Капитан-командор

Глава 7 Зима-весна 1707 г. Багамские острова — Куба Пиастры, пиастры, пиастры!

Авторитет нового пиратского капитана после возвращения на базу с взятым на абордаж бригом не то чтобы взлетел на недосягаемую высоту, нет… просто с Громовым стали считаться всерьез, до того он был просто один из многих искателей наживы, а после удачного рейда превратился в солидного и уважаемого всеми предпринимателя, под вымпел которого были бы не прочь встать многие, и не только те, кому нечего было терять.

Два корабля — это уже было немало! По всем пиратским законам новым капитаном курляндского брига, переименованного без долгих затей в «Саванну», должен был стать квартирмейстер дядюшка Сэм. Он и стал, и даже, проявив благородство, не стал обирать Громова, переманивая с «Жозефины» людей, просто набрал других, в том числе оставив охочих людей из бывшей команды, так вовремя избавившейся от своего фанатичного командного состава.

Курляндец вез в Новую Англию промышленные товары из Мекленбурга — всякие там лопаты, кирки, токарные станки и прочее, что, к удивлению Андрея, довольно-таки быстро ушло, принеся неожиданно неплохую прибыль. Ну конечно, не золото, не серебро — но все же неплохо, тем более что теперь в распоряжении капитана Грома имелось целых два неплохих и довольно быстроходных судна, да и губернатор поимел свою долю — кстати, взял токарными станками, видать, задумал открыть какую-нибудь ремонтную мастерскую. А что? Милое дело, пиратским судам постоянно требовался ремонт.

В январе погода резко испортилась, постоянно штормило, и, казалось, огромные языки волн вот-вот слизнут островок, прикрывающий вход в гавань. Пользуясь выпавшим отдыхом, матросы спускали полученную добычу в портовых кабаках и лупанариях Нассау, правда, Андрей им не давал особенно расслабляться, то и дело устраивая какие-нибудь учения и тренировки. Пираты роптали, конечно, но не особенно: в надежде на будущую крупную добычу, ссориться с удачливым капитаном охотников находилось мало.

Громов и Бьянка вели вполне светскую жизнь — посещали местные ассамблеи, и даже время от времени бывали приглашены на губернаторские обеды, в пригласительных билетах Андрей, как и все прочие подобные ему капитаны, значился как «господин Эндрю Гром, купец». Ну не писать же — пираты, к коим губернатор благоволил, потому как от них же кормился, и весьма неплохо, однако приличия должны быть соблюдены обязательно!

— Ханжи! — изрядно выпив — а что еще делать-то? — ругался молодой человек. — Совсем как российские.

Земляк Громова, страдавший от безделья Спиридон Рдеев, пират, а в прошлой жизни — плотник, по совету своего капитана вспомнил свое бывшее занятие и оказался у местной публики нарасхват — после испанского погрома город быстро отстраивался, хорошие плотники ценились на вес золота.

В свободное время Спиридон захаживал в гости к капитану, и тот запросто, не чинясь, болтал с ним по-русски, как равный с равным, что все окружающие воспринимали без особого шока — земляки все-таки! Да еще из такой чужедальней сторонки, что мама дорогая!

Домовладелица, тишайшая тетушка Марта — одинокая богобоязненная вдова лет пятидесяти пяти — на Рдеева едва ль не молилась, — он как-то в свободный вечер играючи починил тетушкину ограду, а в саду сладил беседку с удобными лавками и небольшим столиком, за которым они с Андреем и сиживали иногда вечерами, запалив свечу и не обращая внимания на льющий беспрерывно дождь, коий, по словам тетушки Марты, уже очень скоро должен был смениться на вполне ясную погоду.

— Правда, очень холодную, господа мои. Очень!

— Хо, тетушка! — гулко хохотал плотник. — Не видала ты еще настоящего-то холода, ага! Нет, вы посмотрите только — дождь для них — холод! А ну-ка — снег? Да морозец трескучий!

— Не, Спиридон, — посмеивался Громов. — Мороза они бы не выдержали.

— О! Вот и я толкую — что русскому хорошо, то немцу — смерть.

В беседке обычно пили ром — тягучую, из сахарного тростника, самогонку, с едким запахом и вкусом — закусывая солеными помидорами и маринованными огурцами. Иногда приходили девчонки — Камилла и Бьянка, — тогда готовили пунш или даже варили из красного вина грог или глинтвейн, изрядно добавляя корицу и перец. Впрочем, то было редко — девушкам дождливый холод не нравился, они предпочитали проводить время дома, а днем в каких-нибудь заведениях.

Исполняя поручение возлюбленного (а здесь для всех — мужа), Бьянка почти каждую ночь докладывала о разговорах с Камиллой, так что сплетен о жизни чарльзтаунского общества Громов наслушался в избытке, а вот к цели своих расспросов не приблизился ни на шаг — о «Красном Бароне» ничего не услышал. Даже о капитане Лоусоне — увы, ничего. Зато о внебрачных связях похотливой губернаторской женушки…

Такого рода сплетен хватало и здесь, в Нассау, городе, когда-то тоже называвшемся Чарльз Таун, по имени короля Карла Стюарта, а затем, в угоду политике, переименованный в честь нового короля — Вильгельма, принца Оранского-Нассау. Вот эти — последние — сплетни, кстати, оказались весьма интересны.

Опять же, по заданию капитана их собирал Том, черный слуга, не брезговавший общаться и с окончательно падшими людьми, типа старого спившегося индейца, откликавшегося на имя Пьер, что постоянно околачивался на заднем дворе таверны «Черная голова», довольствуясь объедками и стаканом самого гнусного рома.

— Здесь стали вновь вспоминать некоего капитана Эвери, сэр, — сидя в беседке, поведал Том. — Генри Эвери, а еще его называли Бенджамин Бриджмен или Длинный Бен, и какое из этих имен настоящее — не знает никто. Он жил здесь, в Нассау, а потом ходил на частном судне с каперской грамотой от испанцев, уже там, в Европе — ловили французских контрабандистов. А однажды, в Кадисе, матросы самовольно захватили очень хороший корабль, переименовали судно в «Фантазию», выбрали Эвери капитаном и отправились искать удачи к берегам Африки, а затем — и в Красное море. И вот там-то Длинному Бену несказанно повезло, сэр! Он захватил два индийских судна, из тех, что перевозили паломников в Мекку, на них обнаружилась целая уйма золота и драгоценных камней! Все люди Эвери вернулись в Нассау состоятельными и уважаемыми людьми, сам губернатор — им тогда был некий Томас Трот — устроил этим молодцам самую теплую встречу. Думаю, не за просто так! Пираты отдали ему и свой пришедший в полную негодность корабль, он и сейчас догнивает на берегу, неподалеку. В ноябре того же года англичане уволили Тротта, однако позволили ему увезти с собой нажитое состояние. И знаете, где поселился бывший губернатор?

