Камень-1. Часть 2. Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период.

Глава 5

Глава 5, в которой герой находит в «Стриже» много загадочного, Гимли и Иваныч строят гипотезы и ведут светскую беседу, но самое интересное, конечно, происходит в конце главы.

Дарри пристроил свой «Таран» понадёжней у левого переднего колеса и поднял крышку капота. Она открывалась как обычно и сюрпризов не преподнесла. А вот прямо под ней… От обилия сияющих магией нитей у Дарри заслезились глаза. Сияющих для него одного, понятно, что ни Гимли, ни Иваныч ничего этого не видели. На первый взгляд, всё волшебное свечение к защите от угона не имело никакого отношения. Но потом он заметил тусклую, и очень похожую на ту, что была у Созерцающего, нить Силы, подходящую к рулевой колонке. Только более тонкую и слабую, почти незаметную. Она шла от небольшого амулета чёрного серебра, который, в свою очередь, получал Силу от общего накопителя. Поток от накопителя был чистый и яркий, явно не имеющий отношения к тусклой пакости. Минутку подумав, Дарри начал озираться.

— Что ищешь? — требовательно насупив лохматые брови, спросил Гимли, указывая глазами на Иваныча. Ну, понятно, надо объяснить так, чтобы о магии ни полслова.

— Деревяшка нужна, не толстая, но прочная. Длиной в локоть. Там замыкатель зловредный стоит, и,если просто так за руль полезть, то может насмерть током ударить.Надо его выбить, но так, чтобы основную цепь не повредить.

— Иваныч, пособишь чем? — искательно спросил Гимли, заметив, что Дарри хочет что-то спросить без лишних ушей.

Иваныч заозирался, как Дарри минуту назад, поставил винтовку у стены, а затем устремился куда-то в угол. Едва он отошёл, как Камень тихо спросил у Гимли:

— Есть что-то похожее на амулет? Ключа нет, а без магии не заведёшь. Если провода просто замкнуть, беда может быть, там магическая защита хорошая стоит.

Гимли на секунду задумался, а затем вытащил из внутреннего кармана куртки серебряный медальон на простом кожаном шнурке.

— Подойдёт? — спросил он у парня.

— Да, отлично! — обрадовался Дарри.

— Смотри, не потеряй и не испорть! Это Глоина… Для его семьи взял, ну, когда он…, — мрачно пробурчал Гимли.

Настроение Дарри ухнуло вниз. Он как-то и подзабыл, что родич погиб. Ему стало стыдно, и за это, и за мимолётную вспышку радости, что убит не он. И тогда Камень уверил себя, что постарается с медальоном изо всех своих щенячьих сил. Онзажмурился и постарался. Для начала нужно было как можно точнее вспомнить составную руну, родившуюся у него при исследовании «Печати взломщика». Вспомнив, он стал вливать её в бляху медальона, которую держал обеими руками. И явно перестарался. С его ладоней словно сорвался ворох светящихся голубых снежинок, вихрем крутящихся вокруг медальона… нет, уже амулета. Причём, судя по тому, как Гимли выпучил глаза, снежинок, заметных любому. Ур-барак закрутил пальцем у виска, ноДарри уже всё и сам понял, и со всей возможной скоростью втянул назад излишек Силы. Ух! Кажется, пронесло — Иваныч, отклячив в их сторону монументальную задницу, вытаскивал что-то вроде деревянной лопаточки из кучи всякого кухонного барахла в углу.

— Это пойдёт? — спросил усач у Дарри, демонстрируя находку.

— Да, в самый раз! — обрадованно сказал Камень, протягивая руку за лопаточкой.

Взяв её в руки, он повертел деревяшку, подумал, затем, достав нож, аккуратно, чтобы не расколоть, вырезал на боковой стороне что-то вроде крюка. Подцепив им амулет, он постарался отрешиться от магии, чтобы рассмотреть, не отвлекаясь на линии Силы, как же опасная штукенция закреплена в машине. Это почти удалось. Он словно уменьшил яркость всех светящихся нитей, и теперь было понятно, что амулет внатяг посажен в специальноегнездо на колодке, к которой, словно в электросети Пришлых, проводами из обычного серебра подводилась Сила из накопителя. Подергивая крюком то с одной стороны, то с другой, он осторожно вытягивал амулет Созерцающих из паза крепления. Наконец это ему удалось, и тусклая клякса повисла на проводах, идущих от неё к рулевой колонке. Тем не менее гаснуть в магическом зрении она не спешила, должно быть, накопив много энергии. Без малейших сомнений Дарри, нажимая на деревяшку, оборвал провода, и амулет-ловушка звякнул, упав на пол.

