийствовать были не обучены и выражали веления начальства всегда однозначно и всегда одинаково просто.

По словам Акимошки, сиита Лорто для представления выбирала место, руководствуясь двумя критериями: наличием большого пространства для зрителей и близость замка или дома наместника, в крайнем случае ратуши. Площадь Трёх Мостов как нельзя лучше соответствовала её требованиям: справа за каналом высилась внутренняя стена, отделявшая Вершник и его высокородных обитателей от основного города — Ручейков, — где жили и хозяйничали в основном купцы и мастеровые, и Хрящей с Костяшками, облюбованных простолюдинами и къяльсо; слева за рекой Гуськой — улица Вольная, храм богини Форы, склады, мастерские, дома, таверны, а главное — толпы потенциальных зрителей. Таррат был довольно большим городом, и сиита Лорто при своевременной смене репертуара вправе была рассчитывать на аншлаги как минимум в течение трёх-четырёх недель.

Бóльшая часть площади Трёх Мостов всё ещё нежилась в предутренней дымке.

Торговцы, громко переговариваясь в звонкой утренней тиши, разложили лотки, натягивали тенты, выставляли товары.

Крэч прогулялся вдоль Канальной набережной, развернулся у моста Пророка Аравы, где стояла группа сонных Чернополосых, дежуривших всю ночь, пересёк площадь и, пройдя сквозь крутую арку прохода, спустился по ступеням к Гуське. Туман у реки был гуще — клубился над поверхностью воды: густой, словно овечья шерсть, он тщательно скрывал всё вокруг.

Древорук знал, что будет делать сегодня: после короткой репетиции пойдёт в Хрящи, прогуляется по старым местам, попытается узнать о брате — разумеется, инкогнито. Имя Вассега Лосу из Досара, давно почившего его компаньона по торговле, не первый год служило Крэчу верную службу, прикрывая его прошлое. Он всегда был осторожен — кто знает, как поглумилось над памятью бывших товарищей коварное время: кто-то, наверное, и по сей день готов считать другом исчезнувшего двадцать лет тому назад къяльсо, кто-то, поддавшись на уговоры недальновидной и забывчивой памяти, может поставить его в один ряд с врагами.

«Короче, держи уши в тепле, а руку — на рукояти рап-саха, — голос бабуси, зазвучавший в его голове, сегодня был ужас как противен, но напоминал об осторожности, и Крэч в который уже раз смирился: — Хорошо, бабуля, сделаю всё, как ты велишь».

Лёгкий ветерок со стороны материка выдул его из оцепенения. Казалось, что Древорук простоял тут с час, хотя на самом деле прошла всего-то восьмушка. Он уже собирался возвращаться, когда отхлынувший ненадолго туман явил его взору две знакомые фигуры: нуйарец Меем и сиита Лорто сидели на низенькой скамейке у самой воды, шагах в пяти от него, и о чём-то беседовали — тихо, но, судя по жестам, вполне так оживлённо.

Тихо для кого угодно, но не для Крэча.

— Мне кажется, или ты, несмотря на обещание, продолжаешь заниматься этим, — глухой в тумане голос старого Меема дрогнул, — зачем мы здесь?

«Очень интересно», — насторожился Крэч.

— Мы делаем то, что делают все странствующие актёры. Переезжаем из города в город и даём представления.

— Что-то я не припомню ни одной труппы с материка, отважившейся выступать на Ногиоле. Я даже не говорю о затратах.

— Так в этом вся прелесть! По затратам и выручка — она сулит быть баснословной. Или я ошибаюсь? Ты не веришь в таланты градда Эбирая?

— Не заговаривай мне зубы, ты же знаешь, о чём я.

— Не беспокойся, дядюшка Меем, всё будет хорошо.

«Дядюшка?»

— Ты видела человека, что следил за тобой? — спросил нуйарец.

— Его зовут Керия, ничего страшного он собой не представляет.

— Что скажет на это твой отец, Лесинька?!

«Лесинька? Не Лорто, оказывается? Да вы, сиита Артана, полны сюрпризов! — В душе Крэча царила сумятица. Он испытал неловкость: уж что-что, а подслушивать он точно не собирался! Даже в мыслях не было… По крайней мере, пять минут назад. И вот, как всегда это бывает, — услышал, о чём говорят, и уж теперь… Ещё мгновение назад с языка рвалось что-то вроде: «А вот и я!» или «Ой, а что вы тут делаете?», но слова нуйарца, а затем и сииты Лорто заставили его промолчать. Теперь уже получалось, что стоит и подслушивает. — Ну да, так оно на самом деле и есть. Стою и подслушиваю, внаглую, не таясь. Тэннар Искуситель!»

— Пойми, девочка: я же за тебя беспокоюсь!

— Я знаю, — Лорто обняла нуйарца, склонила голову ему на плечо.

«Надо что-то делать, а то стою, как дурак, на виду», — подумал Древорук и сделал несколько осторожных шагов назад.

Он прошёл сквозь арку и остановился, опершись о перила, доходившие ему до середины груди, и готовый в любой момент присесть, укрывшись за каменными балясинами, и исчезнуть в туманной пелене, клубившейся у его ног. Голоса стали тише, но слова всё ещё были вполне различимы.

— Сколько мы здесь пробудем? — спросил Меем. — Мне надо подготовить труппу… И вообще, — неожиданно голос его был полон отчаяния. — Я не представляю, как можно собрать деньги с такой толпы! И надо же решать, как в этот раз будем доходы делить?

— Сколько пробудем, пока не знаю: день-два дашь мне — отвечу. За сборы не беспокойся, градд Эбирай своё дело знает. Про него говорят, что он может купить рога у нокза и продать ему верблюжий горб. Сегодня к вечеру должны подъехать канатоходец и глотатель огня — настоящий, не пьяный Акимошка с фитилём и бутылью буссы а Тобиас Повелитель Трёхцветного пламени Эрфилара. Звучит?

— Откуда?! — всплеснул руками Меем.

— Места надо знать, а если серьёзно — градд Эбирай помог.

— И канатоходец?

— И силач.

— Насчёт силача не уверен — этим здесь никого не удивишь, а канатоходец и огнерыг — это очень хорошо.

— Я тоже так градду Эбираю сказала, на что он мне заявил, будто не раз видел, как тот с шаром и цепями работает, и считает, что ему есть чем удивлять привередливую тарратскую публику.

— Ну дай Великие, коли так!

— Он ещё хотел слепого метателя ножей нам предложить, но я, как ты понимаешь, отказалась.

— Правильно, это перебор уже!

— А что с нашей труппой? Акимошка, что ли, взялся за старое или Рол-бово дорвался до дешёвого чуб-чуба? Мне казалось, у нас всё в порядке. Я ошибаюсь, или ты тарратским пополнением недоволен?

— Доволен, — сухо хмыкнул Меем. — Можно сказать, что прижились местные комедианты.

— Что не так тогда? Может, наш харизматичный феа тебе не потрафил?

Крэч напрягся, сглотнул, пытаясь умягчить враз пересохшее горло.

— Феа хорош, — покопался в зелёной с белым бородке Меем. — Таких как он поискать ещё…

— Справится?

— Ни на секунду в том не сомневаюсь. Он необычайно талантлив. Опять же типаж — я, даже тут находясь, ничего подобного пока не встретил. Такие, знаешь ли, колоритные завороты порой в текст вставляет, и всё к месту, аж слеза от умиления наворачивается! А я не против — хорошо ж получается…

«О как! — зарделся Крэч. — Это у меня от бабули».

— Ему, по сути дела, и играть-то ничего не надо, — продолжал Меем, — сам как Ксамарк Тою, один в один!

— Ну понятно, — кейнэйка погладила в задумчивости лоб. — А с доходами, — через минуту сказала она, — ты сам лучше меня разберёшься. С нашей частью выручки поступай, как всегда это делал: учти затраты — вычти, половину оставь себе, остальное подели среди членов труппы. Как, опять же, сам решишь. — Она улыбнулась и погладила нуйарца по руке. — Так же?

— Да.

— Вот ещё что: не наседай на этот раз на Рол-бово и Зафуту — пусть резвятся, возможно, мне понадобятся знакомства, которые они заведут по ту сторону стены.

— Вот так запросто взять и не наседать? Закрыть глаза, что ли, на их куртуазию бесстыжую? — спросил Меем и ещё издал звук, который с равным успехом мог сойти и за подтверждение, и за отрицание, и за что-то другое. — Надо запереть их вместе в фургоне на недельку, чтобы укатали друг дружку в усмерть…

Лорто понимающе покачала головой, словно разделяя возмущение Меема.

— Они друг друга ненавидят. Мне кажется, между ними идёт негласное сражение.

Туман, как назло, сдуло. Совсем. Прятаться Крэчу больше было невозможно.

«Пора мне появиться на сцене… о боги, как же всё-таки въедливы и привязчивы этот театральный жаргон и вся эта бродячая жизнь! — выдохнул феа, собираясь с духом. — Хорошо б появиться так, чтобы ни Лорто, ни Меем не догадались, будто я уже что-то услышал».

Он достал платок, сделал три тихих крадущихся полушага назад и один вперёд — уверенный, тяжёлый, нарочно вбивая каблуки в брусчатку — так, чтобы стало слышно ещё до того, как его увидят. С самым непринуждённым видом он остановился перед аркой и нарочито громко высморкался, утопая в платке не только носом, но и всей физиономией. А тут и Чиха пришла на помощь. Вынырнув из тумана, рыжая псина запфыкала и отвлекла на себя часть внимания, полагавшегося Крэчу. Лорто и Меем повернули головы на шум, и Крэч спинным мозгом почувствовал: «получилось». Девушка и нуйарец несказанно обрадовались его и Чихи появлению — им и в голову не пришло, что он здесь давно и слышал часть их разговора.

— Доброе утро, градд Лосу, — первым поприветствовал его нуйарец.

— Здоровья и блага, уважаемый Меем! — Древорук сделал удивлённое лицо и коснулся большим и указательным пальцами сперва лба, а затем подбородка, как это было принято у нуйарцев. — Сиита Лорто, — уважительный поклон.

— Вассега Лосу, — не менее уважительный и глубокий кивок в ответ.

— Вот, гуляем с Чихой, — он присел на корточки и благодарно потрепал дворнягу по холке, — а тут вы. Мы не помешали?

— Ой, нет, что вы что вы!

— Тогда мы пойдём, с вашего позволения.

— Мы тоже собирались уходить, — нуйарец и девушка поднялись и направились вверх по ступенькам.

Глава 23. Добрый вечер, мой герой

— Смотри, очнулся. Я ж говорил тебе, что он только с виду такой субтильный. Внутри этот парнишка — истый кремень. Надо было поспорить с тобой хоть на горстку медяков.

— Чего спорить, я что, сама не знаю, какой он. А ты я гляжу так удивился, будто и впрямь не верил, что Тэйд оклемается.

— Да нет, это я просто так радуюсь.

Некоторое время Тэйд лежал молча, не открывая глаз, наслаждался такими привычными и любимыми с детства запахами влажного воздуха ручья, древесной коры, наступающей весны…

Наконец он решился открыть глаза. Нира, на коленях которой лежала его голова, посмотрела на него и улыбнулась.

— Добрый вечер, мой герой, — сказала девушка голосом чуть выше шепота. — С возвращением.

— Жив, бродяга! — удовлетворённо констатировал Нёт.

Тэйд поморщился, громкие звуки отдавались в висках резкой болью. Он закатил глаза. На востоке занималась багряная с золотом заря, сквозь редкие облака проглядывал Оллат.

— Я, где… как… уже вечер?.. я что проспал весь день? — спросил Тэйд севшим голосом.

— Да-а, дружок, умеешь ты удивлять, — сказал Нёт. — Да мы уже четвёртый день здесь торчим.

Тэйд зажмурился, потёр веки. Открыв глаза, посмотрел на Ниру, ожидая опровержения или подтверждения слов дауларца.

— Ага, четвёртый, — кивнула девушка.

— Да? — попытался улыбнуться Тэйд.

— Запасы закончились, — с притворным недовольством, сказал Нёт. — Сидим голодные. А как идти? Ты-то хоть и тощий, а тяжёлый. Волоком же я тебя не потащу. А на закорках горбатить тушку твою костлявую, как оказалось несподручно, нога у меня ещё болит немного… да и ты постоянно головой о пеньки бился.

— Четвёртый день сидим? — потерянно выдохнул Тэйд, не обращая на шуточки дауларца никакого внимания.

— Да ладно тебе, Нёт, прибедняться. Он третий день, как рана на ноге поджила, тебя на себе таскает. Взвалит на плечо, как мешок, и несёт, посвистывает… и сумки. Здоровый бычара.

— Скажешь тоже, «таскает», — смутился дауларец. — Перенёс разок-другой с места на место, когда стоянку меняли.

— Надо было уйти оттуда как можно дальше, — пояснила Нира. — Сам же понимаешь — такая вспышка посреди ночи не может остаться незамеченной.

— Это не он здоровый, а я лёгкий, — промычал Тэйд.

— Это меча моего сила тебя тащила, — сказал Нёт, — я хоть слабаком себя никогда не ощущал, но и таскать тебя столько времени точно бы не смог.

— Не исключено что и я вас вылечила так быстро только благодаря белому клинку.

— Очень может быть, — согласился Нёт, я не раз замечал, что чувствую себя лучше когда ты рядом. Я не шучу, Тэйд, — серьёзно сказал он, — не знаю, чем это объяснить если не целительной силой подаренной Нире белым клинком. Нога Нёта очень быстро для такой раны зажила, и это не моих рук дело.

— Страшно даже подумать, — скривился Тэйд, — чем меня Керитон наградил.

— Поживем, увидим, — сказал дауларец. — Дарёному коню, как известно, в зубы не смотрят.

— Плохо тебе, Тэйд? — спросила Нира, прикладывая ладонь к его лбу.

— Бывало и хуже, — отстранился он. — Что у Нёта с ногой было?

— Пауки покусали. Не помнишь?

— Нет.

— Ничего страшного, — заверила девушка. — Хотя хорошего было мало. Благо я травами нужными у ринги разжилась. Нао-Раз дал. Да и жир хистрала у меня всегда при себе. Побаливает, мне кажется, ещё, но этот бешеный дауларец, — она покосилась на Нёта, — всё терпит. И молчит. Прямо так и хочется ему специально больно сделать.

— Молодец, — похвалил Тэйд, — не то, что я. Где мы сейчас, Нира?

— В лесу севернее Нижних Выселок.

Тэйд подтянул ноги, попытался сесть.

— Лежи, лежи, — успокоила его кейнэйка. — Как голова?

— Трещит.

— Остальное всё в порядке?

— В порядке или нет, я ещё сам не понял, но всё вроде цело.

— Ну вот и ладненько. Полежи пока, я Нёту ногу помажу. Это он только хорохорится, а на самом деле ему досталось не меньше чем тебе.

Она развязала маленький кожаный мешочек и достала оттуда свёрток из вощёной холстины, внутри оказалось густое зелёное снадобье. Поднесла на ладони к носу Тэйда:

— Нюхни.

— Девять Великих! — его чуть не вывернуло. — Что это?

— Жир хистрала. Будешь плохо себя вести, на нос намажу.

— Себе на язык намажь, — незлобиво просипел Тэйд.

— Всё, отвернись и не нюхай.

Тэйд перевернулся на другой бок.

— Нира, а как это я там пауков? Я ничего не помню.

— Ты молодец, ты нас спас.

— Ага. Башка вот только сейчас трещинами пойдёт. И железяки так в бока впились, ощущение, что на крючьях за рёбра подвесили.

— Зато ты попробовал, и у тебя получилось. А это, знаешь ли, дорогого стоит. Опять же, ты всё ещё жив, и мы живы.

«Да, я попробовал и у меня получилось! Я сделал это! Я сотворил своё первое настоящее заклятие. Сам. Я маг! Я экриал! — разум Тэйда ликовал. — У меня получилось, и я всё ещё жив! Мне срочно нужна книга Рау-Сала. Пусть даже часть её… Подумать только, я смог управлять Силой и использовать её — спас себя и друзей. Я смогу научиться магии, настоящей. Буду, как отец. Даже сильнее. Я буду жить! — он увлёкся и закрыл глаза. — Мне нужна книга Рау-Сала, остальное сейчас не важно, ни камни эти, ни что-то другое. Гори всё оно огнём… Делай, что хочешь, а найти книгу надо… Отыщи Райзу. Добудь книгу Рау-Сала. Найди её. Найди… найди», — карусель мыслей поглотила Тэйда, и он не заметил, как снова уснул…

…Когда проснулся, уже рассвело. Свет Лайса — свет нового дня струился тёплым потоком на ещё влажную от росы траву. Некоторое время он лежал, молча глядя в чистое, безоблачное небо. Инирия мирно сопела рядом. Нёт, всё это время нёсший дозор, восседал на высоком камне и внимательно осматривал окрестности.

Тэйд встал, оглядел руки: предплечья в ссадинах, кожа на костяшках пальцев содрана в кровь, два глубоких пореза на запястьях.

Подошла Нира. Зябко потёрла руки, взглянула на него, прищурив левый глаз, спросила:

— Всё в порядке?

— Да. Всё нормально.

— А у тебя, дауларец? Как нога?

— Забыл уже о ноге, — пошерудил палкой в остывших углях Нёт.

— Тут вот ещё заковыка какая, — сказала Инирия, — дауларец утверждает что за нами кто-то идёт.

— Кто?

— Не знаю, — ответил Нёт, — но ощущение что за нами наблюдают присутствует постоянно. Пару раз я его будто видел… но очень неясно… на грани, так и не пойму до сих пор взаправду было или почудилось.

— Кого его? Описать можешь?

— Нет.

— Нира, а ты? Хоть что-то видела?

— Неа, но пристальные взгляды на себе, чувствовала и не раз.

— И давно это происходит?

— К вечеру следующего дня, после пауков, первый раз Нёту показалось что кто-то среди камней прячется. Я место то потом осмотрела, ничего не нашла… Мистика.

— Ветер меняется, — многозначительно произнёс Нёт. — Что, други мои, мы со всем этим делать будем?

— В смысле? — спросил Тэйд. — Ты о чём сейчас? Или о ком?

— Я обо всём: о санхи, о нашем ненавязчивом сопровождающем, о паукообразных тварях. Ты же, надеюсь, не веришь, что мы на них случайно наткнулись?

— Не знаю… сильно сомневаюсь что это случайность…

— Их на нас не санхи натравили, это же очевидно.

— Наверное так, — неуверенно согласился Тэйд, первый раз взглянувший на произошедшее с другой стороны. — А кто?

— Думаю, это по твою душу приходили. Привет от Седовласого передать.

Тэйд взглянул на Ниру. Она кивнула ему. Видно было что пока он был без сознания они с Нётом уже давно всё обсудили, и не один раз.

— Может и так, — Тэйд смущённо улыбнулся, скорее даже скривился. Такое положение дел ему очень не понравилось. «Хотя, — к нему вернулись мысли о триумфе над пауками, — я неплохо справился». В слух он этого говорить не стал, но и посыпать голову пеплом передумал. — Плохо, конечно, но не смертельно. — Он скользнул взглядом по лицам друзей, ища поддержки. Нёт хоть и не смотрел прямо на него, это заметил.

— Как кому повезёт, — ухмыльнулся он.

— Да ты не переживай, — успокоила его Нира. — Нёт же не в укор это тебе говорит, а чтобы ситуацию прояснить. Для меня лично, факт, что за нами гонятся не только санхи, ровным счётом ничего не меняет, и для него тоже. — Она перевела взгляд на дауларца, словно ожидая подтверждения своих слов.

— Да, — согласился Нёт. — Я вот к чему веду, — в деревню надо идти. На разведку.

— Это опасно, — казалось Нира была удивлена не меньше Тэйда.

— Ничего в этом опасного. Надо оглядеться, посмотреть, что да как, где санхи стоят выяснить, запасы пополнить. Шутки шутками, а через пару дней нам есть нечего будет. Вторая неделя пошла, как мы из Таэл Риз Саэт ушли, а на такие переходы мы не рассчитывали. Можно конечно и на подножном корму продержаться, вот только после зимы, которая и не спешит заканчиваться, это больно обременительно, стрел на такие забавы не напасешься. Да и опасно это, того и гляди как бы самих какой-нибудь переспавший лишнего мишка не схарчил. И вообще, — фразой этой, Нёт, судя по интонации, заканчивал обсуждение своего предложения, — не вижу в охоте, если она не в радость, никакого смысла. И опасности в том чтобы в деревню сходить — не вижу!

— Вещи тёплые на смену нам не помешают, — согласилась Инирия, усмотрев рациональное зерно в предложении дауларца, — плащи кожаные. Штаны тебе, Нёт, надо новые.

— Я не думал, что всё так серьёзно будет, — покаянно выдохнул Тэйд.

— Никто не думал, — успокоил его дауларец.

— А зря, — сказала Инирия. — Если честно, то мы и вовсе ни как не думали. Решили в одночасье, что пора уходить, собрались за день и пошли. Благо никто держать не стал.

— Ума-то нет совсем, — резюмировал Нёт, — ни у вас, ни у меня.

— Да, сглупили малость, — согласилась Нира, покусывая нижнюю губу, — понадеялись, что враги о нас позабудут. С чего интересно в нас такая уверенность народилась?

— Да не с чего, от безопытности.

— Как бы там ни было, а в деревню соваться не стоит — опасно, — Тэйд встал, как плащ накинул покрывало на плечи.

— Почему опасно? — не собирался сдаваться Нёт. — Меня, в отличии от вас, никто не ищет. Могу идти, хоть в Гевер, хоть в Триимви, могу через Узун и через Кривой перевал. Так?

— Ага, — нехотя согласилась Инирия, но было видно — идея дауларца ей нравится. — И когда ты собираешься идти?

— Ну для начала надо поближе к деревне подойти. А там уж тебе решать когда, — Нёт положил ладонь на плечо Инирии. — Ты главная.

«А дауларец-то не глуп, — подумалось Тэйду, — последнее слово за Нирой оставил».

— Тебе надо внешность изменить, — закомандовала кейнэйка, — вдруг тебя Седовласый запомнил, да ты его там встретишь…

— Ну, это ты перебарщиваешь.

— Лучше так, чем совсем ни о чём не думать, как мы раньше. Теперь каждый шаг будем взвешивать и обсуждать, и не один раз.

Глава 24. Римта

Хыч полулежал в своём кресле на мягких подушках и лениво водил по сторонам пустыми глазами. На лоснившемся от масла лице его, играли отблески резвящегося в камине пламени. Тот же багрянец скакал по шести граням отполированной тысячами прикосновений дииоровой римты, что крутил в холёных пальцах хозяин «Кашалота».

…Римта — универсальная денежная единица къяльсо — была поистине бесценной. Мало того что монета служила для оплаты одной услуги (порою абсурдной и трудновыполнимой), которую можно было стребовать с любого из настоящих къяльсо, так ещё и из двух сотен, что были изготовлены первым советом братства, их осталось (как утверждали сведущие) не больше пятидесяти. По поводу абсурда в желаниях ходили слухи, утверждавшие, что однажды кто-то из заказчиков оказался настолько расточительным и недальновидным, что потребовал от одной из охотниц за римтами услуги, не согласовавшейся с нормами поведения честной женщины. Согласно одному из уложений Гэмотт-рам, «серая» вынуждена была исполнить всё, что было востребовано. И выполнила. После чего забрала честно заработанную римту и с достоинством удалилась. На следующий же день незадачливого любовника обнаружили в собственной спальне, лишённого предметов, обозначающих мужское достоинство, и подвешенного на собственных же кишках, перекинутых через потолочную балку…

Для плотских утех Хыч пользовался услугами Слидти и прочих девиц, во множестве обитавших в «Кашалоте» и других не менее развратных кабаках, а потому предпочитал думать исключительно о деле.

«Фиро ра'Крат… могущественный и великий. — Хыч вздохнул. Фиро ра'Крат — сиорий Ногиольский, Кайцский и Ситацский, единственным человеком, который мог помешать им задуманному. — Мне нужен родовой браслет Кратов. Настоящий. Чтобы ни одна собака не придралась… — Он потянулся и взял со стола небольшое зеркальце в бронзовой рамке. Посмотрел на своё преобразившееся отражение. — Кратов на свете много — плодятся, итить их, аки чиабу. Так много, что никто и не заметит появления ещё одного малюсенького Кратика, из… допустим из далёкой и нищей Гетревии. Этот Крат будет скромен и покладист, не будет выпрашивать денег, а наоборот, будет раздавать их, взамен требуя… нет, лишь моля о признании и о малой толике тех благ мирских, что и так положены ему по праву рождения. — Хыч мечтательно закатил глаза. — Сыскав расположение сильных мира сего, он расскажет, какими делишками промышляют его недостойные родственнички… А потом… Ох, что будет потом! — Хыч поднёс римту к глазам, на пальцах засверкали кольца; одно, с непозволительно крупным багровым камнем, выделялось пуще всех. — Фиро ра'Крат единственный, кто может помешать мне. Его надо убрать с дороги! Лорто Артана убьёт его, — не греша оригинальностью, вынес приговор Хыч. — Должно быть, эта юная особа искушена в такого рода делах, раз украшает свои одежды брошью с мышкой и цветком эвгерта. — Он вгляделся в изображенный на аверсе римты профиль Дирно Гару — отца-основателя Гэмотт-рам, — посмотрел на надпись и, естественно, ничего не понял. Перевернул, с другой стороны на него пялилась всё та же пучеглазая мышь с цветком. — Надо будет читать научиться. Ох, — горестно через внушительную паузу вздохнул он — так не хотелось монетку отдавать. — Может, удастся уломать девчонку? Денег у меня много, а римта одна».

В коридоре хлопнула дверь. Скрипнули ступеньки… и петли, в комнату вошел Лари.

— Градд Вирул прибыл, — доложил мальчишка. — И Ганд-брадобрей.

— Ну так где они? Чего я их не вижу, раз прибыли? — раздражённо бросил Хыч. — Зови, я же сказал: как придут сразу ко мне!

— Здоровья и блага, градд Хыч! — в комнату протиснулся невысокий, прилично полысевший уже розовощёкий эретриец — без бороды, но с щёгольски подвитыми кверху усами-ниточками.

— Здоровья и блага, — раскланялся появившийся из-за его спины Ганд.

— Какое к Хорбуту здоровье! Ты что, издеваешься?!

— Ни в коем разе, градд Хыч! Как я могу себе такое позволить?

— А коли не можешь — так заходи молча и слушай, что тебе скажут.

— Да-да, конечно.

— Так, с тебя начну, Вирул. Мне надо, чтобы ты пошил на меня шочерс, булту, рубаху, най-сар и… — Хыч пощёлкал пальцами, — что там ещё по этикету положено?

— Плащ, штанишки…

— Ага, портки ещё — как же без исподнего-то по этикету? В общем, весь комплект мне нужен, и чем быстрее, тем лучше.

— Хорошо, градд Хыч! Какой материал будем использовать?

— Что-нибудь побогаче.

— Богаче шерсти альпака для платья ещё ничего не придумали. Самые знатные столичные модники — сиории и сииты — носят одежды из шерсти этого благородного животного. Она легка, тепла, прочна и необычайно красива. В три раза прочнее и в семь раз теплее шерсти овцы.

— Пусть так, — согласился Хыч, сам не понимая, зачем слушал эту «скотскую» исповедь. — Кальпака так кальпака.

— Альпака, — поправил Вирул.

— Ещё раз скажешь что-то подобное, — повысил голос Хыч, — и эта кальпака драная будет торчать из твоей задницы! Ты доставай чего надо и обмеряй меня: живот там, жопу, плечи, грудь. Да побыстрее — недосуг мне с тобой языком чесать! Ганд вон, дружок твой, вишь копытом бьёт. Тож поди мне сейчас мозг щекотать будет!

Брадобрей Ганд, к слову сказать, копытом не бил, а сопел в две дырки, устало пригревшись у бадьи с кипятком.

— Сей момент, градд Хыч. Позволите, пока я буду снимать мерки, задать несколько вопросов по фасону?

— По фасону? Какое интересное слово! Знать бы ещё, что оно означает!

— Фасон? Это детали костюма, покрой, внешний вид.

— Ты это… быстро чтоб всё сделал! За неделю успеешь?

— Какая неделя, градд Хыч? — изумился Вирул. — Вы что?

— Полторы, не больше. Успеешь?

— М-м, — замялся швец.

— Не «эм», а «успею, градд Хыч». Так?

— Так, — тяжко вздохнул раскрасневшийся ретрий.

— Ну давай-давай, мерить начинай и спрашивай, чего хотел.

Когда со снятием размеров, окончательным утверждением фасона и цветовой гаммы будущего костюма было покончено, Хыч отпустил Вирула домой и подозвал задремавшего Ганда.

— Вставай, сарбахская твоя рожа, всю жизнь проспишь!

— Слушаю вас, — тут же вскочил куафер, таращась на хозяина покрасневшими глазами. — Я не спал. Простите, я давеча приболел малость…

— Забавно что ты думаешь, будто мне не плевать как ты себя чувствуешь… Слушай меня ухом, брадочёс хренов, подстрижёшь меня тут, тут и вот тут: голову, бороду, баки. Понятно я объяснил?

Ганд сглотнул. Часто заморгал. Но наконец сообразив, что от него требуется, так рьяно закивал головой, что чуть не потерял равновесие и не бухнулся в бадью с горячей водой. Он изобразил улыбку, прищёлкнул пальцами и сделал знак означающий что исполнит всё в лучшем виде.

— Это что за хрень? — Хыч пощёлкал и покрутил пальцами, пародируя Гандовы ужимки.

— Это значит… всё… как скажете сделаю…

— Ну так что ты мне рожи корчишь — делай. Бороду двойным кольцом хочу — знаешь как? Образцы кри есть у тебя?

— Есть и собственно кри, и образцы. Но, может, градд, вам специальные кри нужны, по принадлежности?

— Нет, — отрезал Хыч. — Что у тебя за кри? Из чего?

— Дииоро, ситир, серебряные есть. Показать вам?

— Нет, Хорбутова срака, дииоровые и ситировые иди Фиро ра'Крату показывай, а мне всё по высшему разряду надоть… Это всё что у тебя есть? — придирчиво осмотрев предложенные ему кри вопросил Хыч. — Ты нищебродов одних стрижешь что ли?

Ганд сперва кивнул, потом замотал головой.

— А раз нет, зад Хорбутов, какого хрена у тебя ни одного дельного кри нет в загашнике. Лари! — гаркнул Хыч. — Лари!!!

— Я.

— Бежишь сейчас за Глархрадом и вместе с ним — к градду Козиру.

— Ага…

— Знаешь, где он живёт?

— Нет.

— А что агакаешь тогда? Глархрад знает где Козир живёт, его-то найдёшь, или мне карту нарисовать?

— Найду. А зачем мне Глар? — позволил себе возразить дошлёнок. — Я без него по любому в два раза быстрее обернусь. Спрошу только где градд Козир живёт…

— Ну давай ещё ты мне объясни что да как делать! Тебе без Глархрада Козировы охранники ноги выдернут и кишки на нос намотают! Так что исполняй, что говорят, и языком не мели. Понял? Твоя забота — разъяснить градду Козиру, что мне нужно. Запоминай: кри разные побогаче пусть тащит — с камешками, а главное — для бороды в два кольца. Ясно? Пусть побольше возьмёт — пороюсь, погляжу, чего у него там есть. Дуй, одна нога здесь…

— …другая тоже почти здесь, — задорно подхватил Лари, срываясь с места в галоп.

В дверях он чуть не столкнулся с Джиаром-Керией и правой рукой Хыча — Кейёром.

— О, вы заняты, я тогда бумаги посмотрю, — сказал последний и не дожидаясь позволения уйти исчез в темноте.

— Ну а ты чего там топчешься, Керия, заходи садись. Сейчас закончим расскажешь, с чем пришел.

Джиар-Керия молча прошелся по комнате и сел у окна.

— Так, на чём мы остановились?

— Борода в два кольца, — услужливо напомнил сарбах, исправно прогибая спину.

— Баки в три тубы каждый. Погляди: выйдет?

— Момент, — Ганд склонился, в руке его блеснул гребень.

Причесал виски. Опустился на корточки, поправил ровно массивный Хычев подбородок.

— Ну? — окриком поторопил его строптивый хозяин.

— Света мне дайте! — крикнул Ганд, уверенный, что найдётся кому исполнить его приказ, и не ошибся. Сразу три масляные лампы вспыхнули по разные стороны от Хыча. — Одной хватит. Что вы мне в морду их тычете? Уберите! Эту сюда поставьте, — как у себя дома, распоряжался сарбах. — Ты смешай-ка воды тёплой, таз и кувшин, — приказал Ганд (Хыч так и не понял, кому). Брадобрей потеребил пальцами густые, но с подпалами баки хозяина. — В три, боюсь, не получится.

— Генэ Одноухому ты «улитку» на темени навертел?

— Да, — довольно сощурился Ганд, радуясь, что хоть кто-то оценил по достоинству его работу.

— Мне такую же скрутишь…

— Градд Хыч, подобные причёски носить привычку иметь надо. Да каждое утро подправлять, а если буйно почивать изволили — и наново возводить.

— Вот чтоб каждое утро у меня здесь и был! Больно буйно я почу… почи… дрыхну, короче. Понял меня? — после короткого раздумья спросил хозяин, почёсывая колени.