— И где же? — зевнув, переспросил Андрей.

— В Каролине, масса Эндрю! Имел в Чарльз Тауне особняк, года три назад умер.

— А что пираты? — привстав с лавки, Громов сладко потянулся. — С этим, как его, с Эвери…

— Все пираты разбежались, опасаясь англичан, вынужденных вступиться за индийцев. Сам же Эвери с несколькими своими людьми купил небольшой шлюп и отплыл в Ирландию, где и затерялся вместе со своими сокровищами. А тех, кто остался здесь, в скором времени арестовали англичане, некоторых даже повесили, а вот о Длинном Бене с тех пор — ни слуху ни духу.

— И кто тебе все это рассказал? — молодой человек усмехнулся. — Тот самый пьяница-индеец, как его… Пьер?

— Этот индеец Пьер, однако, очень неглуп, масса! — поспешно заверил Том. — Правда — только когда трезвый.

— Увы, нечасто…

— Но он-то мне и рассказал, с чего б это вдруг здесь, в Нассау, вспомнили то, что случилось лет десять назад! С того, масса Эндрю, что с недавних пор кое-кто начал очень настойчиво наводить справки о Длинном Бене! И этого кое-кого вы прекрасно знаете, разрази меня гром! Вернее будет сказать, не этого, а эту…

— Что?

— Это наша Камилла!

— Камилла? — Андрей рассмеялся. — Господи! Вот ведь любопытная Варвара. Ладно, сегодня за пуншем ее про эту историю и спрошу.

— Может, лучше не надо спрашивать, масса? — оглядываясь по сторонам, зашептал негр. — Думаю, не просто же так это все молодой госпоже надобно.

— Да, наверно, ты и прав, — чуть помолчав, Громов поднялся на ноги. — Не стоит, мало ли — обидится еще. В конце концов — кому какое дело до чужих интересов?

— Я тоже так думаю, масса Эндрю. Как говорил полковник Роджерс, чтоб он поскорей сдох, — меньше знаешь, крепче спишь.

— Золотые слова, Томми!

Приготовленный тетушкой Мартой пунш пили в доме, на первом этаже, в небольшой столовой с овальным столом и стульями, обитыми красным сукном. Столовую украшали две картины в резных деревянных рамках, изображавших плывущие в ревущем море суда, причем корабли были выписаны в стиле поздних импрессионистов, а море… уж точно не Айвазовский, скорей, Пиросмани.

Глядя на картины, Громов завел разговор о море, о гавани, об острове Нью-Провиденс и знаменитых пиратах. В гости как раз заглянул поддержавший беседу шкипер Антуан, и упоминание о капитане Эвери вплелось в разговор весьма органично, правда, особо никого не задело — Камилла даже ухом не повела, наверняка давно уже удовлетворив свое любопытство.

С разбойников прошлых лет беседа плавно перетекла на нынешних, собственно — на самого Андрея и его людей.

— Как только закончатся шторма, сразу же выйдем в море, — заверил шкипера Громов. — Думаю, не долго осталось ждать, уже бывают проблески — вчера днем так часа два мирно светило солнышко, я даже подумал — лето пришло…

— Лето, — улыбнулась Бьянка. — Хорошо бы лето! А то как-то сыро да холодно — брррр!

— Не видали вы холода, — посмеялся Андрей, вовсе не считавший некомфортной температуру воздуха градусов в пятнадцать-двадцать по Цельсию, а именно такой она сейчас и была.

— Кстати, наш дорогой господин квартирмейстер намеревается пошататься на «Саванне» по окрестным островкам, — сделав быстрый глоток, заметил шкипер. — Говорит — сплотить экипаж, кое-чему обучить, проверить. Не отпрашивался еще?

Андрей пожал плечами:

— Нет. Но я возражать не буду, мыслит старый Сэм верно. Кстати, а что у него за люди-то?

— Фламандцы, голландцы, немцы. Обычные моряки, но и переселенцев хватает, — пояснив, Антуан едва подавил зевок.

— Ну значит, все правильно. Врача он себе нашел?

— Там и отыскался, в команде, верней — из переселенцев, — француз поставил кружку. — Совсем еще молодой парень, но, говорят, знающий. Курляндский немец, зовут Генрих Штамм.

— А вы откуда так подробно про него знаете? — стрельнув глазками, мило улыбнулась Камилла.

— Так старина Сэм не далее как вчера целый вечер хвастался! Мол, очень хороший лекарь, не чета нашему старому Хью, что остался на «Жозефине».

— Этот ваш Хью вообще коновал!

Всплеснув руками, племянница старого пирата презрительно расхохоталась, но тут же осеклась, глядя на Бьянку — баронесса учила ее хорошим манерам, и кое-что уже получалось, правда, еще далеко не все.

— Да, да — коновал! Только и умеет, что перевязывать раны да кости вправлять!

— Но… в плаванье это то, что надо.

— Ни за что б не обратилась к нему! Даже если б тяжело заболела.

Камилла словно накаркала, призвала на свою голову несчастье, почувствовав себя плохо уже буквально на следующий день. Утром девушка даже не встала с постели, ссылаясь на головокружение и ломоту в костях и допуская к себе лишь подругу да слугу Тома, притащившего приготовленный домохозяйкой глинтвейн.

— Ей врач нужен, — вернувшись в свою комнату, Бьянка взволнованно посмотрела на Громова. — Бедняжка.

— Да уж, не повезло, — сочувственно покивав, Андрей набросил на плечи кафтан. — Температура у нее есть?

— Что?

— Ну лихорадка.

— Есть… наверное. Она к себе близко никого не подпускает, лишь просит врача… Того самого, с «Саванны». Милый, ты ведь все равно сегодня со старым Сэмом встретишься? Вот и попроси. Ах, Камилла, Камилла… верно, простудилась — погода-то! А ведь еще пару дней назад бегала к дядюшке, просила, чтоб взял ее с собой на «Саванну» — просто воздухом подышать, от скуки. Хорошо хоть у старика хватило ума отказать — иначе чтоб сейчас делала эта бедняжка?

— Лечилась бы у курляндского немца, — Громов подавил усмешку и, надев шляпу, спросил: — А, может, местного врача ей найти, городского?

— Нет, нет, она местным не доверяет!

— Да что ты!

— Сама только что мне сказала — чтоб был свой. Тем более, ему и платить не надо. Не забудь сказать об этом Сэму!

— Не забуду, душа моя.

