Изнанка королевского дворца

Глава 5 Знакомства в верхах и низах

Амалия Ивельен посмотрела на близнецов в колыбели.

Ее дети.

Ее и Питера.

Два мальчика. Роман и Джейкоб. Питер аж весь светится. А Амалия помнила только боль.

Красное полотно боли, застилающее весь свет и скручивающее внутренности в смертельной судороге. В какой-то момент она подумала, что умрет — и не испугалась этого. Умирать страшно, когда за чертой тебя никто не ждет. А ее ждать будут. Она знает…

Потом она подумала про Сэсси и Джеса, она ведь не сможет оставить их одних, правда? И попыталась выбраться назад. Но боль давила, отбрасывала, не пускала — и женщина теряла волю к сопротивлению. А потом, в какой-то миг стало легче.

Над ней склонилось женское лицо. И Амалии показалось, что это святая. Она что-то говорила — и боль уходила. Постепенно… а потом женщина услышала крик своих детей. И поняла, что жива.

Потом уже она узнала, что это была Лилиан Иртон. Потом поняла, что ореол сияющей вызван закатными лучами солнца, которые ярко осветили женщину. Потом, все потом.

И искренне удивилась.

Корова?

Ну, братик!

Кем бы Лилиан Иртон не назвать, но уж точно не так. В зеленых глазах светился незаурядный ум, розовые губы улыбались, а статная фигура… да, статная, но не жирная ведь, позволяла нести себя с достоинством! И с каким!

Женщина знала себе цену. И цена была высока.

Она уехала — и на следующие день прибыли трое вирманок. И Амалия только глазами похлопала.

Докторусы рекомендовали ей лежать хотя бы дней десять.

Она и лежала… Вирманки устроили в спальне маленький локальный ад. Хотя такого слова Амалия и не знала. Они мыли, чистили, вытряхивали, гоняли служанок с тем же самым — и на все возмущения четко отвечали, что все болезни — от грязи. А госпожа графиня приказала позаботиться о госпоже маркизе. Все.

Дискуссия закончена.

И Амалия не могла не заметить, что дышать стало легче. Что дети меньше плакали. Что ей самой приятнее, когда ее обтирают надушенной водой два раза в день…

А уж когда прибыли подарки от Лилиан Иртон на рождение детей…

Фероньерку Амалия оценила. Как и длинную сорочку, отделанную кружевом. То есть у этой сорочки верх, который должен прикрывать грудь, был кружевным, а остальное из шелка.

И всякие кружевные мелочи…

И это сделано в Иртоне? В захолустье? В имении Джеса?

Невероятно!

Но это — было.

Амалия не могла дождаться, когда встанет с постели. Ей безумно хотелось пообщаться с новой родственницей. Понять, откуда что взялось. Разобраться, как ее проглядел брат.

А сама Лилиан Иртон, прислав служанок, даже не писала. Ей было капитально не до того.

Следующие несколько дней прошли для Лили под знаком песца.

Другого слова она подобрать и не смогла. Ее дом стал местом паломничества. Она выезжать не собиралась.

Да и пригласить ее не могли. А как? Супруг в отъезде, графиня, хоть и представлена ко двору, но ведь никому лично ее не представили. Кроме альдона. Но тот точно ее к себе не потребует.

Приглашать Алисию?

Та одна и приедет. И еще поиздевается, мол, невестка занята. Некогда ей по гостям разъезжать.

А посплетничать? С гадюкой? Ну-ну… если кто хочет — лес открыт. Ловите и сплетничайте. То на то и выйдет.

Оставалось только сделать первый шаг самим. И навестить.

Алисию. А то ж? С Лилиан-то Иртон пока еще никто не знаком… только видели.

Лиля откровенно смеялась над этими вывертами средневекового этикета. Она могла куда-нибудь съездить вместе с Алисией. Но «старая гадюка» только фыркнула.

— Лиля, милая. Ты — новая достопримечательность двора. К тебе будут ломиться просто из любопытства. А вот ты…

— А что могу я?

— Можешь никого не принимать. Можешь принимать.

Теперь настала Лилина очередь фыркать.

Можно — не принимать. Но — нельзя. Ибо ее товар — идеи и новые вещи. И без рекламы это дело не пойдет. А как проходит реклама в средние века?

Да демонстрацией. И рассказами о новинках.

Так что гнать никого взашей нельзя. Пусть хоть сама Мальдоная явится. А вот как себя держать…

— Да как угодно. Ты — графиня Иртон. Твой супруг — племянник Его величества.

— Но я — дочь корабела.

— Да. Ты этого стыдишься?

— Нет. Но придворные могут на меня смотреть сверху вниз из-за этого.

— И ты им позволишь?

Лиля только усмехнулась. Вот уж чего-чего… С одной стороны в средние века искусство сплетни и оттачивания язычка на людях было более развито. За отсутствием СМИ.

С другой — человек двадцать первого века быстрее обрабатывает информацию. А уж какими ядовитыми бывают медики… Между прочим, по институту ходила шутка, что гадюка на эмблеме — это медик, который сцеживает яд. И в ней была доля правды…

Так что Лиля не боялась. Но предстоящее времяпрепровождение навевало на нее тоску заранее.

А куда деваться?

Надо, Лиля…

И Лиля приказала слугам лишний раз вычистить весь дом. А заодно — указывать всем благородным господам и дамам дорогу к туалету прямо с порога. Вырыли его в саду, поставили будочку — вот туда и валите. А если кто под кустом нагадит — она его (ее) вместе с продуктом жизнедеятельности и прикопает. На удобрения!

Пусть дворец засирают. И свои дома. А в доме графини Иртон такого не будет.

Точка.

Лиля угадала.

В последующие несколько дней дверь дома графини просто не закрывалась. Прибывали дамы.

В товарных количествах.

Одни и с родственниками. Группами от трех до пяти человек. И всех их объединяло одно и то же. Невероятное любопытство.

Лилиан Иртон входила в моду.

Ее наряды, кружево, стекло… Так получилось — это было то, чем могли пользоваться и мужчины и женщины. Любых возрастов, любых категорий, но достаточно высокого достатка.

Но надо же знать людей!

У Тани есть, а у Мани нет?

Да Маня мужу мозг вынесет. Но свое получит. Не хуже, чем у Тани. А в идеале — лучше!

Лиля улыбалась.

Она просиживала в гостиной по шесть-восемь часов напролет. Улыбалась. Рассказывала о своих изделиях. Демонстрировала.

Кружево — на себе. Иногда — на Миранде. Но часто малявку в гостиную она не пускала. Как и собак, как и ханганов. Нечего. Еще блох от великосветских дам подцепят…

Да-да.

Блохи и вши были в ассортименте.

Поэтому Лиля старалась держаться подальше от всех. Волосы заплетала потуже. Повсюду раскладывала и развешивала полынь. И подвешивала пару пучков даже себе под юбку. Плевать на неудобство! Блохи — хуже!

И все приезжающие, как один, удивлялись и чистоте, царившей в доме Алисии. И коврику у порога (у каждого порога) на котором предлагалось вытереть ноги, чтобы не тащить грязь в гостиные. И веничку из душистых трав, который для тех же целей предлагали слуги. А уж как удивлялись отсутствию ночных ваз и маленькому домику во дворе с буквами «эМ» и «Жо» на дверцах. Лиля первым делом распорядилась, выкопать и построить — на десять дырок. Чтобы в очереди никто не стоял и на улице не гадил.

Придворные вскидывали брови. Мол, зачем так утруждаться?

На что Лиля отвечала, что неприличнее, когда от знатного господина — или того хуже, дамы, дерьмом воняет. А вонять будет, если туфелькой вляпаешься. А та — дорогая. Или платьем. И ведь отстирать сложно…

Этот аргумент принимался. Духами тут обливались в диком количестве. И благовониями окуривались. А Лиля с удовольствием разъясняла, как туалет устроен. Несложно ведь? Почти разборный, почти щитовой домик?

Нагадили, зарыли, перешли в другое место. Разве неудобно? А на том месте хоть бы и посадить что? Неплохо расти будет, кстати…

Придворные удивлялись, но принимали как список чудачеств графини Иртон. Нравится ей чистота? Нравится, когда в доме пахнет цветами… а громадные букеты стоят в стеклянных (дикая роскошь!) разноцветных вазах повсюду. Так может и попробовать? Ведь может в моду войти… а я от моды отстану?

Не бывать такому!

Лиля никого не убеждала, ничего не рекламировала, она вообще нагло ссылалась во всем на старые свитки, ханганов, мастеров, которые все придумывают, а она?

А она просто попала! Вот и крутимся, как можем.

А еще…

Спирт она получила давно.

Но кто забудет, сколько приятных вещей можно делать на спиртовой основе?

На спирту можно настаивать многие вещи. Масла здесь были еще не в моде. Но всегда можно настоять на спирту что-то сильно душистое.

Мята, сирень, роза, ландыш, кстати — та же полынь… связываться с эфирными маслами Лиля не собиралась — слишком мал выход. Но вот такие вещи сделать могла. Запахи пока получались больше спиртовые. Но и не самые плохие.

Поэтому Лиля завела обычай — предлагать при входе в гостиную салфетки, смоченные одеколоном, чтобы вытирать руки и лицо. Слава богам, косметика здесь была пока не сильно в моде. Белила на свинцовой основе тут не изобрели, а мел, которым пробовали штукатуриться некоторые модницы, легко отваливался и осыпался. Свекла размазывалась. Сажа была не самым стойким красителем для бровей и ресниц.

Поэтому здесь было не принято краситься, ложиться спать в том же макияже, а с утра просто подновлять его. Приходилось либо соскребать косметику, либо стирать ее полотенцем, смоченным в ароматической воде (те же лепестки цветов и травы, добавленные в тазик) а затем накладывать новую.

Одеколон дамы оценили практически сразу.

Он снимал всю косметику практически без разводов, а когда Лиля еще добавляла, что такие притирания могут улучшить кожу — дамы покупались мгновенно.

Самогонный аппарат работал без перерыва. И Лиля собиралась сделать еще штук шесть. А лучше — десять.

Графиня строго предупреждала, что принимать внутрь эту настойку не надо. Можно отравиться.

Но наружу — в любых количествах.

Откуда?

Из Ханганата. Благо — далеко. Не верите?

Съездите, проверьте. Приедете — расскажете.

Где его достать?

Пока — негде. А можно будет…

Вы знаете, мой отец, Август Брокленд, собирается открыть в столице нечто вроде модного дома.

Что это такое?

Это место, в которое могут прийти знатные дамы, посидеть, выпить чашечку травяного отвара с медом или бокал вина, скушать пирожное (с ума сойти, тут еще не додумались до безе!), купить себе какие-либо изделия из стекла или кружева, им продемонстрируют все новинки… одним словом — престижное местечко.

Где?

Здание в столице подыскивается.

Август действительно проникся идеей. Но сам он общался с главами гильдий и за дело взялся племянник Хельке — Торес Герейн, которого Лиля приловчилась называть по фамилии.

Герейн быстро выкупил несколько небольших зданий в центре города и принялся за перестройку.

Требовалось объединить их в одно. Сделать большой салон. Несколько примерочных. Склад. Второй этаж для слуг и мастеров, которые будут там жить.

По итогам и решим — годится парень для серьезной работы — или нет. Но молодой эввир проникся радужными перспективами, и работал не за страх, а за совесть.

Лиля стискивала зубы, раскланивалась, рассказывала, показывала и мечтала об автомате Калашникова.

Да, это необходимо делать. Но как же это достает!

Развлечением оказался визит баронессы Ормт.

Про нее Лиля поговорила с Алисией. И выходило так, что дергаться сильно смысла нет. После смерти Джессимин таких баронесс перебывало у Эдоарда порядка двух десятков. Каждая — месяца на три, чтобы не зазналась. А потом — лишнее колечко в зубы и вали.

А будешь возмущаться или права качать — со двора сгоню. На фиг.

Поэтому что бы из себя баронесса не строила, цена ей медяк. И тот — ломаный.

К тому же по утверждениям Алисии, баронесса отличалась недалекостью, скандальностью, стервозностью и неумением не тявкать на слонов.

А то ж?

Басни Крылова Лиля тоже рассказывала Миранде, как помнила, конечно. Но оценила их Алисия. И Эдоард, который посмеялся, послушав «гадюку» и попросил рассказать что-нибудь еще.

Баронесса-таки не удержалась. Любопытство взяло верх над гордостью, и она явилась к Лиле в сопровождении двух подруг.

Обе были страшны, как атомная война и в подметки не годились баронессе. А сама фаворитка жалко смотрелась рядом с Лилиан. Понимала это — и бесилась. И шипела. Лиле было откровенно смешно наблюдать, как баронесса разрывается между желанием укусить побольнее — и узнать побольше. Одновременно и то и другое сделать не получалось. А Лиля не собиралась спускать баронессе наглость даже в мелочах.

— Такая жалость, графиня, что вам приходится носить этот траурный зеленый цвет, — лицемерно вздыхала баронесса.

— Ничего, достопочтенная, — усмехалась Лиля. — Я ношу этот зеленый, как траур по своим врагам.

— Неужели у вас так много врагов, Ваше сиятельство?

— Разумеется, нет, баронесса. Я ведь не зря ношу по ним траур.

Хороший враг — мертвый враг. Не будешь хорошей — будешь мертвой.

Разговор переходил на новинки, на кружево, на фероньерки… А потом — опять!

— У вас такой милый деревенский румянец, графиня… наверное, жизнь в захолустье очень увлекательна…

— Если женщина умна — ей везде интересно. И с ней всегда интересно. А если нет… значит — нет.