— Как скажете, градд, — ещё пуще погрустнел сарбах. — Лицо белить или тауп наносить будем?

— Нет, — брезгливо фыркнул Хыч. — Обойдусь как-нибудь без этого.

— Ногти?

Хыч поднёс к глазам ладони, взглянул на щербатые с чёрными полосками грязи свои ногти.

— А что с ногтями не так?

— Подстричь их не мешало бы, как минимум…

— Стриги.

— На ногах?

— Нет!

— Тогда это всё, — поспешно и смущённо пожал худыми плечами Ганд. — Приступим?

— Приступай, — разрешил Хыч, закрывая глаза и вытягивая зудящие ноги…

Глава 25. Мосты

Он брёл наугад, не разбирая дороги — куда глаза глядят, освещал путь маленьким кусочком телахса, который, на его счастье, завалялся в кармане.

Лёгкий моросящий дождик, вдруг, без всякого перехода, обратился в нещадный ливень, где-то вдалеке грянул гром, засверкали молнии. Онталар накинул капюшон, и настороженно вслушался в зловещее завывание ветра. Ещё одна молния сверкнула совсем рядом — яркая вспышка осветила нагромождения каменных глыб притаившихся за стеной дождя. Зрелище было захватывающим и ужасающим одновременно. На одинокого путника, надменно и равнодушно взирали точеные профили бога Хора и его сестры — богини Суо.

«Это Шургэт?»

От этой мысли мурашки пробежали по спине Вейзо, вдобавок, его обдало порывом холодного ветра такой силы, что он едва не повалился с ног. Капюшон сорвало, плащ захлопал за спиной и, зацепившись за ветку, намотался на неё, едва не задушив балансирующего на одной ноге онталара. Стоять было холоднее, чем идти, и он снова зашагал в неизвестность.

Постепенно, по мере приближения, из тумана вырастали каменные причудливых, неестественных форм глыбы. Отполированные ветрами, мокрые, блестели они в сверкании молний металлическим блеском. Узкие проходы, многоярусные террасы напоминали улицы древнего города. Деревья, казалось, вырастали прямо из камня, срастались с ним, обвивая и впиваясь в него корнями и ветками. Кое-где проходы были настолько узкими, что протиснуться сквозь них смогли бы разве что малые дети, ну или может быть корреды.

Вейзо втянул в лёгкие воздух и нахмурился, ветер со спины донёс до него мерзкий, тошнотворный запах разлагающейся плоти. Он хотел было обернуться, но налетевший порыв ветра толкнул его и повалил на землю. И тотчас огромная тень, отделившаяся от темноты, со злобным рыком кинулось на него — схватила пустоту когтистыми лапами.

Ему сильно повезло — падение спасло жизнь. Он откатился в сторону, вскочил, и, не оглядываясь, побежал вперёд, надеясь обрести спасение в каменном лабиринте, маячившем впереди. В спину ударил неистовый рёв, звуки похожие на звон цепей и зловещий скрежет когтей о камень.

Что произошло, и почему ещё жив Вейзо так и не понял. Он будто ветер нёсся по коридору, образованному двумя длинными, прямоугольными камнями. Проход постепенно сужался, и в самом конце, накрытый плоским, нависающим обломком скалы, образовывал некое подобие тоннеля. Медлить было нельзя — сзади раздавался топот и неистовый рёв приближающегося чудовища. Вейзо пригнулся и нырнул в темноту. Проход, на его счастье, был достаточно широким и уже через несколько шагов он снова оказался под открытым небом, по другую сторону каменного завала.

Природа неистовствовала: ветер обрушивался на камни, пытаясь сдвинуть их с места; молнии, с треском рассекая воздух, бились о землю, рассыпаясь фонтанами искр. Рёв чудовища сливался с завываниями ветра, наполняя его новыми красками яростного безумия.

Вейзо остановился и упёрся ладонями в стену, пытаясь отдышатся и хоть немного прийти в себя. Зверь, отгороженный от него каменной преградой, не мог достать его, но Вейзо и не сомневался, что это вряд ли его остановит, задержит — да, но надолго ли? Времени на размышления не было, здесь, в центре широкой площадки он как на ладони, и он побежал вглубь каменного города.

Вскоре за спиной снова послышались звуки приближающегося зверя. Вейзо опрометью кинулся к расщелине, обозначившейся при очередном всплеске молнии, черным, неприветливым оскалом. Нырнул туда в самый последний момент, когда когти чудовища с леденящим душу звуком скребанули по камню, высекая искру. Он скрючился, сжался, буквально зарываясь в камень, пытаясь укрыться за могучими корнями дерева, оплетающими лаз. Отчётливо осознавая, что уйти ему уже не удастся, лихорадочно принялся шарить в кармане штанов, в поисках спасительного зёрнышка чемирты.

Чудовище неиствовало: тяжелыми ударами раскидывая камни, расщепляя могучие корни, наполняло округу истошным рёвом, брызгами пузырящейся слюны и тошнотворным запахом. И в тот самый миг, когда его когти, взломав последнюю преграду, рассекли воздух у самого лица Вейзо, он раскусил, зернышко чемирты, и в ожидании неизбежного впился взглядом в приближающуюся когтистую лапу.

Успел!

Чемирта начала действовать, время остановилось: обрубок молнии расщепившись на несколько отростков, остановился у самой земли, застыло накренившееся в падении лишенное корней дерево, завис над его головой обломок каменной глыбы.

Вейзо перевёл дыхание и попытался сосредоточиться, привести мысли в порядок. Теперь времени было предостаточно, но как выбраться из-под туши, нависавшей горой, он не знал, мешали отполированные ножи когтей застывшие у его головы.

«Ползи, Вейзо, ползи!»

Осторожно, опасаясь порезаться, он повернул голову вправо, прижался щекой к земле, попытался перевернуться на живот — стало только хуже. Одно неверное движение и острия когтей впились в шею, порезали кожу на затылке. Однако уже через мгновение он почувствовал облегчение — удалось перевернуться, и теперь он лежал на животе. Попытка достать нож не увенчалась успехом, его зажало между камнем и корнем дерева, приходилось приподниматься, от чего когти чудовища ледяным холодом впивались в шею, грозя неминуемой гибелью.

Вейзо осторожно подтянул руки к голове и принялся рыть землю. Его длинные без ногтей пальцы яростно вонзались в толстый, влажный покров мха. Из горла рвалось злобное звериное рычание, наполненное силой и торжеством неминуемой свободы — в том, что выберется, он не сомневался ни на мгновение. Вскоре ямка стало достаточно глубокой, для того чтобы высвободиться. Он собрался с силами, уткнулся носом в землю, и осторожно, как червяк, пятясь назад всем телом, выполз из-под нависших когтей.

Только сейчас ему удалось разглядеть чудище — это было нечто; огромная туша в шесть-семь локтей в холке, длинные трёхпалые лапы, оканчивающиеся серповидными когтями, перекошенная в яростном оскале, отдалённо напоминающая собачью морда. На шее болтается обрывок цепи, со звеньями размером чуть ли не с человеческую голову, и массивным обломком ветки или даже ствола небольшого дерева, закреплённого на последнем звене. Тело чудовища было покрыто длинными бурого цвета волосами. Между огромными клыками пузырилась слюна, изрядно сдобренная красно-чёрной кровью смешанной с гноем…

Быстрым шагом Вейзо шел по лабиринту камней, стараясь отойти как можно дальше от чудовища, оказаться в безопасности к моменту начала движения времени. Каменные коридоры становились шире, а стенки поднимались всё выше. Если бы не отсутствие крыши и сполохи молний, в узком прямоугольнике высоко над головой, можно было бы предположить, что он находится в пещере, где то глубоко под землёй.

Идти вперёд, было как-то боязно, возвращаться назад ещё страшнее. Он никогда не боялся ни людей, ни сэрдо, но кархов… Нужно было поскорее найти выход из каменного города, и желательно с противоположной, дальней от чудовища стороны. За два часа, что даровало зерно чемирты, ему предстояло уйти как можно дальше.

Сверкание над головой прекратилось, Вейзо не смог определить: толи закончилась гроза, толи коридор, по которому он двигался плавно перешел в пещеру. Так или иначе, он в который раз за сегодня оказался в кромешной темноте. Через несколько шагов упёрся в стену — всё тот же камень — мокрая, шероховатая поверхность. Немного выше на уровне глаз нащупал углубление, пальцы погрузились в перепревшую листву. Он попытался расчистить отверстие, на землю полетели, комья грязи, мелкие веточки склеенные паутиной, похоже раньше здесь было птичье гнездо. Из отверстия полился ровный зеленоватый свет.

Вейзо подпрыгнул, пытаясь разглядеть, что там, — не получилось, он встал на камень и заглянул вовнутрь. И то, что он увидел, заставило содрогнуться.

В огромной освещённой тусклым светом пещере ровными рядами стояли каменные саркофаги, покрытые пылью и паутиной, а с потолка свисали коконы, похожие на гигантские осиные гнёзда. В центре каменного кольца, в столбе зелёного света, стояла группа людей: трое мужчин, женщина и ребёнок.

— Алу'Вер!

— Латта?

Вейзо раздвинул камень и шагнул на зов в центр большого уинового пятна на полу, ему даже не пришло в голову задаться вопросом, как он смог это сделать. И почему знает эту девушку и её спутников тоже не знал. Он почувствовал себя своим среди своих, словно вернулся домой, после долгого путешествия.

— Где ты бродишь, Алу'Вер? — спросил его старец, стоявший в середине, между двух рыцарей; девушка и мальчик, она обняла его за плечи, вышли немного вперёд.

— Где мы, Таэм?

— Это место называется сеперомом, — старец обратил задумчивый взор вглубь зала. — А это наш несчастный народ, — промолвил он чуть погодя, — они спят, ждут наступления Сида Сароса.

— А я? Как я попал сюда? Почему вы здесь? Тэл'Арак, Сэт'Асалор?

Рыцари учтиво склонили головы.

— Сейчас не время объяснять всё это, Алу'Вер. — Таэм говорил так, словно размышлял вслух, а не отвечал на вопрос. — Ты нужен нам и чем скорее мы отыщем тебя, тем лучше будет для всех нас.

— Отыщите? Но я уже здесь.

— Это не так, ты спишь и видишь всё это во сне. Мы вызвали тебя для того чтобы ты смог вспомнить кем на самом деле являешься, и попытался освободиться.

— Не понимаю о чём вы? Что я должен сделать?

— Я не знаю. Пробовать, пытаться. Мы прилагаем массу усилий, чтобы найти тебя, но если ты со своей стороны предпримешь некоторые попытки освободиться, думаю, у нас получится гораздо быстрее.

Он пожал плечами.

— Я попробую… Кто этот милый мальчик?

— Это Предвестник, — сказала Латта, — он тоже ждёт тебя.

Мальчик улыбнулся ему.

— У него есть имя?

— Есть, но пока ты не с нами я не могу назвать его…

Когда он проснулся, Монола была рядом. Рейтрийка сидела на краю кровати, обхватив руками колени, и смотрела на него в слабом свете парящего под потолком светлячкового куба. Вейзо улыбнулся, Монола кивнула и что-то показала ему жестами:

Онталар сдвинул брови — он ещё не очень хорошо понимал её язык. В основном они общались при помощи специального деревянного лоточка с тонким слоем песка, водя по которому пальцем можно было быстро что-то написать и так же быстро разгладить и начать писать снова. Но не в постели же этим заниматься.

— Я не понял, — он потянулся за доской.

Монола игриво толкнула его руками в грудь, надула губки и показала новую фразу — её он понял.

«Ты видел сон?»

— Да?

«Страшный?»

— Нет. С чего ты взяла?

Монола замахала руками, изображая драку, после показала пальцами бегущего человека.

— Ничего страшного, — соврал он и коснулся её плеча. — Я не толкнул тебя во сне?

Она энергично покачала головой, волосы захлестнули её лицо, и Вейзо понял, что если хочет уйти, надо немедленно вставать и одеваться, а ещё лучше одеть Монолу.

Был полдень. Он стоял в тени раскидистого дерева, спиной грея шершавый камень подпорной стены, и наблюдал за Чернополосыми; пятеро стражей неспешным шагом прогуливающихся вдоль набережной и при помощи грубых окриков, а где надо, и тычками копий расчищающих проходы в кипящей людской круговерти. Он старался держаться в тени, как обычно, не мог позволить себе роскошь быть узнанным: чем реже он попадался на глаза другим, тем меньше на него обращали внимания. Вскоре процессия пересекла мост Орлов — стражи шли теперь по северном берегу канала.

Вейзо вышел из тени, и собрался было продолжить движение как звуки, исходившие от храма Форы, заставили его замереть. Воздух завибрировал от камертонов, возвещавших о начале службы. Такого он ещё никогда не слышал. Мысли его спутались, не говоря уже о чувствах, и он не заметил, как ноги, вопреки желанию, сами подвели его к храму.

Вейзо остановился лишь у лестницы и застыл, не решаясь сделать следующего шага. Он ещё ни разу не был, ни в одном храме.

«Зайди, раз пришел, нет там ничего страшного».

Каменные ступеньки тускло поблескивали влагой, недавно прошел легкий дождик, было свежо и сыро. По левую руку от него, на широкой посеревшей от времени лестнице расположилась целая ватага нищих. По правую, всего один — безногий на рваной тряпке, в ветхом, замызганном одеянии старичок. Возле подстилки, ступенькой выше, лежала латанная-перелатанная его шапка — булта, в чреве которой посверкивали несколько монеток. Не медных — серебряных, видано ли такое.

Последний шаг Вейзо не давался.

— Что, милок, грехи в храм не пускают? — спросил безногий, при виде окаменевшего в нерешительности онталара.

Вейзо сглотнул, смахнул испарину.

— Так может и не надо тебе?

Вейзо молчал, стоял потупившись, сверля взглядом щербатую ступеньку. Наконец он поднял голову и взглянул в ясные глаза, схоронившиеся в густой сети морщин, избороздивших лицо старичка-калеки.

«А что это я действительно», — подумал.

— Может и не надо мне…

Старичок смотрел на него выжидающе, с отеческой скорбью и пониманием, Вейзо не выдержал взгляда, отвёл глаз. Развернулся и…

Тут-то на него «нищета» и накинулась с воем да причитаниями, предвкушая поживу:

— Отец родной!

— Облагодетельствуйте медячком, сиорий.

— Дай, денежку, дай! На удачу… Есть же у тебя, вижу. Ты не обнищаешь, я не разбогатею! Ну дай! Да-а-ай! — Прытче других загарцевал пред ним однорукий в длинной шерстяной накидке синюшный мужичонка, жуликовато бегая глазами. Падал на коленки, тянул единственную руку подслеповато щурясь, тряс ладонью: — Дай, денежку, дай!

Прицепился хуже репья.

Вейзо отдёрнул руку, огляделся — никто кроме побирающихся не обратил на него никакого внимания. О том, что бы зайти в храм теперь не могло быть и речи.

Подскочил дурачок-юродивый, подпрыгивая и потрясая руками.

— А я знаю кто ты! Знаю! Знаю! Ты стой, не уходи. Послушай меня…

— Отстань, у меня ничего нет. — Вейзо одёрнул руку, взглянул в шальные глаза малоумка.

— Да погоди, чего скажу! Пра-а-а-авду!!! Слушай правду. Слу-у-ушай! — затянул было юродивый, но голос его потонул в оглушительном гуле камертона. Резкий звук поплыл по площадке, заполняя пространство и прекращая разговоры. Звон переливался, долго продолжаясь эхом, вырываясь за пределы храма и разносясь по всем Ручейкам.

Вейзо потер лоб, внезапно у него разболелась голова. Он повернулся и пошел прочь.

— Стой! Стой Алу'Вер, стой, кому говорят! — диким, отчаянным воплем взметнулся над площадью глас блаженного, когда гул храмового камертона пошел на убыль.

Вейзо встал как вкопанный, чувствуя на себе пристальные взгляды нищих, и не только. Поначалу ему показалось, что он ослышался.

— Что ты сказал?

Но юродивый уже отвернулся от него, плясал, подпрыгивая и оббивая шапкой колени. Тряс головой, вскидывал руки и хохотал. Не смеялся — ржал, громко, заливисто — лошадь любая позавидует.

— Дай денежку, Алу'Вер, дай! — снова загнусавил, клянча подачку однорукий его дружек. — Ты ж страсть какой богатый! Ха-ха-ха!

— Погодьте-ка, а я его кажись знаю… Да! — послышался голос справа, — Это Вейзо Ктырь, за него сам Диро Кумиабул награду положил.

Толпа зашевелилась, загудела пуще прежнего.

— Пусти, — прошипел Вейзо однорукому, настороженно рыская взглядом по сторонам, и понимая, что Чернополосые уже перешли через мост, и теперь, сделав круг, продираются сквозь человеческий муравейник, возвращаясь к храму. Они ещё далеко, и наверняка не слышали криков, но долго ли до того?

— Вейзо! Ктырь! Душегубец! — истошно заверещал однорукий, хватая его за рукав. — Держите его, братцы!

«Что делать? Бежать? Сумею ли я затеряться в толпе и потом добраться до убежища?! Подожду, может обойдётся! Да какое там… — Боковым зрением Вейзо увидел, как удивленно переглянулись стражники — долетели и до них крики, как встрепенулся их командир, как взмахнул рукой, отдавая приказ. — Не обойдётся: схватят, хоть и знать не знают, за что. Выяснять потом будут! А что там вылезет, одному Хорбуту известно».

Он оттолкнул прилипшего к нему однорукого, метнулся в сторону и, активно работая локтями, врубился в толпу.

— Эй ты! Стой, — голос властный, привыкший командовать.

— Держи вора! Какая награда?

— Сотня имперских!

— Сколько?! Да кто тебе их даст?

— Сотня не сотня, а что-нибудь да перепадёт, всяко больше чем ничего. Хватайте его, братцы!

«Вот влип!»

Вейзо устремился в узкий проход между лотками, спиной чувствуя, как податливо расступается толпа перед Чернополосыми, нищими и прочими падкими на лёгкие деньги проходимцами. Однако сутолока людского водоворота, в большинстве своём всё ещё пребывающего в неведении, уже поглотила его, и поймать здесь хоть кого-то было ой как не просто.

Вейзо продирался вперёд, лавируя, где мог, кого отталкивал локтями, кого плечом, стараясь не замечать крики и обращенные на него возмущённые взгляды. Толпа сходилась за его спиной как приливные воды, и тут же расходилась покорная власти и окрикам Чернополосых.

Поначалу он хотел добежать до дома, где находился вход в подземелье, это было совсем рядом, нырнуть за дверь под защиту замков и переждать там. Однако следующая мысль предостерегла его от этого опрометчивого шага — так рисковать явно не стоило, поймают его или нет, а выводить городскую стражу на заветную дверцу негоже.

Лавируя между лотками, он стрелой пронёсся мимо лавки торговца тканями и тележки чорпушника.

Стражи не отставали, они легко прокладывали путь сквозь толпу, разгоняя зазевавшихся прохожих древками копий. А он-то думал, что они завязнут, вышло наоборот — похожие на стаю голодных волков они двигались наравне с ним.

Вскоре справа показался северный конец Вольной площади. Её границу отмечал мост через канал, названным из-за украшавших его скульптур — Бычьим. За ним, в двадцати шагах, мост Цапель, там (так было всегда) пост Чернополосых.

Жадно хватая ртом воздух, Вейзо быстро огляделся и сразу понял, что укрыться не успеет, да и негде: в толпе впереди проблескивали металлические доспехи и наконечники копий — от моста Цапель к стражам спешила помощь.

«И что же делать? На ту сторону канала нельзя, на мосту народу мало — обязательно увидят, и укрыться там негде — стена в обе стороны на пять сотен шагов… А это что?»

Тяжело груженую лодку, скользящую по глади канала Вейзо приметил сразу, и то, что сможет нагнать её в промежутке между мостами, за которыми канал разветвлялся, тоже понял, и принял, наверное, единственно верное решение. Судьба дарила ему очередной шанс, главное действовать быстро и незаметно, чтобы Чернополосые не догадались — куда он вдруг подевался.

Приняв решение, Вейзо втянул голову в плечи и нырнул за ларёк цветочника. Звон стали за спиной подбавил прыти, и он оказался в намеченном месте вовремя — лодка на треть вышла из-под каменного подбрюшья.

Едва не врезавшись в тележку с овощами, которую толкал перед собой высоченный сарбах в широкополой шляпе, Вейзо, в последний момент изменив направление движения, змеем скользнул между фонарным столбом и лавкой гончара; послышались треск и глухие удары о камень рассыпавшейся пирамиды горшков и тарелок. Он же, не сбавляя хода, перемахнул через ограждение канала, на неширокий парапет и дальше прыжком — прямо на проплывающую мимо лодку. Точно на корму, пред ошалевшие очи крепыша-феа который, усердно работая шестом, управлял этой тяжело груженой зерном посудиной. Она даже и не качнулась.

— Не надо, не кричи, друг, — выдохнул Вейзо в опушенное рыжим волосом лицо, попутно демонстрируя лодочнику один из своих ножей. — Прокати до Трёх мостов и все будут счастливы.

— Я прямо плыву, — попытался возразить феа, но видя, с какой решимостью одноглазый онталар подался вперёд — согласился. Кивнул хмуро и указал на кусок ткани у правого борта. — Укройся, заметят.

Впереди мост, за ним развилка.

— Не шути со мной, — предупредил лодочника Вейзо, поспешно натягивая на голову край дерюги. — Я и одним глазом всё хорошо вижу.

— Вот только пугать меня не надо, — отхаркнул под ноги феа, — тихо лежи, не вякай.

Спустя полчаса лодка уткнулась в пирс, и Вейзо, отблагодарив феа не только скупой улыбкой, но и двумя серебряными монетами, благополучно сошел на берег.

— Я пройду? — спросил он у пышно разодетого, пожилого нуйарца с зелёными волосами и бакенбардами, тот сидел на ступеньках у самой воды и что-то читал, быстро пробегая взглядом по листкам и откладывая их в плетёную корзинку.

Нуйарец кивнул, убрал с прохода ноги.

Но видно не судьба, не задался денёк…

— Чернополосые, градд Меем. — Гинтор говорившего слепил золотом, а бутафорский меч за поясом и надпись на боку фургона, у которого он стоял, сообщали, что он ни кто иной, а актёр театра со звучным названием «Братья Этварок и Кинбаро Ро». — Много их, градд Меем, и Неши Ваур с ними.

«Вот прицепились! Что им от меня нужно?» Думать о том, что Чернополосые могут рассчитывать на награду, объявленную за его голову главарём одной из къяльсовских банд, Вейзо не хотелось, — коли так ему точно не жить.

— К нам идут, говоришь? Угу, — закряхтел нуйарец, откладывая бумаги. — Чего им надо?

— Не к нам, на рынке ловят кого-то, скоро здесь будут. У Неши Ваура собаки.

— Ясно. Ты иди, Акимошка, отвлеки их пока, и Зафуте скажи, чтобы вышла и задом повертела, и сиите Лорто…

— Тоже задом?

— Иди, говорю, дурила! Я закончу и подойду.

— Сиите Лорто я уже сказал, а Зафута и так там, её зад и без моих напоминаний не остановить.

— Тебя что ли ловят? — бросил нуйарец, когда Акимошка исчез за фургоном.

Вейзо кивнул.

— Ты что-то украл?

— Нет.

Меем пытливо заглянул в единственный глаз онталара.

— Убил кого-то?

— Нет… не сейчас, — сознался Вейзо, понимая что от нуйарца прошлого своего буйного всё равно не скроет, а доверия, соврав, не заслужит, а значит придётся ему самому от собак отбиваться или хуже того сигать в холодную воду да плыть на ту сторону залива, а это ой-ой-ой как неприятно!

— Ладно, — смилостивился нуйарец. — Иди за мной, так уж и быть спрячу тебя.

Они поднялись по лестнице, там, помимо трёх кибиток, стоял шатёр, несколько работяг из сарбахов, усиленно работая молотками, сооружали сцену, две девицы драпировали уже готовую похожую на мельницу деревянную конструкцию. Со стороны площади слышались резкие возбуждённые голоса — пока ещё далеко, время укрыться было.

«Если найдётся где…».

Нашлось.

— Сюда лезь, — скомандовал нуйарец, откидывая полог. — Сундук видишь? — он указал в дальний угол, где под кучей разноцветного тряпья виднелись кованные медью углы большого ларя. — За ним ляжешь, тряпками укройся. И ни звука мне. Погоди, — остановил он собравшегося уже скакнуть в фургон Вейзо. Снял с крючка пучок вялой травы, и отхлопал им недоумённо взиравшего на его действия онталара.

— Что это?

— Не важно. Но собаки тебя теперь не почуют.

Вейзо не стал интересоваться, зачем эта трава висит у входа в фургон, кивнул и полез в угол.

— Градд Меем, — прорезался издалека взволнованный голос Акимошки.

— Иду.

Полог опал, фургон погрузился во мрак.

— Градд Неши! Какими судьбами? Чем обязан такой честью?

— Убийцу ищем, — ответили ему бархатным басом, — чужих, градд Меем, не видали? Лодка с зерном должна была мимо вас проплыть.

— Была лодка, на север пошла, вдоль берега. Вон туда… Убийца, подумать только! — Голос нуйарца с каждым словом звучал глуше, он отдалялся. Хозяин уводил гостя подальше от фургона с беглецом. — И кого он убил, позвольте спросить?

— Это сейчас не важно…

— Ну идёмте, уважаемый, я вас экехо угощу. Зафута, чаровница наша, такой экехо варит… — голоса отдалились на столько, что разобрать хоть что-то сделалось совершенно невозможным.

Вейзо приоткрыл полог, не с той стороны где входил, а с противоположной. «Окошко» выходило во внутренний двор. Там стояли две девушки, Акимошка и…

И Крэч Древорук!

«Хорбутовы ноздри! — Вейзо мгновенно вспомнил, где видел и нуйарца и Акимошку. Вспомнил, как сидел на горе и смотрел вниз на распластавшиеся тела: бедняги Лесоруба и Крэча. — Так это они карлу подобрали. И вот он здесь. Да, брат Вейзо, от судьбы не уйдёшь».

Ненавистный карла был обряжен в театральный костюм, на поясе меч, деревянный, такой же, как и у Акимошки. Они спорили, о чём Вейзо не слышал, Крэч широко размахивал руками, девушки что-то ему объясняли, тыча в лицо бумагами. Акимошка кивал то девицам, когда говорили они, то Крэчу, когда говорил он, вернее — орал, и было совершенно непонятно, на чьей стороне он находится. В какой-то момент феа психанул, скинул с себя гинтор и булту, отшвырнул меч и направился к фургону, в котором прятался Вейзо.

«Этого ещё не хватало, — онталар потянул из кожаря сургу. — Не ходи сюда, карла, не надо, — попросил. — Не нужно тебе сюда… Бог, мой Тамбуо, только не сегодня!»

Тамбуо смилостивился, Крэч остановился, не дойдя до фургона нескольких шагов и, поддавшись на уговоры девиц, вернулся: снова одел гинтор, напялил булту, взял в руки бутафорский меч.

Некоторое время они говорили, после чего разошлись. Дворик опустел. Вейзо расслабился, опустил полог и смежил веко…

— Эй, одноглазый! Вставай, Хорбут тебя раздери. — Нуйарец Меем тряс Вейзо за плечо. — Ну и здоров же ты спать.

— А? Что? Да-да, уже всё… что случилось? — он потёр глаза — оба, по привычке.

Ночь. Небо обложило тучами, а о присутствии звёзд и Сароса можно было только догадываться по редким полосам зеленоватого свечения, робко пробивающегося на стыках черных, грозовых облаков.

— Ничего не случилось, тебе, наверное, идти надо.

Вейзо кивнул.

— На вот, надень, — нуйарец протянул ему серый балахон с капюшоном, — и вот ещё, он снова взялся за пучок травы, которым давеча отходил Вейзо.

— Что за трава? Вам она здесь зачем?

— Да псинка у нас — Чиха, приблудная, это от кавалеров её. Житья от них нет, ни ей, ни нам. А что за трава я не знаю, надо феа нашего поспрошать, он её притащил. Хорошая травка — помогает.

— Что за феа?

— Ксамарк Тою.

— Зовут так?

— Зовут Вассегой Лосу, а Ксамарк Тою это прославленный къяльсо, которого он в спектакле играет.

— А-а, понятно. Вассега Лосу значит. Спасибо тебе, градд Меем. Я должен. Меня Вейзо зовут.

— Хорошо запомню, заходи коли рядом будешь. Да и так заходи.

Вейзо кивнул: понятно, мол, будет нужда — заскочу.

Пожали руки, и он пошел в темноту.

Глава 26. Белый

Вечер застал путников у небольшой баоковой рощи на пригорке.

Весь день дорога вела их вдоль пастбищ, которым не было конца, а когда снова начала подъём горы, и небо над головами закрыли могучие кроны вековых деревьев, Гейб Ваграут остановился.

— Ну, довольно на сегодня, — хрипло объявил он. — Место хорошее, был тут однажды. Здесь и заночуем.

— Только не одни мы здесь, дядька Гейб, — Кинк глядел куда-то в сторону. Левиор перехватил его взгляд, посмотрел в просвет меж деревьев; оказалось, что роща приглянулась не им одним — там, на поляне у порозовевших в закатных лучах валунов, привалившись спиной к стволу баока дремал сулойам — Белый. В том, что седой старичок в светлых одеждах, подпоясанный верёвочным поясом с двумя колокольчиками был адептом Ихольара, сомнений не возникло ни у кого.

— Это ж надо, — выдохнул Гейб, — вот и лекарь! Эй, Белый брат, пора вставать!

Но тот даже не пошевелился.

Они подошли. Гейб потряс сулойам за плечо — никакой реакции. Нагнулся — послушал, дышит старичок или нет, жив ли вообще. Оказалось что жив, просто спит крепко-крепко.

— Пусть поспит, дядьки, — сказал Кинк, — оставьте его, утро вечера мудренее.

— Да ты не понимаешь ничего, дурачок, его же к нам сам Ихольар послал! — радужно заулыбался Гейб, охлопывая мальчишку по плечам. — Всё теперь хорошо у нас будет.

Больше будить необременительного соседа не стали (решили, что к ужину он должно быть и сам проснётся), а нет, так утром поднимут; облюбовали дерево, в дюжине шагов от, умиротворённо похрапывающего сулойам; там же обнаружилось старое, полузасыпанное кострище.

Высоко над головой шелестели листья, за кустами журчал родник. Где-то вдалеке куковала кукушка.

Соорудили навес. Лохмоуха привязали на длинную верёвку, у края полянки, там зеленела молодая поросль барвинки и гадючьего лука. Гейб отправился в распадок за водой, Левиор набрал сушняка, Кинк надёргал у корней под папоротниками сухого мха; общими усилиями развели костёр, принялись за готовку. Рыка (так на верэнгский манер нарёк своего маленького тярга Кинк) по-хозяйски обежал полянку, пометил границы. Стараниями Гейба поспела мясная похлёбка, достали хлеб, овощи, кусок козьего сыра. Налегли дружно, и уже через полчаса неторопливой беседы с ужином было покончено. Сулойам, несмотря на запахи, так и не проснулся, но ему всё равно оставили.

Кинк уснул сразу, Гейб поджав ноги, уселся на покрытую листьями землю, достал трубку. Рыка подошел к нему, потерся мордой о колено, сладко зевнул. Щенок сильно подрос за последние две недели, и уже сейчас это мохнатое создание с добродушной мордахой было здоровее многих взрослых собак.

Близилась ночь. Взошел Оллат, за ним Сарос, высыпали звезды, молчаливые, недоступные.

Левиор сидел, прислонившись спиной к стволу, с наслаждением вытянув ноги, смотрел, как тени облаков закрывают то одно то другое светило, как покрывают одну за другой звёзды и думал о Кинке, вернее о его ухудшающемся день ото дня здоровье.

…Сразу после Сароллата, у Кинка стали проявляться первые признаки болезни, он начал кашлять, засопливелся и заметно побледнел.

— Будем лечить тебя, — сказал ему тогда Гейб, и потянулся за сумой. На рогожке одна за другой возникли: два пузырёчка (один из которых, тот, что побольше оказался пустым), чашечка, ступка, несколько свертков, пучки трав и засохших скукоженных кореньев.

Всего было по чуть-чуть, но вместе — очень много. Левиор глядел и дивился: во-первых, объёмом Гейбовой сумы (она никогда не казалась ему такой вместительной), во-вторых, количеством находящихся в ней предметов, в-третьих, познаниям Гейба в знахарском деле, явно не малых, они хочешь, не хочешь, а должны были присутствовать у владеющего всем этим богатством. Если он не шарлатан конечно, что в случае с Гейбом исключалось.

— Это всё из тайничка моего в Куриной лапе, помните? — с довольной улыбкой пояснил феа, подбородок его несколько раз дернулся влево.

Некоторое время Гейб копошился в травках, перебирая пучок за пучком, то кивая одобрительно, то недовольно хмурясь, нюхал, разглядывал. Часть засунул обратно в суму, часть, предварительно меленько покрошив ножом, побросал в котелок, висевший над огнём. Вскоре вода закипела, приобрела буро-зелёный оттенок. Феа размешал взбурлившее варево, ловко подцепил котелок и поставил его на пенёк. Помахал на себя ладонью, поморщился, сплюнул на землю, прокашлялся.