В отличие от Камиллы, Бьянка никогда не просилась в плаванье, Громов объяснил ей все с самого начала, да и сама баронесса была девушкой умной и все хорошо понимала. Настолько хорошо, что Андрей постепенно доверил ей все хозяйственно-финансовые дела, касающиеся «Жозефины». Покупка снаряжения и припасов, сбыт кое-какой не имеющей особо назойливого спроса мелочи, типа бычьих кож или тех же токарных станков и многое другое — всем этим занималась юная баронесса, проявляя не свойственную ее возрасту осмотрительность и даже, без всяких преувеличений — талант. Кстати, во всех подобных делах ей всегда помогала Камилла, девушка тоже неглупая и энергичная, которую дядюшка Сэм, в силу весьма живучих у немолодых людей предрассудков, не подпускал к своему кораблю ни на шаг. А как же — дурная примета! Даже вот покататься по островам — и то не взял!

А вот лекаря отпустил, даже справился о здоровье племянницы, правда, тут же погрузился в пространные рассуждения о необходимости сплочения команды в коротком учебном плаванье и, получив от капитана Грома карт-бланш, радостно оскалил зубы:

— Мы будем выходить с утра и возвращаться к вечеру, и даже раньше. С завтрашнего дня и начнем, а лекаря я сегодня же пришлю, тотчас же!

Доктор Генрих Штамм, немец из Митавы, оказался молодым человеком лет двадцати, несмотря на свои годы, уже достаточно социализированным и успевшим много чего повидать, в отличие от своих сверстников начала двадцать первого века, по сути — подростков, детушек, живущих за родительский счет и при маминой юбке, и высшим проявлением крутизны считающих курение травки (только чтоб мама не узнала!), самое скотское траханье (иногда и просто разговоры об этом) и катание по ночам на купленной родителями машинке в компании таких же недорослей обоего пола — чем быстрее, тем круче (опять же, чтоб мама… ни-ни!). Здесь такие штуки не проходили, разве что в очень обеспеченных семьях, но таковых было мало — от силы процентов пять населения, да и то далеко не везде.

Юный Генрих — как выяснилось, по специальности вовсе не врач, а аптекарь — после посещения больной, которая тут же почувствовала себя значительно лучше, не отказался отобедать к компании обеих девушек, которым прислуживал Том. За обедом молодой лекарь держал себя скромно и с достоинством, благосклонно улыбаясь всем шуткам Камиллы, даже самым скабрезным.

— Очень приятный молодой человек, — уже вечером рассказывала возлюбленному Бьянка. — Воспитанный, но… так, как принято среди простых горожан, бюргеров, видно, что не из кабальеро. Не сказать, что красавец, но видно, что за собой следит. Лицо бритое, волосы светлые, длинные — свои, а не парик, подбородок немного безвольный, бюргерский… А вообще, дело свое он, кажется, знает — Камилла за обедом на больную не походила ничуть. Он зайдет завтра вечером, как только судно вернется с островов. Может, нам оставить на ужин сего славного юношу? Думаю, наша больная была бы счастлива.

Повесив кафтан в шкаф, Громов обернулся и хмыкнул:

— Ты думаешь?

— Я же вижу, какими глазами она на него смотрела!

— Как кошка на мышь?

— Хуже! Как на сметану.

На следующий день лекарь и в самом деле явился, как обещал — к вечеру, и с видимым удовольствием остался на ужин. За столом держал себя скромно, иногда даже краснел от взглядов, украдкой (это она так думала, что украдкой) бросаемых Камиллой, о себе рассказывал мало — вырос в семье аптекаря, разорился и — по примеру многих — решил попытать счастья в чужедальней стороне. С владетельными особами? Нет, не знаком, что вы! Какая там Анна Иоанновна, какой герцог? В этих домах простых аптекарей не принимали!

О только что прошедшем плаванье гость рассказал еще меньше: подошли к какому-то островку — бог его знает, что за остров — да под руководством недавно назначенного капрала учились целиться и стрелять.

— А дядюшка? Дядюшка что в это время делал? — выслушав, громко спросила Камилла. — За вами смотрел?

— Дядюшка? — лекарь поначалу не понял, о ком идет речь.

— Ваш капитан — господин Сэмюэль Хопкинс, — пояснил Андрей.

— Ах, капитан… Да ничего такого не делал, сэр. Прохаживался себе где-то по острову, гулял.

Молодой человек отвечал как-то односложно, зажато, особенно когда речь заходила о плаванье «Саванны» — как видно, старый пират запретил особо распространяться на эту тему, а, может быть, герр Штамм просто был молчуном, что, кстати сказать, не особо-то импонировало Андрею, который и сам любил не болтать, а слушать — качество для начала двадцать первого века весьма редкое, обычно бывало наоборот, и сам Громов когда-то знавал немало таких вполне приятных и дружески расположенных к нему людей, которые — особенно в подпитии — начинали грузить всех своими проблемами… и даже не проблемами, а всем тем, что они считали для себя важным, именно для себя — не для других, другим до этого не было совершенно никакого дела… как и подобного рода рассказчикам до других. Иногда любители поболтать совсем съезжали с рельсов — и, начав с армейских воспоминаний (в большинстве случаев только им самим и интересных) опускались до пересказа просмотренных фильмов, что становилось уже совсем невыносимым даже для такого покладистого и терпеливого человека, как Андрей.

Но! Он все же любил слушать, а не болтать, а молодой лекарь Генрих Штамм к болтунам, похоже, не относился.

Камилла быстро поправилась, но тут же нашла у себя еще какие-то недомогания, которые нужно было лечить — доктор Штамм стал в особнячке постоянным гостем, и Бьянка прекрасно понимала — почему, о чем и говорила Громову с мягкой улыбкой.

— О, наша рыжая бедняжка наконец-то обрела любовь!

— Боюсь, дядюшка оторвет этому аптекарю-доктору ноги, как только узнает, — ухмыльнулся Андрей. — Думаю, он вряд ли считает нищего и во всем зависящего от него самого парня достойной партией для своей чудной племянницы. Так что я б на месте наших влюбленных — если уж речь действительно идет о любви — вел бы себя весьма осмотрительно!

— Они и так осторожничают, — искоса взглянув на возлюбленного, Бьянка повела плечом. — Камилла просила меня, чтоб я никому ничего не рассказывала… ну и чтоб об этом же попросила тебя.

— Зачем и просить-то? — улегшись на ложе, потянулся капитан Гром. — Болтать о чужих радостях — совсем уж последнее дело. Разве что позавидовать…

— Позавидовать?! — синие глаза баронессы сверкнули обидой. — Тебе есть чему завидовать, милый?

— Ах, душа моя! — вскочив на ноги, молодой человек привлек к себя девушку и крепко поцеловал в губы. — По ходу, это нам все завидовать должны.