— Все равно, я бы не смогла жить в такой глуши… Но мой муж никогда со мной так не поступил бы. Он меня ценит.

— Разумеется, такую жену как вы, надо высоко ценить, — парировала Лиля. — Не сомневаюсь, что ваши… таланты оценил по достоинству весь двор.

Баронесса сверкнула глазами. Но кусаться пыталась.

— А почему ваш супруг не взял вас с собой в посольство, графиня?

Лиля вскинула брови. Было желание сказать про беременность. Но — зачем? Этот слух она запустит через Алисию. А не через трех кошелок, которые пробиваются интимными местами.

— Баронесса, состав посольства утверждался Его величеством. А воля короля — закон для его поданных. Который не обсуждают, а исполняют. Может быть, вас не затруднит поинтересоваться у Его величества?

Намек был вполне толстым. Но баронесса восприняла его по-другому.

— О да, Его величество доверяет мне…

— Разумеется, он ведь доверяет вам самое ценное, — съязвила Лиля.

Баронесса вспыхнула. Ее подруги захихикали и тут же осеклись.

— На что вы намекаете, графиня?

— Разумеется, на государственные дела. А о чем вы подумали?

Но улыбка на губах графини явно намекала на нечто другое.

Как любая женщина, добивающаяся всего умом и трудом, Лиля не любила дам, которые пытаются добиться того же через постель.

Несправедливо как-то!

Она пашет как лошадь, учит, сдает зачеты… а однокурсница имеет тот же красный диплом за игру на флейте любви ректора.

Ее подруга претендовала на место в аспирантуре, но каков поп — таков и приход. И взяли другую. Которая гордилась своим умением исполнять почти все позы из «Кама сутры».

Увы…

Баронесса отбыла через пару часов, злая, как Мальдоная. А Лиля без сил упала на кровать в своей комнате.

Лучше мешки таскать, чем светскую жизнь вести.

А ведь придется.

Как ни странно, отдушиной в череде визитов стало явление маркиза Фалиона.

Александр прибыл один и верхом. Раскланялся с Алисией, которая ненароком оказалась дома. Вытер руки и лицо наодеколоненной салфеткой.

Восхитился царящей в доме чистотой.

Подарил Лиле громадный букет цветов.

Передал игрушечную лошадку для Миранды. И завел светскую беседу. Чтобы на шестой минуте поинтересоваться Лидархом. После чего разговор плавно переместился в конюшню. И Лиля простила Фалиону все его занудство и чопорность.

При виде Лидарха маркиз просто растаял. И ходил вокруг аварца, как кот возле сливок. Глаза горели, с лица не сходила восторженная улыбка, а несколько яблок от Лили были приняты почти как королевские регалии и с благоговением скормлены лошади.

Лидарх тоже оценил человека — и ткнулся ему в плечо плюшевым носом. Лиля потрепала его густую гриву.

— Подхалим. Заласканный, залюбленный, балованный, очаровательный нахал.

Фалион улыбнулся.

— Графиня, он великолепен!

Лиля кивнула.

— Он чудо. Сами понимаете, маркиз, разве можно расстаться с таким красавцем.

По лицу Фалиона читалось, что он бы точно не расстался. Даже под угрозой расстрела.

— Графиня, но вы же не будете против, если… У меня есть несколько симпатичных кобылок…

Лиля вздохнула — и кивнула.

— Не буду. Но поставлю и свои условия. Чистота и только чистота. И осторожность.

— Ваше сиятельство!

Маркиз возмущался совершенно искренне. Лиля улыбнулась.

— Я понимаю. Но и вы меня поймите. Вы бы не доверили такое чудо просто так, верно?

— Верно…

Маркиз машинально поглаживал Лидарха. Подхалим млел.

И Лиля не удержалась.

— Если очень хотите — можете прокатиться верхом. Я разрешаю.

Судя по глазам маркиза — он оценил. Но не бросился сразу пользоваться приглашением.

— Ваше сиятельство, я ценю вашу щедрость. И у меня есть еще одна просьба.

Лиля смотрела испытующе.

— Тахир Джиаман.

— На нем я вам прокатиться не предлагаю, — не удержалась Лиля.

Маркиз взглянул на нее ошалелыми глазами — а потом шутка дошла до адресата.

Лиля и не ожидала, что вяленая щука может так громко и весело смеяться. И так заразительно. Лидарх недовольно фыркнул, оглушенный взрывом смеха. Но прошло минут пять, прежде чем высокородные господа смогли успокоиться.

— Ваше сиятельство, — наконец успокоился Фалион. — А господин дин Дашшар может прокатиться ко мне в имение?

Лиля вздохнула.

— Он свободный человек, а не мой слуга или раб. Что именно вам нужно? Кто-то болеет?

Фалион опустил ресницы более чем красноречивым жестом.

Лиля вздохнула.

Ладно. Съездить — от нее не убудет. Посмотрит, как там коней содержат, да и Тахиру лишняя практика, и ей — развеяться… не графиня она!

И не производственник! Не менеджер. Она изначально медик. И ее работа — людей лечить. А не пытаться скрестить ужа и ежа, чтобы получить десять метров колючей проволоки.

— Ваша светлость, вы с ним поговорите, если он согласится — я рада буду.

— Ваше сиятельство, вы очень добры.

На каких условиях согласился Тахир? Только если с ним поедет его любимая ученица. И ученик. Никакого ущерба чести, одна — графиня, второй — барон, просто пока непризнанный. Фалион почему-то был недоволен этим обстоятельством. Но Тахир уперся рогом — и маркиз уступил.

На следующий день трое лекарей под охраной вирман отправились в гости к маркизу. В этот раз Лиля уже подставляться не собиралась. И по дороге разъяснила Тахиру, что, как, когда, какие вопросы… она поможет, если что. Но лучше не доводить до помощи.

Маркиз встретил их на подъезде к дому. Раскланялся, умудрился поцеловать Лиле ручку, не слезая с седла, получил в ответ веселую улыбку — и помрачнел. И заговорил о деле уже в доме.

— Господа… Ваше сиятельство… я вынужден просить вас сохранить все увиденное и услышанное здесь в тайне. Я понимаю, что сомнения, но…

Тахир взмахом руки отмел все его слова.

— Ваша светлость, я — лекарь. И все, что произойдет между мной и пациентом — останется между нами и Звездной Кобылицей… ну, у вас — Альдонаем. И больше никто об этом знать не должен.

Фалион кивнул. Кажется, он все еще сомневался. Но потом-таки…

Дверь этой комнаты отличалась от остальных. Даже здесь и сейчас. Темный дуб, железные полосы, засов и замок, охранник рядом…

— Как сегодня? — спросил Фалион.

— Сегодня тихо.

— Посмотрите сначала так, господин дин Дашшар, — Александр отворил окошко в дверце. Тахир бросил взгляд и кивнул Лиле.

— Ваше сиятельство…

Диагноз Лиля поставила практически сразу. А как его не поставить, если увидишь полуголую тетку в драной рубашке, грязную, нечёсаную тридцать лет, со слюной, текущей изо рта и пустыми глазами? Есть варианты?

Варианты есть. Шизофрения, психоз, маниакальные состояния — вот в психиатрии девушка была не слишком сильна. Да и не все ли равно, чем страдает человек? Важно другое. Помочь ему (ей) не получится. Никак.

Простите, но транквилизаторы она тут не получит. И даже галоперидол остается мечтой.

Тахир смотрел на грустные глаза женщины — и понимал, тут поможет только Звездная кобылица. Но от нее дождись… все-таки в Ханганате обычаи более правильные. И мужчина имеет право взять нескольких жен — мало ли что случится с одной. А тут…

— Это у нее давно?

— После выкидыша. Постепенно становилось все хуже и хуже, она начала кидаться на людей, пытаться убить…

Лиля кивнула. МДП[7]. А какой?

А важно ли?

— У нее в роду кто-то этим же страдал?

Фалион мрачно кивнул.

— Ее мать покончила с собой. Я узнал уже после свадьбы… — И понял по лицам Лилиан и Тахира, что помощи не будет. — Это…

— Неизлечимо, — Тахир был грустен и спокоен. — Медицина бессильна помочь. Мы еще не так много знаем, чтобы лечить недуги души, а не тела.

— Души?

— Да.

— А молитва…

Лиля не решилась вслух сказать, что тут можно хоть обмолиться. Не поможет.

— У вас есть дети?

— Дочь.

Тахир кивнул. Все было еще хуже. Во-первых, ребенок мог унаследовать проблемы матери.

Во-вторых, Фалион не мог избавиться от жены. Вот если бы ни одного ребенка не было — тогда, путем долгих заездов к альдону и крупных сумм… А так… условия-то соблюдены. Дети есть, жена не изменяет, а что у нее крыша едет — молись, дитя мое, Альдонаю. Он смилостивится.

Все-таки в Ханганате люди мудрее.

Фалион вздохнул, попросил о соблюдении полнейшей секретности — получил слово и пригласил гостей на чай с плюшками. То есть вино и легкую закусь. Пообещал подумать насчет случки — либо кобылу привезти, либо жеребца… ну, там видно будет как лучше, получил принципиальное Лилино согласие — и попросил Тахира посмотреть еще и на дочь.

Разумеется, когда та вернется из деревни.

Сейчас девочка (хотя пятнадцать лет по местным меркам уже как бы и взрослая дама, замуж пора) жила в Фалионе — на границе с Уэльстером. И туда же Фалион-младший собирался отправить свою супругу. Давно пора. Раз уж вылечить ее не удастся, что все и подтверждают…

Вечером лекари ехали домой.

Лиля была грустна. Тахир вовсю пытал ее на тему психических расстройств. Джейми размышлял, что смотреть надо на ком женишься. А дома ее ждал Ганц Тримейн.

— Ваше сиятельство, нам надо поговорить.

Выражение лица Ганца было таким, что Лиля проглотила все возражения.

— Что-то случилось?

— Да, Ваше сиятельство.

— И?

В кабинете Ганц уселся в кресло и серьезно посмотрел на Лилиан.

— Ваше сиятельство, вы просили меня узнать, кто стоял за Каристом Трелони.

— И вы?

— Я расспросил семейство Дарси. Потом нашел те корабли, о которых говорил Карист.

— «Розовая чайка» и «Золотая леди».

— Они принадлежат купеческой компании «Рокрест и сыновья». Я потихоньку начал копать. И не скажу, что результаты меня порадовали.

— Ганц, не тяните кота за хвост!

Лиля сверкнула глазами.

— Рокрест Анвар, сорока пяти лет от роду. Компанию свою основал не так давно, лет около десяти назад.

— На какие шиши?

— А вот тут интересно. Ваше сиятельство, он женат. Прочным браком. На дочери милого человека, Жульетте Феймо.

— Кто такой этот Феймо?!

— А вот тут, Ваше сиятельство, начинается самое интересное. Дуг Феймо работает дворецким у Ивельенов.

— У кого?!

— Да. Лоран Ивельен, герцог Ивельен…

— И он дал денег на развитие дела?

— Документами, Ваше сиятельство, это не подтверждено.

Лиля задумчиво кивнула.

— То есть от всего отопрется. А разрешения на допрос с пристрастием король не даст.

Ганц кивнул. Графиня опять смотрела в корень. Даже он с трудом докопался до истины. А уж король… да мало ли кто там и на ком женат?!

Это — не доказательство.

А Ивельены — один из знатнейших родов королевства, Питер Ивельен женат на сестре графа Иртон… Кстати, еще и из-за этого не поверит. Хотя мало ли народа родную мать продать готовы за медяк?

Он опасался и реакции Лилиан. Как-никак родственники, да еще эти роды… но графиня в очередной раз его порадовала. Кивнула. И заговорила, как о решенном деле.

— Ганц, я вас учить не буду. Но хотелось бы знать все про Ивельенов и их дворецкого. Вплоть до того, сколько раз в день они в сортир ходят. В поместье — ладно. Там не подберешься. Но вот в городе…

— Я постараюсь, Ваше сиятельство.

— А я хочу предложить вам одну идею, которая несомненно придется вам по душе. Ганц, вы никогда не задумывались о людях, которых будете набирать ко мне на службу?

Мужчина вздохнул.

— Сделаем как обычно. На улицах много народа, которые готовы служить за монетку. Или у вас есть идея, госпожа?

Последнее предложение Ганц произнес даже с надеждой. С идеями графини Иртон он был уже знаком. Была в них сумасшедшинка и избыточный размах, но если немного обстругать — получалось весьма прилично.

— Гвардия Ганца Тримейна.

— Ваше сиятельство?!

Сначала Ганц подумал, что Лиля и правда собирается подкупить гвардейцев.

Потом — что она сошла с ума.

А под конец… А ведь может и выгореть, нет? И обойдется дешево. И результат…

Мурзик притаился за кучей мусора. Хорошей такой кучей, качественной… и собирался просидеть тут не меньше часа. Во-первых, как раз пока прожевать краюху хлеба, недавно украденную в пекарне. Остатки ковриги лежали за пазухой. Отнесет домой. Но кое-что и самому надо съесть, чтобы ноги носили.

Во-вторых — Толстяк Рони, который как раз остановился на этой же улице со своей тележкой и яростно торговался за ковригу хлеба с толстухой Маго.

Если эта гнида его увидит — обязательно начнет требовать деньги.

А платить Толстяку Мурзик, он же Марис Ремзи, не собирался. Тем более — медяк в день, как тот требовал. Совсем охамел и зажрался, гад! Где ж мальчишке срубить медяшку в день! Хорошо если едой удастся наскрести — или находками. А так-то… да будь у Мурзика медяк — он бы его уж Толстяку не отдал, домой бы чего получше купил, а то мелкие все время голодные. А он самый старший, ему уж десять стукнуло. Кормилец. Мамке помогает, хоть и крохами — а все дело.