— То, что надо. — Он накрыл котелок тряпицей, предупредил, будто у кого-то могло возникнуть желание отведать этого ужасно воняющего пойла без его на то разрешения, — потомиться должно с часик, опосля пить будем, — и добавил, вскинув палец: — мелкими глотками. — Перехватив тревожный взгляд Левиора он усмехнулся, и, не дожидаясь вопроса, обнадёжил: — Не все, только кто приболел.

Кинк нерешительно покосился на остывающую буро-зелёную жижу, понюхал и скривился:

— Пить, вот это?

Гейб посмотрел на него с умилением любящей бабуси.

— Ага, пить. Болячку твою мы прижучим, — он прищёлкнул пальцами. — Как блоху на заду у Лохмоуха.

Как бы ни было противно, но отвар Кинк выпил; остатки Гейб перелил в пустой пузырёк и поил мальчишку по три раза на день, в течение всей следующей недели. Сперва помогало, и Левиор понадеялся, что это была обычная простуда, но, вечером третьего дня мальчишке стало ещё хуже, чем раньше. У него начался жар — лоб горел огнём, глаза слезились и покраснели, а кашель был такой, что, казалось, легкие вот-вот у мальчишки разорвутся.

— Плохо дело, Левиор, — шепнул ему феа, — если умеешь — лечи.

Он и полечил. Пришлось вспомнить всё, чему учила сиита Линта.

А умел он многое, однако этого оказалось недостаточно. Не хватало главного, а именно понимания с какой болезнью нужно бороться, он, как ни старался, не мог определить причины недомогания.

Да, у мальчика был жар, был насморк и кашель, вялость, апатия и прочие атрибуты, сопутствующие обыкновенной простуде. Все эти напасти Левиор победил сразу, одним взмахом руки, образно, разумеется, выражаясь, ему для этого не требовалось производить ни каких видимых манипуляций. Но что произошло дальше? А ничего хорошего! Два дня видимого спокойствия сменились новым приступом болезни. Да, Левиор сделал всё наново — Кинку стало лучше, но после второй уже неудачной попытки, его и Гейба, неминуемо возникал вопрос: на долго ли всё это? Как Левиор не осматривал Кинка (и обычным и магическим зрением), он не мог определить, чем тот на самом деле болеет.

Не знал, но в одном был уверен (и искренне надеялся, что не заблуждается) — убери он полностью насморк и кашель, погаси жар, подними настроение, и внешне здоровый вид мальчика, внутри которого продолжает тлеть, а может и бушевать, пожар неведомой им болезни, неминуемо станет причиной его гибели. Может не скорой, но неотвратимой. Никто и ни что, с того самого момента, как мальчишка почувствует себя здоровым, не укажет им на ухудшение его состояния и не призовёт на помощь, не говоря уже о том что организм лишится возможности бороться за своё существование.

«Нет, полностью убирать этого нельзя ни в коем случае!»

Левиор помогал, ибо считал это нужным — сбивал магией температуру, когда она становилась слишком высокой, лечил горло, насморк, уши, да, просто, повышал самочувствие и настроение мальчугана. Поддерживал его всем, чем мог.

Единственный шанс вылечить Кинка виделся ему в том, что бы поскорее добраться до какого-нибудь населённого пункта, где есть цейлер, способный определить причину заболевания. И найти такого можно было только в Аисте, посёлке стоявшему в стороне от старого тракта, но по пути, или в крепости Казарам, и если до первого было с неделю пешего пути, то до второго целых три или даже четыре недели.

«В Аисте, не буде там цейлера, можно лошадей купить или повозку. До Казарам тогда втрое быстрее доберёмся». — Конечно, существовала опасность, и не малая, что и там и там Левиора поджидают кнуры Текантула, но эта мелочь его сейчас волновала в последнюю очередь. Ровно, как и отошли на второй план выяснения отношений с Гейбом Ваграутом. С недавнего времени он сильно сомневался в бескорыстности феа, слишком уж много было противоречий в его словах и поступках. Да и близкое знакомство того с Анготором Рима, который как выяснялось, оказался не таким уж безобидным старичком, каким хотел выглядеть, теплоты и задушевности в их отношения не добавляло. Однако пока ещё Левиор не определился, что ему со всем этим делать, и потому не делал ничего… Пока. Вёл себя, как и прежде, исправно изображая, что ничего странного с ним на пустошах в Сароллат не произошло, и что никого ни в чём не подозревает. — «Кинка надо вылечить, а с этим оглоедом я как-нибудь да разберусь»…

Так или иначе, они старались двигаться вперёд как можно быстрее, и единственной помехой было именно самочувствие Кинка, а не их на то желание.

И тут такая удача — Белый сулойам, настоящий, по определению должный уметь лечить… Во что только не поверишь когда беда у порога.

«Услышал Тэннар мои молитвы!» — Левиор поёжился, накинул на плечи одеяло, посмотрел в костер, затем — на старичка сулойам, тот спал.

— Сопит что твоя дудулька, — сказал Гейб, раскатывая одеяло. — Что ж, дело хорошее. Ты спать не хочешь?

Левиор не понял, что Гейб имел в виду под дудулькой, но, переспрашивать не решился.

— Нет, — ответил, — не хочу.

— Я покемарю тогда, разбудишь, если Белый наш брат проснётся или когда самого морить начнёт?

Левиор кивнул.

— Вот и ладненько, — заворочался Гейб поуютнее наминая ложе. — Ночью меня спать не заставишь, а так вот после вечери подремать часок другой… — и уснул похоже, даже не договорив.

Левиор кивнул: знаю, мол, не первый день знакомы. Он повернулся на бок, посмотрел на Кинка — на губах его теплилась улыбка безмятежности. В ногах, пригревшись, сопел Рыка.

Гейба он будить так и не стал, и тот вопреки уже привычному, проспал всю ночь. Зато проснулся Белый, и как ни ждал этого Левиор, пробуждение сулойам оказалось для него полной неожиданностью. Рассвет только-только позолотил верхушки баоков, над росистой травой стлался густой туман, журчал в ложбинке родник. Старичок сулойам встал и молча подошел к нему, сел рядом, будто они были знакомы всю жизнь.

— Здравствуй, добрый человек, я брат Буго, из храма Гальмонорокимуна что в Охоме.

— Левиор Дигавиар. — Он даже не заметил как представился сулойам своим настоящим именем, первый раз за долгое время.

«Не совсем, конечно, настоящим… тем, что придумал мне Тайлес Хас… или сиита Линта… или кто всем этим на Лиртапе заведовал… — Как бы то ни было, а он считал это имя своим. Из настоящего у него осталось лишь это простое и безродное Левиор, да чёрненькое дедово дииоровое колечко, болтавшееся на шее. Всё остальное было придуманным. — Левиор Дигавир, кучеряво звучит, кто же это так для меня расстарался? Наверное, сиита Линта, а ведь могла придумать что-нибудь поскромнее».

Некоторое время сидели молча, глядя на первые рассветные лучи, скользящие по макушкам деревьев.

— Вижу, гнетёт тебя что-то, брат, откройся, не томись.

«Да уж чего тут томится», — Левиор вздохнул, встал.

— Мальчик у нас болеет, а чем не понятно. Поможешь? — Он, как-то сразу проникся к брату Буго, и в то, что вылечить Кинка он сможет, уверовал.

— Я флейта, на которой играет Творец, градд Дигавиар, — бесцветным голосом изрёк пилигрим. — На всё его воля.

— Творец?

— Ихольар лишь удачный образ, придуманный людьми.

«Удачный? Да и не в этом был мой вопрос — непонятно почему «Творец» а не «Творцы»?»

— Да-да, очень удачный образ, — отвечал брат Буго, так словно мог слышать его мысли. — И я не оговорился Творец, а не Творцы. Бог един.

— И что в этом образе удачного, позвольте поинтересоваться?

— Ихольар рыба, а рыба создание холоднокровное и не отягощено смятением разума, а соответственно и к Творцу любого из нас ближе.

«Хотелось с вами поспорить, но не время…».

Брат Буго ухмыльнулся, сощурился лукаво, покрутил в пальцах молитвенные шарики.

— Вот и я о том же, брат… Этот мальчик? — он указал на одеяло, под которым спал Кинк.

— Да.

Белый предупредительно вскинул руку.

— Не надо их будить. Пусть спят. Все.

Левиор замер. Белый заглянул под навес, присел на корточки, опершись на посох, подышал на пальцы, поводил над холмиком одеяла ладонью медленно и осторожно. Мальчишка заёрзал; сладостно заскулил и зачмокал Рыка, словно на завтрак ему поднесли любимую сахарную косточку.

Какую-то минуту брат Буго медлил, словно решая с чего начать, потом решительно приблизился, опустился на колени, отложил посох и начал водить над спящим Кинком уже двумя руками, что-то при этом нашептывая.

Выражение его лица как-то странно менялось: от лёгкого недомогания до боли и дальше к нестерпимым страданиям, затем к облегчению, и снова к началу — в боль. Левиор хоть и находился в трёх шагах от сулойам, почувствовал лёгкое, неземное идущее откуда-то изнутри его ладоней тепло. В какой-то момент ему показалось, что меж растопыренными пальцами брата Буго заплясали зелено-золотистые искорки. И это при том что как Левиор ни старался, не находил в окружающем их пространстве ни капли Уино, кроме того что ежесекундно рождалось и исчезало невостребованным в нём самом.

Сколько продолжалось сие таинство Левиор не знал, не уловил когда, поддавшись чарам пилигрима, погрузился в осознанный сон, но только когда тот закончил, рассвело совсем.

Левиор молчал, не решаясь спросить, что сулойам почувствовал, и что, ему удалось сделать для Кинка; брат Буго тоже молчал, но совсем по другим причинам — предпочитал не произносить лишних слов, а говорить только важное. А важное было печально.

— Ох, беда-беда. — Левиор был не уверен, что сулойам произнёс слова вслух, возможно его лишь коснулось отражение мыслей Белого брата.

И тут все проснулись, разом, как по команде. Первым встрепенулся Рыка, но тут же затих, положив мордашку на лапки. Затем настала очередь Кинка — увидев перед собой, стоящего на коленях сулойам, он поджал ноги и натянул до глаз одеяло, будто это могло защитить; однако стоило брату Буго шепнуть ему что-то и протянуть руку, вцепился в неё и прижался щекой к ладони. Очнулся от спячки Гейб, феа заворчал и потянулся, хрустя затёкшими членами, затем воззрился на происходящее ошалевшими глазами.

Левиор приблизил пальцы к губам: помолчи. Гейб нахмурился, но кивнул соглашаясь, рука его неосознанно потянулась за трубкой.

— Ох, беда-беда, — с несколькими короткими прерывами, словно сквозь плач, вздохнул брат Буго.

Он заглянул Кинку в лицо — в один глаз, в другой, потрогал запястье, огладил плечи, коснулся живота, рук. Поводил раскрытой ладонью у него над головой, сжал свои пальцы в горсть, будто зачерпнул что-то, развернулся и сбросил, в сторону тлеющих углей потухшего уже костра. После чего обнял мальчика, прижал его к груди, словно младенца и баюкал так — долго. Кинк, считавший себя совсем взрослым и всегда протестовавший против такого обращения, которое брезгливо называл телячьими нежностями, сейчас даже не возразил.

Спустя четверть часа он уснул.

— Что с ним, брат? — спросил Левиор.

— Ох, беда-беда, — горестно запричитал сулойам, поднимаясь, — такая же вот хворь сейчас по всем селениям, поголовно. Проклятием пустошей её в народе прозвали. Только вашими молитвами мальчишечка и жив ещё… Ох-ох-ох… Некоторые рождаются и умирают только для того чтобы дать другим проявить себя, — глубокомысленно изрёк он, умащиваясь на прежнее своё место, где провёл предыдущую ночь.

Левиор остолбенел от такого откровения.

— И что теперь будет? — спросил Гейб.

— Я не знаю. Я могу лишь отдать ему свою любовь и надеяться, что Творец свершит чудо.

— Может лучше не ждать чуда, а попробовать что-то предпринять?

— Нам не дано знать что лучше. Простите, братья — я устал, мне нужно немного отдохнуть. — Сулойам в изнеможении откинулся к шершавому стволу и закрыл глаза.

— И что нам делать? — после двух часов ожидания спросил Гейб.

— Ждать, Кинк всё равно ещё спит.

Рука феа, собиравшегося поднести трубку ко рту, замерла на полдороге.

— Чего? Помог он или нет, мы не знаем, ждать, когда проснётся, значит потерять время, которого у нас и так мало.

Левиор пожал плечами.

— Кинку лучше должно стать. Ты его шарики молитвенные видел?

— Нет, а что с ними не так? — спросил Гейб, вскидывая брови.

— Три белых шарика.

— И что? Объясни, я не понимаю.

— Да я тоже не очень… Кинк говорил, что молитвенные шарики у сулойам обычно трёх цветов: красного, черного и белого, но бывают и такие сулойам, редкие исключения, которые отрицают какую-то из школ и шарик её цвета заменяют своим. У этого все три шарика белые, а значит, он всецело предан только Белой школе, и отдался ей в беззаветном служении… а значит и постиг в совершенстве.

— Ясно… но, как бы там ни было, мы не можем просидеть вот так весь день.

— Конечно, надо идти, — не открывая глаз, сказал брат Буго, и тихий и бесцветный его голос подействовал на Гейба как ушат холодной воды. — И я пойду с вами. За мальчиком должен кто-то приглядывать.

Глава 27. Да вы полны сюрпризов, сиита Лорто!

Таррат просыпался. Рассвет позолотил сланцевые крыши домов и башенок Вершника, купола храма богини Форы, черепичные, а где-то крытые гонтом и даже соломой крыши Нижнего города. Ночную прохладу сменило мягкое, немного влажное тепло лайсового утра. К воздуху с моря примешался запах дыма и специй, аромат жареного мяса. Он щекотал Древоруку ноздри, возбуждал аппетит.

«Хорошо, что рыбой торгуют на рынке у пристани, а здесь запрещено, — подумал Крэч, — мой нос такого бы точно не вынес».

Он сидел на ступеньке фургона и полировал тряпкой острые носки вновь приобретённых хошеровых сапог.

Весь его скудный гардероб по приезде на Ногиол подвергся полному обновлению. Старое платье обветшало настолько, что ходить в нём стало попросту неприлично. Под строгим патронажем нуйарца Меема и частично на его же деньги, как-никак, а одежда требовалась не только для повседневной носки, но и для представления, в котором Крэч принимал участие.

Первым делом Крэч собирался навестить своего старого приятеля — банщика Зуага. Когда они расставались, сарбах был ещё мальчишкой (Крэч оценивал с высоты своего возраста) и сейчас должен быть почтенным мужем что-то под пятьдесят лет — возможно, отцом большого семейства. Во всяком случае, он так думал. Былое ещё хотелось вспомнить. Поговорить по душам со старым другом, разузнать, что да как, чем дышит нынешний Таррат, а заодно и привести себя в должный порядок: подправить бородку, что-то сделать с неприлично отросшими волосами и распушившимися баками.

Таррат за время отсутствия Крэча ничуть не изменился, вот только память, побывавшего за время скитаний не в одной дюжине городов къяльсо, дала неожиданный сбой. Древорук категорически не понимал, как ему дойти до Зуага. Нет, конечно, он помнил множество улиц, интуитивно понимал, в какую сторону должен двигаться, а в девяти случаях из десяти угадывал, куда попадёт, направляясь в тот или иной поворот, или куда выведет узенький, чуть шире его плеч, проулок. Но точное представление, картинка, схема, что жила у него в голове двадцать лет тому назад, уже отсутствовала. Была однако в Таррате достопримечательность одна, ориентир — шары Мелкопузов. На них он и шёл…

…Трактир «Кислюк и Багри Мелкопузы» был одной из тарратских достопримечательностей, и славна была сия обитель кутежа и разврата не игриво-пенистым вайру с берегов Траба или огненной буссой, местного, пятого перегона, а наличием трёх желтых, раздутых до размеров двухсотведёрного бочонка бычьих пузырей с алхимической эссенцией, по старинке называемой «светлячковой», внутри, паривших на высоте сотни локтей от земли. Ещё один шарик, гораздо меньших размеров, зависал непосредственно у входа в трактир. Он же исполнял функции вывески.

«Добро пожаловать в гости к Кислюку и Багри Мелкопузам!» — зазывали витиеватые чёрные буквы по сдобно-жёлтому телу пузыря.

Затея прадеда Кислюка и Багри — Гумми Мелкопуза — наполнить светлячковой эссенцией бычьи пузыри и, подвязав на верёвки, выпустить в небо, тем самым запечатлев в веках месторасположение трактира, — была бы обречена на провал, если не одно пикантное обстоятельство. Обычно, шары находились в небе около двух-трёх недель — эссенция теряла свойства — шары тускнели, медленно и неотвратимо опускались на землю; заново наполнять их светоносным раствором оказалось делом весьма накладным. Содержать подобную рода рекламу прижимистый феа себе позволить не мог и был уже готов расписаться в несостоятельности проекта и выкинуть шары на помойку, как сущая неожиданность спасла его детище.

Однажды несколько знатных сиориев, гостей Бимо ра'Крата, главенствовавшего тогда на Таррате, прогуливаясь по стене, отгораживавшей Верхний город, поспорили, что один из них попадёт стрелой в жёлтый шар, болтавшийся в небе над тарратскими крышами. До цели, по прикидкам, было не менее семидесяти тонло, а это под триста шагов. Промахнулся. Промахнулся и его визави. Промахнулись все, бывшие в тот час на стене и способные держать в руках лук. Присутствовавшие сииты были в восторге. Спор перерос в грандиозный аттракцион. Недолёт за недолётом. Взяли облегчённые стрелы. Теперь стрелы долетали, но все до одной проходили мимо. Принесли балестры. Болты летели и летели, а ни один из шаров так и не покорился горе-стрелкам. К месту заметить, что в тот вечер немного штормило, и попасть в качаемые ветром шары было не так-то просто. Веселились в тот вечер до упаду. Поговаривали, что падавшими на излёте стрелами и болтами было поранено до четырёх дюжин таррийцев, хотя кто помнит, сколько их было на самом деле. Забава настолько понравилась гостям Бимо ра'Крата, что на следующее утро Гумми Мелкопуз был доставлен под его пресветлые очи, где имел аудиенцию и распоряжение: содержать и обновлять шары в должном порядке. «Быть им целями для забав великородных», — гласил вердикт Бимо ра'Крата. Как при этом прижимистый феа умудрился выторговать на содержание шаров денежное довольствие (ходили даже слухи, что Гумми смог заиметь некоторые торговые преференции) и при этом покинуть Вершник живым, осталось загадкой. Но теперь он имел удовольствие содержать шары, кои приходилось менять по два, а то по три раза на неделе за счёт славного семейства Кратов. Таррат же обзавёлся дополнительным маяком и ещё одной достопримечательностью, а местные цейлеры — постоянной клиентурой из числа развлекавшейся знатью подстреленных…

Крэч шёл не спеша. Город понижался, истончались улицы, хилели дома.

Кто-то убеждал его, что давным-давно острова Ногиол, Кайц и Ситац были частью материка и что Таррат с его постройками есть не что иное, как окраина Великого Кеара. Не весь, конечно, — верхняя его часть. Крэч в это никогда не верил…

«Хотя… очень даже может быть, — подумал он, разглядывая фрески храма богини Форы — величественного строения с портиками и колоннами, скульптурами и лепниной, с запредельно высокими каплевидными куполами из меди и сланца. С огромными, в три человеческих роста, двухстворчатыми дверьми, окованными бронзой, и двумя рядами широких ступеней, от площади к входу облицованных зелёным мрамором. — Не видел я, чтобы нынче такое где-нибудь построили. Весь Вершник — одно целое, даже стена…»

Через три сотни шагов, когда Площадь Аравы и храм богини Форы остались далеко за левым плечом, над одной из крыш вновь замаячили пропавшие было из вида шары Мелкопузов.

«Вот они, родимые!»

— Теперь точно не заблужусь!

Наконец он нашёл то, что искал: опрятный двухэтажный дом, высокие каменные трубы — как и положено, с дымком. Стены оплетены виноградом, небольшой дворик окружён декоративной оградкой… которой раньше не было.

«Точно же не было… и вывески нет… а, нет, вот она вывеска, висит только не там: тазик с шапкой пены — есть, мочалка — есть, ножницы и гребень — на месте. Всё, как и было, но вывеска другая. Это я, наверное, помню».

— Здоровья и блага, уважаемый, — поприветствовал его с порога лысый сарбах.

— И вам здоровья и блага, градд…

— Ганд.

— Вассега Лосу.

— Могу я видеть градда Зуага?

— Уважаемый Зуаг уехал, живёт теперь по ту сторону моря.

— Какая жалость! Давно?

— Шестой… Ой, простите, седьмой год как съехал. Дело мне продал. Проходите, — пригласил Ганд, толкая от себя дверь. — Теперь я тут хозяйствую.

— Жаль, — Крэч осмотрелся — всё по-старому: дубовый прилавок, несколько стульев, ситировые зеркала, переносные ширмы, а главное — воздух: влажный и пряный. Ну, нет так нет, — обречённо вздохнул он, — будем тогда в порядок меня приводить.

Следующие два часа он провёл в смежной комнате, где его стригли, брили, ровняли и всё-всё-всё, — приводили в должный порядок, в общем.

— Готово, — возвестил сарбах, наминая холёные свои пальцы.

Довольный результатом, он взял со стола старенькое зеркало с зачернёнными краями и поднёс его ближе к клиенту.

Крэч взглянул. Улыбнулся. Понравилось и ему: чистый, по краям, с одной тугой короткой косицей подбородок, аккуратные усики, стрелкой к губам скошенные баки.

«Ух ты! Ни дать ни взять — щёголь столичный! Меем с Лорто одобрят…».

Покинув заведение Зуага, Крэч почувствовал, что сильно проголодался, и направил стопы к первому, что увидел, трактиру.

«Каторжный рудник» — он даже сперва замер от неожиданности: название поражало лаконичностью и какой-то мрачной злободневностью.

«Такой трактир, — подумал Крэч, — теоретически мог возникнуть в любом другом месте Ганиса, но нигде он не был бы так уместен, как на Ногиоле или на другом из трёх Отколотых островов… Ну, разве что на севере Тэнтрага».

Древорук немного постоял снаружи, разглядывая посетителей через окно. Их было совсем немного, и он, решив не подвергать желудок лишним испытаниям, небрежной походкой прошёл вглубь просторного зала и уселся за приглянувшийся столик.

Заведение, несмотря на название, оказалось вполне респектабельным и убранством соответствовало анонсированному названию: столы-телеги, стулья-валуны, стойка из брёвен с массивными сучковатыми подпорками. На стенах — кандалы и цепи. У закопчённого потолка (никаких сомнений, что это было сделано намеренно) на коротких цепочках — так, чтоб рукой не дотянуться, — висят масляные светильники, даже не стилизованные, а самые что ни на есть настоящие шахтёрские фонарики. Всё выполнено из хорошо обработанного, покрытого лаком дерева. Медные части — столбики, поручни, дверные ручки и даже заклёпки — отполированы до зеркального блеска.

Всё как на идеальном руднике, вот только люди и их цели были иными да запахи сильно отличались от запахов рудника: пахло жареным мясом, чесноком, васаргой и ядрёными ахирскими специями. Больше всего Крэчу, конечно же, понравились полки-леса с рядами кувшинчиков, фляг и бутыльков, в том числе и из сулузского хрусталя, за спиной трактирщика.

Едва Крэч сел за стол, рядом возникла подавальщица в белом фартуке с угольными пятнами — ещё одна деталь, призванная подчеркнуть эксклюзивность заведения.

— Что вам угодно, градд?

Подавальщица была плоскогруда и некрасива. Древоруку это не понравилось.

— Кружку вашего лучшего вайру, — бросил он.

Девушка поймала его настроение, фыркнула и, окатив презрительным взглядом, направилась к стойке. Вайру принесла уже другая подавальщица.

«А вот это совсем другое дело! — Подошедшая феаса была выше всяких похвал: молодая, смуглая, плотно сбитая — кровь с молоком! Короткое платьице в обтяжку, декольте под названием: «смерть Древоруку», грудь такая, что волосы на спине зашевелились. Талия тонюсенькая. И попа — мечта, а не попа! Впечатляет! — Крэч понял, что сейчас завоет. — Вовремя я красоту навёл».

— Ваше вайру, уважаемый. Что-то ещё? — она пригнулась, даря ему возможность заглянуть в вырез платья.

— Мне бы… это… поесть, — одними губами прошелестел Древорук, едва сдерживаясь, чтобы сходу не выдать истинные свои намерения. Как-никак, а он был настоящий романтик и не терпел похабщины, а посему, прежде чем тащить девушку в койку (даже за деньги), предпочитал немного за ней поухаживать. — «Такое… ух! надо срочно заесть». — Мяса, милая, принеси мне, — раздельно, с неестественной артикуляцией проговорил он. — И вайру ещё. Баклажку, — добавил, прикусив от вожделения губу.

— Мяса — какого? Свинины, баранины? Жареного? На пару? По-нуйарски с табаком и кровью белой…

— Свинины давай, — оборвал он. — Жареной. Со шкуркой, чтоб на зубах хрустела.

— Вы серьёзно?

— Да.

— Гарнир какой?

— Сама что-нибудь сообрази.

— К вайру что подать?

— Неси, милая, всё, что полагается, — он сглотнул, явно не голодом томимый, а иного рода желанием обездвиженный.

Она посмотрела на него внимательно и, наконец, улыбнулась.

— Как скажете, градд. Но я бы посоветовала вам пересесть. Обычно в это время морячки с пристани заходят. Смеются, балагурят, шутят. Не сказать чтобы задирали кого, да и не вам их бояться, но если в тишине покушать хотите, то…

— Благодарю. Я всё понял, — Древорук сглотнул: — «Два месяца уже с девкой не был!» — Его так и тянуло поступиться принципами и тут же, сграбастав её, завалиться под стол и… Мозг Крэча сорвался с цепи и рвался скуля навстречу приключениям. — Куда сесть порекомендуете?

— К окошку — лучшее место, — Тирма взглядом указала на ряд невысоких кабинок, стилизованных под угольные лари. — Ближе к вечеру у нас за них даже доплачивают.

«Ну уж дудки! Вот за твою улыбку, красавица, я если захочешь заплачу сполна, а за место…»

Феаса ушла, призывно повиляв аппетитным задком. Крэч перебрался за стол, стоявший под приоткрытым круглым окном, сквозь которое с улицы задувал свежий воздух и доносился звон металла, словно по соседству стояла кузня, что в этой части города, по его представлениям, было категорически невозможно. Уныние, в которое впал Древорук, не застав градда Зуага, сменилось радостью от перспектив нового романтического похождения — жить стало куда как веселее.

Долго ждать не пришлось: девица прибыла уже через несколько минут. В одной руке она несла запотевший кувшин холодного вайру, в другой — блюдо с присоленным перцем и жареными трабскими колбасками.

— Как зовут тебя, милая?

— Тирма, — феаса снова улыбнулась ему. Она нагнулась, чтобы поставить на стол блюдо, — вид её могучего бюста ввёл кибийца в ступор.

А тут ещё вдогонку ко всему прозвучало:

— За тот столик идёмте, градд, — там нас, думаю, никто не потревожит.

Древорук чуть со скамьи не грохнулся, и не оттого, что деваха прижалась к его ноге бедром, а оттого, что голос этот принадлежал не абы кому, а сиите Лорто Артане! «Или Лесии, Хорбут знает как её на самом деле зовут!» Видеть кейнэйку Древорук не мог, равно как и она его — пусть и невысокие стенки кабинки и пышные формы феасы полностью скрывали их от взглядов друг друга.

— А может, к окошку? — говоривший, видимо, решил, что в кабинке где сидел Крэч никого нет и подавальщица просто вытирает испачканный стол.

— Нет, — возразила Лорто (никаких сомнений, что это была кейнэйка). — Мне нравится вот тот столик.

— Как вам будет угодно! Здесь встань, Глар, и никого к нам не подпускай.

«С кем это она?» — мужской голос был незнаком Крэчу. Он придержал Тирму рукой:

— Не торопись уходить, милая!

Та уставилась на него удивлёнными глазами, приняв его жест за начавшиеся приставания, и собиралась уже запротестовать, но смолчала, поддавшись чарам его молящего взгляда.

— Я ничего, — поспешил развеять её заблуждения Древорук. — Мне просто никак нельзя попадаться на глаза той сиите.

Тирма посмотрела на Лорто, её спутника и лысого верзилу-охранника и зашептала, смилостивившись:

— Ладно. Давайте за мной, градд, прикрою вас.

— Погоди, мне б послушать…

— Чего?! — нахмурилась она.

— Я отблагодарю, — он полез в най-сар.

— Эй, девка, что ты там возишься, задом крутишь, заказ прими! — требовательный окрик спутника Лорто разрешил сомнения феасы.

— Дакла! Обслужи! — крикнула Тирма некрасивой своей товарке, перенаправляя заказ. — Как хотите, градд, только заметят они вас.

— Не заметят. На «ты» давай, Крэчем меня зов… — и осёкся: «Ослом вартарским тебя зовут, а не Крэчем! Ну, Тирма, держись: теперь уж точно не отпущу тебя!» — Не носи мне ничего больше, вроде как нет тут никого. Я всё оплачу. Поняла? Морячки придут — место, скажи, занято. — Тон его поневоле сделался собственническим, и девушка тут же поняла это (феасы всегда такие вещи чувствуют) и присмирела.

— Хорошо, Крэч, — произнесла она кротко.

Их взгляды встретились.

«Ах, ты — запомнила! — и тут же досадливое сменилось радостным: — Запомнила — значит, понравился!» — Душа Крэча взмыла ввысь на крыльях надежды.

— Ну иди, осторожненько, позову как-нибудь, если что, — он заговорщицки подмигнул ей и, предварительно скинув с правой руки перчатку, провёл пальцами по смуглому предплечью феасы.

Прошёл час, а Крэч так и не услышал в разговоре Лорто-Лесии и незнакомца ничего интересного. Говорили те ни о чём: немного о несносной тарратской погоде, немного о ценах, немного о предстоящих постановках. Коснулись и несомненного организаторского таланта градда Эбирая (в народе Змеюки Эба), за короткий срок успевшего организовать всё в лучшем виде. Незнакомец похвалил Лорто за удачно выбранное место, как нельзя пригодное для такого рода мероприятий, за удивительные находки — двойную сцену и угловое против прямого расположение скамей для зажиточных таррийцев, что позволяло усадить втрое больше прежнего.

— …и не в усадить же дело, а в том, что вы их выделяете, а стало быть, против прочих возвышаете, — назидательно изрёк незнакомец, — это для многих важно. Я, к примеру, был бы за такое внимание благодарен.

«Зачем тебе этот старый козёл, девочка? — мысленно негодовал Крэч. — Фу!»

«Во-первых: с чего ты взял, что он старый, во-вторых, на себя посмотри, — скрипнула связками любимая бабуся. — В-третьих: не твоё это дело, внучек! Не лез бы ты куда не просят — глядишь, при двух руках был бы!»

«Вот ты ядовитая!»

«Да, я такая. А то ты не знал!»

Слева загомонили. Крэчу было скучно, и он невольно прислушался. Компания — по голосам человек шесть-семь — рассаживались за столом, находившимся за три от него. «Обещанные Тирмой моряки? Возможно».

Крэч приподнялся.

«Лорто ж по затылку не определит, что это я. Там у меня ещё утром хвост конский был, пушистый, а сейчас строгая стрижка а-ля зарокийский вельможа!» — Он поглядел поверх перегородки на шумевших слева — так и есть: шестеро, моряки, — и тут же сполз вниз от греха подальше.

— Ага, ногой прямо в угли вступил, — говорил кто-то из шумной компании, прихохатывая и по-свинячьи повизгивая от удовольствия. — Запрыгал Луул, заорал, будто резать его собираются, а Вейзо…

«Вейзо?!» — как гром среди ясного неба, резануло по ушам знакомое имя. Крэч сделал стойку — и тут снова в подтверждение, не оставляя никаких сомнений:

— А Ктырь не будь дурак, и говорит…

«Не показалось — он сказал «Ктырь»! Ну вот и всё, таких совпадений не бывает! Имя ещё ладно, но чтобы и Вейзо, и Ктырь разом сошлись!» — Крэч чуть не подскочил — так ему хотелось взглянуть на рассказчика, — но тут справа за спиной послышался бархатный голос Лорто:

— Закажите мне экехо, уважаемый.

«Ну и денёк! Второе уже потрясение: сперва Лорто она же Лесия с дядюшкой Меемом, теперь вот оживший Вейзо. — Самым неожиданным для Крэча сейчас было то, что не сильно-то его эта новость о якобы выжившем Вейзо расстроила… даже наоборот — жизнь сразу обрела новый смысл, в глубине души заворочалась дремавшая до того месть. — Хотя это всё ещё надо проверять да проверять! Мало ли чего за кружкой вайру набрехать можно!»

— А они бегут от него, что твой чиабу, — продолжал меж тем «визжащий», — но ноги-то не копыта, в грязи, как по льду, разъезжаются. А Ктырь следом бежит и камни в них кидает — ножи-то к тому времени он все переметал…

— И что, всё впустую? — спросил кто-то сипло. — Никого, что ли, этот бешеный онталар не укокошил?

