Как начать карьеру

Глава 6

Ступенька предательски скрипнула под ногой, заставила вздрогнуть, и тут же за спиной послышался негромкий голос:

— Что, Згаш, тоже не спится?

Не знаю, почему я не подпрыгнул до потолка с воплем ужаса — наверное, потому, что профессия некроманта все-таки предполагает наличие крепких нервов. Хотя до мага-практика, ежедневно рискующего жизнью, мне далеко (годы студенчества не в счет, там было все не всерьез!), кое-какие привычки успели выработаться. Поэтому побелевшие пальцы крепче стиснули перила лестницы.

— Это вы, мэтр?

— Я, а кто же еще? — Мой начальник в одних кальсонах прошлепал к стенному шкафу, выудил бутылку и опустился в кресло. — Выпьете со мной?

А что еще делать двум неженатым мужчинам ночью возле камина? Я кивнул и уселся… то есть попытался усесться в другое кресло, потому что в тот же миг из его недр вынырнула когтистая лапа и впечатала мне царапалки в ягодицу.

На сей раз отчаянный вопль все-таки расколол ночную тишину. Мэтр уронил бокал.

— Бесы вас побери, Згаш! Чего орете?

— Н-ничего. — Я с опаской покосился на кресло, полностью занятое кошкой. Вредная скотина даже конечности расставила и хвост распушила, чтобы не оставить конкурентам шансов. — Тут это…

— А… — Заметив причину моего крика, некромант усмехнулся. — Варежка не любит, когда на нее садятся. Кис-кис-кис!

Прислушавшись к интонации хозяина, кошка грациозно выбралась из кресла и прошествовала к нему на колени. На Варежку она никак не тянула — если имелась в виду не варежка тролля-великана.

— Когда я ее нашел, она как раз в варежку и помещалась, — счел нужным пояснить мэтр Куббик. — Было это поздней осенью, она здорово замерзла, дрожала от носа до хвоста. Несколько дней не могла согреться, так у камина в моей рукавице и спала. Выползала только поесть и по нужде… Сейчас у нее в рукавицу только морда и пролезет. Да и то после недельной голодовки!

Кошка открыла один глаз, словно спрашивая: «И у тебя поднимется рука меня неделю не кормить?»

— Крыс она отлично ловит, — добавил некромант и сделал глоток вина. — А почему вы не спите?

Я осторожно опустился в освобожденное от кошки кресло, стиснув в руках бокал.

— Мне та упыриная личинка не дает покоя.

— Вот как? — На меня взглянули поверх бокала так пристально, что сразу вспомнились выпускные экзамены и «добрый-добрый» взгляд преподавателя.

— Она же поздняя! — принялся рассуждать вслух. — По вашим словам, мэтр, вы уничтожили гнездо за неделю до моего приезда. Я тут живу больше месяца. Личинка из первой партии не могла сорок дней просто валяться в земле.

— Почему же не могла? — Некромант задумчиво прихлебывал вино, делая паузы между глотками. — Есть некоторые условия, при которых вылупление может затянуться, но чтобы сорок дней…

— Значит, она намного моложе, — подхватил я. — И была принесена туда позже!

— Кем?

— Не знаю, — признал неохотно.

— Мне этот вопрос тоже не дает покоя! — закивал мой начальник. — Упыри не возникают сами по себе…

— Знаю-знаю, — подхватил я. — Обычно превращение происходит при нарушении обряда погребения… если человек похоронен не в соответствии с постулатами исповедуемой им веры или вообще без соблюдения оных…

— Поэтому после войн упырей всегда так много — какая-то часть покойников остается валяться по оврагам, или просто люди разных стран погребаются в общей яме… Но должна быть и предрасположенность к превращению в личинку, иначе мы бы с вами, Згаш, не знали покоя, мотаясь по миру и упокоивая лезущих отовсюду упырей. Чтобы после смерти человек стал упырем, надо…

— Чтобы его укусил настоящий упырь! — радостно подхватил я. — Или чтобы через могилу в момент похорон перепрыгнула черная кошка…

Лежащая поперек некромантских коленей Варежка открыла один глаз и воззрилась на оратора с сонным негодованием — мол, я не дура, чтобы скакать по жальнику туда-сюда, и вообще, я другой масти.

— Не обязательно кошка, — словно прочел мысли животного мэтр Куббик. — Иногда достаточно и насильственной смерти. Но это-то и наводит на размышления…

Ссадив кошку с коленей, он отошел к стенному шкафу и вернулся с бутылью, откуда щедро плеснул вина себе и мне.

— На какие размышления? — вежливо поинтересовался я.

— На странные! Насильственная смерть тоже бывает разной. Смерть на поле боя, например, казнь преступника, убийство в силу каких-то причин — месть или грабеж. Смерть должна быть не только насильственной, но и неестественной.

— Как та девушка в замке графов Байт?

Наверное, не стоило подавать голос — мой бокал тут же наполнили до краев. Пришлось пить, хотя, надо признать, вино у моего начальника вкусное. Совсем не та кислятина, которую подают в трактирах!

— Да, наверное. — Мэтр подсчитал на пальцах. — Жалко, не догадались труп взять на вскрытие. Я больше чем уверен, что ему примерно шесть — восемь суток. Вопрос: что могло произойти в городе в эти дни?

Я пожал плечами, не рискуя открывать рот.

— Меня это тоже заставляет задуматься, Згаш! — по-своему понял мое молчание некромант и щедрой рукой плеснул в бокал еще вина.

Пробуждение было приятным — кто-то ласково и осторожно щекотал мне щеку чем-то мягким и пушистым. Попытка смахнуть пушинку ни к чему не привела — она не желала убираться, скакала по щекам, словно живая. В довершение всего послышался девичий смех. Ой-ёй, мы что, вчера допились до того, что пошли «по бабам»?