— Слава богу, Камилла теперь не завидует…

— Ах, милая…

Андрей уже расстегивал на Бьянке платье, развязал на спине шелковые тесемки, туго стягивающие лиф… Обнажил спинку и сахарные плечики, погладил, поцеловал, нежно поласкал ладонью грудь, пропустив между пальцев сосок — быстро твердеющий, упругий…

Шурша, скользнуло к ногам платье… Скрипнуло ложе… И в прикрытых от неги глазах влюбленных вспыхнул яростный свет всепоглощающей страсти, уносящейся ввысь, к небесам!

Погода постепенно налаживалась, капитаны и шкипер совещались все чаще — готовили корабли к рейду, задумав повторить недавний успех. Еще поднабрали немного людей из местных — с этим никаких проблем не возникло, слава об удачливом капитане Громе уже давно бежала впереди него самого. Совещались в этот раз на «Саванне», в просторной кормовой каюте брига, на стенах которой висела какая-то карта… островки, море… быть может — именно Багамские острова?

— Да, Багамы, — отзываясь на тихо заданный вопрос, пояснил шкипер. — Нью-Провиденс и множество островков помельче, — оглянувшись на бывшего боцмана, француз повысил голос: — Старина Сэм, что означают вот эти крестики?

— Какие еще крестики? — старый пират скривился, словно от зубной боли. — Ах, эти… это я… я помечаю места, где есть пресная вода.

Шкипер весело засмеялся:

— Вижу, почти на всех островках она есть. Даже на самых маленьких.

— Есть, есть, а как вы думали? — махнув рукой, пробурчал капитан Хопкинс. — Где ручьи, а где просто большие лужи. Недавно ведь шли дожди. Ну что? Прошу к столу, друзья мои! Посидим, помозгуем — как, с кем и куда.

— Что значит — с кем? — Антуан удивленно прищурился. — Разве у нас не хватает людей и судов?

— Для серьезного дела — не хватает, — покивал дядюшка Сэм. — К тому же ко мне приходили посланцы от неких местных людей, помнящих меня еще… в общем — со времен давних. Просили поговорить с тобою, Эндрю, — как бы ты отнесся к совместному рейду, такому, чтобы взять хороший куш, такой, чтобы на всю жизнь хватило?

— Хорошо бы отнесся, — не задумываясь, отвечал молодой человек. — Вполне положительно. Только вот хотелось бы знать подробности.

— Подробностей пока не знает никто, — вздохнув, пояснил квартирмейстер. — Просто у некоторых здесь есть свои глаза и уши в мексиканском порту Веракрус.

— Откуда отправляются «серебряные» галеоны?! — с блеском в глазах уточнил Антуан.

Дядюшка Сэм ухмыльнулся с видом человека, только что выигравшего в лотерею автомобиль:

— Именно так, мои господа! Но! Покуда мы ничего толком не знаем… надобно ждать гонца, а он не замедлит прибыть — погода-то наладилась. Совсем скоро весна.

— Да, весна, — улыбнулся Громов. — По нашим меркам — ваша весна это самое настоящее лето. Впрочем, оно же и сейчас, только малость дождливое… Что ж, будем ждать вестей! Однако все равно какую-нибудь небольшую вылазку сделать надо — взбодрить поистратившийся за зиму народ!

— А вот тут ты прав, Эндрю! — старый пират всплеснул руками. — Взбодрим! В такую-то погодку чего зря ошиваться в порту?

Простившись, Громов и Антуан сошли с борта «Саванны» и какое-то время шли вместе по узенькой припортовой улочке, полной носильщиков, мелких торговцев и деловито таскающих камни и балки чернокожих рабов.

— Небось, наш Спиридон дом кому-то строит, — негромко промолвил Андрей.

— Кто строит?

— Да плотник, земляк.

— Это хорошо, когда есть земляки, — француз покусал усы и вдруг предложил Громову заглянуть сегодня вечером на «Жозефину»: — Приходите с супругой, дорогой Андрэ. И прошу вас, не берите с собой никого лишнего.

«Лишней», судя по всему, была Камилла, которую обычно Громов и Бьянка брали на «Жозефину» с собой. Наверное, сейчас девушка обиделась бы, что не пригласили… хотя нет, не должна. Как раз сегодня племянница старины Сэма встречалась с лекарем.

Андрей как в воду глядел — Камилла ничуть не обиделась тому, что друзья не берут ее с собой, наоборот — едва скрывала радость, и тому, верно, имелись причины. Простившись с девушкой, Громов и баронесса отправились на «Жозефину», где их уже дожидался француз, читая какую-то толстую книгу.

— Рад, рад видеть вас, друзья мои! — отбросив чтение, Антуан тут же пригласил гостей за стол.

Впрочем, Громов тут все же был за хозяина, хоть и собрались они нынче в шкиперской не шибко-то просторной каюте.

— «Американские морские разбойники», — кивая на книгу, француз ловко откупорил пузатую бутылку вина, похожую на большую аптекарскую склянку. — Сочинение господина Александра Эксквемелина, моего земляка из Онфлера. Издана в Голландии лет тридцать назад и кое в чем уже устаревшая — того пиратского раздолья, что было еще не так давно, в Америке уже почти нет. А скоро и совсем трудновато придется… Ну выпьем же, друзья мои, выпьем за то, чтобы все наши мечты сбылись поскорее!

Громов подозревал, что шкипер пригласил их не зря, не зря завел разговор об Эксквемелине и о пиратском промысле, все время подливая гостям вина, надо сказать — весьма неплохого. Вообще же, француз не любил тратить время даром и вскоре приступил к делу.

— Ах, господа мои, если б вы знали, как часто вспоминаю дом. Родной дом у себя в Нормандии, в Онфлере… Кстати, я давно заметил, что и вы, друзья мои, тоже тяготитесь нынешним своим положением… Не то чтоб оно вам совсем не в радость, но все же, думаю, вы — как и ваш покорный слуга — хотели бы его изменить.

Андрей насторожился: как-то раз шкипер уже заговаривал с ним на подобную тему, но дальше общих слов беседа тогда не пошла.

— Скажите мне, пожалуйста, — галантно разливая вино, между тем продолжал Антуан. — Зачем вам Новая Англия? У вас там родственники, друзья?

— А вы хотите предложить что-то иное? — Андрей отозвался не совсем вежливо, вопросом на вопрос, впрочем, его собеседник сейчас не обращал никакого внимания на подобные мелочи.

— Да, хочу, — уверенно заявил француз. — Хочу предложить отправиться со мною в Нормандию и занять в тамошнем обществе место, коего вас когда-то лишили и которое принадлежит вам по праву!

— Вы о чем? — Громов грустно улыбнулся.

— О, только не делайте вид, что не понимаете, — шкипер замахал руками. — Я сам — дворянин шпаги и, поверьте, могу отличить людей из высшего общества от всех прочих. Ах, сударыня, — он повернулся к Бьянке. — Ваших манер не спрячешь. Кем вы были в прошлой жизни? Графиней?

