Калиновый мост

Глава 3

«Як раптом уві сні

Почуєш голос мій,

Земля втече з-під ніг,

Закручу тобі світ,

Не впущу наяву,

Розтоплю в тобі лід

Ти там, а я ще тут

З тобою Любий Друг.»

Христина Соловій «Любий друг»

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом леса за открытым окном, да потрескиванием дров и огня в очаге, про который Захар ей еще ночью рассказал, поднес руку, дав ощутить жар, предупреждая. Хоть лето и не сдало еще свои права, уже бывало холодно, особенно ночами, а иного отопления в доме не имелось. Но вытяжка, о которой хозяин также поведал, очевидно, прекрасно справлялась, Лэля почти не ощущала запаха дыма.

Застыла, опасаясь, что обидела или как-то оскорбила его своей просьбой. Полотенце куда-то делось, уже не очищая ее кожу…

— Во мне нет ничего уникального или красивого, Лэля. Человек, как человек, — ровно отозвался Захар немного иным, каким-то совсем бесцветным тоном. А внутри насторожился, уловила, будто не понимал, что именно она хочет…

— Во мне тоже, — рассмеялась Лэля, робко протянув руку, даже не уверенная, что в правильном направлении это делает. — Но мне просто хочется представить тебя… на чем-то реальном основываясь, понимаешь? Как со стенами в коридоре, твоя же была идея…

Он понимал это желание. Да и разумно, почему нет?

Но в данный момент Захар целиком сосредоточился на ином — она не врала и не лукавила! Он это точно знал, на все сто процентов! Когда говорила вслед за ним, что в ней нет ничего красивого или уникального… Вот только, в отличие от самого Захара, это утверждение никак не относилось к девушке, сидящей напротив и протягивающей к нему трясущуюся ладонь!

— Когда, говоришь, ты перестала видеть, Лэля? — мягко усмехнулся он, чуть наклонившись вперед и… вопреки собственному намерению, логике и всем ощерившимся инстинктам, позволяя этим тонким и холодным пальцам, дрожащим от неуверенности и видимого смущения, коснуться его кожи.

Обожгло!

Внутри грудной клетки полыхнуло ревущим пламенем, отзываясь на мягкое соприкосновение кожи.

Усилием справился, чтоб не вздрогнуть. Но отторжения нет… Наоборот! Удивленно впился взглядом в растерянное лицо. Девчонке опыта не хватило, чтоб скрыть реакцию. Ошеломило и ее.

Как вспышка молнии. Непонятно. Ведь не впервые касаются друг друга… Но это прикосновение было воспринято им совершенно иначе, по-новому… На затылке волосы дыбом встали, топорщась, будто шерсть у диких животных на загривке. Совсем странно и дико оскалиться захотелось. Под кожей как ток по всем нервам!

Какого беса?! Как на линии огня снайперов противника, все инстинкты на пределе. Лезет из-под разумного и цивилизованного все то, что привык на гражданке куда больше прятать и контролировать.

Втянул беззвучно воздух через нос, принюхиваясь, на секунду потерявшись в многообразии ароматов. Прикрыл глаза, возвращая власть над собой, позволяя ей делать то, что девушка считала нужным.

Внезапно ослепнуть — тяжело. Можно было понять ее страх и попытку хоть как-то вернуть себе «обзор» ситуации и понимание мира.

Однако Лэля не торопилась, сама будто застыла, неотрывно глядя на него своими незрячими очами… Их взгляд даже его обездвижил. Словно в самую душу заглядывала, видя больше, чем любой другой живущий. И ее пальцы недвижимо остановились на лице Захара, обжигая, хоть и были холодными.

Откашлялся. Припомнил, о чем там говорить начинал… Прямо ведьма она, не иначе… по-хорошему, без злости. Как приворожила, колдунья! Ум за разум завела.

А ему рассмеяться охота от непонятного, едва выносимого, словно с неба рухнувшего счастья в душе! И еще…

— Уверена, что ранее глаза не подводили тебя? Или ты в зеркало не заглядывала, Лэля? — кажется, всем телом ощущая ее робкие, почти невесомые прикосновения к своим скулам, чуть улыбнулся, вынужденный признать, что приходится прилагать усилия, создавая видимость спокойствия… И сдерживаться, не прижимаясь сильнее к ее рукам, чтобы самому не перехватить ее ладонь, придавив к своей коже так, что и миллиметра не останется между ними.

…Присвоить!