— Ну вот видишь? — подтвердил мои подозрения тихий журчащий голосок. — Не надо его будить!

— Почему? — послышался ответ. — От него было мало толку…

— От него и так его немного! А со спящим нам хоть хлопот меньше — просто затащили бы к себе, и дело с концом!

Та-ак, выходит, я до сеновала все-таки не дошел, и сердобольные девчонки решили мне помочь? Хорошие, надо сказать, тут нравы, в провинции! В столице, да и в любом крупном городе, просыпаться пришлось бы в лучшем случае в караулке городской стражи, а в худшем — сразу в морге, под «заботливыми» руками коллеги-некроманта, которому только что доставили свежий труп для опытов. Ибо в столице заснувшего на улице пьяницу чаще всего раздевают догола, «приласкав» до этого ножом или кастетом, чтобы не мешал работать грабителям. А тут жив-здоров, и по телу елозят прохладные влажные ладошки…

Прохладные?

Влажные?

Ой, мама! Да еще с перепонками!

Мой пронзительный вопль, наверное, распугал всю живность в округе, не говоря уже о неживности. Во всяком случае, мы с двумя лоскотухами отпрянули друг от друга очень резво. Одна из «девчонок» даже не рассчитала и спиной вперед сверзилась с обрывистого берега в речку, на прощанье задрав заканчивающиеся гусиными перепонками ножки. Вторая запуталась волосами в кустарнике.

— Ты чего орешь?

— А ты чего пристаешь?

Кое-как удалось встать на четвереньки — при малейшей попытке выпрямиться мир вокруг начинал вращаться с бешеной скоростью. Дико болела голова, а одна мысль о глотке воды сводила с ума. И плевать, что рядом торчат две озабоченные русалки — подернутая рябью поверхность реки так и манила к себе. Хоть напьюсь напоследок!

— Уф! — Над водой всплыла головка второй водяницы. — Я же говорила, не надо было будить! Вот как мы его теперь к себе затащим? Он же своими криками всю округу перебудит!

— И не только перебудит. — Судя по солнцу, утро уже-таки наступило, и рассветные лучи вот-вот должны были позолотить камыши и кустарник. — Но и еще кое-чего сделает…

— Ныряем, дура! — Лоскотуха дотянулась из воды и дернула товарку за длинные волосы. — Это же некромант!

— Да? — Та попалась либо глупая, либо наивная, либо озабоченная. — Какой симпатичный! Молодой человек, а что вы делаете сегодня вечером? — Длинные ресницы затрепетали очень выразительно.

— Опохмеляется он.

Чужой голос сдул лоскотух, как ветер клочья тумана. Одна без всплеска ушла на дно, другая убралась более эффектно, плашмя упала на воду и напоследок обдала меня дождем брызг. Холодный душ подействовал лучше всякого средства от похмелья — особенно «приятна» на вкус была речная тина, так что мне удалось даже выпрямиться при виде мэтра Куббика, возникшего из тумана в двух шагах от меня.

— Вот вы где, — дыхнул перегаром мой начальник и покачнулся так, что пришлось подставить ему плечо. — Я вас по всей округе ищу.

— Я это… водички хотел…

От воды послышалось заискивающее хихиканье.

— Водички… Угу, — покивал некромант. — Водички — эт' хорошо. Эт' праль-льна! П-шли!

На двух ногах мой начальник, однако, держался намного лучше меня и вверх по склону взобрался первым. Он даже совершил благородный поступок, уступив мне место у ведра, которое заботливо выставила на крыльцо госпожа Гражина. Кухарка встретила нас уже на кухне, сложила руки на переднике и сурово поджала губы.

— Завтракать будэ? — поинтересовалась она.

При одной мысли о том, что придется еще и есть, желудок совершил «попытку к бегству». Он настаивал на своем столь упорно, что пришлось его немного «проводить до крылечка», где я и остался сидеть, время от времени смачивая водой из ведра лоб и виски. Шевелиться совершенно не хотелось, глаза закрывались сами собой, и появление на дворе какого-то человека застало врасплох.

— Мама! — выдавил непроизвольно, когда надо мной склонился чей-то силуэт.

— Мастер дома? — Силуэт тряхнул меня за плечо.

— Т-там, — мотнул головой в сторону двери.

— Ага. — Мимо, грохоча так, что сотрясалось крыльцо, протопали огромные сапоги.

Я прикрыл глаза. Утреннее солнышко ласково грело, еще не припекая по-настоящему… Хорошо-то как! Можно, я тут посижу денек-другой? Сил нет шевелиться…

— А, вот вы где, Згаш!

А! Что? Где?

— Вставайте и собирайтесь! Есть заказ!

Сейчас? Не-эт, ни за что! У меня перед глазами земля вращалась и желудок бродил туда-сюда, как медведь-шатун, не мог вспомнить, где его место, и периодически подкатывал к щекам, а вы про сборы…

— Та-ак, понятно… Погодите-ка минуточку…

Ой-ёй! Ведро! Холодной воды! Прямо на голову! За что?

— Бодрячком, бодрячком… А теперь выпейте это!

Что? Опять пить? Но с начальством не спорят. Ф-фу, гадость какая… Надеюсь, это не очередная разновидность местного самогона?

— Вот так, отличненько… А теперь встаем и идем переодеваться. Я жду вас в конюшне! Времени в обрез!

Палач! Извращенец! Сам-то бодрый и свежий, как огурчик, а бедный помощник мало того что еле ноги переставляет, так еще и мокрый с головы до ног. А впереди пытка под названием «верховая езда»… И зачем я пошел работать к этому доморощенному палачу? Он же и мертвого заставит подняться…

Осознав весь комизм только что промелькнувшей мысли, я хихикал полпути, заставляя своих спутников бросать на себя осторожные взгляды. Держу пари, мой начальник не раз и не два исподтишка хватался за оружие, когда я в очередной раз фыркал от сдерживаемого смеха.

