Избранные произведения. I том

Глава 1

Космический корабль вспышкой света вышел из подпространства и завис в сияющей звездами тьме. На мгновение наступила тишина, затем прозвучало:

— Где же Солнце?

Эдвард Лангли развернул пилотское кресло. В рубке было очень тихо, только что-то нашептывали вентиляторы, и он услышал неестественно громкий стук собственного сердца. Воздух был жарким, на теле выступили капельки пота.

— Я… не знаю, — наконец вымолвил он.

Слова тяжко упали в пустоту. Экраны на панели управления давали панорамный обзор всего неба, он увидел Андромеду, Южный Крест и огромное расползшееся световое пятно Ориона, но в этой прозрачной тьме нигде не было того ослепительного блеска, который он ожидал увидеть.

Невесомость походила на бесконечное падение.

— Все в порядке, в общем мы в нужном районе, — через минуту продолжил он. — Созвездия как будто те же самые. Но… — Голос его затих.

Четыре пары глаз жадно обыскивали экраны.

— Вон там… в созвездии Льва… — проговорил Мацумото, — …самая яркая из видимых звезд. Нашли?

Они уставились на яркую желтую искорку.

— Цвет, по-моему, тот, — сказал Блаустайн. — Но она жутко далеко.

После еще одной паузы он нетерпеливо хмыкнул и склонился в кресле над спектроскопом. Тщательно сфокусировав его на звезду, он вставил пластинку с солнечным спектром и нажал кнопку компаратора. Не вспыхнуло ни одного красного огонька.

— Одинаково, вплоть до линии Фраунгофера, — объявил он. — Та же интенсивность каждой линии в пределах нескольких квантов. Это либо Солнце, либо его близнец.

— Но как далеко? — прошептал Мацумото.

Блаустайн настроил фотоэлектрический анализатор и глянул на шкалу, его пальцы скользнули по счетной линейке.

— Около трети светового года, — сказал он, — не слишком и далеко.

— Более чем слишком, — буркнул Мацумото. — Нос корабля должен был высунуться в одной а. е.[367] от Солнца. Только не говорите мне, что опять барахлит двигатель.

— Похоже на то, не так ли? — пробормотал Лангли. Его руки потянулись к пульту управления. — Попробовать прыгнуть поближе?

— Нет, — сказал Мацумото. — Если навигационная ошибка столь велика, то еще один прыжок — и мы окажемся внутри Солнца.

— Что будет почти равнозначно посадке в преисподней или Техасе, — улыбнулся Лангли, хотя внутри у него все тревожно сжалось. — О'кей, мальчики, в любом случае отправляйтесь и начинайте капитальный осмотр этого драндулета. Чем скорее найдете неисправность, тем раньше мы попадем домой.

Дружно кивнув, они отстегнули ремни и выбрались из рубки пилота.

Лангли вздохнул.

— Нам ничего не остается, как только ждать, Сарис, — сказал он.

Холатанин не ответил. Он никогда не говорил без особой нужды. Его крупное, покрытое лоснящейся шерстью тело оставалось неподвижным на импровизированном противо-перегрузочном ложе, но взгляд был внимательным. От тела холатанина исходил легкий запах, который странно напоминал о теплой залитой солнцем траве, раскинувшейся от горизонта до горизонта. В этом тесном металлическом гробу ему, казалось, было не место — он принадлежал миру с открытым небом и стремительными водами.

Мысли Лангли блуждали далеко. Треть светового года — не так уж и много… «Я вернусь к тебе, Пегги, непременно вернусь, даже если придется весь оставшийся путь проползти на животе».

Переключив корабль в автоматический режим на тот маловероятный случай, если вдруг появится метеорит, Лангли высвободился из кресла.

— Пожалуй, долго они не провозятся, — сказал он. — Разобрав эту кучу хлама, они якобы внесут неоценимый вклад в науку. Ну а пока сыграем в шахматишки?

В команде «Эксплорера» Сарис Хронна и Роберт Мацумото были завзятыми шахматистами. Они часами высиживали, сгорбившись над доской, являя собой странную картину: человек, чьи предки, покинув Японию, приехали в Америку, и существо с расположенной за тысячи световых лет планеты, угодившее в силки, расставленные тысячелетия назад каким-то давно почившим в бозе персом. Глядя на них, Лангли начинал ощущать, сколь необъятно пространство и всесильно время, он ощущал это даже больше, чем когда пересекал зияющую пустоту между вращающимися во тьме и вакууме солнцами и планетами.

— Нет, с-спас-сибо. — В пасти, которая не предназначалась для артикуляции, мелькнули белые клыки. — Я лучше обдумаю это новое неожиданное рас-свитие с-событий.

Лангли пожал плечами. Даже после недель, проведенных вместе, он так и не привык к облику холатанина. С виду — хищник, крадущийся по лесному следу с раздувающимися ноздрями, или часами неподвижный зверь с мечтательным взором и непостижимой психикой. Правда, теперь он поражал его уже в меньшей степени.

— Ладно, сынок, — сказал Лангли. — Тогда займусь бортжурналом.

Оттолкнувшись ногой от стены, он вылетел через дверной проем в узкий холл. В конце его Лангли привычно притормозил, отработанным движением развернулся вокруг стойки и оказался в крошечной комнатушке, где ловко обхватил ногами легкий стул, привинченный прямо перед столом.

Бортжурнал лежал открытым, его удерживало магнитное поле тонкой металлической обложки. С нарочитым безразличием, стараясь подавить собственное нетерпение, он стал перелистывать страницы.

На титульном листе значилось:

«Что ж, Том мертв, — подумал с грустью Лангли. Он умер на той неизвестной планете, которую мы сочли безопасной, и никто не знает отчего — болезнь ли это была, острая аллергия или какая-то из тысячи других опасностей, которые могла приготовить за миллиард лет для земных существ чужая эволюция. Мы похоронили его там же, препоручив его душу Богу, который казался каким-то очень далеким и от этого зеленого неба, и от красной говорящей травы, и отправились дальше. Будет тяжело сообщать его близким».

Лангли невольно поднял взгляд на фотографию над столом. Рыжеволосая девушка улыбалась ему сквозь туман времени и пространства. «Пегги, дорогая, — подумал он, — я возвращаюсь к тебе».

Должно быть, истосковалась, бедная девочка, и хотя она ничего не станет говорить, наверняка были и пустота долгих ночей, и неразделенная тревога за их ребенка — ребенка, которого он никогда не видел. Космонавт не имеет права жениться. Еще меньше было права у него отправляться за пределы Солнечной системы на этом чертовом помеле, с двигателем, которого по-настоящему никто толком не знал. Но когда Лангли получил предложение, она увидела неутолимый голод в его глазах и сказала, чтобы он летел. С ребенком под сердцем, неуверенная в себе, она все же одарила его звездами, а себя обрекла на одиночество.

«Никто, кроме тебя самого», — подумал он.

Ладно, этот раз будет последним. Он становится слишком стар для такой работы, незаметно поубавились и прыть, и сила, да и сумма зарплат и премий набежала изрядная. Он вернется домой — невероятно, он снова будет дома! — они поселятся на ранчо и станут разводить чистокровных лошадей. А по ночам он будет смотреть вверх, как кружатся созвездия, курить трубку и дружелюбно перемигиваться с Арктуром.

Его сыну будут доступны не только стерильная Луна, безжизненный Марс и эта чертова источающая яд дыра, по иронии судьбы названная Венерой, но все тайны, все величие Галактики от конца до конца.

Лангли пролистал бортжурнал. Собственно, журналом он был наполовину, остальная часть, страница за страницей, была заполнена данными: поведение двигателя, расположение звезд, планет, параметры их орбит, масса, температура, состав атмосферы — Вселенная, сжатая в горстку нескольких цифр. Каким-то образом их сухость приободрила его, свела окружающий холодный мрак к чему-то понятному и ощутимому.

Лангли набил трубку крупинками, еще остававшимися в кисете. Процесс прикуривания в невесомости, да и само курение требовали определенной сноровки. Слава Богу, при постройке корабль оборудовали всем, чем только можно и чего достигла наука; на большинстве космолетов курить было запрещено — слишком дорог кислород. Но инструкторы понимали, что «Эксплорер» отправляется к неизведанным берегам. И хотя он был невелик по размерам, у него были двигатели и топливные баки крейсера; он мог сам осуществить непосредственную посадку на любую планету с массой, не превышающей земную, маневрировать в атмосфере, годами обеспечивать экипаж всем необходимым, проводить анализы любых мыслимых параметров окружающей среды. Одно создание чертежей корабля заняло шесть лет и стоило сотню миллионов долларов.

Его мысли переключились на историю космоплавания. Она была не очень долгой. Большинство инженеров вообще сомневались в том, что космические полеты приобретут важное значение. Орбитальные станции были полезными, базы на Луне имели военное значение; что касается остальной части Солнечной системы, то это была враждебная пустыня, представляющая интерес разве что с точки зрения науки и горючих ископаемых. А потом физические журналы принесли сообщение из Парижа.

Ле Февр всего лишь исследовал электронно-волновые дифракционные картины, чтобы проверить определенные аспекты новой теории единого поля. Но при этом он использовал весьма оригинальные лабораторные разработки, включая гиромагнитные приборы, и полученные результаты — смазанные темные кольца и расплывчатые пятна на фотопластинке, ничего особенно захватывающего, — оказались полной неожиданностью. Единственное толкование, которое он смог им дать, — что электронный луч прошел из одной точки в другую мгновенно, не пересекая разделяющее их пространство.

В Калифорнии с помощью больших ускорителей мощный электронный луч перенес грамм материи и подтвердил данные. В Керенскограде теоретик Иванов, впечатленный результатом, дал объяснение, которое состыковывалось с наблюдаемыми фактами: континуум не четырехмерен, существует не менее восьми ортогональных направлений — модификация старой корпускулярно-волновой гипотезы о том, что вместе с нашей Вселенной сосуществует еще одна. Материя переместилась через это «гиперпространство»; что касается нашей Вселенной, в ней это произошло моментально.

Моментально! Это значило, что до звезд и их неисчислимых планет можно добраться в мгновение ока!

Десять лет исследований, и капсула, напичканная приборами, совершила прыжок с земной орбитальной станции почти на орбиту Плутона. Когда ее отыскали по радиомаяку, приборы свидетельствовали, что время перехода равно нулю и что для живых организмов на борту он безвреден. Была лишь одна незадача — капсула объявилась за несколько миллионов миль от предполагаемой точки выхода. Повторные эксперименты подтвердили большую величину навигационных ошибок, которые бы безнадежно и опасно возросли при прыжках на световые годы.

Иванов и инженеры пришли к согласию, что все это происходит исключительно благодаря принципу неопределенности Гейзенберга, чьи последствия многажды приумножались из-за особенностей определенных электронных цепей. Это была чисто инженерная проблема: улучшать схемы до тех пор, пока корабль не станет появляться почти там, где нужно.

Но подобная работа требовала простора, дабы в результате ошибки корабль не занесло на поверхность планеты или, что было бы еще хуже, под нее. Кроме того, чтобы произвести соответствующие изменения в схемах, необходимо было накопить значительное количество статистических данных. Очевидным решением задачи было запустить корабль-лабораторию с командой специалистов, которые внесли бы усовершенствования, проверили их во время длинного прыжка и продолжали бы дальше в том же духе. Осуществить это, как известно, должен был межпланетный корабль Соединенных Штатов «Эксплорер».

Лангли прошелся по записям за последний год — беспорядочные скачки от звезды к звезде, ругань и пот среди неразберихи проводов и силовых цепей, голубое пламя сварки над поверхностью металла, измерительные приборы, бегунки электронных переключателей — неторопливая, упорная битва за победу. Чисто эмпирические замены одних систем другими — каждый раз немного лучшими, и, наконец, обратный прыжок с Холата в сторону Земли. Именно мыслители Холата с их отличным от человеческого разумом, взглянув на проблему под несколько другим углом, предложили окончательные, жизненно важные усовершенствования; и теперь «Эксплорер» возвращался домой, чтобы подарить человечеству Вселенную.

Мысленно Лангли вновь блуждал среди миров, которые повидал, удивительных и прекрасных, жестоких и смертоносных, чей вид неизменно заставлял сердце биться чаще. Он перевернул последнюю заполненную страницу, снял с ручки колпачок и записал:

Он выругался по поводу собственной забывчивости и вернулся в пилотскую рубку, чтобы снять показания приборов о расположении звезд.

Длинное худое тело Блаустайна скрючилось посреди рубки, куда он залетел по окончании работ; его изможденное, с острыми чертами лицо было перемазано маслом, волосы растрепались больше обычного.

— Ничего не нашли, — доложил он. — Проверяли, как только можно, — от мостиков Уитстона до компьютерных тестов, вскрыли гиромагнитную ячейку. Похоже, все в порядке. Хочешь, мы разделаем всего зверя?

Лангли оценил ситуацию.

— Нет, — в конце концов сказал он. — Сначала попробуем еще раз.

В рубке появилась крупная коренастая фигура Мацумото. Он улыбнулся сквозь свою извечную жевательную резинку и изрек с видом знатока:

— Наверно, у него просто расстройство желудка. Чем сложнее становятся монтажные схемы, тем больше начинает казаться, будто у двигателя есть собственные мозги.

— Ага, — откликнулся Лангли. — Блестящий ум, который только тем и занят, что досаждает своим создателям.

Теперь он знал собственные координаты; эфемериды[368] дали местонахождение Земли, и он настроил приборы управления гипердвигателем таким образом, чтобы оказаться возле планеты на расстоянии не ближе величины сохранившейся ошибки.

Никаких ощущений, когда он перебросил главный тумблер, у них не возникло. Да и откуда им взяться, если все происходит мгновенно? Но неожиданно искорка Солнца превратилась в слепящий диск, который стал тускло-фиолетовым, когда включились поляризационные фильтры экрана.

— Ого-го! — заголосил Мацумото. — Гонолулу, вот я и здесь!

По спине Лангли пробежал холодок.

— Нет, — сказал он.

— А?

— Взгляни на солнечный диск. Он недостаточно велик. Мы должны бы находиться в одной а. е. от него; на самом же деле расстояние около одной целой и трех десятых.

— Да будь я… — начал Мацумото.

Губы Блаустайна нервно подрагивали.

— Не так уж и плохо, — сказал он. — Отсюда уже можно добраться и на ракетах.

— Но не так уж и хорошо, — возразил Лангли. — Мы снизили… мы считали, что снизили ошибку в вычислении точки выхода до величины, не превышающей один процент. Проверяли это внутри солнечной системы Холата. Почему же у нас не выходит то же самое внутри нашей собственной?

— Интересно… — Дерзкое лицо Мацумото стало задумчивым. — Может, мы приближаемся к цели асимптотически?

От такого предположения кидало в дрожь — пробираться через бесконечность, каждый раз выходить все ближе и ближе к Земле, но так никогда и не достигнуть ее! Лангли отбросил эту мысль и занялся приборами, пытаясь определиться в пространстве.

Они находились в плоскости эклиптики, и, прочесав телескопом зодиакальные созвездия, он быстро нашел Юпитер. Таблицы говорили, что Марс должен быть там-то, а Венера — там-то… Ни той ни другой планеты на месте не оказалось.

Некоторое время Лангли мучил свои приборы, затем озабоченно огляделся.

— Расположение планет странное, — сказал он. — Я думаю, что засек Марс, но… он зеленый.

— Ты что, пьян? — спросил Блаустайн.

— Это счастье обошло меня стороной, — ответил Лангли. — Взгляни сам. Диск явно планетарный, а судя по расстоянию от Солнца и направлению, он находится на орбите Марса. Только вот не красный, а зеленый.

Все сидели очень тихо.

— Какие-нибудь соображения, Сарис? — тихо спросил Блаустайн.

— Я с-сказать с-скорее нет. — Утробный голос был совершенно бесстрастным, но блеск в глазах означал работу мысли.

— Ну и черт с ним! — Исполненным отчаяния движением Лангли уменьшил орбиту корабля еще на четверть. Солнечный диск метнулся через экраны.

— Земля! — прошептал Блаустайн. — Ее я узнаю где угодно…

Сверкающая голубизной планета висела в ночи вместе со своим спутником, похожим на каплю холодного золота. На глаза Лангли навернулись слезы.

Он снова склонился над приборами, определяя местонахождение корабля. До цели все еще было пол астрономической единицы. Как соблазнительно забыть о гипердвигателях и рвануть домой на ракетах, но так выйдет дольше, а ведь Пегги ждет. Он установил приборы на выход в пяти тысячах милях от цели.

Скачок!

— Гораздо ближе, чем раньше, — произнес Мацумото, — но еще недостаточно.

На мгновение Лангли охватила жуткая злость на глупую машину. Но он подавил раздражение и занялся приборами. Около сорока пяти тысяч миль. Еще серия вычислений — на этот раз самых тщательных, — чтобы выйти на орбиту планеты. Когда стрелки часов достигли расчетного времени, он перебросил тумблер.

— Мы это сделали!

Вот он завис — опоясанный облаками гигантский щит с геральдическими эмблемами материков, блеском единственной звезды, отражающейся на поверхности изогнутых океанов. Когда Лангли считывал показания радаров, его пальцы дрожали. На этот раз ошибка была пренебрежимо мала.

Вспенилось ракетное пламя, их прижало к креслам, корабль направлялся вперед.

«Пегги, Пегги, Пегги», — пело у него внутри.

Интересно, мальчик или девочка? Он помнил, словно это было вчера, как они пытались подобрать имя будущему малышу, — уж они-то не собирались затягивать решение, чтобы не быть застигнутыми врасплох, когда придет время заполнять метрику.

Они вошли в атмосферу — слишком нетерпеливые, чтобы беспокоиться об экономии горючего и идти по тормозному эллипсу, — зависнув на хвосте из пламени. Корабль вокруг них грохотал и ревел.

Теперь они начали скольжение к месту посадки по вытянутой спирали, охватывающей половину земного шара. Снаружи доносился свист рассекаемого воздуха.

Лангли был слишком занят пилотированием, чтобы глядеть по сторонам, но Блаустайн, Мацумото и даже Сарис Хронна не отрывались от экранов. Именно холатанин первым нарушил молчание:

— Вот это, что много ес-сть, вы говор-рили гор-род Нью-Йорк?

— Нет, пожалуй… мы над Ближним Востоком. — Блаустайн смотрел вниз на укутанную ночью поверхность и скопление мерцающих огоньков. — Только вот какой же тогда?

— Что-то не припомню в этом районе города, который можно увидеть с такой высоты без телескопа, — сказал Мацумото. — Анкара? Должно быть, сегодняшняя ночь необычайно ясная.

Минуты бежали одна за другой.

— Вот Альпы, — сказал Блаустайн. — Видишь, лунный свет на вершинах? Только, Боб, я чертовски хорошо знаю: здесь нет ни одного города таких размеров!

— Почти такой же большой, как Чикаго… — Мацумото запнулся. Когда он заговорил снова, его голос был странным и напряженным:

— Джим, ты хорошо разглядел Землю, когда мы вышли из подпространства?

— Более-менее. А что?

— Хм? Что-то… что-то…

— Ну вспомни-ка сам. Мы были слишком возбуждены, чтобы рассмотреть детали, но… Северную Америку я видел так же ясно, как сейчас вижу тебя, а… я же должен был видеть полярную шапку, из космоса я смотрел на нее миллион раз, только теперь там одни темные пятна… несколько островов, снега нет вообще…

Тишина. Заплетающимся языком Блаустайн произнес:

— Попробуй радио.

Они пересекли Европу и направились через Атлантику, все еще продолжая уменьшать скорость, из-за которой в рубке начинало припекать. То там, то здесь над безбрежными водами вспыхивали все новые похожие на алмазы огоньки — парящие города, в которых никто из них никогда не бывал.

Мацумото медленно вращал ручки настройки радиоприемника. Из него посыпались слова — тарабарщина, которая вообще не имела смысла.

— Какого черта? — пробурчал японец. — Что это за язык?

— Не европейский, это я гарантирую, — ответил Блаустайн. — Даже не русский — тот бы я отличил, — восточный?

— Не японский и не китайский. Попробую на другой волне.

Корабль косо скользил над Северной Америкой вместе с восходом. Они видели, как скрылась береговая линия. Лангли то и дело манипулировал гироскопами и ракетами, управляя кораблем. Во рту он чувствовал горький привкус.

На всех частотах трещала незнакомая речь. Внизу под ними зеленела земля, леса и поля набегали нескончаемой чередой. Но куда же подевались города, поселки и фермы, где дороги, куда подевался мир?

Лйнгли попытался отыскать космодром в Нью-Мексико — свой порт приписки — без наземных ориентиров. Они находились все еще высоко, и перед ним сквозь плывущие облака проступала широкая общая панорама. Он увидел Миссисипи, затем вдалеке вроде бы узнал реку Платт и механически сориентировался.

Внизу скользнул город; чтобы разглядеть детали, было слишком далеко, но ему он был абсолютно незнаком. Пустыня Нью-Мексико стала зеленой, и, похоже, ее прорезали ирригационные каналы.

— Что случилось? — спросил Блаустайн так, как будто получил под дых. — Что случилось?

Что-то появилось в поле видимости. Длинное черное сигарообразное тело с невероятной легкостью уравняло скорость рядом с ними. Никаких признаков двигателей, ракет, пропеллеров — вообще чего-либо не было. В три раза длиннее «Эксплорера», оно спикировало ближе, и тут Лангли увидел плоские орудийные башни.

Быстро мелькнули дикие мысли о вторжении из космоса, чудовищах со звезд, захвативших и переделавших Землю за год их отсутствия. Но тут перед носом корабля ярко-голубым ослепительным пламенем вспыхнул взрыв, и Лангли вздрогнул от толчка.

— Они дали предупредительный выстрел, — вымолвил он безжизненным голосом. — Нам лучше приземлиться.

Под ними раскинулся комплекс зданий и площадок, построенных, похоже, из бетона. Над комплексом кружили черные флаеры, а вокруг него возвышались стены. Лангли изменил курс «Эксплорера» и направил его к поверхности.

Когда он отключил ракеты, наступила звенящая тишина. Лангли отстегнулся и поднялся из кресла. Он был высок ростом и, когда он распрямился, весь стал каким-то серо-стальным: серебристо-серая форма, серые глаза, черные волосы, изрядно припорошенные сединой, удлиненное лицо с крючковатым носом, обгоревшее до блестящей черноты под лучами чужих солнц. И когда он заговорил, его голос тоже был стальным:

— Пойдемте. Мы должны выйти и посмотреть, чего они хотят.

Глава 2

Лорд Браннох ду Кромбар, трехзвездный адмирал космофлота, высокородный дворянин Тора, посол Лиги альфа Центавра в Технате Солнечной системы был отнюдь не похож на сановника из цивилизованного мира. Это был гигант шести с половиной футов росту, неимоверная ширина плеч делала его фигуру почти квадратной; соломенные волосы были забраны в конский хвост торианского военачальника и ниспадали на мощную спину; в ушах сверкали серьги, украшенные драгоценными камнями, горло обхватывал обруч с алмазами. Из-под зарослей косматых бровей лучились весельем голубые глаза, крупные черты простоватого лица со следами старых шрамов покрывал загар. Долгополую пижамную куртку центаврийского фасона дополняли разноцветные штаны. Его необъятные телеса, казалось, целиком заполняли апартаменты, которые изобиловали кричаще-яркими росписями и охотничьими трофеями, вряд ли здесь нашлось место хотя бы одному книжному микрофильму. Их хозяин был также известен как спортсмен, охотник, дуэлянт, неутомимый любовник, бражник и непревзойденный знаток притонов на дюжине планет.

Все это в достаточной мере соответствовало его натуре, но в то же время служило камуфляжем одному из проницательнейших умов в изведанной Вселенной.

Кто-то мог бы обратить внимание, что, выйдя передохнуть на балкон, лорд держит в руке бокал с напитком из лучших винных погребов Венеры, а не с низкосортным пойлом с родной планеты и что смакует он его как истинный знаток. Но, кроме четырех чудовищ в резервуаре, обращать внимание на него сейчас было некому, а тем было все равно.

На фоне безмятежного неба над его головой утренние лучи солнца позолотили изящные шпили и ажурные мосты Лоры. Согласно своему рангу, он жил на самых верхних уровнях города, чей шепот доносился отдаленной песней машин, которые были сердцем города, его мозгом, нервами и мускулами. Куда бы он ни кинул взгляд, везде глаз ласкала удивительная гармония металла и яркого пластика, и лишь в одном месте город словно утес обрывался на четыре тысячи футов вниз к окружающим его паркам. Немногочисленные фигуры людей на балюстрадах и в переходах казались муравьями и были почти невидимы. Прокатился бытовой робот, которому поручили какую-то работу, слишком сложную для человека-раба.

Браннох ощущал покой и умиротворение. Дела шли хорошо. Источники информации работали скрытно и эффективно — многое из того, что будет ценно в случае войны с Солнечной системой, он уже знал. На охоте в африканском заповеднике, принадлежащем министру Тенераку, он застрелил дракона; крупно выиграл во время недавнего визита в «Луна-казино»; несколько дней назад прикупил весьма пикантную девушку; письма с последнего почтового звездолета с Центавра сообщали, что в принадлежащих ему угодьях на планете Фрейя собран обильный урожай, и хотя новости были четырехлетней давности — все равно приятно. Жизнь могла быть и хуже.

Его размышления прервал как бы извиняющийся звонок робофона. Слишком ленивый, чтобы встать со стула, Браннох подвинулся вместе с ним к аппарату. Звонил кто-то, кому был известен его особый неофициальный номер, но таких людей хватало. Он нажал кнопку, и на него взглянуло незнакомое лицо. Человек поклонился, прикрыв глаза в формальном приветствии, и почтительно произнес:

— Милорд, я прошу вас об аудиенции.

— Сейчас?

— В б-б-ближайшее время, милорд, к-когда вам будет удобней. — Если бы секретная линия прослушивалась, а Браннох отлично знал, что так оно и есть, то это заикание вполне сошло бы за обычное волнение мелкой сошки в присутствии августейшей особы. На самом же деле набор повторяющихся согласных служил паролем. Это был Варне т'у Хейм — второстепенный министр и офицер военно-технической разведки Техната, одетый в цивильное платье и с имитирующей маской на лице. Он никогда бы не решился на личный контакт, если бы не дело первостепенной важности. Браннох подверг просителя обычной процедуре, справившись об имени и вопросе, по которому тот обращается, разрешил ему прийти и отключил линию. И только тогда позволил себе нахмуриться.

Поднявшись со стула, он тщательно проверил скрытые роботоружья и игломет под пижамной курткой. Если контрразведчики Чантавара достаточно осведомлены, это может быть и покушением. Может быть и…

Его мысли быстро перескочили на Вариса т'у Хейма и предысторию этого человека. Губы Бранноха скривились в полусочувственной ухмылке. Как же это просто, как ужасно просто сломать человека.

Ты встречаешься на паре приемов с этим гордым, тщеславным аристократом, чьи единственные недостатки — это молодость и неопытность, обольщаешь его — о, просто-просто — ослепительным блеском собственной родословной и занимаемым положением. Твои агенты на его же службе достают психодосье жертвы, и ты решаешь, что это многообещающий материал. Начинаешь его обрабатывать, но потихоньку, ведь даже небольшие знаки внимания со стороны представителя иностранной державы производят огромное впечатление, если это высокородный дворянин, адмирал и посол. Делаешь ему один-два звонка. Вводишь в настоящий высший свет — пышно разнаряженная знать со всех известных планет, прелестнейшие женщины, выверенная речь, роскошные дома и редкие вина. Даешь ему понять, что он присутствует при рождении планов, способных потрясти звезды… Естественно, он делает тебе небольшие одолжения; нет, ничего такого, чтобы нарушить присягу, по мелочи — то там, то тут, то одно, то другое.

Водишь его по злачным местам, которые действительно поражают воображение. Вовлекаешь в азартные игры, где поначалу он выигрывает невероятные суммы. А потом переходишь к добиванию. Через несколько дней фортуна от него отворачивается: он тонет в долговой яме глубиной в световой год, его начальство становится подозрительным из-за связи с тобой; а когда кредиторы (твои же люди, о чем он не подозревает) описывают имущество и жену — он твой. И вот уже почти три года он шпионит для тебя в собственной организации, ибо ты и твоя организация — его единственная опора, ибо даже малейшее нарушение закона с его стороны служит поводом для шантажа. Когда-нибудь, если он добудет действительно что-то ценное, ты можешь даже выкупить его жену (которую он имеет глупость любить) и ему же ее вернуть.

Очень просто. Браннох не испытывал ни удовольствия, ни угрызений совести, превращая в послушное орудие то, что когда-то называлось человеком. Это была часть его работы; единственное чувство, которое он до сих пор испытывал к жертвам, — это презрение к их уязвимости.

Входная дверь помещения просканировала отпечатки пальцев и радужку глаз т'у Хейма и отворилась. Он вошел и поклонился согласно этикету.

Браннох не предложил гостю сесть.

— Ну и? — промолвил он.

— Сиятельнейший лорд, у меня есть информация, которая, возможно, представляет для вас интерес. Я подумал, что лучше будет доставить ее лично.

Браннох ждал. Псевдолицо перед ним дергалось от рвения и выглядело жалким.

— Милорд, как вы знаете, я дежурю на космодроме Меско. Позавчера в околоземное пространство вошел странный космический корабль, его заставили сесть на моем космодроме. — Т'у Хейм порылся в карманах, достал микрофильм и вставил его в сканер. Руки его тряслись. — Здесь есть его картинка.

Сканер спроецировал над крышкой стола трехмерное изображение. Браннох присвистнул:

— Гром и молния! Что за тип корабля?

— Невероятно архаичный, милорд. Видите, они даже используют ракеты — урановый реактор в качестве источника энергии, продукты распада выбрасываются в виде ионов…

Браннох увеличил изображение и стал его изучать.

— Хм-м, да. Откуда он?

— Не знаю, милорд. Мы сделали запрос у самого «Технона», архивный отдел нам ответил, что конструкция относится к раннему периоду космических полетов, задолго до изобретения антигравитации. Возможно, он с какой-то старейшей потерянной колонии.

— Хм-м-м. Тогда команда является — являлась — преступниками. Не могу представить, чтобы исследователи стартовали, зная, что вернутся, возможно, через тысячи лет. Как насчет команды? — Браннох коснулся кнопки, тут же появилось изображение трех человек в диковинной серой форме, гладко выбритых, с короткими, как у министров, стрижками. — Это все?

— Нет, милорд. Если бы это было все, я не счел бы дело столь важным. С ними был нечеловек неизвестной расы, даже архивный отдел ничего не мог сказать. Мы сделали снимок, впопыхах…

Чужак был снят на бегу. Большой зверь — восемь футов в длину вместе с хвостом, на двух полусогнутых ногах, мускулистые руки заканчивались четырьмя пальцами. Похоже, это был самец, предположительно млекопитающее, по крайней мере он был покрыт гладкой шерстью цвета красного дерева. Желто-красная голова была круглой, с тупой мордой; высоко расположенные уши, жесткие волосы вокруг рта и над продолговатыми глазами.