— Ты чем слушаешь, Шэт, ухом или, может, брюхом своим волосатым? — по-свинячьи взвизгнул рассказчик.

— А чё с Ктыря станется — он как вернулся, так и не узнать, — вступил третий, молчавший до того, без особых примет голос.

— Ага, и так был хуже зверя, а сейчас вообще истый Хорбут! — хмыкнул тот, кого назвали Шэтом.

Народ загомонил, обсуждая достоинства и недостатки Вейзо Ктыря. Это было неинтересно, и Крэч позволил себе перевести внимание в сторону Лорто и её собеседника, тут же поняв, что едва не пропустил наклёвывавшиеся в их разговоре перемены.

— Это крайне философский вопрос, — сказала Лорто.

— Не совсем, — хмыкнул её спутник.

— Говорите прямо, не тратьте моё и своё время.

— Мне нужен родовой браслет Кратов.

«О как! — напрягся Крэч, — чей конкретно? — и вторая мысль следом: — Кто вы Лорто Артана?»

Ответа на вторую мысль он пока не получил а вот на первую ответили сразу:

— Фиро ра'Крата.

«Что?!»

— Только браслет? Не жизнь? — холодно, с железом в голосе спросила кейнэйка.

— И жизнь, разумеется.

«Она къяльсо? Да, быть того не может?»

Полная тишина.

— Я обеспечу вам проход в Вершник, но надо будет немного подождать. У моего торгового партнёра возникли срочные дела в столице, и он вынужден был уехать. Надеюсь, он скоро вернётся. Вас не обеспокоит эта задержка? — спросил незнакомец, так будто Лорто уже согласилась.

«Даже не думай об этом!» — вспылил Крэч, слушая, как Лорто сама роет себе могилу.

Убийство любого из Кратов была поступком, мягко выражаясь, необдуманным, вместе с тем покушение на жизнь Фиро — одного из самых могущественных людей на Ногиоле и юге Зарокии — припахивало настоящим слабоумием.

И снова пауза, мучительно долгая.

«Не отвечает Лорто-Лесия — обдумывает».

— Вы согласны? — её собеседник нервничал. — Ответ мне нужен сейчас.

«Что ж она не отвечает: против или… может, она кивает… или, наоборот, крутит головой, отказывается…»

— Я дам вам пять тысяч имперских рэлов.

«Пять тысяч?!»

Голос мужчины дрожал от волнения, и чуткий слух Крэча — один из немногих полезных навыков, оставшихся от буйной юности, — сразу уловил эти нетерпеливые вибрации.

— Решили поторговаться? — По интонации девушки Древорук понял, что она сейчас улыбается. Но он-то знал что, несмотря на лёгкость тона, Лорто напряжена до предела. Такие вещи обычно чувствуются, а на чутьё Древорук пока не жаловался.

— Семь тысяч.

«Мама моя!»

— И для этого я проделала столь долгий путь, — уже не скрывая досаду произнесла Лорто.

— Помилуйте, это же бешеные деньги. Ну, хорошо — десять.

«Глянь, какой прыткий», — бабулю Крэча происходящее заинтересовало не меньше внука.

«Да, тот ещё барыга».

«А то по нему не видно!»

«Мне не видно».

— Когда мне предлагали рассмотреть ваш заказ, речь шла о совсем другой награде, — медленно проговорила Лорто, — и это не золото… и не камни.

— Десять тысяч, — продолжал настаивать на своём мужчина.

Лорто видимо покачала головой.

— Понимаете, — начал он, но был тут же прерван:

— Плохую игру вы затеяли… Не боитесь?..

Пауза была долгой, по всей видимости происходила молчаливая борьба взглядов и мимик.

— Вы знаете, что мне нужна римта, — твёрдо произнесла Лорто. — Я приехала за ней на этот остров и не намеренна обсуждать другие предложения! — По голосу было слышно, что она сильно недовольна. — Римта мне нужна, и по этому я дам вам ещё один шанс. Подумайте, стоит ли ваша репутация, маленькой дииоровой монетки.

И тишина.

«Огонь девчонка, — похвалила бабуся, — вот такую те дураку жену надо… худа правда, но…».

«Отстань!»

— Человека, что рекомендовал вас, я знаю давно и, несмотря на вашу молодость, склонен его слову довериться, — сказал мужчина. — Глядя на вас и вспоминая его, хотя, признаться, за сроком давности образ в моей памяти слегка поистёрся, имею смелость предположить, что вы — его родственница. Так?

— Это вы к чему сейчас?

— Так. Просто…

Несколько секунд молчания позволили Крэчу перевести дух и хоть как-то упорядочить мысли: «Итак: Лорто — къяльсо. Из тэнтрагских. Возможно, она и её поручитель — родственники. Некий субъект предложил ей дело и пообещал за него римту. Но к тому времени как Лорто приехала — передумал. Решил зажилить раритетную монетку. Как по мне так золото намного интереснее римты. Десять тысяч, подумать только!»

И тут Крэча снова отвлекли, слева, но то было слишком важно, чтобы пропустить:

— Шэт, а где Вейзо сейчас? — невнятно промямлил кто-то, явно пищу пережёвывая.

Древорук напрягся, обратился в слух.

— Где сейчас не знаю, а два дня назад у «Мелкопузов» его видел.

— Точно, и я его там видел! — подтвердил сиплый.

— Это вам сильно повезло. Найти Вейзо сложно…

— Почему?

— Диро Кумиабул за него награду объявил — сто пятьдесят империков…

— Сколько? — взорвалось несколько голосов разом.

— Сто пятьдесят. Сперва полсотни было, но как только Вейзо семерых по его душу охотников уложил Диро сумму утроил.

— И чем это Ктырь ему насолил?

— Говорят, карту Саммона са Роха у него украл.

— О как… Она существует?

— Да, как видишь.

«Вейзо Ктыря искать у «Мелкопузов», Диро Кумиабул, глава Тарратских Медведей, назначил за его голову награду», — зафиксировал разум Крэча, тогда как слух уже перекочевал к «Лорто и компании».

— Решите вернуться к прежней договорённости, я всё сделаю, чисто и красиво, — сказала девушка голосом человека, прекрасно осознающего собственные возможности. — Моему поручителю не придётся за меня краснеть — можете не сомневаться. Не в правилах «серого братства» браться за дело, которое не можешь выполнить.

— Мне надо обдумать ваше предложение, вы же подумайте над моим — десять тысяч на дороге не валяются. Меня вы можете найти в «Белом кашалоте».

— Я знаю, где вас найти, — почему-то Крэчу показалось, что Лорто встала. — Не провожайте меня. Надо будет — пришлю к вам человека, знак вы знаете…

«Белый кашалот, — зафиксировал Крэч и с поспешностью таракана сполз с лавки под стол. Лорто, судя по шагам, уходила одна. — Ах, дурочка, куда же ты лезешь. Надо как-то помочь ей».

«Зачем тебе это?»

«Не начинай! Я всё уже решил. Лорто жизнь мне спасла, и я сделаю всё, чтоб уберечь её от ошибки».

«Я смотрю, твою жизнь только ленивый не спасал. Сам-то, вообще ни на что не способен?»

«Да и деньги бешенные».

«Деньги закончились? Я тебе говорила…»

«Они и не начинались!»

«Может ты и прав, внучек, лицедействовать оно конечно хорошо, приятно, но этим ты себе достойную жизнь не обеспечишь!»

«Ага, дом куплю в Ручейках, хаорд, заживу как порядочный. Тирмочку, красавицу, в шелка да меха одену», — помечтал Крэч.

«И феасяточек нарожайте побольше… Жаугратточков!» — вторила ему бабуля.

«Да-да, и феасяточек… надо мне…»

«Пяток!»

«Парочку… для начала».

«Ну, слава тебе Тэннар, очухался, наконец, внучек», — довольно выдохнула старая и растворилась.

Наговорившись вдоволь с бабулиным духом, Крэч окончательно уверовал в непоколебимость провозглашенных намерений.

Найдя взглядом Тирму, Древорук отжестикулировал ей мимически: подойди-ка, мол, девонька.

— Тирмочка, а кто этот человечек, ты случайно не знаешь?

— Человечек?! — ужаснулась феаса. — Вы что, градд Крэч, с Оллата свалились?

— Просто Крэч, милая. Местный я. Десять лет в Хаггоррате жил, — Древорук и сам не понял, зачем соврал. — Вернулся вот. Гуляю, подружку присматриваю. Ну?!

— Его каждая собака в Таррате знает, — сказала Тирма, пропустив мимо ушей его реплику про поиск подружки.

— Ну и кто это? Не томи, душа моя!

— Не скажу.

Крэч амплитудно крутанул рукой (подсмотрел у великого фокусника Акимошки), да так ловко это сделал, что золотой империк, блеснувший в его пальцах, незаметно перекочевал в ладонь феасы.

— Давай дружить, Тирмочка!

— Ой, а как это ты так сделал?

— Будешь хорошей девочкой — научу. Как бородача зовут, скажи?

— Он очень серьёзный человек, я боюсь.

— Ну, если его каждая собака знает, то не ты, так кто-то другой мне всё расскажет. А зачем далеко ходить, когда я здесь? — Он взмахнул рукой, и красавица Тирма стала богаче ещё на один золотой. — Давай, милая, сказала «а» — говори и «б».

— Экий вы транжира, градд Крэч…

— Просто Крэч, договорились же, чай забыла? — поиграл бровями Древорук. — Говори уже!

— Хыч Колченог это — «Белого кашалота» хозяин.

«Хозяин «Белого кашалота»?»

— Мне бежать надо, — она улыбнулась. Крэч кивнул.

Скрываться нужды больше не было, он знал что будет делать — поможет Лесии сиречь Лорто, а за одно и свои дела поправит.

Крэч приподнялся, огляделся; бородатый, оказавшийся, как он и представлял, весьма пожилым человеком, сидел за столом в раздумьях, охранник стоял чуть поодаль и, скучая, считал мух.

Крэч подошел и прокашлялся, привлекая внимание Хыча, увидев его охранник двинулся на встречу. Крэч поднял руки, показал сперва пустые ладони, потом один палец на правой руке: одну минуту.

Хыч кивнул. Охранник отступил, занял прежнюю позицию.

— Меня зовут Вассега Лосу, — представился Крэч. — Вы человек деловой, я знаю, я тоже, так что не буду ходить кругами. Лорто Артана вам отказала, и уверен, не согласиться выполнять ваш заказ за деньги. Я готов его выполнить…

— Я вас не знаю. То, что вы искусно подслушали наш разговор, и этого никто не заметил, уже говорит о многом… И то, что безбоязненно заговорили со мной тоже… возможно вы искушены, в подобного рода делах, но не это главное, мне нужны рекомендации… это слишком серьёзное дело, что бы я его поручил человеку с улицы.

— Я думал, что вы не можете поручить это дело никому из местных къяльсо исходя из вопросов конфиденциальности…

— Чего щас сказал?

— Чтобы не палиться.

— Ага. И это тоже…

— Моё настоящее имя Крэч Жаугратток, по прозвищу Древорук, — пошел ва-банк Крэч, — я покинул этот благословенный остров двадцать лет назад. Это не малый срок, но думаю, найдётся ещё много достойных людей, кто меня помнит и подтвердит мою репутацию. К тому же вы должны понимать, что Лорто Артана приехала на Ногиол за римтой, и она её получит, так или иначе. Я же, если мы договоримся, готов решить и эту проблему.

— Ну допустим. Как её вы решите?

— Проще простого, я отдаем ей свою римту… кстати она же и подтверждение моей репутации.

— Римта у вас с собой?

Крэч улыбнулся, покачал головой.

— Ну разумеется — нет.

— Проще говоря, вы уступаете мне римту за десять тысяч золотых.

— Не вам уступаю, а Лорто Артане отдаю.

— Зачем вам это, уверен вы можете выручить за неё вдвое больше.

— Лорто спасла мне жизнь, я не хочу чтобы она лезла в это дело.

— Мне надо подумать… давайте сделаем так, я наведу о вас справки, а вы придёте завтра после обеда в «Белого кашалота» и покажете мне римту…

— Я похож на идиота? — ухмыльнулся Древорук. Хыч откинулся на спинку стула, забарабанил пальцами по столу. — Когда узнаете кто такой Крэч Древорук у вас не останется никаких сомнений доверять мне ваше дело или нет. А на римту мою вам смотреть незачем, ежели вы, конечно, не желаете ударить по рукам прямо сейчас и выдать мне половину оговоренной суммы авансом. В камушках.

— Такого желания не испытываю. Хорошо, — Хыч встал. — Жду вас завтра в «Кашалоте», после обеда.

— Буду.

— Надеюсь вам не надо объяснять…

— Не надо ничего объяснять, — остановил его Крэч, — я знаю, как ведут дела на Ногиоле.

Хыч огляделся, напялил на голову булту.

— Эй, девка, — крикнул, — скажи хозяйке, что мясо повар пересолил! И экехо горчит. Говно, а не экехо. У вас тут всё дерьмовое и жратва и музыка, столы грязные и стулья — жестче только без седла на горбу у варг-нахаха. Такое впечатление, что не в трактире обедал, а в допросном кресле Вауровых каземат «нежился».

Крэч дождался, когда он уйдёт и поспешил к своему столику — дела делами, а проголодался он сильно.

Минут через пять к нему подошла Тирма.

— Ну что, поговорили?

— Серьёзный какой дядька, — облизал пальцы Крэч.

— Всё хорошо?

— Более чем, — он вытер губы, и властно притянул феасу к себе, нежно прихватив её физиологически безупречной ладонью чуть ниже поясницы. Сказал мягко: — Спешу я, милая. Очень спешу, извини! Завтра буду, обещаю.

Тирма глубоко вдохнула и заморгала своими огромными коровьими ресницами, но не отстранилась, пролепетала еле слышно:

— Приходи, — и, томно выдохнув, добавила: — я ждать буду. — Она улыбнулась, и Крэч понял, что с этой девушкой у него будет намного серьёзнее, чем он привык за последнее время.

Глава 28. В гостях у Баана Калона

Очнулся Вейзо от дикой боли. Кровь заливала глаз. Всё сливалось в нём в одно мутное рыжее пятно. Ктырь попытался сморгнуть — не получилось. В лицо плеснули холодной водой. В глазу защипало, и пока его снова не затянуло кровавой пеленой Вейзо успел разглядеть склонившегося над ним человека: худой, жилистый горбун, с лысым как колено черепом. В одной руке он держал узкий серпообразный нож — гуюрм, в окровавленных пальцах другой (Ктырь это уже позже понял) кусочек отрезанного его уха.

— Хорошо меня видно? — участливо спросил горбун.

Вейзо промолчал — лихорадочно пытаясь понять — что и как ему теперь делать. Но мысль как назло у него была только одна, глупая до невозможности: «надо что-то решать, если так дальше пойдёт от меня скоро совсем ничего не останется».

— Баан Калон, — неожиданно представился горбун. — Рад, так сказать, знакомству.

Вейзо досадливо поморщился, он слышал это имя — о его владельце на Ногиоле известно было не много, но и этого было более чем… Поговаривали, что он настоящий маг, чуть ли не экриал; что жесток до невероятия и любит истязать людей, будто питается только протухшей рыбой, водорослями и белыми червями. Что поклоняется Триждырождённому и приносит ему человеческие жертвы. Были и другие ещё более грязные слухи, хотя куда ещё-то… Экриал ли на самом деле Баан или нет, жрёт ли рыбу, наслаждается изысканным вкусом слизней и опарышей или предпочитает тухлое хошерье мясо, Ктырь не знал, а вот его склонность к садизму была на лицо…

…За границу Ручейков он вышел без приключений. Чернополосых не встретил. Ему нужно было срочно повидаться с Соной и попробовать через неё найти человека знающего греот.

…На самом-то деле карта Саммона са Роха давно уже была не нужна Вейзо — он столько раз глядел на неё, что успел, выучить наизусть. Она снилась ему почти каждую ночь. К тому же в галерной комнате обнаружились ещё две, одна бумажная, и большая вырезанная ножом на дубовой доске столешницы. Опять же время, проведённое в подземельях, не было потрачено им в пустую — два верхних яруса были исхожены вдоль и поперёк. Частично обследован третий. Не было (ему казалось) уже такого уголка куда он не заглянул, туннеля которым не прошел, колодца в который не спустился. Неизвестным оставалось, как всегда это бывает, главное — значки обозначающие ловушки и пометки над ними. Их было не так уж и много, к тому же большинство повторялось по несколько раз. По-существу для того чтобы перевести их все требовалось знание не более двадцати слов, и навык их складывать во фразы. На всей карте было всего три неповторяющиеся надписи состоящие одна из пяти слов, и две из семи.

Откровенно говоря, спускаться ниже, в глубины Ка'Вахора, не представляя какие сюрпризы старины Саммона са Роха ждут на пути, Вейзо боялся. Конечно, если не удастся расшифровать написанное, он, вне всяких сомнений, наберётся смелости и полезет вниз и так, но зачем рисковать…

Пройдя по набережной до улицы Кож-Кожо Ктырь свернул на Медную, и вот тут-то ему показалось, что за ним следят. Он немного прибавил шаг, повернул за угол раз, потом другой, ещё и ещё, быстро сбежал по небольшой лесенке. И вместо того чтобы снова выйти на набережную — тенью скользнул под арку, в узкий пропахший нечистотами проулок и затаился в глубокой нише одного из домов. Он был предельно насторожен — ощущал прижатой к груди рукой с ножом гулкие удара обеспокоенного сердца.

Сто, двести, триста — тишина. Никого.

«Жди ещё», — приказал себе Вейзо, когда прошло минут пятнадцать. Странно, он был уверен что за ним идут.

Поглядел вверх — дома, выходящие в проулок глухими стенами, едва не соприкасались друг с другом крышами, оставалась лишь узенькая полоска смешанного желто-зелёного света Оллата и Сароса. Послушал тишину — ничего, кроме шороха крыс, пирующих на груде «душистых» отбросов.

Он густо выдохнул и вышел из укрытия. Но не успел сделать и пары шагов, как откуда-то сбоку — из глубокой тени на него выскочил низенький горбатый человечек в маске. Выбросив вперёд обе руки с растопыренными пальцами, он что-то негромко выкрикнул — раздался глухой хлопок, и яркий свет резанул по единственному глазу Вейзо…

…Он подёргался, что-то сковывало движения под мышками на ногах, шее. Руки были связанны за спиной верёвкой. Это определить было проще всего.

— Где мы?

— Это моя обитель. Здесь ты будешь умирать. Долго и красиво. Обещаю… Нравится моё гнёздышко?

Вейзо инстинктивно покрутил глазом. Ничего не разглядел. Глазная впадина была залита кровью, он чувствовал, как холодная капля стекает от порезанного уха по скуле. Вскоре кровавая дорожка была проторена и Ктырь перестал чувствовать и это.

— А ну да, — ухмыльнулся Баан. — Экироша, сынок, подними его. Пусть полюбуется напоследок.

Справа что-то щёлкнуло, звякнули цепи, заскрежетали шестерёнки механик. Вейзо почувствовал как то, на чём он лежал начало менять положение с горизонтального на вертикальное. Он осторожно пошевелил пальцами, попытался просунуть указательный и средний вглубь рукава к кожаному наручу, куда упрятал ножичек Глинта. Хотел определить там он ещё или уже нет — хвала Тамбуо, на месте ножичек оказался.

— Пора рвать когти…

— Куда-то спешишь? — оскалил зубы в злорадной усмешке горбун.

— Я что сказал это вслух?

— Да.

— Надо лечь пораньше, собирался завтра подольше поспать.

— А это идея.

— О чём ты?

— О когтях. Жаль нет их у тебя.

Горбун поднёс к лицу нож гуюрм и принялся внимательно разглядывать его лезвие, остро заточенное сверкающее в ярком свете светильника. Ситуация, его по-видимому, забавляла.

— Ты же понимаешь, главное в нашем деле не спешить. — Он помолчал и продолжил голосом, от которого у Вейзо похолодело сердце: — Отрезать буду по малюсенькому кусочку. Видел же как я аккуратно с ухом сработал. Работа мастера. Закончу с этим ухом, возьмусь за другое, потом нос, раздроблю пальцы на руках и ногах. — Он сделал паузу, нахмурился, видимо что-то прикидывая, после чего продолжил с упоением: — Потом, если не надоест, распорю тебе живот, покопаюсь во внутренностях. Погляжу что у тебя там внутри, интересно же… Главное не торопиться…

Вейзо притворился, что сильно напуган, собственно ему и не нужно притворяться — так это на самом деле и было, разве что не сильно, а так — немножко. Но, тем не менее, выход у него есть — пальцы левой уже несколько минут оглаживали стальную рукоять ножа, пытаясь зацепиться и вытянуть его. Холодная сталь скользила, а упругая кожа наруча упиралась, никак не желая отпускать нового полюбившегося уже постояльца.

— Хочешь, чтобы я подарил тебе быструю смерть?

Вейзо молча посмотрел ему в глаза, закусил губу.

«Ты прав, — мысленно согласился он, — главное не торопиться. Ты говори-говори не отвлекайся».

— Молчишь? Правильно делаешь. Ты привыкай молчать. Язык я тебе сразу после ушей отрежу! Дело, понимаешь ли, в том, — так и не дождавшись никакого ответа, или даже эмоции, продолжил горбун, — что мне нужна одна вещь…

— Карта что ли? — буркнул Вейзо, чувствуя как холодная капля стекает теперь на щёку. — Очень оригинально.

— Да, карта, — вздёрнул брови горбун. — Она у тебя…

— Нет…

— …ты не дослушал, — терпеливо продолжил Баан, загадочно улыбаясь. — Мне не нужна сама карта. Мне достаточно того что ты видел её. Ты же видел карту? — горбун приблизился и поводил растопыренной ладошкой перед лицом Вейзо. — Видел. О-о! Помнишь всё в мельчайших подробностях. Похвально. Ну что же, тогда я узнаю всё что мне нужно. Экироша, сынок, неси инструменты.

Ктырь сглотнул, проводил отдаляющуюся фигуру взглядом.

«Обычный с виду молодой человек, лет двадцати, без особых примет. Разве что, этот большой вызревший чирей на шее. Вялый какой-то парнишка разве что, апатичный, — охарактеризовал Экирошу Вейзо, мысленно зацепившись за незнакомое подкинутое чужим сознанием слово. — Ну да с таким папашей… — Он, наконец, вытянул ножик и сейчас пытался перерезать верёвку — пока выходило плохо. Но он не хотел спешить, опасаясь, что горбун заметит его сосредоточенное напряжение. — Если я не справлюсь с верёвкой, меня будут долго пытать, а затем, скорее всего, убьют. Тут надо смотреть правде в глаза».

— Я видел не только карту.

— А что ещё?! — Горбун ухватил мочку его правого уха и резко потянул на себя. Демонстративно покрутил ножом у него перед носом.

Сердце Вейзо подскочило к самому горлу.

— Я видел золото Ка'Вахора. Много. Целые горы, — возвысил он голос и, ускоряя процесс пилки, энергично заработал ножичком. Он перевел взгляд на лицо Баана — глаза горбуна искрились алчностью. — А ещё я видел камни размером с лошадиный глаз. Много камней, — подлил масла в огонь пленник.

— Да? — истерично хохотнул горбун. — Покажи хоть один. Не может быть, что ты нашел камни и не взял немного с собой.

— Взял, — вкрадчиво прошептал Вейзо, закатывая вверх глаз — это оказалось больно и он поморщился. — Заключим сделку?

— О как! — радужно заулыбался горбун. — Ты действительно подумал что я могу сохранить тебе жизнь?

— Почему нет.

— Действительно, — горбун повернул голову. В комнату вошел Экироша с большим деревянным подносом на согнутых руках. Вейзо отвёл глаз, не было желания разглядывать что тот принёс. — Подойди. Встань здесь, — указал сыну на место Баан и ехидно улыбнулся пленнику: — а ты продолжай, не отвлекайся.

— Я скажу, где храню камни. Ты пошлёшь сынишку и уже сегодня станешь богаче самого Фиро ра'Крата. Я расскажу всё, прямо сейчас.

— М-да?

— Я знаю проход в Вершник.

— Я тоже.

— В усадьбу Эорима ра'Крата?

— О-о!

— Всё расскажу — не терплю боли.

— А так сразу и не подумаешь, — горбун разразился булькающим хохотом. — По мне, ты являешь собой прямое доказательство обратного.

— Жизнь так сложилась.

— А в тебе что-то есть…

— Сам всегда так считал, — с этими словами Вейзо вонзил нож в жилистую шею горбуна.

Его обдало кровавым фонтаном. Гуюрм выпал из руки Баана Калона с глухим звоном упал на дощатый пол. Горбун мягко, без шума откинулся назад.

В первое мгновение сынуля его был слишком ошеломлен, чтобы хоть как-то воспринимать новую действительность. Но уже в следующую секунду случившееся проникло в его куриный мозг, и комната огласилась душераздирающим воем. Ктырь выбросил правую руку вперёд и схватил его за горло. Стальной хваткой стиснул яблочко. Тот выронил поднос, схватился за запястье Вейзо. Он поднажал — глаза хозяйского сынули закатились, лицо начало багроветь, руки безвольно опали. Вейзо ослабил хватку, когда ощутил резкий запах мочи.

— Как тебя зовут, напомни? — спустя пол минуты спросил Ктырь.

— Экироша, — захлёбываясь соплями, ответил тот.

— Скажи, Экироша, что меня держит?

— Ремни, на шее… и поперёк лба, на ногах и поясе.

— Застёжки сзади?

— Да.

— Почему руки связали верёвкой?

— Папа любит начинать с пальцев.

— Любил, — поправил его Вейзо. Он призадумался — нельзя было выпускать этого придурковатого упырёныша из вида, да и просто отпускать нельзя и убивать, пока не освободит…

«Хотя почему, могу и сам ремни перерезать, нож у меня есть… Долго и муторно, вдруг уроню. Незачем так рисковать».

«Не убивай, сам не выберешься!»

«Опять ты?! Что ты лезешь-то ко мне? Кто ты такой?»

«Это сейчас не важно, не трогай его, он тебе пригодится, поверь».

— Ладно, только помолчи!

— Что?

«Опять в слух сказал?» Не ослабляя хватки, он кое-как пристроил ножичек за отворот куртки, выдернул из воротника стальную нитку удавки.

— Нагнись, — гаркнул он и когда Экироша исполнил приказ, накинул петлю ему на шею. — Не надо делать глупостей, мне достаточно одного движения, — он дёрнул рукой, Экироша всхрапнул. Ктырь видел как лопнул чиряк, прорвавшись под врезавшейся в кожу удавкой.

— Не убивайте меня, дяденька, — взмолился Экироша, — я буду служить вам…

— Посмотрим. Освободи меня, — он милостиво ослабил «вожжи». — Быстро.

Глава 29. Исход

Лайс на добрую половину выполз из-за горизонта, когда хромающий на правую ногу Нёт проковылял под невысокой аркой деревенских ворот. Нижние Выселки в отличие от других поселений Седогорья были обнесены невысокой бревенчатой стеной. Такие меры предосторожности не казались коренным жителям деревни чрезмерными; будь даже стена выше, и не бревенчатой, а каменной, да со рвом в десять локтей шириной, близость горного кряжа с одной стороны, вплотную подступившая непроходимая чаща с другой и пустоши, называемые Волчьими, с третьей, не позволили им чувствовать себя в полной безопасности.

В Нижник как, ласково не утруждая себя картографическим соответствием, называли местные жители многострадальные свои пенаты, Нёт прибыл (как бы) не в одиночестве, а в составе обоза, идущего с севера…

Ещё до рассвета дауларец обосновался в плотном соснячке на взгорье, в лиге от северных ворот: наблюдал, присматривался, а когда, наконец, увидел у моста через речку приближающийся обоз, спустился с холма с противоположной стороны и вышел к дороге. Присев, не взирая на лёгкий дождичек, на обочине, он снял сапоги и сделал вид, что отдыхает и оглядывает, сбитые с непривычки, натруженные дальней дорогой ноги. Сия несложная процедура призвана была не только объяснить, почему он здесь находится, но и дополнить досконально продуманную картину с ним произошедшего. А случилось якобы следующее: прошлой ночью, где-то лигах в семи к северу вверх по тракту, на него, напали волки, — много волков, и если сам он сумел как-то отбиться, то лошади его повезло меньше. Хотя это как ещё посмотреть, потому как именно Нёту, а не задранной кобыле пришлось протопать на своих двоих почти десять лиг, в результате чего он устал как собака и стёр в кровь ноги. Разумеется мозолей, доказывающих всё вышесказанное, он предъявить, при всём своём желании, не мог, но и вероятность того что в обозе найдутся желающие немедленно осмотреть его считал крайне маловероятной, а потому предпочитал об этом раньше времени не волноваться. Ко всему прочему, он был готов щедро оплатить оказанные услуги — местные волки хоть и были горазды жрать лошадей (и как думается другую более мелкую скотину), золото и серебро, в отличие от людей, не жаловали, что и позволило, Нёту сохранить свою платёжеспособность на прежнем, весьма солидном уровне.

Впрочем, как выяснилось вскоре, никаких объяснений от него и не потребовалось: на предложение: «хозяин, подвези за пол тифты, да Нижних», последовало: «я тя, мил человек, за пол тифты до Триимви на своей хребтине допру», и ни каких больше вопросов.

«И зачем только огород городил, — мысленно скривился Нёт, ныряя под парусиновый тент указанной ему повозки, — пол тифты и всё объяснение».

Дело в том, что Инирия не только снабдила его деньгами (которые давно считала общими) на покупки и прочие расходы, но и удалила всё позволявшее определить в нём дауларца. На бессрочное хранение отправились: мощное бронзовое кри в виде оскалившейся волчьей пасти, браслеты и ремень из металлических колец (такие на юге уже лет полтораста никто не носил, разве что упрямцы феа, да и то только те, что из самой глубокой глубинки). Нёт причесался, как принято в Кетарии и сбрил бородку, вернее половину её (неженатым дауларцам полагалось только левая половина бороды, правую, или опять же её часть, носили исключительно вдовые дауларцы). Вся же остальная одежда Нёта, уже давно и так была приведена в соответствие, повелению времени и разного рода обстоятельств. Так что теперь он выглядел как обыкновенный средней руки кетарец, и выдать в нём северянина могли лишь: встреча с каким-нибудь старым знакомым, неудачно оброненное слово или акцент.

Сложенное из толстенных брёвен двухэтажное крытое гонтом здание, к одной стене которого притулилась конюшня, к другой низкий мрачный сарай без двери и окон, больше походивший на пыточные казематы. С гнутого штыря, над дверью, оплетённого сухим шелестящим на ветру плющом, на цепочке свисала одинокая ржавая подкова (слишком большая чтобы ей можно было кого-то подковать), название отсутствовало. «Подкова, так подкова», — за неимением лучших вариантов решил для себя Нёт, втягивая носом витавшие в воздухе ароматы жаренного мяса и тыквенной каши с корицей, — лишь бы накормили хорошо. Супца бы сейчас горячего или кашки со шкварками, а то от этих лепёшек, будь они не ладны, желудок скоро засохнет как вьюн этот.

— Ты не местный, кхе-кхе, что ли?

Он развернулся — вопрос задал облокотившийся на коновязь мужичок — худой и совершенно лысый, но с усами, с непокрытой, несмотря на дождь головой, в драном сером кафтане и замызганных штанах с разноцветными заплатами на коленях.

«Клоун какой-то».

Надо думать произнося это «не местный» он подразумевал не только жителей Нижних Выселок, Ойхорота или Седогорья, а население всей Кетарии разом.

— С обозом приехал, — проговорил Нёт, стараясь не глотать окончания слов, так что бы был не заметен его северный акцент (во что и самому ему, после вопроса усатого незнакомца, верилось с большим трудом).

— Ага, видел я, кхе-кхе, как ты с обозом приехал — они в одну сторону, ты в другую. И ни слова на прощание. — Нёт хотел было возразить но настырный абориген не дал ему такой возможности. — Загиморкой меня зовут, — с апломбом представился он, — А тя, паря, как кличут?

— Нётом.

— Нётом? Тьфу, Хорбут искуситель. Так просто? — Загиморка поскрёб мокрую лысину, на которую нет-нет, да и падали дождевые капли, — Нёт и всё? Откуда ты такой красивый, куда путь держишь? Бумаги, кхе-кхе, есть у тебя, Нёт?

— Какие ещё бумаги?

— Ясно всё с тобой, паря, — усач выдернул пробку из кожаного меха, в нос шибануло смешанным запахом полыни и ежевики. — Сейчас в Седогорье без бумаг подорожных, туда-сюда, никак, — сцеживая остатки духовитого пойла, пробормотал он.

— Не знаю ни о каких бумагах, если на товар, так нет его у меня. А про другие бумаги я и слыхом не слыхивал.

— Бумаги ввели в начале зимы. Выдают в Узуне и на Кривом перевале, всем кто в Седогорье въезжает. Без них покинуть сии благодатные, кхе-кхе, земли не представляется возможным, — не смотря на потешный вид и глупую физиономию, справно витийствовал Загиморка. — А ты значит ни сном, ни духом? Ты или тайком к нам пробрался, или всю зиму в берлоге медвежьей продрых. И о проклятии пустошей не слыхал?