— Баронессой, — опустив глаза, скромно призналась девушка. — Баронессой — по первому мужу, я ведь вдова…

— О, прошу меня извинить…

— Ничего. Но и род моих покойных родителей — род кабальеро!

— Это видно по всему, мадам! Так как?

Андрей покачал головой:

— Боюсь, в Испании нам ничего не светит.

— Не об Испании нынче речь… Хотя — может так статься, что вспомним и о ней! Вернем все ваши родовые земли… их ведь захватили, так?

— Ну… так, — неохотно призналась Бьянка.

— Уверяю вас, друзья мои, во Франции вы обретете все, что, увы, потеряли в Испании, и чего у вас никогда не будет в Нассау! — встав, напыщенно произнес шкипер. — И даже в Новой Англии — весьма сомнительно, чтобы вас там так вот запросто приняли в общество, особенно если вы там не знаете никого!

— Мы и во Франции никого не знаем.

— Вы знаете меня! А я — вас. Этого вполне достаточно. Тем более, мы вернемся не нищими, и пусть наши враги трепещут! Ну так как? — француз протянул Громову руку. — Вы со мною, друзья?

— Нам надо подумать, — посмотрев на Бьянку, Андрей покачал головой. — И думаю, скорее всего, мы согласимся.

— Соглашайтесь! — склонившись над столом, Антуан зябко потер ладони. — И вы не пожалеете, уверяю вас. К тому же знаете, что в Новой Англии вас вряд ли оставят в покое… какая-нибудь случайная встреча — в тот же Бостон частенько заходят пиратские корабли… И не только пиратские — могут предъявить претензии! А вдруг? Нынешнее английское правосудие весьма строго к пиратам… а у нас ведь нет каперского патента. Зачем вам все это? Подумайте, друзья мои, очень хорошо подумайте.

Франция — это был бы неплохой вариант, тем более Громову и Бьянке было все равно, где осесть. Если не в Новой Англии, то почему б не во Франции? Кстати, союзнице Мадрида и противнице Каталонии, пока еще верной австрийскому эрцгерцогу Карлу. Пока что… Как и большинство российских историков, Андрей не очень-то хорошо разбирался во всех перипетиях войны за испанское наследство, однако все же помнил, что королем Испании станет Филипп Анжуйский Бурбон, внук Людовика Четырнадцатого, знаменитого «короля-солнце». Филипп обретет испанский трон ценой отказа от французской короны… где-то лет через семь, примерно так. Испания несколько оправится от полного разорения, правда, с каталонскими вольностями будет покончено на очень и очень долгое время. Лишь в конце двадцатого века на одном из зданий площади Каталонии напишут лозунг: «Каталония — свободное государство Европы», а до этого пройдет еще ого-го сколько лет!

Так под это дело можно все Бьянкины земли вернуть, даже те, что ей не давал покойный супруг. Отсудить после победы! Тем более, один из друзей баронессы — весьма влиятельный иезуит, а будущий король Испании — добрый католик, как и все ее население.

— Я бы, честно говоря, согласилась, — уже подходя к дому, тихо промолвила баронесса. — Пусть будет Франция — хоть где-то осесть, завести нормальный дом со слугами, детишек… Ты, кстати, замуж-то меня возьмешь? Извини за наглость — у Лины набралась, да и Камилла всегда говорит — «спросить — не украсть»!

— Правильно говорит… А замуж я тебя давно зову!

— Что-то не помню.

— Правда, ты отвечаешь как-то неконкретно. А я ведь тебя люблю!

Прижав девчонку к себе, Андрей прямо на улице принялся целовать ее в губы.

— И я… Ой, что ты делаешь? Неприлично.

— Да не видит никто… темновато уже стало.

— Пойдем-ка лучше поскорее домой, милый. Тихонько поднимемся и…

Незаметно проникнуть домой влюбленным не удалось: внизу с ним поздоровалась тетушка Марта, а на втором этаже, едва не сбив обоих, пронеслась, вылетев из умывальной, голая рыжая молния!

Пронеслась, юркнула в свою комнатку… и, тут же выглянув в дверь, улыбнулась:

— А мы вас так рано не ждали! Давайте сегодня попозже поужинаем, ага?

Конечно же, Андрей и Бьянка сразу догадались, с чего бы это их соседка бегает по дому голышом. Тому были причины… в виде молодого доктора Штамма, поспешно покинувшего особняк минут через десять.

— И чего скрываться-то? — отойдя от окна, Громов присел на ложе, погладив по голой спине расслабленно лежавшую баронессу. — Подумаешь.

— Ах, они, наверное, думают о приличиях, милый, — девушка, перевернулась, уселась, обняв руками притянутые к груди колени. — А вот мы с тобой — нет.

— Для всех мы — супруги, — обняв Бьянку, тихо промолвил Андрей.

Каштановые локоны обиженно дернулись.

— Вот именно — для других. Живем с тобой в грехе.

— Тебе не нравится, милая?

— Нравится… Только я каждый день молюсь святой Монтсерратской Деве.

— Как ты думаешь, милая, у Камиллы с этим лекарем — все серьезно? — поцеловав девушку в губы, молодой человек ловко перевел разговор на других.

— Хм… — сразу перестав сердиться, Бьянка задумалась, по привычке наматывая на палец золотисто-каштановую прядь. — Не знаю, что и сказать. Они живут в грехе — это очевидно. Может быть, они, как и мы, влюблены. Генрих приходит сюда почти каждый день, а еще они иногда катаются на яле.

— На яле? — удивился Андрей. — Вот как? И где ж они его взяли?

— Наняли вместе с гребцами в порту. Для того чтоб почаще быть вместе, — баронесса загадочно улыбнулась. — Нет, наверное, это все-таки любовь.

Капитан покачал головой:

— Интересно, куда же они плавают?

— По островкам, — потянувшись, Бьянка сладко зевнула. — Пару раз меня с собой брали, я тебе рассказывала, помнишь?

— Нет, — честно признался молодой человек.

Девушка взъерошила ему волосы:

— Это потому, что ты частенько и вообще не слушаешь, о чем это я говорю.

— Да что ты, милая! — Андрей поспешно погладил возлюбленную по плечу. — Я всегда тебя слушаю, можно сказать, каждое твое слово ловлю.

— Ага… тогда б знал…

— Так куда, говоришь, вы плавали?

— Да по разным островкам, недалеко здесь. Я потом стала отказываться — пусть уж побудут вдвоем, чего мешать-то?

— И правда — чего мешать?

Поднявшись с ложа, Громов закрыл ставни и улегся рядом с Бьянкой, погладил ее по волосам:

— Ну что, милая? Пора, пожалуй, и спать.

