Как раздать долги

Глава 10 ЛАБИРИНТ ГРЕЗ

Меня окружала Тьма.

Абсолютная и прекрасная, чьей частью я когда-то был. Наверное, так ощущает себя младенец в материнской утробе — защищенным и любимым. В какой-то момент даже казалось, что я снова слился с ней, стал чем-то большим, чем глупый старый Темный князь, изображающий из себя веселого мальчишку. Но наваждение рассеялось, прежде чем я успел решить — хорошо это или плохо. Возможность осознавать себя самостоятельной личностью и ощущать в полной мере собственное «я» — вот что разделяло нас с Тьмой.

Вода и масло.

А хочу ли я действительно вернуться обратно? Формально, я все равно не умру, и глупо бояться темноты, когда ты прожил столько, что уже и сам не помнишь сколько. Но я не задумывался об этом с тех пор, как Отступник закрепил привязку на созданном мире, лишив меня даже надежды когда-нибудь стать каплей в великом океане Тьмы.

Именно эта привязка оставалась единственным крошечным барьером между мной и Тьмой, не позволяя мне раствориться и исчезнуть. Конечно, оставалась та лазейка, которой некогда пытался воспользоваться Ририэль. Она появилась с тех самых пор, как Алив уничтожила моего создателя. И я не позволял себе забывать о ней ни на минуту. Кровь Гэбриэла больше не сковывала меня (хотя иногда казалось, что я по-прежнему чувствую знакомую тяжесть), оставался только канал, скрепляющий нас с миром, и это несколько упрощало процесс возвращения во Тьму. Я мог впустить ее в мир, обговорив условия, заключив договор и даже не разрушив при этом половину множественной вселенной. Но это бы не отменило того, что одной из великих сил нет места в нашем мироздании. Свет и Тьма могут лишь наблюдать и немного (это смотря как считать: в пределах отдельно взятого мира или всей вселенной) воздействовать на реальности через своих посредников. И если бы я призвал Тьму (неважно — уйдя в нее тихо или же яростно ворвавшись), последствия были бы неизбежны. Просто в одном случае проявились бы они значительно позже.

Во времена своей юности я часто думал: Отступнику достаточно пролить всего несколько капель крови, чтобы навсегда избавить нас с вселенной от общества друг друга. Но когда Гэбриэла казнили, это стало невозможным. Безусловно, во Тьму меня могла отправить и Алевтина. И я уверен, что для меня у нее было припасено нечто особенное.

В любом случае не хотел бы оставлять Анабель и своих таких нелепых друзей. Привык.

Стоило лишь подумать об этом, как все исчезло в яркой вспышке. Правда, ненадолго.

…Габриэль сидела на большом белом ковре с длинным мягким ворсом и расчесывала волосы. Рядом к стене было прислонено овальное зеркало, чтобы Свет могла любоваться своим хорошеньким отражением. Длинные локоны стекали на ковер, закручиваясь золотыми кольцами. И казалось, что Габриэль окутывает чистое сияние. Она напевала под нос свою любимую «чесальную» песню и в такт проводила старым деревянным гребнем по волосам. Иногда она замирала на несколько секунд, прикрыв глаза, будто прислушивалась к чему-то, слышимому только ей, а затем вновь принималась за любимое дело.

Несколько минут я наблюдал за этой идиллией. Сестра казалась хрупкой и беззащитной, словно сделанной из хрусталя. Хотелось защитить Габриэль от большой и пугающей вселенной, которая не любила Свет только потому, что ее создал творец-изгнанник. Память молчала… после того, как мы перестали быть единым существом, Габриэль приводила себя в порядок исключительно щелчком пальцев, не желая тратить время. И пожалуй, в последний раз я видел, как она возится со своими дивными волосами, много тысячелетий назад.

В следующий момент Свет поймала в зеркале мое отражение и выронила гребень из тонких пальчиков.

— Брат? Ты тоже здесь?