— Милорд, — заговорил т'у Хейм почти шепотом, — как только они вышли, их подвергли аресту для дальнейшего расследования. Неожиданно чужак вырвался. Он сильнее человека, и тут же сбил троих и двигался быстрее, чем можно было предположить. Анестезирующие ружья открыли по нему огонь, точнее, должны были это сделать, но не сделали. Они не сработали! Я выстрелил в него из ручного бластера, но безуспешно — источник питания был мертв. Некоторые сделали то же самое — с тем же результатом. Посланный ему вдогонку роботоснаряд разбился. Пилотируемый разведсамолет спикировал достаточно низко, но его вооружение вышло из строя, затем отключилось управление, и он тоже разбился. Один из людей, что находился поблизости, поймал его в визир нейтрализатора на опушке леса, но тот так и не заработал, пока существо не скрылось за пределами действия аппарата.

С тех пор прилагаются все усилия к его поимке, весь район патрулируется с воздуха, но пока никаких следов существа так и не обнаружено. Звучит невероятно, милорд!

Лицо Бранноха стало похожим на вырезанную из темного дерева маску.

— Так, — пробормотал он, не отрывая глаз от изображения с застывшей в движении фигурой. — Еще и голый. Без оружия, без каких-либо приспособлений. Есть какие-то прикидки насчет радиуса действия его… способностей?

— Грубо говоря, пятьсот метров, милорд. Это приблизительно то расстояние, на котором отказала наша аппаратура. Он двигался слишком быстро, и за эти несколько секунд мы просто не успели подтянуть дальнобойное оружие.

— А что с людьми из экипажа?

— Похоже, они были поражены не меньше нашего, милорд. Они были безоружны и не пытались даже оказать сопротивление. В настоящее время они проходят психообработку, которая включает, я так полагаю, и изучение нашего языка, но доступа к ним у меня нет. Архивный отдел сообщает, что, судя по бортовым документам, они говорят на… — т'у Хейм порылся в памяти, — …староамериканском. Документы переводятся, но пока о каких-либо находках мне не сообщали.

«Староамериканский! — подумал Браннох. — Сколько же лет этому кораблю?»

— Какие материалы у вас еще есть? — спросил он вслух.

— Голограммы документов, рисунков, всего, что было найдено на борту, милорд. Достать их было… непросто.

— И это все? — безразлично проворчал Браннох.

У т'у Хейма отвисла челюсть.

— Все, милорд? А что еще я мог сделать?

— Многое, — отрывисто-грубо ответил Браннох. — Помимо прочего, мне нужен полный доклад о том, что обнаружили следователи, желательно с непосредственной расшифровкой. Точный план их действия по этому поводу, а также ежедневные доклады о ходе розыска пришельца… да, многое…

— Милорд, моих полномочий не…

Браннох назвал ему имя и адрес.

— Отправляйтесь к этому парню и объясните, в чем заключается задача, — немедленно. Он вам скажет, с кем связаться и на кого нажать.

— Милорд, — т'у Хейм заломил руки, — я подумал, милорд, возможно… вам ведь известно, м-моя жена…

— За эту услугу вы получите обычную плату, за вычетом долга, — сказал Браннох. — Если она принесет какую-то пользу, я рассмотрю вопрос о премиальных. Можете идти.

Т'у Хейм молча раскланялся и вышел.

После его ухода Браннох некоторое время еще посидел без движения, а затем пролистал страницы голокопий. Очень отчетливые, страница за страницей текста на более чем незнакомом для него языке. Следует перевести, подумал он, и память услужливо выдала ему имя ученого, который не только сможет это сделать, но и будет держать язык за зубами.

Он помедлил еще немного, затем встал и подошел к северной стене комнаты. На ней была весьма непритязательная движущаяся картина, за которой скрывался резервуар, наполненный водородом, метаном и аммиаком под давлением в тысячу атмосфер и при температуре минус сто градусов, снабженный видео- и аудиоаппаратурой.

— Приветствую вас, Фримки, — радушно поздоровался он. — Вы видели?

— Да, я видел, — ответил механический голос. Браннох не знал, говорил ли это Фримка-1, 2, 3 или 4, да это и не имело значения. — Сейчас мы одно целое.

— Что вы об этом думаете?

— Очевидно, пришелец обладает телекинетическими способностями, — бесстрастно ответили чудовища. — Мы полагаем, они касаются только электронных потоков, ибо отмечалось, что все, чем он управлял или что вывел из строя, содержало электронные лампы. Понадобится лишь малое количество телекинетической энергии, чтобы направить токи в вакууме в нужную сторону и таким образом овладеть контролем над всем устройством.

С большой вероятностью это означает, что он до некоторой степени и телепат: чувствителен к электронным и нейронным импульсам и способен возбуждать их в чужих нервных системах. Однако вряд ли он прочитал мысли у охраны. Таким образом, его действия скорее всего направлены на то, чтобы просто остаться на свободе до тех пор, пока он не оценит ситуацию. Но вот что он будет делать дальше — непредсказуемо, пока мы не узнаем подробней о его психологии.

— Ага. Я тоже так думаю, — согласился Браннох. — А как насчет корабля, есть какие-нибудь мысли?

— С окончательными выводами следует подождать до перевода документов, но кажется вполне вероятным, что корабль не с потерянной колонии, а с самой Земли — из отдаленного прошлого. По ходу своих скитаний они могли наткнуться на планету этого чужака и прихватить его с собой. Расстояние до упомянутой планеты зависит от возраста корабля, но, поскольку ему, похоже, около пяти тысяч лет, оно не может превышать двухсот пятидесяти световых лет.

— Достаточно далеко, — заметил Браннох. — Известная Вселенная достигает всего пары сотен.

Сцепив руки за спиной, он сделал круг по комнате.

— Сомневаюсь, что люди имеют какое-то значение, — продолжал он. — Особенно если они с Земли; тогда они представляют лишь исторический интерес. А вот пришелец — это новое явление в области электроники. Только представьте: какое оружие! — Он сверкнул глазами. — Вывести из строя оружие врага, даже обернуть его против своих же хозяев… добраться до самого «Технона»… Господи!

— Несомненно, та же мысль пришла в головы тех, кто управляет Солнечной системой.

— Угу. Вот почему они так усиленно ведут охоту. Если они его не поймают, то приятели пришельца могут знать, как это сделать. Даже если они его схватят, весьма вероятно, что пришелец останется под влиянием своих друзей по команде. А это означает, что я недооценил этих ребят… — Браннох пошаркал ногой по полу, и так и эдак прикидывая, как лучше использовать сложившуюся ситуацию.

Неожиданно он почувствовал себя очень одиноким. Да, здесь у него имелись помощники, телохранители, агенты, шпионская сеть, но их было так мало по сравнению с миллиардами враждебно настроенных жителей Солнечной системы. Чтобы послать домой весточку, понадобится почти четыре с половиной года — столько же, сколько потребуется, чтобы сюда прибыл флот…

Перед ним всплыли яркие картины родного дома. Крутые, продуваемые всеми ветрами горы Тора, свистящие штормовые небеса, леса и вересковые пустоши, и красота и раздолье равнин, седые моря, перекатывающиеся под действием приливных сил трех лун, милое, родное притяжение массивной планеты; жилище его предков — камень и дерево, надежно удерживающие тяжесть прокоптившихся стропил, древние боевые знамена на стенах, его лошади и борзые, и рассыпавшиеся по полю охотники — гордая, вспыльчивая знать, основательные, с неторопливой речью йомены; великое безмолвие зимних снегопадов и первые зеленые вспышки весны — любовь и стремление к дому болью отдавались в его груди.

Но он был правителем, а дорога королей нелегка. Кроме того, — тут он улыбнулся, — какое он испытает наслаждение в тот день, когда Земля будет повергнута!

Его задачи неожиданно сузились. Он должен раздобыть пришельца для Центавра, чтобы там, дома, ученые смогли изучить его способности и применить их в военных целях. Если ему это не удастся, он не должен допустить, чтобы пришелец попал к ученым Солнечной системы, и в случае необходимости убить существо. Он отбросил мысль присоединиться к преследователям со своими агентами: слишком много потерь и почти никаких шансов на успех. Нет, лучше действовать через тех членов экипажа, что находятся в заключении.

Но чем он мог привлечь людей, чей мир вот уже пять тысячелетий покоился в могиле?

Вернувшись к сканеру, он еще раз прокрутил ролик. Некоторые кадры запечатлели изображения вещей, имеющих, должно быть, личный характер. На одной из принадлежавших кому-то фотографий была женщина потрясающей красоты.

В голову его пришла идея. Он снова вышел на балкон, поднял бокал с вином и с легким смешком выпил за наступившее утро. Да, день и впрямь был хорош.

Глава 3

Лангли со вздохом присел на постели и огляделся вокруг.

Он был один. Какое-то время он сидел почти не шелохнувшись, позволяя памяти и мыслям капля за каплей проникать в сознание. Было слишком трудно разом охватить ошеломляющую действительность.

Земля изменилась почти до неузнаваемости: нет больше полярных шапок; моря, на мили захватившие все побережья; неизвестные города, неизвестный язык, неизвестные люди — ответ напрашивался единственный, но он почти в панике отбросил его.

Была посадка, поразительно быстрый побег Сариса Хронны (зачем?), а потом всех разлучили. Были люди в голубом, что вели с ним долгие беседы в комнате, полной таинственных машин, которые жужжали, щелкали и мигали. Одну из них привели в действие — и сознание его померкло. Помимо этого, остались лишь смутные воспоминания о каких-то странных голосах. А сейчас он снова проснулся — обнаженный и в одиночестве.

Он медленно оглядел камеру. Она оказалась совсем небольшой и вмещала лишь кушетку да умывальник, который как бы вырастал прямо из зеленоватого ровного пола. В стене была маленькая вентиляционная решетка — и никаких видимых признаков дверей.

Он почувствовал, что дрожит, и постарался взять себя в руки. Хотелось плакать, но внутри он ощутил лишь сухую пустоту.

«Пегги, — думал он, — по крайней мере они могли не забирать твое фото. Теперь это все, что у меня осталось».

В дальней стене появилась щель, она раздвинулась до размеров дверей, пропустив к нему троих. Резкий рывок, сорвавший Лангли с кушетки, показал, насколько у него напряжены нервы.

Он подался назад, пытаясь ухватить детали внешнего вида незнакомцев. Почему-то это трудно было сделать. Люди явно принадлежали к другой цивилизации, в их одежде, телах, да и в самом выражении лиц было что-то необычное, весь их облик был для него загадкой.

Двое из них были гигантами без малого семи футов росту, мускулистые тела затянуты в черную униформу, головы обриты наголо. Лишь через некоторое время он сообразил, что их лица одинаковы. Близнецы?

Третий был чуть ниже среднего роста, гибкий и изящный. На нем был белый мундир, темно-синий плащ, на ногах мягкие высокие шнурованные ботинки, что-то там еще, но эмблема на груди — солнце с лучами и глаз — была такой же, как и у громил за спиной. У него была такая же гладкая смуглая кожа, высокие скулы и слегка раскосые глаза, а на кругловатом черепе блестели черные прямые волосы. Лицо было красивым — высокий лоб, горящие темные глаза, приплюснутый нос, волевой подбородок, пухлогубый широкий рот — и в то же время нервным и подвижным.

Все трое с оружием в набедренных кобурах.

Стоя перед ними обнаженным, Лангли испытывал чувство беспомощности и унижения. Он попытался сделать невозмутимое лицо и принять непринужденную позу, но сомневался, что это у него получилось. В горле стоял ком невыплаканных слез.

Лидер слегка кивнул головой.

— Капитан Эдвард Лангли, — произнес он с сильным акцентом. Голос был низким и звучным, хорошо поставленным.

— Да.

— Я так понимаю, что это означает «сайа», — сказал незнакомец на чужом языке, но Лангли понимал его, как если бы язык был родным. Отрывистый, с высокими звуками, очень гибкий, но с простой и логичной грамматикой. На фоне всех прочих событий Лангли испытал лишь легкое удивление от собственных познаний и определенное облегчение, что не придется учиться.

— Позвольте представиться. Министр Чантавар Танг во Ларин, возглавляю оперативный отдел военизированной службы безопасности Солнечной системы и, надеюсь, ваш друг.

Голова у Лангли соображала туго, но он попытался разобраться в сказанном, призвав все свои новые лингвистические познания. Существовало три формы обращения: с вышестоящими, нижестоящими и с равными. Чантавар использовал последнюю — вежливую, но ни к чему не обязывающую. Его фамилия — во Ларин, приставка «во» указывала на дворянское происхождение, как «фон» или «де» во времена Лангли. Однако только второстепенных аристократов называли по фамилиям, в высших слоях обращались по именам, как к древним королям.

— Благодарю вас, сэр, — ответил он чопорно.

— Вы должны извинить нас за невежливость, которую мы, возможно, проявили по отношению к вам, — продолжил Чантавар с неожиданно обаятельной улыбкой. — Ваши товарищи в порядке, и скоро вы к ним присоединитесь. Однако как космонавт вы должны понимать, что мы не могли рисковать с абсолютно незнакомыми людьми.

Он сделал знак одному из охранников, и тот выложил на кушетку набор одежды. Она была такой же, как и у Чантавара, только без эмблемы и знаков отличия.

— Не угодно ли одеться, капитан? Это обычная одежда свободнорожденного; боюсь, в своей собственной вы будете слишком бросаться в глаза.

Лангли подчинился. Ткань была мягкой и приятной. Чантавар показал, как пользоваться застежками, которые напоминали усовершенствованные «молнии». Затем он устроился на краю постели и по-дружески жестом пригласил Лангли присесть рядом. Охранники не шелохнувшись оставались стоять у дверей.

— Вы знаете, что с вами произошло? — спросил он.

— Думаю… да, — с грустью ответил Лангли.

— Мне жаль вам об этом говорить. — Голос Чантавара звучал сочувственно. — Ваш бортжурнал был переведен, поэтому я знаю, что вам не было известно, как работает гипердвигатель на самом деле. Что само по себе странно, коль вам удалось его построить.

— Существовала соответствующая теория, — объяснил Лангли, — согласно которой корабль туннелировал сквозь гиперпространство.

— Нет такого зверя в природе (дословно выражение Чантавара звучало как «этот двигатель высосан из пальца»). Ваша теория была ошибочной, что, по-видимому, вскоре и было обнаружено. На самом деле корабль посылается как волновой пакет, который трансформируется снова в точке назначения. Весь вопрос в настройке гармоник электронно-волновых цугов таким образом, чтобы начальные связи восстановились в другой точке пространства-времени. Или что-то в этом духе мне говорили специалисты, я не силен в точных науках. Как бы там ни было, для тех, кто находится на борту, время перехода равно нулю, а вот для внешнего наблюдателя все по-прежнему происходит со скоростью света. Ничего лучшего до сих пор не придумано, и сомневаюсь, что будет придумано вообще. До ближайшей звезды, альфы Центавра, по-прежнему почти четыре световых года.

— Мы бы узнали это, — с горечью произнес Лангли, — если бы не сложности с определением координат в космосе. Из-за этого мы тратили на поиски пробных ракет столько времени, что определить момент их появления не было никакой возможности. Во время моего собственного полета задержка во времени терялась из-за неопределенности положения звезд. Не удивительно, что у нас возникли такие сложности с возвращением домой — Земля обращается вокруг Солнца, оно, в свою очередь, тоже движется, а мы не знали, в чем дело… Домой! — взорвался он, в глазах его защипало. — В общей сложности мы покрыли расстояние около пяти тысяч световых лет. Следовательно, столько же лет прошло до нашего возвращения.

Чантавар согласно кивнул.

— Я полагаю… — надежды у Лангли почти не было, но все же. — Я полагаю, что послать нас обратно, в прошлое, у вас возможности нет?

— Мне очень жаль, — ответил Чантавар, — но возможность путешествий во времени отсутствует даже теоретически. Мы осуществили многое из того, что в ваше время, уверен, было немыслимо. Так, мы контролируем гравитацию, владеем генной инженерией, заселили Марс, Венеру, луны Юпитера, сделали многое другое. Но искусством, о котором говорите вы, никто никогда не овладеет.

«И ты никогда не вернешься обратно домой», — подумал Лангли. Вслух он подавленно спросил:

— Что произошло за это время?

— Все то же самое. — Чантавар пожал плечами. — Перенаселение, истощение природных ресурсов, война, голод, болезни, уменьшение населения, крах всего, а затем повторение цикла. Не думаю, что вы обнаружите, будто люди сегодня сильно изменились.

— А вы не могли бы ввести в меня информацию о…

— Как язык? Не совсем. Это была рутинная процедура с гипнозом — чисто автоматическая и не затрагивающая высшие центры головного мозга. В том же состоянии вы были и допрошены, но что касается более сложного обучения, то лучше всего это делать постепенно.

В душе у Лангли все омертвело, его пронзило полнейшее безразличие, и он попытался отвлечься, переключив ход мыслей на другое, все равно на что — ему было все равно.

— Что сегодня представляет собой мир? И чем я могу здесь заняться?

Чантавар наклонился вперед, упершись локтями в колени, и искоса взглянул на собеседника. Лангли заставил себя быть внимательным.

— Дайте-ка вспомнить. Межзвездная эмиграция началась приблизительно в ваше время — поначалу не очень широко из-за ограниченных возможностей гиперкораблей и относительной редкости пригодных для жизни планет. В периоды наступившего за этим неблагополучия одна за другой прокатилось несколько волн эмиграции, но в большинстве своём они состояли из мятежников или тех, кто спасался от правосудия, тех, кто бежал подальше от Солнца, чтобы замести следы и не быть найденным. Мы предполагаем, что существует множество затерянных колоний, разбросанных по всей Галактике, которые породили самые разные цивилизации. Но Вселенная, о которой мы действительно что-то знаем и с которой даже поддерживаем те или иные контакты, простирается всего лишь на пару сотен световых лет. Нет никакого смысла выходить в исследованиях за ее пределы.

Мне кажется… дайте-ка вспомнить… да, двадцать восьмая Война миров ввергла Солнечную систему в состояние едва ли не варварства, а колонии на ближайших звездах стерла с лица планет. Восстановление заняло немало времени, но около двух тысяч лет тому назад Технат объединил Солнечную систему и существует по сей день. Колонизация возобновилась, но так, чтобы держать колонистов поближе к дому, а следовательно, под контролем, в то время как эмиграцию решили использовать в качестве предохранительного клапана, чтобы иметь возможность освободиться от тех, кто не сумел приспособиться к новым условиям.

Конечно, из этого ничего не вышло. Расстояния по-прежнему слишком велики. Различия в окружающей среде неизбежно порождают различные цивилизации, образ жизни и мышления. Около тысячи лет назад колонии распались, и после войны мы были вынуждены признать их независимость. Существует около дюжины подобных государств, с которыми в настоящее время мы поддерживаем самые тесные контакты. Среди них наиболее могущественна Лига альфы Центавра.

Если вы хотите узнать побольше о внешнем космосе, то можете побеседовать с членом Торгового Сообщества. Хотя в настоящий момент я бы вам не советовал этого делать до тех пор, пока вы не освоитесь получше на современной Земле.

— Да, а как обстоят дела на Земле? — спросил Лангли. — В частности, что это за система Техната, управляемая «Техноном»?

— «Технон» — это всего лишь гигантский социоматематический компьютер, который принимает основные политические решения на основе всей доступной информации, постоянно поступающей из всех возможных источников. Машине свойственно меньше ошибаться, в отличие от человека, она не эгоистична и неподкупна. — Чантавар улыбнулся. — А также позволяет человеку не заботиться о самом себе.

— У меня сложилось впечатление, что существует аристократия…

— Ну, если вы хотите это так назвать. Кто-то же должен нести ответственность за исполнение политики «Технона» и решать маленькие повседневные проблемы. Для этого существует класс администрации — министры. Они управляют жизнью простолюдинов. Это деление — наследственное, но правила не настолько жестки, чтобы тот или иной простолюдин не мог дорасти до министра.

— Там, откуда я прибыл, — медленно сказал Лангли, — мы знали, что лучше не оставлять выбор лидера на волю судьбы: ведь наследование — дело случая.

— В наше время это не так уж и важно. Я уже говорил, у нас существует генная инженерия. — Чантавар накрыл ладонью руку Лангли и легко погладил ее — движение не было нежным, просто другие обычаи, понял Лангли. — Послушайте, капитан, я не вижу в ваших словах ничего предосудительного, но есть люди, которых подобные разговоры достаточно раздражают. Имейте это в виду.

— Чем мы… я и мои друзья… можем заняться? — Лангли раздражала напряженность в собственном голосе.

— Ваш статус несколько необычен, не так ли? Я назначаю себя вашим начальником, у вас будет что-то вроде министерского ранга с собственными временными фондами. Кстати, это не филантропия. У Техната есть резервные фонды для непредвиденных случаев, таким образом вы классифицируетесь как «непредвиденный случай». Возможно, что-нибудь мы и наработаем, но во всех случаях не бойтесь — в простолюдины вас не переведут. Если у нас с вами не получится, ваши знания о прошлом сделают вас игрушкой в руках историков на всю оставшуюся жизнь.

Лангли кивнул. Выйдет ли так или иначе — похоже, это не имело большого значения. Пегги была мертва.

Пегги была мертва. Вот уже пять тысяч лет она была прахом, глазницы ее пусты, а рот покрыт землей, вот уже пять тысяч лет от нее осталось не более чем воспоминание. Он загнал поглубже в себя осознание всего этого, отчаянно пытаясь сосредоточиться на ничего не значащих деталях собственного выживания, но мысль уже резала как нож.

Он больше никогда ее не увидит.

И ребенок был прахом, и друзья были прахом, весь его народ стал прахом: мир жизни и смеха, гордых зданий, песен, слез и мечтаний утонул на нескольких ветхих страницах в каком-нибудь забытом архиве. Вот что значит чувствовать себя привидением.

Он склонил голову, хотелось заплакать, но за ним наблюдали чужие глаза.

— Веселого тут мало, — с симпатией посочувствовал Чантавар и добавил: — Примите мой совет и сосредоточьтесь на некоторое время на сиюминутных проблемах. Это должно помочь.

— Да, — согласился Лангли, не поднимая глаз.

— Вы тоже пустите здесь корни.

— Сомневаюсь.

— Что ж, если нет — вам лучше уехать. — В голосе проскользнули странные злые нотки. — Развлекайтесь. Я покажу вам несколько интересных заведений.

Лангли уставился в пол.

Есть одно дело, где вы можете помочь мне прямо сейчас, — продолжил Чантавар. — Вот почему я пришел встретиться с вами сюда, а не вызвал в свой кабинет. Больше непринужденности.

Лангли коснулся своих губ, вспоминая, как пятьдесят веков назад их теребили и ласкали пальцы Пегги.

— Это по поводу пришельца, который был вместе с вами. Сарис Хронна. Кажется, так вы его называли?

— Вроде того. Что с ним?

— Как вы знаете, он бежал. До сих пор мы его не отыскали. Он опасен?

— Не думаю, по крайней мере если его не дразнить. У его народа есть природный охотничий инстинкт, но в остальном они очень мирные, к нам относились весьма дружелюбно. Сарис прилетел, чтобы посмотреть на Землю, ну и выступить в качестве посла, что ли. Думаю, он скрывается, чтобы осмотреться и оценить ситуацию. Видно, он испугался возможности быть посаженным в клетку.

— Он может управлять электронными и магнитными потоками. Вы знаете об этом?

— Конечно. Сначала нас это тоже поразило. Представители его расы не являются телепатами в обычном смысле этого слова, но они чувствительны к нейронным токам — особенно эмоциональным — и могут их передавать. Я… я действительно не знаю, может он читать мысли человека или нет.

— Нам необходимо его отыскать, — сказал Чантавар. — У вас есть какие-нибудь соображения, куда он мог направиться и чем занят?

— Мне… надо подумать. Но я уверен, он не опасен. — Про себя Лангли в этом сомневался. Слишком мало он знал о холатанском разуме. Он отличался от человеческого. Как отреагирует Сарис Хронна, когда узнает обо всем?

— Вы записали, что его планета находится почти в тысяче световых годах от Солнца. Нам она, конечно, неизвестна. Мы не собираемся причинять этому существу никакого вреда, но найти его просто необходимо.

Лангли поднял взгляд. На подвижном улыбающемся лице Чантавара пылал лихорадочный румянец. В глазах появился охотничий блеск.

— А собственно, что за спешка? — поинтересовался космонавт.

— Причин тут несколько. А основная в том, что он может оказаться носителем какой-нибудь инфекции, к которой у человека отсутствует иммунитет. У нас уже были случаи подобных эпидемий.

— Мы находились на Холате около двух месяцев. Никогда в жизни не чувствовал себя здоровее.

— Тем не менее это нуждается в проверке. Далее, как он собирается жить, если не будет воровать? Этого также нельзя допустить. Есть ли у вас хоть какая-нибудь мысль, куда он мог отправиться?

Лангли покачал головой.

— Я должен серьезно подумать, — сказал он осторожно. — Может быть, я и найду ответ, но обещать ничего не могу.

— Ладно, — сухо сказал Чантавар, — на сегодня достаточно. Пойдемте слегка перекусим.

Он поднялся, Лангли последовал за ним, двое охранников загрохотали в ногу у них за спиной. Космонавт почти не обращал внимания на залы и антигравитационные шахты, по которым его вели. Он спрятался в скорлупе собственного безнадежного отчаяния.

«О, моя дорогая, я так и не вернулся. Ты ждала, состарилась, умерла, а як тебе так и не пришел. Я… я прошу прощения, моя бесценная, извини меня. Да простит меня Прах».

А где-то подспудно сверлила острая холодная мысль, полная беспокойства и подозрений: уж слишком приветливым показался Чантавар. А ведь он — большая шишка. Почему он лично возглавил охоту на Сариса? Его объяснения были несерьезными, истинная причина крылась в другом…

«А что я могу с этим поделать?»

Глава 4

В доме верховного комиссара металлургии министра Юлайна шел прием. Собирались сливки общества со всей Солнечной системы и ближайших звезд, и Чантавар прихватил с собой экипаж «Эксплорера».

Лангли следовал с министром вдоль высокой колоннады, в широких пролетах мягко мерцал воздух, освещая фрески на стенах. Позади вышагивали шесть телохранителей — абсолютно похожие друг на друга гиганты. Чантавар объяснил, что это его персональные рабы — результат клонирования в экзогенном танке. Что-то в них было не совсем человеческое.

Космонавт постепенно преодолевал чувство неловкости, хотя по-прежнему не представлял себе, как можно достойно выглядеть, когда у тебя из-под туники торчат тонкие голые ноги.

С тех пор как их освободили, он, Блаустайн и Мацумото редко выходили из дворцового помещения. Обычно они сидели напротив друг друга, почти не разговаривая, лишь изредка тихо поругиваясь полными боли голосами, — все было еще слишком внове, слишком опустошающе неожиданным.

Они приняли приглашение Чантавара без особого интереса. Какие могут быть дела у трех призраков на светском приеме?

Их жилище было достаточно роскошным — мебель, принимающая форму твоего тела и подбегающая по первому зову, чудо-ящик, который тебя вымоет, вычистит, сделает массаж, а напоследок спрыснет твою отдраенную шкуру одеколоном, мягкие, ласкающие глаз пастельные тона вокруг. Лангли вспомнил: видавший виды передник брошен на кухонный стол, перед ним банка пива, за окном ночь Вайоминга и Пегги, сидящая рядом.

— Чантавар, — неожиданно спросил он, — вы еще держите лошадей? — В этом ныне земном языке, которому его научили, было слово для названия животного, а поэтому, может быть…

— А почему вас это… я не знаю. — Министр был явно озадачен. — Не припомню, чтобы видел хоть одну, кроме как в исторических фильмах. Думаю, если их нет на Земле, то должны быть… да… должны быть немного… на Торе, для развлечения. Лорд Браннох часто утомляет гостей разговорами о лошадях и собаках.

Лангли вздохнул.

— Если даже их нет в Солнечной системе, можно было бы синтезировать, — предложил Чантавар. — У нас могут делать на заказ просто отличных животных. Хотите как-нибудь поохотиться на дракона?

— Спасибо, не беспокойтесь, — ответил Лангли.

— Сегодня здесь будет множество важных лиц, — сказал Чантавар. — Если вы в достаточной степени кого-либо расположите — считайте, ваше будущее решено. Держитесь подальше от леди Халин: ее муж ревнив, и вы закончите жизнь рабом со стертой памятью, даже если бы я захотел вмешаться. Не принимайте близко к сердцу то, что увидите… В частности, кое-кто из интеллектуалов помоложе затеяли своего рода игру в высмеивание современного общества и будут счастливы, если вы их поддержите. Но в то же время избегайте высказываний, которые могут счесть опасными. Иными словами, ни во что не ввязывайтесь и постарайтесь просто приятно провести время.

Они уже не шли пешком, а сидели на удобных скамьях, установленных на движущейся дорожке, к которой поднялись на гравилифте — от движения без опоры захватывало дух. Их поездка — Лангли оценил ее мили в три — закончилась возле ворот с искусственными водопадами по сторонам. Они проследовали в ворота между рядами охранников в шитых золотом ливреях.

Первым впечатлением Лангли была необъятность. Помещение имело с полмили в диаметре и было заполнено ослепительным водоворотом тысяч гостей. Казалось, крыши у него нет и все происходит под тихим ночным небом, полным звезд, и Луной. Но он решил, что вверху все же есть невидимый купол, и представил себе, как с его головокружительной высоты выглядит это захватывающее зрелище внизу.

В воздухе витал едва уловимый аромат — всего лишь намек на свежесть, из скрытых источников доносилась музыка. Лангли попытался прислушаться, но все заглушали голоса. Да и сама музыка была какой-то бессмысленной — отличалась сама гамма. Он пробормотал Блаустайну sottovoce[369]:

— Всегда думал, что после Бетховена было написано не так уж и много, и, похоже, это распространяется и на отдаленное будущее, мир не изменился.

— Аминь, — сказал физик. Его тонкое с длинным носом лицо было мрачным.

Чантавар представил их хозяину, который оказался неправдоподобно толстым и багрово-фиолетовым, но не без определенной силы в маленьких черных глазках. Лангли припомнил, как подобает сотруднику одного министра приветствовать другого министра, и преклонил колено.

— Человек из прошлого, а? — Юлайн прочистил горло. — Интересно. Очень интересно. Нужно как-нибудь поболтать с вами подольше. Кгхм… Н-ну и как вам тут?

— Впечатляюще, милорд, — ответил Мацумото с невозмутимым видом.

— Хм-м-м. Ха. Да. Прогресс, изменения.

— Чем больше изменений, милорд, — отважился Лангли, — тем меньше перемен.

— Хм-ф. Хо! Да. — Юлайн отвернулся, чтобы поприветствовать кого-то еще. — Отлично сказано, приятель. Действительно отлично. — В голосе слышался сдерживаемый смех.

Лангли поклонился молодому человеку с пятнами на щеках.

— Выпивка, сюда! — продолжал тот. К ним подкатил столик, он снял с него два хрустальных бокала и подал один Лангли. — Я хотел с вами встретиться с тех самых пор, как только услышал о вас. Я провожу исторические исследования в местном университете. Занимаюсь общностью взглядов мыслителей, которые пытались соотнести искусство с состоянием общества в целом.

Чантавар приподнял бровь. На фоне множества драгоценностей и роскошных одежд его исключительно простой костюм обращал на себя внимание.

— Ну и как, мой друг, пришли к каким-нибудь выводам? — поинтересовался он.

— Определенно, сэр. Я нашел двадцать семь книг, где авторы соглашаются, что первобытная, мужественная стадия культуры порождает соответствующее искусство — простое и сильное. А вот украшательство и излишества вроде наших отражают упадок общества, где разум превалирует над душой.