А где мальчишке заработать?

В подмастерья?

Так взнос нужен. И мастер может ему не платить, только кормить-поить, и маме он помогать не сможет. А пока еще выучишься — это если мастер не будет жлобом и не зажмет тебя в «вечниках» или вечных, долговых подмастерьях. Знал Мурзик двоих таких. У одного уж борода седая, а он все подмастерье.

Не, это к Мальдонае…

А остальное… сложно мальчишке заработать в Лавери. Очень сложно.

Толстяк вдруг замолчал. Ор — и его, и Маго, прекратился. И было это так неожиданно…

На улице появился франт. То есть Мурзик таких слов не знал.

Он просто увидел хорошо и дорого одетого мужчину. С мечом у пояса, с золотым шитьем на тунике, с пером на шляпе — и даже при перчатках, с ума сойти!

Рони, увидев такую картину, перестал торговаться, бросил Маго ковригу и припустил по улице. И Мурзик отлично знал — зачем.

Сейчас свистнет Кривому Луи — и тот встретит «Франта» в каком-нибудь переулке. После чего в переулке окажется одним голым обезображенным трупом больше. Не новость для городской стражи.

Мурзик подумал.

А если попробовать поговорить с «Франтом»? Мурзик его попробует вывести, а тот ему даст монетку? Почему нет?

Толстяк и так на Мурзика злится, хуже не будет… а если что — он убежит. Он легкий, ловкий, по крышам лазит, как кот…

Мужчина как раз прошел мимо облюбованной Мурзиком кучи — и мальчишка решился.

— Эй, дядя!

Ганц Тримейн, а это был именно он, обернулся. Увидел чумазую мордяху, поглядывающую на него с опаской — и усмехнулся.

— Чего тебе, племянничек?

— Ты никак помереть хочешь?

Ганц фыркнул.

— У меня другие планы. А что?

— А вот сейчас соберет Толстяк свою кодлу — и встретят тебя в переулке. И тряпки не оставят срам прикрыть, — прошипел мальчишка.

— Может быть. — Ганц пожал плечами. — А тебе что за корысть меня предупреждать? В альдоны податься решил? Так молод еще, не возьмут.

Мальчишка хихикнул, показывая дыру на месте молочного зуба.

— Не, туда мне рано. Хошь — провожу так, чтобы не нашли?

— Хошь.

— А что дашь?

— Медяк — пойдет?

— Три медяка, — заявил Мурзик, шалея от своей наглости. Но Ганц не разозлился.

— Два — и по рукам.

Мурзик выскользнул из-за кучи. Но приближаться не спешил.

— Деньги покажь!

Ганц помахал в воздухе монеткой. Потом сплюнул на землю и растер каблуком.

— Чтоб мне сдохнуть, если обману.

Клятвы городского дна королевский доверенный знал. Работа такая.

Мурзик кивнул.

— Давай за мной, дядя.

И припустил в противоположном толстяку направлении, на всякий случай держа дистанцию между собой и клиентом. Ганц последовал за ним. Оглядываясь по сторонам, но и без лишних опасений. Сейчас еще не ночь. Да и места не самые безлюдные. И он — дичь кусачая.

Но выйти без приключений им не удалось.

Толстяк оказался весьма проворным. И когда дорогу мужчине и ребенку перегородили трое парней — Мурзик резко побледнел.

— Толстяк!

— Ты далеко не уходи, крысеныш, — толстяк тоже узнал мальчика. — Сейчас с этим придворным разделаемся — и тобой займемся. Эй, ты, богатенький. Если трепыхаться не будешь — мы тебя даже не поуродуем. Но налог за проход по нашей улице заплатить придется.

Ганц оглянулся. Сзади подходили еще двое.

Много?

Пятеро на одного — да, много. Но не в том случае, если у тебя есть пара козырей в рукаве. Кстати — в прямом смысле.

— А велик ли налог?

— Да все, что на тебе есть, — ответил еще один, поигрывая дубинкой. Короткой, со свинчаткой… страшная штука в умелых руках.

Ганц взглянул на дрожащего мальчишку.

— Можешь мне под ноги не попасть?

Мурзик судорожно кивнул.

Он-то вскарабкается по стене любого дома. А вот его «работодатель»…

Но Ганцу это и не требовалось. Забыв про брезгливость он толкнул мальчишку в плечо.

— Действуй!

Мурзик бросился к ближайшему дому и в мгновение ока оказался на его крыше. Троица сделала шаг вперед. Но Ганц, вопреки их предположениям, не стал пятиться, подставляясь под дубинки сообщников сзади. Он бросился вперед так быстро, что никто не успел среагировать. И в морды нападающих полетело красно-желтое облачко.

Перец трех сортов. Штука дорогая, но убойная.

Графиня и посоветовала, и снабдила.

Было это еще давно, когда в лихие годы, в России развелась всякая дрянь, сидящая на лавочках и земле в ожидании жертвы.

У родителей Али Скороленок не было сомнений. Их ребенок справится с парой-тройкой негодяев. Но больше — вряд ли. И то…

Не надо смотреть глупых фильмов.

Это там герой пинает всех подряд — и никого не убивает. А в реальной жизни шанс для одного человека справиться с тремя-четырьмя — только один. Бить насмерть.

А это — превышение допустимой самообороны. Или как-то так… Вот почему у всех мерзавцев, получивших по ушам, тут же открывается чакра праведности?

Мы просто время подошли спросить, а нам — по ушам. А поскольку их больше… Скороленкам не хотелось вытаскивать ребенка из милиции. И потому — в кармане у Али всегда жили несколько пакетиков молотого перца. Дешево — и сердито.

Пакетик (разорванный, конечно) в морду — и нападающему еще долго не до тебя. К тому же, это не газ из баллончика, не патентованное средство защиты… вы понимаете, у меня просто пакет был в кармане, ну, испугалась. Я руки выдернула — он и вылетел. И в глаз. А разорвался уже в полете. Бывает…

Але пару раз доводилось пользоваться. Один раз — против собаки, которую чуть ли не натравили, второй — против человека. И она была довольна.

Остался доволен и Ганц.

Нападающим оказалось не до него. И он успел резануть мечом одного, ткнуть мгновенно выхваченным кинжалом другого и пнуть под зад улепетывающего третьего, прежде чем развернулся к двум другим, подходящим сзади. Но там было уже пусто. Трущобные крысы воевать не стремились. Не их работа.

Ганц огляделся… лишь бы мальчишка не сбежал… нет, сидит на крыше, смотрит…

— Ух ты! Ты что — гвардеец?

— Нет. Так ты меня проводишь?

Мурзик слез с крыши.

Толстяку не повезло. Мечом пришлось именно по нему — и неудивительно. Говорил больше всего он. А Ганц отлично понимал, что прирезать заводилу — половина победы.

— Сдох?

Ганц равнодушно пожал плечами.

— Туда и дорога.

Мальчишка хозяйственно обшарил карманы раненых, переложил к себе несколько медяков, покосился на Ганца.

— Добьете?

Ганц подумал. И дважды взмахнул мечом. Угрызения совести? Конвенция? Права человека?

Простите, он таких слов попросту не знал. Зато знал, что хотели сделать с ним. А еще знал, что эта шваль ни на что хорошее не способна. Воровать, убивать, гадить… разве мир будет без них хуже?

Что ж. Пусть его покарает Альдонай, если так. Но тот — молчал. Так что Ганц решил считать свой поступок богоугодным. И пошел дальше за проводником. Чтобы рассчитаться аж тремя медяками на выходе из трущоб.

Мурзик аж рот разинул.

Да он богат!

У него теперь целый кулак медяшек! Больше, чем на пальцах руки, даже может, двух рук! И дядька не обманул, даже больше дал… и Толстяка прибил… хороший тип. Полезный.

Мальчишка независимо вытер нос.

— Вы это, если понадоблюсь, спросите Мурзика.

— И ты поможешь?

— Что ж не помочь — за деньгу? — Мурзик старался выглядеть солидно.

Ганц сделал вид, что думает. Хотя все уже решил для себя.

— А ты знаешь, мне как раз нужен десяток ребят для хорошего дела.

— Какого дела?

Мурзик старался смотреть независимо.

— Тут есть где пожрать? И я тебе расскажу… платить буду — не обижу.

— Я на все подряд не согласный, — поспешил предупредить Мурзик.

— А я тебе все и не предложу, — усмехнулся Ганц. — Так есть?

Мальчишка задумался — и кивнул в сторону.

— «Копченый кальмар». Ничего так жратва…

Мужчина кивнул.

— Показывай.

В «Кальмаре» воняло так, что становилось ясно — коптили его уже дохлым. И основательно разложившимся. Но Мурзик такие мелочи не замечал. А Ганцу тоже было наплевать.

Он вербовал первого из «отряда Шерлока Холмса». Или, как спустя какое-то время назовут его мальчишек «Тримейн-отряда».

В течение недели за еду и несколько медяков в месяц, было завербовано порядка тридцати таких мальчишек. И работать они собирались не за страх, а за совесть.

Сеть начала формироваться.

Лиля тоже не теряла времени. Теперь ее атаковал пастер Воплер.

Идея книгопечатания плотно засела в уме мужчины. И он пошел по своим пастерским организациям. А поскольку ходил он с несколькими отпечатанными листками и всем говорил, что это дело — на благо церкви — очень скоро его позвали к альдону.

Помариновали, конечно, в приемной, но результат того стоил.

О Лилиан Иртон уже сплетничали, альдон уже стал свидетелем ее «подвига» и печатная страница вполне вписывалась в складывающийся образ.

Но Воплера он принял неблагосклонно. Пусть не расслабляется.

Альдон Роман был сыном безземельного дворянина. Пробиться наверх ему стоило и крови, и денег, и изворотливости… и сейчас он внимательно рассматривал печатную страницу.

— Что это такое?

— Светлейший, это бумага.

— Бу…ма…га?

— Да. Ее сиятельство нашла рецепт, как получать это из самых простых растений.

— И для чего она?

— Светлейший, графиня сказала, что это — для церкви.

И Воплер, выложив еще несколько страниц на стол, пустился в объяснения.

Мол, рукописных книг мало. И они дороги. А эти приспособления позволят обеспечить книгами самые захолустные храмы. А кроме того — можно ведь делать и картинки с поучениями… и церковь могла бы заняться этим, графиня не настаивает на монополии, даже наоборот… она готова отдать права или Эдоарду, или альдону…

Роман слушал внимательно — и прикидывал.

Действительно, это могло бы быть весьма полезно. Но просто так соглашаться на нечто неизвестное?

Нет, надо подумать… хорошенько подумать.

Лиля действительно не претендовала на лавры книгопечатника. По здравом размышлении она поняла, что если будет распыляться на все подряд — толку не будет. Ее дело медицина?

Вот и будем.

Но тут есть такая засада. Чтобы заниматься медициной (гильдия докторусов тоже не зря хлеб ест и любого новатора загрызет) надо иметь деньги и крышу.

Деньги?

Ну, если она направит в нужное русло производство в Тарале — о деньгах можно не беспокоиться. Еще ее внуки будут на брюлики в орешки играть.

А крыша?

Эдоард ее обожает за одну подзорную трубу. А ведь она и еще что-нибудь вспомнит. Сколько знает человек, который не просиживает целый день, играя в компьютерные игрушки?

Много.

И даже из тех же игрушек можно взять пласт информации.

А вот второй ее крышей будет церковь. Лиля серьезно подумала о книгопечатании — и поняла, что либо церковь и государство схлестнутся в кровь на этой делянке — либо мирно поделят территорию при ее посредничестве. А графиня будет иметь одобрение с двух сторон и свой скромный процент. Двадцать процентов ее вполне устроят. Технология-то примитивна. И все будут довольны.

Государство будет печатать свое, церковь — свое. А Лилиан Иртон посреди всего этого безобразия будет тихонько пробивать учебники по медицине и детские книжки. Известно же, что в схватке льва и тигра побеждает обезьяна, которая наблюдает за схваткой. Ну или как-то так.

А значит — сядем на попу и будем обезьянить.

Так что когда пастер Воплер принес Лиле известие от альдона, женщина приняла это спокойно.

Поговорим. Только этикет в памяти освежим.

И вот Лиля вступала в святая святых.

Альдоны жили в храмах. И этот конкретный изволил обитать в главном храме Лавери.

Здесь по воскресеньям проводились парадные службы, здесь хранилась церковная казна и поговаривали, что здесь же, в подвалах находились темница и пыточные.

Лиля подумала и решила обезопаситься.

Честно сказала Алисии, куда и зачем идет. Написала письмо и даже попросила Ганца Тримейна рассказать все королю, если на нее случайно упадет перелетный кирпич. Мало ли?

Лиле было страшно. И неудивительно.

Начнем с того, что человек двадцать первого века в большинстве своем религиозно безграмотен. Предыдущее же поколение рванулось кто куда, кто в дикий атеизм и агностицизм, кто — в избыточную религиозность. А вот просто сесть и разъяснить что данному течению надо от людей — обычно как-то не получается ни у той, ни у другой стороны. Кто не верит — найдите форум, где сцепились христиане с сатанистами и почитайте. На пятой же реплике зазвучат обычные народно-матерные выражения.

Лиля была в родном мире далека от этого дела. Изначально усвоив, что вера и религия суть вещи разные, в бога она верила. Как и большинство медиков. А вот религию с ее обрядами и историями считала чем-то вроде шаманов с бубном и не интересовалась. Зачем?

Есть же анекдот про ошалевшего Бога?

