Изгой. Проклятье клана

Глава 6

Ночь тянется, как смола – густая, липкая, бесконечная. Веки наливаются свинцом, каждое моргание становится маленькой битвой. Я сжимаю кулаки, впиваюсь ногтями в ладони – боль, острая и ясная, прогоняет дремоту. Но этого мало.

Тогда я закрываю глаза и ищу внутри себя это – ту самую нить магии, что едва теплится в груди.

Сначала – лишь слабое мерцание, будто уголь под пеплом. Я дышу глубже, представляя, как с каждым вдохом раздуваю этот огонёк.

И вдруг – Тепло. Оно растекается по жилам, как горячий мёд. Сначала едва заметное, потом всё ярче, звонче. Я чувствую, как оно пульсирует в кончиках пальцев, как наполняет мышцы лёгкостью, будто с меня сняли доспехи.

Это не похоже на боевую ярость – нет, это иное. Тонкое. Живое. Я открываю ладонь – и над кожей вспыхивает бледно-голубоватое сияние, похожее на отражение луны в воде.

Оно дрожит, как крыло пойманной бабочки, но не гаснет.

Получилось.

Магия входит в меня не рывком, а мягкими волнами. С каждым приливом усталость отступает – не исчезая совсем, но отодвигаясь куда-то далеко, за горизонт сознания. Теперь я снова чувствую тело: упругие мышцы, ровное дыхание, чёткий ритм сердца.

Я улыбаюсь.

Это не победа – лишь первый шаг. Но он доказывает: я могу больше, чем думал. На востоке брезжит рассвет.

Я готов.

Пора будить людей и выдвигаться на осмотр города. Ночь прошла спокойно, но это не значит, что и дальше нас не будут подстерегать опасности.

Рассвет разливается по руинам бледным молоком, окрашивая развалины в пепельные тона. Я встаю, разминая затекшие плечи – ночь прошла без происшествий, но это лишь затишье. Настоящие испытания впереди.

Толстой дверью дома скрипнула под моей рукой. Внутри – запах спертого воздуха, пота и древесной золы. Мои люди спят, сбившись в кучу, как испуганные щенки. Артем свернулся калачиком у стены, Мурат храпит, раскинув руки, а Елисей, укрывшись плащом, дышит ровно и тихо.

– Подъем! – мой голос гулко разносится по пустому дому.

Они вздрагивают, моргают, протирая глаза. Мурат что-то недовольно бормочет, но замолкает, встретившись со мной взглядом.

– Город не исследует себя сам. В путь через полчаса.

Елисей, не говоря ни слова, принимается за завтрак. Он раскидывает на углях тлеющего костра плоский камень, смазывает его остатками жира.

Ломтики вчерашнего мяса шипят, выпуская ароматные капли. Добавляет горсть сушеных кореньев – они трещат, наполняя воздух пряной горечью.

Потом крошит в глиняную миску твердый сыр, заливает его горячим отваром из трав – получается густая, дымчатая похлебка.

Мы едим молча. Мясо жесткое, но сытное, похлебка обжигает губы, но согревает изнутри. Даже Мурат, вечно недовольный, хмуро облизывает пальцы.

– Елисей остается здесь, – объявляю я, вытирая нож о штаны. – Остальные – на осмотр города. Мурат, западная часть. Артем – восточная.

Они кивают. Никто не спрашивает, куда пойду я.

Я указываю на полуразрушенную башню вдалеке.

– Встречаемся там к полудню. Если что-то найдете – сигнал дымом.

Они расходятся, плечи напряжены, шаги осторожные. Я жду, пока их фигуры не растворятся в утреннем тумане, и поворачиваю на север.

Туда, где ждут Врата.

Тишина здесь была особенной – густой, вязкой, словно сам воздух застыл в ожидании. Я шагал по выщербленным камням мостовой, и каждый мой шаг эхом отдавался в пустых глазницах окон.

Город напоминал высохший труп – обтянутые ветхой кожей дома, скрипучие остатки былой жизни под ногами: позеленевшая медная монета, женский гребень с запутавшимся в зубах темным волосом.

Кто ты была, хозяйка этого гребня? Куда вас всех унесло, словно осенние листья?

Мысли обрывает едва уловимый звук.

Не скрип и не стук – просто... нарушение тишины. Как рябь на поверхности мертвого озера.