— Ах вот как. Вы когда-нибудь видели произведения искусства, созданные на ранних стадиях освоения Тора, когда они все время сражались с природой и друг с другом и были известны как самое грубое племя во Вселенной, обладающее лишь кулаками? Их основным элементом являются наисложнейшие из когда-либо виденных переплетения виноградных гроздьев. С другой стороны, в последние дни Марсианской гегемонии они обратились к простоте кубизма. Вы читали комментарии Сардью? Шимарриона? Или девять кассет «Исследования Тзник»?

— Видите ли… видите ли, сэр, в моем списке они есть, но даже с помощью роботов… так много нужно прочитать и…

Чантавар, явно развлекаясь, тут же доказал обратное, а затем начал приводить взаимоисключающие примеры из истории за последние три тысячелетия. Лангли воспользовался случаем и покинул сцену.

Довольно привлекательная женщина с глазами слегка навыкате схватила его за руку и рассказала ему, как это потрясающе увидеть человека из прошлого, и что она уверена, что это была такая интересная эпоха, когда они были такие мужественные. Лангли почувствовал облегчение, когда старик с резкими чертами лица позвал ее к себе, и она отошла, надув губы. Очевидно, в Технате женщины занимали подчиненное положение, хотя Чантавар мельком упоминал о немногочисленных великих женщинах-лидерах.

Лангли сгорбился и уныло побрел к буфету, где взял тарелку с чем-то очень вкусным и подлил в бокал вина. Так или иначе, сколько еще будет продолжаться этот фарс? Лучше было бы куда-нибудь отправиться самому по себе.

Снаружи стояло лето. Теперь на Земле всегда было лето, планета с помощью людей вошла в межледниковый период — повысилось содержание двуокиси углерода в воздухе. Да, будь здесь Пегги, это было бы достойным приключением, но Пегги мертва и забыта. Ему хотелось выйти наружу и пройтись по земле, в которую она вернулась давным-давно.

Явно перебравший дряблый тип обнял его за шею, поприветствовал и стал выспрашивать насчет постельной техники его времени. Как здорово было бы дать в эту ро… Лангли разжал кулаки.

— Хотите девочек? М-министр Юлайн — само гостеприимство, пройдите во-он туда, немного развлекитесь, пока центаврийцы не стерли нас в порошок.

— Все верно, — язвительно заметил человек помоложе. — Вот почему с нас сдерут кожу. Из-за таких, как ты. Капитан Лангли, как они дрались в ваше время?

— Достаточно сносно, когда им приходилось это делать, — ответил американец.

— Я так и думал. Люди, которые могут выжить. Вы завоевали звезды потому, что не боялись пнуть того, кто стоял у вас на дороге. А мы боимся. Мы все в Солнечной системе стали мягкими. Уже тысячу лет не вели больших войн, а теперь, когда она вырисовывается, мы не знаем, как это делается.

— Вы служите в армии? — спросил Лангли.

— Я? — Молодой человек выглядел удивленным. — Вооруженные силы Солнечной системы состоят из рабов. Они выращены и обучены специально для этого и являются общественной собственностью. Высшими офицерами назначаются министры, но…

— Хорошо, а вы бы выступили за призыв собственного класса на службу?

— Без толку. Они не смогут. Это не для общества со специалистами-рабами. А вот центаврийцы призывают свободнорожденных, и они любят драться. Если бы мы так умели…

— Сынок, — пренебрежительно спросил Лангли, — ты когда-нибудь видел людей с размозженными черепами, вываливающимися внутренностями, торчащими через кожу ребрами? Когда-нибудь смотрел в лицо человека, который хочет тебя убить?

— Нет… нет, конечно, нет. Но…

Лангли пожал плечами. Такой тип людей он встречал и раньше у себя дома. Он пробормотал извинения и отошел в сторону. К нему присоединился Блаустайн, и они перешли на английский.

— Где Боб? — спросил Лангли.

Блаустайн криво усмехнулся:

— Последний раз, когда я его видел, он покидал сцену с одной из девушек для развлечений. Миленькая и такая же кроха. Может быть, идея не так уж и плоха.

— Для него, — сказал Лангли.

— Я не могу. Во всяком случае, не сейчас. — Блаустайн выглядел больным. — Ты знаешь, я подумал, может быть, даже если все, что мы знали, ушло, то хотя бы сейчас к человеческой расе наконец-то придет здравый смысл. Я был пацифистом, ты знаешь — интеллигентным пацифистом, просто потому, что видел, какой кровавый, бессмысленный фарс война. Как никто, кроме нескольких парней из верхушки, ничего от нее не приобретал… — Блаустайн тоже был слегка навеселе. — А решение такое простое! Оно лежит прямо перед носом. Всеобщее правительство с зубами. Вот и все. Войны больше нет. Нет больше убитых мужчин, разграбленных ресурсов, сожженных заживо. Я думал, может быть, за пять тысяч лет даже наша слабоумная раса усвоит уроки самосохранения. Вспомни, на Холате никогда не было войн. Неужели мы настолько дурнее?

— Я думаю, вести межзвездную войну будет достаточно сложно, — сказал Лангли. — Потребуются годы только для того, чтобы прилететь сюда.

— Ха-ха. К тому же недостаточны экономические стимулы. Если планету можно вообще колонизировать, то она должна существовать на самообеспечении. По этим двум причинам с тех пор, как колонии отделились, на протяжении тысячи лет не было настоящей войны.

Трижды качнувшись на ногах, Блаустайн наклонился ближе.

— Но одна война тут вырисовывается. И мы очень даже можем стать ее свидетелями. Богатые минеральные ресурсы на планетах Сириуса, правительство там слабое, а у Сола и Центавра наоборот. И оба претендуют на эти планеты. И ни то ни другое не может себе позволить поступиться ими — слишком невыгодно. Я только что беседовал с офицером, который сказал мне почти то же самое, не считая чего-то там о грязных дикарях центаврийцах.

— И все же мне по-прежнему хотелось бы знать, как ты будешь воевать на расстоянии четырех с половиной световых лет? — спросил Лангли.

— Ты посылаешь боевой космический флот солидных размеров, укомплектованный транспортными судами со всеми необходимыми припасами. Встречаешь вражеский флот и уничтожаешь его в космосе. Затем бомбардируешь планеты противника с воздуха. Ты знаешь, что сегодня они умеют дезинтегрировать любой вид материи? Девять на десять в двенадцатой эрг на каждый грамм вещества. А еще существуют такие штучки, как синтетические вирусы и радиоактивная пыль. Ты уничтожаешь цивилизации на этих планетах, приземляешься и делаешь все, что заблагорассудится. Просто. Единственное, в чем надо быть уверенным, так это в том, чтобы не был разбит твой собственный флот, ибо тогда беззащитным становится уже собственный дом. Сол и Центавр интригуют и обмениваются уколами на протяжении десятилетий. Как только кто-то из них получит явное преимущество — бах! Фейерверк!

Блаустайн допил вино и подлил себе еще.

— Конечно, — с глуповатым видом продолжил он, — всегда существует вероятность, что, даже если ты разобьешь врага, сбежит достаточно его кораблей, чтобы отправиться к тебе домой, взломать планетарную оборону и тоже отбомбиться. Тогда уже две системы вернутся в пещеры. Но разве подобные перспективы когда-нибудь останавливали политиков? Или психотехнических администраторов, как они их теперь называют? Все это — глас вопиющего в пустыне. Я хочу напиться.

Минутой позже Чантавар нашел Лангли и взял его под руку. — Пойдемте, — сказал он. — Вас хочет видеть главный служитель «Технона». Его Суперточность — очень важный человек… Непревзойденный Салон, разрешите вам представить капитана Эдварда Лангли?

Это был худой высокий старик в простом голубом плаще с капюшоном. У него было изборожденное морщинами умное лицо, но в изгибе рта проглядывало что-то фанатичное.

— Это любопытно, — сказал он сухо. — Насколько я понимаю, вы скитались по дальнему космосу, капитан?

— Да, милорд.

— Ваши документы уже введены в «Технон». Каждая частичка информации, как бы ни была она мала, имеет большую ценность, ибо только на основе точного знания всех фактов машина может принимать верные решения. Вы были бы поражены, если бы узнали количество агентов, которые только тем и заняты, что постоянно собирают информацию. Государство благодарит вас за услугу.

— Она ничтожна, милорд, — сказал Лангли с соответствующим почтением.

— Она может оказаться огромной, — возразил Салон. — «Технон» — краеугольный камень всей цивилизации в Солнечной системе; без него мы бы пропали. Само местоположение машины никому не известно, кроме высших служителей моего ордена. Для служения ей мы рождены и воспитаны, для служения ей мы обрываем семейные узы и отказываемся от мирских утех. Мы закодированы таким образом, что при попытке выведать у нас какие-либо тайны, если избежать выдачи не будет никакой возможности, мы автоматически умираем. Все это я вам рассказываю для того, чтобы вы имели хоть какое-то представление, сколь важен для нас «Технон».

Лангли не нашелся, что на это ответить. Весь вид Салона говорил о том, что в Солнечной системе еще не перевелись люди, полные жизненных сил и энергии, но в облике священнослужителя сквозило что-то бесчеловечное.

— Мне сказали, что вместе с вашим экипажем на борту находилось существо внеземного происхождения, принадлежащее к неизвестной расе, которое по прибытии бежало, — продолжал старик. — Должен обратить самое серьезное внимание на следующее: оно являет собой абсолютно непредсказуемый фактор, да и в вашем бортовом журнале информации о нем почти нет.

— Я уверен, он не представляет опасности, милорд, — поспешил заверить Лангли.

— Это мы еще посмотрим. Сам «Технон» приказал, чтобы его либо поймали, либо немедленно уничтожили. Вы — его знакомый, у вас есть какие-нибудь соображения, куда он мог подеваться?

Вот оно, снова! Лангли похолодел. Проблема Сариса Хронны до смерти напугала важных — слишком важных — персон, а напуганный человек бывает очень жестоким.

— Стандартные поисковые мероприятия ничего не дали, — сказал Чантавар. — Я вам кое-что сообщу, хотя это и секрет: он убил троих моих людей и скрылся на их флаере. Куда он полетел?

— Я… должен подумать… — запнулся Лангли. — Весьма сожалею, милорд. Верьте, я уделю этому вопросу все свое внимание, но… ведь можно привести коня на водопой, но нельзя заставить его пить.

Чантавар засмеялся: мертвое, а теперь возрожденное клише позабавило его. Лангли подумал, какую репутацию он мог бы себе приобрести, всего лишь цитируя Шоу, Уайльда, Ликока…

— Будет лучше, если этот конь утолит жажду, и побыстрее, — холодно заключил Салон и кивком головы отпустил их.

Чантавар увидел знакомого и бросился в жаркий спор по поводу того, как правильно смешивать коктейль под названием «рециркулятор».

Пухлая волосатая рука оттащила Лангли в сторону. Она принадлежала крупному толстопузому мужчине в нездешних одеждах: серая мантия, туфли-лодочки и множество украшений из алмазов и рубинов. Голова его была массивной, с хоботообразным носом, ярко-рыжими волосами и бородой — первой, которую увидел Лангли в этом мире. Взгляд светлых глаз был на удивление проницательным. Достаточно высокий голос с акцентом и неземными интонациями произнес:

— Приветствую вас, сэр. Я был само нетерпение, мечтая встретиться с вами. Меня зовут Голтам Валти.

— Ваш слуга, милорд, — сказал Лангли.

— Нет-нет! Никаких титулов! Бедный старый жирный обжора Голтам Валти отнюдь не благородного рождения. Я из Торгового Сообщества, а у нас нет дворян. Они нам не по карману. В наши дни трудно зарабатывать на жизнь честным путем. Скупые покупатели и скаредные продавцы съедают изрядную часть вашей прибыли. Да, жить честно очень не просто, особенно когда годами не видишь пенаты. Около десяти лет в моем случае. Я родом с планеты Амон звезды тау Кита. Должен отметить, прелестная планета, милые девушки подают вам золотистое пиво, ум-м!

Лангли почувствовал, как в нем пробуждается интерес. Он кое-что слышал о Сообществе, но не очень много. Валти подвел его к дивану, они присели и свистнули пробегавшему мимо столику с напитками.

— Я являюсь главным торговым представителем Сообщества в Солнечной системе, — продолжал Валти. — Вы как-нибудь должны посетить нас. Уверен, вас заинтересуют сувениры с сотен планет. Да, но пять тысяч лет странствий — это много даже для торговца. Должно быть, вы многое повидали, капитан, очень многое. Ах, будь я снова молод…

Отбросив всякие церемонии, Лангли задал несколько прямых вопросов. Чтобы получить у Валти информацию, требовалось терпение. На каждое заслуживающее внимания предложение приходилась как минимум куча причитаний, но кое-что начинало проясняться. Сообщество существовало вот уже более тысячи лет. Его члены набирались со всех планет и даже из числа негуманоидных рас. Оно осуществляло почти все межзвездные торговые операции, доставляя всевозможные товары, в том числе не известные в этом небольшом секторе Галактики. В основном это были предметы роскоши, экзотические вещи, но встречались и важные промышленные материалы, причем доля их росла по мере того, как развитые планеты истощали собственные ресурсы. Для персонала Сообщества огромные космические корабли служили домом, где мужчины, женщины и дети жили своей обособленной жизнью. Они имели свои законы, обычаи, язык и ни от кого не зависели.

— Цивилизация с правом на самоопределение, капитан Лангли, горизонтальная цивилизация, пронизывающая вертикальные цивилизации, пустившие корни на планетах, и еще не известно, кто кого переживет.

— У вас есть столица… правительство?..

— Детали, мой друг, это все детали, которые мы могли бы обсудить и попозже. Как-нибудь навестите меня, я — старый одинокий человек. Возможно, мне удастся вас немного развлечь. Вы когда-нибудь бывали в системе тау Кита? Нет? Какая жалость, вам там было бы интересно: система двойных колец Озириса, аборигены Хора и дивные долины Амона, да-да.

Изначальные имена планет изменились, это касалось и Солнечной системы, но не настолько, чтобы Лангли не понял, какие мифологические персонажи имели в виду первооткрыватели[370]. Валти продолжал воспоминания о мирах, которые он повидал в безвозвратно ушедшие дни своей юности, и Лангли обнаружил, что разговор ему интересен.

— Хо, вы здесь! — раздалось рядом с ними.

Валти вскочил и с пыхтением поклонился:

— Вы оказываете мне незаслуженную честь, милорд! Я так давно вас не видел.

— Не прошло и двух недель, — улыбнулся светловолосый гигант в кричаще-яркой малиновой куртке и голубых брюках. В одной загорелой руке он сжимал кубок с вином, а другой придерживал коленки крошечной изящной танцовщицы, которая, заливаясь смехом, балансировала у него на плече. — И помнится, вы тогда ограбили меня на тысячу соларов — вы и ваши кости со смещенным центром.

— Самое прекрасное, милорд, в том, что фортуна то и дело должна вызывать улыбку на моем безобразном лице, этого требуют законы теории вероятностей. — Валти потер руки. — Возможно, милорд пожелает взять реванш — как-нибудь вечерком, на следующей неделе?

— Может быть. Хо-оп! — Гигант спустил девушку на пол и отправил ее игривым шлепком. — Беги, Зура Колин, или как там тебя. Увидимся позже.

На Лангли уставились ярко-голубые глаза.

— Это и есть тот древний человек, о котором мне говорили?

— Да… милорд, разрешите представить вам капитана Эдварда Лангли. Лорд Браннох ду Кромбар, центаврийский посол.

Итак, вот он, человек с Тора, тот, кого боятся и ненавидят. Они с Валти были людьми с ярко выраженными чертами белой расы, которых Лангли здесь встретил впервые. Вероятно, их предки покинули Землю еще до полного смешения рас, а возможно, и условия окружающей среды как-то повлияли на то, что характерные черты лица закрепились.

Браннох весело улыбнулся, присел и громогласно рассказал неприличную историю. Лангли ответил анекдотом про ковбоя, у которого было три желания, и ржание Бранноха заставило дрожать бокалы на столике.

— Так в ваше время еще пользовались лошадьми? — отсмеявшись, спросил он.

— Да, милорд. Я вырос в стране лошадей — мы использовали их наряду с тракторами. Я сам… собирался их разводить.

Похоже, Браннох заметил боль в голосе американца и с удивительным тактом перевел разговор на описание собственных конюшен.

— Думаю, вам понравится на Торе, капитан, — закончил он. — У нас все еще найдется место про запас. Никогда не пойму, как они тут еще дышат в Солнечной системе — двадцать миллиардов туш жирного мяса. Почему бы вам как-нибудь не навестить нас?

— С удовольствием, милорд, — сказал Лангли и, может быть, в этот момент был неискренен не до конца.

Браннох откинулся назад, вытянув свои слоновьи ноги по полированному полу.

— Меня тоже порядком покидало в жизни, — сказал он. — Вынужден был покинуть родную систему на некоторое время, когда моя семья попала в затруднительное положение после феодальной распри. Около ста лет мотался там и тут, пока не получил возможность вернуться. Планетология — это что-то вроде моего хобби, и это единственная причина, Валти, толстопузый мошенник, почему я посещаю ваши приемы. Скажите, капитан, а вы не останавливались на Проционе?

В течение получаса разговор вертелся вокруг звезд и планет. Лангли ощутил тяжелое чувство. От нескончаемой вереницы чужих лиц в окружающем полумраке у него сжималось сердце.

— Между прочим, — сказал Браннох, — до меня дошли слухи о чужаке, который был вместе с вами и сбежал. Что там случилось на самом деле?

— Ах да, — пробормотал Валти в спутанную бороду. — Я тоже был заинтригован. Да-да, похоже, он интереснейший тип. Почему он предпринял столь отчаянные действия?

Лангли застыл. Что там говорил Чантавар, разве все это дело не должно оставаться конфиденциальным?

Конечно, у Бранноха должны быть свои шпионы; да, судя по всему, и у Валти они тоже есть. Американец почувствовал озноб при мысли об огромных соперничающих силах: словно его затянуло между бешено вращающимися шестернями какой-то машины.

— Я не прочь приобщить его к своей коллекции, — лениво сказал Браннох. — Нет, вовсе не причинять ему вред — просто встретиться с этим существом. Если он и в самом деле настоящий телепат, то тогда он почти уникален.

— Для Сообщества это тоже представляет интерес, — робко вставил Валти. — На его планете для торговли может найтись что-то такое, что оправдает даже столь длинный путь.

Сделав паузу, он мечтательно добавил: — Думаю, что плата за подробную информацию была бы весьма значительной, капитан. У Сообщества есть свои маленькие причуды, и желание встретиться с представителем новой расы — одна из них. Да… за деньгами тут дело не станет.

— Может статься, я сделаю собственный небольшой вклад в это дело, — сказал Браннох. — Пара миллионов соларов и моя защита. Сейчас непростые времена, капитан. И не стоит отмахиваться от покровителя, обладающего немалой властью.

— Сообщество, — заметил Валти, — обладает экстерриториальными правами. Оно может предоставить убежище или обеспечить выезд с Земли, которая начинает превращаться в не очень безопасное для здоровья место. Ну и, конечно, денежное вознаграждение — три миллиона соларов в качестве инвестиции в новые знания?

— Здесь не очень уместен торг, — сказал Браннох, — но, как я уже говорил, капитан, вам должно понравиться на Торе, или мы можем доставить вас туда, куда вы пожелаете. Три с половиной миллиона.

— Милорд! — простонал Валти. — Вы что, хотите пустить меня по миру? Мне же еще надо кормить семью!

— Ага. По одной на каждой планете, — ухмыльнулся Браннох.

Лангли сидел не шелохнувшись. Он думал, что знает, зачем им нужен Сарис Хронна, но что он мог тут поделать?

Из толпы вынырнула невысокая гибкая фигура Чантавара.

— Ах вот вы где! — воскликнул он и небрежно поклонился Бранноху и Валти. — Ваш слуга, милорд, ваш слуга, досточтимый сэр.

— Спасибо, Чанни, — ответил Браннох. — Присаживайтесь, чего стоять?

— Нет. Еще одно лицо хотело бы встретиться с капитаном. Извините нас.

Оказавшись в безопасности среди толпы, Чантавар оттащил Лангли в сторону.

— Эти двое хотели, чтобы вы доставили пришельца к ним? — спросил он. Его лицо стало некрасивым.

— Да, — сказал Лангли с утомленным видом.

— Я так и думал. Правительства Солнечной системы напичкано их агентами. Ладно. Не делайте этого.

Запоздалый сокрушительный гнев охватил Лангли.

— Глянь-ка сюда, сынок, — сказал он, распрямляясь до тех пор, пока глаза Чантавара не стали значительно ниже его собственных. — Я что-то не вижу, чтобы на сегодня я кому-то что-то был должен. Перестань обращаться со мной как с ребенком!

— Я не собираюсь вас изолировать, хотя и мог бы, — мягко сказал Чантавар. — Лишние хлопоты, ибо, возможно, очень скоро зверюга будет у нас. Однако предупреждаю, если он угодит в чужие, а не мои руки, вам ох как не поздоровится.

— Почему бы не посадить меня под замок и не покончить с этим делом?

— Это не заставит вас думать, а я хочу, чтобы вы думали, — если мои собственные поиски не увенчаются успехом. А потом, это слишком грубо. — Чантавар сделал паузу, а затем продолжил со странной напряженностью: — Знаете ли вы, почему я играю в эти игры — война, политика? Может быть, вы думаете, мне нужна личная власть? Это для дураков, которые хотят командовать другими дураками. Интересно играть, хотя… в противном случае жизнь становится слишком скучной. Что еще такого могу я сделать, чего еще не делал сотни раз? А вот бросить вызов Бранноху или этой плаксивой рыжей бороде — более чем интересно. Выиграть, проиграть, сыграть вничью — это же занятно; но я намереваюсь выиграть.

— Никогда не задумывались о… компромиссе?

— Пусть Браннох не вводит вас в заблуждение. Это один из самых холодных и расчетливых умов в Галактике. Относительно порядочный… жаль, что в конце концов придется его убить… Не обращайте внимания! — Чантавар отвернулся. — Пойдемте займемся серьезным делом — как следует выпьем.

Глава 5

Вокруг того места, где затаился Сарис Хронна, сгустилась тьма, влажный ветер доносил с канала тысячи чужих запахов.

Ночь была полна страха.

Он лежал в зарослях на берегу канала, прижимаясь животом к илу, и вслушивался в голоса тех, кто за ним охотился.

Луна еще не взошла, но в ясной вышине светили звезды, отдаленный мигающий свет у горизонта указывал на город, а для того чтобы хорошо видеть, Сарису было достаточно и сумерек. Он взглянул вдоль прямой линии канала, от которого к горизонту разбегались ровными полосами поля колышимой ветром пшеницы, на округлый силуэт неосвещенной хижины в трех милях от себя. Его ноздри втягивали сырой и холодный воздух, наполненный запахами растений и теплом немного суетливой дикой жизни. Он слышал легкие неторопливые порывы ветра, отдаленный крик птицы, еле-еле различимое гудение какого-то летательного аппарата в нескольких милях над головой. Его нервы впитывали колебания и всплески нейронных потоков других существ. Вот так же он лежал в темноте Холата, ожидая прихода животного, на которое охотился, и мысленно плыл по необъятной бормочущей ночи. Но на этот раз добычей являлся он сам, а раствориться в жизни Земли ему не удавалось. Она была для него слишком чужой: каждый запах, каждое видение, каждое вздрагивание нервов у мыши или жука исходили чужеродностью, ветер — и тот шумел по-другому.

За его ожиданием и страхом стоял провал как во времени, так и в пространстве, каким-то образом планета, которую он знал, ее обитатели — взрослые и дети, родные и близкие — оказались в тысяче годах от него. Он был так одинок, как ни один представитель его расы. Один и одинок.

Он мрачно вспомнил, что философы с Холата отнеслись к земному кораблю с подозрением. По их понятиям о мире, во Вселенной любой объект, любой процесс были логически и неизбежно конечны. Понятие бесконечности, будучи извлеченным из чистой математики и приложенным к физическому космосу, нарушало какое-то чувство правильности, а идея перемещения на световые годы не укладывалась в рамки здравого смысла.

Ослепительная вспышка новизны происходящего ошеломила древний разум. Эти создания с неба и их корабль стали более чем откровением. Было так интересно работать вместе с ними, учиться, находить решения проблем, которые их не-холатанский разум не мог найти сразу. На некоторое время осторожность отступила.

В результате Сарис Хронна, увертываясь и пригибаясь, словно во сне пронесся через лес, преследуемый сгустками энергии, которые испепеляющими молниями ударяли в его следы. Он кружил, петлял и прятался, используя все охотничьи уловки, какие только знал, чтобы спасти собственную жизнь, которая сама по себе для него ничего не значила.

Он слегка раздвинул губы, и во тьме мелькнули белоснежные клыки. Нет, даже теперь оставалось еще кое-что, ради) чего стоило жить. Кое-что, ради чего стоило убивать.

Если бы он мог вернуться обратно… Мысль была словно тусклая одинокая свеча в штормовой ночи. Даже за две тысячи лет Холат изменился бы не намного, если только еще один человеческий корабль не наткнулся на планету. Его народ не был статичным, прогресс шел постоянно, но это был рост, подобный эволюции, в гармонии с природой и созвучный ритму времени. Там он смог бы найти себя снова.

Но…

В небе что-то двигалось. Сарис Хронна распластался так, как если бы хотел закопаться в ил. От мысленного напряжения глаза его сузились в желтые щелки, и он сконцентрировал все свои чувства на парящем в вышине призраке.

Да — электропотоки, но не нейронные, а холодная круговерть электронов, бездушные колебания, которые словно гвозди скребли по его нервам. Небольшое воздушное судно, решил он, медленно кружит в воздухе, направив детекторы во все стороны. Оно охотится за ним.

А может быть, стоит смиренно подчиниться? Экипаж «Эксплорера» состоял из порядочных людей, а к Лангли он вообще начинал испытывать все большую и большую привязанность. Может быть, и его находящиеся вдали соплеменники тоже были по-своему правы… Нет! Слишком многое поставлено на карту. Целиком вся его раса.

У них на Холате не было технологий, позволяющих переправляться от звезды к звезде. Они все еще пользовались инструментами из кремня и кости, путешествовали пешком или в долбленках под парусами или на веслах, питались охотой и рыболовством, разводили несметные стада мясных животных, полу одомашненных с помощью телепатического контроля. В тихой зелени редких лесов один холатанин смог бы выследить и убить дюжину землян. Но один земной космический корабль мог, зависнув в небе, посеять смерть на всей планете.

Флаер наверху стал удаляться в сторону. Сарис перестал сдерживать дыхание и набрал воздух в легкие.

Что делать, куда идти, как скрыться?

Ему до слез захотелось снова стать ребенком, маленьким и пушистым, лежать на шкурах в пещере или земляной хижине или копошиться на смутно различаемом необъятном теле матери. Всхлипнув, он вспомнил летние солнечные дни с прыжками, возней и другими играми, уютные зимние ночи, когда они прятались под землю… песни, разговоры, слияние в одно большое теплое целое эмоционального единства… он вспомнил, как отец брал его с собой на охоту и обучал разным приемам, и даже то, как ему было скучно пасти животных, когда выпадала его очередь. Маленькая изолированная семейная группа являлась сердцем его общества, без нее он пропал бы… а сейчас весь его клан был давно мертв.

Флаер возвращался. Он двигался по спирали. Сколько их там в вышине и сколько миль укрытой ночью Земли они прочесывают? В душе его трясло, не столько от страха, сколько от боли одиночества. Жизнь на Холате подчинялась строгим порядкам и обычаям; сдержанная учтивость между молодыми и старшими, мужчиной и женщиной, спокойная пантеистическая религия[371], семейные обряды по утрам и вечерам — все находилось на своем месте в равновесии, гармонии, уверенности, каждодневном знании, что жизнь — это одно огромное целое. А сейчас его бросили во тьме чужой ночи, за ним охотились, как за диким зверем.

Установленный образ жизни не был в тягость, ибо накопившееся напряжение всегда можно было сбросить то ли в погоне за дичью, то ли во время фривольной ярмарочной пирушки, где семьи встречались для торговли, чтобы обсудить вопросы политики и женитьбы молодых, выпить и повеселиться. Но здесь, этой ночью…

Штуковина над ним опустилась ниже. Мышцы Сариса окаменели, но в душе все пылало. Пусть только окажется в пределах досягаемости, тогда он перехватит управление и разобьет ее о землю!

К этому моменту он был вполне способен убить. В холатанских семьях отсутствовала власть одного из членов семьи. Не было суровых отцов или вредных братьев, все они были одним целым. Но если член семьи обнаруживал настоящий талант, то все остальные щедро поощряли его занятия музыкой, искусством или размышлениями. У Сариса способности проявились еще в детстве. Позже он поступил в один из университетов.

Там он пас скот, мастерил инструменты, драил полы, расплачиваясь за привилегию валяться в хижине какого-нибудь философа, художника или мастера по дереву, спорить с ними и набираться знаний. Особым чутьем он отличался в естественных науках.

У них на Холате были собственные знания, как бы оправдываясь, подумал он, в то время как металлическая смерть медленно спускалась в его сторону. Книги переписывались от руки на пергаменте, но они были полны здравого смысла^ Знания по астрономии, физике и химии по сравнению с человеческими выглядели элементарными, однако они были верны. Биологические науки, разведение животных, понимание и использование экологии были по крайней мере на уровне, а возможно, и опережали земные там, где, кроме линзы и скальпеля, другие инструменты не были нужны. А математики Холата обладали врожденными способностями, которые намного превосходили возможности любого человека.

Сарис вспомнил, как был поражен Лангли, когда увидел, с какой скоростью он овладел английским, как малыши изучают неевклидову геометрию и теорию функций. Землянин посетил различные философские школы, послушал проходящие там оживленные дискуссии и с некоторым сожалением признал, что строгость холатанской логики и ее высокоразвитая семантика делают их инструментом намного более ценным, чем что-либо подобное, созданное его собственной расой. И именно философ, который первым разъяснил связь дискретных функций с этикой, предложил ключевые усовершенствования в электронных цепях «Эксплорера».

Флаер парил словно хищная птица, изготовившаяся ринуться на жертву. Все еще вне пределов досягаемости… У них должны быть датчики, возможно инфракрасные, которые укажут на его присутствие. Он не отваживался даже пошевельнуться.

Безопасней всего для них было бы сбросить бомбу. Лангли рассказывал ему о бомбах. И это стало бы его концом — вспышка и грохот, которые он даже не смог бы почувствовать, распыление и тьма навсегда.

Что ж, подумал он, ощущая, как слабый грустный ветерок теребит его усы, ему не о чем сожалеть. Это была хорошая жизнь. Он был одним из бродячих ученых, скитающихся по всему свету. Ему неизменно были рады и благодарны за новости, которые он приносил, сам он всегда подмечал что-то свежее в разнообразии в основном подобных культур, испещривших планету. Такие, как он, объединяли ее. Позже он осел, основал семью, преподавал в университете Танец-солнца-сквозь-дождь… и даже если быстрая смерть придет к нему в этом незнакомом мире, все равно — жизнь была к нему добра.

< Нет-нет! Он резко собрался с мыслями. Ему нельзя умирать, пока нельзя. До тех пор, пока он не узнает больше, пока он не будет уверен, что эти бледные безволосые чудовища не страшны Холату, или не будет знать, как предупредить и защитить родную планету. Он собрался в комок, готовый сорваться с места и бежать.