Впрочем, надо признать, что та гадость, которую в меня влили, возымела действие. Наверняка это было обычное средство от похмелья, поскольку к концу пути мир перестал вращаться перед глазами, желудок удобно устроился на привычном месте, и вообще жизнь стала казаться намного приятнее.

Мы покинули город и направились к одному из небольших хуторов, которые окружали Большие Звездуны со всех сторон. Одни из поселений располагались чуть ли не у крепостной стены, другие отстояли от города на приличном расстоянии. Имелись среди них маленькие — в один-два дома, а некоторые уже можно было назвать деревушками. Общее обнаружилось одно: жили тут потомки какой-нибудь семейной пары, перебравшейся в эти края несколько поколений назад.

Этот хутор имел один большой дом с двумя входами — верный признак того, что здесь жили две семьи, которые никак не могли поделить хозяйство. Имелись и две клети, где ютились работники. В конце лета на полях работы невпроворот — надо убирать хлеб, косить сено, да и на огороде и в саду тоже начинают поспевать овощи и фрукты, но ради такого события, как визит некроманта, все взрослое население хутора столпилось во дворе. Навскидку тут было около трех десятков человек — мужчины, женщины, подростки. Посланный за нами дюжий парень растворился в толпе, едва мэтр Куббик спешился.

— Не все собрались, — промолвил начальник, когда я присоединился к нему.

— Вы уверены? — переспросил, обежав глазами собравшихся.

— Уверен. От нас по традиции прячут беременных женщин и детей младше семи лет. Люди иногда бывают так суеверны…

Вперед шагнул глава хутора — жилистый мужчина с вислыми седыми усами, одетый не как селянин, а, скорее, как зажиточный горожанин. На загорелом до черноты лице светились ярко-голубые, словно у эльфа, глаза. Трое из собравшихся мужчин походили на него как две капли воды.

— Чем могу? — первым нарушил молчание мэтр Куббик.

Мужчина стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Дочка у меня… — выдавил он. — Вот…

Люди расступились, словно колосья, которые раздвинула невидимая рука. Тишина установилась такая, что сразу стал слышен подозрительный звук, похожий на монотонный глухой стон. Пошарив глазами по сторонам, я заметил его источник и, наклонившись, заглянул в собачью будку. Туда забился здоровенный цепной кобель, из тех, которые одним своим видом способны напугать до икоты банду грабителей. Сжавшись в комок и прикрыв морду лапами, пес тихо выл. В широко раскрытых карих глазах плавал почти человеческий ужас. Пес не стал сопротивляться, когда моя рука потянула за толстую цепь, — выполз, как мешок, но, оказавшись на воздухе, уперся лапами и со всех сил дернул цепь назад, скрываясь в будке.

— Чего это он?

— Да вот. — Хуторянин смотрел такими же больными глазами. — С самого утра. А Рыска, так та вообще щенят на зады перетащила…

Мы с мэтром Куббиком переглянулись. Уже этого было достаточно, чтобы все понять, но хотелось убедиться, что нам ничего не мерещится.

Люди отпрянули в стороны, когда мой начальник сделал несколько шагов к завалинке. В тени, где-то между пристройкой к дому и коровником, на приступочке сидела, уронив руки на колени и тупо глядя перед собой, девушка лет семнадцати.

— Три дня ее дома-то не было, — жарко зашептал за спиной отец. Он оказался единственным, кто рискнул последовать за нами. — Ну мы со старухой не слишком заботились — взрослая уже девка-то, заневестилась… По осени сватов ждали. Думали, что с парнем каким в шалашике над речкой время коротают… А сегодня на рассвете она вернулась. Собаки вой подняли. А дочка как вошла, так вот села — и не шелохнулась. И это… того… ну… сами гляньте!

Мы одновременно кивнули, остановившись перед девушкой. Потом некромант присел на корточки и двумя пальцами попытался приподнять ее лицо.

Со второй попытки это удалось.

Бледная, водянисто-белая кожа, синеватые припухшие губы, пустой взгляд… Она даже не заметила прикосновения — едва мэтр отпустил подбородок, голова опять бессильно склонилась на грудь.

Я взял холодную влажную руку за запястье, сжал пальцами.

— Бесполезно, Згаш, — шепотом остановил меня начальник. — Неужели вы не чувствуете?

Чувствовать-то я чувствовал — как-никак, этому меня учили целых пять лет.

— Все точно так, — послышался голос мэтра.

— Что «так»? — заволновался хуторянин. — Вы чего-нибудь поняли, господин некромансер? Чего с дочкой моей-то приключилось?

— Поняли. — Мэтр Куббик пошарил взглядом по сторонам, я тоже, но знакомой фигуры в темном платье что-то не было видно.

— И чего? Лечить ее или того… ну… это…

— Ничем ваша дочь не больна, — поджал губы некромант. — Тут поблизости осинник был, мы проезжали. Згаш, сбегайте за инструментами.

Других слов не требовалось. Достав боевой нож, я направился к воротам, так и оставшимся распахнутыми после нашего приезда. Обычно хуторяне живут уединенно — от одного поселения до другого несколько часов пешего хода по полям и лугам, редко кто селится на расстоянии меньше версты друг от друга, но сегодня был особенный день. За воротами топталось несколько человек — судя по всему, соседи, мучимые любопытством. Не побоялись тащиться в такую даль… Интересно, откуда они узнали?