Ни разговор, ни тон Загиморки Нёту не нравился, но это было всяко лучше чем объяснятся с местными стражами или хуже того с жрецами санхи. К счастью ни тех, ни других он пока не наблюдал. «Не спеши, — успокоил он себя, — поговори с человеком, выясни всё, может тебе в трактир и не надо, может там тебя санхи как раз-то и поджидают».

— Какое проклятие? — спросил он.

Загиморка не ответил, он запрокинул голову и с усердием пожамкал кожаным мехом, пытаясь выдоить из него хоть каплю живительной влаги.

— Бумаги санхи выдают? — (Загиморка промолчал) — А если нет бумаг то что? — (И снова тишина, как ночью на погосте) — Много санхи в деревне?… Чего молчишь?

— Сколько вопросов-то… вот что, паря, — загадочно, но вполне так доброжелательно улыбнулся Загиморка, — деньги есть у тебя? Ну хоть чутулечку?

Нёт чуть не рассмеялся, до того его поразил вопрос хилого со всех сторон мужичка. «Не уж-то клоун этот ограбить меня собирается?»

— Ну есть, — уверенно ответил он, не пытаясь юлить, и приблизительно догадываясь с какой целью этот вопрос задан.

— Давай так, паря, за выпивку и обед, я отвечу на все твои вопросы, а не пожмотишься выдам, коли нужда будет, за своего троюродного, кхе-кхе, племянника. Все знают, что у меня в Меноуре братишка живёт, старшенький. Скажу: приехал вот племяшка, на постоянное проживание, — он улыбнулся во весь рот, продемонстрировав миру и, само собой разумеется, Нёту кривые желтые зубы, — прошу любить и жаловать.

«Не много ли удовольствия, за обед и выпивку?»

— Значит, предлагаешь купить у тебя информацию и укрытие, в смысле покровительство? — Обычное это слово применённое к лысому усачу в драном комзоле и залатанных портах, прозвучало так помпезно и резануло слух что Нёт поперхнулся. Он прочистил горло лёгким покашливанием и предложил: — Давай тогда под другому поговорим — сколько ты конкретно за всё это хочешь?

— Зачем ты, паря, меня обижаешь. Всё же гораздо проще — дядька Загиморка покуда сыт, необычайно добр и разговорчив, если не сказать болтлив, а если ещё и во хмелю, то — ух! Держите меня семеро! Расскажу всё, туда-сюда, даже то чего на самом деле и не было!

«Этого-то я и боюсь».

Загиморка мало походил на человека, которому можно доверить хоть что-то ценнее горки конских яблок, но Нёт почувствовал, что лучшего выбора у него уже не будет. — А, была, не была!»

— Согласен. Но скажи, разве мне при въезде не должны были бумаги подорожные выдать? Сам же сказал: всем въезжающим.

Загиморка прищурил глаз, накрутил седой ус на палец. На кончике его сизого носа набухала жирная дождевая капля.

— Говорить будем, — нашелся он, наконец, — что я лично тебя в Узун встречать ездил, а потому бумаги тебе, как постоянному жителю, вроде и не положены. Так вот. И не придерёшься. Я как раз, кхе-кхе, на Сароллат отъезжал… могут, конечно, проверить, но вряд ли.

Нёта не очень удовлетворило такое хлипкое объяснение отсутствия у него бумаг, но это было больше чем ничего, и объявленная цена услуги его вполне устраивала, тем паче, что хорошо покушать в компании разговорчивого аборигена его ближайшие планы не нарушало, а наоборот дополняло их.

— Хорошо, дядя, — он приблизился и приобнял Загиморка. — Только давай сразу договоримся, — вычленив на боку усача одно из выпирающих рёбер, он сдавил его пальцами, не очень сильно, но тому хватило, — если ты вдруг…

— Отпусти, — тихо захрипел Загиморка, — не вру я.

— Если ты вдруг захочешь поменять моё всё на своё ничего, изувечу… — зловеще (возможно даже слишком) прошептал Нёт, и добавил через небольшую паузу: — кхе-кхе.

Усатый побледнел и скуксился. Дауларец отпустил вновь обретённого родственничка и дружески похлопал его по спине.

— Ну зачем ты так, добрый человек, — осклабился тот, одной рукой держась за ноющий бок, другой оглаживая взмокший свой затылок, — я же со всем, кхе-кхе, к тебе уважением.

— Да ладно тебе, что грустный такой?

— Я не грустный, я тверёзый.

— Ну хорошо, хорошо, идём, — сдался дауларец, глотая слюну и буквально дурея от дивных запахов прорывавшихся из трактира. — Накормлю тебя, за обиду, так что долго племянничка своего не забудешь. Хорошо тут готовят, — это был не вопрос а выраженная в слове надежда.

— Нормально… А может, кхе-кхе, не надо, так что бы не забыл? — На лице Загиморка радость от предвкушения вожделенной трапезы, смешалась с неуверенностью и даже страхом. — Я не привередлив.

— Да, хватит уже, — нетерпеливо подтолкнул его к двери Нёт, — пошутил я, неужели не понятно.

— Ну, чтоб всё как у людей! — поднял кружку Загиморка.

— Ага, — буркнул Нёт, со смаком вгрызаясь в прожаренную до хрустящей корочки гусиную ножку. — Почему народу так много?

Не маленький зал трактира был заполнен на две трети, и мгновенно образовавшийся у входа хозяин безаппеляционно заявил, что свободных мест нет, а те немногие, незанятые, предназначены для постояльцев, которые спустятся с минуту на минуту. Вот тут-то Нёту и довелось увидеть в действии всю мощь экспрессии и силы слова вновь обретённого своего дядюшки; Загиморка бросился в атаку как раненный чиабу; активно жестикулируя руками он догнал, имевшего неосторожность попятится хозяина, до стойки. Откуда тому и было указанно на свободный столик, и, со всей доходчивостью и без стеснения в выражениях, объяснено, кого собой представляет он сам, и все его родственники вплоть до седьмого колена (особенно женская их половина), на что похожа его рыгаловка, и все (за редким, думается, исключением) собравшиеся в зале посетители. Удивительное дело, ни кто из присутствовавших и не подумал возражать рьяно отстаивавшему свои права Загиморке; одни, как ни в чём не бывало, продолжали трапезничать, другие заинтересованно наблюдали за тем как будут дальше развиваться события. А кто-то даже поднял в честь бунтаря (по всему видно пользующегося среди завсегдатаев несокрушимым авторитетом) кружку и пригубил вайру, или что там у него было налито.

Так или иначе, но в результате этой эскапады, они были размещены за небольшим столиком у дальней от входа стены, между камином и ведущей на второй этаж лестницей.

— А народу много, потому как имперцы, кхе-кхе, будь они не ладны, все как один домой вдруг засобирались. — Нёт не скупился, и вольготно развалившийся на лавке и уже изрядно захмелевший Загиморка то и дело подзывал подавальщицу и заказывал, то новое блюдо для себя и «племяшки», то пару кружек вайру, которое, к слову сказать, было превосходным. — Горе у них, видите ли — император, кхе-кхе, изволили окочурится.

— Вот это новость. С чего это вдруг?

— А я почём знаю, видимо что-то съел, — слово в слово повторил Загиморка давешнюю фразу Пиота Коскилира, которую незадачливый цейлер произнёс у одра умирающего императора.

— Отравили?

— А то!

— Кто станет новым императором Зарокии?

— Понятия не имею. Но… — дальше Загиморка оперировал сведениями, почерпанными им исключительно из застольных бесед, произошедших за последние полторы недели в этом самом трактире, и в большинстве своём за этим же самым столиком, — …говорят, у них там, нешуточные проблемы! — Он многозначительно ткнул вверх пальцем, жестом этим демонстрируя, насколько огромными оказались трудности, настигшие имперских подданных. — У королька ихнего… в смысле у императора, за всю жисть не образовалось ни одного наследника, кхе-кхе, пацана в смысле. Ну не везло ему бедняге с бабами. Одних девок ему нарожали… целую, туда-сюда, кучу, три или даже четыре штуки, а ещё супружница молодая на сносях. И дочурка старшенькая, та, что в Гетревии верховодит тоже разродиться должна в скорости, и опять, небось, девку понесёт. Наперегонки видать девки покойного императора девок же рожать и будут, — он прервался, захрюкав от еле сдерживаемого смеха. — Одни сикухи у трона, такие, вот, пироги… Так что теперя у них там, через енто дело, зачинается большая, кхе-кхе, меж собой потасовка. Потому как у каждого Золотого Дома имеется собственный пертендент на имперскую, мать её, корону…

— Претендент, — поправил его Нёт.

— Не важно, потому как никто, кхе-кхе, уступать покуда не обделался, не собирается. И я б не стал! Вот и прут имперцы до дому… не знаю уж, по зову ли сердца, или по приказу господскому, а может по каким-то другим надобностям… и все, мать их, через Тун-Ариз… а значится и через нас. Мало нам без них забот было. А тут ещё болячка эта, треклятая…

— Что за болячка?

— А Хорбут её знает! Проклятием пустошей в народе назвали. Пятно чёрное из гнили на пустошах разрастается, того и гляди на нормальные земли переползёт. Только — тс-с-с-с! Не говори никому об этом.

— Почему?

— Потому что секрет, — буркнул Загиморка, погружая усы в кружку с вайру. — Кто его, туда-сюда, знает, как оно повернётся, может землю да дома продавать придётся и съезжать отсюда к Хорбутовой бабушке. Некоторые наши из Верхних Выселок, кто по ссыкливее, уже и взаправду о таком подумывают. А коли о пятне том, на весь свет раструбить, кому земля наша нужна будет.

— А сейчас она кому нужна? Я давно уже вопросом задаюсь, чем вы здесь живёте. И вроде нет ничего а народу как грязи. Что в вашем Седогорье такого интересного?

— Да кабба же, каббу все собирают.

— Кабба? Что это?

— Те вайру наше нравится?

— Ну да, ничего так, — словно испытывая напиток, ополовинил кружку Нёт, — хорошее вайру. «Надо поосторожнее с этим», — с непривычки у него зашумело в голове, накатила сонная истома.

— Ну ты сказал. Вайру, туда-сюда, самый лучший в мире напиток! А знаешь, что без каббы вайру не сварить? А что кабба только далеко на севере и у нас в Седогорье растет, знаешь?

— Первый раз слышу и про саму каббу, и про то где она растёт.

— Ну ты тёмный… — усмехнулся Загиморка, — одно слово северянин. Всё вайру в Кетарии, да и южнее тоже на нашей каббе сварено.

— А если и взаправду окажется, что земли эти заражены страшным проклятием, кому тогда ваша кабба нужна будет?

— А если не подтвердится? Никому же неизвестно что на самом деле происходит, может и нет во всем этом ничего страшного. Знаешь, как у нас говорят: если ты не видишь на рынке дурака то, скорее всего, кхе-кхе, это ты и есть. Народец у нас, туда-сюда, не далёкий, понапридумывают не пойми чего со страху, а больше по пьяни, а после и сами в это верить начинают… Тут знаешь мне чего один ухарь сказывал?

— Что?

— Что Керитон Четырёхрукий в наших краях объявился, а с ним четверо с магическими, мать их, мечами… ну всё как в легенде… Слышал про клинки Керитона?

«Говорливый какой у меня дядя, — подумал Нёт, понимая, что встреча с Загиморкой, оказалась настоящим подарком судьбы, — не дядя, а кладезь какой-то из свежих новостей. Главное не давать ему больше пить, а то и так уже языком еле-еле ворочает».

— Слышал, — кивнул он, и рука его сама потянулась к ножнам, в которых покоился один из клинков великого мастера. — Ты ешь давай не отвлекайся, — Нёт пододвинул Загиморке только что поданое им блюдо с дымящейся кабаньей рулькой.

— Я кушаю, кушаю.

— И чего Керитон, бумаги справил себе, или как я в племянники кому-то навязался?

— А ты, паря, не смейся, а слушай и на ус мотай. Умные люди баят, скоро катаклизьма на нас обрушится, — авторитетно заявил Загиморка. — А-по-ка-ле-псис, — это слово он выговорил по слогам и с заметным трудом, — шарабахнет, мало никому не покажется… Так вот! А ты спрашиваешь: кому наша кабба нужна. Ответь мне лучше, кому скоро наш Ганис нужен будет? — Хаотично блуждающие глаза его наконец зацепились за блюдо с рулькой, и он, решив, внять словам Нёта и возобновить процесс поглощения пищи, вонзил двузубую вилку в аккурат под сочащуюся жиром шкурку.

— Слушай, давно хотел спросить: почему деревни ваши Выселками называются. Там Вехние здесь Нижние, кого сюда выселяли и откуда?

— Так ещё и Средние были. Пустоши их сожрали. Давно дело было, кого выселяли не знаю, а откуда? Из Триимви, наверное, или… да откуда хошь… Место-то какое для сего дела славное, казематы они и есть казематы. С обеих сторон по крепости не войти тебе, ни выйти. И над всем этим Гевер, и санхи. С чего думаешь, они здесь обосновались. Над поселенцами, небось, и верховодили.

Хлопнула входная дверь, впуская очередного посетителя. Косматый парень, высокий как жердь и худой как кошель студиозуса, остановился, сторожко озираясь по сторонам, и заметно повеселел лишь, когда увидал Загиморку.

— Иди к нам, орясина, — пошатываясь над столом, икая, и помахивая вилкой подозвал тот косматого. — Дружек мой, — сообщил доверительно. — Бриником Два тонло кличут. Это из-за роста его.

Косматый коротко усмехнулся и кивнул в знак приветствия, отдельно Загиморке, отдельно Нёту.

— Здоровья и блага, сиорий.

— Я похож на сиория?

— М-м-м… зависит от освещения, — попытался пошутить Загиморка, снова прикладываясь к кружке с вайру. — Отделался от святоши своего?

— Не твоё дело, — набычился Бриник Два тонло.

Нёт вопросительно взглянул на Загиморка и тот охотно пояснил:

— Постоянный клиент, Бриник его по катакомбам водил, знаешь же что древние катакомбы у нас есть? — (Нёт неопределённо дёрнул плечами). — Вроде человек как человек, а тут выясняется, что он кнур Текантула, мать его. — Загиморка громко икнул — копившийся внутри его организма алкоголь, похоже, начал действовать во всю свою мощь; усача замотыляло из стороны в сторону, и ему пришлось приложить массу усилий, чтобы ни завалится и не сползти с лавки под стол. — Под… сыл враждебной нам религиозной орг… анизации.

«А Бриник этот вовремя подошел, — подумалось Нёту. — Загиморка то уже в хлам нализался, ещё немного и вайру из местной каббы его одолеет».

— Подсыл, скажешь тоже. — Бриник сглотнул и скромно указал пальцем на блюдо с хлебом, — позволите, сиорий, горбушечку?

— А, да, угощайся. Бери что хочешь. Только не пить… по крайней мере не больше меня.

Бриник кивнул, благодарно и с пониманием.

— Этот тож домой, кхе-кхе, собирается. Кнур, мать его, сбор… общий у них! Я ж говорю ката… катаклизма грядёт! — Загиморка сощурился и заговорщицки покивал Нёту, словно это было их общим секретом. — Ки-ки… ки-кирдык скоро нам всем, и к бабке не ходи… — Договорив, он сполз под стол и захрапел.

— И так мы уезжаем, — бодро произнёс Герро ра'Фел, когда он и старший экзекутор Варс остались в комнате одни. — Срочно отзови из Аромавита Зоулдена и Курима.

— Понял, сиорий.

— Кто у нас в Охоме?

— Иокан Нот.

— Его тоже. — Герро потёр ладони. — Для дела, которое нам поручено, потребуются все имеющиеся силы.

— Понял, — пылая неподдельным рвением, отчеканил старший экзекутор Варс, он уже давно не видел, чтобы его начальник был так возбуждён.

…Подумать только, но всего лишь несколько часов назад Герро ра'Фел был очень несчастлив.

Он сидел в кресле, закинув ноги на стол, и читал протоколы допросов. Просмотренные листы бросал прямо на каменный пол. Хорошо хоть не в камин. Старшему экзекутору было скучно, его одолевала печаль — хотелось домой, к любимой жене и дочерям. А тут ещё этот курьер с донесением от кеэнтора, пока только первый, и томительное ожидание следующего курьера, со второй частью, а возможно и третьего…

…Это была старая, отработанная десятилетиями надёжная система доставки сверхсекретных донесений. К адресату высылали нескольких курьеров, двух, чаще трёх, с интервалами во времени и по разным маршрутам; каждый гонец знал наизусть лишь свою часть послания, состоящую из ничего не значащих слов. Понять общий смысл можно было, лишь имея на руках все части и правильно расположив содержавшиеся в них слова (порядок, как правило, был зашифрован в одном из посланий)…

«Хуже нет, чем ждать или догонять!» — И если второе Герро ра'Фел принял, то мирится с первым, так не научился. Он потёр пальцами виски, скрипнул зубами.

— Новое задание. — Казалось что может быть хуже чем торчать в этой глухомани и ждать когда наймиты доставят в Казарам Левиора Ксаладского, поисками которого, что уж кривить душой, он сам заниматься и не собирался. — Новое задание, Хорбут раздери Венсора ра'Хона! — он взял со стола листок с запротоколированным донесением — первый гонец прибыл рано утром и, разумеется, в словах что он произнёс не просматривалось ни малейшего смысла. — Мне хотят поручить новое дело! — Герро отбросил листок. Послышался стук в дверь. Он встал.

— Входи, Варс.

— Курьер, сиорий.

— Сюда его, быстро.

Не успел Герро ра'Фел дослушать донесение второго курьера, как в дверь снова постучали.

— Да.

— Ещё один, сиорий, — из-за спины старшего экзекутора Варса выглядывал мальчишка лет двенадцати.

«С каких это пор, в Текантул стали брать детей», — подумал Герро, хотя вынужден был признать что молодость, в данном случае одно из лучших прикрытий.

— Пусть ждёт, — приказал он, взял отложенное перо и приготовился записывать. — Продолжай…

— Итак: мы отбываем завтра, — Герро ра'Фел пребывал в приподнятом настроении. Нет, в донесении ему не предлагалось вернуться в столицу (для подобного приказа не нужно было слать троих курьеров, хватило бы и обыкновенного Вестника), в нём было задание, важное и интересное, а главное такое, что его выполнение сулило Герро небывалые карьерные перспективы, — это было неожиданно, это было вкусно! — Распорядись чтобы всё подготовили вовремя, Варс, — он заложил руки за спину и подошел к окну, — и смотри, ни пол слова мне! Что б не одна живая душа…

— Понял, сиорий.

— Всё, можешь идти… Что-то ещё?

— Кто-то должен остаться здесь, сиорий. Рано или поздно, Левиора поймают и доставят в Казарам, надо выдать обещанное вознаграждение и позаботится о пленнике…

— Забудь о Левиоре, он больше не интересует кеэнтора, а значит и нас…

— Но къяльсо… могут возникнуть проблемы.

— Я же сказал: Левиор больше не нужен Текантулу. Что вам не понятно, старший экзекутор Варс?!

— Простите, сиорий, но мне показалось что это не на долго.

— Пусть так, но у меня нет ни людей ни времени… «…ни желания». От того что мы должны сделать зависит судьба империи!… «…а главное моя судьба!»

Варс покорно кивнул.

— Как прикажете, сиорий.

Глава 30. Клятвы-клятвы

Лорто Артана и нуйарец Меем стояли у храма богини Форы и смотрели на мост и стену, разделявшую Нижний и Верхний город.

— Прямо скажем: попасть туда — задачка не из лёгких, — проскрипел Меем. Он сел на скамейку, широко расставив ноги, и положил поверх коленей палку, которой помогал себе при ходьбе. — Есть мысли, девочка?

— С чего ты решил, что я собираюсь туда попасть?

Мысли у Лорто были, но она была уверена, что старому нуйарцу они не понравятся. Не нравились они и ей самой.

…Стены не было только с восточной стороны — там, где замок срастался со склоном горы. Голая скала, отвесно уходившая вниз — к острым камням, купавшимся в бурунах солёной воды.

Лорто обратила внимание, что у башни кто-то стоит и, как ей показалось, наблюдает за ней. Она отвернулась — может, слишком поспешно.

Выступ, на котором стоял незнакомец, больше походил на террасу и служил смотровой площадкой для местной знати и гостей Фиро ра'Крата, специально для этого приезжавших с материка.

Именно на то, что знать будет смотреть на их представление, а точнее — на то, что мужская половина будет пялиться на Зафуту, тогда как женская — вздыхать, глядя на Рол-бово, Лорто ставку и делала. То, что ей нужно было проникнуть в замок, она предполагала ещё до встречи с Хычем Колченогом, из чего и исходила, выбирая место для представления. Вознаграждение же, так необходимое для поддержания труппы и реквизита на должном уровне, она рассчитывала получить именно с простых зевак.

«Ворота охраняются более чем хорошо, — думала Лорто, — Стена просматривается; между сторожевыми башнями не более тридцати шагов. Забраться, конечно, можно. Не грех даже помечтать, что удастся проскользнуть незамеченной и, не свалившись с верёвки в канал, спуститься во двор. Но что делать дальше? Судя по размерам стены, это не просто замок знатного сиория, а город в городе — с домами, усадьбами и хозяйственными постройками…»

— Дворцы и усадьбы аристократов. Дома богатых купцов, портных, куаферов, парфюмеров и ювелиров — всё и вся, чтобы обеспечить «скромные» нужды сильных мира сего, — словно прочитав её мысли, вставил Меем.

Лорто никак на его слова не отреагировала.

«Чернополосые, лакеи, слуги. Очень плохо. Народу, полагаю, много, но недостаточно, чтобы затеряться в толпе и остаться незамеченной. Стражники — уверена — знают каждого жителя, слугу и любого из гостей в лицо… Нужен подробный план улиц и строений… Почему просто не сказать, что ты испугалась? Может, самое время отказаться? — Внутренний голос был злым, он жёг желчью. Лорто поджала губы, прикидывая варианты. — И у Зафуты с Рол-бово, как назло, ни одного дельного поклонника с той стороны! Шушера одна. Рано ещё — надо немного подождать… Мне бы одним глазком взглянуть, что по ту сторону стены! — Лорто сощурилась, глядя на храм Форы — величественное строение из дииоро и серого камня, со стрельчатыми окнами и парапетом с горгульями и, должно быть, с корредами. Видно было плохо: Лайс застил глаза, но архитектурные изыски древних были ей хорошо известны — профессия обязывала. — А почему это только одним глазком, Лори? — Она оценила высоту колокольни: — Единственное на этой стороне место, с высоты которого можно заглянуть за стену, внутрь Верхнего города. Всё, что мне нужно, — это проникнуть ночью в храм, залезть на крышу и, дождавшись света, зарисовать…»

— Так как ты собираешься проникнуть во вражеский стан? — повторил вопрос Меем.

— Как-нибудь да попаду. Не знаю, — отмахнулась Лорто.

— Пора прекращать эти игры, девочка. Если у тебя есть план, предлагаю обсудить его. Если нет — давай решать вместе, что будем делать дальше.

— Пока думаю. Будет что-то — сразу скажу. Но я должна это сделать, ты же знаешь!

— Нет, — он энергично замотал головой. — Не знаю. Не думаю что тебе нужно за это браться.

Лорто сузила глаза.

— Не начинай, прошу! — раздражённо бросила она. — Ты жалеешь, что поехал со мной?

— Что ты, ни капельки! Но я буду жалеть, если мне придётся возвращаться на Тэнтраг одному. Ты дорога мне, так же как и твой отец. И мне не нравится ситуация, в которой ради спасения его жизни ты должна пожертвовать своей.

— Я не собираюсь в тысячный раз говорить об одном и том же. Я выполню работу, за которую получу римту, пусть это и будет стоить мне жизни. И давай закончим на этом. Если ты поможешь мне — буду рада. Нет — виноватить не стану. Но прошу: не зуди мне, как комар, на ухо!

— Да но…

— Ты знаешь кто я и какую клятву дала.

— Клятвы-клятвы, — задумчиво потеребил бороду Меем. Его мохнатые брови сошлись у переносицы. — Их так много… сосредоточишься на выполнении одной и не заметишь как нарушишь десяток других.

— У меня она одна и я собираюсь сдержать её.

— Искренне тебе завидую. Ладно, это всё слова, расскажи мне лучше что ты задумала.

— Я должна сработать наверняка.

— Слишком самоуверенное заявление для человека который даже не знает как попасть за стену. Как ты собираешься сделать это? Подробности, пожалуйста!

— Пока это секрет.

— Я прав, предполагая, что у тебя нет никакого плана?

— Да. Не спеши, пусть пока я не знаю, что буду делать, но это ненадолго. Посмотрю сверху — решу. В крайнем случае, воспользуюсь чемиртой.

— Помилуй! — ужаснулся Меем. Заявление Лорто было столь неожиданно, что он чуть не задохнулся от возмущения. — Где угодно, только не здесь! Ты думаешь, что говоришь?

— А что такое?

— А то, что в замке Крата наверняка полно горбоносых клинтов. Это опасно, Лорто. Я уже не говорю о том, что ни один уважающий себя «серый» не воспользуется зерном Хорбута, если на то не будет крайней необходимости. Ты слышишь меня, девочка? КРАЙНЕЙ!!

— Ну хватит уже бухтеть! — Лорто надула губки, как делала это в детстве. — Я уже давно с тобой согласна. И вообще я пошутила. Неужели непонятно?

— Ничего не хватит! Не смей даже думать о чемирте! Выкинь из головы эту гадость. Нет её! Закончилась вся. А то достану ремень да высеку тебя! Как вариант — предлагаю воспользоваться моей коллекцией декоктов, это будет куда как эффективнее и безопаснее.

— Ну хорошо. Про чемирту я забыла, но на колоколенку я всё едино слажу.

— Я категорически против! Ни к чему это. Пусть даже тебе удастся составить схему, это не решит ни одной из твоих проблем. Двери и коридоры для тебя гораздо важнее дорожек и палисадников.

«Конечно же, он прав, — рассуждала Лорто, слушая старого нуйарца. Она подняла голову к Лайсу и наслаждалась лёгким ветерком с моря, копошившимся в её волосах. — Я и не собиралась лезть в замок, руководствуясь одним лишь наброском. Да, надо раздобыть точный план, но даже если так, полагаться на рисунок, пусть даже и подробный, — тоже не вариант… Обязательно надо сверху за стену заглянуть, чтобы хоть представление иметь, что там. — В том что Хыч Колченог в конечном счёте согласится на её условия она не сомневалась. — Поломается немного и согласится».

— Ты думаешь, это опасно? — задумчиво проговорила она.

— На самом деле, слово «опасно» не говорит и половины.

— Да ну, — возразила Лорто скорее по привычке.

— В Вершнике полно слуг, — продолжал Меем, — и всем им хочется хорошо жить. Наличие подробной схемы — вопрос лишь времени и денег. Зачем, скажи, тогда эти детские выходки? Тебе не хватило одного раза, когда ты в Савохе с Барэтского моста свалилась? Полгода в постели провалялась. И не поднялась бы, уверен, не случись рядом мастера Ивирда!

— Ничего страшного. Мастеру Ивирду спасибо и доброго здоровья, но сиднем сидеть, убоясь того, что ещё не случилось, я не собираюсь, — ухмыльнулась Лорто, открывая глаза. — И вообще, хватит морали читать, дядюшка, возьмись-ка лучше за дело — найди план, или человека замок знающего, а лучше — и план, и человека…

Лорто была в шатре одна. Сидела на ковре скрестив ноги и смотрела, как две бабочки кружат вокруг лампы.

Полог шатра зашуршал и качнулся в сторону, в палатку вошел Меем. Хоть Лорто и сидела спиной ко входу она знала что это нуйарец.

Старик кашлянул.

— Входи, дядюшка Меем, я давно поняла что это ты, — сказала Лорто не оборачиваясь. — Я слышала как ты разговаривал с граддом Эбираем, слышала как отчитывал Акимошку, как отобрал у него бутылку с остатками вайру, как переходил со сцены на сцену. — Она встала, подошла к столу. — И слышала, как ты допил то что оставалось в бутылке. — Её пальцы скользили по рельефной сфере светильника, раскрутили его — по стенкам шатра замелькали тени. — Подарок градда Ивирда. — Неожиданно Лорто ощутила грусть и чувство пустоты.

— Хорошему подражателю ничего не стоит подделать эти звуки. Даже Пунгис, уверен, скопирует мою походку и голос, что же касаемо звука открываемой бутылки…

Лорто не составило труда подавить зачатки улыбки.

— Я бы заметила, можешь не сомневаться.

— Да уж, отец обучил тебя всему.

— Не только отец, того что дал мне ты…

— О! Не надо, — потряс ладонью Меем, — не хвали меня, девочка, старый нуйарец может зазнаться.

— Как скажешь. Ты по делу?

Он взял складной табурет, сел напротив.

— Эти бумаги надо подписать.

— Давай, — устало вздохнула девушка.

— И что, даже не посмотришь что в них?

— Ну ты же смотрел.

— Да, но…

— Этого достаточно.

— У нас появились дополнительные расходы. Град Эбирай уверяет что нужны новые…

— Дай ему всё что требуется.

— Это не малая сумма, Лорто. Боюсь Змеюка Эб…

— Деньги меня не интересуют. Даже если не хватит в кассе я доплачу из своих, скажи это всем нашим… и наёмным тоже, если почувствуешь необходимость. — Она тронула разложенные на столе бумаги. — Ты же знаешь для чего всё это… зачем вопросы, хочешь лишний раз указать на то, что я с лёгкостью трачу отцовские деньги. Не старайся, я не дура и вижу что происходит. Вот только ты никак не хочешь понять что если я вернусь на Тэнтраг без этой треклятой римты деньги отцу уже не понадобятся…

— Не хочу начинать сначала но я пока не вижу как…

— Роли и Зафута обещали мне найти способ проникнуть за стену.

— Они много чего обещают и почти ничего не делают. Позвать их?

— Позови.

Меем поднял полог шатра и крикнул кому-то:

— Рол-бово ещё здесь?

— Да.

— А Зафута?

— Кажись упылила уже. — Голос принадлежал Акимошке.

— Кликни Роли, скажи: сиита Лорто зовёт. Срочно.

— Ага.

Какая-то пара минут и в щели полога показалась голова золотоволосого красавца Рол-бово.

— Моё почтение, сиита Лорто, — молодой человек вошел, пафосно раскланялся.

— Ты узнал, о чём я просила?

— Пока нет, очень мало времени прошло.

— Ты же уже был за стеной, неужели не нашел никакой зацепочки?

Рол-бово медленно покачал головой.

— Есть, но именно зацепочка, ничего вразумительного пока сказать не могу. Не надо отчаиваться, сиита Лорто, я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю.

— Только попробуй не придумать, — пробурчал Меем, — я тебе лично, вот этими руками, башку откручу.

— Ага, открутил один такой, — со смешком огрызнулся золотоволосый.

— Ну зачем вы так, градд Меем, он постарается, так ведь, Роли?

— Ну да, постараюсь. Для вас сиита Лорто, — он поиграл бровями, — хоть Хорбута ноздри.

— Как дам вот сейчас, — беззвучно рассмеялся Меем, — иди отседа, ловелас недоделанный!

— Там Вассега ждёт, — сказал Рол-бово. — Хочет переговорить с вами.

— Ты в слугах у него что ли?

— Нет, сидели вместе разговаривали.

— Позови его.

— Я всё знаю…

Они сидели на скамеечке у канала, Крэч гладил Чиху, Лорто кормила голубей хлебными крошками.

— Что именно? — вскинулась девушка.

— Что вы серая, что встречались с Колченогим Хычем, что он предлагал вам убить Фиро ра'Крата.

— Ты как я погляжу ничего не боишься.

— Неа. — Больше всего Крэч не любил затянувшихся разговоров, а особенно когда они касались дела. — Я говорил с Хычем и взял это дело себе. Вот, — он протянул ей римту, — это отступные.

Некоторое время Лорто глядела на дииоровую монетку не понимая что на самом деле происходит.

— Зачем, — спросила она, сглотнув. — Не надо.

— Возьмите её, сиита Лорто, не лишайте меня возможности отблагодарить вас за моё спасение.

— Да, но это слишком…

— Не дороже моей жизни. К тому же я на этом деле неплохо заработаю. Десять тысяч империков под ногами не валяются. Половина жителей Таррата за них готовы вырезать половину другую.

— Это проще чем убить Фиро ра'Крата и остаться в живых.

— Поверьте сиита Лорто я знаю что делаю.

— Я это поняла. Кто вы, градд Лосу?

— Моё настоящее имя Крэч Жаугратток или Крэч Древорук, если вам угодно, может слышали?

Во взгляде Лорто он увидел смесь удивления, восхищения и ещё чего-то, ему непонятного, но явно из чувств положительных.

— Да. В детстве, но я думала он, то есть вы, давно умерли.

— В некотором роде так и было. Но теперь я здесь, и хочу, чтобы вы, сиита Лорто, приняли в знак благодарности эту монету.

Некоторое время она молчала, глядя на воду.

— Хорошо, но с одним условием, вернее с двумя.

— Я слушаю.

— Вы продолжите репетиции и сыграете в спектакле. У нас нет никого на роль Ксамарка Тою…

— Я согласен. Кстати, я слышал у вас проблемы, могу поделиться деньгами — я взял половину суммы авансом.

— Уже?

— А как иначе.

— И он так запросто отдал половину?

— Нет, пришлось поторговаться. Он настаивал на десятой части, но я нашел нужные аргументы. — Крэч улыбнулся. — Я же коммерсант, не забывайте об этом сиита Лорто.