Недели через две, когда «Саванна» и «Жозефина» вернулись в Нассау после не слишком удачного рейда, обоим капитанам через портового нищего передали приглашение провести вечер в таверне «Черная голова», где и произошла встреча с теми весьма важными и влиятельными на острове людьми, о предложениях которых давно намекал дядюшка Сэм.

Чарльз Бенингхэм, Дирк ван Эйсен, Жозеф Лафорт — эти три имени много чего значили на Нью-Провиденс! У Бенингхэма имелось три корабля — две небольшие шхуны и шлюп, ван Эйсен владел четырьмя шлюпами, а Лафорт — большим трехмачтовым судном, бывшим торговцем, свободно принимающим на борт пятьсот человек. Все три пиратских капитана, однако, хорошо понимали, что их судов для задуманной операции маловато — достаточной быстротой и вооруженностью обладали только шхуны, шлюпы опасались ходить круто к ветру, а судно Лафорта вообще было не очень-то поворотливым, тем более из-за своей осадки даже не могло войти в гавань Нассау, и пират держал его у причала одного из соседних островов, в случае надобности добираясь до своего корабля на шлюпке.

Хорошо вооруженные и прекрасно управляемые суда — бригантина и барк — очень бы пригодились багамским пиратам, собственно, именно для этого они и пригласили «потолковать» Громова и старого Сэма.

Сели в отдельной небольшой зале, кою хозяин «Черной головы», некий ушлый одноглазый голландец по кличке Лодочник Хамс, предлагал специально для таких случаев. Длинный и узкий стол, уставленный всякой снедью, ярко горящие свечи, обитые бархатом стулья, на стенах — засиженные мухами картины в богатых рамах.

Беседу начал Чарльз Бенингхэм по кличке «Бугай» — судя по качеству судов, он был тут за главного. Невысокого роста, колченогий, с широкими плечищами и большими красными руками, пират, похоже, вообще не заботился о своей внешности, не считал нужным. Пегая всклокоченная бородища, как у какого-нибудь пастуха, грязные ботфорты, засаленный, непонятного цвета кафтан, однако за поясом — пара весьма дорогих пистолетов, оправленных в золото и серебро. Поговаривали, что с этими пистолетами Бенингхэм не расставался никогда, даже с ними и спал. В обоих ушах пирата золотом горели драгоценные серьги.

Смерив гостей пристальным взглядом светлых, слегка навыкате, глаз, Бугай добродушно усмехнулся и кивнул на большой серебряный кувшин, только что принесенный лично трактирщиком:

— Добрый пунш! Но выпьем мы позже. Не возражаете, если сначала поговорим о делах?

Что ж, предложение было разумным — как ни странно, именно Бенингхэм пользовался в здешних вполне определенных кругах репутацией светлой головы, именно поэтому он переговоры и вел.

— О делах так о делах, — любезно улыбнулся Громов. — Именно за этим мы сюда и пришли.

— Я вас плохо знаю, сэр, — Бугай почесал бороду и прищурился, глядя прямо в глаза Андрею. — Однако много чего хорошего слышал… да ваши суда говорят за вас! Тем более мне давно знаком ваш напарник.

Дядюшка Сэм сдержанно кивнул.

— И вот, — чуть помолчав, продолжал пират. — Мы — я и эти двое почтеннейших джентльменов — хотели бы предложить вам провести совместный рейд. Да, забыл представить, мало ли вы их не знаете… Это — господин Лафорт…

Бенингхэм показал рукой на высокого и худого человека с сильно вытянутым желтоватым лицом и слегка раскосыми глазами, всем своим обликом наводивший на мысль о смешении французской (судя по имени) крови с азиатской. Впрочем, его так и звали — Жозеф Китаец или просто — Китаец.

Оправив голубой, обшитый серебряным позументом кафтан, Лафорт привстал и слегка поклонился, придержав шпагу.

— А это — наш славный капитан Дирк ван Эйсен, — с довольной усмешкою Бугай представил третьего участника встречи. — Больше известный как Бешеный Дирк.

Голландец тоже усмехнулся и сухо кивнул. В черном, безо всяких украшений, кафтане и черных чулках, выглядел он, словно строгий школьный учитель, последователь великого педагога Яна Амоса Каменского. Обычное, ничем не примечательное лицо с небольшим шрамом на переносице, светлая, аккуратно подстриженная бородка, небольшие усы. Из все этой троицы он показался Громову наиболее вменяемым и вполне симпатичным… вот только прозвище, скорее, говорило о другом.

— Эндрю Гром, — встав, в свою очередь, поклонился Андрей. — А это мой…

— О, старину Сэма мы неплохо знаем, — Бугай рассмеялся. — Много чего о нем слышали, хоть и времени-то прошло немало… ох, немало.

— Представляю, джентльмены, что вам обо мне наплели! — старый пират хохотнул и быстро отвел разговор со своей скромной персоны: — Так что вы нам хотели предложить? Я, конечно, кое-что уже слышал, но хотелось бы поконкретней.

— Мы просто хотим предложить вам, господа, вместе с нами атаковать «серебряный» караван! — убрав с лица усмешку, со всей серьезностью поведал капитан Бенингхэм. — Предвидя ваши вопросы, сразу же скажу, что знаю. У меня есть свои люди в мексиканском порту Веракрус, давно прикормлены, оказывают услуги — вот и сейчас, явившись с попутным судном, сообщили — 17 февраля из Веракруса в Кадис отправится очередной серебряный караван… Точнее говоря — уже отправился, сегодня ведь уже двадцатое, значит, уже очень скоро он будет у берегов Кубы… Нам нужно поспешить с выходом!

— «Серебряный» караван! — задумчиво покачал головой дядюшка Сэм. — Огромные галеоны повезут в Испанию золото и серебро Нового Света. Лакомый кусок, ничего не скажешь! Однако он наверняка хорошо охраняется.

— Только морская пехота, — Бенингхэм довольно ухмыльнулся. — И то — больше от своих же собственных матросов, чтоб не взалкали. Пятнадцать судов… понимаю, что нам их всех не взять.

— Пятнадцать судов, — сухо заметил ван Эйсен. — Для океана — это ничто, меньше чем иголка в стогу сена. Испанцы уже давно не посылают с караваном фрегатов — фрегаты им позарез нужны здесь, тем более что «серебряные» галеоны обычно перехватывают уже у европейских берегов, так что фрегаты их встречают у острова Мадейра, и то не всегда.

— Он прав, — Жозеф Китаец наконец тоже вступил в беседу. — Испанцы нас совершенно не опасаются, ведь наши корабли в сравнении с галеоном просто — тьфу!