Правая рука сама потянулась к арбалету, пальцы привычно обхватили рукоять. Я замер, превратившись в слух.

Переулок. Узкий, как горло бутылки. Груда разбитых ящиков, из-под которых торчит что-то блестящее – возможно, осколки зеркала.

– Выходи. – Мой голос прозвучал громче, чем я планировал.

Тишина в ответ. Но теперь я чувствовал – там кто-то есть. Сердце забилось чаще, но не от страха – от того странного возбуждения, что всегда появлялось перед схваткой.

Я сделал шаг вперед, и тогда…

Глаза.

Два огромных темных озера, полных такого первобытного ужаса, что у меня непроизвольно сжались кулаки. За ящиками притаилось существо – нет, девушка, маленькая, как подросток, но по изможденному лицу видно – ей давно не тринадцать.

Ее грязные пальцы впились в разорванный подол платья, словно пытаясь прикрыть им рану на руке – красную, воспаленную, с желтыми подтеками гноя. Когда я сделал еще шаг, она вжалась в стену, будто пытаясь провалиться сквозь нее.

Что-то в этом жалком комочке дрожи заставило мою руку отпустить арбалет.

Я медленно опустился на одно колено, чтобы не казаться таким огромным.

– Ты ранена?

Она не ответила, только губы ее задрожали, обнажив сломанный передний зуб.

Я достал флягу, и металл блеснул в утреннем свете. Девушка зажмурилась, как от удара.

– Пей, – я поставил флягу на землю и откатил ее к ней ногой.

Я медленно подношу ладонь к груди.

— Зоран.

Мое имя падает в тишину, как камень в болотную трясину. Девушка прижимает флягу к перепачканным губам, делая несколько жадных глотков. Вода стекает по ее запыленному подбородку, оставляя чистые дорожки, словно слезы.

— Как тебя называть, сестра?

Она лишь сильнее сжимает флягу, и я замечаю, как дрожат ее пальцы — тонкие, изящные, но покрытые царапинами и грязью. Глаза — два темных озера, в которых плещется буря: страх борется с надеждой, недоверие — с отчаянной потребностью в помощи.

Я стискиваю челюсти.

Врата ждут. Северный путь зовет. Но бросить ее здесь — все равно что предать самого себя.

— Пойдем со мной, Весняна, — говорю я мягко, называя ее весенним именем, ведь встретил ее на рассвете. Моя рука застывает в воздухе, не приближаясь.

Она съеживается, будто ожидая удара, но глаза уже не дичатся так сильно.

— Клянусь оружием и честью, не причиню вреда, — в голосе прорывается металлическая твердость. — Рана твоя гноится. Нужен травник.

Ветер играет ее спутанными волосами цвета спелой ржи, треплет оборванный подол рубахи. В ее позе читается вековая покорность судьбе, но теперь сквозь нее пробивается что-то еще — робкое любопытство.

Я провожу ладонью по щетине, ощущая усталость.

— Ладно.

Осторожно, как берут птенца, выпавшего из гнезда, я накидываю на ее плечи свою куртку. Она не сопротивляется, но и не помогает — будто зачарованная.

— Пойдем, Весняна.

Мы идем медленно, я нарочно громко стучу сапогами по камням. Она семенит следом, держась на расстоянии двух шагов, готовая в любой миг обратиться в бег.

Елисей поднимает голову, когда мы входим в лагерь. Его глаза расширяются при виде девушки.

— Кого привел, боярин?

— Молчит. Ранена, — бросаю я, чувствуя, как девушка прячется за моей спиной. — Полечи ее.

Елисей хмурится, но кивает. Протягивает руку, как к дикому зверьку.

— Иди-ка, милушка. Покажи, где болит.

Девушка смотрит на меня, и в ее взгляде — немой вопрос.

— Он не тронет тебя, — говорю я, и странное тепло разливается в груди. — Я... вернусь.

Поворачиваюсь к выходу, но ее тонкие пальцы вдруг цепляются за мой рукав.

— ...Радослава, — выдыхает она, и голос ее хриплый, как скрип древних ветвей.

Я замираю.

— Радослава?

Она кивает, тут же опуская глаза, будто испугавшись собственной смелости.

— Хорошо, Радослава. Вернусь.

Ветер усиливается, неся с собой пыль и песок из Пустошей. Врата ждут.