Я обвел комнату взглядом и неуверенно кивнул. Это место было знакомо мне до самой крошечной трещинки на стене. Когда-то давно, когда с момента моего создания прошло едва ли два десятилетия, я называл его домом. Сознание уже достаточно обособилось от Тьмы, и, сдерживаемый железной волей Отступника, я больше не мечтал уничтожить все живое. Наш маленький уникальный мир еще не был создан, и огромный дом-тюрьма, помещенный в защитное поле, напоминающее мыльный пузырь, бороздил просторы междумирья. Он дрейфовал между мирами, словно корабль, потерявший весь экипаж и теперь ожидающий, когда же милосердный ветер направит его на рифы. А я бродил по светлым нежилым комнатам, но чаще сидел в покоях маленькой сестренки, пытаясь привыкнуть к невыносимо яркому свету, всегда окружающему тоненькую девочку. И постепенно он переставал слепить, согревая ту пустоту внутри, куда отец забыл вложить душу.

Иногда Габриэль даже доверяла мне заплести ей косу.

Как же давно это было. Или нет? Вдруг моя жизнь была лишь видением, и скоро названая мать позовет меня вниз, чтобы я помог ей чем-нибудь? А потом из лаборатории вернется усталый отец и снова назовет монстром, которого не желает видеть в своем доме…

— Кажется, я должна находиться совсем в другом месте… Это похоже на сон, нет? — голос Габриэль прозвучал глухо, будто на самом деле нас разделяла прочная стена. — Там было что-то нехорошее. Но я уже забыла. Только знакомый голос. Брат, ты ведь меня найдешь? — серьезно спросила она, будто бы сомневалась в ответе.

— Да, — пообещал я, а в следующий момент реальность поплыла, причудливо смешивая цвета и лопаясь пузырями, словно кипящее молоко. Растворилась в белом тумане комната. Стих голос сестры.

Наверное, подсознательно я понимал, что все неправильно, не так, как нужно. И ловушка захлопнулась. Но внутри было спокойно и легко, а еще очень просто. Без проблем, без тревог, без постоянного ожидания.

И если бы не это едва уловимое ощущение этой неправильности и дискомфорта, я бы так и остался стоять посреди тумана, бездумно наблюдая, как он медленно заполняет собой весь мой мир. Но что-то звало меня, искало, и я пошел сквозь холодную пустоту на этот голос. Иногда замечал мелькающие в тумане фигуры людей, потерявшихся так же, как и я. А может, это были лишь тени или игра моего воображения. И время ощущалось здесь иначе. Я понимал, что, возможно, где-то там, куда мне нужно было вернуться, прошло едва ли несколько часов, в тумане — целая жизнь. И старался не приближаться к местам, где белоснежная завеса истаивала. Чаще всего сны — это кошмары, и я не хотел снова встречаться с тем, что пережил когда-то давно.

Только у прошлого были свои планы.

Когда исчез туман, я не заметил. Секунду назад перед глазами клубилась молочно-белая завеса, а уже в следующий момент вокруг меня возвышались родные стены Цитадели. И я не нашел бы ни одного различия, если бы не тишина, окружающая все надежным коконом. Немного постояв в холле, я слушал ее, а после, нарушая вечность гулкими шагами, направился в библиотеку.

Там меня кто-то ждал.

— Вообще-то он жив! Точно говорю! — непреклонным тоном заявил Элли и быстро пресек начинающуюся панику. Он показал кулак Алиру, чтобы бывший рыцарь не выглядел словно брошенная перед алтарем невеста, и наступил на ногу Ририэлю, чтобы тот перестал смотреть на князя как на труп.

От этой категоричности, несвойственной ангелу, все действительно немного пришли в себя. По крайней мере, перехотелось бегать по квартире, размахивая руками, ударяясь лбом о попадающиеся на пути поверхности и вопя: «Мы все умрем!» Анабель даже перестала всхлипывать, напоследок смешно шмыгнув носом. Таня пощупала у князя пульс, проверила дыхание и реакцию зрачков на свет, после чего решила подождать более аргументированного ответа Азраэля, так как по всем признакам Габриэль был безнадежным трупом и воскресать не собирался.

— Если бы он «умер», хотя по отношению к милорду этот термин применять нельзя, то вернулся бы во Тьму. Он ведь по-прежнему ее часть! Но, как мы видим, тело не спешит развеиваться черным дымом, что обязательно бы случилось. — Ангел фыркнул, будто бы ужасно разочаровался в умственных способностях окружающих его паникеров.

Сейчас он меньше всего походил на обычного Элли, которому хотелось дать конфетку, после чего впасть в кому от умиления. Наивно смотрящие на мир глаза хитро прищурились, показывая пренебрежение к светлым.