— Какие аргументы?

— Упёрся, что называется, рогом и сказал что не пошевелю и пальцем пока не получу половины суммы.

— И он согласился?

— А что ему оставалось делать? Я дал ему слово, что всё сделаю, он в свою очередь пообещался, коли не буде так, порежет на куски меня и всю мою родню… обычное в таких делах пустобрёхство. Так что, нужны вам деньги?

— Нет, не надо.

— Как знаете. Какое второе условие?

— Я буду помогать вам… Нет-нет, не за стеной, я понимаю, что вы меня с собой не возьмёте. Здесь, всем чем смогу.

— Хорошо, — Крэч покачал ладонью, на ней всё ещё лежала дииоровая римта.

Лорто благодарно улыбнулась ему и взяла монетку.

— Спасибо, градд Древорук, я этого никогда не забуду.

Глава 31. Дихалеар

Тэл'Арак открыл глаза. Боль и лёгкая тошнота, всегда преследующие его в первые несколько мгновений после перемещения по Дороге Камней прошли — уступили место необычайной ясности сознания. Тэл'Арак поднялся на ноги. Он стоял внутри Кольца Камней, а вокруг шумел вечнозелёными кронами величественный Валигар.

Был ранний вечер. До сеперома оставалось около четверти часа лёта. Тэл'Арак намеревался покончить с задуманным и вернуться в Самголу ещё до рассвета. Недавний их спор с Таэм'Лессантом, равно как и явление Предвестника предтечи скорого и неминуемого наступления Сида Сароса, подтолкнули рыцаря к решительным действиям. Больше медлить он не собирался.

По листьям умиротворенно шелестели капли дождя, и от этой безмятежной картины Тэл'Араку становилось легче. Ему было не по себе от осознания того что он собирался сделать, однако он не видел другого способа спасти свою семью.

Он обернулся птицей и взмыл в небо.

Веклом почувствовал сигнал, исходивший от западного входа в сепером.

«Очень похоже на то, что это один из своих, а вдруг?» — подумал воин, ускоряя шаг и активируя, вспыхнувший знак садэар.

Сквозь толстую кожу лёгкого доспеха на груди начали проступать чёрные пластины, словно оголявшиеся под отливом камни. Стальные кольца окрутили запястья и предплечья. Большие выгнутые пластины веером надвинулись на плечи, локти и колени. Две чёрные ленты обвили пояс, сомкнулись массивной пряжкой в центре, поползли по ногам и животу, ныряя под стыки пластин и намертво спаивая их между собой.

Тому, кто ни разу не видел, как Живая броня укрывает тело кану, могло показаться, что стальные пластины растут прямо сквозь кожу, на самом же деле это была иллюзия. Живая броня — всего лишь частичка магии совмещения, как и всё у кану.

Когда Веклом уже подходил к входу стена перед ним начала разъезжаться. Воин остановился, взял гизурам наизготовку и занял боевую позицию.

Туман схлынул, а вместе с ним спало и внутреннее напряжение — по ту сторону ворот стоял Келизан — имуги и старый друг Веклома.

…Сколько раз они стояли плечо к плечу в жесточайших схватках, спасая жизни друг друга. Теперь, когда Веклом нёс свою стражу у ворот северного сеперома, Келизан частенько навещал друга (в основном это происходило, как и сейчас на закате), они подолгу сидели на краю обрыва, разговаривали о том, о сём, глядели на звёзды и Оллат, Сарос и Валигар. Иногда имуги спрашивал совета у старого друга — ему требовался свежий незамутнённый взгляд на вещи. Видимо и сейчас Келизану требовался именно такой взгляд. Что ж Веклом никогда не был против таких визитов, он с радостью выслушает имуги и даст совет, если его об этом попросят…

Привычным движением воин отвёл оружие в сторону и почтительно склонил голову. На грудной пластине доспеха тут же проступило два садэара — один предлагал уменьшить Живую броню до среднего, более лёгкого варианта, другой — сложить совсем.

Веклом был не обязан убирать Живой доспех при имуги, более того правила субординации требовали от него обратного, однако он сделал то, что и всегда при встрече со старым другом. Его пальцы коснулись левого садэара, — грудь прорезали паутинки светящихся стыков — Живая броня исчезала. Воин привычным движением закинул гизурам за спину и уверенно шагнул Келизану навстречу.

— Здравствуй Веклом, — спокойно поприветствовал его вождь и улыбнулся.

— Здра…

Воин даже не успел понять, откуда пришла смерть, он видел перед собой глаза Келизана неестественно светлые, не такие как всегда…

«И как я сразу не обратил на это внимания», — успел подумать Веклом. Он инстинктивно дёрнул рукой — хотел коснуться садэар и активировать Живой доспех, но не успел — провалился в вечность, услужливо распахнувшую перед ним свои ласковые объятия.

Тэл'Арак выдернул из тела реи-кану меч, поднял с земли лист веепеса, который предусмотрительно сорвал по дороге и спрятал у камня, и вытер им лезвие. Взял из рук мёртвого воина гизурам и прислонил грозное оружие к стене.

«Хорошо, что он не успел им воспользоваться», — с облегчением подумал Тэл'Арак, припоминая, насколько всесокрушающим бывает, в умелых руках, эта смесь копья, топора и боевого молота. А ещё подумал, какой же надо обладать силой и выносливостью что бы таскать на себе это тяжеленное оружие, да ещё и махать им в бою по несколько часов к ряду.

Он остановил взглядом кровь и прижег рану на теле мёртвого воина. Ни в коем случае нельзя было оставлять следов. Не уиновых — обычных. Тэл'Арак не опасался, что его магия будет опознана — узнав о нападении на сепером, Таэм поручит осмотреть крипту именно ему, как ни как, а здесь спят его жена, сын и две дочери. А сам-то он всегда найдет, что сказать Властителю — свалит всё на реиканского воина нарушившего договор. Предъявит его оружие со следами Уино на лезвии. Этого вполне достаточно, никто не будет копать глубже. А если вдруг этого Таэм'Лессанту окажется мало, он обязательно придумает что-то ещё.

Подняв тело стража (оно оказалось необычайно тяжелым — прежде Тэл'Араку не приходилось носить врага на руках), рыцарь мысленно удвоил свои силы и зашагал к обрыву…

Тэл'Арак стоял на краю пропасти, так близко, что узкие носки его сабатонов на пол ладони нависали над пропастью. Тело мёртвого реи-кану лежало рядом. Тэл'Арак смотрел на пик Гроватта вдали, на чёрное пятно Шургэта, клином врезающееся в тело батюшки Валигара, на иглу башни Мантос и на огромные вблизи и кажущиеся такими игрушечными отсюда фигуры бога Хора и богини Суо…

Он задумался. Осознание того что ему предстоит совершить, приходило к нему только сейчас, его не было ни пол часа назад, у входа в сепером, ни перед убийством стража, ни в один из дней предыдущей недели, когда он в деталях продумывал план своих действий.

Видимо именно здесь над пропастью, в полушаге от смерти, или может из-за близости сеперома, где мысли о вечной жизни, и о бренности всего сущего всегда посещали его голову, Тэл'Арак должен был остановиться и решить раз и навсегда — какую из дорог выбирает. Ему нужны были эти мысли, он должен собраться с духом. Решиться. Подготовится. Не к возможному убийству ещё нескольких реи-кану — нет, и уж тем более не к убийству хамара, если судьба уготовила ему встречу с этой гадкой тварью. Нет, Тэл'Араку предстояло нечто важное, то, что перевернёт его судьбу, судьбу этого мира, и именно к этому он мысленно сейчас и готовился…

«Таэм слаб. Он не сможет руководить греолами. Они должны подчиниться мне, я буду королём греолов по праву силы. — Он вдруг понял, что убеждает самого себя. — Разве я уже не решил для себя всё? Кто я? Глупец или меня ведут сами боги?»

Порыв ветра взметнул его волосы, взволновал травы. Внезапно Тэл'Араку захотелось обратиться птицей, взлететь в небо и кружить беззаботно под облаками. Улететь далеко-далеко…

Он с лёгкостью отогнал эти мысли и поглядел вниз.

До дна ущелья было не меньше пяти сотен тонло, понятно, что найти тело или что там от него останется, будет практически невозможно.

«Пора!»

Рыцарь снял перчатку и склонился над телом реи-кану, медленно поводил ладонью над его лицом.

Сняв слепок внешности, он упёрся ногой в бок стража и столкнул его в пропасть…

Тэл'Арак был сильным магом и искусным Изменчивым (количество совершенных им смен обликов измерялось тысячами, а скорее даже тысячами тысяч раз) и вот теперь, когда он разогнул спину, то был как две капли воды похож на стража сеперома — реи-кану по имени Веклом, одного из лучших друзей Келизана…

Внутри было прохладно, густой, словно патока изумрудный туман стелился у ног. Тэл'Арак шел по туннелю, плавно уходящему вглубь горы.

Сухие ровные стены из тёсанного камня, смутный полусвет масляных ламп на перекрестьях путей; некрутые лестницы по пятьдесят широких ступеней через каждую сотню шагов и тишина — полная, девственная. Не будь Тэл'Арак уверен что где-то здесь, может совсем рядом, за поворотом, или в параллельном туннеле бродят минимум ещё пятеро реи-кану и около дюжины хамаров, то наверняка решил бы что находится в сепероме один.

…Большой охраны северному сеперому и не требовалось — находящиеся в центре горы залы были надёжно защищены естественным образом: к трём входам, располагавшимся на высоте более тысячи тонло, не вела ни одна из троп. Гору нельзя было обойти, как нельзя было спуститься к любому из входов сверху. Со времён сотворения мира сюда не ступала нога ни одного человека (да и зверя тоже), эти камни знали лишь касание птичьих лапок, ступней Изменчивых, да реи-кану-охранников, которые прилетали на укрощённых и обученных для полётов дерузах. Была помимо обычной охраны и магическая защита — несколько разнородных по способу действия сетей опутывали туннели и залы сеперома и должны были: предотвратить, поглотить либо отразить в создавшего его мага заклятие любой природы и силы. Правда действенны ли эти защитные сети или нет, никто толком не знал — за несколько тысячелетий так и не нашлось желающих, покусится на святая святых греольской цивилизации.

Наконец Тэл'Арак отыскал, что хотел — на стене отчётливо виднелся магический символ, который никто, кроме него видеть не мог. Он коснулся знака рукой, стена разверзлась, открывая узкий проход в темноту. Тэл'Арак вызвал магический огонь и в течение получаса шел по этому узкому туннелю с низким сводом, за который чуть ли не цеплялся головой. Покойный Веклом, в образе которого он сейчас пребывал, был выше его, наверное, на голову, и это притом что Тэл'Арак был далеко не самым низким из греолов.

Наконец ровный как стрела туннель повернул, затем еще, и закончился тупиком.

Рыцарь погасил огонь и коснулся стены, которая разошлась в стороны и впустила его в большое круглое помещение центрального зала сеперома.

Двенадцать колонн по окружности, шесть лестниц: три наверх, три вниз, шесть туннелей, тот по которому Тэл'Арак попал в зал не в счёт — две половинки стены бесшумно сомкнулись за его спиной не оставляя и намёка на то что в зал можно проникнуть и отсюда.

Столб уинового света падал из центра свода и, пронзая полумрак, вырисовывал большое пятно, охватывающее каменное кольцо на полу. Тэл'Арак остановился — сверху должен находится один из охранников. Так и было — на другой стороне Тэл'Арак увидел реи-кану, а рядом с ним хамара. Огромный лохматый двухголовый пёс исходил тугой слюной и пялился в полумрак дюжиной (два ряда по три, на каждой из голов) кроваво-красных точек.

Тэл'Арак стоял вплотную к стене, и видеть его сверху не могли. Пока.

Он сделал четыре приставных шага по направлению к ближайшей туннельной арке, а когда проход оказался у него за спиной — уверенно шагнул в зал, так будто только что вышел из бокового коридора.

Застыл в ожидании — охранник наверняка уже заметил его.

Так и было — вверху, на первом ярусе балкона, на противоположной от себя стороне он увидел реи-кану. Эта встреча хоть и сулила опасность — была предсказуема и необходима — охранник должен был видеть, куда пошел Веклом и впоследствии подтвердить это. Единственное чего Тэл'Арак опасался, так это того что будет остановлен и втянут в дружескую беседу.

К сожалению, а может и к счастью, Изменчивые вместе с обликом «объекта» не приобретали его магические способности (утеряв при этом свои), а это означало, что могли возникнуть ситуации, при которых на теле собеседника Тэл'Арака проявятся значки садэар, а на его теле — нет. Это неминуемо будет замечено и вызовет подозрение. Если Тэл'Арака раскроют, он вынужден будет убивать. Это не входило в планы Изменчивого — Веклома должны были увидеть, перекинутся с ним парой фраз на расстоянии, но не более того.

Взгляды Тэл'Арака и охранника встретились. Реи-кану махнул ему рукой, — признал в нём Веклома, греол же про себя отметил, что древко гизурама у стража в два раза короче, чем у его оружия, что, конечно же, гораздо практичнее в помещении. Оружие охранника больше походила на меч с широким лезвием, тогда как из-за плеча Тэл'Арака торчало полноценное копьё с пятилоктевым древком.

«Очень плохо», — подумал он, подбираясь и загодя подготавливая себя к схватке, хотя в душе надеялся, что эта его оплошность не будет замечена.

Повезло. Возможно, охранник не обратил внимания на непрактично-длинный гизурам торчащий из-за его плеча (возможно, выбор длинны древка оружия зависел лишь от личных предпочтений его хозяина), но ни в действиях реи-кану, ни в мимике лица, а главное в блёклости его садэара-«предателя», Тэл'Арак не узрел ни намёка на обеспокоенность. К тому же начал реи-кану, вопреки ожиданиям, не со стандартного приветствия, на которое наверняка требовался соответствующий ответ, а с обычного вопроса:

— Тим то охна ро рах сиртая? — крикнул он и похлопал хамара по холке.

— Гмирит олк, — мастерски сымитировав тембр и интонации голоса Веклома, коротко бросил Тэл'Арак. Реи-кану спрашивал: всё ли у него в порядке, он ответил, что ничего подозрительного не увидел.

На том и распрощались.

Тэл'Арак неспешно пересёк зал и направился к нужному туннелю. Он шагнул в арку и, сделав несколько шагов, на всякий случай, развернулся лицом к залу — пронаблюдал, не спустится ли реи-кану и не пойдёт за ним. Как знать, вдруг он совершил какую-нибудь оплошность, и охранник только притворился, что признал в нём своего.

Он простоял в ожидании несколько минут и позволил дверям сойтись, лишь убедившись, что опасности нет.

Через две сотни тонло, обычный поначалу туннель начал стремительно расширятся — с каждым шагом его стены и потолок плавно расходились и вскоре стали частью огромного зала. Тэл'Арак остановился, в благоговейном безмолвии взирая на открывшуюся перед ним картину.

Ровные ряды каменных колыбелей, простирались вдаль и на несколько рядов в ширину. Подсвеченные тусклым зеленым светом и опутанные паутиной уиновых нитей, сходящихся к каменным столбам, стоявшим в перекрестьях проходов. Сотни колыбелей — вместилищ тел и душ, заполняли всё пространство зала. Повсюду, из стен и пола торчали золотые и галиоровые спирали, трубы и трубочки с ромбовидными наконечниками, над которыми дрожала изумрудная мгла; некоторые опускались к полу и, сложенные в ряды, шли к колыбелям. Их было несколько сотен, по две на каждое ложе.

Тэл'Арак начал своё медленное шествие между рядами, взирая, на умиротворённые лица сородичей, спящих многовековым сном в ожидании Сида Сароса. Туманный свет перебегал с трубки на трубку, блестел на наконечниках, играл на нефритовых стенах колыбелей. Наконец он дошел куда хотел — ближайшая к нему колыбель засветилась ярче остальных. А после ещё одна откликнулась на зов его души, и ещё, и ещё — всего четыре ложа. В одном спала его жена Виссина, в других: дочки — семилетняя Жиная, четырнадцатилетняя Олия и сын — двадцатидвухлетний Дихалеар.

«Уже мужчина! — Тэл'Арак припомнил, что сын не очень-то и любил физические упражнения и предпочитал мечу книги, а алхимические эксперименты ставил выше боевой магии. — Ничего, мальчик окрепнет и будет мне хорошим помощником!»

Рыцарь долго стоял, разглядывая лица любимых, спящих безмятежным сном уже многие тысячелетия.

Это было не первое их свидание, какое там, он приходил к родным всегда, как только находил время, и силы способные помочь справится с болью разлуки и погасить огонь душевных переживаний. Иногда это было легко, иногда мучительно больно, но никогда, так как сегодня. Великий Первый подал им знак и до «воскрешения» осталось не больше года, к тому же Тэл'Арак решил, что часть причитающейся ему за долгое терпение награды он возьмёт уже сегодня.

«Уже скоро, любимые, — пообещал он, обласкав жену и дочерей взглядом. — В следующий Сароллат мы снова будем вместе. Я заберу Диха, он поможет мне подготовить достойную встречу».

Тэл'Арак повернулся и направился к крайнему ложу, на котором покоился Дихалеар.

Сверкнуло лезвие гизурама, звякнула перерубленная золотая трубка, рассыпались уиновой пылью нити связей. Туман над колыбелью замерцал всеми оттенками зелёного. Дело было сделано. Тэл'Арак освободил сына из-под власти Первых, оставалось дождаться, когда его мальчик очнётся от многолетнего сна.

И он терпеливо ждал — знал, как это происходит — после удаления нитей (такое случалось лишь однажды) должно пройти что-то около часа.

…Пятьсот лет назад Таэм по случайности (а может и нет) отсёк нити одной из лож — их верный друг и соратник — Регелуз Зелёнобородый, проспавший несколько тысяч лет благополучно очнулся и прожил после этого без малого сто двенадцать лет. Он оставался бы с ними гораздо дольше, и скорее всего, был жив и по сей день, если не трагическое стечение обстоятельств. Впрочем, (так считал Тэл'Арак) Зелёнобородый был сам виноват в своей смерти.

Однажды, он и Лат'Сатта направлялись в Артаранг, но неожиданный приказ Властителя нарушил их планы — у девушки появилось срочное дело, всего на несколько дней, но Регелуз так спешил в Артаранг что решил не ждать. Он не был Изменчивым и не мог обернуться рыбой или птицей, ему пришлось нанять корабль и отправится через океан в одиночку. Он потерпел крушение, где-то у северных берегов Артаранга. Зелёнобородого выбросило на один из многочисленных островков, и всё бы ничего, будь он простым человеком, а не богоподобным греолом.

Зелёнобородого подобрали местные жители — вылечили, накормили, но они не могли дать ему главного — Уино, который был необходим ему как воздух. Лат'Сатта же, спустя три с половиной недели после кораблекрушения, нашла лишь свежую могилу Зелёнобородого. К тому времени с момента смерти Регелуза прошло не больше трёх дней… Она не успела.

С Дихалеаром всё будет не так, Тэл'Арак не совершит ошибки, теперь у него есть Гел-опир (он тайком позаимствовал уиновое хранилище у Латты). Дихалеар будет носить артефакт на груди…

О, как же Тэл'Арак хотел спасти всех, пробудить и сына и жену и дочерей. Но Уино, которое может содержать в себе Гел-опир, не хватит на всех четверых. А у него сейчас слишком много забот чтобы постоянно находится рядом с ними. Постоянно возвращаться и подпитывать одного лишь Дихалеара он как-нибудь да сможет. Если же возникнут непредвиденные обстоятельства Уино в Гел-опир должно хватить на полтора месяца. Этого вполне достаточно, чтобы пережить вынужденную задержку.

Из лап задумчивости Тэл'Арака вырвала стайка резвящихся горбоносых клинтов. Эти крохотные зверьки чувствовали кархов и прочие демонические сущности, а ещё на дух не переносили запах Кейнэйского ореха, или чемирты. Именно из-за этих качеств горбоносики (как их часто называли) пользовались невиданной популярностью в домах зарокийской знати. Неудивительно, что и в сеперомах их было до ужаса много.

Прошла половина времени. Тэл'Арак встал — для успешного исполнения задуманного ему требовалось сделать ещё кое-что. Понимая, что пробуждение именно его сына может вызвать ненужные подозрения, рыцарь решил, что обрубит уиновые нити питающие ещё троих-четверых спящих. Он шагнул меж рядов и пошел вглубь зала, стараясь не глядеть на лица сородичей, понимая что, скорее всего, обречет некоторых из них на смерть. Скоро Таэм узнает о произошедшем, и постольку поскольку в этом сепероме спят жена и дети Тэл'Арака, то разобраться в случившемся поручат именно ему. Он же займётся совсем другими делами, более важными…

«Хотя, что может быть сейчас важнее «воскрешения» Дихалеара!»

Как не отводил Тэл'Арак глаза, взгляд всё равно цеплялся за безмятежные лица спящих сородичей. Женщины, девы, дети, воины.

«И кого из них я обреку на неминуемую гибель… Её, или вот его? А может эту славную девчушку, или вон ту красивую женщину, или этого… — Он осёкся мыслью, замер, поняв, что узнал лежавшего перед ним греола. — Нет! — ужаснулся он. — Так я не смогу ничего сделать!»

Больше Тэл'Арак не смотрел на лица, пройдя несколько рядов он остановился у того места где золотые трубки идущие от колыбелей сходились в одну полосу и ударил.

Засверкало лезвие гизурама, круша золото и галиор трубок и высекая искры из гранитных плит пола.

Удар, ещё один! — Тэл'Арак выплеснул свою ярость. Он с размаху рубанул по пучку уиновых нитей, отсекая связи, перерубая трубки — вырывая сородичей из сонных глубин сеперома. Он рубил ещё и ещё, скрипя зубами, с трудом удерживая рвущийся из груди крик отчаяния и душевной боли. Он развернулся, ударил ещё и словно наяву увидел, как открываются в ужасе глаза, как гримаса боли корёжит лица; услышал стоны и детский плач, крики матерей, всхлипы стариков и шепот… прощальный… осуждающий… молящий…

Он остановился лишь, когда почувствовал опасность. Вовремя. Дихалеар уже проснулся — он сидел к Тэл'Араку спиной, свесив ноги и уцепившись ослабевшими за время сна руками в выступающий края колыбели.

«Какое счастье, что он не увидел меня за этим занятием! Было бы трудно объяснить, что я делал!»

Тэл'Арак медленно опустил занесённый для удара гизурам, вытер предплечьем пот со лба, окинул взглядом место побоища…

«Почудилось, хвала Первым, — все живы. Спят… Все спят… — Он выдохнул облегчённо и кинулся к сыну. — Ты жив? Жив?! — обнял его, прижал к себе. — Жив!»

Дихалеар устало открыл глаза и скривился от боли.

— Что со мной… — вяло, произнес он, — где мы? Мама? — Глаза его смотрели мимо Тэл'Арака.

Рыцарь перехватил сына за плечи, встряхнул, приводя в чувство.

— Они скоро очнуться! Не сейчас, но скоро.

— Больно. Кто вы? — протяжно с полным безразличием спросил Дихалеар.

— Кто я? — Тэл'Арак сразу не понял, что сын видит перед собой не его, а Веклома.

— Кто вы? — повторил Дихалеар.

«Нет, так дело не пойдёт!» — Инстинкт нашептывал Тэл'Араку, что приближается опасность и им надлежит торопиться. Скоро здесь будет стража, начнут просыпаться «отсечённые от сеперома» греолы. — Вставай! — Он рывком поставил сына на ноги. — Надо немедленно уходить!

— Кто вы… я не знаю…

Тэл'Арак поднял сына и забросил на плечо. Подхватил гизурам и пошел к выходу…

Таэм'Лессант стоял около каменного шара и молчал.

Напротив него в алькове сидела Латта и читала книгу, по правую руку от неё, на пёстрых шкурах, играл розовощёкий мальчик, лет пяти, рядом, словно обыкновенная кошка, зевала карха Зарлай.

Грустная улыбка рассекла сморщенное лицо слепца, он поднял голову и посмотрел на Предвестника — мальчик улыбнулся ему.

— Плохие вести, девочка моя, — сказал, наконец, Таэм. — Поступил сигнал с северного сеперома — проснулось несколько наших сородичей… Сепером нужно проверить, а выживших доставить сюда. — Он обошел вокруг шара и застыл, глядя на малыша и его подружку — Зарлай. — Я пошлю Тэл'Арака.

Латта насторожилась.

— Может, лучше мне…

— Среди проснувшихся сын Тэл'Арака — Дихалеар. Пусть он сделает это сам.

— Дихалеар жив?

— Я не знаю.

— Вы уже сказали об этом Тэл'Араку?

— Да.

— Он так спокоен…

— Это Тэл'Арак, девочка моя, он всегда такой. Кстати твой благоверный уже на подступах к Ка'Вахору.

— Да? У него всё получилось? — взгляд Латты направленный на Таэма соскользнул на Предвестника. Она улыбнулась мальчику.

— Не у него — у носителя. Всё в порядке, дитя моё, всё идёт по плану.

Глава 32. Чёрная птица.

— Неужели руна Уино так ни разу не выпадала? — Тэйд покрутил в пальцах астрагал, подбросил, поймал, вернул Нире. — Держи.

Он сидел, привалившись к поваленному сосновому стволу, Нира лежала у него на коленях — смотрела в небо, провожала закат. Совсем недавно прекратился дождик, небо просветлело, в воздухе снова повеяло весной.

— Нет, — она улыбнулась скупо, но так очаровательно, что у Тэйда на миг остановилось дыхание. — Всегда падает на Уино, это не смешно, я уже кидать замучилась.

— Шулерский какой-то камешек, вот только для какой он игры? — Тэйд не мог оторвать взгляда от сильно и часто вздымающейся груди, от рассыпанных по его ногам волосам. Нира повернула голову на бок, так она глядела на юг.

— Домой хочу.

«До чего же она всё-таки красивая, и добрая, и сильная».

Ему вдруг захотелось повернуть Нирину голову лицом к себе, поцеловать, а там, о боги! — будь что будет.

Не решился.

Он пропустил Нирины волосы сквозь пальцы.

— А Лайса что, и сейчас на Кайце живёт? — спросил, чтобы хоть как-то неловкую паузу заполнить.

— Да, и Кинуса тоже… с мужем, — громким шепотом ответила Нира. — Она меня на три года старше. Сынок у неё маленький.

— Не боятся?

— Нет. Чего им бояться? На Кайце всё, как на материке. А тем, что страшные къяльсо прейдут и всех убьют, только детишек непослушных пугают, так — разговоры одни досужие.

— Ну да, чего бояться, если сам Леррхар Ноо в друзьях.

Тэйд видел, как широко раскрылись Нирины глаза, когда она вдруг увидела прямо над собой, низко-низко его лицо… Он придвинулся еще плотнее, прижался к ней, от случайного прикосновения к ее груди ему стало не по себе.

— Ну не скажи! — жаркий шепот коснулся его щеки.

Воцарилось томительное молчание.

Тэйд застыл в нерешительности, замер сам своего желания испугавшись: — «А если я ошибаюсь, вдруг, она оттолкнёт меня…» — Он был так близок, но медлил, так и не осмеливаясь осуществить свое намерение.

— Эх, Тэйд, Тэйд, — прошептала Нира и рука её легла ему на грудь, он ощутил, как вздрогнули, наткнувшись на вериги, её пальцы. — Ой! — Она отстранилась и сказала мягко, но решительно: — Пусти, мне кажется, на нас опять кто-то смотрит… — Она встала, одёрнула измятую одежду. Поправила волосы. — Да и Нёт скоро вернётся.

«Идиот, недоумок, — клокотало в душе Тэйда. — Так и надо тебе, дубина стаиросовая! Так и надо… Ну почему ты такой кретин?!»

Дауларец вернулся, когда уже совсем стемнело.

— Ну, узнал что? — встретила его вопросом Нира.

— Много узнал, и хорошего и не очень. С чего начать? — Он скинул на землю два больших холщёвых тюка, в которых, судя по всему, находились продукты, заказанная Нирой тёплая одежда, и ещё много чего полезного, по мелочам в основном.

— С чего хочешь начинай, главное настроение не порть, — кейнэйка похлопала один из тюков. — Здесь что?

— Если ты о наконечниках для стрел и тетиве, они в другом мешке.

— Носки тёплые купил?

— Да.

— А экехо?

Нёт кивнул. Нира расплылась в довольной улыбке.

— Тэйд, тебе только это смог достать, — дауларец вынул из-за пояса кинжал в ножнах и бросил Тэйду. — Держи.

Он не ожидал этого, но оружие поймал.

— Благодарю, — сказал он, — Это как раз по мне… я, если честно, э-э… — Тэйд бледно улыбнулся, — боюсь, что и с ним-то мне будет трудно управиться.

— Ничего научишься, — сказал Нёт, и пристально посмотрел на Инирию. — Санхи, как ты и предполагала, в Седогорье почти нет. По отряду, с дюжину санхи каждый, в Узуне и на Кривом перевале, ещё два поста, один мы уже видели, второй у реки под Верхними Выселками. Дозоров на тракте нет, разве что на залётных каких-то случайно нарваться можно. Ловить нас никто не ловит, но и выпускать просто так, за здорово живёшь, не собираются.

— Это какая была новость? — спросила Нира, хотя судя по задержавшейся улыбке, она сочла то, что услышала, за новость хорошую.

— Сам ещё не понял, слишком много всего интересного…

Нёт со всеми подробностями рассказал о Загиморке и о дружке его — Бринике Два тонло, и обо всем, что ему удалось у них выведать… Громко конечно сказано, от этих двоих разве что глухой бы ушел, ничего не разузнав, да и то навряд ли.

— …а ещё на обратном пути, надо мной птица кружила, высоко, может орёл — мне показалось — следила за мной.

— Что за птица? — насторожился Тэйд, он вспомнил вчерашний свой сон, в котором ему неожиданно приснилась огромная чёрная птица и два скрама, участники той далёкой битвы, в которой погибли друзья и отец Нёта.

— Больше никого не заметил? — дрогнула голосом Нира.

Нёт посмотрел на неё как ударил.

— За кого ты меня принимаешь, — он плюнул в огонь.

— Кинит, — скупо по-кейнэйски извинилась Нира.

— Са мий-а, — ответил на том же дауларец.

Пока они находились в Таэл Риз Саэт, от скуки учили друг друга своим языкам, Нёт постигал кейнэйский, Нира соответственно дауларский.

— А когда наконечники для стрел и одежду покупал, вопросов не возникло?

— Вопросов? — Усмехнулся Нёт, — ты бы видела, сколько у кузнеца народу, он бедный не знает, за что ему хвататься. Эту подкуй, то перекуй, этого закуй, — он не выдержал и заулыбался. — Хорошо, дружок мой новый — Два тонло, подсобил, подвёл к помощнику кузнеца, тот мне наконечники без вопросов, по-быстренькому и продал. С одеждой поболе проблем было. Оказалось что хорошие кожаные плащи, по нынешней-то погоде, не так и просто купить…

— Всё это конечно очень интересно, — сказала Нира, — и про плащи и про кузнеца, и об императоре Зарокии, и Керитоне, Хорбут ведает, где его носит… меня сейчас больше волнует, как нам отсюда выбраться. Вернее как до моста через Хлыст добраться. Пятно с пустошей, в какую сторону ползёт, выяснил?

— Во все, но оно далеко, нам пока не помеха. Вот смотри, — Нёт сдвинул в сторону ветки, схватил несколько камешков и принялся их раскладывать. — Это мы, это Нижние Выселки, это Верхние…

— Ничего не видно, — остановила его Нира, поняв, что планам их ничего пока не угрожает, а подробности могут подождать и до завтра, — утром всё обсудим.

— Хорошо давай завтра.

— А вот за это тебе моё отдельное спасибо! — Нира разложила на тряпице, три больших связки наконечников и новую тетиву, что принёс Нёт, и мешкотно осматривала ту которую только что сняла с лука, видимо прикидывая, сколько она ещё прослужит и не стоит ли заменить её новой. — Теперь мы и поохотиться сможем и в обиду себя не дадим.

В ожидании дауларца, Нира изрешетила стрелами трухлявый весь облепленный сувелями осиновый ствол. Тэйд сидевший неподалёку, и исподлобья поглядывающий на стройную её фигурку, склонен был полагать, и не без оснований, что она видит перед собой вовсе не сувели, а его.

— Давно хотел спросить, где ты так с луком обращаться научилась? — Нёт поправил палкой дрова в костре, на что тот огрызнулся рыжим языком пламени и снопом оранжевых искр.

Инирия ответила ему вопросом, больше походившим на ответ, и по недовольному лицу девушки было понятно, что она не очень любит распространяться на эту тему:

— Ты, дауларец, про къяльсо слышал?

— Немного. Думаешь, я совсем дикий?

— Не обижайся. Хочешь по-другому спрошу: ты пока жил в Дауларе и отец не взял тебя с собой в Кетарию, что-нибудь о къяльсо слышал?

— Нет.

— Ну, вот видишь. Бьюсь об заклад, что ни в Зинтрохе, ни в Меноуре о къяльсо немногие знают. Ты в Кетарию как попал? Морем?

— Да.

— Через Крионто или Стиггиарт?

— Точно не скажу, я тогда совсем языка вашего не знал. Приплыли и приплыли. Народу много — глаза разбегаются. Из отца ничего клещами не вытянешь, только и слышишь: сам смотри, сам учись.