— Не трогать! — рявкнул Дарри, — эта штука, скорее всего, ещё и защищена чёрной магией Кали, и я никому не советую брать её в руки!

Любопытный Иваныч, уже было потянувшийся за интересным предметиком, отскочил, как кот от гадюки.Гимли, наклонившись, внимательно рассмотрел амулет, а, рассмотрев, крякнул возмущённо:

— О как! Ну, я уже прямо сейчас могу сказать, что на этой таратайке кто-то из Созерцающих в город приехал, или, как минимум, кто-то из головки этого мятежа.

— Почему? — хором спросили Дарри и Иваныч.

— А вон гляньте повнимательней на эту дрянь!

Дарри добросовестно поглядел. Амулет представлял из себя небольшой, в пару дюймов в диаметре, диск из серебра, какого-то словно запылённого, не чернёного, как ему сперва показалось, а будто в соляном налёте. Точнее, это был не диск, а круг с тремя направленными вниз шипами.

— Кажись, Иваныч, вроде, понял, а тебе объясню.Поди и не видел такого? Это«Кровоточащее солнце Кали», и за одно только обладание им положена виселица. Ну, то здесь, в Новых Княжествах.Добренькие они все тут. А в Старых — либо кол, либо четвертование, либо в масле кипящем заживо зажарят. Или ещё что-нибудь такое же яркое и впечатляющее.

— Скажешь тоже, не видел… Даже детей учат, что это за дрянь. Да и видел я её, — и ещё даже не договорив, Дарри понял, что чуть опять не сболтнул лишнего о стычке с Созерцающим, ведь именно о бляхе на его шее он и вспомнил. Иваныч, навострив уши, приготовился слушать. Лицо Гимли, явно почуявшего ещё какую-то историю, которая связана с тем, о чем НЕ НАДО говорить, выражало скорбь от тупости молодого поколения народа Казад и неумения этого самого поколения держать язык за зубами. Ну вот и стоит ли рассказывать о ночной встрече сейчас? Пожалуй, пока не очень, особенно в свете рассказа ур-барака о Совете Родов и непонятном статусе хозяина «Улар-река».

— Это где же тебе такое довелось увидеть? — вроде бы и не особо интересуясь, спросил Иваныч.

— Так мы же когда через тугов прорывались, я из машины и вылетел. Ну вот мне и пришлось тогда с ними разбираться окончательно. На них и видел, — сказал Дарри с таким честным видом, что Гимли явно почуял подвох. Зато Иваныч, кажется, ничего и не заметил. Тем более, что сказанное было правдой. Хотя, как и советовал ему Гимли, не всей правдой. Так что ур-барак облегчённо выдохнул, а Камень, торопясь сменить тему, снова озвучил вопрос, который уже задавал старому гному:

— Но я вот, хоть киньте меня в горн, не могу понять — как же они в город въехали? Даже самый слабый из колдунов не может не почуять этот кружок!

— Да… А ведь загадка, в самом деле, — задумался Иваныч. Очевидно, вопрос молодого гнома отвлек его от незаданных им самим вопросов и крепко озадачил. И озадачил неприятным образом. Гимли, заметив это, решил закрепить отход от опасной, на его взгляд темы (исподтишка показав на всякий случай Дарри увесистый кулак) и спросил:

— Так может, Иваныч, у них сообщники были? И провели их в город, а?

— Да с ума ты что ли сошёл? Патрули и посты страхуют друг друга, к тому же во внешний периметр и во внутренний всегда из разных подразделений назначают, — и тут уже пузан сообразил, что теперь он распустил язык, и чуть ли не с лязгом зубов захлопнул рот.

— Ну и что? Опасен им только колдун. Может, его и не купили, а просто глаза отвели, ну, или еще чего?

— Так это какой силы должен быть тот, кто глаза отводит? Пусть и не особой мощи у нас волшебники в форту, но их и медальоны, и жезлы от морока защищают. А руны в шлюзе на воротах, поди, и сам видел. Они абсолютное зло враз бы учуяли, а магия Кали это оно самое абсолютное зло и есть, и глаза им не отведешь, это же не живые люди. Да и маны в них закачано всегда было сколько надо, уж за этим следили будь здоров, все, кому надо, следили! Нет, тут какая-то загадка…

— А что, портал в Пограничном нельзя открыть? — спросил Дарри.