До осинничка насчитывалось примерно полверсты — небольшая рощица шелестела листвой на обочине дороги, по которой мы проскакали некоторое время назад. Пока шагал туда и пока махал ножом, подрубая осинку подходящей толщины, а потом ошкуривал ее, строгая на колышки, напряженно думал. Мне было понятно, что с девушкой, но я никак не мог взять в толк, как это случилось. За трое суток могло произойти все что угодно, но почему она не осталась там? Почему пришла назад? Ее отпустили? Зачем? Или (тут мне стало страшно!) она ушла сама? Но это невозможно! Вот бес, что же стряслось? Куда и зачем уходила девушка? Что заставило ее покинуть дом? Не украли же ее, в конце-то концов? Отец сказал, что был уверен: дочка загуляла с каким-то парнем. Если да, то где этот парень? Его видели возле дома, или девчонка просто отговорилась — мол, пошла с дружком полюбезничать?

Я вертел эту проблему в голове так и эдак и в конце концов решил, что надо разыскать парня и задать ему пару вопросов. Где они договаривались встретиться? Когда? Что он сделал, когда понял: подружка не пришла на свидание? И вообще что это за парень-то такой?

Пока суд да дело, толпа любопытных у ворот выросла чуть ли не вдвое. Как быстро выяснилось, не за счет сбежавшихся соседей, а за счет тех, кто потихоньку перебрался со двора наружу, подальше от «грозных некромансеров».

Возле девушки стояли двое — ее отец и мой начальник. Несчастная сидела все так же неподвижно, не шевелясь и не моргая. Да и с чего ей было шевелиться?

— Бабка Ацула сказала, порчу на девку навели, — произнес хуторянин как раз в тот момент, когда я подошел. — Асилки[15] сделали, не иначе!

— Угу. Асилки, — покивал головой мой начальник.

— Так, значит, вы того… прочу снимать будете? — заметно оживился хуторянин, когда заметил несколько осиновых колышков.

— Будем. Непременно будем… Вот что, уважаемый, уведите-ка отсюда всех посторонних и попросите, чтобы нам принесли огня из печи. В старом горшке. Насыпьте углей, сверху немного мха — и довольно!

Обнажив свой нож, мэтр Куббик пальцем попробовал остроту лезвия.

— Огонь-то зачем? А-а, обводить ее, значит, чтоб заразу всю вытравило! — обрадовался мужчина. — Ну дак я парням кликну, они живо два костра разведут, прогоним между ними Зирку — и дело…

— Никого мы никуда прогонять не будем, — категорично оборвал собеседника мой начальник. — А чтобы народ без дела не болтался, пошлите кого-нибудь за чистым полотном. Можно небеленым, но главное, чтобы его недавно соткали и еще ничего с ним не делали — не резали, не красили. Кусок нужен примерно два аршина на три. Есть такой?

Хуторянин переглянулся с кем-то из женщин и кивнул:

— Разве что две половинки сшить… Это будет!

— Далее, — взглядом поблагодарив парнишку, притащившего горшок с углями, и голой рукой поворошив их, продолжал распоряжаться мэтр Куббик, — хорошо бы отправить пару крепких парней с лопатами на жальник.

— Это можно! Кроха, Миха! Руки в ноги и вперед!.. А зачем?

— Могилу копать.

— Могилу копать! — эхом гаркнул мужчина.

— И еще троих — в лесок, с топорами, — продолжал спокойно распоряжаться некромант, зачерпывая ладонью угли и начиная разбрасывать их на дворе полукругом.

— За дровами? — уточнили тут же. — Баньку затопить, чтоб, значит, все дурное выпарить? Так у нас полная поленни…

— Домовину делать!

Доселе хуторянин слушался моего начальника беспрекословно, но при слове «домовина» как споткнулся:

— Че… чего такое вы сказали, господин хороший? Домовину? Для чего?

— Для дочери вашей! — Мэтр бросил наземь последнюю горсть углей, еще раз проверил пальцем остроту ножа и кивнул мне — мол, приготовься.

— Да ведь домовину это того… для этих… покойников готовят! — забеспокоился тот. — А она живая! Вы с нее порчу снимите и…

— Сударь. — В голосе некроманта было столько льда, что даже рассыпанные угольки кое-где подернулись пеплом. — Я не собираюсь снимать порчу с вашей дочери и не собираюсь ее исцелять! Она мертва! И ее нужно нейтрализовать! Згаш, ко мне! Отойдите!

Мы машинально сделали шаг — я вперед, хуторянин назад. Мне случалось заниматься подобным на практике, и тогда тоже пришлось стоять на подхвате, держа колья. Можно справиться и в одиночку — рассыпанные угли не дадут нежити сделать лишнего движения, — но это дольше. А совсем близко в затылки дышала взволнованная толпа соседей и родственников. Если им померещится, что «злобные некромансеры» издеваются над беззащитной девушкой, люди от нас мокрого места не оставят. Для того чтобы дать им понять, насколько все серьезно, можно нарочно промахнуться с первым ударом, раздразнить нежить — страх иной раз лучший учитель.

Нежить повела себя обычно: внезапно она подняла голову, повела ею из стороны в сторону. Кто-то из женщин охнул: «Очнулась, рыбонька!» Девушка аж встрепенулась, услышав этот голос. Тело ее напряглось, пальцы скрючились. Верхняя губа дрогнула — клыков там еще не было, но от этого стало жутко. Бестрепетно шагнув в круг углей, мэтр Куббик полоснул себя ножом по запястью — и нежить взвыла, почуяв кровь.

— Бей!

Некромант сделал шаг назад, и девушка всем телом налетела на невидимую стену, которую круг углей проложил между нею и остальным миром. Она вскрикнула, словно от сильной боли. Я замахнулся колом. Неважно, куда нанесешь первый удар, главное — не промахнуться вообще.

— Нет!

Надтреснутый старческий голос прозвучал до того неожиданно, что рука дрогнула и острие кола лишь скользнуло по боку нежити, распоров одежду и слегка зацепив кожу. Девушка взвыла, отмахнулась, и я рухнул на спину, сбитый с ног мощным ударом. Чисто машинально выставил кол вперед — не знаю, как мне удалось не выпустить его из рук. Мелькнула шальная мысль: если она бросится в атаку, непременно напорется на острие.