— Ну да не важно, главное то, что вы, минуя Хаггоррат и Зарокию, в Кетарию попали…

— В Хаггоррате я был, и не раз.

Нира в задумчивости покрутила бронзовое колечко с язычком на большом пальце правой руки.

— Не в этом дело, а в том, что, сойдя на землю, ты сразу оказался в местах, где къяльсо на слуху. Немного их там, как тебе могло показаться, а именно на слуху они, понимаешь? Каждый норовит себя за къяльсо выдать. А на самом деле те чучела расписные только и способны, что зады в кабаках просиживать, и не имеют с настоящими «серыми» ничего общего. В портовых кабаках всё больше пьяная матросня да беглые каторжники с галер, они-то себя за къяльсо и выдают. Кто, бахвальства ради, кто по пьяному делу, а иные и в поисках лёгкого заработка… Къяльсо, Нёт, вопреки расхожему представлению, зверюшка весьма редкая. Это на Отколотых островах их много, на Тэнтраге, в Триимви, Стиггиарте или Хоморе, ибо близко города эти от того же Ногиола или Тэнтрага, а вот в других краях, что подальше, о «серых» и слыхом не слыхивали. Уж на что Сулуз — столица или Бийонт с Лимтиором — города большие, далеко в королевстве не последние, но и там о къяльсо мало кто знает. А дальше на юг — так даже и слова такого не слышали. Я уж не говорю о далёком севере: о Меноуре или Дауларе… ну это ты и сам без моих поучений знаешь… Настоящего къяльсо, — продолжала Нира, бережно складывая наконечники и тетиву к себе в сумку, — вы никогда не узнаете и не увидите, пока он сам того не захочет, и лучше, чтобы этого никогда не случилось, уж поверьте.

— Тогда вопрос у меня тот же, где ты всех этих премудростей нахваталась?

— Я три года прожила на Кайце, там меня один добрый онталар всему и научил — Леррхар Ноо, может слышал?

— Откуда? Кто он такой? — спросил дауларец.

Тэйд оторвал взгляд от лезвия своего нового кинжала.

— Леррхар Ноо великий мастер Гэмотт-рам, — ответил он, убирая клинок в ножны.

— Ну как учил — показал кое-чего от скуки, по-соседски, — объяснила Инирия. — Он на Кайце тогда жил. Тётушка Лайса с ним хорошо знакома.

— Погоди, ты сказала, онталар? — спросил Нёт.

— Да.

— Он тоже къяльсо?

— Нет.

— Как нет?

— Да вот так.

— Уверена? Сама же сказала, что настоящего къяльсо так просто не узнаешь.

— Точно нет.

— Странно.

— Ну и что, что дальше расскажи? — попросил Тэйд.

— А дальше, собственно, и ничего. Пустое это. Я вот всё о птице, той, что за Нётом следила, думаю… и о пауках…

— Я не уверен, может и не следила, сама знаешь, когда чего-то ждешь, оно всегда тебе примерещится.

— Хорошо если так. Ладно, я спать, — Инирия встала, — завтра думать будем.

Нёт, с доброй ухмылкой, кивнул Тэйду: вот как она, и попробуй не послушайся.

По-весеннему яркий, необычайно огромный Сарос лениво полз по звёздному небу, поигрывая размытыми, маревом краями. Тэйд зачарованно смотрел на ночное светило и ему показалось, что он чувствует его прерывистое дыхание, слышит биение его мятежного сердца. Всем своим нутром ощутил он леденящий душу, животный страх, словно Сарос был огромным, затаившимся зверем, терпеливо подстерегающем очередную жертву.

«Это я? — спросил Тэйд, и тяжело вздохнул, — вполне возможно, что так».

— Глянь, как надулся! Распирает, видать, его от собственной значимости. — Инирия перевернулась на другой бок и с головой укрылась одеялом. — Спи, давай! Завтра рано подниму!

— Тучки ползут, как бы снова дождя не было.

— Дождик это хорошо, — сонно пробормотала Инирия.

— …дождь это то, что нам нужно?

— Угу.

Они тронулись в путь ещё до рассвета. Нёт шел по лесу уверенно, не оборачиваясь и не замедляя шаг, видно было, что вчерашнее путешествие не прошло для него даром — он изучил окрестности и прекрасно знает, где можно пройти, а где нет.

…Как только проснулись, они подробно обсудили дальнейший маршрут с Нирой, что-то чертили палочками на земле, расставляли и двигали камешки. Тэйду это было не интересно, он откровенно скучал, стоял рядом, позёвывая, и делая вид, что вникает в суть происходящего. Иногда что-то спрашивал, но на ответ особо не надеялся, вернее, даже наоборот — был рад, что эти двое не обращают на него никакого внимания.

«Достаточно того что они знают что делать, я всё равно ничего путного не посоветую».

Последнее время он чаще думал, как было бы здорово окажись он с Нирой в Триимви или в обители Шосуа, или на Кайце в гостях у её тётушки Лайсы. В его мечтах они гуляли у реки и смеялись, кормили птиц хлебными крошками… И, вообще, он с трудом понимал, почему всё это с ним происходит. Все прежние сомнения, снедавшие его и отступившие лишь под напором обстоятельств, всё чаще всплывали из глубин подсознания и терзали его с новой и новой силой. Ему хотелось знать ответы на вопросы, которых, от постоянных мучительных размышлений, становилось всё больше: зачем отцу вдруг понадобился этот треклятый камень, из-за которого он оказался в Седогорье? Почему он не приехал за ним сам, а послал на встречу с Крэчем Древоруком именно его и Саиму?! — тут разум Тэйда замолкал, так происходило каждый раз, когда он натыкался на мысли о Саиме. — Он так и не смог понять, почему бы Крэчу Древоруку, будь он трижды неладен, не доставить камень в Шосуа самому, ведь удалось же привезти ценный артефакт из Досара в Два Пня, тем более что ехать-то оставалось совсем ничего. А ещё было непонятно, почему Крэч так им с Саимой и не открылся?

«А ведь тогда всё было бы совсем по-другому!»

…Несмотря на лёгкий дождик и скользкую грязь под ногами шли быстро. Но несколько раз Инирия останавливалась и рассматривала какие-то причудливые растения, названия которых Тэйд не знал. Время от времени она приседала на корточки и тщательно исследовала тропу. Проходя мимо одного из кустов, Нира резко остановилась и, вытянув руку в сторону, преградила дорогу остальным.

— Стойте! — она сделала назад несколько осторожных шагов. — Это растение я знаю, оно слишком опасно, чтобы приближаться к нему. Остролистый шист. Отойдите подальше. Одного шипа хватит, что бы сделать человека калекой.

Тэйд присел на корточки. Растение было словно пересажено из другого места, — сочное, буро-зелёного цвета оно поражало своей свежестью, будто ни холод, ни дожди были ему нипочём.

«Так, скорее всего, в это время года, если бы не погодные коллизии, выглядели все растения этого леса, — глубокомысленно подумал Тэйд. — Куда, Тэннар милосердец, катится этот мир?»

— Какого ещё шипа? — спросил он. — Не вижу ни каких шипов.

Вместо ответа Нира подняла с земли палку, локтя четыре в длину. Взяла её за самый конец, и, медленно вытягивая руку, бесстрашно направила в сторону куста. При приближении палки ветви зашевелились, будто под дуновением ветра, а несколько самых высоких, заканчивающихся черными, похожими на капюшон кобры бутонами, конвульсивно задёргались. Закачались, изогнувшись словно змеи, приготовившейся к атаке. Нира приблизила конец палки к одному из бутонов. Ветка прянула в сторону, и из раскрывшегося бутона со свистом вырвался тонкий, похожий на змеиное жало, шип и с треском воткнулся в палку.

Нира сделала осторожный шаг назад.

— Ого! — невольно отпрянул и Тэйд. Теперь расстояние в три шага, что разделяло его и хищное растение, не казалось безопасным.

— Шист говоришь? Остролистый? — Нёт подошел к Нире, встал рядом.

— Не ходи дальше, — приказала она. — А лучше пойдём отсюда… Откуда он здесь, ума не приложу. Раньше эту гадость можно было только в Валигаре да в Диком сопределье встретить.

К полудню вышли к реке, за которой виднелся пологий, каменистый холм заросший соснами. Нёт, не останавливаясь, махнул рукой, давая понять, что их путь лежит именно туда.

— Тут где-то брод должен быть, — сказал он, — по нему перейдём.

— А до тракта далеко? — спросил Тэйд, когда они были на другой стороне реки.

— Устал что ли? С лигу ещё идти. За этим холмом ещё один, а вот за тем уже тракт. Тут неподалёку рыбацкая хижина должна быть, на той стороне холма.

— Река холм огибает? — догадалась Инирия.

— Ага. Место там говорят рыбное. У них в хижине и снасти есть и сеть и хобоша припрятаны…

— Кто говорит?

— Дружок мой Загиморка рассказывал, как рыбалил здесь. Можем и мы рыбки наловить, да там и переночуем если что.

— Ты совсем сдурел, Нёт? Я в воду не полезу, — Тэйд почувствовал, что при одной мыслю о рыбалке с сетью или там с бреднем у него свело зубы.

— А я бы полез, чего там. Зато: хижина, крыша какая никакая, очаг, вкусная уха, и поспать на чём, небось, есть.

— Судя по размерам холма, мы на другую сторону часа через полтора выйдем — рановато для ночёвки, — срезала Нира. — Сегодня до ночи надо через тракт перейти. На той стороне, думаю куда как безопаснее, особенно теперь, когда людей этим проклятием с пустошей напугали.

— Хорошо, тогда хижину и искать не будем? — совсем не расстроился Нёт. — На кой она нам.

— Я надеюсь, реку второй раз переходить не придётся? — спросил Тэйд, выливая из сапога воду.

— Я тоже надеюсь, — не вникая в подробности, ответил Нёт, и зашагал вверх по холму.

Каменистая земля изобиловала неровностями, время от времени дорогу путникам преграждали непроходимые заросли лещины и кроволиста, которые приходилось обходить, спускаясь вниз и выискивая новые проходы. Слоистые камни блестели от влаги, с сосновых веток сыпались холодные капли.

— Вы только взгляните, и здесь тоже. — Нира указывала на заросли в нескольких шагах от них.

— Ого! — шист! — радостно, будто встретил старого знакомого, воскликнул Тэйд. — Давненько не виделись!

— Не смешно. Не нравится мне это, надо быть осторожнее, — в который раз предупредила Нира. — А ты лучше не смейся, а гляди куда идёшь.

Когда они услышали странный гул, до тракта оставалось не больше двух сотен шагов.

— Смотрите! — крикнул Нёт, и рукой указал в небо на севере.

— В укрытие, — скомандовала Инирия, и, подавая пример, стремглав бросилась к скоплению валунов, за которыми можно было спрятаться.

Нёт и Тэйд кинулись следом.

— И что это значит? — Тэйд глядел на то, как над кромкой леса образовалось небольшое пятно, похожее на тёмное облако. Оно росло, ширясь и темнея, и приближалось, и вскоре Тэйд смог разобрать что это, огромная воронья стая. Черные птицы летели низко над землей, вдоль линии тракта, прямо на них.

Его охватил приступ страха, сродни тому, что он испытал при встрече со скрамами.

— Может и ничего не значит, — прошептала Инирия, обнимая его и укрывая своим плащом. Это видимо было самым простым и быстрым способом заставить его молчать и не высовываться, ничего при этом не объясняя, — а может, означает то, что за нами началась нешуточная охота… — последние слова были произнесены под плащом, а потому прозвучали глухо. — Надо ещё что-то объяснять? — спросила кейнэйка, когда вороний грай затих, и тёмное пятно растворилось за деревьями. Она приподнялась и приложила ладонь ко лбу, прикрывая глаза и разглядывая горизонт.

— Даже и не знаю что сказать, — Тэйд потёр краешек губы, там налипла грязь и сосновая хвоя.

— А не надо ничего говорить, надо идти вперёд — смело, но осторожно. — Инирия послюнявила палец и коснулась его щеки: — здесь грязь, вытри.

Тэйд понял что краснеет, но Нёт давно привык и уже не обращал на них никакого внимания. А вот правильные слова, произнесённые Нирой в нужное время в нужном месте, похоже, вдохновили дауларца.

— Согласен, — голос его наполнился неприкрытым уважением. — Удача любит смелых, — провозгласил он и улыбнулся, как умел только он один — на лице его не дрогнул ни один мускул, лишь в глазах промелькнула какая-то задоринка. — У нас всё получится, уверен.

— Что дальше будем делать? — спросила его кейнэйка.

— Ты скажи, ты старшая.

— Я уже всё сказала.

Тэйд кивнул, соглашаясь. Сейчас он был готов исполнить всё, что Инирия прикажет, даже в одиночку сразиться с одноглазым Хорбутом… «Хотя нет, — с Хорбутом это перебор. Не с Хорбутом… и не в одиночку… и не сразится…».

Они укрылись в густом перелеске, покрывающем западный склон холма. Место показалось Нире и Нёту надёжным, вряд ли их могли здесь обнаружить, тракт, не имевший в этом месте крутых изгибов, просматривался сотни на три тонло в каждую сторону. Вполне достаточно чтобы вовремя заметить приближающуюся опасность.

— Хорошее место, — Инирия лежала, уткнув подбородок в скрещенные руки, и наблюдала за дорогой, — если только в таком хорошем месте нас заведомо не поджидают санхи… или ещё кто похуже.

— И что теперь? — спросил Тэйд.

— Ждём.

— Чего? Почему-то мне кажется, что этим с позволения сказать птичкам, если они по наши души, всё едино ночь или день…

— Скорее всего, так и есть, но до вечера далеко, и у нас есть возможность понаблюдать за дорогой, прикинуть всё, посмотреть — пролетят ли эти птицы ещё раз, и если — да, то через сколько, чтобы, когда решим идти, случайно на них не нарваться. Если эти вороны нас обнаружат — не отвяжемся. Выследят. Это вам ни люди, ни стрелы против них нам не помощники, ни мечи наши зачарованные… Ты подреми пока, Тэйдик, если скучно, или расскажи что-нибудь интересненькое.

Он промолчал, это всех устроило — но ненадолго.

— Ещё немного и я засну, — спустя четверть часа пробубнил Нёт.

Тэйд толкнул его локтем.

— Погляди. Мне кажется или на той стороне что-то блестит?

— Где?

— В траве, так будто там вода.

— Ничего не вижу…

— Сейчас в тучах просвет будет, глянь повнимательнее.

Но как Нёт не вглядывался, так ничего и не увидел. Не увидела и Нира, да и сам Тэйд, как ни старался больше ничего похожего на воду не увидел.

«Почудилось».

Чёрные птицы пролетели над ними ещё раз, но ничего не обнаружив, улетели восвояси.

— Я же говорила, — прошептала Инирия.

— Возвращаются, — согласился Тэйд.

— Что думаешь, дауларец?

— Думаю, надо дождаться, когда они ещё раз пролетят и если на дороге никого не будет, бежать на ту сторону, к камням вон тем, или к кустам, надеюсь что это не твой разлюбимый шист. На той стороне, поди, тоже не Эрфилар, а от тракта отойти надо как можно дальше и место для ночёвки подыскать. Костёр хороший нам не помешает — самим согреться да вещи просушить. И вообще, на будущее, имей в виду, что при такой погоде надо чаще остановки делать, в сухое переодеваться, а то мы так долго не протянем.

— На той стороне — да, и костёр и привалы. Так и будет. Потому и спешу туда. За большаком и в добрые времена людей не сыскать было, а теперь и подавно.

— Волков там много? Не сидят, не ждут нас облизываясь?

— Нет, — слова дауларца заставили Инирию улыбнуться, сам же он оставался совершенно серьезен, и было не понятно, шутит он или нет. — Тут волков и не должно быть, — заверила его Нира. — Это не пустоши, до них ещё дней пять лесом идти.

— Ну как так, — фальшиво расстроился Нёт. — А если серьёзно, много там волков или это так — страшилки для детишек непослушных?

— Не знаю я, Слейх говорил что много. Но когда мы с ним шли, ни одного так и не увидели.

— Это ещё не означает что их здесь нет, это означает, что Слейх своё дело знает, и не более того. Но… но люди же тоже не просто так таким местам названия дают. Только вот не пойму никак, что волки на пустошах позабыли, им же что-то жрать надо, а какая еда там где ничего нет.

— Чего не знаю того не знаю, спросишь у них при встрече. Хочешь, я напомню?

— Спасибо, не забуду.

Черное облако скрылось за деревьями, вороний грай утих и теперь лес был совершенно покоен — гнетущее безмолвие, ни что не нарушала тяжелой тишины.

Нира последний раз поглядела по сторонам и решительно скомандовала:

— Вперёд!

Они пересекли серую полоску тракта и уже находились на полпути к лесу, когда с неба на них обрушился ужасающий рев — истошный, хриплый, полный негодования, злобный крик.

Тэйд обернулся и то, что он увидел, заставило содрогнуться: от леса, с той стороны, откуда они шли, отделилось одинокое чёрное пятно и теперь стремительно приближалось.

У Тэйда по спине побежали мурашки. Остановился Нёт, замерла Инирия — высоко в небе, примерно в двух сотнях тонло от них, планировала гигантская птица.

— К лесу, — крикнула Нира, — быстрее!

Гриф Вараш взмахнул крыльями и, издав резкий, душераздирающий вопль, вовсе не похожий на обычные птичьи крики, начал пикировать вниз.

Но Нёт и не думал бежать.

— Нам не уйти, надо разобраться с ним, — рука дауларца поднялась, указывая на птицу остриём алого клинка.

Инирия вскинула лук, дёрнула из колчана стрелу, выстрелила раз-другой. Гриф даже не попытался увернуться, обе стрелы чиркнули по оперению и отскочили, будто это были не перья, а прочнейшие галиоровые пластины.

Нёт встал в боевую стойку и угрожающе покачал мечом, держа его двумя руками, делом доказывая, что он мужик не потому что носит штаны и най-сар. Встать так перед огромной птицей, которую не берут стрелы, было сродни безумию.

«Сейчас мы все умрём», — подумал Тэйд и почувствовал страх и стыд, за то, что не он принял этот вызов.

Алый клинок Керитона в руках Нёта должно быть придавал ему уверенности, дауларец стоял, широко расставив ноги, и Тэйд видел, как напряглись мышцы его лица, как задвигались желваки и загорелись глаза, и эта твёрдость частично передалась и ему. Он завел руку назад, выхватил кинжал (другого оружия у него не было) и встал рядом, с твёрдым намерением стоять до конца и продать свою шкуру подороже.

Но у дауларца имелось своё мнение на этот счёт.

— В сторону, — гаркнул он, и, не церемонясь, грубо отпихнул Тэйда, а когда птица приблизилась сделал выверенный шаг вперёд и в бок, амплитудно крутанув мечом. Тэйду даже показалось, что клинок дауларца вспыхнул и увеличился в размерах.

Гриф дёрнул крыльями и издал громогласный рёв, больше походящий на рычание раненого зверя, нежели на крики птицы. Он завис, расставил крылья и развернулся на месте — несколько десятков острых, как стрелы, перьев веером полетели в стороны. Беглецы повалились наземь. По счастью, ни одно из перьев-стрел не достигло цели. Первые сегодня были на стороне Тэйда и его друзей и даровали им возможность потерять свои жизни с большими достоинством и честью, где-нибудь в другом месте и при иных обстоятельствах.

Все это произошло в промежуток времени, которого хватило лишь на то, чтобы сделать три вдоха.

Первым (это уж как всегда) вскочил Нёт, его лицо, и одежда были запятнаны кровью. В одной руке он держал меч, в другой сверкала ножеподобными когтями отрубленная грифонья лапа. Вараш висел в воздухе, который, казалось, вибрировал от тяжёлых взмахов его огромных крыльев.

— Иди сюда! — выкрикнул дауларец, вздымая алый клинок.

Тэйд и Инирия замерли в ожидании, боясь пошевелиться, но раненная птица лишь взмахнула крыльями и, окатив округу душераздирающим криком, начала набирать высоту, двигаясь в сторону гор.

— Не стоим, — крикнула Нира, они вскочили и побежали к лесу.

Земля здесь оказалась коварной, под обманчивой прошлогодней листвой стояла вода — нога Тэйда погрузилось в грязь, чуть ли не по колено, он так бы и увяз, но Нёт подхватил его и помог выскочить на сухое. Ещё несколько шагов и снова яма с водой, Тэйд упал, перекувыркнулся, и снова поднялся на ноги, подхватил отлетевшую в грязь суму.

«Брось! — стучало в виски, — Нет! — возражал здравый смысл. — Терпи!»

Они неслись, спотыкаясь, скача по кочкам, проглядывающимся в пожухлой траве, тяжелые сумки били по бокам, норовили утянуть в грязь. И вот первые ветви приветственно хлестнули по рукам, охлопали по плечам, осыпали ледяной влагой с листьев. Да уж — не часто им приходилось так бегать.

— Всё, — хрипя, выдохнула Нира, и остановилась, — кажется, убежали.

Тэйд привалился к стволу, вытер лицо, ладонь была вся в грязи. На зубах скрипело, он сухо сплюнул, тоже хотел сказать хоть что-то приободряющее, но не смог.

Сказал Нёт:

— Ага, убежали, — он криво усмехнулся и помахал перед лицом отрубленной птичьей лапой. — Ну и где тут волки? А?

И всё казалось бы — перешли тракт, укрылись в перелеске, но нет, так просто Вараш, хоть и был теперь не на шутку ранен, отставать не собирался…

Первым его возвращение заметил Тэйд, юноша вдруг ощутил мощный порыв ветра и услышал шорох листвы, увидел, как вдали слева, за трактом, над вытянутой полосой леса, появился черный силуэт. Смазанный контур. Замерев на несколько томительных мгновений гриф, словно не в силах двинуться, грузно завис над лесом. А еще Тэйд увидел множество едва различимых черных точек, справа и слева, они приближались и превращались в птиц — Вараш возвращался не один, а с вороньей стаей.

— Нет! — вдруг воскликнула Нира. Она поняла, что сейчас будет, и попыталась удержать вошедшего в раж дауларца, который уже ринулся вперёд, сжимая в обеих руках алый меч. — Нет! — Нира схватила его за руку, — их слишком много, нам не справиться.

Нёт застыл в нерешительности, а Вараш ещё несколько минут неподвижно повисев в небе, лениво взмахнул огромными черными крыльями и медленно двинулся в их сторону.

— Бежим! К тем кустам, — решительно скомандовала Нира, — пока они нас не видят. Бежим, Нёт, не стой!

К счастью долго уговаривать дауларца не пришлось, ведь когда пернатые разведчики закончат осмотр небольшого дубнячка, который лежит у них на пути, то непременно заинтересуются рощей, где беглецы и укрылись. Они кинулись к кустам, последним бежал Нёт, и Тэйд был рад, что разум дауларца, хоть и не сразу, но превозобладал над чувствами.

Благополучно преодолев небольшую полянку они добрались до кустов, где их ждал сюрприз: мало того что лес здесь был значительно гуще, так к тому же за кустами их ждал узкий извилистый овражек с крутыми сильно заросшими кустами склонами. Боги вняли молитвам Тэйда и предоставили так нужное им сейчас убежище. Не сговариваясь, они попрыгали сквозь кусты вниз. Вовремя — вороний грай нарастал.

Сквозь проплешину поляны они видели как чернеет небо впереди, и как за вороньей тучей над лесом появился чёрный силуэт Вараша. Тэйд заполз еще глубже в заросли дрока, но гриф, вопреки ожиданиям, вместо того чтобы продолжить движение и осмотреть лес, резко изменил направление, и, взмыв в небо, устремился в сторону гор. Чёрная воронья масса двинулась за ним следом.

Тэйд даже не успел задаться вопросом — в чём причина этого неожиданного манёвра, как на него навалилось щемящее чувство беспокойства, гораздо сильнее того которое он испытал до этого. А причиной тому — мертвящая тишина, зловещим пологом наползавшаяся на окрестности. Тэйд почувствовал присутствие иного существа и ощущение ужаса пронзило его нутро. Он замер в немом ожидании, едва дыша, боясь малейшим шорохом обнаружить себя.

Это был скрам, Пустой, магическая ищейка, и Тэйд ни секунды не сомневался, что это так. Да и можно ли было усомниться, если он мгновенно распознал тот же леденящий душу ужас, который охватил его при первой встрече с этими страшными существами.

Ниру, как это ни странно, одолевали те же тревоги.

— Ты чувствуешь это? — спросила она шепотом.

— Да, — ответил Тэйд, и голос его рвался и дрожал, — это скрам.

Как это существо смогло его выследить, оставалось загадкой. Может, просто слепая судьба вновь свела их на этом островке земли, со всех сторон окруженном горами, а может это было пресловутое скрамье чутьё, не зря же их назвали магическими ищейками. Но, как бы то ни было, а Тэйд снова почувствовал себя на волосок от гибели.

— Скрам? — ужаснулась Инирия, — Пустой?

— Да.

— Это он следил за нами? То же ощущение.

— Возможно. — Это сказал Нёт, он недовольно обернулся на их слова, по носу у него стекала капелька пота. Дауларец хоть и слышал о магических ищейках от Тэйда, однако не придавал его рассказу большого значения, во-первых, ибо сразу понял — он сам скрамам не интересен, во-вторых, потому что считал их с Тэйдом встречу делом прошедшим, и не предполагал, что она может когда-нибудь повториться. — Но если это действительно он, то зачем ему это? И что нам теперь делать?

Нира пожала плечами, Тэйд промолчал, что делать он не знал.

Они затаились, вжавшись телами в склон, такие же безмолвные, как и деревья над ними, и ждали, когда произойдёт хоть что-то что подскажет, как им теперь действовать.

— А почему птицы улетели? — после томительной паузы спросил Нёт. — Ты же говорил что они со скрамами заодно?

— Я не знаю… — Тэйд осёкся, почувствовав острое как укол иглы ментальное касание Пустого, ощутил мгновенно сковывающий его сознание ужас, страх, панику, безысходность. Вериги впились в кожу. Уже не отдавая отчёт своим поступкам, он рванулся сознанием навстречу скраму, потек сквозь вибрирующий воздух, и размытая издали картина приблизилась и стала отчетливой. «О боги! Неужели они могут вот так запросто, на расстоянии?!» Однако увиденное поразило его не меньше чем сам факт появления Пустого — в глазах скрама не было злобы и ненависти, в них плескалась мольба о спасении. Пред взором Тэйда предстало худое измученное существо, почти лишенное рассудка, так же как и они прячущееся в кустах, но по другую сторону тракта. По всем вероятиям скрам давно ходил за ними в надежде получить от Тэйда хоть малую толику его Уино, а может украдкой, ни мыслью, ни действием не обнаруживая своё присутствие, питался им, постоянно находясь где-то поблизости.

«Но почему он до сих пор не напал на меня? Мечи? Он чувствует силу клинков Керитона и боится её? Или же ему нужен постоянный источник Уино, тогда как, напав на меня, он всего лишь, как бы абсурдно это не прозвучало, заберёт всё и сразу. — И тут Тэйд, наконец, понял, почему так поспешно улетел гриф Вараш — не он, а скрам был его главной целью. — Ну, разумеется, скрам это угроза для любого из магов и что он сможет натворить, не идёт ни в какое сравнение с тем, на что способен я. А на что я способен? Я же ничего не умею, зачем я им?» Его мысли прервались от того что он увидел испуг в глазах скрама и ментальный контакт прервался — картинка схлопнулась, очевидно было что Пустой ощутил приближающегося Вараша и его свиту, разорвал связь и бросился наутёк.

— Тэйд! — Инирия трясла его за плечи. — Что с тобой, Тэйд? Очнись!

— Я… а? Всё в порядке. Нам пора уходить…

— Но…

— Им сейчас не до нас.

— С чего ты взял?

— Скрам, они погнались за ним…

— Но почему?

— Не важно, нам надо уходить. Я вам всё потом объясню…

Глава 33. Честная сделка

Вейзо бросил монету на поднос и ни говоря ни слова, направился к лестнице наверх.

— Её здесь нет! — встала на его пути хозяйка лупанария, элегантная зарокийка в тёмной вуали и зелёном с золотом одеянии. — Я сожалею, но Монола больше на меня не работает.

— Что?

— Диро Кумиабул её выкупил.

Вейзо едва удержался, чтобы не ударить Селин.

— Как?!!!

— Пришли его люди и предложили денег. Я не могла отказаться. — Она откинула вуаль — левая половина её прекрасного лица была синей от побоев.

— Но как, Селин? Когда это произошло?

— Два дня назад.

Вейзо помолчал.

— Мне нужна чистая одежда, — он достал кошель, бросил его на поднос. — Пошли кого-нибудь в лавку. И пусть принесут поесть… и выпить… буссы… бутылку.

— Твоё ухо, Вейзо.

— Пустое. Могло быть гораздо хуже.

— Нет, — властно обрубила Селин, — надо промыть раны. Лира, Диам, принесите тёплой воды и чистой материи. А ты сядь, обдумай всё пока.

Вейзо покорно опустился на бархат кушетки.

— У меня мало времени. Он сказал, что я скоро оглохну, думаешь это правда?

— Кто сказал?

— Баан Калон. Он сделал это со мной.

— Баан Калон? — ужаснулась Селин, закрывая рот кулачком. — Он не может прийти сюда за тобой?

— Он мёртв.

— Какое счастье.

— Я оглохну, Селин?

— Я шлюха, Вейзо, не цейлер.

— Ладно, поживём — увидим.

— Думаю, не надо отчаиваться. Ты уже столько раз должен был умереть… Немного чуб-чуба?

Вейзо кивнул, отрешенно, но тут же вскинул руку:

— Нет, не надо… и буссы не надо.

Он сидел перед очагом и механически ел то что ему принесли на ужин: просто складывал в себя, как на полку в кладовке, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, ни удовольствия. Дожевав последний кусок, он отодвинул тарелку, положил подбородок на скрещенные пальцы и долго ещё сидел так, глядя в пустоту. Задуманное не внушало ему восторга, тем не менее, его следовало выполнить.

В дверь постучали и тут же, не ожидая ответа, открыли.

— Сона пришла, — сказала Селин, ставя на столик чашку с экехо. — Выпей тебе надо взбодриться.

— Спасибо, — хмуро ухмыльнулся онталар, — меня уже взбодрили. — Он принял решение и знал, что будет делать дальше — убьёт Диро Кумиабула.

— Тебе надо переговорить с ним, — с порога начала Сона ни дав ему и слова сказать.

— Что? — то, что предлагала феаса казалось бредом — никогда ещё Вейзо не решал таких дел с помощью слов.

Он бесшумно крался по тёмному коридору. Он не знал, ни где, находится спальня Диро Кумиабула, ни где держат Монолу, предполагал только что и там и там, если это не одно и то же место, его должна ждать хорошая охрана.

Осторожно, словно шел с изваянием Триждырождённого сквозь толпу кнуров Текантула, Вейзо пробирались по темным комнатам, мимо статуй обнаженных женщин, застывших в соблазнительных позах, постаментов с чашами и вазами золочёного иссальского фарфора и экзотических растений в горшках и кадках.

«Сибарит!.. Раздери меня Хорбут со всеми этими словесами! Сона же не так назвала его… — Ктырь задумался, пытаясь припомнить, каким эпитетом феаса наградила вождя Медведей. — Сказала, что любит роскошь… и баб… А кто их не любит? А ещё она назвала его самодуром. Может быть. А откуда тогда в моей голове это слово — си-ба-рит? Что это вообще такое?»

Ещё феаса сказала, что покои Диро находятся на третьем этаже, за высокими двустворчатыми дверьми с давленым рисунком и бронзовыми ручками в виде медвежьих голов. Помимо спальни на третьем этаже располагалась оранжерея, напротив, через холл, кабинет и небольшая гостиная — для своих. Именно двери с медвежьими ручками Вейзо сейчас и искал, исходя из той логики, что к высоким двустворчатым дверям должен вести широкий коридор и охранять их должны «высокие двустворчатые» охранники. Предполагалось, что в этот предутренний час все кроме них спят и не представляют угрозы.

Памятуя, что растения бывают ядовитыми и «добренький» хозяин может специально расставить их на предполагаемом пути незваного гостя (был у Вейзо и такой опыт) он натянул на лицо заведомо подготовленный платок, пропитанный специальным алхимическим составом.

Итак: для начала нужно было найти лестницу, ведущую на третий этаж…

«А вот и она!»

Вейзо некоторое время стоял на площадке, слушая тишину.

«Всё спокойно».

Логика его не подвела. Два охранника, видимо не отличаясь особенным рвением, изволили почивать сидя у дверей кабинета Диро Кумиабула, в аккурат напротив входа в его спальню. Ещё один — выводил заливистые рулады, сидя прямо на полу, у двери, в трёх шагах от окна, в дальнем конце коридора.

С него Вейзо и начал. Бесшумно подкравшись к спящему — застыл, извлекая из кармана склянку с сон-дымом… Он не собирался никого без причины убивать — трупы охранников не лучший аргумент в такого рода переговорах… Охранник заворочался и внезапно очнулся от спячки. Он вытаращил глаза и уже открыл было рот, собираясь заорать, однако Вейзо жестко осадил его, лупанув ладонями по ушам. Коротко двинул кулаком в челюсть, знакомя затылок охранника со стеной. Сгреб в горсть сальные его волосы, и, не дожидаясь всплеска эмоций которые могли выразится в оглушающем громоподобным крике, обильно сыпанул ему в лицо сон-пылью. Отпрянул к окну и затаился за портьерой, поглядывая на двух спящих и дожидаясь когда уляжется белое облачко. Медвежонок повздыхал немного, похрюкал, повращал выпученными глазами, дёрнул напоследок ногой и блаженно затих.