Бросаю последний взгляд на лагерь и шагаю вперед — навстречу тайнам этого проклятого города.

Елисей.

Раны чистые. Гной вымыт, воспаление спадет через день-два, если приложить правильные травы.

Я откидываюсь на пятки, вытирая влажные руки о подол рубахи. Девушка — Радослава — сидит передо мной, склонив голову. Ее пальцы нервно теребят край моей перевязи, но когда я коснулся раны отваром из коры дуба, она не застонала. Только губы плотно сжала, да веки дрогнули.

— Терпкая штука, знаю, — пробормотал я, промывая порез. — Но лучше, чем загноится.

И тут она неожиданно ответила:

— Можно было добавить щепотку золототысячника. Чтобы жжение меньше было.

Голос тихий, робкий, но слова... слова точные. Я поднял брови.

— Разбираешься в травах?

Она сразу замкнулась, будто спохватилась. Потом едва заметно кивнула.

Больше она не проронила ни слова.

Кто ты, девочка?

Я поднялся, отряхнул колени.

— Одежда на тебе — тряпье. Сейчас найду что-нибудь.

Дом, который мы заняли, хранил следы спешного бегства, но кое-что полезное осталось. В сундуке нашел женскую рубаху — простую, домотканую, но чистую. Немного великовата будет, но лучше, чем то, во что она сейчас одета.

— Вот. Переоденься.

Она взяла одежду, не поднимая глаз, и скрылась за перегородкой.

Я тем временем принялся за еду. Нарезал остатки вчерашнего мяса, подбросил в котелок горсть сушеных грибов, которые нашел в углу. Пока варилось, размышлял.

Радослава.

Знает травы. Но не хочет говорить. Боится? Или скрывает?

А еще... Зоран.

Я помешиваю варево, задумавшись.

Он изменился.

Не внешне — нет. Все тот же стальной взгляд, та же твердая поступь. Но что-то…

Я почувствовал это, когда промывал ему рану три дня назад. Его плоть под моими пальцами — горячая, почти обжигающая. И энергия…

Я нахмурился.

Магия.

Но не та, к которой я привык. Не спокойная, размеренная сила земли, которую используют травники и знахари. Нет. Это что-то другое. Живое, пульсирующее, словно раскаленный уголь под пеплом.

И сегодня, когда он привел девушку…

От него исходило странное тепло.

Что с тобой, Зоран?

За перегородкой послышался шорох — Радослава выходит.

Я откладываю мысли. Время для вопросов будет позже.

Сейчас нужно накормить девушку. А потом…

Потом разобраться, что за игра началась в этом проклятом городе. И какую роль в ней отвел нам всем Зоран.

Князя тут нет, его приказы сейчас не имею веса. Я должен служить Зорану. Он выглядит хилым, но в нем есть сила, невероятная, незримая сила. Сам я тут не выживу. Нужно примкнуть к сильнейшему.

Я заметил их первым — силуэты Мурана и Артема, вынырнувшие из-за покосившегося забора. Слишком рано. По плану они должны были обследовать кварталы до полудня.

Что-то не так.

Но я лишь поднял руку в приветствии, продолжая помешивать варево.

— Нашли что-нибудь?

Артем плюхнулся на бревно, швырнув под ноги какой-то ржавый инструмент.

— Черт да собаки! Ни черта нет, кроме крысиных гнезд да развалин.

Его взгляд скользнул по Радославе, которая съежилась у костра.

— А это что за находочка?

Муран молча опустился рядом, но его глаза тоже прилипли к девушке — жесткие, оценивающие.

— Зоран подобрал, — коротко ответил я, наливая похлебку в миску. — Ранена.

Артем фыркнул, протягивая руку к хлебу:

— Ну хоть кто-то сегодня поел горяченького.

Его пальцы схватили Радославу за подбородок.

— А ты, милочка, откуда тут взял…

Я ударил ложкой по его руке.

— Оставь.

Артем замер, глаза сузились. Наступило напряженное молчание.

— Ладно, ладно, — наконец буркнул он, откидываясь назад. — Только зря вы тут с ней возитесь.

Муран молча разламывал хлеб, но я видел — он слушает.

— Валим отсюда, — неожиданно заявил Артем, набивая рот. — Город мертвый. Ни еды, ни людей. Зоран нас всех тут к чертям угробит со своими причудами.

Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Он наш командир, — тихо сказал я.

— Командир? — Артем фыркнул. — Он ненормальный! Ты видел его глаза вчера? Как у волка перед прыжком.

Мои пальцы сами сжали ложку так, что костяшки побелели.

Он прав.

Но…

— Мы дали слово, — пробормотал я.

— Слово? — Артем вскочил, размахивая руками. — Да он сам скоро нас перережет! Ты же чувствуешь, что с ним что-то не так!

Я чувствовал.

О, Боги, как я чувствовал.

Эта странная энергия, исходящая от Зорана... Она пугала меня больше, чем пустые улицы этого города.

Но…

- Он спас меня, не бросил в Пустошах, я должен ему.

- Ничего ты не должен. Теперь каждый сам за себя.

Я посмотрел на Мурана. Тот молча жевал, избегая моего взгляда.

На чьей ты стороне, старина?

Радослава притихла, словно стараясь стать невидимкой.

— Мы уходим на рассвете, — Артем хлопнул меня по плечу. — С нами или нет — твое дело.

Он ушел к повозке, оставив меня с мучительным выбором.

Муран наконец поднял глаза:

— Он дурак, но не во всем неправ.

И ушел следом.

Я остался у костра, глядя, как тени от пламени пляшут на стенах дома.

Бежать?

Но тогда... кто поможет Зорану?

И кто поможет мне понять, что за тьма к нему прицепилась?

Радослава тихо протянула мне пустую миску.

— Спасибо, — прошептала она.

Я кивнул, глядя, как пламя лижет дно котла.

Решение созревало во мне, тяжелое, как свинец.

Я остаюсь. Даже если это будет последним моим выбором.

Радослава сидела, поджав под себя ноги, пальцы всё ещё дрожали, но взгляд уже не метался так дико. Лишь глубокая усталость застыла в её глазах — словно она месяцами не знала покоя.

— Иди в дом, отдохни, — я наклонился к ней, стараясь говорить мягче. — Клянусь, никто тебя не тронет.

Она посмотрела на меня — долгим, изучающим взглядом. Потом кивнула, но не встала. Вместо этого обхватила колени руками и прошептала:

— Мгловей их забрал... всех…

Голос её звучал странно — будто она говорила сквозь пелену веков, с акцентом забытого наречия. Но я понимал каждое слово.

— Мгловей? — я нахмурился. — Этот туман?

Радослава кивнула, в её глазах вспыхнул дикий ужас.

— Он приходит... всё чаще. Сначала — тихий, ласковый... — она обняла себя руками, — а потом... тени из него выходят. Хватают. Утаскивают.

Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— А те... кто остаётся... — она задрожала, — те сами идут в туман. Без глаз... без души…

Сердце моё упало. Вот куда делись все жители.

— Ты... как уцелела? — спросил я осторожно.

Радослава сжалась ещё сильнее.

— Пряталась... в каменных сумах... под церковью…

Я тут же вскочил.

— Мурат! — позвал я, стараясь не привлекать внимание Артема, который копошился у повозки.

Старый воин подошёл не спеша, испытующе глядя на меня.

— Что-то стряслось?

— Нужно найти Зорана. Сейчас же, — я понизил голос. — Этот город — ловушка.

Мурат нахмурился, его взгляд скользнул к Радославе.

— Она рассказала?

— Да. И если она права, то Мгловей вернётся. И скоро.

Мурат задумался на мгновение, потом резко кивнул.

— Я знаю, куда он пошёл. На север, к старой часовне.

— Тогда идём.

Я повернулся к Радославе:

— Ты... останешься здесь?

Она покачала головой, в её глазах вспыхнул решительный огонёк.

— Пойду... с вами. Туда... опасно.

Я хотел возразить, но что-то в её взгляде остановило меня.

— Ладно. Но держись рядом.

Артем, заметив наше оживление, крикнул:

— Куда это вы собрались?

— По делам, — бросил я через плечо.

Он что-то проворчал, но не стал препятствовать.

Мы вышли на пустынную улицу, где ветер гнал по мостовой клочья тумана.

Мгловей…

Это имя звенело у меня в голове, как похоронный колокол.Дорогие читатели, благодарен за вашу поддержку! Буду стараться выложить первый том до конца апреля!