В следующий миг в мою сторону бросились двое — мой начальник и невесть откуда взявшийся священник.

— Не дам! — вопил старец, размахивая посохом. — Изыди прочь! Не тронь ее!

Мэтр Куббик наподдал ногой, швырнув в нежить валявшиеся на земле угли, и та отпрянула, отряхиваясь и размахивая руками так, словно ее атаковал целый рой мошкары.

— Прочь! — Священник теснил некроманта. — Не дам над живой душой изгаляться!

— Души в ней нет! Она мертва, — огрызнулся мэтр.

— В тебе души нет, поганец!.. А вы чего стоите и на душегубство взираете? — внезапно напустился старик на обитателей хутора.

— Так ведь того… они говорят, что мертвая…

— Больная она, а не мертвая! — завопил священник, срываясь на визг и стуча посохом оземь. — Неужто не видно? Одержима она бесами, кои пристали к ней, пока бродила девица незнамо где!

Это заявление было встречено с энтузиазмом. Люди сбросили оцепенение, заговорили чуть ли не хором.

— Вишь ты! Живая! — сварливо рявкнула какая-то женщина. — А ты сразу за некромансерами кинулся! Вот угробили бы нам девку ни за что ни про что!

Девушка отступила к стене, подальше от круга углей, и, скаля зубы, озиралась по сторонам. Она зарычала, как зверь, когда священник шагнул к ней, бормоча молитвы.

— Осторожнее, пра, — напутствовал его мой начальник.

Тот лишь отмахнулся и продолжил бормотать молитвы, нацелив на нежить посох. Ущипните меня, но, кажется, в его навершии врезана черная косточка![16] Девушка не спешила нападать, и это явно сместило настроение толпы в пользу священника. Он приободрился, забормотал громче. В надтреснутом голосе послышались веселые нотки, хотя специалисту было ясно: нежить отнюдь не смирилась под действием молитвы, а лишь выбирает время для атаки.

Выждав удобный момент, вперед шагнули стоявшие до этого в сторонке послушники. Едва их пальцы сомкнулись на запястьях девушки, она встрепенулась, взвыла дурным голосом и дернулась, скаля зубы и пытаясь достать кого-нибудь. У нежити мощная сила, только что нехилого парня сбила с ног одним взмахом руки, но совладать с этими противниками оказалось невозможно. Крепкие парни, которым более пристало дубы узлами завязывать, а не в храме полы подметать, без особого труда удерживали беснующуюся на вытянутых руках. Девушка выла, рычала и стонала. На губах ее показалась пена, глаза закатились.

— Видите? — Священник разве что не прыгал на одной ножке, тыча в ее сторону посохом. — Видите, как ее бесы-то корежат? Одержима она, ясное дело!

Хуторянин, его многочисленное семейство и работники согласно кивали головами, внимая каждому слову, как божественному откровению.

— И чего теперь? — Глава семьи заговорил первым. — Она такой навсегда останется?

— Нет! — провозгласил священник. — Мы отправим ее в больницу при храме, где с помощью богов попытаемся исцелить. Трудно будет, говорю сразу. Но давайте верить в лучшее!

Упирающуюся нежить потащили к воротам под любопытными взглядами зрителей. На нас пока не смотрели, и мэтр попятился к коновязи.

— Пора возвращаться, Згаш, — пробормотал он на ходу.

— А как же… — Я проводил взглядом девушку.

— Будем надеяться, пра знает, что делает! — ответил мой начальник, вспрыгивая в седло. — У нас, конечно, бывали разногласия, но тут, признаться, я немного сглупил — наша работа не терпит лишних свидетелей. Не все люди способны адекватно оценивать опасность, исходящую от упырей, особенно когда кровососом становится близкий человек. В начале моей карьеры был случай: после смерти мужчина стал упырем. Первым делом он загрыз соседа, который докучал ему при жизни. Потом покушался на тещу и собственную жену. Когда белым днем его могилу разрыли, он выглядел как натуральный упырь — свежий, белокожий, ничуть не тронутый тлением! И чудом оставшаяся в живых вдова кинулась его целовать, в гробу-то! Ее еле оттащили — не давала кол в него забить и голову отсечь. Мол, не позволю над моим любимым так изгаляться! И плевать, что этот «любимый» ее накануне чуть не убил! А тут — дочь!.. Ладно, запишем это как ложный вызов.

Нам повезло уехать невредимыми — в том смысле, что никто не пытался кидать в некромантов тяжелыми предметами, хотя кое-кто из мальчишек и крикнул вслед обидные слова. Мэтр Куббик даже не дрогнул, а я невольно бросил взгляд назад. Всегда так — сначала слово, потом камень…

— А как вы думаете, — нарушил я молчание, когда мы уже отъехали на достаточное расстояние, — что с ней случилось?

— Сам над этим голову ломаю, — помолчав, ответил мой начальник. — Нежить обычно домой не возвращается… То есть приходит, конечно, но не вот так. Не сидит в уголке, как потерянная, белым днем, а приходит ночью и сразу кидается убивать! И сначала всегда навещает тех, кто ей при жизни не нравился.

— Может, мы имеем дело с новым видом?

В душе у меня все замерло при этих словах. Что может быть любезнее некроманту, чем шанс увековечить свое имя и остаться при этом в живых? А вдруг через несколько лет в учебниках появится «упырь Груви»? В голову тут же полезли стройные фразы, описывающие его отличия от остальных.

— С нежитью, которая бросает свои личинки где попало и даже не пытается их контролировать? — вернул меня с небес на землю вопрос мэтра. — Это как-то не типично!