— Тогда почему он такой… э-э-э… мертвый? — уточнила Таня.

— Что-то мешает ему вернуться? — предположил Алир, и в следующее мгновение Элли вытащил из воздуха румяный горячий пирожок, вручив лакомство бывшему рыцарю.

— Очевидно, он остался внутри сна.

— Но я не сплю! — возмутилась Таня и на всякий случай больно ущипнула себя, чтобы убедиться в реальности окружающего ее абсурда.

— И тебе не кажется, что проблема именно в этом?

Девушка замолчала, не зная, что ответить на это, и переглянулась с Ририэлем. Тот уже что-то увлеченно бормотал себе под нос, будто наизусть повторял главу из какой-то книги. Но, к сожалению, краткий курс о мире Хель, который им для ознакомления зачитали два года назад, давно и благополучно выветрился из Таниной головы.

— Нужно его вытаскивать, — наконец вынес очевидный вердикт Ририэль. — Элли? Кого из нас двоих Габриэль вероятнее всего послушает и вернется?

Пока ангел раздумывал над этим, Анабель, ощущающая себя предметом мебели, ко всему прочему еще и совершенно бесполезным, на всякий случай переспросила:

— Что значит «послушает»? Есть вероятность, что не захочет?

Ририэль вздохнул и виновато отвел взгляд.

— Это мир грез. Лучшее и, без сомнений, самое безумное творение Хель. Ей ведь запрещено создавать нормальные миры в одиночку. Только вместе с кем-то из Поколения, иначе на свет может появиться чудовище. И запрет появился именно после мира грез. Это тоска, которую она когда-то решила облечь в форму и наделить разумом. Все люди, потерявшиеся во снах, попадают туда. Лабиринт без стен и замков, выстроенный из самых отвратительных кошмаров и сокровенных надежд. Каждая комната — частичка твоего прошлого, за всеми дверями слышны голоса тех, кто был тебе дорог. И уже непонятно, что это не реально… Чем дальше уходишь, тем больше боли и старых ошибок попадается на пути, тем большую цену предлагает мир Убийцы, чтобы стереть эти воспоминания. У него найдется, чем соблазнить Габриэля. И если мы будем тянуть время, тем больше вероятность, что единственное, ради чего он согласится забыть вся и всех, успеет найтись в его подсознании.

Анабель сжала кулачки. Но ее правильном личике застыла решительность:

— Тогда немедленно его вытащите! Силком, пинками, шантажом — безразлично.

— Как скажете, миледи, — кивнул Элли. — Что ж, тогда я начну, Ририэль, если что, поможет…

Она сидела в своем любимом кресле, забравшись в него с ногами, укутанная в вязаный плед, и листала старый том в потрепанном переплете. Если меня кто-нибудь спросил, была ли Анабель похожа на нее, я бы сказал: да, безусловно. Хотя если бы спросивший увидел их рядом, он посчитал бы меня лжецом. Но мне казалось, у их душ есть что-то общее. Словно искры одного костра: яркие, готовые взметнуться пожаром и теплые-теплые.

— Ты не торопился. — Мира перевела взгляд с выцветших чернил и удивленно вскинула брови: — Что за нелепый вид!

— Иллюзия, — пояснил я.

Мы встретились во время первого слияния, и выглядел я совсем иначе. Не копия Гэбриэла, не тощий подросток — совсем другой Габриэль. Впрочем, не стоит отвлекаться.

Пожалуй, в этом своем облике рядом с ней я смотрелся ужасно нелепо. Высокая, статная, она скорее казалась моей сестрой или даже матерью, но никак не возлюбленной. У Миры были тяжелые, прямые волосы и холодные глаза серо-зеленого, болотного цвета. Немного несимметричное лицо с тонкой линией губ, острыми скулами и высоким лбом сложно было назвать привлекательным, и все же для меня она была прекрасна.

Когда-то мы были замечательной парой.

— Хочешь вернуться?

Опять этот вопрос! Все будто сговорились.

— У меня там много всего незаконченного… к тому же…

Однако Мира совершенно бесцеремонно перебила меня:

— Ладно, ладно! — Она указала на соседнее кресло. — Это подождет. Лучше расскажи мне что-нибудь, Габриэль. Здесь всегда тихо и пусто, и я очень соскучилась по твоему голосу.