Во имя предков?! Что творится?! Порыв был настолько сильным, что не хватало даже его опыта и выдержки. Прорыв его контроля!

Весь к ней подался, едва сумев осадить собственное нутро. Он с таким не сталкивался никогда, все еще пробуя сосредоточиться на разговоре.

— Ты ошеломительно красива, лэле. Дурманяще. Видно, потому те мудаки и…

— Что?.. — она замерла, ощутимо заледенела около него.

Как в прорубь провалилась прямо. Он уловил, как одеревенели мышцы. Эти руки, что касались кожи Захара, словно изо льда вырезанные. И какой-то дикий, загнанный страх в слепых очах, эхом отозвавшийся в нем.

— Ты о чем, Захар? — даже голос, точно хрупкая изморозь первой корки льда на реке.

И он отступил, поняв, что опасная территория. Она не помнит, значит, и не нужно ей пока вспоминать, да и он ничего толком не знает же, одни догадки и озарения. И что-то почти до боли у самого в груди стиснуло от ее страха. Не хотел, чтобы эта девчонка боялась! Ничего в мире… Убить за это готов…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Тоже есть над чем мозгами раскинуть.

— Не важно, Лэле, чепуха, — сам не понял, что обхватил ее руками, прижал к себе, будто надеялся отогреть, разбить тот наст, затянувший незрячий ныне взор. Своим огнем растопить, которого всегда с избытком… Опасное стремление.

И это обращение, ласковое и нежное, которое им вместо имени стало. Откуда вчера выстрелило в нем? Из каких глубин памяти? Из каких недр сознания?.. Или собственного непознанного? Так любимую называют, дорогую и близкую, а не случайную подопечную, даже если успокоить ее хочется.

И все же не мог обратиться к ней иначе. Тем более сейчас. Понимала ли она ценность этого обращения? А насколько это для Захара важно? Слишком много вопросов, как для суток знакомства. И чересчур насыщенно ощущение простого объятия, восприятие, как она медленно, но уже свободней дышит носом, щекоча этими вздохами его шею. Ее пальцы так и лежат на его лице, тоже вроде отогреваются понемногу.

А ярость на тех, кто был повинен в ее испуге, пусть и не помнит Лэля еще ничего, клекочет, бурлит глубоко внутри.

И вдруг она медленно отклонила голову, будто пыталась на него «глянуть», не стараясь отстраниться из объятий, что Захар так и не разжал. И что-то совсем новое, иное появилось в самом выражении ее лица, повороте головы, самой позе. Испуг как ушел, стекая с них обоих, исчезая. А Лэля все в него «всматривалась».

— Ты слукавил, говоря, что не уникален. Ты очень опасный, да, Захар? — тихо прошептала девчонка. Не с вопросом, утверждая.

Он не понял ее эмоций, однако, казалось, страха не было. А вот напряжение он ощущал.

— Не для тебя, Лэля, — отмел уверенно и веско, понимая, что в тон понемногу прорывается рокот, минуя его контроль. — Не для тебя… Да и ты не так проста, похоже, — усмехнувшись, поймал ее подбородок пальцами, вглядываясь. Но взгляд девушки оставался слепым. Проницательная. — В корень зришь, выходит.

Она моргнула.

— Так не вижу же ничего… — растерянно выдохнула, не пытаясь избавиться от его прикосновений, наоборот, как льнула больше.

— Не о тех глазах говорю, Лэле. Зрящая? — внимательно… не смотрел, нет, скорее к ее сути прислушивался.

А она прикусила губу, словно внутри нее самой что-то откликнулось, и теперь вглубь себя заглянула.

— Не уверена, что помню, о чем ты, Захар, — отозвалась тем же тихим тоном, — но мне будто бы знакомо и близко то, о чем ты говоришь… Пусть я смысла и не помню, — тяжко вздохнула, отпустив наконец его лицо, и потерла свой лоб, словно взбодриться хотела.

Он не настаивал, видел, как ей сложно. Да и заметил, что утомилась уже.

— А хоть что-то помнишь о прошлом? Или вообще провал? — вернув легкость и не давя больше, он все же разжал руки, освобождая ее.

Кто б его предупредил, как это окажется чертовски тяжело! Пальцы сами потянулись назад, за ней, за самим ощущением этим…

Поднялся, забрал ее поднос, отставив на столик, вернулся к своему стулу напротив дивана.