«Спал бы и спал, так нет же, неймётся ему, покалобродить в ночи захотелось. Приснилось, видимо, что-то косолапому. — Он выглянул на улицу — близилось утро, во всяком случае, небо выглядело чуть-чуть светлее, чем полчаса назад. Прямо под окном плескались воды вплотную подступающего к дому канала. Внизу как раз под этим окном (точнее, под окном на второй этаж, через которое он залез в дом) Вейзо оставил свою лодку. Оглядевшись, он на всякий случай открыл два из трёх шпингалетов и подвязал распушенную штору. — Кто знает, как наш с Диро Кумиабулом разговор сложится. Вряд ли хозяин будет доволен встречей, ну да кто его спрашивать собирается…»

Он на цыпочках приблизился к двум другим охранникам, и, нехитрыми процедурами погрузил их в ещё более глубокий сон, в котором они гарантированно пробудут не менее трёх-четырёх часов. Взялся за бронзовую медвежью голову и потянул было массивную дверь на себя, но тихий грубый голос за спиной заставил его руку остановится.

То был Кеален Поро — личный телохранитель Диро Кумиабула. Секунду он всматривался в лицо непрошеного гостя, после чего задал вопрос, чем ввёл Вейзо в ступор:

— Зачем пришёл?

Повисла напряженная тишина.

— Поговорить хотел, — нашелся, наконец, Вейзо. — А ты чего так рано встал? — спросил и от души вмазал кулаком левой Кеалену в ухо.

Прыткий вартарец юркнул под удар и прыгнул вперед, вонзая кулак снизу вверх под подбородок Вейзо. Клацнули зубы, из глаза посыпались искры. Кеален был опытным бойцом, и неизвестно чем бы это противостояние закончилось, да дверь в спальню Диро неожиданно открылась. На пороге возник хозяин дома.

— Дошел наконец? — спросил он, сладко зевая.

— Что?! — поперхнулся его наглостью Вейзо.

— Долго, говорю, идёшь. Полчаса как доложили что ты в доме. Я уже заскучать успел.

Вейзо ничего не понял. Он взял Кеалена Поро за запястье и отвёл его руку от своей шеи. Медвежонок недоуменно посмотрел на хозяина, затем на Ктыря, опустил правую занесённую под удар руку, разжал кулак.

— Спят? — кивнул на сопевших охранников Диро Кумиабул.

— Да, — сглотнул гость.

Кеален Поро заботливо расправил замявшийся воротничок его куртки.

— Рад, что хватило ума никого не покалечить. Чего надо тебе скажи? Карту принёс?

Вейзо покачал головой.

— Почти что так, — туманно ответил он. — Хочу предложить сделку.

— Проходи, — пригласил Диро, шире распахивая дверь. — Всё в порядке, Кеален, успокой людей.

В спальне царил полумрак. Звуки шагов вязли в ворсе ахирских ковров, которыми устлан пол.

— Располагайся, — с деланной ленцой растягивая слова, предложил Диро Кумиабул. — Маску сними, говорить с тобой неудобно. За девкой своей пришел?

Вейзо кивнул, нехотя стянул с лица платок. Он рассчитывал на разговор, но такой прием его слегка огорошил.

— Да.

— Да! — довольно подхватил хозяин, прищёлкнув пальцами. — Ты проиграл, Трайси!

— Бывает, — голос исходил из алькова, где над доской зут-торон склонилась большая тёмная фигура. Из-за недостатка освещения, будто вырезанный из бумаги чёрный контур в позе мыслителя. — Все пока живы, а это главное. — Фигура подняла руку и помахала Вейзо, словно старому знакомому.

— Это что ещё такое?! — обозначил своё присутствие третий женский голос.

Вейзо волей неволей вынужден был посмотреть на ложе Диро Кумиабула, а там…

Физаха была роскошной полнотелой брюнеткой, с кожей цвета экехо. Совсем не стесняясь ни Вейзо, ни Трайса, она возлежала поверх шкуры белого оцелота, прикрыв его лапой лишь малую часть одной из своих потрясающих ног, всё же остальное красавица выставила напоказ.

— Это же Вейзо Ктырь! Животное! — Она приподнялась, качнув тяжелыми грудями. — Такую компанию ты теперь предпочитаешь, Диро? — королева Тарратских Медведей презрительно посмотрела на Вейзо. — Какой же ты страшный, Ктырь. Просто урод зеленорожий. Гони его к Хорбуту, Диро. А лучше прирежь! Крови попьём, — она хищно облизнула губы.

Ктырь пожал плечами: ну да, мол, таким меня мама родила и что с того?

— Пошла вон отсюда, — рявкнул на разбушевавшуюся пассию Диро.

— Урод! — поморщилась Физаха. Она встала и потянулась, разом демонстрируя все свои прелести. Небрежным движением накинула на плечи манто из шкурок, так что лапки хищника, (которые были снабжены крючками и использовались в качестве застёжек) легли между её роскошных, идеальных по форме и размеру грудей.

— Хороша чертовка! — деланно вздохнул Диро, когда за Физахой закрылась дверь. Вы не знакомы?

Вейзо отрицательно покачал головой.

— На счёт крови она не серьёзно… Люблю её, веришь-нет? Ты присаживайся, — предложил он, — в ногах правды нет. Смею предположить, что раз ты не машешь у меня перед носом рап-сахом и не мечешь во всё и вся свои легендарные ножики — пришел ты с миром, дабы обменять девку свою на мою карту. — В голосе Диро явственно звучали нотки откровенной иронии. — Или наоборот — свою карту на мою девку. Верно я мыслю?

Вейзо кивнул. Да, он не грозил никому рап-сахом и не доставал ножей, и действительно пришел, чтобы совершить вышеозначенный обмен, но Хорбут раздери, был не готов и сильно обескуражен игривым поведением Диро Кумиабула. Сильно обескуражен! Хотя нет — «сильно» это слишком слабо сказано — до ужаса, вот как правильно! Главарь Медведей слыл большим оригиналом, но не до такой же степени. Взятый им тон озадачил Вейзо. Он не знал как дальше вести себя в подобной ситуации. Во-первых, он не собирался ни убивать Диро, ни причинять ему какой либо вред (а ведь мог), во-вторых, хозяин дома вёл себя в высшей степени дружелюбно, что в основе своей Вейзо и смущало.

— Ты немой что ли? — уголки губ Диро поползли вниз, казалось, он искренне расстроен.

— Нет, вижу вполовину от положенного и слышать стал хуже, остальное в порядке.

— Ну, отвечай тогда, не молчи! Или ты думаешь, я буду говорить за нас обоих! Зачем тогда ты здесь? Сам с собой я и без тебя переговорю.

— Да, я хочу обменять карту Саммона са Роха на Монолу, — сцедил сквозь зубы онталар, пытаясь выработать манеру поведения.

— Это было предсказуемо. — Диро подошел к шкафчику, достал из него изящный графинчик и два бокала. — Не боишься?

— Нет.

— Да ты, наглец, — хохотнул хозяин. — Слыхал, Трайси: не боюсь, говорит, тебя ни капельки.

— Да? — не отрывая взгляда от доски с фигурами, задумчиво хмыкнул немногословный Трайс и сделал этакий легкомысленный жест ладонью. Мол, чего ты от него дикого ожидал…

— Вы сговорились что ли? Ладно, — хозяин наполнил бокалы. — Давай сюда карту.

— Монола где?

— И правда не боится. Не беспокойся, Монола твоя в порядке. С её головы волоска не упало.

— Я не беспокоюсь, — с вызовом ответил Вейзо, хотя это было неправдой — он беспокоился да ещё как, — и карты у меня с собой нет.

— А вот это неожиданно! Чего-то я, видно, недопонимаю. Скажи, Трайси, — так сейчас дела на материке ведут? Отстал я в глухомани этой от жизни.

Трайс счёл вопрос риторическим и отвечать на него не стал. Диро протянул Вейзо бокал. Поднял свой. Сделал хороший глоток. Посмаковал. С лукавым прищуром поглядел в глаз онталара поверх стеклянной кромки. Вейзо ничего не оставалось, как взять бокал и сделать глоток. Вино было восхитительным.

— Я не ношу карту с собой, — сказал он, — слишком это опасно…

— Да? Почему же?

— А-то ты не знаешь.

— Сам виноват.

— Я принесу карту, завтра в обед. Ты отдашь мне Монолу…

— …завтра, в обед, — категорически уточнил Диро.

— Разумеется. В обмен на карту, а ещё ты отзовёшь награду за мою голову.

— Ага… а я было подумал, что ты об этом и не попросишь…

— Я не прошу, это одно из условий сделки.

— Карта это хорошо… Ладно, раз ты настаиваешь… — иронично согласился Диро и сделал ещё один глоток вина. — Скажи, зачем тебе Монола? Не сейчас, вообще.

— Не твоё дело.

— Пф-ф-ф, — скривился Диро. — Как грубо. Не надо так… расслабься и за Монолу свою не беспокойся, её никто здесь не трогал, серьёзно говорю. Мы ж не звери…

«Где-то я это уже…»

Из тёмного угла комнаты послышалось недовольное рычание.

— Ну-ка тише там! — прикрикнул неизвестно на кого хозяин. — Угомонись, косолапый! Монола конечно девица приятная, пусть и с изъянцем… — Диро панибратски подмигнул Вейзо. — А ты никак, красавчик, влюбился? Признавайся. Втюхался в девчушку, а, Ктырь? Да не тушуйся ты, это нормально. Монола та ещё чаровница. Я-то ведь тоже… это, видал красотку мою — Физаху? Хороша, согласись… Эх, — нескромно вздохнул он. — Всё равно я не очень тебя понимаю. У онталара же и человека не может быть общих детей, или я чего-то не знаю?

Вейзо ощутил нестерпимое желание ударить Диро Кумиабула, порвать его на куски голыми руками.

— Не может, — подтвердил Трайс. — Отстань от него, Диро. Возьми что хотел, отдай, что должен и иди играть. Я свой ход сделал.

— Ха-ха, — кивнул Диро на Империка. — Это он смурной такой, потому что денег мне проиграл. Спорили на то, прейдешь ли ты за девчушку свою неминькую хлопотать, или нам на потеху оставишь. Я говорил что придёшь — верю, видишь, в тебя, Трайси был уверен — что нет. Я молодец, я победил, — дурашливо заулыбался Диро. — Потому у меня и настроение хорошее… пока. А он вот, в отместку, решил в зут-торон меня обыграть… Нет мне охоты с тобой спорить и препираться, Вейзо. Согласен на всё — принесёшь карту, получишь и жизнь и бабу.

Наступила неопределённая пауза. Вейзо молчал, ибо не рассчитывал что всё пройдёт так гладко — готов был спорить, и драться был готов, а потому искал сейчас подвох в словах и действиях Диро. «А гладко ли всё на самом деле?»

— Не напрягайся ты так, я слову своему хозяин, — нарушил молчание Диро и сделал ещё один солидный, на полбокала глоток. — Говорю ж хорошее у меня настроение. То, что ты карту стянул дело прошлое. Я тебе не судья и особо не осуждаю — сам такой. Да и за то, что ты медвежат моих и прочих дурошлёпов порезал немало тоже не в претензии, сами виноваты… Все беды наши от гордыни и от жадности. Эти-то два греха им добыть тебя должно статься и помешали. Знаешь, как это умные люди называют? Э-э-эм… — пощёлкал пальцами Диро. — Подсоби, Трайси.

— Естественный отбор.

— Во-во, естественный отбор. Были бы они с головой да с руками — карту у тебя естественно бы и отобрали. Так, Трайси, я это понимаю?

— Не совсем.

— Ну что, с делами предлагаю закончить, или ещё что-то есть? — Диро наполнил свой бокал. Жестом предложил Ктырю — он отказался, подняв свой почти полный бокал. — Хорошо, онталар, жду тебя здесь завтра, в обед, с картой. Но не забывай, сделка состоится только завтра, а пока я советую тебе быть осторожнее. Не забывай — покуда до самой разничтожнейшей ногиольской твари не дойдёт что награда снята, расслабляться не стоит.

— Что правда, то правда, — поддержал вождя Империк. — Мы заканчивать будем? Пятьдесят монет на кону, не забыл?

— Ну что ты, Трайси, в самом деле. Видишь же, что я судьбы людей решаю, а всё о своём талдычишь: пятьдесят монет на кону, пятьдесят монет. Ширее, душой надо быть, Трайси, ширее.

— Куда ширее-то?

— И то верно, — хозяин снова повернулся к Вейзо. — Нравишься ты мне Ктырь, смелый ты, безрассудный и потому удачливый. Даже завидки берут. Вон тебя как всего искромсали — живого места не найти. Глаз хоть и один, а с огоньком. Жизнь в нём плещется. А глядя на тебя и во мне кровь вскипает! А хочешь я тебя, не смотря ни на что, в клан свой возьму?

— Да уж, медведь из меня…

— Напрасно утрируешь, — в своей манере усовестил его Диро. — Я был бы рад такому бойцу. Что случилось, то случилось, бывает, порою обстоятельства сильнее нас. Вот смотри, — он поставил бокал и решительно направился в тёмную часть комнаты. — Иди сюда, взгляни. — Один за другим вспыхнули два светильника, высвечивая фигуру самого Диро и огромную на треть стены и под потолок клетку. В которой, медленно покачиваясь, стоял на задних лапах огромный бурый медведь. — А! Каков красавец!

— Да уж, красавец, — оправившись от первого испуга, одними губами прошептал Вейзо. Он уже решил, что чем меньше будет говорить и подпитывать словоохотливого Диро Кумиабула, тем быстрее их затянувшееся рандеву и закончится. «Самодур, каких мир мало видел!»

— Хочешь покормить его? Ну давай, Ктырь. Да я не об этом, — зашелся беззвучным смехом Диро, намекая на то, что мог, будь у него желание, скормить Вейзо медведю. — Мясом покормить. Тут вот у меня приготовлено. Смотри. — Он снял с подноса крышку.

Увидев огромный кусок вырезки — медведь взревел и, сделав шаг вперёд, прильнул мордой к решетке. Расстояние меж прутьями было таковым, что он едва смог просунуть сквозь них лишь небольшую часть своей морды но ни как не лапу.

— Ну что, косолапый, проголодался? Два дня его не кормил…

— Почему? — вырвался у Ктыря естественный вопрос.

— Не почему, а зачем. Чтобы злее был. — По сути, не отвечая ни на один из вопросов, сказал Диро, протягивая Вейзо длинный нож с куском мяса на конце. — Хочешь попробовать? Ну давай, не бойся.

В дверь постучали и после разрешения Диро, в комнату вошел Кеален Поро.

— Что там? — спросил его хозяин, откладывая нож и мясо. — Не корми его без меня, — попросил он Вейзо и пошел навстречу Кеалену.

Несколько минут они шептались — Диро, активно жестикулируя, что-то объяснял телохранителю. У Вейзо сложилось такое впечатление, что тот давно всё понял, но не в меру экспрессивный вожак (он скривился от незнакомого слова) не отпускает его и продолжает говорить и говорить, повторяясь и объясняя давно уже им понятное. В какой-то момент Диро видимо почувствовал не спине пристальный взгляд Вейзо и обернулся. Он словно ребёнку погрозил гостю пальцем и широко улыбнулся. Вейзо пришлось отвернуться.

Из клетки на него пялился бурый медведь. Взгляды их встретились. Трудно сказать, что дальше Диро и Кеален делали за спиной у Вейзо. Желание обернуться было почти непереносимым, но он заставил себя глядеть прямо в глаза зверю.

— Ну что попробуешь? — спросил его подошедший Диро.

— Зачем мне это?

— Попробуй. Ну?! Почувствуешь силу, — провоцировал его хозяин. — На, держи, — он почти насильно вложил нож с куском мяса на острие в руку Вейзо, сжал его пальцы. — Давай. Ну. Сквозь решетку суй. Смелее. — Задорно похохатывая, подталкивал он Вейзо, так будто они были старинными друзьями. — Давай. Смотри как он сейчас… — А когда опешивший от такого фамильярного обращения гость, протянул руку и сунул было мясо сквозь решетку, дёрнул Вейзо за рукав. Медведь взмахнул лапой и клацнул зубами, провожая голодным взглядом ускользающий от него кусок сочного мяса. — Ха-ха-ха, — по идиотски зареготал Диро. — Смотри, как злится. Смотри! Уф! Зверюга лютая! Да?! Ну давай ещё, давай. Что ты, как не родной. Смелее. Ты что, обиделся на меня? Нет? Ну и молодец. Давай, суй. Да быстрее, пока он… У-ха-ха! — неприкрыто веселился Диро. — Ага, давай. — И опять, как только мясо оказалось по ту сторону прутьев, и медведь был готов его схватить, Диро дёрнул руку онталара на себя. — Уф, зверюга. Нравится он тебе? А-а, то-то! Представляешь, как он сейчас тебя ненавидит?

Вейзо скрипнул зубами. Желание покалечить Диро Кумиабула было таким сильным, что он почти не мог ему сопротивляться. «Ещё один такой фортель, — понял он. — И я, чего б потом ни было, убью его». Но Диро, словно почувствовав его настроение, взял из его руки нож с мясом и отложил в сторону. Накрыл поднос крышкой. Медведь недовольно зарычал.

— Ничего, потерпит. Ему только на пользу. — Он обхватил Вейзо за плечи и лучезарно ему улыбнулся. — Знаешь, что я придумал?

— Что?

— Ха-ха! Пока это секрет! Но тебе, уверен, понравится.

— Диро, ты ходить будешь или я спать пойду.

— Обожди немного я мигом, ход сделаю, — Кумиабул быстрым шагом направился к заскучавшему Трайсу.

Прошло минут десять. Вейзо смотрел на медведя, медведь на Вейзо, Диро не спеша обдумывал ход, Трайс Империк ждал, сложив руки на груди. Наконец Диро сделал ход и привстал, намереваясь уйти, но возглас Трайса: с тебя пятьдесят монет, — заставил его остановиться. Трайс медленно поднял одну из фигур (Вейзо не видел какую, он, как и прежде оставался для него тёмным контуром) и, перенеся её на другую сторону доски, объявил победоносно:

— Партия!

Диро помял подбородок, поводил над фигурками пальцем.

— М-м-да, — огорчённо промычал он, и между его бровями пролегла глубокая складка. — Неожиданно. Расстроил ты меня, Трайси, — улыбнулся но без весёлости Диро. Голос его внезапно изменился, в нём заскрежетала сталь, не зазвенела, а именно заскрежетала. Его взгляд стал колючим и жестким. — Ещё одну? — неожиданно для такой смены образов предложил он.

— Нет, — отказался Трайс и встал. — Удачи тебе, Ктырь. — сказал он и направился к двери, той в которую недавно вышла Физаха.

В комнате помимо Вейзо осталось трое: Диро Кумиабул, Кеален Поро (его молчаливое присутствие Ктырь чувствовал у себя за спиной) и медведь, голодный и злой как Хорбут.

— Ну что же, — холодно сказал Диро, расправляя широкие плечи, — сделка наша назначена на завтра, не забывай. Я скажу Моноле, чтобы собралась. А пока мы проверим, так ли в действительности ты удачлив и прыток. — Он посмотрел на онталара взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. — Ты пришел в мой дом без приглашения. Сам нашел дорогу, сам открыл двери. Ничего страшного. Как видишь я даже рад этому. А теперь выйди из него — сам! До завтра, Ктырь, и не скучай. Обещаю, это последний медведь, который будет охотится за тобой. — Хозяин криво ухмыльнулся и исчез за дверью.

Он сильно удивился бы, узнав, что ничуть не испугал гостя, а скорее наоборот. Убаюканный речами и поступками Диро мозг Вейзо вновь обретал остроту и ясность.

«Вот оно как, а я почти поверил в эту белиберду. Самодур — как, однако, точно Сона его охарактеризовала. — Вейзо посмотрел на медведя, на отъезжающую в сторону решетку, перевёл взгляд на ехидно оскалившегося в дверях Кеалена Поро. — Как скажешь, Диро, как скажешь! Пыльца это. Выбирался я из передряг и похуже!»

Медведь радостно взревел.

Вейзо развернулся, два ножа скользнули в ладони и вылетели из рук, всё в одно движение. Ещё мгновение и мётки вошли точно в щель, перекрывая язычку замка ход и мешая двери захлопнуться.

Звериным прыжком онталар рванул к выходу. Удар его плеча был такой силы, что дверь откинула усердно старающегося её закрыть Кеалена Поро к противоположной стене. Вслепую ударив локтем Вейзо рванулся что было сил по коридору, на ходу подхватывая изящный напольный подсвечник и словно копьё швыряя его в окно. Шесть длинных шагов и онт, перескочив через тело, самозабвенно храпевшего охранника и закрыв лицо руками (целостность единственного глаза волновала его сейчас больше всего), сиганул в оконный проём…

«Ох, и натворит им сейчас дел косолапый!»

Глава 34. Мы будем мстить!!!

— Ну всё, Костыльки, хватит брюхо дерьмом набивать! О деле говорить буду!

Под сырыми сводами подвала заметалось испуганное эхо.

Чойум Пятишкур вытянул шею, повёл головой влево, потом вправо и наконец застыл, глядя прямо перед собой.

Окраина Таррата. Хрящи. Сырой подвал заброшенной солеварни. Серый потолок, чересчур низкий для такого огромного помещения. Солевые сталактиты, проросшие сквозь щели, белые, расползающиеся от углов пятна. Утоптанный земляной пол, местами укрытый тряпьём и дощатым настилом. Невысокий свеженасыпанный холмик с полусотней незажжённых, воткнутых прямо в глину свечей. В воздухе — устойчивый запах сырости и немытых человеческих тел. У дальней стены, под единственной лампой, — кресло с подпиленными ножками и высокой резной спинкой, в котором, как на троне, восседает безногий калека.

Застыли на полпути ко ртам ложки, две дюжины детских голов поднялись от мисок. Наступила полная тишина. Воспитанники Пятишкура замерли, приготовившись внимать речам наставника.

— Сегодня я окончательно убедился, что наше братство лишилось двух лучших бойцов! — воскликнул Чойум, вскидывая вверх два пальца. — Мы все надеялись что ребята наши живы и скоро вернутся, но это не так. Гороха и Щепы нет больше с нами! В этом нет никаких сомнений.

В тёмном конце подвала послышался шум: недовольный ропот, тонкие возбуждённые голоса. Пятишкур отвёл руку в сторону и поиграл пальцами. Мальчишка, прислуживавший ему, вложил в могучую ладонь оловянный кубок, полный эля. Ещё двое, повинуясь знаку наставника, выкатили к дощатому настилу, служившему столом, трёхведёрный бочонок. Неизвестно откуда появились блюда с яствами: жареная птица, печёный картофель, соленья и даже грибы. Пятишкур любил устраивать пышные поминки.

Запылали на земляном холмике свечи.

Ни о каком захоронении, разумеется, не было и речи — обычный бутафорский холмик. Тела товарищей не найдены, от мальчишек остались лишь плащи и перепачканный кровью гвоздь-костылёк Щепы.

— Наполните бокалы, братья, — помянем павших товарищей.

Воздух наполнился стуками деревянных кружек и бульканьем наполнявшего их эля. Дюжина восторженных взоров обратилась на наставника.

— Мы пришли в этот город совсем недавно, но уже успели полюбить его. Это ничего, что нам приходится ютиться в этом подвале. Нам не привыкать, к тому же вы прекрасно знаете, что это ненадолго… Кому мы нужны на этом страшном острове воров и убийц? Ни мне, ни вам некуда идти, никто не позаботится о вас так, как братство. Наша сила в единстве — мы сильны, пока мы вместе. Я руковожу вами не потому, что я старше и опытнее, и не потому, что я самый красивый… в этом подвале найдутся и пострашнее меня, и я не о крысах говорю сейчас…

В темноте захихикали; на свет вытолкнули феасёнка — совсем мелкого, с большими ушами и широкой, от уха до уха, лягушачьей улыбкой на перепачканном личике.

— Профу профения, градд Питифкур, — проплямкал мальчишка, отползая в темноту, — это я не сам, сюда…

— Уберите этого задохлика с глаз моих! — Чойум криво улыбнулся. — Никто, кроме меня, — продолжал он, вновь вздымая бокал, — не научит вас, как выжить и добыть кусок баока. Наш мир жесток, и не найти в нём безопасного места. Только здесь, в братстве «Костыльков», под опекой старого калеки Чойума Пятишкура вы можете почувствовать теплоту и заботу… опереться о крепкое дружеское плечо и пожать протянутую руку. — Безногий оратор сделал внушительную паузу, во время которой царила гробовая тишина — юные къяльсо слушали его, а сами захлёбывались слюной и не отрывали взглядов от блюд с дымившимися яствами. — Ни у кого из вас нет проблем с едой и крышей над головой. Я учу вас ремеслу… учу защищаться от врагов и любить друзей… — он обвёл сидевших вдоль стен къяльсо пристальным взглядом, — учу чтить павших товарищей… — От слова к слову голос Пятишкура становился громче. Уши малолетних къяльсо ловили каждое слово вожака. — Всегда помните главное наше правило: за любое действие, направленное против братства, существует только один вид наказания — смерть! Сегодня мы чтим наших товарищей — Щепу и Гороха! — Он сделал внушительную паузу и набрал в лёгкие побольше воздуха: — Они ушли от нас!!! — на низкой ноте возопил Пятишкур, растягивая слоги и вздымая к потолку бокал с элем.

— И Хорбут с ними!!! — хором подхватило малолетнее братство.

Наступила тишина, лишь эхо гоняло от стены к стене дружное мальчишеское: «с ними, ними, ими, и-и…»

— И Хорбут с ними, — поставил точку в заупокойной Пятишкур. Он выпил молча; резко взмахнув рукой, выплеснул остатки содержимого на земляной пол. — Мы будем мстить!!! Я клянусь, что не замочу губ в эле, покуда не отомщены братья наши. — Он сделал разрешающий жест — Костыльки разразились торжествующим ором и с жадностью стада голодных хошеров набросились на остывающую еду.

— Я знаю кто это сделал, — снова заговорил Чойум, дав своим питомцам на насыщение всего полчаса. — Хыч Колченог виновен в их смерти. Градд Керия боялся его, он пришел к нам за защитой… и вот… Он оказался прав… этот подлый и коварный подонок проживёт совсем недолго, обещаю! Есть среди вас добровольцы?! — вопросил Пятишкур, потрясая пустым кубком. — Желающие отомстить — кружки вверх дном! Один, два, три, четыре, семь… много. Как же отрадно, что труды мои не пропали втуне! Что ж, запретить я вам не в силах! А посему благословляю вас, дети мои, — идите, и да пусть свершится возмездие!

Хичион Соин Ревенурк тем временем сидел у окна своей комнаты и примерял поддельный родовой браслет Кратов.

…Его он заказал два дня назад у Козира — своего старого друга и по совместительству ювелира. На данном этапе браслет должен был помочь ему вжиться в роль богатого вельможи. С той же целью Хыч начал брать уроки зарокийского языка — устного и письменного, — а также уроки геральдики, стихосложения и даже танца. «Особо можешь не стараться — танцевать я не собираюсь, но знать, что да как, хочу», — объяснил он молодой веснушчатой сиите с улицы Гнутых Подков, у которой уже взял два первых урока: этикета и флористики.

Хыч хотел было снять браслет, когда настойчивый на грани вежливости стук в дверь отвлёк его.

— Войдите, — с отрепетированной галантностью позволил он, щурясь на Оллат в окне и тут же вспомнив, что приказал запереть дверь, рявкнул на служку: — Лари, ты чё, оглох? Дверь открой, живо!

— Я это, градд Хыч…

— А, Кейёр, заходи. Лари, спустись вниз и принеси нам экехо и булочек.

— Не надо, я быстро, — вскинул руки сарбах. — Спешу, градд Хыч: на канале лодка с грузом под мостом застряла. Быть мне там надо, а то товар попортят.

— Ага… кто виноват? — Хыч помассировал больное колено.

— Не знаю ещё…

— Ну, пойдём вместе. Мне как раз с тобой поговорить надо.

— Да куда же, ночь на дворе!

— И что с того? Ты, как я погляжу, меня за старую колоду держишь. Боишься, что ли, что кормилец в канал упадёт? Идём.

— Хватит расшаркиваться, Кейёр, беги догоняй, пока эти остолопы под второй мост не залетели.

— Но…

— Нече меня сторожить, сам доковыляю! Неужели ты думаешь, что человек, берущий уроки танца, не способен пройти пешком какие-то пару кварталов? У меня, вот, и костыль при себе. И вот ещё, — он кивнул на спешившего к ним Глархрада. — Ты всё запомнил, что я сказал, Кейёр? Ну, что молчишь? Давай уже без экивоков этих!

— Запомнил, но…

— В этом проблема? — Хыч потёр большой палец о два соседних, давая понять своему визави, что угадал, о чём тот сейчас думает.

— Да.

— Из кубышки возьми, сколько надо, — Хыч нахмурился; теперь он не считал золота и платил за всё не скупясь и не торгуясь. Деньги теперь для него мало что значили. Удастся провернуть затеянное — он будет буквально купаться в этом самом золоте, не удастся — ему не будет нужно уже ничего. — Сколько надо возьми, не жадничай. Главное — дело сделай. Понятно?

— Конечно, исполним всё в лучшем виде!

— Вот и ладненько… ну беги. Быстрее. Смотри-смотри, сейчас опять… — Хыч облокотился на поручень и пронаблюдал, как по воде, посеребрённой светом Оллата, пошла лёгкая волна, гонимая вёслами. — Да что ж ты будешь делать! — он с досадой саданул ладонью по поручню. — Беги, Глар, помоги им.

— А как же вы?

«И этот туда же!»

— Живее, я сказал, там товару на… Ах ты, скоты криворукие!

Глар убежал.

«Совсем меня со счетов списали. Ничего, пусть все думают, что я уже ни на что не способен! Главное сейчас — что Крэч Древорук за дело взялся. Можно Фиро ра'Крату эпитафию заказывать. А куда, интересно, мой верный пёс Джиар запропастился? И Керии не видно… Мало у меня людей верных — таких, чтоб как на себя положиться можно: Бегар, Арлин, Парат, нуйарцы Сеес и Дууд… эти ни охулки на руку не положат. Землю грызть будут, а всё, что ни скажу, исполнят… И всё пока — остальные наймиты, за грош удавятся. Мало людей, мало!»

Стало прохладно, и он не дождавшись возвращения охранника Глархрада, собирался уже идти домой, когда ушей его коснулся тихий шёпот:

— Хыч…

И вновь тишина.

«Запритчилось, или правда позвал кто-то?»

— Хыч… Хыч…

Всё ближе, тяжелее и настойчивее:

— Хыч… Хыч… Хыч…

Колченога пробрал озноб. Он настороженно наблюдал за тёмными фигурами, появлявшимися из темноты.

«Засада», — подумал он, делая осторожный шаг назад.

Пять невысоких фигурок.

«Подростки… Костыльки?!»

— Чего вам, ребятки? — его близко посаженные глаза быстро перебегали с одного детского лица на другое.

Они не открывали ртов, стояли не шевелясь, но шёпот продолжал звучать, сливаясь в единый, разгневанный хор:

— Хыч… Хыч… Хыч…

Колченог поднял трость и, взявшись за концы, развёл руки в стороны, высвобождая заточённые в палке клинки. «Сейчас окружат и…» — развить это гадостное допущение Хыч не успел — больно кольнуло в правом боку.

И ещё.

— Хыч.

В безумной пляске замелькали перед глазами чёрные тени.

Укол! Ещё и ещё!

В глазах помутнело. Первой сдалась левая рука, сами собой разжались пальцы — половинка трости упала под ноги. Левая держалась немногим больше, как и подломившиеся ноги. Боли почему-то не было, он чувствовал уколы, чувствовал, как навалилась сонливость, как жизнь капля за каплей утекает из его тела.

«Кто это? Кто натравил на меня Костыльков?»

— Хыч…

— Хыч… Хыч…

«А может, это Крэча Древорука проделки…»

Ещё укол… ещё, ещё, ещё.

«…взял деньги — и концы в воду…»

Стало совсем холодно, лица превратились в размытые пятна. Ещё мгновение — и тяжёлые его веки сомкнулись…

— Ну, что там?

— Сдох.

— Это тебе, падаль, за Керию и ребят наших! — Чойум Пятишкур, лихо орудуя колодками, подрулил к одной из половинок Хычевой палки, поднял, затем повернул к другой. Тоже поднял. Соединил. Поклацал, проверяя, мягок ли ход. — Какая занятная тросточка мне досталась! Шишуха! Трень! — окликнул он двоих самых смышлёных воспитанников. — Колечки с пальцев посдирайте и несите папочке… Я там рубин большой видел… Да карманы проверьте. — Он осенил тело святым тревершием. — Прощевай, Хыч… Ну всё, в канал его, дети мои! И быстрее, пока битюг евойный не возвратился, — приказал Чойум и под всплеск упавшего в воду тела растворился в темноте переулка.