Воздушный корабль опустился так быстро, что у Сариса захватило дух. Силовые поля его мозга протянулись к кружащимся электромагнитным потокам. Он уже было хотел перехватить их, но, вздрогнув, передумал.

Нет. Погоди. Должен быть лучший способ.

Флаер приземлился в поле, в добрых ста ярдах от него. Сарис еще больше подтянул под себя руки и ноги. Сколько их там?

Трое. Двое выбирались из машины, третий остался внутри. Он не мог их увидеть за высокими колосьями, но чувствовал, что один из них несет какой-то прибор, нет, не оружие, а значит — детектор. Слепые в темноте, они все равно могли его обнаружить.

Конечно, они не были уверены, что это именно Сарис. Их прибор с таким же успехом мог засечь случайное животное или человека. Он почуял острый запах адреналина — они боялись.

Стремительным скользящим движением он взобрался на берег и нырнул в колосья.

Кто-то вскрикнул. Сгусток энергии полетел в его сторону. Там, куда угодил выстрел, вспыхнули растения, запах озона ударил ему в нос. Его мозг не мог контролировать оружие, так как уже держал выключенными двигатель и радиопередатчик судна.

Едва ощутив луч, что скользнул по его ребрам, оставив полосу опаленной шерсти, он набросился на ближайшего человека. Тот упал. Сарис разодрал ему горло и отпрыгнул в сторону, когда в него выстрелил второй.

Кто-то закричал — во тьме раздался истошный вопль. На носу флаера застучал пулемет, рассыпая вокруг свинцовый град. Сарис вспрыгнул на крышу аппарата. Остававшийся снаружи человек зажег фонарь, пытаясь поймать его лучом. Холатанин хладнокровно оценил расстояние. Слишком далеко.

Снова соскользнув на землю, он мяукнул. Лучи фонарика и лазера вонзились в то место, где он только что находился. Сарис в три прыжка покрыл разделяющее расстояние. Поднимаясь на ноги, он с силой ударил рукой и почувствовал ладонью, как хрустнули шейные позвонки.

Теперь — флаер! Он посопел перед дверью. Та была заперта, а замок был сугубо механический, и слабой энергии его мозга не хватало, чтобы его открыть. Сарис чувствовал ужас, охвативший человека, находившегося внутри.

Ладно… Он подобрал один из валявшихся бластеров. Какое-то время он изучал его, используя основной принцип, что назначение определяет форму. Ладонь обхватила рукоять, палец нажал на курок, и с другого конца выплеснулось пламя… так, вот этот рычажок на стволе должен регулировать мощность луча. Он попробовал и был вознагражден за правильный ход своих рассуждений. Возвратившись к флаеру, он расплавил дверной замок.

Человек внутри, хрипло дыша, привалился к дальней стене, с оружием в руках он ждал, когда ворвется дьявол во плоти. Сарис телепатически определил, где тот находится, — напротив входа, отлично! Приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы просунуть руку, он выстрелил из-за порога. Его огромная ручища сжимала бластер очень неуклюже, но одного выстрела было достаточно.

Вокруг расползался смрадный запах горелого мяса. Теперь нужно было действовать очень быстро: где-то поблизости находился еще один флаер. Собрав все оружие, он взгромоздился на пилотское кресло — оно для него было слишком маленьким, чтобы сидеть нормально, — и стал изучать панель управления.

Принцип передвижения был незнакомый, во времена Лангли такого не было. Прочитать надписи на панели он тоже не сумел. Но, мысленно отследив электротоки и гиромагнитные поля, он разобрался, как управлять машиной. Пока он возился с тумблерами, аппарат неуклюже поднялся, но Сарис быстро наловчился. Скоро он был высоко в небе, со свистом рассекая окружающую тьму. На одном из экранов была светящаяся карта с красной движущейся точкой, указывающей его местоположение. Весьма полезно.

Долго оставаться в машине было нельзя — вот-вот ее опознают и собьют. Он должен использовать ее, чтобы еще до рассвета раздобыть припасы и найти укромное место, затем пусть флаер летит на запад и падает в океан. Настроить автопилот соответствующим образом он сможет.

Куда идти? Что делать?

Ему было необходимо отыскать какое-то место, где он мог бы скрываться и думать, место, откуда он выходил бы на разведку и куда можно было бы вернуться и отсидеться в случае неудачи. Ему нужно было время, чтобы все разузнать и принять решение.

Эти земляне были странной расой. Он не понимал их. В Лангли тоже присутствовали полускрытые черты, от которых его коробило. Это почти религиозное стремление исследовать весь космос просто для того, чтобы исследовать, холатанину было чуждо. Несмотря на поиски чистых, абстрактных знаний, холатанский разум был отнюдь не идеалистичным. Они находили что-то непристойное в полном отречении от всего ради абстракций.

Эти новые люди, которые теперь правят Землей, смогли бы извлечь выгоду, завоевав Холат. Конечно, расстояния огромные, но кто его знает.

Самым мудрым и безопасным было бы уничтожить всю человеческую цивилизацию, снова загнать их в пещеры. Проект был слишком честолюбивым, может быть, и не стоило пробовать. Конечно, он мог что-то предпринять, например хотя бы столкнуть лбами враждующие стороны. Он уже отлично знал, почему им так не терпелось поймать или убить его.

Прежде чем выбрать линию поведения, придется подождать, осмотреться и подумать. А для этого необходимо найти место, где можно укрыться, и тут он подумал, что знает, куда направиться. По крайней мере стоило попробовать. Он сравнил развернутую карту с той, которую видел у Лангли, и запечатлел ее в своей хорошо тренированной эйдетической памяти[372]; переведя по аналогии условные обозначения, он сделал поправки на изменения, которые произошли за пять тысяч лет. Затем он повернул флаер на северо-восток и затаился в ожидании.

Глава 6

Технический прогресс был действительно налицо: на следующее утро освежающее устройство устранило у Лангли все следы похмелья, робот-слуга выдвинул из щели на стол завтрак и убрал посуду после того, как он покончил с едой. Ну а теперь начинался пустой день, когда оставалось либо слоняться по комнатам, либо высиживать неизвестно что. Пытаясь стряхнуть депрессию, Лангли набрал номер заказа на книги — раб-управляющий показал ему, как обращаться с приспособлениями в доме. Машина что-то прощелкала сама себе, порыскала в городских библиотеках, отыскивая микрофайлы на заданную тему, и изготовила копии на дискетах, которые космонавт вставил в сканер.

Блаустайн попытался прочитать роман, затем какие-то стихи, отдельные статьи и бросил это занятие. С его поверхностным знанием всей подоплеки они были почти лишены смысла. Он доложил, что литература сегодня, похоже, сильно стилизована, со сложными построениями и полна аллюзий с классической литературой двухтысячелетней давности, которые имеют большее значение, чем само относительно тривиальное содержание.

— Поуп и Драйден[373], — недовольно проворчал он, — так им по крайней мере было что сказать. Боб, что ты там нашел?

Мацумото, который пытался сориентироваться в современной науке и технике, пожал плечами:

— Ничего. Все написано для специалистов, считается очевидным, что читатель имеет солидную подготовку. Чтобы что-то понять, мне нужно снова поступать в колледж… и что же это за чертовщина такая — матрица Загана? Популярной литературы нет вообще: похоже, только специалистов и волнует, как работают все эти штуки. Единственное, что я могу сказать: у меня сложилось впечатление, что за последние две тысячи лет ничего по-настоящему нового открыто не было.

— Застывшая цивилизация, — сказал Лангли. — Они достигли равновесия, каждый на своем месте, все идет достаточно гладко, не происходило ничего такого, что могло бы выбить из колеи. Может быть, для этого необходимо, чтобы победили центаврийцы, я не знаю.

Он снова занялся своими кассетами по истории, пытаясь охватить все, что произошло. Сделать это оказалось удивительно трудно. Почти все, что он нашел, представляло собой научные монографии, предполагающие колоссальную эрудицию в узкой области. Ничего для простого читателя, а тем более для тех, кто не знал, водятся еще на Земле звери или нет. И чем ближе он подходил к настоящему, тем реже ему встречались удобоваримые объяснения, особенно это касалось земной цивилизации, чье будущее, похоже, осталось в прошлом.

Наиболее важным открытием со времен гипердвигателя, насколько он понял, была параматематическая теория Человека — как отдельной личности, так и общества, которая позволила проводить преобразования на стабильной, предсказуемой, логической основе. У основателей Техната не было нужды гадать: они не предполагали, что вот такой-то и такой-то порядок производства и потребления должен бы работать, они это просто знали. Наука не была совершенной, да она и не могла быть таковой, случайности вроде колониальных восстаний возникали непредсказуемо. Но цивилизация оставалась стабильной, обладая сильной отрицательной обратной связью, она плавно приспосабливалась к новым условиям.

Слишком плавно. Средства разумного общественного устройства использовались не для того, чтобы освободить человека, а, наоборот, чтобы затянуть хомут потуже, ибо небольшие группы ученых по необходимости разрабатывали планы и следили за их выполнением, а в результате и они, и их потомки (с хорошими, гуманными преобразованиями, в которые они, возможно, даже верили сами) просто-напросто оставались у власти. В конце концов, вполне логично, что управлять должен сильный и умный, — обыкновенный человек просто не способен принимать повседневные решения, от которых зависит существование жизни на целых планетах. Точно так же было бы логично организовать и само управление: селективное размножение, управляемая наследственность, психотренинг могли создать класс рабов, одновременно и квалифицированных, и довольных своим положением. Обыкновенный же человек не возражал против подобных порядков, наоборот, он их охотно принимал потому, что концентрация и централизация власти, которые все больше и больше возрастали со времен еще промышленной революции, проповедовали ему традиции слепого подчинения.

Лангли несколько мрачно задавался вопросом: а возможен ли был иной выход для достижения конечной цели?

Позвонил Чантавар и предложил прогуляться завтра по городу.

— Я знаю, что до сих пор вам было ужасно скучно, — извинился он, — но у меня была масса срочных дел. Однако завтра я с радостью покажу вам окрестности и отвечу на все вопросы, которые, возможно, у вас возникли. Для вас это будет лучшим способом пообвыкнуть.

Когда Чантавар дал отбой, Мацумото сказал:

— Он, похоже, неплохой парень. Но если общество здесь, как я понимаю, аристократическое, то почему он утруждает себя лично?

— Мы для него что-то свеженькое, ему скучно, — сказал Блаустайн. — Что угодно, лишь бы что-то новое.

— Кроме того, — проворчал Лангли, — мы ему нужны. Я более чем уверен, он не может вытянуть из нас что-то толковое под гипнозом или как там это теперь называется, в противном случае мы бы давным-давно сидели в каталажке.

— Ты имеешь в виду это дело с Сарисом? — неуверенно спросил Блаустайн. — Слушай, Эд, у тебя есть хоть какие-то прикидки, куда мог деться этот кот-переросток и что он затеял?

— Нет… не совсем, — ответил Лангли. Они говорили по-английски, но он был уверен, что в комнате где-то установлен микрофон, а за переводом дело не станет. — Сам ломаю голову.

Внутренне он подивился собственной сдержанности. Он не был создан для этого мира коварных замыслов, шпионства и скорых расправ. Никогда не был. Космонавт в силу специфики своей профессии был добрым, замкнутым человеком, не способным к злословию и интригам официальных политиков. В свое время он мог и нагрубить, если что-то было не так, а потом не спал ночами, размышляя о том, справедлив он или не справедлив и что на самом деле о нем думают люди. Теперь он никто.

Было бы так просто смириться, сотрудничать с Чантаваром и плыть по течению. Откуда ему знать, что, поступив именно так, он будет не прав? Похоже, что Технат олицетворяет собой порядок, цивилизованность, своего рода справедливость; не его это дело противопоставлять себя двадцати миллиардам людей и пяти тысячелетиям истории. Была бы рядом Пегги, он бы сдался, он не стал бы рисковать ее головой ради принципов, в которых сам не был уверен.

Но Пегги умерла, и кроме принципов оставалось так мало того, ради чего стоило жить. Игра в Бога не доставляла удовольствия даже на таком жалком уровне, но он вышел из общества, которое на каждого человека возлагало ответственность решать все самому.

Чантавар позвонил на следующее утро.

— Вставать в такую рань! — все еще позевывая, пожаловался он. — Жить стоит только после захода солнца. Итак, мы идем?

Когда они вышли из дома, вокруг них сомкнулись шестеро охранников.

— Зачем они нужны? — спросил Лангли. — Защита от простолюдинов?

— Хотел бы я посмотреть на простолюдина, который бы осмелился хотя бы в мыслях затеять что-либо противоправное, — сказал Чантавар. — Если у него вообще есть мысли, в чем я иногда сомневаюсь. Нет, эти ребята мне нужны, чтобы защитить меня от личных соперников. Например, тот же Браннох с радостью бы меня убрал, лишь бы только заполучить на мое место неопытного наследника. Я раскрыл немало его агентов. А потом — у меня куча конкурентов внутри Техната. Обнаружив, что с помощью взяток и заговоров подсидеть меня невозможно, они вполне могут избрать менее изысканный, зато более прямой путь.

— А что они получат в результате вашего… убийства? — поинтересовался Блаустайн.

— Власть, положение, может быть, часть моих владений. А может быть, мне просто захотят отомстить — по пути наверх мне пришлось выбить немало зубов, в наше время существует не так уж и много влиятельных организаций. Мой отец был второстепенным министром на Венере, мать — младшая жена из простолюдинок. Я получил назначение только после того, как прошел определенные тесты и… распихал локтями парочку сводных братьев. — Чантавар усмехнулся. — Довольно-таки забавно. Ну а соперничество заставляет мой класс быть все время как бы настороже, вот почему «Технон» это поощряет.

Они вышли на мостовой переход, который на головокружительной высоте пересекал город, и позволили движущейся дорожке везти себя дальше. С этой высоты Лангли мог видеть, что Лора построена как единое целое: ни одно здание не стояло отдельно, все они соединялись внизу, а прочная крыша перекрывала нижние уровни. Чантавар указал на туманный горизонт, где вздымался остов колоссальной башни, которая стояла отдельно.

— Станция погодного контроля, — пояснил он. — Большая часть из того, что вы видите, принадлежит городу, в том числе министерский общественный парк, но вон в той стороне пролегла граница владений Тарахойо. Будучи приверженцем движения «назад, к природе», он, исполняя собственную прихоть, выращивает там зерно.

— Разве у вас нет небольших ферм? — спросил Лангли.

— О Космос, конечно нет! — Чантавар выглядел удивленным. — На центаврийских планетах они есть, но я нахожу, что трудно придумать систему более неэффективную, чем эта. Многое из наших продуктов синтезируется, остальное выращивается на министерских землях. Шахты, заводы, земля — практически все — принадлежат какому-нибудь министру. Таким образом мы обеспечиваем и себя, и простолюдинов, а живущие вне Солнечной системы должны платить налоги. Здесь человек обладает тем, что заслужил. Общественные организации, такие, как вооруженные силы, финансируются промышленностью, принадлежащей «Технону».

— А чем же заняты простолюдины?

— У них есть работа, в основном в городах, лишь у немногих на земле. Некоторые из них работают на себя, например люди искусства, врачи или кто-то в этом роде. Сюда, здесь вам должно быть интересно.

Это был музей. Общий характер расположения экспонатов почти не изменился, хотя имелось множество незнакомых приспособлений для лучшего показа экспозиции. Чантавар повел их в историко-археологический отдел, который относился приблизительно к их собственному времени. Было грустно оттого, что так мало вещей сохранилось: несколько монет, потемневших от времени несмотря на электролитическую реставрацию; битый стакан для вина; осколок камня с полустертым названием какого-то банка; ржавые остатки кремневого мушкета, найденного при освоении Сахары; потрескавшийся кусок мрамора, который когда-то был скульптурой. Чантавар сказал, что египетские пирамиды, часть Сфинкса, следы похороненных городов, пара разрушенных плотин в Америке и России, несколько кратеров от взрывов водородных бомб по-прежнему сохранились, но других предметов или сооружений старше тридцать пятого века не осталось. Время шло неумолимо, и творения, составлявшие гордость человеческого труда, одно за другим постепенно терялись.

Лангли обнаружил, что насвистывает себе под нос, как бы подбадривая самого себя. Чантавар навострил уши.

— Что это? — полюбопытствовал он.

— Финал Девятой симфонии — Freude, schone Gotter-funken — никогда не слыхали?

— Нет. — На широком, скуластом лице появилось странное, мечтательное выражение. — Как жаль. Мне это понравилось.

Они заглянули на ленч в ресторан, расположенный на террасе, где роботы обслуживали аристократическую публику с чопорными манерами и в праздничных одеждах. Передернув плечами, Чантавар расплатился по счету.

— Ненавижу класть деньги в кошелек министра Агаца — он охоч по мою душу, — но вы должны признать, шеф-повар у него отличный.

Охрана не ела: люди были приучены к редким трапезам и неутомимой бдительности.

— Здесь, на верхних уровнях, есть на что посмотреть, — Чантавар кивнул на прерывисто мигающую световую вывеску над домом для развлечений. — Но они в основном похожи друг на друга. Давайте для разнообразия спустимся вниз.

Гравишахта сбросила их на две тысячи футов вниз, и они ступили в другой мир.

Здесь не было солнца, не было неба. Металлические стены и потолок, пружинистые полы, однообразие и монотонность прямых линий. Воздух был достаточно свежим, но он пульсировал и звенел от нескончаемого шума, который создавали вздохи насосов, стук и вибрация, — размеренного глубинного биения огромной машины, являвшейся сердцем города. Коридоры-улицы, заполненные неутомимыми толпами, жили движением и гомоном.

Итак, это были простолюдины. Лангли на мгновение задержался у выхода из шахты, наблюдая за ними. Он не знал, чего ожидал — возможно, одетых в серое зомби, — но был несказанно удивлен. Беспорядочная масса напомнила ему города, которые он видел в Азии.

Одежда представляла собой дешевую разновидность министерской: туники у мужчин, длинные платья у женщин. Эта униформа, похоже, разнилась только цветом — она была зеленой, синей и красной, и выглядела очень поношенной. Головы мужчин были обриты наголо, лица отражали ту смесь различных рас, от которых произошел на Земле человек; невероятное количество голых детишек играло прямо под ногами толпы; сегрегация полов, которой жестко придерживались на верхних уровнях, здесь отсутствовала.

Лавка, выступающая прямо из стены, была полна дешевой посуды, и женщина с ребенком на руках торговалась с хозяином. Здоровенный, почти обнаженный носильщик взмок под грузом деталей к какой-то машине; двое молодых людей, расположившись посреди улицы, играли в кости. Прямо на пороге таверны с мечтательным видом сидел старикан с зажатым в руках стаканом. Несколько зевак наблюдали за неуклюжей дракой двух мужчин, один из которых был в красном, другой — в зеленом. Женщина — явно проститутка — договаривалась с клиентом, у которого был вид слабоумного. Стройный торговец с живым лицом — Чантавар сказал, что он с Ганимеда, — вел тихую беседу с толстым местным покупателем. Сопровождаемый двумя слугами, расчищавшими дорогу, по улице проехал зажиточного вида мужчина на крохотном велосипеде. В маленькой лавочке постукивал молоточком по браслету ювелир. Трехлетний карапуз споткнулся, шлепнулся и разразился громким ревом, на который никто не обратил внимания — за всем этим шумом он был почти не слышен. Подмастерье с ящиком для инструментов поспешал за хозяином. Пьяный со счастливым видом распластался вдоль стены. Лоточник толкал перед собой тележку с дымящимися лакомствами и нараспев нахваливал товар словами, которые были такими же старыми, как мир. Все это на мгновение предстало перед Лангли, а потом исчезло в общей сутолоке.

Чантавар предложил сигареты, закурил сам и пошел вперед вслед за двумя охранниками. Люди, почтительно раскланиваясь, уступали дорогу, а потом снова принимались за свои дела.

— Придется идти пешком, — сказал министр. — Внизу нет движущихся дорожек.

— Что означает униформа? — спросил Блаустайн.

— Принадлежность к различным профессиям — слесарь, поставщик продуктов и так далее. У них система гильдий, высокоорганизованная, несколько лет они ходят в подмастерьях, пока не станут полноправными гильдейцами, но ко всему прочему между гильдиями идет острое соперничество. До тех пор пока простолюдины выполняют свою работу и ведут себя спокойно, мы предоставляем их самим себе. Полицейские-рабы — городская собственность — наводят порядок, если возникают серьезные осложнения. — Чантавар указал на крепко сложенного мужчину в стальном шлеме. — То, что здесь происходит, не играет большой роли. У них нет оружия и знаний, чтобы реально чему-то угрожать. Их обучение лишь подчеркивает, каким образом они должны вписаться в базовую систему.

— А это кто такой? — Мацумото указал на человека в облегающей тело одежде багрового цвета и с ножом, заткнутым за пояс. Он плавно скользил между людьми, которые вовсе не были склонны преграждать ему путь.

— Из гильдии наемных убийц, хотя в основном они занимаются избиениями и грабежами. Им не разрешается носить огнестрельное оружие, поэтому они относительно безопасны и отвлекают остальных.

— Вы имеете в виду — разделяют, — уточнил Лангли.

Чантавар развел руками:

— А что же делать? Равенство невозможно. Установить его пробовали снова и снова, на протяжении всей истории, давали каждому голос, но каждый раз затея проваливалась — без исключения, в течение нескольких поколений, и чем хуже были политики, тем быстрее это происходило. Ибо, по определению, у половины людей интеллект ниже среднего уровня, а средний не так уж и высок. Да и нельзя распускать эти толпы по планете — Земля и так перенаселена.

— Это вопрос культуры, — сказал Лангли. — Я знаю много стран, существовавших в мое время, которые начинали с прелестных конституций и очень скоро приходили к диктатуре, но все это происходило из-за отсутствия предыстории и традиций. А в некоторых, вроде Великобритании, демократия работала веками, потому что у них было общество, которое… ну, в общем, у них присутствовал здравый смысл.

— Мой друг, невозможно полностью переделать цивилизацию, — улыбнулся Чантавар, — а занимаясь реформаторством, приходится пользоваться тем материалом, который есть в наличии. Основатели Техната это знали. Слишком поздно, всегда было слишком поздно что-то делать. Оглянитесь вокруг — думаете, эти обезьяны способны решать вопросы общества? — Он вздохнул. — Почитайте собственную историю и посмотрите фактам в глаза: война, нищета и тирания — вот естественное состояние Человека, так называемые золотые века — всего лишь причуды все той же истории, они очень быстро терпели крах, ибо не устраивали существо, вышедшее из пещер каких-то триста поколений назад. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на попытки изменить законы природы. Безжалостное применение силы — вот ее закон.

Лангли решил прекратить спор и превратился в туриста. Ему было интересно посмотреть на заводы, где люди, словно муравьи, суетились вокруг металлических гигантов, которые сами же построили; школы, где за несколько лет, включая обучение под гипнозом, получали основополагающие знания; темные, прокуренные до хрипа в легких таверны; дома с перенаселенными маленькими квартирами и умеренным комфортом (стереовизоры с относительно глупыми, но бодрыми шоу); а вот подразумевающая терпимость жизнь семьи, немыслимая без храма, где раскачивающаяся толпа воспевала хвалу Отцу, вообще напомнила ему митинги под открытым небом, происходившие в его время; небольшие магазинчики вдоль улиц — последнее пристанище изделий ремесленников и удивительно прекрасных произведений народного искусства; рынок, заполнивший открытый гигантский круг с непрекращающимся женским гомоном… Да, здесь было на что посмотреть.

После ужина в заведении, которое содержали более состоятельные простолюдины-торговцы, Чантавар, рассмеявшись, сказал:

— У меня просто ноги отваливаются после сегодняшнего дня. Ну а теперь, как насчет развлечений? Город знаменит своими пороками.

— Что ж… о'кей, — ответил Лангли. Он был слегка пьян, в голове шумело крепкое терпкое пиво — любимейший напиток на нижних уровнях. Ему не нужны были женщины, по крайней мере до тех пор, пока не улеглась острая боль памяти, но ведь должны же быть еще и игры… Его кошелек был полон банкнотов и монет.

— Ну и куда?

— Я думаю, в Дом грез, — сказал Чантавар, выводя космонавтов наружу. — Любимый способ развлечения на всех уровнях.

За туманной голубизной у входа открывалось множество небольших комнат. Каждый из них надел «живую» маску: синтетическую кожу, которая моментально прирастала к лицу, как только соединялась с нервными окончаниями, и становилась неотъемлемой частью тела.

— Здесь все равны и все — анонимны, — сказал Чантавар. — Это взбадривает.

— Что пожелают господа? — Голос звучал ниоткуда и каким-то образом не походил на человеческий.

— По общей программе, как обычно, — ответил Чантавар. — Вот в эту щель каждый опустите по сотне соларов. Заведение дорогое, но здесь интересно.

Они расслабились, присев на то, что казалось сухим пушистым облаком, которое унесло их ввысь. Охрана сгрудилась в безликую группу на некотором расстоянии. Перед ними открылись двери, и они воспарили в благоухающие небеса с сюрреалистичными звездами и лунами, взирая на открывшуюся внизу, под ними, пустынную планету, никоим разом не напоминавшую Землю.

— Отчасти иллюзия, отчасти реальность, — заметил Чантавар. — За соответствующую плату здесь можно получить все, чего только пожелаешь. Гляньте…

Облако проплывало под огненным дождем голубого, алого, золотистого цвета, который всполохами обтекал их тела. Вокруг раздавались мощные, триумфальные аккорды. Сквозь кружащееся пламя Лангли разглядел танцующих в воздухе девушек невероятной красоты.

А потом они оказались под водой, или так им мерещилось: тропические рыбы проплывали через прозрачную зелень мимо кораллов над колышущимися водорослями внизу. Затем они попали в пещеру, освещенную красным светом, музыка своими ритмами горячила кровь, а они стреляли в тире, где при попадании в мишени контейнеры опускались, предлагая выпивку. Потом они оказались в большой веселой компании людей, они пели с ними песни, смеялись, танцевали и распивали вино. Эфемерного вида молодая женщина, хихикая, вцепилась в руку Лангли. Резким движением он сбросил чужую руку и помахал своей перед носом — в воздухе витал какой-то наркотик.

— Убирайся! — грубо сказал он.

Они болтались над ревущим водопадом, резвясь в воздухе, который каким-то образом был настолько плотным, что в нем можно было плавать. Они плыли мимо пещер и гротов, над горными долинами, полными странных огней, и оказались в сером клубящемся тумане, где на расстоянии ярда уже ничего не было видно. Здесь, в этом истекающем влагой безмолвии, за которым, казалось, скрывается бесконечность, они остановились.

Неясная фигура Чантавара сделала какой-то жест, в приглушенном голосе прозвучали странные напряженные нотки:

— Не хотите ли сыграть в «Создателя»? Давайте я вам покажу… — В его руках яростно полыхал огненный шар. Он сформировал из него звездочки и разбросал их в необъятном мраке. — Солнца, планеты, луны, народы, цивилизации и их история — здесь вы их можете создать по собственному желанию.

Две звезды столкнулись друг с другом.

— Здесь вы можете увидеть, как согласно вашей воле в мельчайших, не играет роли насколько, деталях развивается мир. Вы можете сжать миллион лет в одну минуту и растянуть минуту на миллион лет; вы можете поразить громом народы, которые будут трепетать от страха и боготворить вас.

Солнце в руках Чантавара тускло просвечивало сквозь дымку. Вокруг него порхали крошечные искорки-планеты.

— Да рассеется мгла, и да будет свет! И да будут жизнь и история!

Что-то двигалось сквозь влажный туман. Лангли увидел тень, пробирающуюся между вновь рожденными созвездиями, эдак в тысячу световых лет ростом. Его схватили за руку, и он смутно разглядел рядом с собой чье-то псевдолицо.

Он вывернулся и вскрикнул, когда другая рука стала нащупывать его шею. Проволочная петля змеей опутала его лодыжки. Теперь рядом с ним стояли уже двое. Лангли испуганно отшатнулся назад. Кулаком он заехал по скуле, из которой брызнула искусственная кровь.

— Чантавар!

Грохнул выстрел из бластера, неожиданно громкий и яркий. Лангли запустил гигантское красное солнце в одно из маячивших перед ним лиц. Сбросив руку, обвившую его за талию, он ударил смутную фигуру коленом и услышал, как кто-то крякнул от боли.

— Свет! — заорал Чантавар. — Да уберите же этот туман!

Косматые клочья тумана медленно рассеялись. Вокруг стояла глубокая, чистая тьма, в черной бездне вакуума словно светлячки плавали звезды. И тут включили освещение.

Рядом с Чантаваром распластался мертвый человек, живот которого вспорол лазерный луч. Бестолково суетилась охрана. Больше здесь никого не было. Пустую комнату заливал холодный свет, краешком сознания Лангли подумал, что это по-своему жестоко — увидеть вместо мечты голые стены.

Министр и космонавт уставились друг на друга долгим взглядом. Блаустайн и Мацумото исчезли.

— Это… входит… в программу развлечений? — сквозь зубы спросил Лангли.

— Нет. — В глазах Чантавара вспыхнул охотничий блеск. Он рассмеялся. — Прекрасная работа! Я бы не возражал, если бы эти парни работали на меня. Ваши друзья были парализованы и похищены прямо у меня на глазах. Пойдемте!

Глава 7

Настало время шумной сумятицы, когда Чантавар, организуя погоню, начал отдавать приказы по визифону. Потом он резко обернулся к Лангли.

— Я, конечно, обыщу этот муравейник, — сказал он, — но не думаю, чтобы похитители были все еще здесь. Роботы не настроены так, чтобы замечать, кто и в каком состоянии мимо них проходит, так что здесь помощи ждать нечего. Я также не думаю, что смогу установить владельца заведения, который помог организовать похищение. Но я поднял на ноги всю свою организацию, и в пределах получаса по всей округе начнется основательное расследование. Наблюдение за домом Бранноха уже установлено.

— Бранноха? — тупо повторил Лангли. Его мысли, словно чужие, витали где-то вдали, он не мог стряхнуть действие наркотиков так же быстро, как министр.

— Наверняка! Кто же еще? Никогда не думал, что на Земле у него такая умелая банда, но… Конечно, они не потащат ваших друзей прямо к нему, где-то на нижних уровнях должно быть укрытие, шансов отыскать его среди пятнадцати миллионов простолюдинов мало, но попробуем. Мы попробуем!

К ним подбежал полицейский с маленьким предметом в металлическом корпусе, который Чантавар тут же взял в руки.

— Да снимите вы эту маску, не сбивайте прибор с толку, — обратился он к Лангли. — Это электронный следопыт, мы попытаемся выследить обладателей псевдолиц по характерному запаху. Не думаю, чтобы похитители снимали маски в Доме грез, кто-нибудь смог бы тогда заметить, кого они тащат. Держитесь за нами, вы можете понадобиться. Пошли!

Молчаливый отряд вооруженных мужчин в черной форме сомкнулся вокруг них. Чантавар начал поиски у главного выхода. В нем было что-то от вставшей в стойку гончей. Эстета, гедониста, где-то даже философа — всех их заслонил охотник на людей. На приборе вспыхнул огонек.

— След, все правильно, — пробормотал он. — Если только он не остынет слишком быстро… Черт возьми, почему они так хорошо вентилируют нижние уровни?