Вот. Он-то писал только десять заповедей. Их и будем соблюдать. Не воруй, не убивай, люби родителей… А остальное — ф топку![8]

А соответственно — про церковь Лиля знала мало, про историю — тоже, запомнилась Але только инквизиция, переведшая всех баб симпатичнее вороньего пугала по странам Европы… Ну, может и не всех, но учили-то так?

И здесь Лиля подсознательно ничего хорошего от церкви не ждала. А что может быть хорошего?

Как-то вот учили в советские времена, что церкви думающие не нужны, ей нужны верующие…

Нет! — тут же воскликнут все верующие. — Вас учили неправильно!

Далее см. форум, где сцепились христиане с сатанистами. Потому как иногда и самый добрый человек осатанеет.

Одним словом — Лиля нервничала и рычала. Пастер Воплер успокаивал ее, но толку было мало. Едва и ему не досталось на орехи.

И вот, госпожа графиня в главном храме.

Спору нет, красиво. Синяя с золотом роспись, большие окна, много света… красиво. Но грязи по уши и тут. Отмыть бы все…

Альдон Роман ждал ее сиятельство в своем кабинете. Из уважения к полу, женщину не стали мариновать в приемной. И Лиля оценила. Вежливо улыбнулась секретарю (парень аж шарахнулся, нервы свели лицо женщины в такую гримасу…) и прошла внутрь. Кенет придержал для нее дверь и хотел пройти следом. Но альдон покачал головой и пастер Воплер остался за дверью. Переживать за госпожу.

Лиля прошла три установленных этикетом шага и присела в глубоком реверансе. Сегодня она выглядела строго и просто.

Ничего дорогого или лишнего.

Белое шелковое платье с вышивкой — зеленые и желтые осенние листья по вороту и подолу. Никакого декольте, никаких разрезов, кружева — и того нет. Единственное, что себе позволила Лиля — это кружевные перчатки. Грызть в волнении ногти она бы не отучилась и под расстрелом.

Кольцо, браслет, серьги с изумрудами. Волосы по-прежнему заплетены во французскую косу, перевитую белыми, желтыми и зелеными лентами. Все очень просто и аккуратно.

— Встань, дитя света, — наконец разрешил альдон.

Лиля послушно встала, но глаза держала опущенными.

— Ваше сиятельство, — голос альдона звучал мягко, — я рад видеть вас у себя в гостях.

Лиля подняла глаза от пола.

— Светлейший, ваше приглашение — большая честь для меня.

— Но вы ее заслужили, графиня. Прошу вас, присаживайтесь…

Лиля оценила мягкое кресло. И его коварство — тоже.

С одной стороны — кресло. Мягкое и уважительно удобное.

С другой стороны — кресло. В котором ты окажешься на две головы ниже альдона. Да и изящно вылезти не сумеешь.

Лиля послушно присела на самый краешек.

— Благодарю вас, светлейший.

Альдон оценил ее хитрость.

— Вина, графиня?

— С вашего позволения — обычной колодезной воды, светлейший.

— Но…

— Я не употребляю вино. Оно делает мужчину слабым, а женщину — продажной.

Альдон кивнул, оценив фразу.

— Вы неглупы, графиня. Я мог бы разговаривать еще долго — и ни о чем. Но давайте перейдем к делу. Ко мне пришел пастер Воплер — вот с этим.

Несколько листков легли на стол.

Лиля бросила беглый взгляд.

Сказка… то есть житие святой из ее библиотеки. Ей же и отпечатано. И?

— Это — ваша работа?

— Это — моя идея. Работа — больше моих людей.

— Что это за материал?

— Это бумага. Она дешевле пергамента, для нее требуются только растения, хотя и не все подходят…

— Откуда вы о ней знаете?

— Прочитала в старых свитках.

— Откуда у вас свитки?

Лиля невинно развела руками. Откуда? Без понятия. Там ведь куча Иртонов до меня жила, может, кто и прикупил чего…

— Ага. Скажите, графиня. Вы три года жили в Иртоне. В тишине, спокойствии… Почему вдруг сейчас началась такая активность?

Лиля опустила глаза. Замялась. Что тут ответишь? Раньше меня тут не было? Убить не пытались? Ребенка не теряла?

Но альдон, сам того не ведая, помог ей.

— Не смущайтесь, Ваше сиятельство. И не бойтесь. Мне вы можете сказать все. И ни одна тайна не уйдет из этого кабинета.

А я — уйду? И как далеко? Лиля вскинула глаза. И — решилась.

— Светлейший, вы правы. Я и смущаюсь, и боюсь. И у меня есть на то причины.

— Неужели, графиня? Какие же?

Ты думаешь, я сейчас признаюсь в чем-то типа черных месс? Ну-ну…

— Светлейший, я смущаюсь говорить с вами о достаточно интимных вещах. Ведь вы — мужчина, а я женщина. И да — я боюсь. Я очень боюсь, что вы неправильно меня поймете. А я по глупости своей не сумею объяснить.

— Вы — и глупость? Графиня, вы какая угодно, но не глупая. И я — не мужчина. Я слуга Альдоная. И мое призвание — выслушивать людей и утешать их в горестях и печалях. Попробуйте просто довериться мне.

Лиля мялась, как девчонка на первом свидании.

— Светлейший… прошу вас, не осуждайте меня за возможно резкие слова?

— Не буду, графиня. Попробуйте рассказать мне все — и я уверен, что мы найдем общий язык.

Лиля вздохнула.

— Я даже не знаю с чего начинать.

— Начните с начала. Несколько лет назад вы вышли замуж за графа Джерисона и уехали в Иртон. Там жили спокойно и счастливо вплоть до этого лета. А потом что-то изменилось. Что же?

— Я потеряла ребенка, светлейший. — Лиля смотрела в пол, чтобы альдон не увидел злых искорок в ее глазах. — Я не знаю, как это объяснить. Когда в тебе растет новая жизнь, когда ты во сне видишь этого ребенка, представляешь его, мечтаешь, как будешь кормить, носить на руках, петь песни — как муж посмотрит на тебя с одобрением — и у тебя отнимают эти мечты. У тебя отнимают — все.

А ты просыпаешься на пепелище разбитых надежд. Знаете, я ведь ничего не хотела от жизни сверх того, что есть у каждой женщины.

Выйти замуж, любить, быть любимой, носить и рожать детей своему мужу, воспитывать их и видеть их счастье, а потом и внуков… Немного, правда?

Теперь Лиля вскинула голову и смотрела альдону прямо в глаза. Она уже не лгала. Этого хотела и Аля Скороленок. Просто ко всему этому надо было добавить и любимую работу медиком. Но это — вторично.

— Этого хотят все женщины, графиня. Но далеко не все это получают.

— Все в воле Альдоная.

— Это верно. Итак, вы жили спокойно.

— А потом потеряла ребенка. И поняла… светлейший — если бы я не была так глупа! Если бы я заметила, что меня опаивают! Если бы обратила внимание на ту служанку… Мое безволие стоило жизни моему сыну.

— Ваше безволие? Графиня, мне кое-что рассказали и про вашего мужа. Заслать вас в глушь, где ворует управляющий, а до ближайшего городка дней десять пути… наезжать пару раз в год — это подобающее поведение?

Лиля опустила ресницы.

О, она много сказала бы про своего супруга. Но — нельзя.

— Я не могу судить своего мужа. Наверное, он был прав.

— Да неужели? Графиня, вы не думали, что ваш супруг тоже виновен в ваших проблемах?

Лиля вздохнула. Ага, как же. Я начну жаловаться на мужа — а ты это потом используешь?

Нет уж. Компромат искать будешь в другом месте. Если тебе кто и застучит, я тут буду не при чем.

— Светлейший, мы так привыкли обвинять в своих бедах кого-то другого. Соседей, родных, друзей, судьбу… не пора ли начать смотреть на себя? И на свои поступки.

— Необычное мнение, графиня.

— Поймите меня, светлейший. Мы сами виноваты в том, что с нами происходит. Да, воля Альдоная над нами. Но и от нас многое зависит.

Альдон пожевал губами.

М-да. Чего он не ожидал, но не этого. Обычно женщины начинали жаловаться на все. На супруга, на судьбу, на все, что перечислила графиня. А тут…

Я виновата. Но я стараюсь все исправить.

Очень неженское мышление. Неудивительно, что графиня опасается об этом говорить.

— Ваше сиятельство, вы потеряли ребенка. А дальше?

— А дальше я поняла, что могу кое-что исправить. На моих землях умирали дети. От голода умирали. Пусть это дети крестьян, но ведь дети же! Невинные дети! Своего ребенка я не спасла. Но хотя бы этих детей.

— Это делает вам честь, графиня. Не понимаю, почему вы стесняетесь об этом рассказывать.

— Светлейший, делать добрые дела можно и не говоря о них. Не думаю, что Альдонаю угодно пустое хвастовство.

Альдон закатил глаза.

— Графиня, я понимаю, почему вы предпочитаете молчать о ваших взглядах. Они настолько несвойственны женщинам…

— Да, светлейший. Я надеюсь на ваше понимание.

Роман покачал головой.

— Ладно. Графиня, давайте перейдем к свиткам. Как вы наткнулись на них?

— После болезни. После потери ребенка… я была слаба, ничего не могла делать, только читала. И Марта принесла мне свиток из библиотеки. — Лиля, кстати, сильно и не врала, Марта действительно приносила ей жития святых. — В нем было что-то странное… про лечение людей. Я даже толком не поняла, что к чему.

— Тогда вы и решили начать учиться лечить людей?

— Если бы я знала — мой ребенок… сейчас я могла бы держать его на руках… Прошу вас, светлейший, не надо об этом!

Альдон ощутил укол совести. На минуту. Но слишком уж важен был вопрос.

— Графиня, вы можете доставить эти свитки сюда? Для изучения?

— Могу приказать это сделать. Кое-что у меня с собой.

Лиля решила честно отдать свиток по фармакологии. Если кто не изучал ее — без пол-литра не разберется. И наверное, по гистологии. Или по гигиене с эпидемиологией?

Наверное, даже второе.

Заодно чистоту пропиарим.

— Хорошо. Я пошлю с вами своего человека.

— Как прикажете, светлейший. Буду рада помочь.

— А теперь к вашей… бумаге.

— Светлейший, я считаю, что это надо обговаривать не со мной. А с Его величеством.

— Даже так?

— Есть вещи, которые люди знать обязаны. Это книга Альдоная. И ее можно выпускать в таком виде. На бумаге. Она дешева, а печать книг позволит распространить их везде. Даже в самой бедной семье будет святое слово.

Роман кивнул.

— Возможно. Но это может принести и вред. Появится множество толкований книги…

— А вы можете напечатать не только книгу, но и разъяснения к ней. Или давать их в проповедях.

Роман кивнул.

— Это верно. Но Его величество…

— А почему бы нет? С одной стороны — церковная литература. А с другой… неужели в государстве не найдется, что напечатать? Летописи, законы, указы… сейчас их переписывают, а так — один раз набрал, отпечатал раз двести — и рассылай. Экономия времени.

— Тоже верно.

— Я считаю, что такие важные вещи должны принадлежать короне — и Церкви.

— И не хотите ничего для себя, графиня?

— Хочу, светлейший.

Роман кивнул. Ну вот. Это уже интереснее. И более похоже на правду. А то бескорыстие внушает подозрения.

— Во-первых, я хочу процент от прибыли.

— Так. А во-вторых?

— Напечатать те свитки. Даже если сейчас я что-то не понимаю — оно ведь может пригодиться потом! Нашим детям, внукам… Они разберутся!

— Даже так?

— Светлейший, я не бескорыстна. Мне стыдно в этом признаваться, но у меня есть мечта. И на ее осуществление нужны деньги. Много денег.

— Неужели? И что же это за мечта?

— Светлейший, знаете, что мне сказал докторус, когда я очнулась?

— Не играйте в загадки, графиня…

— Что меня лечили клизмами, кровопусканием и рвотным.

— От потери ребенка?

— От родильной горячки.

— И что же вам помогло?

— Только воля Альдоная. Иначе я бы не выжила. Светлейший, я не хочу, чтобы дети гибли по вине таких докторусов. Тахир дин Дашшар учит меня. А я хочу организовать… Вы же знаете, у нас много сирот. А куда им дорога?

Альдон нахмурился. Вопрос был неприятным.

Куда-куда.

На городское дно. Мальчикам — в воры, девочкам — в шлюхи. Радости мало, но и альтернативы не было.

— Я думаю, что это может сделать наша Церковь. Можно взять девочек — сирот с улицы и начать обучать их. Хотя бы оказанию первой помощи. Вот как графине Марвел. Уходу за ранеными и больными. Разумеется, с дозволения Церкви и по воле Альдоная. Он посылает нам болезни, но он же, в мудрости своей, дарует и избавление от страданий, чтобы мы успели одуматься и понять, что делаем неправильно. Учить этих девочек…

— За счет казны?

— Я прошу эти проценты не для себя. И вложу их в благое дело.

— Даже так, графиня? А как к этому отнесется ваш супруг?

— Полагаю, светлейший, что вы сможете его убедить в разумности принятого мной решения. Или Его величество. Если бы рядом со мной был кто-то знающий… мой ребенок мог бы остаться в живых!

— А что потом делать с вашими девушками?

— Использовать по назначению. Направить на заставы, приписать к отрядам… кстати, так и мальчиков можно учить. Сколько людей погибают на поле боя? А сколько потом, от ран, от того, что за ними нет должного ухода и присмотра…

— Хм…

Роман задумался.

Определенно, рациональное зерно в этом было. Но соглашаться не обдумав?

Нет уж.

— Я подумаю над вашими словами, графиня.

— Это больше, чем я могла надеяться, светлейший.

— Разве выслушивать людей не моя обязанность?