Вздохнув, я попытался ощутить то, что окружало меня. Нужно было правильно оценивать время. Но его течение почти не чувствовалось, оно было мутным и густым, как заросшая камышами река, ставшая болотом. Редко-редко срывались в пустоту крупные капли, забирая с собой несколько прошедших мгновений.

Это было удивительное ощущение сладкой истомы, когда открываешь глаза еще до рассвета и понимаешь, что прекрасно выспался. Впереди ждет целый день — ясный и теплый, и можно успеть все, что запланировано, после чего потратить несколько часов на лень: расстелить плед на верхней площадке башни и оттуда смотреть, как солнце опускается за горизонт, а на небе медленно загораются далекие созвездия. А пока нежишься в кровати, уютно закутавшись в кокон одеял, понимая, что в эти секунды ты совершенно счастлив…

Я улыбнулся и начал рассказывать. Сначала фразы получались сухими, будто бы я говорил не о своей жизни, а читал отчеты, написанные кем-то посторонним. Мира не перебивала, только подалась вперед и жадно ловила каждое слово. Она редко моргала, и в сумраке библиотеки ее глаза казались почти черными. Впрочем, долго мой рассказ не продлился. Что-то казалось незначительным, чтобы об этом упоминать, о чем-то говорить просто не хотелось.

— Имя предложила Анабель, — я осекся, когда увидел, как переменилось выражение лица Миры, мелькнула даже мысль, что идея рассказать о новой семье была большой глупостью, — в общем-то как-то так… — стушевался, оборвав предложение и начал изучать свои руки.

Мне необходимо было спешить обратно в реальный мир, а не разговаривать с тенью бывшей жены. Но стоило только об этом подумать, как молчавшая Мира улыбнулась:

— Рада за тебя, Габриэль, сын — это прекрасно. А дочь и вовсе восхитительно. Я всегда мечтала о детях. Твоя Анабель молодец, мне бы хотелось увидеть ее. И конечно, ты хочешь вернуться к ним.

Мира посмотрела мимо, будто за спинкой моего кресла кто-то стоял, и прищурилась.

— Но ты уверен, что не совершишь ошибку? Это было бы слишком эгоистично с твоей стороны — постоянно подвергать их опасности из-за того, что не умеешь жить спокойно.

— Думаешь, если я останусь здесь, Анабель будет лучше?

— Конечно, — казалось, Мира удивилась, услышав от меня столь глупый вопрос, — у нее в распоряжении будет весь мир, и никто из твоих слуг не подвергнет жизнь княгини и наследников опасности. Неужели ты действительно думаешь, что творцы жуткие, кровожадные монстры? Что за предрассудки, Габриэль? Это слишком по-детски! Они очень устали, и у них найдутся куда более интересные и важные дела, чем мстить твоей семье. Творцы не любят лишь тебя и, как только ненавистное создание Отступника исчезнет из множественной вселенной, забудут про маленький, никому не нужный мир.

В какой-то момент мне показалось, что Мира молчит, а я слышу собственные мысли, которые уже давно не позволяли мне нормально спать по ночам и смотреть в зеркала. Конечно, осознание того, что ты всего лишь ошибка, не добавляет веры в себя, скорее уж превращает могущественного Темного князя в комплексующего из-за любой мелочи подростка.

— Пойдем, — Мира поднялась на ноги и протянула мне руку, будто бы боялась, что я сбегу прямо сейчас, — я покажу кое-что, а потом ты сам все решишь.

Ее ладонь была холодной, будто бы я прикасался к ледяной скульптуре, ожидая, что она вот-вот растает.

Цитадельская библиотека исчезла, стоило мне только моргнуть. Вокруг снова клубился молочно-белый вязкий туман. И стоящая рядом женщина казалась его частью. Мира стала какой-то неправильной, будто бы сумрак библиотеки ретушировал неточности в ее облике. Цвета поблекли, покрываясь неприятным серым налетом, и в пустых глазах отражался этот туман.