— О! Точно! — возопил усач, — Как говорится, устами младенца истина глаголет! Значит, что получается? Кто-то привез амулет… Ну, или маячок, и вовсе без тёмной магии, а они навелись на него и тут оказались в единый миг. Тьфу ты, так всё просто…

— Да? Просто? Чтобы машину в портал протащить, знаешь, сколько Силы уйдёт? — сварливо спросил Гимли.

— Да ерунда, если прокладывать от места силы колдуна. Ну, или от алтаря. Ох ты… Скорее всего, от алтаря. Это сколько же жизней эти гады загубили, чтобы тут оказаться?

— Ну вот и зачем столько сложностей? В голове не укладывается, ведь любой сбой — и всё по одному лохматому месту пойдёт? Всё прямо как вот с этим «Стрижом», слишком всё наворочено, ни шагу в простоте. Как будто кто-то чересчур заумный весь этот бунт выдумывал, и всё финтифлюшками разукрасил. И чересчур сильный. Все, на что ни глянь, сделано так, будто ему эту Силу девать некуда.

— А так оно и было, скорее всего. И со сбоем, и с Силой, и со сложностями. Вот гляди… Во-первых, Сашка говорил, что, когда он в «Водаре» всю верхушку мятежа перестрелял, там у Созерцающих на столе амулет стоял, шар огроменного размера. Туда, в шар этот, вроде бы заклятие против стен форта закачали какой-то прямо запредельной мощи. Да только малой ваш верно сказал, просто так этакое злое-магическое в ворота не протащить, ну просто совсем никак. Вот тебе первая их сложность возникла — раз в ворота нельзя, значит, нужен портал, так? Дальше гляди: видно, доверить его, амулет этот, никому нельзя было, а тащить пешком для жреца-Созерцающего слишком тяжело было. Вот и пришлось им в портал не ножками идти, а машину гнать. Значит, сам портал был такой, что можно хоть войско через него провести. Созерцающие и их охрана, туги, наверняка так и прошли. Ну а во-вторых, это уже про Силу и откуда она взялась. Говорили ещё и про другого колдуна, не Созерцающего, но замешанного во всём этом, огромной просто мощи. За ним, я так понял, Александр и охотится. Хотя почему охотник на нечисть тропит колдуна — ума не приложу. Но был он тут, колдун этот, говорят, то, что связь накрылась — именно его поганых рук дело. И, самое главное — ушёл он сразу, ещё до мятежа, и как раз через портал, это доподлинно известно.

— Иваныч, я просто потрясён твоей осведомлённостью. И откуда ты всё это знаешь? А ещё — ну и почему же тогда мятежники этот демонов амулет так и не использовали?

— А, ты ж в Управе в осаде сидел… Тут такое дело, в ночь, когда «Барабан» взрывали, аколита-Созерцающего в плен взяли, — Иваныч это сказал с небрежной гордостью, словно он и был тот самый герой, который захватил чернеца. Только очень скромный герой, не ждущий похвалы и наград, — ну и в форте уже ему язык развязали.

— О как! Вот прямо ты и развязывал?

— Ну, я, конечно, не присутствовал… Александр потом с Рарри вашим планы обсуждали, а я услышал… Случайно.

— Ну конечно! Обязательно случайно!

— Не нравится — буду молчать! Нет, чтобы спасибо сказать!

— Да я и от Рарри всё узнаю, а ты лопнешь, если не вывалишь мне все слухи, — безжалостно сказал грубый Гимли.

— Ну, вот и узнавай! — заявил содержатель гостиницы и гордо отвернулся.

— Ну ладно, ладно! Спасибо. И извини. Ты-то здесь! Так чего мне ждать Рарри? Ну, правда, извини. Давай, говори уже, не томи, что там этот поганец-Созерцающий рассказал!