Зеленые глаза вдруг озорно сверкнули.

— Выслушивать — и услышать суть две разные вещи. Разве нет?

— Интересная постановка вопроса.

— А разве она ошибочна? Светлейший, вы могли просто послушать меня. Могли бросить в темницу. Могли выгнать взашей. Могли… да многое. И можете.

— Не боитесь?

— Боюсь, — и опять озорной блеск глаз. — Но не вас, как человека. А вашей власти. И того, к чему она обязывает.

— Я редко слышу такие слова, графиня.

— Тогда я промолчу.

Передавила? Вылезла из образа страдающей женщины? Лиля подняла ресницы. И наткнулась на веселую искру в серых глазах.

— О нет. Я подумаю над вашим предложением. Но возьму с вас свою цену.

— ???

— Мне бы хотелось видеться с вами. И беседовать.

— Воля светлейшего — закон. И ваша воля — тоже.

Роман усмехнулся. А ведь интересная женщина. Странная. Необычная.

Но зла в ней вроде бы нет. Но почему Джерисон Иртон держал ее в захолустье? Такой женой можно только гордиться, Роман даже не сомневался, что она скоро станет достопримечательностью двора. И прятать такое сокровище?

Ничего не понимаю.

Лиля ввернулась домой не скоро. Отдала сопровождающему несколько свитков — и упала в кресло.

Вроде бы беседа прошла неплохо?

По крайней мере, ее не считают шильдой, не пытаются предать анафеме, не объявляют служанкой Мальдонаи.

Пока.

Надо постараться, чтобы это и дальше оставалось так же. Но сегодня она шла по очень тонкому льду. А учитывая ее вес… Так, вот не надо себя грызть. Она уже вполне симпатичная женщина.

Но теперь — один неверный шаг и ее ничто не спасет. И не обязательно ее казнят. Хватит и несчастного случая.

М-да.

Надо поговорить с Тахиром. Предупредить отца.

А еще надо срочно представить королю Джейми. Если что-то случится с ней — у ее людей будет запасной вариант. А ее знания не пропадут. Хотя бы их кусочек.

Джейми она представляла королю спустя два дня. Заодно Лиля решила поговорить про поместье Тараль. Она съездила туда и осталась не слишком довольна.

С одной стороны — идеальное место. Легко охранять, плохо шпионить. С другой…

Туда же все везти надо! Вплоть до еды! Неудобно.

Пока объемы производства маленькие — это одно. А когда они вырастут?

С третьей стороны — а вы найдите еще место под столицей. Чтобы дешево, сердито и не затрагивало ничьих интересов? В этом времени пригород пользуется спросом.

В этот раз, слава богам, обошлось без приемов и прочей мишуры. Алисия тихо провела графиню с Джейми во дворец, чуть ли не с черного хода — и собиралась так же выпустить. А зачем разводить шумиху?

Эдоард осмотрел травника без особой приязни.

— Итак, Джейми Мейтл. Он же барон Донтер? Или?

Джейми поклонился, радуясь, что нахватался от шевалье Авельса хороших манер.

— Ваше величество, вы позволите мне изложить свою историю?

— Излагайте, любезнейший.

Джейми не подкачал. Он честно рассказал, что слышал от матери, от приемного отца, как мать умерла, как он жил с приемной бабушкой, как переехал в Иртон… где и столкнулся с Кливом Донтером.

Предъявил доказательства. Достал копии (в ладонь) портретов из Донтера. Наследственность ощущалась. Джейми был просто копией некоторых Донтеров.

Эдоард внимательно осмотрел все — и мрачно кивнул.

— Да, пожалуй мне придется поверить в вашу историю. Итак, вы хотите баронство и титул.

— Я прошу вернуть мне мое по праву рождения. Ваше величество, я обещаю служить вам верой и правдой, как служили мои предки.

— Возможно, я так и сделаю. А чем вы займетесь после возвращения титула, барон?

— Ваше величество, я хотел бы доучиться у Тахира Джиамана дин Дашшара.

— Вот как?

— Когда мы ездили принимать роды у маркизы Ивельен…

— Кстати, как она?

— Амалия прислала письмо. Она здорова, дети тоже и они приглашают нас с Алисией в гости, Ваше величество, — отрапортовала Лиля.

Взгляд Эдоарда смягчился. Дочь он любил. И все-таки эти двое помогли ей. Ну, помог Тахир дин Дашшар, но ведь благодаря Лилиан он там оказался?

— Это хорошо. Итак, барон?

— А если бы это была моя жена? А я даже помочь ей был бы не в силах…

— Хм-м…

Эдоард вздохнул.

Да уж. Сильнее всего гнетет чувство собственной беспомощности. Когда Джессимин рожала, он чуть дырку в полу не протер. Все четыре раза. А если бы мог помочь?

— Разумно, барон. Согласен, доучиться вам надо. А потом?

— Буду делать все по вашей воле, Ваше величество. Скажете остаться — останусь. Скажете уехать — уеду.

— А чего бы вы хотели?

— Может быть, вступить в гильдию докторусов, Ваше величество?

— Барон — докторус?

— Лучше быть хорошим докторусом, чем плохим бароном, Ваше величество. Вы можете выгнать меня в любой миг. Но мое умение останется при мне.

Эдоард усмехнулся.

— Могу выгнать, могу казнить…

— Все в ваших руках, Ваше величество.

— Ладно. Идите, любезнейший. О моем решении вам сообщат. Графиня, задержитесь.

Лиля, вскочившая было, присела в реверансе — и опять опустилась в кресло.

Да-да.

Знак милости короля — ей было разрешено сидеть. Джейми пришлось постоять, а для нее принесли кресло. И вполне приличное. Даже роскошное.

— Мы говорили с альдоном. И о вашей идее в том числе. Вы правы. Отдавать все в руки церкви нельзя. Но и отлучать ее от книгопечатания — тоже. Мы договорились, что основной пай — пятьдесят процентов, будет у государства. Тридцать процентов у альдонов. Двадцать — у вас.

— Вы так щедры, Ваше величество.

— Все равно ваши деньги вернутся в казну. Роман рассказал мне про вашу идею.

— Да, Ваше величество?

— Я нахожу ее здравой. Моим войскам нужны лекари. Грамотные и обученные. Но сможете ли вы…

Ответ у Лили был.

— Ваше величество, Тахир обучил уходу за ранеными порядка двух десятков вирманских женщин. Полагаю, основы смогут преподать и они. А потом уж и кто-то из нас троих. Да и вирманки сами стремятся учиться дальше.

— Графиня, я уже говорил, что мне не нравится ваше сближение с этими морскими разбойниками.

— Я знаю, Ваше величество, они разбойники. Но ведь и отношение к ним такое. И выжить иначе они не могут. А если показать им, что может быть по-другому — может быть что-то и изменится?

— Вы мечтательница, графиня.

— Наверное, Ваше величество. Но на примере моих вирман могу сказать — что хотя бы не безнадежная.

Эдоард усмехнулся.

— Ладно. Сколько человек вы собираетесь обучать?

Лиля выдохнула.

И заговорила.

Вообще — она изначально не собиралась разворачивать широкую программу. Просто следовала армейскому правилу — просить больше, чтобы получить хотя бы желаемое. И желаемое она получит. Наберет человек десять — пятнадцать для начала. Из кого?

А из тех сирот, братьев которых Ганц собирает в свой Тримейн-отряд. Ну или если еще кто-то подвернется. С таким классом они справятся, практики более чем достаточно, а потом уже выученные ей люди начнут учить других… да, хирурга так не подготовишь. Но грамотную медсестру… а почему нет?

Простите, что каждый, кто ухаживал в своей семье за лежачим больным, имеет медобразование? Нет. Просто нахватались для начала, а потом уже жизнь научила. А тут их научат сестринскому делу и зачаткам хирургии. И — хватит. Терапия, педиатрия, фармакология — это для тех, кого будем учить углубленно.

Просто если бы она не получила одобрения государства и церкви — могло бы начаться шипение. А сейчас — простите.

Меня альдон одобрямс!

Смотрел как на идиотку, но ведь одобрил же. Хоть и сказал, что милосердие хорошо в умеренных дозах. Так что теперь я не еретик. Все с благословения Альдоная. А под это столько можно спрятать…

Лиля собиралась работать, учить, учиться… это можно было проделать при условии своей безопасности. И сейчас она не то, чтобы достигла этого полностью, но ведь и того раньше не было.

Поработаем!

Джес и Рик смотрели на столицу Ивернеи.

Фалдеро роскошью не поражал. Лавери хоть был приморским городом — и часть грязи смывалась в море дождями и грозами. Лавери украшало море и песок, белые паруса кораблей и крылья чаек. А Фалдеро был откровенно серым и убогим.

— Тошно здесь как-то, — нарушил молчание Джес.

— И плесенью пахнет, — Рик уже почти жалел, что приехал.

— Будем надеяться, что принцесса ей не пропахла, — подмигнул Джес.

Рик скорчил ему рожу. Джес рассмеялся и хлопнул кузена по плечу.

— Не вешай нос. Гардвейг тебя всегда ждать будет. И грудастая Анелька тоже.

Рик вздохнул еще печальнее.

Где же ты, моя королева…

Не лучше оказалось и посольство Ативерны. Если у Гардвейга можно было разместиться со всеми удобствами, то тут их даже во дворце поселиться не пригласили. Бернард экономил на всем.

— У него и дети такие же, и дочь… — рассказывал спустя пару часов после прибытия старый посол. — Не знаю, принц, понравится ли она вам, но Лидия очень своеобразная девушка. Она не расстается с книгами, очень экономна, не любит наряжаться, а когда ей говорят что она — молодая красивая девушка, она отвечает, что в казне нет денег на мишуру.

— Хм-м…

Рик не знал, как к этому относиться. Нет, в чем-то такая жена бесценна. Но только если найти с ней общий язык. А если нет?

Не будут ли тебе выговаривать за каждую пуговицу? Не придется ли пришивать их самостоятельно?

— Кто у нас еще?

— Шесть братьев. Старший, наследник трона Рафаил, дальше идут Адриан, Габриэль, Мигель, Хулио и Эстебан. Старший примерно ваш ровесник, младшему лет восемь. Все они обожают сестру. Или во всяком случае хорошо это изображают.

— Та-ак…

— На людях в королевском семействе тишь и гладь. Что кипит внутри… я узнавал по обрывкам сведений, от слуг. Известно, что Его величество может поколотить любого из принцев. Дочь он, вроде бы, любит. Но та — копия отца.

— Не знал, что Бернард любит книги.

— Любит. Но старается этого не показывать.

— Ладно. Что еще вы мне можете рассказать про придворных?

Рассказ затянулся до поздней ночи. Джес зевал, но терпел. Рик слушал с интересом. Герцог Фалион еще и вопросы задавал. Вяленая Щука был зубастым именно из-за хорошей подготовки.

Первый прием должен был состояться через десять дней. Рик расслаблялся и отдыхал после дороги, гулял, играл в нарды… Ничто вроде бы не предвещало беды, но тут Джеса настиг ворох писем.

Началось это так.

Рик, которому тоже пришло письмо от отца, сидел в кабинете.

— писал Его величество.

Рик только и смог, что глазами похлопать.

Ничего себе — новости?

Да что ж такое творится, что отец счел нужным написать ему про Лилиан Иртон?

Что она… как она… Рик потряс головой и задумался.

Да так глубоко, что Джеса заметил, только когда перед ним на поверхность стола легла стопка писем.

— Читай!

Рик вскинул глаза на кузена. Тот был явно на нервах. Глаза горят, волосы растрепались, руки сжаты в кулаки… был бы хвост — мел бы пол.

— Это — что?

— Переслали мне письма. Из Ативерны. И из Иртона.

— Иртона?

— Моя супруга, — последнее слово Джес произнес с непередаваемым выражением — пишет… да ты почитай!

Рик пожал плечами и развернул письмо.

Первое — от Лилиан Иртон.

— Интересно, — протянул Рик.

— Интересно? Ни слова о ханганах! Ни о чем! Она меня за дурака держит?!

— Ну ты же ее держал за дуру… как аукнется…

Джес изобретательно выругал кузена. Рик только фыркнул и взял из стопки следующее письмо.

— Миранда?

— Она. Нет, ты читай!

— Это — как? — тут уже и Рику стало не по себе. — Я что-то ничего не понимаю!

— Я тоже. Пишет явно Миранда. Хотя писать она стала намного лучше, раньше-то едва-едва. Но все равно! Эльванский язык! Откуда?!

— Видимо, учит… Что тут плохого?

— Да она вообще учиться ненавидела! А тут…

— Полагаю, об этом тебе надо поговорить с женой.

Джес потряс письмо Лилиан за кончик, как дохлую мышь.

— Поговорил бы! Да не могу! А остальное? Моя малышка хочет лечить людей! Да она всего боялась!

Рик развел руками.

— А как может принц Ханганата рассказывать моему ребенку сказки?

Рика этот вопрос тоже интересовал. Потому как принц Ативерны такого эпизода в своей биографии не припоминал. Даже сестрам не рассказывал… зря, наверное.

— Не знаю. Но я так полагаю, что он выздоравливает?

— Хоть это радует. Мне еще недовольства Хангана не хватало!

— Хватит недовольства моего отца.

— Откуда ты знаешь?

— А он и тебе написал? — уточнил Рик.

Джес плюхнулся на стул.

— Написал. Ты читай, там все письма. Целая стопка.

Джес не обманывал.

— И все. Ни здравствуй, ни до свидания…

— Да, отец разозлился. Но будем надеяться — отойдет к нашему возвращению.

— Да уж…

— А пока — не злись, но тебе придется вести себя, как Сияющий.

— Да я уже понял.