— Зато на галеонах почти нет тяжелых орудий, — показал хорошее знакомство с предметом капитан Гром. — Экономят вес. Однако, как верно изволил заметить господин Бенингхэм, солдат там хватает. Хороший мушкетный залп — тоже приятного мало. И наверняка еще есть фальконеты и прочая досадливая мелочь. А наши пушечки такому кораблю, как скажем, «Сант-Яго» или «Сан-Хоакин» — что слону дробина.

— На «Сант-Яго» — восемьдесят пушек, — ван Эйсен потеребил ус. — Больше, чем у фрегата. Суда такого типа обычно возят драгоценный груз в одиночку, ни в каком сопровождении не нуждаясь. Или сами сопровождают других — нам это нужно иметь в виду.

— Но списочный состав каравана нам хорошо известен! — шмыгнув носом, ухмыльнулся Бугай. — Нет там ни «Сант-Яго», ни «Сан-Хоакина», дьявол всех побери! Собрали, что было — с миру по нитке, голому платье.

Вскочив на ноги, Бешеный Дирк хватанул кулаком по столу:

— И все же — нужно быть ко всему готовыми! Предлагаю немедленно обсудить наш план во всех подробностях, буквально каждую мелочь.

— Эй, эй, обожди, старина! — гулко расхохотался капитан Бенингхэм. — Нам еще не дали согласие.

— Соглашайтесь, — дядюшка Сэм незаметно подмигнул напарнику. — Если что — потом можно все переиграть.

— Что ж, мы согласны!

Громов и Хопкинс по очереди пожали руки всем пиратским вождям.

— Рад, что мы договорились, почтенные господа! Тогда начнем.

Улыбнувшись, Бенингхэм протянул руку к суме, висевшей на спинке стула и, вытащив оттуда большой лист бумаги, разложил его на столе.

— Вот карта — здесь глубины, мели… Тут — небольшой островок, за ним можно укрыть наши суда, а потом внезапно ударить.

— Или попасть под бортовой залп последнего судна, — меланхолично перебил Бешеный Дирк. — Не держите испанцев за круглых дураков, господа! Они, конечно, ленивы и часто надеются лишь на помощь Святой Девы, но элементарные меры предосторожности примут, можете не сомневаться — поставят многопушечный корабль позади всех.

— Да не будет там никакого многопушечного корабля! Обычные торговые суда, только что с тремя мачтами и большие.

— Я считаю, господин ван Эйсен совершенно прав, — вставил свой голос Андрей. — А если и в самом деле будет фрегат или вооруженный многочисленной артиллерией галеон?

— Да не…

— Постойте, Бенингхэм, — ухватив Бугая за полы кафтана, Жозеф Китаец бесцеремонно посадил его на стул. — Капитан Гром прав — давайте продумаем и этот вариант. Что, кто-то куда-то сильно торопится?

Пираты продумали все, их суда, снявшись с якоря уже на следующий день, взяли курс на Кубу. С погодой везло, хоть и дул не слишком-то благоприятный ветер, однако справлялись — команды работали не покладая рук.

Первыми шли юркие шхуны Бенингхэма, затем — «Жозефина» с «Саванной», за ними все пять шлюпов, замыкали шествие трехмачтовый корабль Китайца под претенциозным названием «Черная Роза» и еще одно совсем уж старое суденышко, взятое по настоянию Громова и ван Эйсена.

Без всяких приключений пираты обогнули западную оконечность Кубы и, встав на рейде за островком, принялись терпеливо ждать — очень и очень недолго. Уже утром следующего дня вахтенные заметили белевшие на юго-западе паруса — как раз оттуда, и как раз в это время и должен был появиться «серебряный» караван.

— Может, это они? — шкипер Антуан взглянул в подзорную трубу и хмыкнул. — Хотя нет… Здоровенные трехмачтовые корабли — смотреть страшно! Один, два… восемь…

К обеду показались все — «серебряные» галеоны шли в кильватер друг другу, четырнадцать покатых судов с высоченными бортами, на пятнадцатом же отчетливо выделялись пушечные порты.

— Шесть, семь, восемь… — прячась на островке за кустами, шепотом считал Бенингхэм.

— Там сорок пушек, — Бешеный Дирк отвел мешавшую обзору ветку. — Я знаю этот корабль — «Сан-Габриэль», весьма мощное и быстрое судно.

— Что ж, — азартно потер руки Жозеф Китаец. — Будем действовать по плану капитана Грома.

Пиратские суда догнали караван довольно быстро, прихваченный по совету Громова старый кораблик сразу же пошел наперерез «Сан-Габриэлю», уже успевшего дать пушечный залп кормовыми орудиями и грозно поворачивавшегося к разбойникам бортом. Один сокрушительный залп и…

Однако нагло зашедшая с кормы галеона «Черная Роза» уже успела отнять у врага ветер всеми своими парусами, «Святой Габриэль» на глазах терял скорость и управляемость, собственно, быстро маневрировать парусные суда могли только скоростью, чтобы совершить поворот, нужно было время. А если уж отняли ветер… Снова громыхнули орудия, бесполезно вспенив ядрами море. При таких волнах одиночные выстрелы не стоили ровным счетом ничего, а с борта к «Сан-Габриэлю» никто не подходил — лишь старый корабль, разогнавшись, все так и шел наперерез, уже убрав часть парусов, дабы не разминуться с галеоном, где, заметив опасность, матросы рванулись на ванты. Паруса-то они взяли на рифы, успели, да вот только инерция по-прежнему толкала судно вперед, угрожая столкновением, самым страшным результатом которого мог оказаться сломанный бушприт, что прекрасно понимал капитан галеона.

«Святой Габриэль» все-таки поймал ветер блиндом — прямым парусом на бушприте, — отвернул в самый последний момент, удар пришелся лишь по касательной… но со старого судна уже летели абордажные крючья… а вот прогрохотал взрыв, и в небо сверкающим оранжевым столбом взметнулось пламя!

— Сработал наш брандер! — оглянувшись, усмехнулся Андрей.

Шкипер тоже оглянулся назад, правда — с тревогой:

— Что-то он не очень-то хорошо горит. Боюсь, как бы не потушили.

— Да бог с ним, пускай себе тушат. Пока потушат, мы свое дело сделаем.

Громов был полностью прав — пока Жозеф Китаец с помощью брандера сковывал самый опасный корабль, все остальные пиратские суда, не тратя времени даром, бросились на добычу, отрезав от каравана последний галеон — ему подставила борт «Саванна»! Удар… хруст бушприта… что-то разбилось на камбузе, упало в каютах…

Залп! По такелажу!

Суда заволокло дымом, чем воспользовались «Жозефина» и шхуны, подойдя ближе и в свою очередь окатив мачты галеона скованными цепями ядрами и картечью. Выстрелили — и тотчас убрали паруса, сразу же потеряв скорость. Ответный — наугад! — залп пришелся впустую, в дым, добавив еще больше копоти и смрада.