— А что для нежити типично? У нее нет разума! Она не может знать, что происходит…

— Стоп! — Некромант так резво осадил своего коня, что мой мерин по инерции пробежал вперед несколько шагов. — А ведь это мысль! Поворачиваем назад!

— Зачем?

— Мне нужно задать этим людям пару вопросов!

— Может, не стоит? — воображение живенько нарисовало толпу с кольями наперевес.

— Стоит!

Жеребец мэтра Куббика взял с места таким резвым галопом, словно эта идея пришла именно в его голову. Пришлось догонять начальство, проклиная все на свете. Какое счастье, что командовать мной ему осталось всего месяц!

На хуторе повторному визиту некроманта не обрадовались. Народ только-только разошелся по делам, и никто не горел желанием судачить. В конце лета каждый рабочий час на счету, а сегодня и так пропало почти полдня, и людям не хотелось терять оставшееся время. На наше счастье, мать пострадавшей девушки была дома и яростно шпыняла трех работниц и двух снох. Третья была на сносях и, пискнув, ринулась прятаться в дальние комнаты, когда мэтр Куббик переступил порог горницы.

— Почтенная, — сразу взял быка за рога мой начальник, — мне необходимо с вами поговорить!

— О чем еще разговаривать? Уже все давно говорено, — ворчливо отозвалась та.

— Я хотел спросить о вашей дочери…

Вертевшаяся тут же пятнадцатилетняя девица (судя по всему, младшая сестра погибшей), тоже поспешила убраться подобру-поздорову.

— А чего о ней говорить? Пра ее забрал…

— Да, он знает свое дело, и я уверен, что спасет ее душу, — любезно ответил некромант. — Что касается меня, то я больше интересуюсь как раз женихом вашей дочери. Он тоже мог пострадать. Я беспокоюсь о тех людях, которым парень навредит. Его надо отыскать и… э-э… препроводить для исцеления…

Такой поворот дела хуторянку устроил. Еще несколько наводящих вопросов, и правда выплыла наружу.

Зирка, как звали несчастную девушку, с малых лет была себе на уме. Она почти не заводила подруг, мало гуляла на игрищах. Правду сказать, девушка только красотой и взяла — работница из нее была плохая. Какое дело ни поручи, сперва берется охотно, а потом глядишь — работу отложила, сидит, уставясь вдаль. Начнешь с нею разговаривать — о чем, мол, задумалась? — так она станет какую-нибудь басню рассказывать, мол, только что придумала. Вечерами, конечно, послушать интересно, но настоящая женщина должна уметь работать, а басни складывать — не бабье это дело. Одно утешало родителей: дочка старшая. За старшей можно дать большое приданое и выдать замуж за сына самого зажиточного соседа. Будет у нее тогда полно работниц, которые станут и хлеб печь, и за домом следить, и скотину обиходят. А она пусть детишек рожает и им свои басни сказывает. Только не вились вокруг Зирки парни: отпугивали их умные речи, которые вела дочка хуторянина. Вот и порадовались родители, когда она сперва обмолвилась о каком-то рыцаре, который ее повстречал возле Холодного Камня, а потом на три дня пропала. Думали, нашла-таки себе Зирка суженого по сердцу. Хотели расспросить, кто таков, как воротится, а оно вон как вышло…

Покидали мы хутор в раздумьях.

— Холодный Камень, — на полпути нарушил молчание мэтр Куббик. — Знаю я это место. Туда со всей округи бегают топиться от несчастной любви.

— Значит, она тоже? — догадался я.

Мой начальник пожал плечами:

— Вряд ли от любви. Скорее, от ее отсутствия. Хотя девка молодая, рано ей было горевать… Видели младшую сестренку? Так вот, Зирка могла побежать топиться, только если бы эта девчонка раньше ее замуж выскочила. Для старшей это позор, не отмоешься вовеки! Даже хромой седой вдовец ее за себя не возьмет! Так что что-то тут нечисто!

Я уже совсем было решил, что сейчас мы повернем к Холодному Камню, и не ошибся. Ну что за вожжа попала под хвост моему начальнику! Из-за простой девчонки так кипятиться! Хотя… новый вид нежити… заманчиво… «Упырь Груви — Куббика» тоже неплохо звучит. Как бы его обозвать? Может, «водяной упырь Груви — Куббика»? Подкараулил несчастную жертву, заманил к себе, потом разглядел ее как следует и… отпустил? Вот это уж действительно будет новое слово в нежитеведении!

Холодный Камень находился в такой глуши и стоял так далеко от человеческого жилья, что по дороге мне несколько раз почудилось, будто мы заблудились. Особенно ясной эта мысль стала после того, как некромант внезапно спешился и повел своего жеребца на поводу. Плетущийся за ним по пятам и немилосердно хромавший старый мерин вздохнул с облегчением, когда я проделал то же самое. По любым подсчетам прошло больше часа — такое впечатление, что сей долгий путь был нарочно предназначен для того, чтобы жертвы несчастной любви по дороге десять раз подумали: а оно им надо, топиться в таком неподходящем месте? Есть же много способов покончить с собой гораздо быстрее, например скончаться от голода и усталости еще на полпути к цели.

Возле Холодного Камня на крутом речном берегу стоял туман.

И это казалось странным, ведь больше его нигде не наблюдалось. Туман обволакивал стволы редких деревьев (березок вперемешку с рябинами и кленами), и шагах в пяти все пропадало в дымке, а за десять шагов ничего нельзя было разглядеть. Под ногой что-то несколько раз хрустнуло прежде, чем я опустил глаза и посмотрел, на что наступаю.

— Эт-то же… Ой, мама!

— Да, сюда часто приходят умирать дикие звери, — не оборачиваясь, проинформировал меня мэтр. — Сами понимаете, Згаш, никто эти трупы закапывать не будет. Так что смотрите под ноги!