— И штаны держать завязанными.

Джес скорчил рожу, но спорить не стал. А Рик взялся за остальные письма.

И схватился за голову.

Алисия Иртон писала сыну, что тот — болван. В самых изящных выражениях превозносила невестку и сетовала, что сын не рассмотрел такой бриллиант.

Хвалила внучку и ненавязчиво подчеркивала роль матери в ее воспитании. А между строчек так и читалось: ты-то, балбес, хоть бы что полезное сделал.

Рассказывала, что все в восторге от Миранды, что внучка очаровательна, что принц Амир весьма сдружился с ней…

Слов у Рика не осталось. И он взялся за последнее письмо. И тут его ждал самый тяжкий удар.

Писал граф Леонард Тулон, один из главных сплетников Ативерны. И писал Джесу.

В начале письма шло перечисление новостей двора. А потом сообщалось о приезде Лилиан Иртон. И шли комплименты.

Ричард дочитал, осторожно положил письмо в стопку и посмотрел на Джеса.

— Он точно ничего не перепутал?

— Нет! Это все про мою корову!

Принцы тоже могут ругаться. Что Ричард и сделал.

— Ничего не понимаю. Джес, кто из вас сошел с ума?

— Не знаю. Но, кажется — я. Рик, что вообще происходит в этом мире?! Я точно свихнусь!!!

Лиле же было не до супруга. В отличие от Алисии, она отписала ему давно, еще когда была в Иртоне. Отправила свое письмо и письмо Миранды в Ивернею, в Ативернское посольство, справедливо полагая, что там супруг точно окажется — и выкинула его из головы.

К лешьей матери!

И так дел по горло.

Первым делом надо было заняться Таралем. Отчистить его от подвалов до чердаков. Тараль Лиле в принципе понравился. Симпатичная башня, вокруг которой крестом расположены четыре крыла замка.

Башню Лиля (даешь феодализм!) решила оставить для себя и своих приближенных.

Одно крыло отводим под кружевниц.

Второе — под стеклодувов.

Третье — под медиков.

Четвертое — под ювелиров и книгопечатников.

А дальше — как распределится. Дела кипели. Ганц докладывал о создании отряда из беспризорников, которые будут следить за Ивельенами. А оплата…

А в качестве части оплаты Лиля предложила взять в ученичество к кружевницам и к медикам часть их братьев и сестер. Да и Хельке, может быть, подберет кого-то с точным глазом и твердой рукой.

Хотя с изобретением лупы ему стало намного легче. Теперь можно было укрепить ее над столом и разглядывать через нее камни. Так удобнее.

К договору с эввирами Его величество отнесся весьма скептически. Но предложил графине попробовать на той партии, которую она привезла. Если получится…

Лиля переговорила с Хельке — и спустя сутки встретилась со старейшинами эввиров.

Тупые средневековые люди?

Да ни разу!

Дурой себя ощутила Лиля, когда речь зашла о финансах. И если бы не Август и не его казначей — точно пролетела бы по всем пунктам. Эх, надо было экономику изучать. И финансы…

Но в итоге договорились — и эввиры с трепетом душевным приняли от нее кружево, цветной янтарь и прочие редкости.

Прибыль Лиля тут же вложила. И договорилась, что часть прибыли ей будут отдавать сырьем по оптовой цене. А что?

Нитки нужны, песок под стекло нужен, да куча всего нужна. И лучше пусть все будет с доставкой на дом.

Вот, кстати…

Дорога!

Надо подумать, что с ней сделать. Например, щебнем засыпать. Пусть сейчас так не делают, но им возить продукцию — и лучше бы не по ухабам. Стекло же.

А еще набрать штат слуг, попросить Ганца всех проверить, предоставить мастерам место для собеседования — после долгих переговоров Август-таки дожал гильдии и те выделили людей. По принципу: «на тебе, боже, что мне негоже».

Но Лиле это было безразлично.

Люди будут хорошо работать, если их обеспечить деньгами. Это первое.

А второе — интерес.

Первое — за ней.

Второе — за ее людьми.

Так что попробуем все устроить…

Лиля еще пару раз побывала во дворце, но как-то все прошло достаточно вяло. Ни приемов, ни чего-то еще. Его величество просто приглашал казначея, выслушивал отчеты и кивал. Его пока все устраивало.

Сумму, выделенную из казны, Лиля не перерасходовала, за каждую монетку давала отчет, все тратилось только на дело — и что еще нужно?

Результат?

Будет, дайте время. За один месяц ребенка не родишь, даже если придать агенту девять женщин.

Это понимали все — и никуда не торопились. Тем более, что результаты были.

Лиля уезжала из дома в семь утра и приезжала не раньше пяти вечера. Обычный рабочий режим. Воспитывала Миранду, беседовала с Алисией, дружески болтала с вирманами…

Ганц трудился, как пчелка, найдя уже четырех шпионов гильдий. Лиля не стала их выгонять. Решила, что когда они окажутся в Тарале — будут работать по дому. Убирать, мыть…

А писать от их имени будет она. Ну или Лонс.

Шевалье Авельс хвостом таскался за Лилей. Он давно уже стал незаменим, как хороший и грамотный секретарь — и женщина была весьма им довольна.

Недовольны были остальные.

Алисия, которая почему-то ругалась.

Август, который говорил, что так — неприлично.

Его величество… Он как раз молчал. Ибо что человек не знает, то ему и не повредит.

Приезжали посланцы от альдона. Лиля отдала им два свитка и предупредила, что это — копия. Старые она оставила в Иртоне, не желая ими рисковать.

Привезти?

Без вопросов, пошлю корабль. Только не ждите результата быстро.

Недели две туда, столько же обратно, если морем. Сушей дольше и противнее. А на корабле — если попасть в нужное течение — намного быстрее.

Как ни странно в гости зачастил герцог Фалион. Александр.

Приезжал он ближе к вечеру, обязательно проводил с полчаса, а то и больше — с Лидархом, но и Лиле уделялось внимание.

Ей дарились цветы, сладости, и даже клетка с певчими птицами, Мири тоже перепадали сладости, но при этом…

Лиля не считала, что Фалион ей даже просто увлечен.

Нет.

Женщина это чувствует. Александр относился к ней… своеобразно.

Да, подарки ей дарились. Но как-то мимоходом. А вот что нужно было в ответ…

Первое — Лидарх. Для случек.

А второе…

Фалион так долго скрывал свою жену, что теперь рад был поговорить о ней хоть с кем-то. Тем более зная, что дальше Лили эта правда не уйдет.

Как поняла графиня — любви между Александром и его супругой отродясь не было. Обычный брак по сговору, ради выгоды.

Но сначала все было хорошо. Родился один ребенок, второй… а вот на третьем…

Рината, его жена, с самого начала была слишком резкой, слишком скандальной, но в юности Фалион не обращал на это внимания.

Это усиливалось после родов, но опять-таки, что в этом удивительного? Роды для женщины нелегкое испытание.

Первые двое родов прошли благополучно. А вот третьи…

Рината потеряла ребенка и серьезно заболела.

Почти десятинку провалялась в горячке, а когда вроде бы выздоровела — все покатилось под уклон.

От истерик — к скандалам. От скандалов к припадкам. А от припадков — к затмениям, во время которых женщины и не оставалось. Было человекообразное животное в ее теле.

Заметили это поздно. А лечить…

Докторусы только руками разводили.

Нет, снадобья они тоже разводили. Чем угодно — от дорогого вина, до ослиной мочи. Только вот ничего не помогало. Фалион терял надежду. А когда в результате несчастного случая погиб его сын — он вообще едва не взвыл.

И ведь все приходилось хранить в тайне. Кто ж породнится с семьей, в которой есть безумцы?

Не дай мне Бог сойти с ума…^{3}

Сейчас же…

Лиля оказалась скальпелем, который вскрыл эту рану. И Фалион изливал на нее потоки своей душевной боли, подобно прорвавшемуся гнойнику.

Лиля не возражала. И тоже преследовала свои цели.

Когда Фалион не разглагольствовал о жене — он был интересным собеседником. С ним было интересно. К тому же он мылся где-то раз в десять дней. Почти метросексуал. Так что общаться с ним было вполне нормально. Даже с подветренной стороны.

А еще Фалион знал весьма многое о дворе. И рассказывал о самых ярких его представителях.

Лиля слушала и училась.

Александр к тому же был приятелем Джерисона Иртона. И о нем Лиля говорила довольно часто, вынуждая Фалиона рассказывать о друге. Что поделать. Джерисон Иртон оставался величиной икс в ее уравнениях.

А еще с Фалионом можно было спокойно выезжать в поле. И не брать с собой слишком большую свиту.

Лиля и не брала. До покушения.

Это произошло совершенно неожиданно. Лиля и Фалион, нагонявшись по полям, ехали рядом и вполне мирно беседовали. Ради разнообразия — о классической поэзии, в которой маркиз неплохо разбирался. Лиля, впрочем, тоже не ударила в грязь лицом.

Пушкин, Лермонтов, Блок, Ахматова… кто не учил их в школе?

Девушка пела в церковном хоре…^{4}

Фалион слушал с удовольствием. Порыв ветра бросил Лиле в лицо горсть пыли, она закашлялась, приостановила коня и потянулась за платком.

Дальше все слилось в одну цветную ленту.

То ли пчела, то ли слепень кусает коня одного из охранников — и тот делает прыжок вперед.

Глухой свист.

Хватается за плечо… как же его… Кресс! И из него торчит короткая стрела, покрытая темными перьями.

Ох нет, не короткая… просто — она сзади.

Стрела была пущена с такой силой, что пробила плечо парню.

А в следующий миг Лилю стягивают с лошади.

— На землю!

И графиня Иртон послушно распластывается на манер морской звезды. В голову лезут глупые мысли. Костюм отстирается, мыло есть. Хорошо, что похудела, раньше бы живот мешал…

Лидарх…

Но Лидарха держит под уздцы раненный Кресс.

Стоит, кривится от боли, но держит поводья раненой рукой. Конь слегка нервничает, почуяв кровь, но аварцы дико умные. И Лидарх стоит изваянием. Оно и к лучшему — иначе бы Кресс не справился. Потому что здоровой рукой он держится за рукоять кинжала.

Ну да, с такой рукой он не боец. Но Лейс, когда подбирал охрану для графини, выбирал лучших. Кресс мог муху на лету ножом сбить.

— Я могу встать?

— Лежите, госпожа…

— Долго?

Кресс прищурился, вгляделся во что-то, что Лиле видно не былою.

— Кажется, нет.

А через минуту застучали конские копыта. Спрыгнул рядом Александр.

— Вы в порядке, Лилиан?

Александр и сам не заметил, как перешел «на ты».

— Более чем, — Лиля провела рукой по лицу, стирая дорожную пыль. Хорошо хоть дождя не было. — А…

— Ушел, гнида такая! Ох… простите.

Лиля очень хотела выругаться. Но в это время Кресс-таки осел на землю. И все было забыто.

Оставался только человек, которому надо было оказать первую помощь. А лучше — зафиксировать стрелу, чтобы не случилось еще большей кровопотери, перевязать — и везти домой.

Этим все трое и занялись. То есть занималась больше Лиля. А мужчины поглядывали по сторонам. Только Алекс один раз отломил оперение стрелы, чтобы удобнее было потом вытащить.

Но убийца скрылся.

Дома поднялся переполох. И это мягко сказано.

Разволновалась Алисия, повисла на шее у мачехи Миранда, принялись ругаться Лейф и Лейс, заявляя, что графиня была отвратительно беспечна…

Лиля наплевала на всех и помчалась лечить Кресса.

Мужчина был достаточно плох. Сквозное ранение, разорван сосуд, большая кровопотеря, плюс древко стрелы точно спиртом не протирали.

В лазарете хватало народу, пришла Ингрид, Тахир, уже уверено облачившись в белый халат и подальше упрятав бороду, ассистировал.

— Скальпель.

Лиля уверено вытащила грязную палку, промыла рану, стянула края, поставила дренаж… Тахир любовался экономными скупыми движениями. Нет, это — школа. Такому не научишься, читая книги.

Наконец Лиля выпрямилась, затянула последний узел…

— Теперь отлежаться. Если не пойдет заражение — все будет хорошо.

— Я назначу дежурных. Лиля, может тебе отдохнуть? — Ингрид давно перешла с графиней «на ты». Хотя и не при посторонних.

— Я пока в кабинете посижу… Распорядись, Ингрид. Если что — зови.

Ганц Тримейн, к которому послали гонца, тоже прилетел на крыльях тревоги — и узнав о происшествии — умчался туда, взяв с собой людей и собак. А вдруг?

Чуда не получилось.

Сторожевые взяли след, но далеко по нему пройти не смогли. Убийца оказался умным и прошел по ручью.

Лиля, наплевав на попытки Тахира и Джейми уложить ее в постель, сидела в кабинете и сосредоточенно размышляла.

Кто?!

Кому оно надо?

Ивельены?

Но Ганц вроде бы взял их под колпак.

А кому она тогда еще насолила? Королевской фаворитке? Так если б та дура мстила всем, кто ее опустил ниже плинтуса… Нет, вряд ли.

А кому еще?

Больше в голову ничего не приходило, и Лиля злилась. Выезжай теперь в сопровождении охранников, как под конвоем! Гадство!

Тридцать три раза гадство!

— Ваше сиятельство?

В кабинет заглянул маркиз Фалион. Лиля слабо улыбнулась ему.

— Рада вас видеть, маркиз.

— Вы в порядке?

— Нет.

Маркиз на миг смешался, но потом прошел в кабинет.

— У вас есть вино?

— Нету.

— Вам надо выпить.

— Не надо.

Женщина вскочила и заметалась по комнате.