Он рысцой устремился вперед, охрана быстрым шагом последовала за ним. Кружащиеся толпы остались позади.

Лангли был слишком сбит с толку, чтобы соображать. Все происходило быстрее, чем он мог уследить, наркотики Дома грез все еще присутствовали в его крови, делая мир нереальным. Боб, Джим, теперь их тоже поглотила необъятная тьма, увидит ли он их когда-нибудь снова? И зачем?

Их спуск в гравишахте напоминал плавный полет осенних листьев, и Чантавар проверял подряд каждый выход. Непрекращающийся рокот машин становился все более громким и неистовым. Лангли потряс головой, пытаясь прочистить мозги и овладеть собой. Это было словно во сне — совершенно безвольного, его куда-то несло в окружении призраков в черном, и…

Он должен вырваться. Он должен уйти сам по себе и спокойно подумать. Теперь эта мысль превратилась в навязчивую идею, вытеснившую все остальное из его головы, ему снится кошмар, и он хочет проснуться. Его прошиб холодный пот.

Огонек на приборе слабо мигнул.

— Сюда! — Чантавар выскочил через портал. — След слабеет, но может быть…

Охрана ринулась за ним. Лангли отшатнулся назад, опустился еще ниже и вышел из шахты на следующем уровне.

Это был сомнительный сектор, тускло освещенный и грязный, улицы почти пустынны. Вдоль стен протянулись закрытые двери, под ноги попадался разбросанный мусор, уханье и скрежет машин заполнили все вокруг. Он шел быстрым шагом и, пытаясь скрыться, несколько раз свернул за угол.

Голова его медленно прояснялась. Возле двери, скрестив ноги, сидел старик в грязных лохмотьях и наблюдал за ним мутными глазами. В белом свете флюоресцентной лампы, висящей на уличном потолке, небольшая группка чумазых детей была занята какой-то игрой. К нему подкралась неряшливая женщина, она обнажила в заученный улыбке испорченные зубы и уступила дорогу. Высокий молодой человек, оборванный и небритый, прислонившись к стене, проводил его равнодушным взглядом. Это были трущобы, старейший сектор, бедный и никому не нужный, последнее прибежище для неудачников. Это было место для тех, кого бурная жизнь высших кругов обошла стороной и кто влачил жалкое существование, не представляя ценности для «Технона». За шумом машин и агрегатов ничего не было слышно.

Тяжело дыша, Лангли остановился. Из узкого прохода протянулась хилая ручонка и ощупала его кошелек на поясе. Он шлепнул по ней, и босые детские ноги быстро протопали в темноту.

«Я сделал глупость, — подумал он. — Здесь меня могут убить из-за кошелька. Давай-ка, сынок, найдем себе полицейского и выберемся отсюда».

Он пошел вдоль улицы. Перед ним заскулил безногий попрошайка, однако показать деньги Лангли не отважился. Ноги теперь можно отрастить заново, но это было дорогим удовольствием. Сзади, на приличном расстоянии, за ним следовала пара оборванцев, Где полицейский? Неужели никого не волнует, что здесь происходит?

Из-за угла появилась массивная фигура. У нее было четыре ноги, две руки и нечеловеческая голова. Лангли обратился к чужаку:

— Как отсюда выбраться? Где ближайшая шахта? Я заблудился.

Пришелец безучастно посмотрел в его сторону.

— Не хаварить по-анхлийски, — сказал он не останавливаясь.

Итай-город, сектор, отведенный для представителей других рас. Он был где-то поблизости. Там должно быть безопасно, хотя большинство из помещений будет для него недоступно из-за неприемлемых для человека условий. Лангли направился туда, откуда пришел иноземец. Его преследователи сократили разделяющее их расстояние.

Из открытых дверей гремела и завывала музыка. Там находился бар, но это было не то место, где он мог попросить о помощи. Когда последние остатки наркотика окончательно выветрились, Лангли понял, насколько плотно его обложили.

Двое мужчин вышли из прохода. Это были здоровенные парни, слишком хорошо одетые для простолюдинов. Один из них поклонился:

— Могу я чем-нибудь помочь вам, сэр?

Лангли остановился, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Да, — с трудом выдавил он. — Да, спасибо. Как мне выбраться из этого сектора?

— Сэр иностранец? — Они пристроились у него по бокам. — Мы вас проводим. Вот сюда и прямо.

Слишком обязывают! Слишком предупредительны!

— А что вы здесь делаете? — резко поинтересовался Лангли.

— Всего лишь осматриваем окрестности, сэр.

Речь была слишком правильной, слишком вежливой. Да из них такие же простолюдины, как из меня!

— Не беспокойтесь. Мне… мне не хотелось бы вас утруждать. Просто укажите мне верную дорогу.

— О нет, сэр. Это было бы слишком опасно. Здесь не то место, где можно находиться одному.

Огромная лапища взяла его под руку.

— Нет! — Лангли стоял ни жив ни мертв.

— Боюсь, нам придется настоять. — Профессиональный захват, а он наполовину одурманен. — Все будет в порядке, сэр, расслабьтесь, никакого вреда вам никто не причинит.

В поле зрения показалась высокая фигура раба-полицейского. У Лангли перехватило дыхание.

— Отпустите меня, — потребовал он. — Отпустите, иначе…

На его шее сомкнулись пальцы, совсем ненавязчиво, но он задохнулся от боли. А когда он пришел в себя, полицейского снова нигде не было видно.

Лангли оцепенело последовал за ними. Впереди неясно вырисовывался портал гравишахты. «Они меня выследили, — подумал он мрачно. Конечно, выследили. Не знаю, до какой степени может одуреть человек, но я сегодня уж точно постарался. И цена за эту глупость может стать невосполнимой». Почти из ниоткуда появились трое. На них были серые плащи Сообщества.

— Ах, вы нашли его, — сказал один из них. — Спасибо.

— В чем дело? — попытались протестовать сопровождающие Лангли. — Кто вы? Что вам надо?

— Мы хотели бы проводить уважаемого капитана домой, — ответил один из вновь прибывших. Лицо с аккуратно подстриженной бородкой улыбалось, в руке появился пистолет.

— Это незаконно… это оружие…

— Возможно. Но вы будете совсем мертвыми, если не… Вот так-то оно лучше. Что ж, капитан, будьте любезны, пройдемте с нами.

Лангли вошел в шахту, окруженный своими новыми похитителями. Похоже, особого выбора у него не было.

Глава 8

Незнакомцы шли молча и лишь поторапливали его идти за собой. Похоже, им были знакомы все запасные проходы, их путь наверх был трудным, но быстрым, и за все время подъема они едва ли увидели хоть одно лицо. Лангли попытался расслабиться, чувствуя, как его уносит темная непреодолимая волна прибоя.

И снова верхний город, светящиеся шпили и ожерелья огней под звездами. Воздух в груди был свежим и теплым, Лангли вдруг стало интересно, как долго ему еще суждено им дышать. Недалеко от выхода из шахты над объединенным комплексом зданий взметнулась массивная восьмиугольная башня. Ее архитектура была чуждой стройным, воздушным, жизнерадостным постройкам Техната. Вокруг ее верхушки завис светящийся нимб, по которому бежали огненные буквы: ТОРГОВОЕ СООБЩЕСТВО. Они поднялись на виадук и подошли к выступу в середине башни.

Не успели они ступить на него, как рядом опустился маленький черный флаер. Из флаера послышался усиленный динамиками голос, гулко отдававшийся в тишине:

— Ни шагу вперед! Полиция!

Полиция! Лангли вдруг почувствовал, что у него подгибаются колени. Он должен был сообразить, Чантавар никогда не оставил бы это место без наблюдения. Должно быть, он объявил тревогу, как только обнаружилось исчезновение космонавта. Организация четко знала свое дело, и теперь он спасен!

Три торговца застыли с окаменевшими лицами. Раздвинулись двери, и из башни навстречу вылезшим из флаера пяти рабам в черной форме и министру-офицеру вышел еще один человек. Это был Голтам Валти. В ожидании полицейских он нервно потирал руки.

Офицер слегка поклонился:

— Добрый вечер, сэр. Рад видеть, что вы отыскали капитана. Достойно похвалы.

— Спасибо, милорд, — поклонился Валти. Его голос стал визгливым, почти пискливым, косматая голова склонилась с показным подобострастием. — Очень любезно с вашей стороны прийти сюда, но ваша помощь не требуется.

— Мы заберем его от вас домой, — сказал офицер.

— О, сэр, вы конечно же позволите мне оказать скромное гостеприимство несчастному чужеземцу. Это твердое правило Сообщества: гость никогда не покидает нас без того, чтобы мы не оказали ему должный прием.

— Сожалею, сэр, но на этот раз ему придется это сделать. — В слабом мигающем свете было видно, что офицер злится, а в его голосе появились резкие, звенящие нотки. — Возможно, вы примете его позже. А сейчас он пройдет с нами. У меня есть приказ.

— Я вам сочувствую, сэр, — с поклоном проскрипел Валти, — слезы туманят мои глаза при мысли о конфликте с вашим высокоблагородием, я всего лишь бедный, старый, беспомощный червь, — причитания перешли в льстивое мурлыканье, — но тем не менее я вынужден вам напомнить, милорд, вопреки собственному желанию, только ради добрых взаимоотношений, что вы превышаете собственные полномочия. Согласно Лунному договору, Сообщество обладает правом экстерриториальности. Благородный сэр, умоляю, не заставляйте меня потребовать ваш паспорт.

Офицер застыл от напряжения.

— Я сказал вам, у меня приказ, — сообщил он высоким голосом.

Неожиданно неуклюжая фигура торговца грозно выросла на фоне неба. Борода его встала дыбом, но голос оставался спокойным:

— Сэр, мое сердце обливается кровью. Но будьте столь добры, вспомните, что здание защищено и вооружено. Вы находитесь под прицелом дюжины тяжелых орудий, весьма сожалею, но я должен блюсти законы. Капитан восстановит силы у меня в гостях. После этого его отошлют домой, сейчас же весьма негостеприимно держать его на сыром воздухе. Всего доброго, сэр!

Он взял Лангли под руку и повел ко входу. Трое торговцев последовали за ними, и двери закрылись у них за спиной.

— Я полагаю, — Медленно сказал космонавт, — что с моими желаниями тут не очень считаются.

— Капитан, я не надеялся, что так скоро буду иметь честь побеседовать с вами конфиденциально, — ответил Валти. — Не думаю, что вы будете сожалеть о легкой беседе за бокалом хорошего амонийского вина. Оно слегка портится при перевозке, и человек с таким тонким вкусом, как у вас, конечно же, это заметит, но я скромно утверждаю, что лучшие свои качества оно сохраняет.

Они миновали холл, и перед ними открылась дверь.

— Мой кабинет, капитан, — поклонился Валти. — Заходите, пожалуйста.

Это была большая слабо освещенная комната с низким потолком и полками вдоль стен, на которых стояли не только кассеты, но и несколько настоящих книг. Кресла были старыми, потертыми, но удобными, большой стол завален бумагами, в чуть спертом воздухе стоял запах крепкого табака. Внимание Лангли привлек стереоэкран, по которому двигалась объемная фигура. Смысл слов сразу до него не дошел.

И тут он понял. У актера была косица, он носил меховой берет, лакированную кирасу и ниспадающий черный плащ, рука его тянулась к ятагану, а на заднем плане виднелось что-то вроде греческого храма — но, Бог мой, несмотря ни на что, это все же был Гамлет!

— Старинная народная пьеса, капитан, — сказал Валти, шаркая ногами у него за спиной. — Последнее время они поставили несколько старинных спектаклей — очень интересный материал. Я думаю, что пьеса марсианская, периода Междуцарствия.

— Да нет, — сказал Лангли, — она немного постарше.

— О? Еще ваших времен? Как интересно! — Валти выключил изображение. — Ладно, капитан, умоляю, присаживайтесь и устраивайтесь поудобней. Сейчас принесут выпивку.

Существо размером с обезьяну, с крючковатым носом и странными светящимися глазами под маленькими антеннами внесло поднос на тоненьких ручонках. Лангли нашел себе кресло и с благодарностью принял чашку с горячим, сдобренным специями вином и тарелку с пирожными.

Валти с шумом сделал изрядный глоток.

— Эх! Вот что полезно косточкам старого ревматика! Боюсь, медицина никогда не справится с телом человека, который находит все более изощренные методы загубить себя. А вот хорошее вино, прелестная девушка и такие милые холмы, где стоит ваш родной дом, — вот лучшее из всех когда-либо придуманных лекарств. Будь любезен, Сакт, пожалуйста, сигары.

Похожее на обезьяну создание с ужимками перескочило на стол и протянуло коробку. Мужчины взяли по сигаре, и Лангли нашел, что табак очень даже не плох. Инопланетянин уселся к Валти и стал почесывать свой зеленый мех и подхихикивать, не спуская при этом глаз с космонавта.

— Ну что ж… — За последнюю пару часов Лангли буквально обессилел. Чувство сопротивления покинуло его, и он позволил усталости разлиться по мышцам и нервным окончаниям. А вот голова его была, похоже, необычно ясной. — Что ж, мистер Валти, так ради чего нужно было устраивать всю эту бучу?

Торговец выпустил дым и откинулся назад, скрестив толстые короткие ноги.

— События начинают развиваться с непостижимой быстротой, — проговорил он спокойно. — Я рад случаю увидеться с вами.

— Похоже, эти блюстители порядка хотели как раз обратного?

— Конечно. — Маленькие, глубоко посаженные глазки мигнули. — Но им понадобится какое-то время, чтобы сработал набор рефлексов, который они называют мозгами, и они решились бы на меня напасть. Но к тому времени вы уже будете дома, ибо я не собираюсь задерживать вас надолго. Досточтимый Чантавар на их месте не стал бы канителиться, но сейчас он, к счастью, занят где-то еще.

— Да… пытается отыскать моих друзей. — Лангли почувствовал подавленность и уныние. — Вы знаете, что их похитили?

— Знаю. — В голосе звучало сочувствие. — В структурах Техната у меня есть свои агенты, поэтому я более или менее в курсе того, что произошло сегодня вечером.

— Тогда где они? Что с ними?

Торговец мрачно скривил полускрытый бородой рот.

— Я весьма обеспокоен их судьбой. Вероятно, они во власти лорда Бранноха. Возможно, их освободят, не знаю… — Валти вздохнул. — У меня нет шпионов в его организации, а у него в моей… я надеюсь. Оба ваших друга слишком неопытны, слишком неподкупны, они слишком славные… в отличие от нынешних обитателей Солнечной системы. Все наши предположения по поводу того, что же с ними случилось, очень похожи на блуждание в потемках.

— А вы уверены, что это именно он…

— Кто же еще? Причин, по которым похищение мог бы инсценировать Чантавар, я не вижу, он может отдать приказ о вашем аресте в любую минуту. Ни одно из других иностранных государств здесь не замешано, они слишком слабы. Известно, что Браннох возглавляет центаврийскую военную разведку в Технате, хотя до сих пор был достаточно умен, чтобы не оставлять улик, которые могли бы послужить основанием для его высылки. Нет, силы, с которыми стоит считаться в этой части Галактики, — это Сол, Центавр и Сообщество.

— А зачем, — медленно спросил Лангли, — они понадобились Бранноху?

— Разве не очевидно? Инопланетянин, Сарис Хронна, кажется, так его зовут? Они могут знать, где его найти. Неужели вы не понимаете, какую лихорадку у всех нас он вызвал? Агенты всех трех держав не спускают с вас глаз ни на минуту. Я и сам проигрывал варианты по вашему захвату, но Сообщество слишком миролюбиво для дел подобного рода, вот Браннох нас и обскакал. В тот самый момент когда я узнал о случившемся, я отрядил сто человек, чтобы попытаться вас отыскать. К счастью, одной из групп повезло.

— Еще чуть-чуть, и им бы не повезло, — сказал Лангли. — Они вырвали меня из рук двух центаврийцев, я так полагаю.

— Конечно, Лангли… Не думаю, что Браннох попытается взять штурмом эту твердыню, особенно с тех пор, как у него появились надежды получить информацию от ваших друзей. Как вы считаете, он ее получит?

— Это зависит от многих обстоятельств. — Лангли зажмурил глаза и глубоко затянулся. — Однако сомневаюсь. Они никогда не были близки с Сарисом, В отличие от меня — мы обычно беседовали с ним часами, — однако и я не могу с уверенностью сказать, что заставляет его поступать так или иначе.

— Ах вот как. — Валти шумно отхлебнул вина. Его крупное лицо оставалось бесстрастным. — Вы знаете, почему он так важен?

— Думаю, да. Военная ценность его способностей — подавлять или контролировать электронные потоки, ну и тому подобное. Но я удивляюсь, почему вы до сих пор не создали аппарат, который делал бы то же самое?

— Наука давным-давно мертва, — ответил Валти. — Я, который видел миры, где прогресс все еще не остановился, хотя они пока и отстают от нас, знаю разницу между науками живой и мертвой. Среди известных мне человеческих цивилизаций исчез сам дух любознательности и первооткрывательства. Это вызвано косностью социальных форм, наряду с тем фактом, что исследователи больше не открывали чего-либо, еще не предсказанного теорией. В конце концов стало разумным признать, что количество различных законов природы ограничено и что предел уже достигнут. Отныне само желание узнать больше постепенно исчезает. Сол находится в состоянии стагнации[374], остальные цивилизации за фасадом машинерии и развитых технологий по сути являются варварскими, а Сообщество слишком разбросано, чтобы поддерживать научные объединения. Тупиковая ситуация, да-да, отсюда все и происходит.

Лангли попытался мысленно сосредоточиться, дабы избежать нового приступа страха, терзавшего его душу.

— А теперь, значит, объявилось нечто такое, что не укладывается в рамки стандартной теории. И все хотят изучить, понять и воспроизвести это нечто в соответствующих масштабах, чтобы использовать в военных целях. Ага. Я ухватил смысл идеи.

Валти посмотрел на него из-под полуприкрытых век.

— Конечно, есть много способов заставить человека говорить, — сказал он. — Нет, не пытки — ничего такого грубого, — а наркотики, которые развяжут язык кому угодно. Чантавар не решался применить их к вам, потому что, если вы все-таки на самом деле не знаете, где находится Сарис, то в результате этой достаточно неприятной процедуры в вашем мозгу мог бы запросто образоваться подсознательный барьер, который не позволил бы вам думать над решением этой проблемы дальше. Однако сейчас он может отчаяться на подобный шаг. Он обязательно сделает это, как только заподозрит, что вы что-то надумали. А вы надумали?

— Почему я должен отвечать именно вам?

— Потому что решающее оружие можно доверить лишь Сообществу, — терпеливо ответил Валти.

— Только одной партии можно верить, — сухо сказал Лангли, — а вот какой, каждый раз зависит от того, чей представитель вещает в данный момент. Эту песенку я уже слышал.

— Рассудите сами. — Голос Валти по-прежнему не выражал никаких эмоций. — Технат — это застывшая цивилизация, заинтересованная лишь в поддержании статус кво. Центаврийцы очень кичатся духом энергичных первопроходцев, но их черепа годны разве что для ношения головных уборов. Их победа привела бы к разрушительной оргии, за которой последует все то же самое, ничего нового, кроме смены хозяев. Если только одна из сторон нападет на другую сторону, развязав таким образом самую разрушительную войну за всю историю человека, а эта история уже видела разрушения таких масштабов, которые вы себе не можете даже представить. Остальные — маленькие государства, они ничем не лучше, даже если бы оказались в состоянии использовать это оружие эффективно.

— Не знаю, — сказал Лангли. — Все, что, похоже, нужно человечеству сегодня, так это хороший пинок чуть пониже спины. Может быть, центаврийцам удастся это сделать.

— Без какого-либо положительного исхода. Что такое Центавр? Тройная звездная система. У альфы-А есть две обитаемые планеты — Тор и Фрейя. У альфы-В есть две полуядовитые планеты, которые потихоньку превращают в обитаемые. Проксима[375] — это тусклый красный карлик с одной обитаемой планетой, газовым гигантом Фримом. Кроме этих планет, там находятся только шахтерские колонии, существование которых поддерживается с большим трудом. Ториане давным-давно завоевали все планеты, а их население ассимилировали. Они установили контакт с фриманами, обучили их современным технологиям, и вскоре аборигены — и без того высокоцивилизованные — сравнялись со своими учителями. Затем Фрим отказал им в праве заселять систему Проксимы. Из-за этого разразилась война, которая официально закончилась компромиссом и объединением. На самом деле позиции Фрима оказались сильнее, и его представители в Лиге занимают все ключевые посты. Здесь, на Земле, у Бранноха есть фриманские советники, и хотел бы я знать, кто из них под кем в действительности ходит.

У меня нет расовых предубеждений, зачастую присущих людям, но при мысли о Фриме я холодею. Слишком уж они нам чужды. Я думаю, им мало проку от человека, если только они не хотят использовать его как орудие для достижения каких-то своих целей. Изучите ситуацию, изучите историю, и, я думаю, вы со мной согласитесь. Вторжение центаврийцев никоим образом не приведет к вливанию горячей варварской крови, оно повлечет за собой не только убийство нескольких миллиардов ни в чем не повинных людей, но и станет чьим-то ходом в очень давней и очень крупной шахматной игре.

— Хорошо, — согласился Лангли. — Может быть, вы и правы. Но какое право на информацию имеет ваше драгоценное Сообщество? Кто сказал, что вы являетесь расой…

Он запнулся, сообразив, что в здешнем языке нет слов «святой» или «ангел», и неуверенно закончил:

— Что вы вообще хоть что-нибудь заслужили?

— Нам чужды имперские замашки, — ответил Валти. — Мы ведем торговлю между звездами…

— Вероятно, наживаясь и на тех и на других.

— Что ж, честный делец должен на что-то жить. Но у нас нет ни одной планеты, и мы не заинтересованы в том, чтобы их иметь, космос сам по себе является нашим домом. Мы не убиваем, разве что в целях самозащиты; обычно мы избегаем стычек, просто отступая; во Вселенной всегда найдется много свободного места, а с помощью длинных прыжков очень легко одолеть врага, просто пережив его во времени. Мы живем сами по себе, у нас своя история, свои традиции, свои законы, мы — единственная гуманная и нейтральная сила в известной Галактике.

— Расскажите еще, — попросил Лангли. — Все, что я знаю, это то, что я слышу от вас. У Сообщества должно быть какое-то центральное правительство, кто-то, кто принимает решения и руководит вами. Кто они? Где они?

— Капитан, я буду абсолютно честен, — сказал Валти мягко. — Я этого не знаю.

— Как?

— И никто не знает. Каждый корабль уполномочен управляться со своими обыденными делами сам. Мы оставляем доклады в планетарных конторах, платим причитающиеся налоги. Куда направляются доклады и деньги, я не знаю, не знают этого и служащие в офисах. Существует связь по цепочке через ячейки секретной бюрократической службы, которую невозможно отследить на расстоянии в десятки световых лет. Я занимаю высокий пост — в настоящее время управляю всеми конторами в Солнечной системе, многие решения могу принимать самостоятельно, но то и дело получаю особые распоряжения по закрытой связи. На Земле должен быть по крайней мере один из наших руководителей, но где и кто — или что — это мне не известно.

— Как это ваше… правительство… заставляет вас слушаться?

— Мы подчиняемся, — сказал Валти. — Строгая корабельная дисциплина въедается даже в тех, кто, как и я, был набран в экипаж с планеты, не говоря уже о рожденных в космосе. Ритуалы, клятвы — своего рода обработка, если хотите, — я не знаю ни одного случая, когда приказ был бы намеренно нарушен. Но мы — свободные люди, среди нас нет ни рабов, ни аристократов.

— Не считая ваших боссов, — пробурчал Лангли. — Откуда вам знать, что они трудятся ради вашего блага?

— Капитан, вам нет нужды искать что-то зловещее или мелодраматичное, какой-то скрытый смысл в обычных мерах безопасности. Будь известны местонахождение и личности наших руководителей, последние стали бы слишком уязвимы для нападения и уничтожения. Согласно заведенному порядку, продвижение на высшие посты подразумевает полное исчезновение, вплоть до хирургического изменения внешности. Я бы с радостью принял подобное предложение, если бы мне когда-нибудь его сделали.

Под руководством наших боссов, как вы их называете, Сообщество процветает вот уже тысячу лет, со времен своего основания. Мы являемся силой, с которой приходится считаться. Вы видели, как я прищемил нос этому полицейскому офицеру.

Валти глубоко вздохнул и перешел к делу:

— До сих пор я не получил никаких распоряжений касательно Сариса. Если бы мне приказали содержать вас под стражей, будьте уверены, вы бы отсюда не вышли. Но поскольку дела обстоят иначе, у меня есть значительное пространство для маневра.

Вот мое предложение. По всей Земле, тут и там, спрятаны флиттеры. Вы можете улететь в любое время. На некотором расстоянии от Земли, надежно скрытый изрядным объемом пространства, до тех пор пока вы не знаете его орбиты, находится вооруженный крейсер, способный передвигаться со скоростью света. Если вы мне поможете найти Сариса, я возьму вас обоих и сделаю все возможное, чтобы вызволить ваших друзей. Сариса изучат — никоим образом не причинив ему вреда, — и, если он изъявит желание, доставят на родную планету. Вы можете стать членом Сообщества или поселиться на какой-нибудь планете, колонизированной людьми, но не известной Солу или Центавру. Существует множество очень милых миров с самым разным уровнем культуры, где вы сможете снова почувствовать себя дома. Денежное вознаграждение обеспечит вам хороший старт в жизни.

Не думаю, капитан, что вас прельстит дальнейшее пребывание на Земле. Точно так же, как и не думаю, что вам по нраву нести ответственность за развязывание войны, которая опустошит целые планеты. Мне кажется, пойди вы с нами, это был бы наилучший курс.

Лангли уставился в пол. Его охватила почти неодолимая усталость. Внутри все кричало: добраться домой, проползти через парсеки и века и снова увидеть Пегги.

Но…

— Я не знаю, — промямлил он. — Откуда мне знать, что вы не лжете?

В нем сработал инстинкт самосохранения, и он добавил:

— Где находится Сарис, я тоже не знаю. Сомневаюсь, что и сам-то смогу его найти.

Валти скептически приподнял бровь, но промолчал.

— Мне нужно время подумать, — попросил Лангли. — Дайте мне как следует подумать.

— Как вам будет угодно. — Валти встал и порылся в ящике. — Но помните, Чантавар или Браннох могут очень скоро лишить вас выбора. Решение, если вы хотите, чтобы оно было вашим, должно быть принято незамедлительно.

Он достал маленькую гладкую коробочку из пластика и подал ее Лангли.

— Это приемопередатчик, работающий на частоте, которую постоянно меняет генератор случайных чисел. Засечь его может только аналогичный прибор, который находится у меня. Если я вам понадоблюсь, нажмите эту кнопку и позовите — ко рту его подносить не обязательно. Я смог бы вас освободить даже из-под вооруженной охраны, хотя в этом деле лучше бы обойтись без шума. Держите прибор на теле, под одеждой, он сам закрепляется на коже и прозрачен для обычных детекторов шпионских устройств.

Лангли встал.

— Спасибо, — пробормотал он. — Очень благородно с вашей стороны, что отпускаете меня.

«Или это всего лишь уловка, чтобы расположить к себе?» — подумал он.

— Не стоит благодарности, капитан. — Валти вразвалочку направился к наружному выступу. Прямо у края завис бронированный полицейский флаер. — Мне кажется, что с транспортом до дома у вас проблем не будет. Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, — ответил Лангли.

Глава 9

В этот день Центр управления погодой определил для данного района дождь, низкое небо укрыло Лору, и самые высокие шпили пронзали облака. Глядя из окна, которое занимало всю стену жилой комнаты, Браннох видел лишь отблески мокрого металла, исчезающие за обрушившейся вниз пеленой дождя. То и дело сверкали молнии, и, когда он приказал окну открыться, в лицо ударил влажный холодный ветер.

Он чувствовал себя так, словно его посадили в клетку. По мере того как он метался от стены к стене или расхаживал кругами, Браннох все больше приходил в ярость. Он схватил со стола доклад и разодрал его на мелкие кусочки с таким видом, будто хотел изничтожить каждое словечко.

— Пусто, — сказал он. — Чертовски безрезультатно. Они не знают. Они понятия не имеют, куда могло подеваться это существо. Их память была прозондирована на клеточном уровне, но ничего полезного там не оказалось.

— У Чантавара есть какая-нибудь нить к разгадке? — спросил ровный механический голос.

— Нет. По последним донесениям моих агентов, в интендантской службе той же ночью, когда был угнан флаер, существо взломало склад и прихватило несколько коробок с рационами для космонавтов. Все, что ему нужно было сделать после этого, так это спрятать еду, или что он там себе нашел в логове, поставить флаер на автопилот, а самому затаиться и ждать. Чем он, очевидно, с тех пор и занят.

— Будет странно, если он сможет питаться человеческой пищей до бесконечности, — сказал Фримка. — Вероятность того, что его метаболизм хотя бы незначительно отличается от вашего, весьма велика, а это означает либо небольшой, но накапливающийся дефицит каких-то веществ, либо отравление. В конечном счете он заболеет и умрет.

— На это могут уйти недели, — огрызнулся Браннох, — а тем временем он так или иначе раздобудет то, что ему надо, — всего лишь крошку титана, или какого-то там еще нужного элемента — да чего угодно. А еще он может договориться с кем-нибудь из тех, кто его разыскивает. Говорю вам, нам нельзя терять время.

— Мы это хорошо понимаем, — ответил Фримка. — Вы наказали своих агентов за потерю Лангли?

— Нет. Они старались, но удача от них отвернулась. Он уже был у них в руках, там, внизу, в Старом городе, но появились вооруженные агенты Сообщества и отобрали его. Смог ли Валти его подкупить? Мысль убрать этого толстого слизняка была очень даже недурна.

— Нет. Политика Совета запрещает убийство члена Сообщества.

Браннох со злостью пожал плечами:

— Из-за боязни, что они перестанут торговать с Центавром? Мы будем строить собственный торговый флот. Мы ни от кого не будем зависеть. Настанет день, и Совет увидит…

— После того как вы станете основателем династии правителей Центаврийской Межзвездной Гегемонии? Возможно! — Синтезированная речь прозвучала с едва уловимой издевкой. — Однако продолжайте доклад, вы же знаете, мы предпочитаем словесное общение. Неужели Блаустайн и Мацумото вообще не обладают какой-либо полезной информацией?

— Ну… да. Они сказали, что если кто-то и может предсказать, где находится Сарис и что он собирается делать, так это Лангли. Нам просто не повезло, что капитан оказался именно тем, кого не удалось захватить. Теперь Чантавар окружил его такой охраной, что сделать это будет невозможно. — Браннох провел пятерней сквозь желтую гриву. — Конечно, я поставил там столько же наблюдателей. По крайней мере увезти его Чантавару будет сложно. На какое-то время мы остановимся в мертвой точке.

— Куда поместили двух пленников?

— А почему… Они по-прежнему спрятаны в Старом городе. Усыпленные. Я думаю стереть им память о происшедшем и отпустить. От них никакой пользы.

— Не скажите, — возразило чудовище (или чудовища). — Будучи возвращены Чантавару, они могут стать заложниками, с помощью которых тот способен склонить Лангли к сотрудничеству. А вот мы этого сделать не можем, ибо это слишком явно обнаружит нашу причастность к делу и, возможно, приведет к депортации. Но держать их тоже опасно и сложно. Убейте их, а тела дезинтегрируйте.