Я не обманывался: нельзя вернуться к жизни, если время перерезало нить так давно, что успело забыть твое имя и роль в судьбе вселенной. Я всем сердцем (за неимением души) любил Анабель, но все равно испытывал горечь, понимая, что женщина рядом — лишь эхо яркой, вредной Миры, которая придумывала абсурдные и смешные истории, не умела просыпаться раньше полудня и любила кислые яблоки.

И эта тень никогда не станет Мирой настоящей.

— Когда-нибудь все исчезнет, но не библиотека, — говорила она, пока мы шли сквозь туман, — в ней собраны книги вселенной, даже вечности не хватит, чтобы пролистать каждый том. И нам не будет скучно. Никогда, Габриэль, понимаешь?

Я думал о том, что вокруг больше не будут вспыхивать яркими искрами смертные друзья и так же быстро гаснуть. И понимал, что не хочу такой вечности. А как иначе? Путь любого человека стоит из поворотов, за которыми он кого-то оставляет. Это нормально. Но говорить об этом не хотелось. Пусть уж лучше считает, что я с ней согласен. Меньше споров и аргументов, которые могут прозвучать разумно.

Мы побывали в недалеком будущем — на дне рождения нашей с Анабель дочери, а потом заглянули чуть дальше, посмотрев, как повзрослевший Натаниэль занимает трон Темного князя. Алир, с выбеленными сединой волосами, говорит о том, что сын оказался достойным своего отца, что-то про мир и спокойствие. И в этот момент Мира рядом со мной заметила: Цитадель не рухнула, и время после моего исчезновения не завязалось в морской узел.

Затем мы вернулись в прошлое, и я с удовольствием вспомнил, как пробирался на Землю подстраивать творцам пакости, когда мне совершенно нечем было заняться. Увидев, что экскурсия не производит должного эффекта, Мира вздохнула и решила отойти от намеченной программы.

Когда туман рассеялся в следующий раз, мы стояли в кабинете Алив, который я посетил не столь давно. Правда, «тетушку» узнал с некоторыми затруднениями. По кабинету металась молоденькая девчонка. Тощая, растрепанная, невзрачная. Растянутая белая майка висела на ней мешком, сильнее подчеркивая выпирающие ключицы, широкие плечи и плоскую, подростковую фигуру.

Стоп! Только не говорите, что это истинный облик Великого творца! О Тьма… И этого несуразного чуда боится вся вселенная? Я был настолько поражен увиденным, что не отследил момент, когда она перестала изображать из себя мечущегося в тесной клетке лисенка.

— Говоришь, глупости? — воскликнула Алив и, будто бы стесняясь, одернула майку.

На всякий случай я все-таки огляделся. Вдруг тот, к кому обращалась творец, прятался в углу и остался мной не замеченным? Однако, не считая нас, присутствующих при сем действии незримо, больше в комнате никого не наблюдалась. Боюсь, напрашивался однозначный вывод, но из вежливости я решил послушать, как «тетушка» спорит сама с собой:

— Многие из нас уже готовы уйти. Это слишком тяжело! Одну ошибку исправили, слуга Бездны упокоился в пустоте. Дальше что? Вселенная на части разваливается, а я могу только заключать пари и ставить подножки в надежде, что кто-нибудь упадет и его можно будет скинуть с игральной доски. На ча-сти! — раздельно повторила Алив. — А сколько еще таких слуг и экспериментов, с существованием которых мы вынуждены просто мириться? Тот же Габриэль со своей сестрицей: каждое их действие — парочка лишних трещин в ткани реальности. И конечно, это инфантильное чудовище не подозревает, почему я так мечтаю от него избавиться. Что? Это я единственное чудовище? Нарываешься…

Она замолчала, будто бы ожидала ответной реплики, теребя в руках крупный, на длинной цепочке медальон, совершенно нелепо смотрящийся на тонкой шее. И мне даже показалось, что, если хорошо прислушаться, — можно услышать чей-то тихий голос. Проблема была в том, что в этот момент я был занят тем, что уговаривал свою шевелюру не вставать дыбом от откровений творца. Все получалось как-то слишком просто и логично, предписывая мне немедленно кинуться в Хаос, избавив вселенную от своего убийственного присутствия.