— Ну вот, так-то лучше! Ладно, слушай. Командовал ими всеми — и чернорясниками, и самим бунтом — старший жрец ордена, один из тех двоих, которых Александр застрелил ещё в «Водаре Великом», чем, кстати, здорово спутал им карты, сам того не ведая. Тот самый шар, про который я говорил, остался стоять на столе в «Водаре». Он хоть и был амулетом, заряженным каким-то сверхубийственным заклятием, да только применить и вызвать то волшебствомог лишь покойный, сам его и составивший. Так что шар стал после этого для всех оставшихся негодяев просто булыжником. Вот тебе и сбой, про который ты говорил, это в-третьих. Ну, а возвращаясь ко второму, то есть к магику… Колдун тот силы невероятной, и вот он, если я правильно Сашку понял, как раз мудрить любит, ну и всякое эдакое… Излишне сложное. Только тут опять странность вылезает. Мудрить-то он любит, и сильный, что есть, то есть. Но, похоже, не особо он с Созерцающими в ладу. И как они в одной упряжке оказались, не ясно.

— Да тут слишком многие и слишком разные как-то в одной упряжке очутились. И эльфы со своим пророчеством, и сипаи взбунтовались. И, как я слышал, банды вдруг перед мятежом повылезали из всех щелей, гарнизон просто с ног сбился их ловить. И в самом этом мятеже кого только не было — и баронские отряды, и гуляйпольские, и наёмники, и местные. Так это у них всё дружно выходило, что я аж вспомнил старые войны с ушастыми. Всё в точности на их манер — этак исподтишка всё потихоньку сладить, и всех взнуздать, так что никто и не догадается, чья гармонь и кто играет. Ладно, после договорим, а то часики-то тикают, кукушка кукует! Пора бы нам уже заняться тем, для чего и пришли, — и Гимли поглядел на Иваныча, а тот, не возражая, развернулся и затопал в угол. Там на крючьях, надёжно ввёрнутых в перемётную балку, висели окорока, колбасы и куски грудинки в верёвочной оплётке. Дарри только тут понял, что в воздухе не сильно, но ощутимо пахнет не пожарищем, как на улице, а копчёностями, и рот тут же наполнился слюной. Хозяин «Улар-реки» вскарабкался на кстати стоявшую рядом с окороками деревянную стремянку, и занялся тем, что, снимая с крюков, навесил себе на шею несколько больших кругов разных колбас, а затем еще обогатил это монисто, намотав в несколько слоев то ли сардельки, то ли шпикачки. Затем, балансируя на ступеньке стремянки и неестественно прямо держа свою голову, по самые уши и роскошные усы увешанную колбасными ожерельями, он поднатужился и уцепил с крюка здоровенный свиной окорок, а затем ещё и второй. Старый гном заинтересованно наблюдал, как с некоей слоновьей грацией, вроде бы неспешно и осторожно, но быстро и в то же время плавно нагруженный копчёностями Иваныч стал спускаться со своего насеста под крышей. Затем, спохватившись, Гимли повернулся к водительскому месту машины.

Тент (тоже, кстати, не простой заводской, а кожаный) был сложен, а боковые стёкла опущены, так что ничего не закрывало старику обзора. Хмыкнув, он, не открывая водительской двери, протянул руку к козырьку от солнца (опять-таки кожаного) на рамке ветрового стекла, вытащил и с издевательской вежливостью показал Камню амулет-распознаватель от зажигания. Небольшой латунный шарик с кожаным брелоком-висюлькой заставилДарри почувствовать, что его щёки стремительно краснеют. Растяпа, проморгал амулет, торчавший в самом очевидном для него месте!Вдруг он ощутил нечто… Не магию, нет, скорее, это заговорила его старая взаимная любовь с камнем. Он и раньше часто чувствовал жилы, ручьи и полости внутри скалы. И сейчас он ощутил что-то подобное, какую-то неправильность. Или след чего-то рядом, под полом. Он всё ещё держал в правой ладони медальон-взломщик, и машинально начал поднимать руку — вернуть его Гимли, а заодно сказать об этом своём чувстве. Но тут события, до сей минуты текшие неспешно, как патока, вдруг понеслись вскачь.

Иваныч, сжимая в каждой руке по полупудовому окороку, подошёл к заднему борту «Стрижа». В грузовом отделении, кроме огромного, неряшливо и неаккуратно скомканного куска брезента, ничего не было. Оглядев его, пузан решил ничего не расправлять и не менять, но зато разразился панегириком копчёному мясу:

— Окорока у Карташки знатные! Эта шельма их в Вираце у какого-то славного мастера берёт. И простой сыровяленый чудо что такое! Они там свиней какими-то особыми желудями откармливают на вольном выпасе, да дробину, ну, то есть, солод после варки сусла для пива, им дают. Причём по какой-то специальной секретной методе, чередуя то одно, то другое.