— Лилиан…

— Не надо! — рявкнула Лиля. — Вы хоть знаете, что женщины быстро привыкают к вину — а потом это гибельно сказывается на их детях, разуме, жизни вообще! Знаете?! Вот и не суйте мне эту пакость! Оставьте меня вообще в покое! Вот!!!

Фалион должен был развернуться и уйти. По всем признакам — он должен был еще и не вернуться. Но вместо этого маркиз шагнул ближе к Лиле. Уверенно обнял ее за плечи и привлек к себе.

— Все хорошо, девочка. Все хорошо. Ты жива и все живы…

— А если бы нет!?

— Смерть — это круг, который замыкает жизнь. Это естественно. Рано или поздно мы все уйдем.

— Не из-за меня!!!

— Конечно, нет. Ты тут не при чем. Расслабься, девочка. Поплачь, тебе легче станет…

Лиля всхлипнула.

Вцепилась в Фалиона, как в канат над пропастью — и слезы хлынули потоком.

Маркиз гладил ее по волосам и думал, что ноги мало сволочам вырвать. Мрази…

А еще надо поговорить с капитаном ее стражи. Надо как-то улучшить ее охрану. Никому он не даст ее обидеть!

Лиля хлюпала носом еще долго. Но наконец слезоразлив прекратился, она успокоилась и начала соображать. Отстранилась, вытерла лицо…

— Спасибо, маркиз.

— Александр.

— Спасибо, Александр.

— Не за что, Лилиан. А горячего вина я вам все-таки принесу. Вы сегодня без этого не заснете.

— Чуть-чуть вина, пряности, фрукты… ладно?

Фалион поцеловал графине руку и вышел. А Лиля сосредоточилась на покушении.

Было?

Все выжили?

Ладно. Попробуем что-нибудь придумать, чтобы такого не повторялось. Например, наладим патрулирование. Как-нибудь да извернемся. И надо выцепить этих сволочей! Нет, ну что за мода — покушаться на маленькую хрупкую беззащитную женщину? Нет бы — на ее супруга?

Она бы еще и спасибо сказала!

Означенный супруг в это время подъезжал к дворцу. Рик сидел в карете злой и недовольный. Они в Ивернее уже сколько времени, а Бернард… Гардвейг был на порядок хлебосольнее.

Нет, если дочка пошла в отца — бежать отсюда надо! Сломя голову!

Но для начала — хотя бы познакомиться.

Дворец производил грустное впечатление.

Заросший сад — садовникам надо платить слишком много, серые стены, окна, кое-где затянутые пергаментом, тяжелые ставни…

Про грязь лучше умолчать — если уж в обычае было справлять нужду, отойдя в угол. На грязь Джес внимания не обратил бы. А вот на заржавленное оружие на стенах, старые гобелены, из которых кое-где лезли нитки, придворные, одетые так, что в Ативерне их приняли бы за неудачливых купцов…

И самое неприятное — постные выражения на лицах людей.

Джес даже поежился.

Рику тоже было не по себе. Двор Гардвейга отличался нарочитой и даже избыточной пышностью, ативернцы предпочитали сдержанность, но чтобы так?

Фу…

Узкие коридоры, чадящие факелы, пыльные тяжелые портьеры, не разобрать, какого они цвета были раньше…

И — тронный зал.

Здесь светлее, большие окна открыты.

Ветерок нахально треплет прически дам, взметывает длинные юбки, играет плащами мужчин… ему хорошо. Рик о себе такого сказать не мог. Он вглядывался в противоположный конец зала.

И мрачнел с каждой минутой.

Воистину, Бернард должен был родиться не королем, а старьевщиком.

Серый человек.

Серая туника, серые штаны, серое лицо, серые, словно пылью посыпанные волосы, оживляет картину только корона. И та не блестит. Словно и золота коснулась всеобщая тоска.

Лицо тоже не вызывало восторга.

Глаза на нем терялись. Виден был длинный хрящеватый нос и массивный подбородок. Зато, словно для равновесия, природа наградила мужчину тонкими узкими губами, которые с трудом можно было разглядеть.

Глаза же…

Маленькие, серые, откровенно оценивающие. Под этим взглядом Рик вдруг почувствовал свою неуместную здесь изысканность, а Джес попросту разозлился.

Мужчину раздражало все.

Серость, тоска, которая, казалось, пропитала весь дворец, взгляды парней, стоящих рядом с троном плотной стеной, словно закрывали кого-то.

Так что он почувствовал острую необходимость напиться. И набить кому-нибудь морду.

Кругом враги!

— Ваше величество, — Рик раскланялся первым. — Я счастлив быть принятым при вашем дворе. Это большая честь для меня.

Бернард чуть склонил голову.

— Мы также счастливы видеть вас здесь. И надеемся, что ваше пребывание окажется полезным для обеих сторон.

Голос у него был скрипучий, как несмазанная телега.

— Позвольте представить вам мою жену. Ее величество Далия.

Королева была… никакая.

Если Джесси Рик помнил ярким огоньком, Милия была заботливой клушкой, а из Анелии получилась бы королева-куртизанка, то Далия — ее просто не было заметно. Тень супруга. Вроде бы и симпатичная, и глаза голубые, и волосы светло-русые, но вот это выражение покорности и тупого безразличия на лице…

— А также моих сыновей. Мой старший сын и наследник Рафаил. Второй сын — Адриан, далее Габриэль и Мигель.

Рик подумал, что сыновья — копия отца.

Такие же русо-сероволосые, такие же безгубые и сероглазые, с такими же подбородками и длинными носами. А Хулио и Эстебан, видимо, не появились по причине юного возраста.

— Моя дочь. Лидия.

Братья раздвинулись в сторону.

И перед Риком возникла…

Нет, Лидия не была страшной. Если бесстрастно разложить по полочкам все данные — она была вполне симпатичной.

Высокая, костлявая, ну так жердь обычная, без груди и попы… волосы русые, глаза отцовские, ну может, чуть поголубее… но для Рика все испортило выражение на ее лице.

Известно, что мужчины воспринимают женщину не фрагментами, а в целом. И в целом Рику девушка не понравилась.

Что-то было в ней такое… а может быть просто неприязнь к «жениху».

— Ваше высочество, — Рик склонился в глубоком поклоне.

Лидия ответила реверансом и бросила на принца неприязненный взгляд из-под ресниц. Бернард чуть кивнул.

— Полагаю, вы можете погулять по парку, разумеется, в сопровождении…

Рик заверил короля, что только об этом и мечтал всю свою жизнь — и галантно предложил Лидии руку.

Принцесса приняла ее, и все потянулись в сад.

Оставшись наедине с супругой, Бернард ухмыльнулся.

— Ну, как думаешь, сладится?

Далия пожала плечами. Она давно научилась говорить то, что желает муж.

— Если вам это будет угодно…

Бернард довольно кивнул.

Разумеется, все в его воле. Он же король.

Рик вел принцессу по саду. Ростом она, кстати, оказалась на ладонь пониже, так что идти было удобно. За ними, шагах в пяти, тащились два принца. Кажется, старший и еще один, только который? Может, Рик и запомнит их со временем, но сейчас слишком уж они на отца похожи.

Рик подумал что надо заговорить — и начал со стандартного.

— Ваше высочество, у вас глаза почти как небо…

— Зубки — жемчуг и губки коралловые, — продолжила Лидия. — Благодарю, мне это уже говорили.

— И кто посмел? — картинно возмутился Рик. — Скажите только слово, Ваше высочество…

— Все, у кого не хватало воображения придумать что-то новое.

Лидия явно не собиралась налаживать мосты. Но Рик отступать не мог. Пока было некуда.

— Ваше высочество, я обещаю не отпускать больше заезженных комплиментов. Но может быть, вы что-то мне расскажете? Чем вы увлекаетесь? Что вам нравится?

— Одиночество.

Яснее сказать было и нельзя. Рика откровенно посылали.

Сделай так красивая девушка — он бы еще подумал — добиваться или нет.

Но сейчас…

Подумаешь, какая цаца!

Да на тебя без слез не взглянешь — и туда же? Нос драть?

Можно подумать, к тебе не принц свататься приехал, а конюх за попку ущипнул.

— Как я вас понимаю, — с душой высказался Рик. — Действительно — иногда лучше быть одному.

— А не с кем попало.

Взаимопонимание было достигнуто. Но о мирном договоре речь пока не шла.

Рик с неудовольствием вспоминал Анелию, которая перед ним только что не платочком стелилась и хмурился.

Лидия думала, что надо бы еще нахамить. Не нужен ей этот смазливый красавчик, который смотрит с таким превосходством. Что — она теперь должна броситься ему на шею и возрыдать от счастья? На смотрины он приехал, подвиг какой совершил!

Перебьется!

Принцесса упорно молчала. Рик тоже помолчал какое-то время, но-таки решился.

— Принцесса, а как вы относитесь к стихам?

— Я к ним никак не отношусь, Ваше высочество.

— Может быть, мне почитать вам что-нибудь? Я знаю множество стихов, вам понравится…

— Если я пожелаю что-либо почитать — почитаю сама.

Яснее выразиться и нельзя было.

Рик оглянулся. Сопровождающие отстали. Решиться?

— Ваше высочество, почему я вам так не нравлюсь?

От такой прямоты Лидия на миг замерла. А потом ответила так же. Четко и ясно.

— Вы не золотая монета, чтобы мне нравиться. Я вас первый раз в жизни вижу, Ваше высочество.

— Да еще с такой целью.

— И это тоже.

— Вы не хотите замуж, Лидия?

— Не за вас, — коротко ответила девушка.

Рик даже удивился. Неужели нашлись охотники? Но…

— Можете мне отказать — и я тут же уеду.

— Не могу, — сдвинула то место, где должны были быть брови, Лидия. — Отец расстроится.

— А когда не расстроится?

— Полагаю, месяца хватит, чтобы убедить его в отсутствии взаимной симпатии, — Лидия отбросила увертки и говорила прямо. — Вы мне не по душе, я вам тоже. Месяц — оптимальный срок. Мой отец поймет, что мы друг другу не подходите — и вы уедете.

— А если вы передумаете?

Лидия откровенно фыркнула. Передумать? И вот это… нет уж! Увольте!

— Я понял, — кивнул Рик. Ситуация его все больше забавляла. Первые красавицы Ативерны в очередь к нему становятся, да и в Уэльтстере, и в Ивернее, а это чучело в столетней давности тряпках… только и названия, что принцесса. — Тогда предлагаю вам договор.

— Какой?

— О ненападении. Вы не шипите на меня этот месяц, а я ухаживаю за вами. Чтобы ваш отец убедился, что мы пытались.

Лидия кивнула.

— Да, так будет лучше. Ричард… не возражаете?

— Нет. И если позволите — Лидия.

— Там, где нас не услышат.

— Принято.

Ричард не чувствовал себя оскорбленным. С чего бы?

Лидия, хоть и страшненькая, но принцесса. Равная ему по статусу. И может говорить, что пожелает. Не хочет она его?

Ну и отлично. Баба с воза — волки сыты. Но месяц тут покрутиться придется. А потом… уж лучше — Анелия. Та хоть на ощупь приятная. А кому захочется об эти кости колоться?

Пфе…

Впрочем, Джеса эта ситуация скорее оскорбила.

— Ты серьезно?

— Вполне. Меня явно не хотят видеть супругом.

— Ни… себе? Если каждая… станет разбираться, чем она хочет…

— Это ты не о своей ли жене говоришь? — подколол Рик.

— Да и о ней тоже! Нет, ну надо же! Лиля, Лиля, всюду Лиля! Миранда без нее просто жить не может!

— Может. Но не захочет.

— Разберемся, — посулил Джес. — Кстати, цензором поработаешь?

— То есть?

— Письма написал. Дочери и жене.

— Давай сюда, — вставать Рику было лень.

Письмо Миранде он пробежал по диагонали. Ибо — ничего интересного. Люблю, целую, учись, обязательно привезу, пиши чаще, буду рад…

А вот письмо супруге…

Рик только головой покачал.

— Да ты любовнице больше пишешь…

— Так она и не любовница.

— Она — жена.

— Вот именно.

— Рик, да не знаю я о чем ей писать! — взорвался Джес. — Убивай — не знаю! Дядя ругается, Миранда восторгается, сплетник этот, Мальдоная его поимей, хвалит… мою корову!!! Да у меня ум за разум заходит! Сейчас напишешь что-нибудь — так дядя меня вообще на границу пожизненно выставит!

— А тебе не хочется.

— А кому бы хотелось?

— Ладно, не ругайся. Сойдет, если не придираться. А отношения ты с женой выяснишь потом, когда дома будешь.

— И то верно. Тем более, если ты эту клячу не хочешь…

— Лидию?

— А то ж!

Действительно, Джес верно подметил. Было в Лидии нечто лошадиное.

— Она меня тоже не хочет.

— Ну и дура. Сама не поняла, что теряет.

— Мне же лучше. Месяц покрутимся — и домой.

— Ну да… — Джес вздохнул. — Знаешь, иногда мне страшно становится. Вот приеду — а там все другое. И Ативерны нет, и Лавери, и вообще…

Рик только головой покачал. Кузена пора было выводить из такого состояния.

— Джес, плесни мне вина?

Кузен выполнил просьбу. Но синие глаза все равно были грустными и усталыми.

Альтрес Лорт читал донесение своего агента.

Отлично.

Лидия и Рик друг другу не понравились. И Лидия резко дала принцу от ворот поворот.

Этого можно было ждать. Но на всякий случай… надо ли?

Обязательно надо.

Альтрес принялся быстро набрасывать план действий. Отдать приказ этой шлюшке из посольства. Отдать приказ своему агенту… публичного скандала устраивать не надо. Но небольшой, внутрисемейный — почему нет?