— Можно подумать, что мне это нравится, — Алив вздохнула, — остается только избавляться от всех прочих ошибок, чтобы хоть как-то баланс соблюдать. Да, сейчас отдохну — пойду разбираться с личной жизнью Хель, если она сама не хочет решать эту проблему. Только подумать! Запихнуть целый мир во временной парадокс, чтобы спрятать от нас ребенка! Ругательств на нее не хватает! И она еще думает, что мне ничего не известно…

Снова прислушавшись к воцарившейся в комнате тишине, Алив рассмеялась по-детски звонко и искренне. Я даже пожалел, что не мог оценить шутку, которую она услышала.

— Отговорюсь каким-нибудь спором, впервой, что ли, играть воплощение зла? Пусть думает, что сама всех спасла и выбрала правильный путь. Ладно, оставь нотации… я слишком устала, — попросила она, подходя к креслу и устраиваясь в нем, поджав под себя худые ноги с острыми коленками. Щелкнула пальцами, создав покрывало, улыбнулась и закрыла глаза.

Мира дотронулась до моей щеки, привлекая внимание, а через секунду нас снова окружал привычный туман. Женщина покачала головой, но я не спешил с криком кидаться на меч. Все равно оного под рукой не наблюдалось. И вообще, зачем облегчать Алив жизнь? Так она хоть изредка заставляет себя вспомнить о собственных обязанностях, а меня не будет, кто ей напомнит о необходимости защитить вселенную от всяких экспериментов?

Вот то-то и оно! Но все-таки…

— Нужно подумать.

Мира улыбнулась:

— В таком случае лучше вернуться в библиотеку.

Лабиринт Элли оказался скучной серой дорогой, ведущей куда-то вдаль, к высоким пикам гор. По краям неширокой полосы росли пыльные, чахлые кусты, и пространство, которое охватывал взгляд ангела, представляло собой унылейшее зрелище. Немного потоптавшись на месте, Азраэль направился в сторону. Вариант идти прямо по дороге казался слишком очевидным.

Наверное, все заключалось в том, что Элли не о чем было жалеть. Ему не хватало крыльев и света Единого, который когда-то наполнял его чистым счастьем, но в то же время, если бы ради Габриэля от них пришлось отказаться повторно — теперь уже осознанно, — он сделал бы это еще раз. Кошмары Азраэлю не снились. Множественная вселенная просто не придумала того, что могло бы напугать синеглазого ангела с доброй улыбкой.

Элли шел по ровной степи, изредка сверяясь с внутренним компасом и не оглядываясь на горный хребет, оставшийся позади. Он не особенно задумывался о том, что князь мог не захотеть возвращаться или просто не найтись среди чьих-то надежд и страхов. И проблемы привык решать поступательно. Не отыщется Габриэль — тогда можно чуточку встревожиться. Скажет, что ему тут неплохо, тепло и уютно — перекинуть милорда через плечо, словно мешок с подарками, и вытащить в реальность.

Было бы о чем беспокоиться! Это светлые любят паниковать по каждому подвернувшемуся поводу. Можно подумать, что это у них любимая игра: раздуть катастрофу мировых масштабов из небольшой проблемы.

Ангел перевел взгляд на солнце, такое же серое, как и все его окружающее. Светило, без сомнений, собиралось опускаться за горизонт, подсказывая, что двигается ангел строго на юг. Затем Элли посмотрел на тень, мирно лежащую у его ног, и нахмурился, ибо та находилась не на положенном месте. Она должна была идти сбоку от него, как и любая приличная тень, но вместо этого бежала впереди, будто кто-то направил в спину ангела прожектор. Азраэль фыркнул и прыгнул в тень, как в воду.

…Габриэль вздрогнул, когда он появился прямо перед ним. Вокруг возвышались шкафы цитадельской библиотеки: они показались ангелу двухмерными изображениями, которыми обклеили крошечную комнату. Сам князь сидел в низком кресле и до появления Азраэля о чем-то беседовал с незнакомой женщиной.

— Анабель волнуется, пойдем, милорд…

— Это тот самый ангел, Габриэль? — почти одновременно с Элли спросила женщина.

Искренне симпатизирующий эльфийке Азраэль посмотрел сквозь нее и наклонился над князем. Кажется, он все-таки чуть опоздал — его определенно узнали, но при этом, кажется, не понимали, куда нужно идти, при чем здесь Анабель и что происходит.