— Их пушки пусты! — Громов взмахнул шпагой. — Ставить все паруса. На абордаж! Живо!

Все пиратские корабли — бригантина, шхуны, шлюпы — по сравнению с галеоном казались такими мелкими и смешными. Однако разбойники действовали быстро, напористо и умело!

И — бесстрашно, в отличие от команды вражеского корабля, громадного, словно айсберг! Высоченные борта галеона возвышались над мелкими суденышками пиратов неприступными крепостными стенами, которые нужно было взять, взять во что бы то ни стало, иначе зачем все?

Снова полыхнула пушка, ей тут же ответили забравшиеся на мачты мушкетеры — били с залпами с высоты.

— На аборда-а-а-аж!!!

Со свистом полетели крючья, цепляясь за канаты, разбойники ринулись на штурм со всех сторон. Пахло пороховым дымом, и лица матросов казались черными, словно у негров. Упрямо, с саблями и кортиками в зубах, пираты лезли на борт испанского корабля, подобно тому, как альпинисты штурмуют неприступную высоту.

Ох, непросто все это было, очень непросто — борт галеона не просто высок, он еще и завален внутрь, так, что не перепрыгнешь, приходилось закидывать крючья, карабкаться, резать противоабордажные сетки, срываться, падать… некоторым — и тонуть.

Один галеон. А против него — бригантина, барк, две шхуны, пять шлюпов. Триста испанских солдат плюс команда… А пиратов — около тысячи, и они лезли, лезли, лезли, подбадривая себя дикими воплями и залихватским свистом.

Кто-то, сорвавшись, полетел в море, изрыгая проклятия и подняв тучу брызг. Прямо над головой жахнули мушкеты — стрелки сидели на реях, снизу им подавали заряженные стволы.

— Пожалуй, пора уже и глянуть — как там?

Махнув рукой шкиперу, Громов сунул шпагу в ножны и, ухватившись за спущенный с вражеского борта штормтрап — дело уже дошло и до этого, — быстро поднялся на широкую палубу галеона.

Судя по развернувшейся атаке, оставалось захватить лишь корму, укрепившись на которой, испанцы во главе с капитаном и шкипером методично обстреливали пиратов из фузей и мушкетов.

— Ах, вы так… — Андрей бросился к укрепленному на поворотной тумбе шестифунтовому фальконету, быстро зарядил, благо припасы оказались под ногами, и, наведя орудие на корму, громовым голосом потребовал сдаться.

Ответом был пистолетный выстрел — с головы пиратского капитана пуля сшибла шляпу.

— Пижоны дешевые! — выругался молодой человек. — Для пистолета тут, пожалуй, далековато будет. А вот для фальконета — в самый раз.

Бабах!!!

Шестифунтовый фальконет — по сути полковая пушка! Да, небольшая, но ведь пушка все-таки! Ка-ак жахнуло! У самого-то стрелявшего тут же заложило уши, а выпущенное им ядро, проломив балюстраду, сшибло в море весь расчет кормовой пушки.

— Мушкетеры, на мачты! — оглядев своих орлов, скомандовал капитан «Жозефины». — Живо!

С кормы сразу же открыли плотный огонь по лезущим на ванты пиратам, однако о прицельной стрельбе из мушкета речи не шло и в ходе полевого боя, а уж тут-то — при качке — и говорить нечего. Так что унеслись тяжелые пули в белый свет, как в копеечку!

А вот с высоты, с рей — то уже было совсем другое дело, здесь-то имелась групповая цель — на корме народец толпился кучно.

Оставшиеся внизу пираты, не прекращая обстрел врагов с палуб, передали на мачты заряженные мушкеты. Сплюнув на скользкие от крови доски, Громов взмахнул шпагой:

— Огонь!

И, довольно проследив за разрушительным действием мушкетерского залпа, вновь взялся за фальконет, который, кстати, уже успел зарядить какой-то худенький белобрысый парнишка — юнга с «Жозефины»… К стыду своему, Андрей даже не вспомнил сейчас, как того зовут, лишь крикнул:

— Молодец, юнга!

И, выстрелив, запоздало подумал — а что вообще этот малец делает здесь, в кровавой гуще битвы?

— Я заряжу, сэр! Я умею.

— Вижу, что умеешь. Ты вообще как здесь?!

— Меня с вант сбило, упал… — мальчишка погладил окровавленную щеку — видать, неплохо приложился к доскам.

— Отсюда никуда не уходи, — внимательно посмотрев на корму, строго приказал Громов. — Если махну шпагой — стреляй. Умеешь?

— О да, сэр!

Юнга гордо вытянулся и щелкнул бы каблуками, ежели б они у него имелись, а так пришлось — голыми пятками.

Выстрелами с вант пираты живо повыбили на корме почти всех офицеров, ориентируясь на золоченые позументы и парики, и последний рывок врукопашную быстро довершил дело, так, что даже не пришлось больше стрелять.

Матросы и солдаты весьма многочисленного экипажа галеона, именовавшегося цветисто и длинно: «Нуэстра сеньора дель Розарио и Сан-Хосе», в большинстве своем давно уже сдались в плен и сейчас переминались с ноги на ногу у обоих бортов под зорким присмотром пиратов. С особенным страхом пленные посматривали на водившего длинным фальконетным стволом юнгу — не дай боже, выстрелит.

С галеоном все было кончено, и пиратские квартирмейстеры, спустившись в трюм, деловито подсчитывали добычу. Паруса «серебряных» галеонов уже маячили где-то на горизонте, похоже, так никто и не пытался помочь попавшим в беду судам. Да и как могли бы? Развернуться, идти против ветра, атаковать? Шалишь! Не пароходы все-таки.

Галеон решили увести с собой, разгрузив его уже вблизи гавани, куда захваченное судно, в силу своей осадки, все равно никак не смогло бы зайти. Плененной команде, по обычаю, предложили встать в ряды братства, тех же, кто отказался, высадили по пути на безлюдном островке — а пусть как хотят! Пусть спасибо скажут, что не утопили, хоть, может, и стоило бы.

Команде «Сан-Габриэля» удалось сбить пламя на брандере, и теперь моряки распутывали снасти и деловито меняли поврежденные пиратским огнем такелаж и рангоут. Их никто не трогал — кому охота испытать на себе всю мощь двадцатичетырехфунтовых — а то и калибром побольше! — орудий? Пущай ремонтируются да с богом уходят, догоняют свой караван, воевать больше пираты не собирались — захваченной добычи хватало вполне! Как, возбужденно размахивая руками, рассказывал вахтенным «только одним глазком» заглянувший в трюм галеона юнга.

— Там полным полно серебра, братцы! И в слитках, и монеты… Я никогда в жизни такой огромной кучи не видел. Представляете, заглянул внутрь… а там — кругом — пиастры, пиастры, пиастры!