Браннох застыл как вкопанный. После долгого молчания, во время которого стук дождя по оконному стеклу казался особенно громким, он покачал головой:

— Нет.

— А почему нет?

— Убийство для пользы дела — это одно. Но беспомощных пленников мы на Торе не убиваем.

— Вашим доводам не хватает логики. Отдайте соответствующий приказ.

Браннох стоял неподвижно. Часть стены, скрывающая танк с существами, медленно кружилась у него перед глазами; напротив нее дождь жидким серебром стекал по большой стеклянной панели.

Неожиданно ему пришло в голову, что он никогда не видел живого фриманина. Существовали стереофотографии, но при чудовищном давлении их атмосферы и притяжении планеты диаметром пятьдесят тысяч миль, равнявшемся трем земным, не выжил бы ни один человек. Это был мир, где горы образовались из твердого как камень льда, где реки и моря из жидкого аммиака бушевали от ураганов, способных поглотить целиком всю Землю, где жизнь была основана не на кислороде и воде, а на водороде и аммиаке, где взрывы газа красными пятнами отсвечивали во тьме, где население доминирующего вида существ достигало пятидесяти миллиардов особей, оно имело миллионолетнюю записанную историю и было объединено в негуманоидную цивилизацию. Этот мир не был создан для человека, и Бранноху иногда даже хотелось, чтобы человек никогда не посылал роботов вниз, на его поверхность, для контактов с фриманами, никогда не продавал им достижения современной науки — единственное, что позволяло вакуумным сосудам выдерживать атмосферное давление и способствовать прогрессу Фрима.

Он представил себе, что происходит внутри танка. Четыре толстых синевато-серых диска шести футов в диаметре на шести коротких ногах с широкими когтистыми ступнями; между каждой парой ног располагалось по одной руке, заканчивающейся тремя пальцами и обладающей фантастической силой. Нарост посередине диска был жестко посаженной головой; из макушки торчало хоботообразное щупальце с барабанной перепонкой, заменявшей уши, вокруг которого выстроились четыре глаза; ниже расположился рот и еще один хобот, служивший одновременно носом и вспомогательным органом. Ни по внешнему виду, ни по манере поведения невозможно было отличить одну особь от другой. Говорил ли Фримка-1 или Фримка-2, разницы не было.

— Вы обдумаете, подчиняться ли приказу, — раздался микрофонный голос. — Вы нас не очень-то жалуете.

Это было самым распроклятым свойством фриман. На близком расстоянии они могли читать ваши мысли, не было такой задумки или плана, которые не стали бы им известны. Это было одной из причин, почему они стали столь ценными советниками. Другая причина была тесно связана с первой: соединяя щупальца, они могли обходиться без разговорной речи, мысленно общаясь напрямую. Они объединяли свои нервные системы, утрачивая индивидуальность, но зато обретая высокоорганизованный единый мозг, мощь которого было трудно переоценить. Советы подобных мультимозгов сделали многое для того, чтобы Лига альфы Центавра достигла той силы, которой она обладала в настоящее время.

Фримане принадлежали к негуманоидной расе. Даже отдаленно они не походили на человека. Они вели торговлю в пределах Лиги, обмениваясь с людьми товарами, представляющими взаимный интерес. Они сидели в Совете, занимая высокие исполнительные должности. Но способность к непосредственному контакту между собой делала их квазибессмертными и абсолютно чуждыми человеку. Ничего не было известно ни об их культуре, ни об искусстве, ни об устремлениях; каковы бы ни были их эмоции, они настолько отличались от человеческих, что единственно возможным способом общения с ними оставалась чистая логика.

А ведь человек, черт подери, больше чем просто логическая машина.

— Ваши мысли туманны, — сказал Фримка. — Вы можете все разъяснить, сформулировав свои возражения вслух.

— Я не хочу, чтобы этих людей убивали, — сказал Браннох ровным голосом. — Это вопрос этики. Я никогда не смогу забыть этого, если позволю себе на это пойти.

— Ваше общество дало вам беспорядочное воспитание, — сказал Фримка. — Как и в большинстве понятий о взаимоотношениях, в нем отсутствует здравый смысл, оно противоречит чувству самосохранения. Внутри единой цивилизации, которой у человека нет, подобная этика была бы оправдана, но не перед лицом сложившейся обстановки. Вам приказано убить этих людей.

— Предположим, я этого не сделаю? — с вызовом спросил Браннох.

— Когда Совет узнает о вашем самоволии, вас уберут с поста и вы лишитесь всех ваших шансов удовлетворить собственные амбиции.

— Совету вовсе не обязательно об этом знать. Я могу разбить этот ваш танк. Вас разорвет, как глубоководных рыб. Весьма печальный несчастный случай.

— Вы этого не сделаете. Вы не можете без нас обойтись. Кроме того, все фримане в Совете узнают о вашей провинности, как только вы перед ними появитесь.

У Бранноха опустились плечи. Он был у них на крючке, и они об этом знали. Согласно предназначенным ему лично приказам с Центавра, за ними всегда оставалось последнее слово — всегда, без исключений.

Он налил себе выпивки покрепче и залпом осушил стакан до дна. Затем нажал кнопку на специальном устройстве связи:

— Говорит Янтри. Избавьтесь от тех двух двигателей. Разобрать на запчасти. Немедленно. Конец.

Дождь стекал нескончаемым тяжелым потоком. Браннох уставился на него пустым взглядом. Что ж… вот и случилось.

От алкоголя потеплело внутри. Бранноху претило убивать людей, но ему и раньше доводилось прибегать к этому, причем не так уж и редко, к тому же порой собственными руками. Чем же смерть этих двоих так отличалась от других? На карту поставлено гораздо больше. Будущее его нации: станет ли этот гордый народ данником прямоходящих, именующих себя цивилизацией Солнечной системы? Две жизни против целой культуры?

А еще была земля. Во все времена речь шла о земле, пространстве и потомстве, о том месте, где можно пустить корни, о месте, где можно строить дома и растить сыновей. В городах было что-то ненастоящее. Деньги — этот лихорадочный бред, блуждающий огонь, загнавший до смерти множество жизней. Только в плодородной почве заключена сила.

А на Земле ее хватало с избытком.

Браннох встряхнулся, разгоняй остатки оцепенения. Слишком многое еще нужно сделать.

— Полагаю, — сказал он, — вы знаете, что сегодня нас посетит Лангли.

— Уж это-то мы в ваших мыслях прочитали. Не очень ясно, почему Чантавар позволил ему это.

— Конечно же, чтобы меня спровоцировать, чтобы ухватить суть моих намерений. Кроме того, запретом он противопоставил бы себя руководству, многие члены которого находятся у меня на содержании. Вот Чантавару и приказали, чтобы Лангли на какое-то время была предоставлена максимальная свобода. Вокруг этого человека из прошлого слишком много сентиментальности и… ну да ладно. Если бы Чантавар считал, что это ему на руку, он бросил бы им вызов. Ну а сейчас он хочет использовать Лангли в качестве приманки. Он протягивает мне лопату, чтобы я сам себе выкопал яму. Он подал напряжение, которого хватит, чтобы я сам себя казнил на электрическом стуле.

Браннох ухмыльнулся, неожиданно ему стало почти весело.

— А я ему подыграю. У меня нет возражений против того, чтобы он в настоящее время был в курсе моих дел, ибо тут он может противопоставить слишком многое. Я пригласил Лангли, чтобы вовлечь его в разговор. Если он знает, где находится Сарис, вы прочитаете это в его мыслях: я направлю беседу в нужное русло. Если он не знает этого, то у меня есть способ точно определить, когда он решит проблему и каков правильный ответ.

— Слишком шаткое равновесие, — произнес Фримка. — Как только Чантавар заподозрит, что мы ухватили за кончик нити, он тут же примет меры.

— Я знаю. Но собираюсь активизировать деятельность всей организации — шпионаж, саботаж, мятежи по всей Солнечной системе. Чантавар будет слишком занят, что заставит его отложить арест и допрос Лангли до тех пор, пока он не будет уверен, что парень что-то знает. А тем временем мы сможем… — Звякнул колокольчик. — Это, должно быть, он; уже внизу, в гравилифте. Вот мы и приехали!

Замявшись в дверях, Лангли неторопливо вошел в комнату. Он выглядел очень усталым. Даже общепринятые одежды не могли скрыть, кем он является на самом деле. Не говоря о лице, указывавшем на чистоту расы его владельца, походка, жестикуляция, тысяча мелких деталей — все говорило о том, что он чужак. Браннох в душе посочувствовал Лангли — как, должно быть, одиноко этому человеку. Но про себя с тайной усмешкой подумал: сие мы уладим.

Он сделал шаг вперед, и огненно-красный плащ взметнулся за его спиной, центавриец улыбался.

— Добрый день, капитан. Очень любезно с вашей стороны навестить меня. Давно хотел побеседовать с вами.

— Я ненадолго, — сказал Лангли.

Браннох стрельнул взглядом в окно. Прямо за стеклом завис боевой корабль, дождевые струйки стекали с его бортов. Должно быть, повсюду расставлены люди, а оружие и шпионская аппаратура в полной боевой готовности. На этот раз пытаться организовать похищение бесполезно.

— Ладно-ладно, присаживайтесь, пожалуйста, выпейте что-нибудь. — Массивное тело посла шлепнулось в кресло. — Вам, должно быть, надоели глупые вопросы о вашем времени и о том, как вам нравится здесь, в этом плане я вас беспокоить не стану. Но что я действительно хотел бы, так это спросить кое-что о планетах, на которых вы побывали.

Исхудалое лицо Лангли застыло.

— Послушайте, — медленно начал он, — единственная причина, по которой я к вам пришел, так это попытаться вызволить от вас своих друзей.

Браннох пожал плечами.

— Я очень сожалею по поводу похищения ваших друзей, — учтиво сказал он, — но, видите ли, я здесь ни при чем. Признаюсь, я хотел это сделать, но меня опередил кто-то другой.

— Если это не ложь, то, пока не доказано обратное, допустим, — холодно сказал космонавт.

Браннох прихлебнул из бокала.

— Посудите сами, я вам это доказать не могу. Я не виню вас за подозрительность. Но почему всех собак обязательно вешать именно на меня? Ведь есть и другие, кому не терпелось сделать то же самое. Например, Торговое Сообщество.

— Они… — Лангли заколебался.

— Я знаю. Они подобрали вас пару дней назад. Земля слухами полнится. Должно быть, вас там заболтали. Откуда вы знаете, что они говорили правду? Голтам Валти любит хитрые подходы. Ему нравится думать о себе как об искусном вязальщике сетей; надо отдать должное, плетет он их не так уж и плохо.

Лангли не сводил с него измученного взгляда.

— Вы захватили или не захватили этих людей? — спросил он резко.

— Клянусь честью, нет. — Бранноха не мучили угрызения совести, когда дело касалось дипломатии. — Никакого отношения к случившемуся в тот вечер я не имею.

— Там были задействованы две группы. Одна из них представляла Сообщество. Кого представляла другая?

— Возможно, это тоже агенты Валти. Ему выгодно, чтобы вы считали его своим спасителем. Или… существует вероятность, что Чантавар сам инсценировал похищение. Он хотел попробовать допросить ваших друзей, а вас оставил про запас. Когда вы сбежали, банда Валти просто воспользовалась случаем. Или, может быть, сам Валти находится на содержании у Чантавара, или даже — хоть это и звучит фантастично — Чантавар у Валти. При повальном взяточничестве от перестановки мест слагаемых… — Браннох рассмеялся. — Представляю, какой нагоняй вам устроил дружище Чанни, когда вы к нему вернулись.

— Да уж. Но я ему тоже высказал все, что думаю по этому поводу. Хватит, слишком долго мной играли, как хотели. — Лангли сделал изрядный глоток.

— Я разбираюсь с этим делом, — сказал Браннох. — Мне самому необходимо знать, что и как. До сих пор я не смог обнаружить ничего стоящего. Не то чтобы ключи к разгадке отсутствуют — просто их слишком много.

Пальцы Лангли сжались.

— Как вы думаете, я когда-нибудь увижу ребят снова? — спросил он.

— Трудно сказать. Но не теряйте надежды и не принимайте никаких предложений обменять их жизни на вашу информацию.

— Я думаю… что не стану… или не стал бы. Слишком велики ставки.

— Нет, — пробормотал Браннох, — я не думаю, что вы на это пойдете.

Он еще больше успокоился и, растягивая слова, задал ключевой вопрос:

— Вы знаете, где находится Сарис Хронна?

— Нет, не знаю.

— Какие-то наметки? Нет ли такого места, куда он мог направиться с наибольшей вероятностью?

— Я не знаю.

— Вы можете, конечно, увиливать, — сказал Браннох. — Больше с этим я приставать к вам не стану. Просто помните: в обмен на эту информацию я готов предложить приличную сумму, защиту и переправить на любую планету по вашему выбору. Планета вполне может оказаться самой Землей… через несколько лет.

— Так вы собираетесь на нее напасть?

Чертов парень! Хватка, как у бульдога. Браннох непринужденно рассмеялся.

— Вы слышали о нас от наших врагов, — ответил он. — Должен признаться, характер у нашего народа не сахар. Мы — это фермеры, рыбаки, шахтеры, механики, аристократ отличается от мелкого собственника лишь тем, что у него больше земли. Почему бы вам не взять в библиотеке книги о нас, отбросить пропаганду и не разобраться во всем самому?

С тех пор как мы обрели независимость, Сол все время пытается заполучить нас обратно. Идея «Технона» заключается в том, что лишь объединенная цивилизация — под его руководством — имеет право на существование, все остальное слишком рискованно. Наше мнение таково, что все вставшие на ноги культуры имеют право жить по собственному усмотрению и гори он огнем — всякий риск. Невозможно объединить людей, не уничтожив в них все различия и оттенки, которые и привносят смысл в их существование; по крайней мере их невозможно объединить под управлением чего-то, что не было бы столь же омертвляющим, как машина, которая все за них решает.

Солнечная система — это угроза нашему самоуважению. Добро пожаловать, пусть она толчется на месте и позволяет собственным мозгам зарастать мхом, но нам-то этого всего не надо. Когда она пытается навязать свои порядки силком, мы вынуждены сопротивляться. В конце концов, видимо, придется уничтожить «Технон» и оккупировать систему. Честно говоря, не думаю, что человечество от этого много потеряет. Мы могли бы превратить этих баранов с нижних уровней снова в людей. Мы не хотим драться — Отец свидетель, у нас хватает дел и в собственной системе, — но похоже на то, что придется.

— Все эти споры я слышал и раньше, — сказал Лангли. — Они были не менее насущными еще в мое время. Очень жаль: несмотря на то что прошло столько веков, вы так и не удосужились их решить.

— И никогда не решим. Человек просто органически не может не восставать и не стремиться к разнообразию. Всегда будут существовать нонконформисты и те, кто стремится к согласию. Вы должны признать, капитан, что некоторые из наших доводов перевешивают доводы противной стороны.

— Полагаю, что… так. — Лангли поднял взгляд. — Во всех случаях помочь вам ничем не могу. Где находится укрытие Сариса, мне так же неизвестно, как и вам.

— Я же обещал, что не стану вам докучать. Расслабьтесь, капитан. Вы выглядите как скисшее яблочное пюре. Наливайте себе еще.

Беспорядочный разговор длился еще около часа, беседа вертелась вокруг звезд и планет. Браннох старался очаровать собеседника и думал, что это ему удалось.

— Я должен идти, — наконец объявил Лангли. — Мои няньки, наверно, уже взбеленились.

— Как скажете. Заходите еще, в любое время. — Браннох проводил его к дверям. — Ах да, между прочим, дома вас ожидает подарок. Думаю, он вам понравится.

— А?

— Никаких взяток. Никаких обязательств. Если вы его не примете, я не обижусь. Просто мне пришло в голову, что все эти люди, которые пытаются использовать вас в качестве своего орудия, никогда не остановятся и не подумают о том, что вы еще и мужчина. — Браннох хлопнул его по плечу. — До скорого. Удачи вам, капитан.

Когда Лангли ушел, торианин резко повернулся к своим слушателям. В нем все горело от нетерпения.

— Вы прочитали? — кинулся он к танку. — Вы хоть что-нибудь уловили в его мыслях?

Наступила пауза. От возбуждения у Бранноха кружилась голова: Чантавар не знает, если бы он знал, то никогда бы не позволил Лангли прийти сюда. Долгое время ториане и сами не догадывались, что фримане — телепаты, а когда сообразили, то стали тщательно следить за сохранением этой тайны. Может быть… может быть…

— Нет, — ответил ему голос. — Мы вообще не смогли что-либо прочитать.

— Что?!

— Белиберда. Ничего осмысленного. Теперь мы должны положиться на вашу схему.

Браннох рухнул в кресло. Какое-то время он был в смятении. Почему? Неужели накопившиеся мутации изменили человеческий мозг до такой степени? Он не понимал. Фримане никогда никому не рассказывали, как осуществляется телепатический контакт.

Но… ладно. Лангли по-прежнему оставался человеком. У них по-прежнему оставался шанс. «Очень хороший шанс, если я еще что-то смыслю в мужчинах», — подумал Браннох. Он порывисто вздохнул и постарался избавиться от охватившей его напряженности.

Глава 10

Весь путь до дома он проделал под неусыпным вниманием полицейского эскорта. А сколько агентов сновали в толпах на виадуках, скрывались в мареве дождя, струйками стекавшего по прозрачным поверхностям…

Ни покоя, ни уединения больше не будет. Если только не бросить все к черту и не рассказать о том, что он на самом деле думает.

Придется поступить именно так, в противном случае они вскроют мне черепушку и выудят оттуда все, что я знаю. «До сих пор, — размышлял Лангли, — мне очень даже успешно удавалось лицемерить и вводить в заблуждение». Это было совсем несложно. Он являлся продуктом совсем иной цивилизации, и ни один самый лучший современный психолог не мог толком интерпретировать нюансы его поведения. Кроме того; он всегда был хорошим игроком в покер.

Но кому открыться? Чантавару, Бранноху, Валти? Да и сам Сарис должен ли иметь право голоса? Очень может быть, что ему лгали все без исключения, вполне возможно, что во всех их увещаниях не было ни слова правды. А может, стоит просто скрыть новые знания от всех власть имущих — сжечь Сариса лазерным лучом дотла и забыть обо всем? Но как осуществить даже такой вариант?

Лангли тряхнул головой. Нужно решать, и решать очень быстро. Если бы он только прочитал эти странно сложные книги, узнал бы хоть что-то — ровно столько, чтобы по крайней мере прикинуть, кто из них заслуживает наибольшего доверия. С таким же успехом можно было бы погадать на картах. Во всяком случае, это было бы не более бессмысленно, чем слепое блуждание в потемках, которое, похоже, уготовила ему судьба.

Нет… теперь он должен полагаться только на самого себя, причем на всю оставшуюся жизнь.

Он вышел из флаера на уступ дворцовой башни, в которой расположились его апартаменты. (Только его. Теперь, без Джима и Боба, они были слишком просторны и пустынны.) Холл вывел его к гравишахте, и он взлетел на свой уровень. За ним следовали четыре охранника, которые казались какими-то неестественными в своих жестких боевых доспехах черного цвета. Хорошо хоть они останутся снаружи.

Лангли остановился перед входной дверью, чтобы та его просканировала.

— Сезам, откройся, — сказал он усталым голосом и вошел внутрь. Двери за его спиной сразу закрылись.

И тут будто что-то взорвалось у него в голове, на какое-то время потемнело в глазах. Мрак отступил; не сходя с места, он пошатнулся, чувствуя, как по щекам текут слезы.

— Пегги, — прошептал он.

Она приблизилась к Лангли, передвигая длинные ноги все с той же грациозной неуклюжестью, которую он так хорошо помнил. Простенькое белое платье было перехвачено пояском на стройной талии, а рыжие волосы ниспадали на плечи. Зеленые большие глаза, мягкость в изгибах широкого рта, чуть-чуть вздернутый нос с россыпью веснушек. Подойдя совсем близко, она остановилась и преклонила перед ним колено. Он увидел, как по огненным волосам скользнул отблеск света.

Рука Лангли потянулась было к ней, но, не дотронувшись, замерла в воздухе. Неожиданно его зубы начали выбивать дробь, а по коже пробежал холодок. Ничего не видя, он отвернулся от девушки.

Он бил кулаком по стене, едва касаясь поверхности, стараясь овладеть бушевавшими в нем силами и мышцами, готовыми разнести вдребезги весь мир. Казалось, прошла вечность, прежде чем он снова смог на нее смотреть. Она по-прежнему ждала.

— Ты не Пегги, — сказал он сквозь слезы. — Это не ты.

Она не понимала по-английски, но, видимо, уловила смысл его слов. Голос у нее был такой же низкий, как и у Пегги, но все же немного отличался.

— Сэр, меня зовут Марин. Лорд Браннох ду Кромбар послал меня к вам в качестве подарка. Я буду рада служить вам.

По крайней мере, подумал Лангли, у Бранноха хватило ума дать ей другое имя.

Галопирующее в грудной клетке сердце начало давать перебои, и он стал хвататься руками за воздух. Медленно и неуклюже он обернулся к роботу-слуге.

— Дай мне успокоительное, — произнес он чужим голосом. — Я хочу оставаться в сознании, но при этом быть спокойным.

Проглотив микстуру, Лангли почувствовал, как с глаз исчезает пелена. Руки покалывало от возвращающегося тепла. Сердце замедлило свой бег, легкие набрали воздух, по взмокшему телу пробежала дрожь, и он расслабился. Внутри царило равновесие, как если бы несчастье произошло давным-давно.

Он изучал девушку, и та застенчиво улыбнулась. Нет, это не Пегги. Лицо и фигура — да, но ни одна американка никогда бы не улыбнулась в такой манере, с таким особенным изгибом губ; он заметил, что она немного выше ростом, и ее походка не такая, как у свободнорожденной, а голос…

— Откуда ты родом? — спросил он, слегка удивляясь ровности собственного голоса. — Расскажи мне о себе.

— Я рабыня восьмого класса, сэр, — с кротостью ответила она, впрочем, сама этого не осознавая. — Нас выращивают для приятного, интеллектуального общения. Мне двадцать лет. Лорд Браннох выкупил меня несколько дней назад, осуществил хирургические изменения моего тела и соответствующее психокодирование и послал сюда в качестве подарка. Приказывайте, сэр.

— Все что угодно, а?

— Да, сэр. — В ее глазах мелькнул легкий испуг. Должно быть, в центрах выращивания и обучения ходило немало историй о хозяевах — садистах и извращенцах. Но ему понравилось, с каким вызовом она откинула свою голову.

— Не обращай внимания, — сказал Лангли. — Тебе не о чем беспокоиться. Ты вернешься к лорду Бранноху и передашь ему, что он просто-напросто лишился всех шансов на мое сотрудничество.

Она вспыхнула, на глаза навернулись слезы. По крайней мере у нее есть какое-то чувство гордости… Что ж, Браннох, конечно, понимал, что бесчувственная кукла не заинтересует Лангли…

Видимо, ей стоило немалых усилий контролировать свой голос.

— Значит, вы меня не хотите, сэр?

— Единственное, чего я хочу, — чтобы ты передала послание. Убирайся!

Она поклонилась и повернулась к выходу. Лангли со сжатыми кулаками прислонился к стене. О Пегги, Пегги!

— Минуточку! — У него создалось впечатление, что слово произнес не он, а кто-то другой. Она остановилась.

— Да, сэр?

— Скажи мне… что теперь с тобой будет?

— Не знаю, сэр. Лорд Браннох может наказать за… Нет, сэр. — Она честно покачала головой с необычайным упрямством, которое не вязалось с образом рабыни. Хотя… Пегги была женщиной такого же склада. — Он поймет, что меня не за что винить. Возможно, какое-то время я буду у него, а может быть, он просто меня даст кому-то еще. Я не знаю.

Лангли почувствовал, как в горле у него запершило.

— Нет. — Он болезненно улыбнулся. — Извини. Ты меня… напугала. Не уходи. Присаживайся.

Он нашел себе кресло, и девушка, подобрав под себя стройные ноги, уселась перед ним на полу. Лангли очень ласково коснулся ее головы.

— Ты знаешь, кто я такой? — спросил он.

— Да, сэр. Лорд Браннох сказал мне, что вы космонавт из очень далекого прошлого, который потерялся и… я теперь похожа на вашу жену. Наверно, чтобы сделать копию, он использовал фотографии. Он сказал, — так ему кажется, — что вам должно понравиться, если рядом с вами будет кто-то, похожий на нее.

— А дальше что? Чего он предполагал добиться с твоей помощью? Уговорить меня, чтобы я оказал ему помощь? Он хочет, чтобы я ему помог в очень важном деле.

— Нет, сэр. — Она твердо посмотрела ему в глаза. — Я должна лишь выполнять ваши желания. Может… — Меж слегка нахмуренными бровями пролегла крохотная складка, и она стала так похожа на Пегги, что Лангли почувствовал, как у него екнуло сердце. — Может, он рассчитывал на вашу благодарность?

— Как же, разбежался! — Лангли старался сообразить. Было непохоже, что циничный реалист, каковым являлся Браннох, предполагал, будто расчувствовавшийся космонавт прибежит к нему. Или предполагал? С изменением всего общества изменились и некоторые черты человеческого характера. Возможно, современный землянин именно так бы и поступил.

— А ты сама не считаешь, что я должен чувствовать себя обязанным? — не торопясь спросил он.

— Нет, сэр. С какой стати? Не такой уж я дорогой подарок.

Лангли захотелось, чтобы здесь была его старая трубка.

Пришлось бы специально для нее рубить нынешний табак. Сегодня никто не курил трубки. Он погладил бронзовые волосы рукой, переставшей дрожать после приема лекарства.

— Марин, расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил он. — Что за жизнь была у тебя до сих пор?

Она рассказывала обстоятельно, без каких-либо обид и не без юмора. Центр подготовки никоим образом не соответствовал предвзятому мнению Лангли. Отнюдь не являясь рассадником порока, он скорее походил на пансионат для обеспеченных девиц. Его границы охватывали леса и поля для прогулок, в нем не делалось никаких попыток, кроме кодирования на осознание себя собственностью, помешать индивидуальности развиваться своим путем. Но, конечно же, эти девушки предназначались в наложницы высшему классу.

Несколько отрешенно — из-за успокоительных лекарств — он подумал, что Марин может оказаться очень даже полезной. Он задал ей несколько вопросов по истории и текущим событиям, на что получил весьма разумные ответы. Возможно, ее знания помогут ему решить, как же быть дальше.

— Марин, — мечтательно спросил он, — а ты когда-нибудь скакала на лошади?

— Нет, сэр. Я умею управлять автомашиной и флаером, но никогда не ездила на животных. Было бы интересно попробовать! — рассмеялась она, теперь уже совсем освоившись.

— Слушай, — сказал он, — прекрати называть меня «сэр» и откажись от местоимений вежливой формы. Меня зовут Эдвард, уменьшительное — Эд.

— Да, сэр… Эдви. — Она нахмурилась с детской серьезностью. — Я постараюсь помнить. Извини… те, если я буду ошибаться. Но на людях лучше придерживаться общепринятых правил.

— О'кей. А теперь… — Лангли не мог взглянуть в эти чистые глаза, вместо этого он уставился в дождь. — Ты хотела бы стать свободной?

— Сэр?

— Эд! Думаю, что я мог бы дать тебе вольную. Ты не хотела бы стать свободной?

— Вы… ты очень добр ко мне, — медленно протянула она. — Но…

— Ну?

— Но что дальше? Мне придется спуститься на нижние уровни и стать женой простолюдина, служанкой или проституткой. Другого выбора нет.

— Хороша система! Здесь, наверху, ты по крайней мере находишься под защитой и среди равных по интеллектуальному уровню. О'кей, считай, что ты часть обстановки.

— Сам ты… хорош, — хихикнула она. — Мне очень повезло.

— Тебе чертовски повезло. Взгляни, я собираюсь тебя здесь держать только потому, что у меня рука не поднимается отправить тебя куда подальше. Но очень может статься, что здесь будет более чем опасно. Я оказался втянутым в самую гущу решающего торга в межзвездном покере… Я постараюсь вытащить тебя отсюда, если дела пойдут совсем худо, но может случиться, что у меня просто не будет такой возможности. Скажи честно, как тебе перспектива быть убитой или… что-нибудь в этом роде?

— Да, Эдви. Это один из краеугольных камней моего воспитания. Мы не можем знать, что ожидает нас в будущем, а посему должны преисполниться мужества, дабы достойно встретить то, что нам будет ниспослано.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты так говорила, — угрюмо заметил он. — Но ты, полагаю, иначе не можешь. Подспудно люди остались прежними, но внешне они мыслят по-другому. Ладно…

— Эдви, что за опасность тебе угрожает? Я могу помочь? — Она положила руку на его колено, ладошка была узкой, но немного грубоватой и с сильными пальцами. — Я хочу помочь, я действительно этого хочу.

— О-хо-хо. — Лангли покачал головой. — Я не собираюсь говорить тебе больше, чем необходимо, потому что, как только люди поймут, что тебе что-то известно, ты тоже превратишься в покерную фишку.

Ему пришлось использовать английские слова — из тех игр, что он знал, сохранились только шахматы, — но она уловила смысл.

Марин встала и, наклонившись к Лангли, непроизвольным движением погладила его рукой по щеке.

— Прости меня… — прошептала она. — Должно быть, я для тебя что-то ужасное.

— Ничего, я переживу. Продолжим сводку новостей. Я не желаю тебе зла, но сейчас я нахожусь под действием успокоительного. Для меня было шоком тебя увидеть, и наверняка это еще продлится какое-то время. Держись в тени, Марин; прячься, если я начну швырять вещи. Не пытайся выражать сочувствие, просто оставь меня в покое. Дошло?

Она молча кивнула.

Несмотря на лекарства, голос его стал грубым. Рана не переставала кровоточить.

— Можешь спать вон в той комнате.

— Хорошо, — спокойно ответила она. — Я поняла. Если ты передумаешь, я тоже пойму. — После секундной заминки она добавила: — Ты же знаешь, что всегда можешь снова изменить мою внешность.

Он не ответил, а про себя подумал, что самым логичным было бы сказать «нет». Все равно он всегда будет помнить. Ему не верилось, что таким образом удастся спрятаться от фактов.

Входная дверь исполнила перезвон и объявила:

— Сэр, вас желает видеть министр Чантавар Танг во Ларин. — На экране сканера вспыхнуло изображение — лицо офицера было холодным и натянутым от едва сдерживаемого гнева.

— Хорошо. Впусти его. — Марин вышла в соседнюю комнату. При появлении Чантавара Лангли остался сидеть, ожидая, когда тот заговорит.

— Вы сегодня виделись с Браннохом.

Лангли приподнял брови. Он был по-прежнему спокоен, но лишь настолько, чтобы едва сдержать упрямое негодование.

— А это что, незаконно? — спросил он.

— Что ему от вас нужно?

— А как вы думаете? Да то же, что и вам, и Валти, и вообще всем вокруг. Я сказал ему «нет», потому что мне было нечего ему сказать.

Голова Чантавара с прилизанными темными волосами подалась вперед.

— Так уж и нечего? — набросился он на Лангли. — Сомневаюсь! Ох, как я сомневаюсь! До сих пор мое начальство не разрешало вскрыть ваш мозг. Они утверждают, что если вы не знаете, если вы действительно не додумались, то после этой процедуры вы вообще никогда не сможете думать на эту тему. Да и сама по себе процедура — удовольствие не из приятных. После нее вы перестанете в какой-то степени быть самим собой.