Вовремя он это сказал! Впрочем, не так уж много тут обнаружилось костяков! И крупных среди них не попадалось — самый большой зверь при жизни был лисицей, да и та явно забежала сюда в поисках мелких грызунов.

Самих камней оказалось два: две серые тени внезапно выступили из тумана. Одна, огромная, — справа, а другая, поменьше, — слева. Лишь через несколько шагов, когда подошли ближе, заметили, что больший «камень» — это остов старого здания с прогнившей крышей и заваливающимися друг на друга пристройками. Строение стояло на самом берегу, чудом не падая в реку. А может, уже и начало валиться, когда хозяева его бросили. Даже мне, городскому жителю, стало понятно с первого взгляда, что когда-то это была водяная мельница. Половодье унесло колесо, которое вращала на стремнине вода, но основа, на которую оно крепилось, никуда не делась. Стремнина проходила как раз между берегом и торчавшим из воды валуном, который больше напоминал памятник, — такие ровные бока и закругленная макушка в природе встречаются редко. Камень стоял посередине русла, с противоположной стороны угадывалась отмель. Там буйно разросся рогоз, торчали веточки ивняка — реке негде было развернуться, и вся ее масса устремилась в проход между Холодным Камнем и мельницей. Из мутной, серой сквозь туман воды торчали обточенные червецами бревна — когда-то тут находилось что-то вроде мостков.

— Присмотритесь к камню повнимательнее, Згаш, — шепотом предупредил мэтр, когда, привязав лошадей, мы подошли к самому берегу.

— А что с ним такое? — Я добросовестно вытаращил глаза в туман.

— Ничего подозрительного не замечаете?

Хм. Камень как камень, обычный неправильной формы валун. Макушка слегка закругленная, бока обточены водой, все в пятнах мха от постоянной сырости.

— Есть такое местное поверье, — глухо заговорил за спиной некромант. — Много лет тому назад, еще во времена Войны Трех Королей, здесь был хуторок. Стояла тут самая большая мельница в округе. Мука, которую на ней мололи, не портилась никогда — не слеживалась, жучки не заводились. А уж какой хлеб из нее пекли — басня! Пышный, вкусный, подолгу не черствеющий… Поговаривали, что мельницу держал то ли бывший эльф, то ли колдун…

— А разве эльфы бывают бывшими? — перебил я.

— Бывают. Так говорят о том, кто совершил какое-то преступление, свои же его изгнали, вычеркнули родовое имя из списков и прокляли. Такому отступнику в свои земли хода нет, вот и селятся изгои под чужими именами где-нибудь в глуши… В общем, про эльфа слухи не просто так ходили — мельник жил здесь более полувека, а все не старел. Но речь не о нем. Была у него дочь. Красавица — слов нет… Ее Деним Мас хотел графиней сделать…

— Мас? Графиней? — Мне показалось, что я ослышался. — Вы, наверное, хотели сказать — Деним Байт?

— Деним Мас, молодой человек. Байты — это побочная ветвь рода. Графами они стали уже после этого случая. Трое Масов было — два брата и их кузина, которая вышла замуж за Байта. Старший Мас как раз скончался, оставив жену на сносях, причем скончался как-то странно… В городских хрониках есть упоминание, но оно к делу не относится… В общем, приехал в город его младший брат — принимать бразды правления. И увидел вскоре после приезда дочку мельника. Влюбился так, что захотел жениться и сделать ее графиней. Только мельник оказался против!

— Почему? Разве для его дочери было бы плохо стать графиней?

— Выходит, что плохо… В общем, улучил он момент и утопил Денима Маса. И, чтобы тот не всплыл, привязал к его ногам камень.

— Точно?

— Точнее не бывает — камень потом всплыл.

— Вот как? — Я аж крикнул от удивления.

Что-то часто в последнее время начал вопить — нервы совсем ни к бесу стали! Нет, некромантия — очень вредная профессия. Не зря же все старики такие мрачные типы — небось все издерганные донельзя… И правильно я поступил, что написал заявление об уходе. Здоровье у меня одно, как ни крути!

— Да. Это он и есть. — Куббик кивнул на лежащий в воде валун. — Он не просто всплыл — он растет. Присмотритесь к нему внимательнее, Згаш!

Я сделал шаг вперед, схватился за кусты, чтобы не сверзиться в воду с крутого берега. Ой, точно! На камне видны следы веревок, которыми его обвязали! Только эти следы довольно толстые — никак не меньше тех канатов, которыми поднимают городские подъемные мосты. Камень рос — и отпечатки росли вместе с ним!

— Да, — послышатся голос моего начальника, — что-то вмешалось в ход событий. То ли сам мельник был плохим колдуном и его магия дала «побочный эффект», то ли боги в тот день смотрели на землю, а не по сторонам, как обычно. Мельника выдала родная дочь — узнав, что случилось с возлюбленным, девушка бросилась на городскую площадь и ударила в Било Справедливости. Видели лобное место, когда приехали? Там такая чугунная болванка висит, вот это оно и есть. Любой может, ударив в него, воззвать к суду и мести… В общем, подняла она народ. Прибыли и родственники покойного графа: его беременная невестка и кузина. Узнав, что случилось, вдова начала рожать — благо срок уже подходил. Родила чуть ли не на помосте, да и скончалась. Ребенок, однако, остался жив, но к власти его не допустило семейство Байт. Вот так они и стали графами, не совершив для этого ровным счетом ничего!

— А мельник?

— Повесился. На воротах своей мельницы. Когда сюда прибыла толпа из города, он уже висел мертвый — так записано в хрониках. И заметьте, Згаш, — там отмечено, что одежда и волосы его были мокрыми и с него капала вода, как будто его сначала утопили, а потом уже вздернули!.. Самоубийство — самый лучший способ взять на себя вину и заодно избежать судебного расследования. В законах сказано: вся вина на том, кто найден мертвым после совершения преступления. Труп, кстати, бросили в воду — убийцу отправили к его жертве.