А уж вот этот вот (тут он воздел вверх зажатый в левой руке на манер булавы у былинного героя окорок) и вовсе песня счастья для живота. Его как-то по хитрому припекают в особой медово-ягодной глазури в больших печах, затем ещё раз, по иному, уже теперь с листом ореховым, тёрном, можжевеловыми ягодами и со всякими острыми и душистыми травками-листочками и чесночком, а после в холодном дыму коптят до полного восторга и удовольствия. Под водочку вашу гномью, холодную и знобкую, да с хренком-горчичкой… Да боги с ними, можно же ведь и без них, без хренка и горчички! Ножичком так каравайчик горячий пластанёшь, а от него — дух хлебный, парок живительный. Ломоть толстый, да мягкий, прям весь в руку можно сжать, такой он пышный! Ты эдак на него такой же ломоть окорока, только тоненький, и они вместе так запахнут, что невозможно не выпить рюмку, а то от неё уже и рука замерзла. И так её раз, родимую, геройски и лихо, а потом занюхаешь этим вот хлебно-мясным великолепием ароматным, и — захрустишь огурчиком квашеным. Пупырчатым таким, мелким, острым, с черносмородиновым, вишневым и дубовым листком, да с хреном, да с чесноком, да укропом с зонтиками, и обязательно под гнётом побывшим. И вот только потом уже этим вот самым двойным ломтем и закусишь, не спеша так, чинно, с радостью и ощущением счастья бытия…

Оба голодных гнома почти одновременно дернули кадыками, сглатывая слюну. Дарри забурчал животом, а Гимли коротко и с чувством сказал, как припечатал:

— Сука!

Поняв, что перестарался, толстяк заткнулся и шмякнул воздетый к потолку окорок на брезент в кузове «Стрижа», и уж было приготовился, словно игрок в городки, бросить второй, сыровяленый. Как вдруг ткань задёргалась, зашевелилась, и стало ясно, что под ней что-то, а точнее, кто-то есть. Край брезента резко дёрнулся, и из-под него, вставая рывком, появилась фигура. Это был человек, мужчина. Он был одет в добротный, солидный даже городской костюм, правда, увы, сильно помятый. Гимли так и вовсе не понимал этой неудобной «городской» моды Пришлых. Кургузый пиджачишко казался нелепым и неуместным, и своей клетчатой мятостью вызывал в памяти когда-то слышанное слово «пиджакет». Да и сорочке с расстёгнутым на две пуговицы воротом для полноты картины не хватало галстука. К фатовским аккуратным усикам, напомаженными и закрученными остриями грозящими носу, очень пошла бы набриолиненная прическа, но, увы — шевелюра незнакомца была взлохмачена и взъерошена. Он смотрел на Гимли, к Камню же он был обращён вполоборота спереди, ну, а к Иванычу практически спиной, зато тот был ближе всех к незнакомцу, всего лишь в шаге.

— А-а-а-аркаша? — проблеял Иваныч, — а-а-а-а я вот про окорока твои рассказываю…

Но Гимли заметил кое-что ещё, кроме костюма и причёски. Незнакомый доселе ему Аркадий был бледен, как сама смерть. И на этой белизне ещё отчётливее выделялись губы, измазанные чем-то тёмным, красные белки глаз и почти чёрные круги вокруг них. Ворот рубашки тоже был расстёгнут не просто так. На шее был заметен след укуса. И если Иваныч этого не видел, а Камень не понял, то ур-барак всё сообразил немедленно. Тишина и плавность событий лопнули и рассыпались. Карташка, услышав позади себя и совсем рядом голос, с нечеловеческой скоростью повернулся в сторону пузатого содержателя гостиницы. Гимли, отскакивая спиной вперёд от машины, тоже очень быстро, хотя и уступая в скорости незнакомцу, сорвал с плеча «Таран». Не за ремень, а цапнув правой рукой обратным хватом шейку приклада, и, пока дробовик описывал энергичную дугу стволом вниз, левой передернул цевьё, загоняя патрон в патронник. Одновременно он рявкнул:

— Камень, Иваныч, назад! Это вампир!

И выстрелил.