Он ведь ничего нового не делает. Просто открывает принцу глаза на кое-какие грешки его предполагаемой невесты.

И время полетело вперед, словно сорвавшаяся с тетивы стрела.

Лиля работала как каторжная. Единственным утешением было то, что работа повторялась. Все было привычно, все было ясно и понятно.

И мастерские уже оборудовались раньше, и люди уже инструктировались, и замок отмывался.

Разница была только в масштабах. И в том, что здесь ее охраняли по полной программе.

Лейф наладил охрану из вирман, Лейс — патрулирование окрестностей. Выловить убийцу не удалось, но по крайней мере новых попыток не было.

Его величество, узнав про это происшествие, весьма разгневался и спустил кобеля на Ганца. Тот кое-как оправдался. Но его отношение к короне заметно похолодало.

Зато Лиля могла рассчитывать на его преданность.

Кстати — неплохо оплаченную.

На подарки ушло примерно десять процентов продукции. А остальное ушло Хельке. То есть его братьям по торговле.

И вырученная сумма превзошла все Лилины ожидания. Марсия и девушки пахали день и ночь напролет. И на их продукцию записывались в очереди. Торговались за право опередить соперницу, ругались, подкупали приказчиков, плели интриги…

Когда первый раз прошла попытка подкупа — Лиля взбеленилась. Хотела выпороть негодяя и выгнать, но Хельке отговорил.

Эввиры известны, как продажные негодяи?

Вот и отлично. Будем продавать репутацию. А заодно — вкладывать полученные взятки в строительство модного дома.

Потом, когда будем набирать персонал — поставим вопрос по-другому. Но сейчас… Графиня — слабая хрупкая женщина, она может и не знать, как нагло ее обманывает данный эввир.

Согласится ли он стать козлом отпущения?

Графиня, а мы специально выберем такого, которого не жалко. Паршивый… козел есть в любой семье и в любом народе.

Лиля подумала — и согласилась. Пока — пусть. Потом она это дело изменит. Но сейчас… Как говорил пан-атаман Грицько Таврический: «Гроши нужны, батько! Гроши!»^{5}

Увы — дать их было попросту некому. Хорошо пану-атаману. Тот мог у кого-то попросить.

Лиля могла бы спросить у отца. Август предлагал и не раз.

Или у Алисии, у короны… увольте!

Производством она поделится. А модным домом — нет.

Есть три вещи, которые она никому не уступит.

Модный салон в комплексе с кафе. Как источник денег. Нечто подобное появится здесь не скоро. А вот женщины в любом веке одинаковы.

Больница. Лиля пока еще не знала, как ее организует. Но она обязательно будет. И при ней будут курсы медсестер, фельдшеров и хирургов. Что она умеет сама — она передаст людям.

И детские книги. Это тоже не стоит отдавать в чужие руки.

Сказки, истории, предания, буквари и азбуки. Сначала — дорогое. Но потом будет и дешевле.

Лиля не была подвижницей. И не собиралась сделать все и сразу. Она отлично понимала, что не потянет.

Есть вещи, которые просто не ее. Поэтому она найдет грамотного управляющего и бухгалтера, будет контролировать счета, но ее — это медицина. И она будет лечить. А остальное — просто прикрытие.

А пока — работать.

Уделять внимание дочери, уделять внимание своим людям. И тихо плакать по ночам от тоски.

Разве об этом она мечтала?

Нет.

Ей хотелось любить, быть любимой, семью, детей, дом, любимую работу… Лёшу.

А что вместо этого?

Средние века, куча дел, которые ей и через Манхэттен не сдались, чужие люди, чужая земля, муж черт-те где, да и когда он приедет — радости это не обещает, крохотные надежды на семью — и понимание своего одиночества.

Постоянного одиночества.

Даже если она выйдет замуж, если родит детей… все равно она будет одна.

Никогда и никому она не рискнет открыть своей тайны.

Одна, всегда одна… зачем? За что? Как больно…

Алисия смотрела на Его величество Эдоарда спокойно. А Его величество изволил быть недовольным.

— Графиня, ваша невестка действительно настолько занята? Она постоянно не находит времени для приемов…

А Лиля — был грех — манкировала вовсю своими придворными обязанностями. Ей не хотелось ко двору. Какого черта?

Душно, грязно, воняет, лучше пусть Мири съездит — пообщается с кузинами и заодно порекламирует какую-нибудь новинку. Они с девочками быстро нашли общий язык.

А уж после того, как Лейф нашел двух щенков для принцесс, Мири вообще стала для девочек своей. Пусть младше — но девочка знала поразительно много. И о многом рассказывала. И с ней было интересно. А еще — собак надо было дрессировать. И Мири давала советы.

Эдоарду нравилось общение девочек. Но хотелось видеть и графиню. А та…

Нет, по официальному приказу она являлась. Целых два раза. И исчезала с приема, как призрак. Эдоард подозревал, что ей помогала Алисия, но не пойман — не выпорот.

Пообщаться с ней тоже было сложно. Словно дверца закрылась. Полный отчет по делам ложился на стол казначею — и тот только радовался.

Графа «приход» превышала своими суммами графу «расход». Четко прописано что, сколько, куда… Приятно почитать. Ни одного лишнего слова.

И Лиля готова была говорить о делах. Но вот той искры, что король заметил при первой встрече, в ней не показывалось. Было, но словно бы глубоко внутри. Притухло, закопалось…

И Его величество не знал, как вернуть ту ироничную женщину. А надо ее возвращать?

Надо. С ней было интересно. То, чего король долгое время не ощущал. Любопытство.

— Ваше величество, — Алисия только что ресницами нарочито не хлопала, как придворные дамы. — Лилиан действительно работает с утра до ночи. Дочь — и та видит ее не больше часа в день.

— Мое поручение занимает столько времени?

— Лиля старается все сделать хорошо. Она умница, Ваше величество. И очень ответственный человек.

Последнему не стоило и удивляться. Безответственных медиков не бывает. А если вы такого обнаружили — значит это халявщик, выжига и шарлатан. И гнать его надо палкой из медицины.

— И все же…

— Ваше величество, вы взвалили на нее ношу, которую не всякий мужчина потянет.

— Я же не думал, что она сама всем этим займется, — сдвинул брови Эдоард. — Женщины не предназначены для ведения дел…

— Видимо, Лиля — исключение.

— Видимо. Графиня, а что вы еще можете о ней сказать — теперь? Когда подружились с ней и лучше узнали друг друга?

Алисия прикусила нижнюю губу. Но лгать не стала.

— Что сказать? Она очень умна. Но в то же время ее ум — он не такой.

— Например?

Алисия замолчала. Как лучше выразить то, что сама не понимаешь до конца? Нестандартные поступки, решения, слова… даже жесты иногда не такие…

Все вроде бы логично, понятно, но… картина не складывается.

Алисия помотала головой.

— Не знаю. Она умна, но по-другому. Например, истории про барона Холмса.

— Это она рассказывала их Миранде?

— Да. Я сказала, что девочке не стоит слушать про убийства, а Лиля сказала, что девочке надо учиться думать. Чтобы не оказаться в том же положении, что и она.

— И графиня учит малышку думать — таким образом?

Алисия кивнула.

— Да.

— Это любопытно. Знаете, я все-таки попрошу вас передать ей мою просьбу. Не приказ. Но я хочу чаще видеть ее при дворе.

— Я передам ей, Ваше величество. Но… не забывайте, чья она дочь.

Эдоард только вздохнул.

Августа Брокленда ко двору заманить было весьма и весьма сложно. Характер… наследственность?

О законах генетики тут не знали. Но и схожесть повадок отца с повадками дочери удивления не вызывала. Яблочко от яблоньки…

Самому, что ли, в Тараль съездить? Проверить как там, что там… все-таки женщина. Да, предприятие он доверил больше Августу, да приставил своих людей, но графиня имеет право голоса. Что может женщина?

Вот и посмотрим…

Яблочко плотно увязло в делах. Их было много, Ингрид помогать как раньше не могла, шевалье Авельс тоже зашивался — и Лиля тонула в куче бумаг.

Даже дочери она не могла уделять столько внимания, как раньше. И отпускала мелкую ко двору. Пусть хоть делом займется. Лиля попросила Лейфа выделить девочке сопровождающих, но все равно беспокоилась. Мири — это лучший способ достать саму Лилю. Вирмане это тоже понимали — и стерегли девочку как зеницу ока.

Рутина.

Утро, работа, день, работа, вечер, работа…

Радостным событием стало возвращение Эрика.

Не просто так, нет. В гавань вошли шесть кораблей под белоснежными парусами. Эрик направился к Лиле, а посольство Вирмы — к Эдоарду.

Первым Эрика обнаружила Мири. Радостно завизжала — и повисла у вирманина на шее, активно болтая ногами.

— Дядя Эрик!!! Уррряяяяя!!!

Радость девочки была вполне объяснима. Эрик, несмотря на свою страшноватую внешность, любил детей и частенько возился с ними.

— А ты насовсем?

— Как получится. Это я с твоей мамой поговорю.

— А мама у себя! Вся в бумагах!

— А ты удираешь от бумаг?

— А нас сейчас Лейс будет учить метать ножи. Кресса ранили, поэтому Лейс сам нас гоняет…

Эрик ухмыльнулся.

— Ну, тогда я вовремя приехал. Ну-ка, посмотри?

В ладони девочки лег небольшой нож. Миранда выдвинула его из ножен и присвистнула.

— Класс!

В хорошем оружии девочка разбираться научилась. Да еще как… Эрик же и учил. Так что оценен был и отличный баланс, и острота кромки, и синеватый блеск стали, и ухватистая рукоятка, обтянутая кожей акулы…

— Это — мне?

— Тебе.

— Спасибо!!!

Миранда повисла на шее у Эрика, расцеловала вирманина в обе щеки — и унеслась. Эрик покачал головой и продолжил путь к кабинету.

Графиня Лилиан Иртон…

Вирманин и сам не мог сказать, какие чувства в нем будила эта женщина.

Восхищение? Обязательно.

Уважение? Безусловно.

Любовь?

Нет, любовь пока не родилась. Но сильных и умных женщин вирмане оценить могли. Дуры у них и не выживали. Не те климатические условия…

— Ваше сиятельство?

Увидев Эрика, воздвигшегося на пороге кабинета, Лиля так просияла глазами, что Лонс невольно закусил губу. Улыбка у женщины была замечательная. Открытая, яркая, идущая от самого сердца. И… Анель ему так ни разу не улыбалась. Так — никогда…

— Эрик! Приходи! Лонс, распорядись, пусть подадут что-нибудь перекусить… вина не надо?

— Как обычно.

Вирмане алкоголь не уважали. Вино делает женщину уступчивой, а мужчину слабым. Да и не выжить им, если любить вино. Так что мужчины быстро и по достоинству оценили ягодные взвары, квас и сбитень. Особенно квас. Эрик его обожал.

— Минуту, госпожа…

Лонс вышел. Эрик удобно устроился в кресле и посмотрел на графиню веселыми голубыми глазами. А ведь красива… очень красива. Лиля наклонилась вперед, даже не замечая, что в вырезе платья показалась весьма интересная картина. Не до того!

— Эрик, что сказали на Вирме?

— Ваше сиятельство, я с отличными новостями.

— Ну же! — Лиля даже кулачком по столу стукнула. И тут же поймала непроливайку.

— Как вы знаете, единого главы у нас на Вирме нет.

— Но есть совет глав кланов. И?

— Я продемонстрировал все, что вы мне дали.

Дала Лиля немногое. Отлично понимая, что кружево и ювелирка вирман заинтересуют средне, в приложении были:

— связанные крючком платки, носки, рукавицы. Вязание — для вирманок. Обычное там есть. А вот вип-вариант…

— подзорная труба и лупа — неоценимо для корабелов со стажем.

— спирт медицинский — растирание, дезинфекция, немного можно и внутрь.

— технология получения соли из морской воды — молчим о пользе.

Так, навскидку, Лиля могла бы дать многое. Но Вирма — это суровый и холодный остров. Поэтому надо показать, как они могут использовать свое преимущество.

И сколько она может дать.

— И какое же решение приняли старейшины?

— Они решили начать переговоры с Эдоардом.

— На тему?

— А смотря на что он согласится. С вами также решено начать переговоры…

— На предмет?

— Мы воюем между собой, это так. Но есть вещи, которые выгодны всем. И мы можем предложить многое. Ваш супруг занимается торговлей. Мы можем охранять его корабли.

Лиля сморщила нос. Лучше бы кто потопил корабль с ее супругом.

— Охрана, помощь, защита, а если вы пожелаете переселиться на Вирму…

Лиля кивнула.

— Это — вы. А я взамен?

— Соль для нас важна. Теперь нам будет легче. Но это ведь не все, что вы можете?

Лиля кивнула.

Далеко не все. Хотя сейчас и жалеешь, что не занималась в свое время парусным спортом. А ведь был шанс, был! И оружием интересовалась постольку поскольку…

Ее призвание — медицина. Остальное же…

— Об этом надо говорить с королем, а уже он будет вести переговоры со старейшинами. Я же… мастера, технологии… мне нравится Вирма. И я надеюсь на добрососедские отношения.

Эрик расплылся в довольной ухмылке, показав дырку в зубах.

— Ваше сиятельство, хорошие люди всегда договорятся.

Лиля ответила такой же улыбкой. И подумала о цинге. Самое простое — объяснить, откуда и чего. И подарить рецепт квашеной капусты. Кстати — и морской тоже. Она их дюжину знает, если не больше. Нет, зная медицину, не пропадешь нигде.