— А как же дочка мельника?

— А что ей? Она некоторое время жила тут одна. Эти мостки были проложены для того, чтобы девушка могла приходить на этот камень и сидеть на нем. Часто там бывала… Сначала сюда по старой памяти ездили зерно молоть, но мука с каждым годом получалась все хуже и хуже. Наконец совсем забыли дорогу в эти края. А мельничиха умерла.

— Утопилась? — догадался я.

— Утопилась. И с тех пор это место просто притягивает тех, кому невтерпеж. Тут ведь глубоко. Да и они помогают.

— Кто — они?

Некромант не ответил, только коротко указал глазами куда-то через плечо. Поворачиваясь, я уже знал, кого увижу.

…Они сидели на камне. Вдвоем, но не вместе. Две тени. Молодой мужчина, так похожий на Анджелина, что я даже себя ущипнул (единственное отличие состояло в том, что Деним Мас носил усы и бородку), и немолодая уже женщина, сохранившая остатки былой красоты. Мельничиха ведь пережила своего возлюбленного надолго… Несмотря на то что их останки покоились рядом, они не могли соединиться даже после смерти.

— Существует какое-то проклятье, которое произнес мельник перед смертью, — прозвучал за левым плечом голос моего начальника. — Что конкретно он сказал, никто не знает, ведь свидетелей его самоубийства не было. Но это проклятье обладает огромной силой: ведь для того, чтобы оно исполнилось, заклинатель заплатил высшую цену — отдал собственную жизнь!

— А вы-то откуда это знаете?

— Ну… — Мэтр Куббик наклонился, подобрал камешек и легкомысленно швырнул его в воду. — Я купил эту практику у прежнего городского некроманта. Старичок страдал подагрой и ревматизмом, по жальникам лазить ему уже стало затруднительно. Когда я сюда приехал, мне было столько же, сколько вам, Згаш, а ему перевалило за семьдесят. Реальной помощи от него не было никакой, но вот всяких легенд и историй он знал уйму — старик ведь родился в Больших Звездунах! Он, кстати, пытался разобраться с этим проклятьем, но не преуспел.

— Почему?

— По старости. Занялся-то расследованием вплотную, только когда появился я. На меня можно было свалить всю работу, а самому сидеть у камина и разгадывать загадки. Эта тайна волновала моего предшественника больше всех, но — увы! — судьба оставила ему слишком мало времени.

Я вдруг почувствовал на себе взгляд. Мертвые не могут разговаривать с живыми, и даже фамильному призраку нужно какое-то разрешение для того, чтобы просто появиться перед своими потомками. Вот и дух Денима Маса тоже не мог рта раскрыть без приказа некроманта, но смотрел очень выразительно.

— Что?

— Идиот!

Реплики прозвучали почти одновременно — одна моя, другая моего начальника. По счастью (хотя кое-кто явно в тот момент думал иначе!), мозги в моей глупой голове имелись. Быстро сообразив, что к чему, выхватил нож и рухнул на колени, очерчивая на земле охранный круг.

— Ну что? — повторил уже из него.

— Это не мы, — прозвучал негромкий голос. Как разительно он отличался от властного баритона нынешнего градоправителя! Не скажешь, что эти двое — кровные родственники! — Мы все видели, но не могли вмешаться…

— Кто это был?

— Человек. Мы не знаем его.

— Их было двое!

От неожиданности я чуть не нарушил концентрацию — мельничиха вступила в разговор. Видимо, впрямь в ее отце имелась капля колдовской силы, и она передалась дочери, раз та сумела встрять в разговор, в который обычное привидение не может вмешаться.

— Что?

— Двое, — подтвердил мужчина. — Один говорил с девушкой. Второй был поблизости. Она его не видела. Потом тот, который говорил с ней, толкнул ее в воду и ушел. Второй остался. Говорил с нею. Звал ее. Она отозвалась. Потом второй ушел.

И все. Судя по тому, какая повисла пауза, больше привидения ничего говорить не собирались. И просить их было бесполезно — для них все люди на одно лицо. Если кто-то явится сюда уже после нас, они скажут только, что приходили двое — один говорил с душами, второй просто стоял рядом. Потом они оба — то есть мы — ушли. И все!.. Ах да! Не все!

— Этот второй, он что, был некромантом?

— Сила ЗВАТЬ у него была.

А вот это уже интересно! Где в Больших Звездунах и их окрестностях мог притаиться конкурент? Судя по заинтересованному взгляду мэтра Куббика, он впервые слышал о чем-то подобном. Хотя… несколько дней назад, в замке графов Байт… Девушка, скончавшаяся во время проведения магического обряда! И парень, найденный на улице, — над ним тоже поработал некто, знающий некромантию. И странная личинка… Что-то подсказывало, что ко всем смертям приложил руку один и тот же человек.

— Что еще вы можете сказать об этом втором?

— У нас нет власти над ним.

Ну… как говорится, отрицательный результат тоже результат. Хотя… над кем не может быть власти у душ, приманивающих к себе тех, кто испытал разочарование в любви? Разве что над тем, кто не может любить. Но разве такое бывает?

Молчал я слишком долго — мэтр Куббик вместо меня разомкнул круг и бросил в сторону наших собеседников горсть земли, отпуская их. Обе тени растаяли, а начальник за локоть оттащил меня прочь.

— Поедемте домой, Згаш, — промолвил он. — Не стоит слишком долго стоять у Холодного Камня. Особенно в вашем возрасте!

Он не прибавил более ни слова, и остаток пути мы проделали в молчании. Но тогда я еще не подозревал, что эта поездка была только началом далеко идущих событий.