— Неужели здесь тебе будет интереснее? — удивился Элли, не став спешить. В конце концов, схватить в охапку свою находку он мог в любой момент, но любопытному ангелу ужасно хотелось узнать, чем мир грез смог подцепить Темного князя.

Габриэль улыбнулся, немного неуверенно, в совершенно несвойственной манере лишь приподняв уголки губ. Обычная его улыбка всегда больше напоминала оскал, демонстрируя всем белоснежные острые зубы.

— Нет, — все-таки ответил он, — просто некоторые факты, открывшиеся не столь давно, заставили пересмотреть мнение о своем месте в мире. Я бы очень хотел вернуться. Но этим сделаю только хуже.

Азраэль перевел взгляд на молчаливую женщину, но та закрыла глаза и, казалось, вовсе уснула, не слушая их разговор. Давать какие-либо пояснения она не собиралась.

— Ты уверен?

Князь кивнул:

— Я этого и боялся, Элли, что меня остановит не страсть, страх или слабость, а серьезная причина. Оказалось, что она всегда была у меня под носом, я же проходил мимо, стараясь думать о чем угодно, кроме того, что было действительно важно. Анабель сильно рассердится на меня?

— Да, милорд. Думаю, ничто не сможет убедить твою супругу, что это важнее ее и детей.

Бесстрашный, наивный Элли, который никогда ничего не боялся и строго следил за тем, о чем мечтал. Глупый-глупый Элли, безоговорочно доверяющий своему лучшему другу Габриэлю. Мир Хель нашел и для него «вкусную конфету», мимо которой ангел не смог пройти. Если бы он увидел князя, окруженного сбывшимися желаниями, наслаждающегося дарами странного мира, вытащил бы в реальность, не слушая возмущенные вопли милорда. Но этот Габриэль искренне сожалел о своем выборе и говорил о жертве, которую вынужден был принести по какой-то важной причине.

И не поверить ему Азраэль не мог.

— В таком случае я останусь с тобой, милорд. Без меня тебе будет ужасно скучно торчать тут остаток вечности…

— И что нам делать теперь? — слишком спокойно спросила Анабель после того, как стало понятно: Элли не вытащит Габриэля и даже не вернется сам.

Князя и ангела расположили рядышком, на полу, положив под головы подушки и прикрыв пледом. И если Азраэль действительно походил на спящего, то на князя смотреть без содрогания было крайне сложно.

Ририэль почесал в затылке:

— Мне теперь идти, что ли?

— Ты думаешь, что окажешься сильнее? — не поверила эльфу Таня. — Нам нужен план немного продуманнее, чем «просто влезу не-пойми-куда и всех спасу».

— Но время-то уходит! — Алир осторожно потряс Элли за плечо, особо на реакцию ангела не рассчитывая.

— Уже ушло.

— Превосходно! Чем еще порадуете? — Анабель сердито стукнула кулачком по двери, а потом устало вздохнула и села на Танину кровать. — А нельзя кому-нибудь душу продать, чтобы их вернуть?

Алир, Ририэль и Таня синхронно поперхнулись воздухом и переглянулись.

— Не самая лучшая идея. Не думаю, что без души тебе будет лучше.

Эльфийка как-то недобро улыбнулась.

— А кто сказал, что мы будем продавать мою душу? — Взгляд княгини вонзился в Ририэля, не оставляя сомнений, кем именно собиралась пожертвовать супруга Габриэля.

Тот смешно поджал уши и спрятался за Таней.

— Ани! Ты же светлая! Добрая! — воззвал он к стандартным эльфийским отговоркам, почему им лень кого-то ловить и убивать, когда на границах завелись разбойничьи шайки. Мол, грабят-то человеческих купцов, вот пусть их рыцари и ловят… А они пока лучше песенки посочиняют!

— Угу, — согласилась Анабель, — только детям нужен их отец. Не считая этого, я и добрая, и светлая, и какая угодно. Но как-нибудь попозже. Так что, найдется, кого вызвать?

Раздались сухие аплодисменты.

— Мне это определенно нравится! — Из воздуха нарисовалась безобразная женщина. — Привет, племянница! Что у нас тут? — Хель оглядела тела Габриэля и Элли. — Так и знала, что без меня даже пары шагов, чтобы не упасть в лужу, сделать не смогут. Ладно, уговор есть уговор. Сегодня я побуду хорошей тетей-феей…