— Так давайте же — вперед и с песнями! — бросил вызов Лангли. — Ведь воспрепятствовать я вам не в силах.

— Если бы у меня было время переспорить своих начальников, я поступил бы именно так, — прямо заявил министр. — Но на меня сейчас навалилось слишком много забот, причем одновременно. Сегодня был взорван завод по производству военного снаряжения на Венере. Я напал на след мятежников, которые пытаются толкнуть простолюдинов на восстание и хотят их вооружить. Конечно, все это — работа Бранноха. Он ввел в игру всю свою команду для того, чтобы просто отвлечь меня от поисков Сариса. А отсюда возникает предположение, что у него хватает оснований предполагать: Сариса можно найти.

-^Послушайте, я над этим думал до посинения, но… я… не… знаю. — Серые глаза Лангли твердо встретили разгневанный взгляд черных глаз министра. — Вам не приходило в голову, что у меня достало бы сообразительности избежать для себя лишних трудностей? Если бы я действительно что-то знал, то давно бы все рассказал хоть кому угодно, а не ходил бы вокруг да около.

— Может быть, и так, — зловеще произнес Чантавар. — Тем не менее предупреждаю, если в течение пары дней я не услышу каких-либо разумных предложений, вы будете допрошены лично мной. Охота продолжается, но мы просто не в состоянии облазить все углы и закоулки на планете, особенно когда кое-кто из влиятельных министров начинает ворчать по поводу обыска их личных владений. Но Сарис будет найден даже в том случае, если мне придется вспороть всю планету, ну и вас в придачу.

— Я сделаю все, что от меня зависит, — пообещал Лангли. — Вы же знаете, я тоже землянин.

— Хорошо. Пока я этим удовлетворюсь, но только пока. Теперь еще одно. Мои наблюдатели доложили, что Браннох прислал вам рабыню. Я хочу на нее посмотреть.

— Послушайте…

— Заткнитесь! Тащите ее сюда!

Марин вышла сама. Она поклонилась Чантавару и тихо стояла под его раздевающим взглядом.

— Та-ак, — прошептал министр. — Поня-атненько. Лангли, ну и как вы это восприняли? Хотите, чтобы она осталась?

— Да, хочу. И если вы не согласны, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы вы никогда не нашли Сариса. Но я не собираюсь менять эту девушку на судьбу всей цивилизации, если это то, о чем вы подумали.

— Нет… я так не подумал. Этого я не боюсь. — Чантавар уставился в пол, широко раздвинув ноги и сцепив руки за спиной. «Интересно, — соображал он, — что Лангли задумал на самом деле? Своеобразное чувство юмора? Не знаю. Придется охранять и ее».

На какое-то время наступила тишина. Лангли стало интересно — что же сейчас происходит под этим круглым черепом? И тут Чантавар поднял взгляд, полный проказливого веселья.

Не обращайте внимания, — произнес он. — Так, пришла тут в голову одна шутка, А вы, капитан, садитесь и хорошенько подумайте. Сейчас я вынужден вас покинуть. Всего доброго, наслаждайтесь друг другом.

Он решительно поклонился и вышел.

Глава 11

Дождь прекратился почти перед самым закатом, но облака еще не рассеялись, и город накрыла тьма. Марин и Лангли поужинали в своих апартаментах. Теперь, когда действие лекарств прекратилось, ему было необходимо сосредоточиться и беспристрастно оценить, что делать дальше. Он все еще не отваживался думать о девушке как о самом обычном человеке. Он забросал ее вопросами, на которые та охотно отвечала. То, что он узнал, похоже, подтверждало рассказы Валти о Сообществе: это была действительно кочевая культура, патриархальная и с полигамией: они владели боевыми кораблями, но вели себя мирно: их правители были действительно анонимы, а ранняя история смутна. О центаврийской цивилизации и намерениях Бранноха она отзывалась менее лестно, чего, конечно же, и следовало ожидать.

— Две межзвездные империи, движущиеся по пути к столкновению, — сказал Лангли. — Тор и впрямь импонирует мне больше, чем Земля, но… Может быть, я сужу предвзято.

— Тут ты ничего не можешь поделать, — серьезно ответила Марин. — Торианское общество архаично в своей основе и ближе Земли к тому, что ты знал в свое время.

Однако представить себе, что они сделают большой скачок на пути прогресса, если победят, тоже трудно. Они тоже застыли в своем развитии, вот уже добрых пятьсот лет у них не происходит ничего поистине нового.

— Чего стоит прогресс сам по себе? — пожал плечами Лангли. — Я стал пессимистом в отношении перемен ради перемен. Возможно, застывшая цивилизация — это и есть конечное решение всех человеческих проблем при условии, что она будет достаточно гуманной. На сегодня я не вижу особой разницы между двумя великими державами.

Безусловно, разговор записывался, но теперь Лангли это было неважно.

— Хорошо бы отыскать маленькую мышиную норку, заползти в нее и позабыть все эти свары.

— Полагаю, это как раз то, чего всегда хотели девяносто девять процентов представителей человеческой расы, — сказал Лангли. — Но истина заключается в том, что они все время сами себя наказывают за собственные лень и малодушие, а правители подгоняют их на этом пути. До тех пор пока по крайней мере большинство людей не будет готово самостоятельно мыслить и соответственно действовать, не будет ни мира, ни свободы. И я начинаю бояться, что этот день так и не наступит.

— Говорят, существуют тысячи утраченных колоний, — мягко и мечтательно ответила Марин. — Тысячи маленьких сообществ, которые отправились за своей ни на что не похожей утопией. Наверняка где-то там кто-то живет по-другому.

— Возможно. Но мы находимся здесь, а не там. — Лангли встал. — Давай-ка закругляться. Спокойной ночи, Марин.

— Спокойной ночи, — ответила она и застенчиво улыбнулась, как если бы все еще не была уверена в его отношении к ней.

Оказавшись в спальне один, Лангли напялил пижаму, заполз в постель и прикурил сигарету. Настала время решать. Чантавар дал ему пару дней. Блефовать дальше не имела смыслу так как он был почти уверен, что знает ответ на вопрос о Сарисе, а разрушительная для личности процедура ментоскопирования ровным счетом ничего не давала.

Становилось все более очевидно, что единственно логичным выходом будет рассказать все Чантавару. С точки зрения собственной безопасности; он, в конце концов, находился на Земле. И какие бы сети ни плели Браннох и Валти, Чантавар оставался здесь главной силой. Обратиться к кому-то еще означало рисковать при контактах и побеге.

С общечеловеческой точки зрения — Солнечная система защищена своим status quo. Она не являлась открыто агрессивной, как Центавр, но была бы рада возможности наложить на что-то лапу. Стоило не забывать, что если, несмотря ни на что, дело все-таки дойдет до войны, в Солнечной системе живет больше людей, чем в системе Центавра. К тому же у Бранноха уйдет девять лет на то, чтобы до его дома дошло послание и оттуда прилетел флот. За девять лет «эффект Сариса» возможно, удалось бы использовать в стандартном оружии. (Причем, стоит отметить, оружии сравнительно гуманном, не причиняющем вреда собственна живым существам.)

С исторической точки зрения и Сол и Центавр — оба зашли в тупик, здесь выбирать было нечего. О Сообществе известно слишком мало оно слишком непредсказуема. Более того, Центавр находится под влиянием Фрима, чья природа и конечные цели вообще являются тайной. Сол был по крайней мере прямолинеен и ясен.

Что же касается Сариса Хронны, который был другом Лангли, — что ж, он всего лишь отдельная личность. И если возникнет необходимость, лучше поступиться им, а не миллиардом людей, которые погибнут в единственной вспышке ядерного распада — с обугленной кожей и выжженными глазами.

Перед Лангли открывался очевидный, безопасный и целесообразный путь. Рассказать все, что он знает, Чантавару, найти себе нишу на Земле и осесть здесь до конца своих дней. Конечно, через несколько лет ему все наскучит, но зато это будет безопасно, он будет лишен необходимости думать.

Ладно — Он закурил еще одну сигарету. С этим и уснем, если возможно уснуть.

Где-то сейчас Боб с Джимом? Что за мрак переполняет страхом их души? А может быть, их уже — укрыла вечная тьма? Он же надеялся снова их увидеть. Если бы он знал, кто их убил, то скорее покончил бы с собой, чем помог бы той стороне, которая это сделала. Но, видно, он так и останется в неведении на всю оставшуюся жизнь.

Прикрыв глаза, он попытался мысленно вызвать образ Деппи. Ее не стало, она умерла так давно, что даже кровь ее успела раствориться в крови всей расы. Вполне вероятно, что все, кого он тут встретил, — Чантавар, Валти, Марин, Юлайн и безликие простолюдины, сгрудившиеся на нижних уровнях, появились на свет в результат той самой незабвенной ночи. Мысль показалась странной. Интересно, вышла ли она замуж еще раз? Он надеялся, что да, что это был хороший человек и что жизнь ее была счастливой хотя вряд-ли.

Он попытался представить ее себе, но это оказалось делом трудным. Ее образ заслоняла Марин, это было как две картинки, наложенные одна на другую, не совсем совпадающие с размытыми очертаниями. Улыбка Пегги никогда не была похожей на ту, что он видел сейчас… или была?

Он глухо выругался, выбил из пачки сигарету и выключил свет исходящий ют потолка и стен. Сон так и не пришел, и Лангли беспокойно ворочался в постели, и ржавая цепь воспоминании чередой тянулась в его голове.

Наверно, так прошло несколько часов как вдруг он услышал взрыв.

Он сел на кровати, слепо уставившись перед собой. Это был выстрел из бластера! какого черта?..

Прозвучал еще один выстрел, и по полу протопали сапоги. Лангли вскочил на ноги. Солдаты… на этот раз серьезная попытка похищения, несмотря на всю охрану! Где-то за дверью грохнуло еще, и он услышал приглушенные проклятия.

Сжав кулаки, он затаился у дальней стены. Не зажигать свет. Если это за ним, то пусть сначала поищут и попробуют вытащить его отсюда.

Суматоха переместилась куда-то в район гостиной. И тут он услышал крик Марин.

Он кинулся к дверям.

— Открывайте же, черт побери!

Двери почувствовали его присутствие и разошлись. Затянутая в металл рука сбила его с ног и прижала к полу.

— Оставайтесь там, где находитесь, сэр, — выдохнул хриплый голос из-под боевого шлема, похожего на маску. — Они прорвались внутрь…

— Отпустите меня! — Лангли попытался оттолкнуть гигантскую фигуру полицейского. Но ему было не справиться — раб стоял как скала.

— Извините, сэр, у меня приказ…

Бледно-голубой луч пересек поле зрения Лангли. Он успел заметить фигуру в космическом скафандре, которая вываливалась из разбитого окна с извивающейся Марин на руках, остальные полицейские вели им вдогонку беспорядочную стрельбу.

Постепенно все утихло.

Охранник поклонился Лангли:

— Они скрылись, сэр. Теперь можно выйти, если желаете.

Лангли шагнул в гостиную и оказался на месте побоища.

В воздухе пахло озоном и горелым пластиком, вокруг стелился дым. Обломки опрокинутой мебели валялись под ногами неуклюжих фигур в боевом облачении, заполнивших помещение.

— Что тур произошло?! — громко потребовал Лангли.

— Успокойтесь, сэр. — Командир подразделения забросил шлем за спину; бритая голова, торчавшая из металлизированного обмундирования, казалась совсем крошечной. — С вами все в порядке? Не хотите успокоительного?

— Я спрашиваю тебя, что случилось? — Лангли хотелось ударить по бесстрастному лицу. — Давай говори, я тебе приказываю!

— Очень хорошо, сэр. Два небольших боевых космолета атаковали нас прямо сверху. — Командир указал на разбитое вдребезги окно. — Один отвлек наши флаеры, а второй высадил нескольких человек в космических скафандрах и с антигравитационными устройствами, эти люди ворвались в помещение. Часть из них задержало наше подкрепление, подоспевшее через двери, а один схватил вашу рабыню; мы их потеснили, подоспели еще наши люди, и они отступили. Похоже, никаких потерь с обеих сторон — очень короткая стычка. К счастью, вас им захватить не удалось, сэр.

— Кто это был?

— Не знаю, сэр. Их снаряжение не похоже ни на одно из обычных для полицейских или военных. Думаю, одна из наших посудин захватила их следящим лучом, но она не может преследовать космолеты за пределами атмосферы, а они, похоже, направляются именно туда. Но успокойтесь, сэр. Вы в безопасности.

Ага! Он в безопасности! Лангли поперхнулся и отвернулся в сторону. Он почувствовал, что совершенно обессилел.

Чантавар появился приблизительно через час. Пока он осматривал учиненный разгром, его лицо оставалось подчеркнуто неподвижным.

— Им удалось уйти, ну да ладно, — сказал он. — Это не так уж важно, поскольку их миссия не увенчалась успехом.

— Вы знаете, кто они? — угрюмо спросил Лангли.

— Нет, я не могу их назвать. Вероятно, центаврийцы, возможно, Сообщество. Конечно, расследование будет произведено. — Чантавар зажег сигарету. — По-своему это обнадеживающий признак. Обычно шпион прибегает к крутым мерам только от отчаяния.

— Послушайте! — Лангли схватил его за руку. — Вы должны их найти. Вы должны вернуть эту девушку обратно. Вы поняли?

Чантавар глубоко затянулся, отчего щеки его втянулись, а скулы выступили еще больше. Он изучающе смотрел на американца.

— Она уже стала так много для вас значить? — спросил он.

— Нет… Ну… Это же элементарная порядочность! Нельзя, чтобы ее схватили в надежде узнать что-то такое, чего она на самом деле не знает.

— Она всего лишь рабыня, — пожал плечами Чантавар. — Очевидно, ее прихватили чисто случайно, когда их выдворили из вашего дома. Ничего страшного. Я подарю вам ее дубликат, если это так для вас важно.

— Нет!

— Хорошо, поступайте как знаете. Но если вы попытаетесь продать за нее информацию…

— Не попытаюсь, — перебил его Лангли. Дальше он соврал уже чисто механически: — Мне нечем торговать, во всяком случае пока.

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал Чантавар. На удивление дружески он коротко хлопнул Лангли по плечу. — Ну а теперь в постель. Я прописываю вам двенадцать часов уединения со снотворным.

Лангли, не возражая, согласился. Что угодно, лишь бы отделаться от чувства полнейшей беспомощности. Он провалился в пропасть, где не было ни сновидений, ни воспоминаний.

Проснувшись, Лангли обнаружил, что за то время, пока он спал, в помещении сделали ремонт, как будто вчерашней схватки никогда и не было. Полуденное солнце отражалось в обшивке кораблей, патрулировавших за окном. Двойная охрана. Ворота конюшни на запоре… да нет, в конце концов, лошадь еще не украли… или уже украли?

Его мозг терзал проблему, как голодная собака старую кость, обгрызенную до блеска. Марин… она сгинула во тьме из-за того, что невольно приблизилась к нему, была к нему добра, и вот теперь ее подвергли мукам и заточили в неволе. Он чувствовал себя, словно приносящий несчастье Иона.

В том ли только было дело, что она похожа на Пегги? Или дело было в ней самой? Что бы ни вызывало его душевные страдания, оно было с ним.

Он подумал, не позвонить ли Бранноху, не позвонить ли Валти, бросить им в лицо обвинения и… И что? Они будут все отрицать. Наверняка ему больше не позволят встретиться с ними. Несколько раз он звонил в кабинет Чантавара лишь затем, чтобы услышать, как умопомрачительно вежливый секретарь неизменно сообщал ему, что тот отсутствует по делам. Он беспрестанно курил, слоняясь из угла в угол, бросался в кресло и снова вставал. То и дело он выдавал полный набор непристойных ругательств, но ничто не помогало.

Наступила ночь, и он снова наглотался снотворного, чтобы провалиться в долгий сон. Наверно, лишним снотворным дело и кончится, или самоубийством — быстрее и проще. Он подумал, не выйти ли ему на балкон и не шагнуть ли с него вниз.

Положить конец всей этой грязи. Ловкий робот подотрет мокрое пятно, которое от него останется, и эта Вселенная навсегда перестанет для него существовать.

После полудня раздался звонок. Он рванулся к видеофону, споткнувшись, растянулся на полу и с руганью поднялся. Рука, нажавшая кнопку, непроизвольно дрожала.

Улыбка на лице Чантавара была необычно теплой.

— Капитан, у меня для вас приятные новости, — заявил он, — мы нашли девушку.

Какое-то время его мозг отказывался что-либо понимать. Он настолько глубоко свыкся с мыслью о тщетности каких-либо надежд, что никак не мог от нее отказаться. Открыв рот, Лангли уставился на экран, он слышал слова, но ему казалось, будто доносятся они откуда-то издалека.

— …когда ее подобрали, она сидела на виадуке и была слегка одуревшей. Остаточная реакция на анестетики, сейчас уже все прошло. Уверен, глубокого ментоскопирования с ней не проводили, возможно, вводили легкие наркотики. Никаких видимых повреждений. Она все время была без сознания и абсолютно ничего не помнит. Высылаю ее к вам. — Чантавар ухмыльнулся.

Смысл услышанного медленно преодолевал барьеры в его заторможенном сознании. Лангли опустился на колени с желанием не то помолиться, не то выплакаться, но у него не вышло ни то ни другое. И тогда он расхохотался.

К тому времени когда появилась Марин, истерика прошла. Лангли самым естественным образом обнял ее. Она тесно прижалась к нему, дрожа всем телом — это наступила реакция.

Наконец, держась за руки, они уселись на диван. Марин рассказала ему все, что могла вспомнить.

— Меня схватили и затащили внутрь корабля; кто-то навел на меня парализатор, и все вокруг перестало существовать. Когда я пришла в себя, то уже сидела на скамейке и куда-то ехала по виадуку. Наверно, меня туда привели в состоянии гипноза, усадили на скамейку и оставили. Затем подошел полицейский и доставил меня к министру Чантавару. Тот задавал мне вопросы, а потом меня обследовали врачи. Сказали, что вроде бы все в порядке, и отправили обратно к тебе.

— Не понял, — сказал Лангли. — Я вообще ничего не понял.

— Министр Чантавар сказал, что, когда нападавшим не удалось добраться до тебя, они на всякий случай прихватили меня — вдруг я окажусь чем-нибудь полезной. Они держали меня без сознания, чтобы я не смогла потом кого-либо опознать. С помощью гипнонаркотиков от меня, видно, получили ответы на несколько простых вопросов, а когда стало ясно, что я ничего не знаю, отпустили. — Она вздохнула и улыбнулась подрагивающими губами. — Я рада, что они освободили меня.

Лангли понял: она имеет в виду не только собственные переживания. Он налил себе спиртного и проглотил целый стакан. В голове у него слегка прояснилось, но несколько последних кошмарных часов давали о себе знать.

Так вот что все это значило. Вот что исповедовал и Сол, и Центавр — бессердечные силовые игрища, где ни один поступок не считался слишком гнусным. Цивилизация бездушных роботов, которая давно должна бы сойти в могилу, но все еще шевелит изъеденными ржой конечностями. Драчливое, кровожадное варварство, застывшее и бесплодное, которое при всем при том лишь кичится своей половой зрелостью. Горстка честолюбивых мужланов и миллиарды ни в чем не повинных людей, которых превратят в радиоактивный газ. И при этом предполагается, что он играет в их команде!

Он по-прежнему слишком мало знал о Сообществе. Конечно же, это отнюдь не сборище бескорыстных альтруистов. Но, похоже, что они действительно нейтральны, что они действительно не страдают имперским психозом. Наверняка они знают о Галактике больше, чем кто-либо другой, и у них есть все шансы найти для него какой-нибудь молодой мир, где он снова сможет быть человеком.

Выбор стал ясен. Придется испить чашу до дна, но есть вещи похуже, чем просто смерть.

Он взглянул на чистый профиль девушки, сидящей рядом. Ему очень хотелось спросить, о чем она думает, о чем мечтает. Он почти ничего не знал о ней. Но разве можно было говорить об этом в присутствии электронных ушей? Придется все решать за нее самому.

Его взгляд встретился со спокойными зелеными глазами.

— Эдви, мне хотелось бы, чтобы ты рассказал, что происходит, — попросила она. — Похоже, что в любом случае я защищена не более тебя, а мне хотелось бы знать.

Он сдался и рассказал о Сарисе Хронне и об охоте, которую за ним устроили. Она сразу же ухватила его мысль, без всякого удивления покивала головой, но не стала задавать вопросов по поводу того, знает ли он что-нибудь и не намерен ли что-то предпринять.

— Это крайне серьезно, — сказала она.

— Угу, — отозвался Лангли. — И станет еще серьезней в ближайшее же время.

Глава 12

У стен хватало как ушей, так и глаз. Вскоре после заката Лангли улегся в постель. Хотя Валти и говорил, что лучи детекторов проходят сквозь коммуникатор без помех, тем не менее он все равно надел пижаму — халатами здесь больше не пользовались. Прошел час, в течение которого он крутился и ворочался в постели, делая вид, что не может заснуть. Потом он скомандовал, чтобы играла громкая музыка. Кошачий концерт должен был заглушить невнятную речь.

Он надеялся, что напряжение, от которого у него буквально спазмами перехватило желудок, не отражается на его лице.

Сделав вид, что у него просто что-то чешется, он нажал кнопку на аппарате. Затем прикурил сигарету и в ожидании прилег.

Где-то внутри его тела раздался тоненький голосок, и он тут же подумал об ультразвуковых лучах, настроенных и сфокусированных на его черепных костях. Голос был искажен, но манеру выражаться он отличил бы где угодно: это был Валти.

— А-а-а, капитан Лангли. Вы оказали мне доселе невиданную честь. Это просто наслаждение, когда тебя вытаскивают из уютной постели, чтобы услышать ваш голос. Разрешите совет: говорите, не разжимая губ. Все равно слышимость будет вполне приемлемой.

Все в порядке. — Оставалось задать один-единственный безнадежный вопрос. — Я готов заключить с вами сделку, но ответьте, Блаустайн и Мацумото у вас?

— У меня их нет, капитан. Вы поверите мне на слово?

— Я… полагаюсь на вас. О'кей. Я расскажу вам, где, по моему мнению, находится Сарис, — подчеркиваю, это всего лишь предположение, правда основанное на кое-какой информации. Я помогу вам его отыскать, если это вообще возможно. В ответ мне хотелось бы, чтобы вы приложили максимум усилий и вызволили моих друзей, предоставили деньги, защиту и транспорт, о котором вы говорили, как для меня, так и для девушки-рабыни, которая находится рядом со мной.

Было трудно определить, то ли это просто возбуждение, то ли что-то иное, но после услышанного голос Валти еще больше преисполнился энтузиазма.

— Очень хорошо, капитан. Уверяю, вы не пожалеете. А теперь, что касается конкретных дел: вывезти вас нужно, не оставляя следов.

— Валти, боюсь, что как раз такая мелочь может и не удаться. Думаю, так или иначе, я нахожусь под домашним арестом.

— Тем не менее мы заберем вас сегодня же ночью. Дайте-ка подумать… через два часа вы и девушка выйдете на балкон. Ради Бога, сделайте так, чтобы все выглядело естественно! И несмотря ни на что оставайтесь там, лишь бы вас было видно сверху.

— О'кей. Два часа — на моих сейчас 23.47 — правильно? До встречи!

Теперь оставалось только ждать. Лангли взял еще одну сигарету и улегся в кровать, якобы слушая музыку. Два часа! «Да я окончательно поседею за это время.»

Слишком многое может пойти наперекосяк. Тот же радиопередатчик — действительно ли его нельзя обнаружить? Реально ли вызволить их отсюда, и насколько? В любой момент может явиться Чантавар и утащить его в инквизиторскую камеру. Да того же Валти могут предать собственные агенты. Животные — и те счастливей, им по крайней мере не приходится волноваться.

Время ползло еле-еле, минуты тянулись целую вечность. Лангли выругался, прошел в гостиную и заказал себе книгу. Основы современной физики. Если время будет тянуться с такой скоростью, то двух часов ему хватит, чтобы получить ученую степень. Неожиданно он осознал, что вот уже пятнадцать минут сидит, уставившись на одну и ту же страницу. Лангли поспешно набрал номер следующей. Даже если за ним и не наблюдают, он должен вести себя так, как если бы за ним следили.

В тексте упоминалось имя Эншена, человека, который первым придал риманову пространству[376] — теперь они называли его «сарпеново» — физический смысл. Через минуту он сообразил: так это же Эйнштейн! Таким образом, кое-что, пусть и в искаженном виде, но сохранилось до нынешних времен. Он улыбнулся, хотя ощутил в сердце щемящую грусть. Интересно, как бы звучал современный исторический роман о двадцать первом веке. Возможно, он был бы посвящен борьбе между Линкольном и Сталиным за контроль над лунными ракетными базами, а главный герой сновал бы туда-сюда на старом верном велосипеде… Нет, такого романа не существовало. Его эпоха была давным-давно забыта, а подробности стерлись от времени. Представьте себе египтянина эпохи Первой династии, попавшего в Нью-Вашинггон 2047 года от Рождества Христова. Он стал бы объектом для любопытства дней на девять, да и то для очень немногих.

Лангли взглянул на часы и почувствовал, как напряглись мышцы живота. Оставалось двадцать минут.

Нужно еще вывезти Марин, он не мог ее бросить в этой чертовой дыре, а сделать все надо было так, чтобы соглядатаи ничего не заподозрили. Некоторое время он сидел и размышлял. Единственный способ сделать все как надо ему совсем не нравился. Далекий предок из Новой Англии сердито сжал его губы и попытался остановить. Но…

Он подошел к двери в ее комнату. Дверь открылась перед ним, и Лангли встал возле кровати, глядя вниз на Марин. Девушка спала. Медные волосы разметались вокруг лица, на котором застыло умиротворенное выражение. Он постарался не вспоминать про Пегги и коснулся девичьей руки.

Она присела в кровати.

— Ох… Эдви. — Она проморгала глаза. — В чем дело?

— Извини, что разбудил, — застенчиво сказал он. — Не могу заснуть. Ты не поговоришь со мной?

Она посмотрела на Лангли взглядом, в котором было что-то похожее на сострадание.

— Да, — произнесла она в конце концов. — Конечно же, да. — Набросив на тонкую ночную рубашку накидку, она вышла за ним на балкон.

Над головой сияли звезды. На фоне отдаленных отсветов городских огней вырисовывался акулообразный силуэт патрульного корабля. Легкий ветерок взъерошил его волосы. Почему-то пришла странная мысль: где же все-таки расположена Лора, не там ли, где в свое время находился Виннипег?

Марин прижалась к нему боком, и он положил свою руку на ее талию.

В смутном освещении была видна неясная линия ее сжатых губ.;

— Как хорошо снаружи, — произнес он банальную фразу.

— Да… — Она чего-то ждала. Он знал чего, впрочем, как и ищейки Чантавара, сидящие у своих экранов.

Лангли переступил с ноги на ногу и заставил себя поцеловать девушку. Марин нежно и неумело ответила. Затем он долго на нее смотрел, не в силах что-либо произнести.

— Извини, — наконец выдавил он.

Сколько там еще осталось — пять минут? Десять?

— За что? — спросила она.

— Я не имею права…

— У тебя есть полное право. Я твоя, ты же знаешь. Я для этого создана.

— Заткнись! — прохрипел он. — Я имею в виду моральное право. Рабство неверно по своей сути, как бы там его ни устанавливали. Мои предки гибли под Геттисбергом, в Германии, на Украине потому, что там существовало рабство.

— Понимаю, ты не хочешь меня принуждать, — сказала она. — Это делает тебе честь, но ты не беспокойся. Меня закодировали, и ты мне нравишься — это мое естественное состояние.

— Ну конечно! Все равно это — рабство, и куда худшее, чем если бы тебя просто заковали в цепи. Нет!

Она положила руки ему на плечи, взгляд, встретившийся с его глазами, был спокойным и серьезным.

— Забудь об этом, — сказала она. — Каждый по-своему закодирован — ты, я, все, сама жизнь делает это тем или иным путем. Каким — не играет роли. Но ты нуждаешься во мне, а я… ты мне очень нравишься, Эдви. Каждой женщине необходим мужчина. Разве этого не достаточно?

У Лангли стучало в висках.

— Пойдем, — сказала она и взяла его за руку, — пойдем обратно внутрь.

— Нет… пока нет, — запинаясь, пробормотал он.

Девушка ждала. И из-за того, что больше делать было просто нечего, он обнаружил, что снова целует ее.

Пять минут? Три? Две? Одна?

— Пойдем, — выдохнула она, — пойдем со мной сейчас.

Лангли отшатнулся назад:

— Подожди… подожди…

— Ты ведь не боишься меня? В чем дело? Как-то это все странно…

— Замолчи! — перебил он.

В воздухе расцвела вспышка света, а мгновением позже Лангли ощутил толчок ударной волны. Он покачнулся и: увидел, как в сторону патрульного флаера с ревом и пламенем пронесся космолет.

— Эдви, прячься?.. — Марин бросилась под укрытие гостиной. Он схватил ее за волосы, дернул назад и встал на открытое место.

Что-то подхватило Лангли и закружило вверх.

Силовое поле, мелькнула сумасшедшая мысль, управляемый гравилуч. Перед ним появилось что-то черное, и его втащило в зияющее отверстие люка, который тут же со звоном захлопнулся за его спиной.

Поднявшись с пола, он ощутил пульсацию мощных двигателей. Марин распласталась у его ног. Он подхватил ее на руки, девушка дрожала.

— Все в порядке, — неуверенно успокаивал он ее. — Все в порядке. Мы сбежали. Возможно.

В небольшом переходном отсеке появился человек в серых одеждах.

— Отличная работа, сэр! — воскликнул он. — Думаю, мы не наследили. Пожалуйста, пройдите за мной.

— В чем дело? — дико озираясь, спросила Марин. — Куда мы направляемся?

— Я заключил сделку с Сообществом, — ответил Лангли. — Они вывезут нас из Солнечной системы, мы будем оба свободны — ты и я.

Однако внутри его грызли сомнения.

Они миновали узкий коридор. Вокруг все бренчало. Должно быть, корабль шел с бешеным ускорением, но ощущение перегрузки отсутствовало: то ли внутри генерировалось компенсирующее антигравитационное поле, то ли тяга равномерно действовала на все тела на борту. В конце прохода оказалась маленькая комната, уставленная перемигивающимися аппаратами. На одном из экранов было панорамное изображение космического пространства с неподвижными звездами.

Голтам Валти выкарабкался из кресла и похлопал Лангли по спине. Он стал мять его руку, рассыпаясь в громогласных поздравлениях.

— Изумительно, капитан! Просто великолепно! Простите за нескромность — дивная работа!

Лангли почувствовал слабость. Он опустился в кресло и без всякой задней мысли усадил Марин к себе на колени.

— Уточните, что все-таки произошло? — попросил он.

— Я и несколько моих людей незаметно ускользнули из нашей Башни, — сообщил Валти. — На скоростном флаере мы добрались до владений, э-э, симпатизирующего нам, э-э, министра: у нас там небольшая крепостишка. Потребовалось два космолета: один — чтобы ненадолго отвлечь внимание, другой — чтобы подцепить вас и в суматохе исчезнуть.

А как насчет второго космолета? Не выйдет ли так; что его захватят?