Говорил открыто и свободно, не настаивая, допуская, что ее воспоминания не так легки, как можно было бы предположить, глядя на наружную красоту. Все эти неосознаваемые оговорки… Может, не только недавние события вспоминать его Лэле не хочется…

Внутри так и не утихла, ворочалась приглушенная ярость, которую сам подогревал такими догадками. Слишком живой, чересчур насыщенный отклик на другого человека. Не помнил такого, не знал ранее.

— Как хлеб печь, вспомнила вот, — искренне улыбнулась тем временем она, откинувшись на подушку. Ее явно утомили эти эмоциональные качели. — Само в памяти всплыло, поэтапно. И руки помнят, — она вновь потерла виски, глаза, зевнула, прикрывшись ладошкой.

А он до сих пор ощущал прикосновение этих пальцев к своему лицу. И почему-то появилась мысль, что не так и сложно починить печь в доме. Там и мороки часа на три. Просто надобности не было в этом последние пару лет ни у отца, ни у самого Захара. Казалось, Лэлю действительно порадует возможность взяться за хлеб.

— Кто тебе сказал, что ты обычная и некрасивая, лэля? — спросил, словно мимоходом, в том же тоне, предполагая, что вот так, между делом, ее воспоминаниям будет легче появляться на свет. — Родные?

— Не помню точно, — между ее бровями пролегла тонкая складка, и пальцы сильнее стали давить на виски, будто головная боль вернулась. Зря углубляется? — Я вроде всегда это знала, с детства. Мать?.. Нет, какая-то другая. «Немать» и другие дети следом говорили… Голова так сильно болит, — вдруг прошептала Лэля настолько жалобно, что он уловил и воспринял отголосок этой напряженной болезненности.

Разорванные слова, без структуры. Вроде больше получилось все из-за того, что он настоял, а она хотела ему ответить. Но вспоминать было сложно и больно, ранило ее. И породило только все новые вопросы.

Что значило «немать»? Именно так она произнесла это, слитно, как определение? Описание женщины, которая ее воспитывала? Что за дети?

Но он знал, что сейчас не время углублять.

— Пей чай, Лэле. Он уймет боль, расслабит, — Захар вновь в ее руку чашку подвинул, говорил все тем же ровным тоном, не спрашивал ничего больше и не уточнял. Хватит, толчок есть, дальше разберется постепенно. — Давай-ка я тебе еще бутерброд с медом сделаю, — предложил, больше повод подбирая, чтобы на минуту выйти, не дать ей уловить и ощутить взметнувшийся гнев, усмехнулся, маскируя то, что не должно было так неистовать… Но бушевало просто!

Не хотел ее пугать сильнее.

Отвлеклась, удалось.

— Давай, раз уж у тебя его огромные запасы, — улыбнулась Лэля так, что он лишь утвердился в догадках, сладкое она любит однозначно. — И не прав был, кстати, ты — очень красивый, — вдруг добила его выдержку, когда Захар почти в коридор вышел.



Резко обернулся, вцепившись пальцами в дерево подноса. Уставился на нее ошарашено, пытаясь осмыслить и понять, что стоит за словами. Но Лэля только удобней на подушке устроилась, кажется, вообще не поняв, что он от ее слов, будто в бетонную преграду на этом пороге врезался, словно не заметил трехметровую стену и на полном ходу впечатался. А она себе тихонько жмурилась, протянув руку в сторону очага. Похоже, считая, что Захар уже вышел.

Это что, блин, такая шутка у жизни?

Мужику под сорок, прошел и огонь, и воду, и медные трубы, по сути, разругался с командованием, отказавшись от должности в штабе, вернулся в поля, а потом и вовсе туда, куда и не думал возвращаться; узнал об окружающем мире то, что большая часть людей и в кошмарах себе не представляли… А сейчас он растерялся и был потрясен простыми и странными словами девчонки, младшей его лет на десять, а то и больше…

Вот так влип ты «Гризли». Как по прямой наводке.

Дыхание так и сперло в легких, давило, но тренированное тело ждало команды разума, а тот оказался в ступоре. Какой-то «боевой режим» включил на автомате, как при штурме объекта или на минном поле: не выдать присутствия раньше времени, не задеть растяжки, выжить бы… обоим.

Странные реакции и мысли.

Не желая ее смущать, не до конца уверенный, как самому на эти слова реагировать, он беззвучно пошел в кухню. А когда вернулся через пару минут с новым угощением, Лэля спала.

Захар не стал ее будить, отдых лечит и мир душе дарит. Да и ему было о чем подумать.