— Именно для этого он и предназначен. Один из их выстрелов окажется «удачным» и собьет космолет вниз — знаете, ну такая бомбочка, заложенная на борту. Управляют космолетом роботы, а все следы, указывающие на его принадлежность, тщательно уничтожены. Ну а если какой-то след и остался, то он заставит Чантавара думать о центаврийском происхождении корабля. — Валти сморщился, как от боли. — Жаль терять такое судно. Оно обошлось в добрых полмиллиона соларов! Поверьте, сэр, в наши дни деньги достаются так трудно.

— Как только Чантавар затеет проверку и обнаружит, что вы пропали…

— Мой уважаемый капитан! — Валти изобразил обиду. — Не такой уж я и новичок в делах подобного рода. Видите ли, мой двойник давным-давно мирно и законопослушно почивает в моих апартаментах. Конечно, — задумчиво добавил он, — если удастся отыскать Сариса, то, очень может быть, мне тоже придется покинуть Солнечную систему. Если это случится, надеюсь, мой последователь справится с ситуацией на Венере. Там сложная обстановка и торговля может стать убыточной.

— Хорошо, по рукам, — сказал Лангли. — Вы меня убедили. Каковы ваши дальнейшие планы?

— Это зависит от того, где находится Сарис и каким образом можно установить с ним контакт. Но наш космолет быстроходен, бесшумен и экранирован от излучений; он вооружен сам, а на его борту находится еще тридцать человек с бластерами. Как вы считаете, этого хватит?

— Я… надеюсь, что да. Принесите мне какие-нибудь карты района Меско.

Валти кивнул сидевшему в углу маленькому существу с зеленым мехом, которого звали Сактом, а потом обратился к спутнице Лангли:

— Очаровательная юная леди, — поклонился он, — могу я знать ваше имя?

— Марин, — отозвалась девушка тонким голоском. Она уже встала с колен Лангли и теперь стояла, прислонившись спиной к стене.

— Все в порядке, — успокоил ее космонавт. — Не бойся.

— Я не боюсь, — сказала девушка, пытаясь улыбнуться. — Я сбита с толку.

Вернулся Сакт с папкой для документов. Лангли склонился над ними, пытаясь отыскать необходимое место в изменившейся географии.

— Однажды на Холате, — объяснил он, — мы с Сарисом устроили себе выходной и отправились на рыбалку, где он показал мне кое-какие пещеры. Я рассказал ему о Карлсбадских пещерах в Нью-Мексико, и он очень заинтересовался. Позже, незадолго до отлета на Землю, он упомянул о них снова, и я пообещал ему, что мы туда съездим. А когда мы по просьбе нескольких холатанских философов ползали по картам Земли, я показал ему их местоположение. Поэтому, если он смог достать современные карты, — Карлсбад не так уж далеко, и Сарис знает, что это неисследованный заповедник. Конечно, вполне возможно, пещеры могли к настоящему времени заселить, они могли исчезнуть или с ними сделали что-то еще, я не в курсе, но…

Валти проследил по карте за пальцем Лангли.

— Да… думаю, я слышал об этом месте, — сказал он слегка возбужденно. — Коррадовы пещеры… да, вот здесь. Это то место?

Чтобы сориентироваться, Лангли сверился по крупномасштабной карте.

— Думаю, да.

— А, ну тогда я действительно знаю. Это поместье министра Реналла, который устроил там что-то вроде парка, и большая часть владений содержится в диком состоянии. Время от времени Коррадовы пещеры показывают гостям, но я уверен, что глубоко в них никто никогда не забирается, и все остальное время они совершенно пусты. Блестящее предположение, капитан! Мои комплименты!

— Если дело не выгорит, — предупредил Лангли, — тогда я точно так же, как и вы, буду блуждать в потемках.

— Попробуем. Вознаграждение вы получите независимо ни от чего. — Валти отдал необходимые распоряжения по интеркому. — Отправляемся туда немедленно. Времени терять нельзя. Хотите стимулирующую таблетку? Берите. Она обеспечит вам бодрость и собранность на несколько часов, а это может понадобиться. Извините, но я должен уладить кое-какие детали.

Торговец вышел, и Лангли с Марин остались в одиночестве. Какое-то время она молча за ним наблюдала.

— Все в порядке, — сказал он. — Все в порядке, я сделал выбор. Я считаю, что Сообщество сумеет распорядиться этой силой лучше, чем кто-либо еще. Но, конечно же, ты — жительница Земли. Если не одобряешь — извини.

— Я не знаю. Одному брать все на себя — неимоверно тяжело. — Она покачала головой. — Я понимаю, что тебя к этому привело… прав ты или не прав — не мне судить. Но я с тобою, Эдви.

— Спасибо, — сказал он потрясенно и полюбопытствовал про себя: уж не влюбился ли он часом вопреки собственной воле? Неожиданно перед его глазами встала картина: он и она, вдвоем, заново начинают жизнь где-то там, за пределами этих небес.

Если, конечно, им удастся ускользнуть из Солнечной системы!

Глава 13

Было так приятно сменить пеструю пижаму на комбинезон космонавта, сапоги, шлем, оружие — до сих пор Лангли даже и не подозревал, что одежда может так много значить для мужчины. Но, шагая сквозь тьму необъятных пустот, чувствуя холод подземелий, вслушиваясь в насмешливые отзвуки эха, он снова познал, что такое беспомощность и неуверенность в себе, которые терзали его и прежде.

Гирлянды осветительных трубок тянулись на мили вдоль стен, но тайная экспедиция не рисковала ими воспользоваться. Они лишь могли служить указателями тех районов, где Сариса наверняка не было. Позади Лангли шагало с полдюжины мужчин, их лица призрачно высвечивались на темном фоне отраженными от стен лучами карманных фонариков. Все они были членами экипажа, и Лангли их не знал. Валти заявил, что он слишком стар и малодушен для того, чтобы лезть в пещеры, Марин хотела пойти, но ей этого не позволили.

Беспорядочная фантазия известковых отложений, огромные грубые сталагмиты и сталактиты выныривали из полумрака в свете бегающих лучей. Лангли подумал, что место не должно претерпеть значительных изменений. За пять тысяч лет медленно капающая и испаряющаяся холодная вода лишь немногое добавила бы то тут, то там, а Земля была старой и терпеливой. Он почувствовал, что само время лежит похороненным где-то здесь, под этими на мили расходящимися;в разные стороны подземными сводами.

Человек, который нес нейроискатель, поднял взгляд от прибора.

— Пока ни малейших признаков, — сказал он… Невольно он говорил приглушенным голосом, как если бы безмолвие давило на него тяжким грузом. — Как глубоко мы спустились? Длинные проходы и так много ответвлений… Даже если он здесь, мы можем никогда его не найти.

Лангли продолжал идти. Другого не оставалось. Он не думал, что Сарис заберется под землю глубже, чем это было необходимо. Нельзя сказать, что холатане страдали клаустрофобией, но это были создания, жизнь которых протекала на просторах, под открытым небом. Оставаться долго взаперти противоречило их инстинктам. Инопланетянин должен прятаться в месте, которое легко оборонять и где имеется по меньшей мере пара запасных выходов. Скажем, в небольшой пещере с двумя-тремя выходами, ведущими на поверхность. Но таких пещер здесь насчитывалось сотни, а никакой карты туннелей у преследователей не было.

Где-то им помогала логика. Сарис тоже не имел карты пещер. Как и они, он должен был проникнуть сюда через главный вход потому, что других путей просто не знал. Дальше ему следовало высмотреть себе помещение для жилья с источником воды и несколькими выходами. Лангли обернулся к человеку с поисковыми приборами.

— Нет ли тут где-нибудь поблизости озера или подземной реки? — спросил он.

— Да… вода вон в том направлении. Попробуем поискать там?

— Угу. — Лангли на ощупь двинулся к ближайшему туннелю и вскоре стукнулся коленом о каменный порог. Дальше проход быстро сужался, пока не пришлось уже ползти.

— Возможно, мы на правильном пути, — сказал он. С разных сторон отозвалось эхо. — Сарис может запросто здесь проскользнуть, ему ничего не стоит при желании передвигаться на четырех конечностях, а вот человеку здесь пробраться сложно.

— Подождите… вот, возьмите искатель, капитан, — сказал кто-то сзади. — Кажется, я что-то поймал, но все эти люди, что впереди меня, создают слишком большие помехи.

: Лангли извернулся и подхватил футляр с прибором. Он натравил его вперед, скосив глаза на светящуюся зеленым шкалу. Устройство было чувствительным к распространяющимся на небольшое расстояние сигналам, которые излучала нервная система, и… да, стрелка дрожала сильнее, чем должна бы!

Возбужденный, он пополз дальше, влажная неровная стена царапала спину. Одинокий луч фонарика белым лезвием рассекал кромешную тьму. Дыхание с громким хрипом вырывалось изо рта.

Неожиданно он достиг конца лаза и чуть было не свалился через край. Туннель, должно быть, обрывался на высоте нескольких футов — или ярдов — выше пола пещеры.

— Сарис! — позвал он. Издалека отозвалось эхо, пещера, видно, была большой. — Сарис Хронна! Ты здесь?

В сторону Лангли ударил выстрел из бластера. Он увидел ослепительную вспышку, лицо опалило жаром, а в глазах еще минуту плясали зайчики. Он выключил фонарик и спрыгнул вниз, от души надеясь, что до земли не так далеко. Он зацепился обо что-то ногой, зубы лязгнули от сокрушительного удара, и он оказался на невидимом полу.

Еще один бластерный луч полыхнул в сторону входа в туннель. Лангли почувствовал, как по ноге стекает липкая теплая кровь. Холатанин отлично знал, где находится отверстие, и мог просто поджарить людей выстрелами, которые рикошетировали от стенок прохода.

— Сарис! Это я, Эдвард Лангли, я твой друг!

— Друг… друг… друг… друг, — передразнило его эхо, отплясывая в бездонной тьме. Неподалеку о чем-то возмущенно бормотал холодный голос подземного ручья. Сошел ли беглец с ума от страха и одиночества или, поразмыслив, решил безжалостно убивать любого, кто здесь окажется, в обоих случаях Лангли понимал, с ним будет покончено. Жар энерголуча или неожиданное прикосновение сжимающихся на горле клыков станут его последними ощущениями в этой жизни. Нужно попробовать. Лангли распластался на каменном полу.

— Сарис! Я пришел, чтобы вызволить тебя отсюда! Я пришел, чтобы забрать тебя домой!

Из темноты пророкотал голос. Раскатистое эхо не позволило определить, откуда он исходит.

— Правда? Чего ты хочешь?

— Я договорился!.. Ты сможешь вернуться обратно на Холат!.. — Лангли выкрикивал слова по-английски. Это был единственный язык, которым владели оба; хсшатанская речь слишком отличалась от человеческой, и космонавт выучил лишь несколько фраз. — Мы — твои друзья, единственные друзья, которые у тебя есть.

— Вот как…

Лангли не смог различить никаких эмоций в интонациях Сариса. Ему казалось, что он буквально физически ощущает, как массивное тело существа крадется во тьме на полусогнутых лапах.

— Пожалуйста, опиши с-сложившуюся с-ситуацию с-с чес-стнос-стью.

Лангли в двух словах рассказал о том, что произошло. Камень под его животом был холодным и гладким. Он начал чихать, шмыгать носом и вспомнил старое определение: настоящее приключение — ситуация, когда кто-то другой попадает в передрягу за тысячу миль от того места, где находишься ты сам.

— Это единственный шанс для всех нас, — закончил он. — Если ты не согласишься, то останешься здесь до тех пор, пока тебя отсюда не выковыряют или пока ты не умрешь сам.

— Тебе я вер-рю, я знаю тебя, — прозвучало после некоторого молчания. — А не могут ли те, кто с-с тобой, с-случайно тебя обманывать?

— Я… что? Ах, ты подразумеваешь, что Сообщество, возможно, и из меня делает дурака? Да, т^кое возможно. Но я так не думаю.

— Я не желаю, чтобы меня р-разрезали на кус-сочки, — заявил беглец.

— Тебя не разрежут. Они хотят тебя исследовать, чтобы узнать, как ты делаешь то, что ты делаешь. Ты говорил, что ваши мыслители там, у вас дома, отлично знают, как все это происходит.

— Да. Ис-с общей анатомии моего мозга узнать ничего нельзя. Думаю, что машину, которую твои… др-рузья… хотят, можно пос-стр-роить пр-рос-сто. — Сарис замялся. — Очень хор-рошо, я должен попр-робовать независ-симо ни от чего. Пус-сть будет так. Можете вс-се войти.

Когда лучи света выхватили его фигуру, Сарис стоял, гордо распрямившись, с присущим его расе чувством собственного достоинства в окружении коробок с припасами, которые были его единственным источником питания. Он взял в свои ладони руки Лангли и ткнулся носом в щеку человека.

— Хор-рошо видеть я тебя с-снова, — сказал он.

— Прости… прости меня за то, что случилось, — ответил Дангли. — Я не знал…

— Не надо. Вс-селенная полна неожиданнос-стей. С-смогу ли я с-снова попас-сть домой, не играет р-роли.

Космонавты восприняли Сариса Хронну почти обыденно, они привыкли к встречам с внеземными существами. После того как Лангли забинтовали рану от ушиба, все вернулись обратно. Как только они оказались на борту, Валти поднял корабль, а затем стал совещаться с капитаном и его пассажиром.

— Испытываете ли вы в чем-нибудь потребность? — спросил он Сариса через американца.

— Да. Два витамина, котор-рых, судя по всему, не хватает на Земле. — Холатанин начертил схемы на листочке бумаги. — Это с-структурные фор-рмулы в с-символике Лангли.

Космонавт перерисовал их на современный лад, и Валти кивнул головой.

— Их будет нетрудно синтезировать. У меня в убежище есть молекулярный синтезатор. — Он потеребил свою бородку. — Сначала мы должны направиться туда, чтобы приготовиться к отбытию. У меня на тайной орбите есть крейсер, способный развить скорость света. Вас доставят на борт и отошлют на базу в системе 61 Лебедя. Это далеко за пределами сфер влияния Сола и Центавра. Там можно не спеша изучить ваши способности, а вы, капитан Лангли, получите свое вознаграждение.

И тут заговорил Сарис Хронна. Он поставил собственные условия, сказав, что согласен сотрудничать, если после этого его вернут на Холат в сопровождении команды инженеров и с соответствующей техникой. Его мир лежал слишком далеко, чтобы звезды этого региона могли ему угрожать напрямую, но вот случайная группа странствующих конкистадоров объявиться там могла, и от бомбардировок из космоса Холат не защищен. Этот пробел должен быть восполнен. Вооруженные спутники-роботы не остановят полностью экипированный флот вторжения — да и ничто не сможет его остановить, кроме, возможно, другого флота, — но они способны рассеять небольшие группы мародеров, а это единственное, чего действительно стоит опасаться Холату.

— Капитан, — поморщился Валти, — он понимает, во что обойдется столь дальнее путешествие? Он знает, сколько будет стоить монтаж таких станций? У него есть хоть капля сострадания к старому бедному человеку, который должен будет встать перед фактом, что баланс в его бухгалтерских книгах не сходится?

— Боюсь, что нет, — ответил ему Лангли с ухмылкой. — А… какие ему нужны гарантии, что мы выполним свою часть подобного соглашения?

— Он будет осуществлять контроль над разработкой нуллификатора — ну, этого прибора.

— Вы не сможете его создать без практического опыта и теоретических знаний Сариса, так что эту часть он предусмотрел. Когда он увидит, что проект близок к завершению, вы передадите ему готовые к старту корабли. Он хочет, чтобы на корабле, где полетит он сам, под его контролем заложили бомбу. До тех пор пока не будет сделано все, что требуется для Холата, на его борту будут оставаться женщины и дети. При малейших признаках вероломства он взорвет все к чертовой матери.

— Батюшки святы! — Валти страдальчески покачал головой. — Это же какой у него, сказал бы я, подозрительный и скверный характер. Думаю, достаточно разок посмотреть на мое честное лицо, чтобы… Ладно-ладно, пусть будет так. Но меня охватывает дрожь при мысли о том, какие расходы потерпит наша казна.

— Да за пару тысячелетий вы сможете окупить любые расходы. Забудьте о них. А сейчас, — куда мы направляемся в первую очередь?

— Мы содержим небольшое убежище в Гималаях: никаких излишеств — у нас непритязательные вкусы, — зато спрятано оно надежно. Я должен передать донесение своему начальству на Земле, получить их добро по поводу своего плана и приготовить документы для администрации на Лебеде. Это займет совсем немного времени.

Лангли отправился в корабельный лазарет. На его ноге зияла скверная глубокая рана, но лечение теперь превратилось в обычную рутину: зажим, удерживающий края тканей вместе, и укол искусственных энзимов, чтобы стимулировать регенерацию. Самые серьезные хирургические повреждения устранялись почти полностью и безболезненно в течение нескольких часов.

Он упомянул об этом, когда они с Валти сидели за ужином. Чтобы избежать возможного обнаружения перед тем, как вернуться на Землю, корабль двигался через космос по вытянутому эллипсу.

— У меня слегка расплывчатые представления о достигнутом цивилизацией прогрессе, — признался он. — Со стороны создается впечатление, что человеческий организм не претерпел никаких эволюционных усовершенствований; а потом я вижу, насколько вы продвинулись в медицине, и начинаю прикидывать, как огромны, должно быть, изменения к лучшему в результате нововведений в области техники, сельского хозяйства. Возможно, я просто нетерпелив; возможно, если человеку дать еще несколько тысячелетий, он сделает что-нибудь и с собой, поменяет собственный разум с животного на по-настоящему человеческий.

Валти шумно прихлебнул пиво.

— Не моту разделить ваш оптимизм, мой друг, — ответил торговец. — Я родился более шестисот лет назад, помотавшись во времени и пространстве, я насмотрелся на ход истории самых разных народов, и мне кажется, что любая цивилизация — межзвездная или планетарная — подчиняется закону отмирания. Какими бы умными мы ни стали, мы никогда не создадим и не вырастим что-то из ничего, никогда не сделаем так, чтобы тепло само по себе передавалось от более холодного тела к более теплому. Существуют ограничения, установленные законами природы. Чем больше становятся здания и корабли, тем больше места занимают в них коридоры, и, наконец, наступает предел. Нельзя сделать человека бессмертным: даже если бы биохимия и позволила это осуществить, все равно в черепной коробке столько места и столько нервных клеток, что количество информации, которую туда можно поместить, достаточно ограниченно. Тогда почему же должна существовать бессмертная цивилизация, охватывающая всю Вселенную?

— И поэтому всегда будет место взлетам, распаду и падениям — всегда будут войны и страдания?

— Либо это, либо что-то продетого, к чему стремится «Технон», — смерть под личиной механический пародии на жизнь. Мне думается, вы смотрите на все под неверным углом. Не являются ли сами эта изменения, это мучительное падание навстречу роковому концу собственно жизнью? В космосе существуют взаимосвязи, которые важнее любой планеты, любой отдельно взятой расы. Я думаю, жизнь возникла из-за того, что Вселенная в ней нуждается, точно так же, как она просто нуждается в тех свойствах, которые заставляют испытывать боль живое существо. Нет…. я не верю в Отца-спасителя. Органическая жизнь является единственным носителем сознания. И тем не менее неживая Вселенная породила жизнь во всем ее многообразии, ибо это был необходимый шанс в эволюции от огромного газового облака до звенящей пустоты вакуума. — Валет вытер нос и хихикнул. — Прошу прощения. На старости лет я стал слишком многословен. Но если бы вы всю свою жизнь провели в путешествиях на световые годы, то убедились бы в существовании там кое-чего такого, что невозможно втиснуть в рамки простой физической теории. Думаю, что Сообщество будет жить и дальше благодаря своей разбросанности во времени и пространстве. Но только оно одно, да и то не бесконечно.

Он встал из-за стола:

— Извините. Мы скоро приземлимся.

Лангли нашел Марин в салоне в центральной части корабля. Он присел рядом и взял ее за руку.

— Теперь уже скоро, — сказал он. — Я думаю, мы поступили правильно, забрав Сариса оттуда, где его способности привели бы только к разрушениям. Для Сола так тоже будет лучше. Ну а теперь мы идем собственной дорогой.

— Да. — Она смотрела на него. Лицо ее побелело и выражало напряжение.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Лангли. — Ты себя неважно чувствуешь?

— Я… я не знаю, Эдви. Все кажется таким странным, будто происходит во сне. — Она уставилась перед собой туманным взглядом. — Это не сон? Может быть, я просто где-то сплю, а…

— Нет. Какие сложности? Ты не могла бы мне рассказать?

Она покачала головой:

— Такое ощущение, словно в моей голове есть кто-то еще, сидит и ждет. Это появилось так неожиданно. Наверно, я перенапряглась. Со мной все будет в порядке.

Лангли нахмурился. Его снедала тревога. Если она заболеет…

Но почему для него это так важно? Влюбился? Это было совсем не сложно. Марин была смелой, умной, обладала чувством юмора, даже если не принимать во внимание взгляды, которыми она его одаривала. Он вполне мог себе представить, как они проведут жизнь в мире и согласии.

Пегги, Джим, Боб… Нет, не хватало, чтобы еще и она? Только не это!

Последовал легкий неприятный толчок, и гул двигателей стих. В дверь просунулась усатая морда Сариса Хронны.

— Нас-с прис-семлили, — сообщил он. — Выходите.

Корабль лежал, будто в люльке, в ярко освещенной пещере.

За ним виднелись бетонные ворота, должно быть, выходящие на склон горы. Это были высокогорные дикие места, здесь, на «Крыше мира», возможно, еще сохранились снежные поля и ледники. Холодные, ветреные, пустынные — места, где человек мог скрываться годами.

— У нас здесь есть чем обороняться? — спросил Лангли у Валти, пока они огибали корпус космолета.

— Нет. С какой стати? Лишний металл, который только поможет обнаружить объект сверху. По сути дела, здесь все, что только можно, сделано из пластика и камня. Я — мирный человек, капитан. Я больше полагаюсь на извилины собственного мозга, чем на оружие. Вот уже пять десятков лет никто не подозревает о существовании этой берлоги.

Они вошли в зал, где имелось несколько дверей. Лангли заметил что-то вроде радиорубки, используемой, видимо, только в экстренных случаях. Люди Валти разбрелись по своим помещениям. Говорили они мало. Лангли показалось, что они помрачнели после того, как лениво перебросились между собой парой слов, но в целом они выглядели вполне спокойными. Да и почему бы нет? Теперь они были в безопасности. Вылазка завершилась.

Марин дернулась, и ее глаза расширились.

— В чем дело? — хрипло спросил Лангли надтреснутым голосом.

— Я… я не знаю. — Она едва сдерживала слезы. — Такое странное чувство…

Лангли увидел, как глаза девушки закатились, а сама она двигалась словно сомнамбула.

— Валти! Что с ней?

— Боюсь, что не знаю, капитан. Возможно, всего лишь реакция на события. Время испытаний для личности, не привыкшей к конфликтам и неопределенности. Давайте уложим ее в постель, а я пришлю корабельного врача, чтобы он на нее глянул.

Врач-офицер пришел в замешательство.

— Психиатрия — вне моей компетенции, — объяснил он. — У персонала Сообщества редко возникают проблемы с головой, поэтому среди нас нет хороших психиатров. Я дал ей успокоительное. Если завтра ей не станет лучше, можно вызвать специалиста. — Доктор грустно улыбнулся. — Слишком много знаний. Чертовски много знаний. Просто невозможно удержать все в одной голове. Я могу исправить сломанную кость или вылечить заразную болезнь, но когда что-то не в порядке с мозгом, все, что я могу сделать, так это пробормотать несколько полузабытых профессиональных терминов.

Победа ускользала от Лангли буквально между пальцами.

— Пойдемте, капитан, — позвал Валти, — давайте займемся витаминами для Сариса Хронны, а после этого вы, возможно, и сами примете снотворное. Через двадцать четыре часа вы будете за пределами Солнечной системы. Подумайте об этом.

Они работали в лаборатории, когда Сарис вдруг замер.

— Она вс-стает, — сказал он. — Она ходит р-рядом, и ее р-разум чувс-ствует очень с-странно.

Лангли выбежал в коридор. Марин стояла, глядя на него, ее глаза постепенно прояснялись.

— Где я? — тихо спросила она.

— Пойдем, — ответил он. — Я уложу тебя снова в постель.

— Я чувствую себя лучше, — обратилась она к Лангли. — У меня в голове что-то сжалось, все потемнело, а теперь я стою здесь, но я снова чувствую себя самой собой.

Стакан с лекарством стоял нетронутым рядом с кроватью.

— Выпей вот это, — сказал Лангли. Улыбнувшись в ответ, она подчинилась ему и заснула. Он переборол огромное желание поцеловать ее.

Вернувшись, он застал Сариса в тот момент, когда холатанин прятал пузырек с таблетками в мешочек, который висел у него на шее. Валти отправился заниматься своими бумагами, и они остались вдвоем, наедине с аппаратурой.

— Я чувс-ствовал, как ее р-разум очищалс-ся, пр-рямо когда я… с-слушал, — сказал Сарис. — У вашей р-расы час-сто такой недос-статок?

— Сколько угодно, — ответил Лангли. — Шарики заходят за ролики. Боюсь, что нас спроектировали не так тщательно, как ваш народ.

— Вы можете с-стать такими. Мы убиваем с-слабых молодыми.

— Моя раса время от времени занималась подобными вещами, но обычай надолго не приживался. Похоже, что-то в нашей натуре не позволяет нам этого делать.

— И в то же вр-ремя вы с-способны уничтожить целый мир-р р-ради с-собс-ственных амбиций. Мне никогда не с-смочь вас-с понять.

Сомневаюсь, что мы сами когда-нибудь себя поймем. — Лангли в раздумье потер шею. — Может, так происходит из-за того что мы не телепаты, что каждый из нас изолирован от остальных, каждый индивидуум развивается своим собственным путем? Ваш народ сопереживает на уровне эмоций; фримане, я читал, обмениваются мыслями напрямую. В подобных случаях индивидуум по-своему подконтролен всей расе. А вот у людей каждый всегда одинок, нам приходится искать собственные разделенные между собой пути, и мы вырастаем далекими друг от друга.

— Так может ес-сть. Я пор-ражен от того, что узнал, как вы р-разбр-рос-саны. Иногда я думаю, что ваш нар-род ес-сть гор-ре и надежда Вс-селенной.

Лангли зевнул. Теперь, когда действие стимулирующих лекарств кончилось, он буквально валился от усталости.

— Ну и черт с ним. Для меня самое важное, хоть ненадолго, придавить подушку.

Через несколько часов его разбудил грохот взрыва. А когда он присел, то услышал стрельбу бластеров.

Глава 14

Еще один взрыв сотряс стены и отдался у Лангли в теле. Кто-то орал, еще кто-то изрыгал проклятия, был слышен топот бегущих по коридору ног. Пока он натягивал одежду и доставал собственный бластер, к горлу подкатила тошнота. Где-то они промахнулись, каким-то образом восставших пешек разбили, а игра продолжалась дальше.

Он прижался к архаичной, с обычными ручками двери своей комнаты и приоткрыл ее. Пахнуло горелым мясом. Два одетых в серое тела растянулись в проходе, но сражение проносилось уже дальше. Лангли скользнул в коридор.

Впереди и выше раздался шум со стороны зала для собраний. Он побежал в том направлении с отчасти бессмысленным намерением напасть на атакующих с тыла. Холодный ветер разгонял дым, и Лангли сделал несколько вдохов подряд. Краешком сознания он сообразил, что взорваны входные ворота и внутрь помещения врывается разреженный горный воздух.

Теперь — двери! Стиснув триггер бластера, он выстрелил в дверной проем. Отдачи не было, но луч прошипел вдалеке от спины, в которую он метил. Он не знал, как целиться из современного оружия, как перехитрить современного человека, как вообще что-либо делается в этом мире. Понимание правил, по которым здесь играют, пришло в тот момент, когда рядом кто-то, крутанувшись на пятке, второй ногой профессионально ударил Лангли по руке. Выбитый из нее бластер клацнул об пол, и космонавт уставился в дула дюжины нацеленных на него в упор стволов.

Команда Валти собралась вокруг Сариса Хронны. Они стояли нахмурившись, с поднятыми над головой руками. Не сумев выдержать натиск штурмующих, теперь они сдавались.

Холатанин припал на все лапы, желтые глаза его злобно сверкали.

Браннох ду Кромбар издал гомерический хохот.

— А вот и вы! — выкрикнул он. — Поздравляю, капитан Лангли!

Торианин возвышался над тесно сгрудившейся полусотней своих людей. Иссеченное шрамами лицо источало буйную радость.

Заходите, капитан, повеселимся вместе.

Сарис!.. — простонал американец.

— Пожалуй, — Браннох локтями проложил себе путь к Лангли, — вы не можете отказать мне кое в каком интеллекте. Несколько дней назад я изготовил для половины своих людей чисто механическое оружие — ударный капсюль из гремучей ртути вызывает химическую реакцию взрыва, — из него чертовски трудно попасть туда, куда надо, но в закрытом помещении мы можем вас буквально нашпиговать свинцом, а ваш друг будет бессилен остановить нас.

— Понятно. — Лангли почувствовал, что внутренне готов сдаться, он начинал терять всякую надежду. — Но как вы нас отыскали?

В зал вошла Марин. Встав у дверного прохода, она смотрела на них с застывшим словно маска выражением лица, выражением рабыни.

Браннох ткнул пальцем в ее сторону.

— Конечно, через девчонку, — объяснил он. — Она нам все рассказала.

Ее человеческое самообладание мгновенно улетучилось.

— Нет! — в отчаянии вскрикнула она. — Я никогда…

— Не сознательно, дорогуша, — прервал ее Браннох. — Но во время последней хирургической операции кодирующая машина вложила в тебя постгипнотическую команду. Очень мощную — приказ, который не в твоих силах нарушить. Как только Сариса нашли, ты должна была уведомить меня об обстоятельствах при первой же возможности. Что, я вижу, ты и сделала.

Марин смотрела на него с немым ужасом. Голова Лангли раскалывалась от грохота.

Как бы издалека он различал рокот центаврийца:

— Капитан, это вы тоже должны знать. Это я захватил ваших друзей. Они не смогли мне ничего поведать и вопреки моему желанию… скончались. Мне очень жаль.

Лангли отвернулся от него, Марин расплакалась.

Валти прочистил горло.

— Отличный маневр, милорд. Отлично исполненный. Но тут такое дело — среди моих людей есть потери. Боюсь, Сообщество не может допустить подобного. Вы должны возместить причиненный ущерб.

— Включая, вне всякого сомнения, Сариса Хронну? — Браннох угрожающе усмехнулся.

— Конечно. И репарации за смертоубийства согласно тарифам, установленным в Договоре. В противном случае Сообщество будет вынуждено применить к вашей системе санкции.

— Прекратите торговлю? — фыркнул Браннох. — Мы обойдемся и без ваших грузов. И только попробуйте применить вооруженные силы!

— О нет, милорд, — мягко возразил Валти. — Мы гуманные люди. Но наша доля в экономической жизни каждой планеты, где есть наша контора, действительно велика. Инвестиции, местные компании, которыми мы владеем… в случае необходимости мы можем привести вашу экономику в весьма плачевное состояние. Она не столь крепка, как экономика Солнечной системы, вы же понимаете. Сомневаюсь, что ваши люди будут рады… ну, скажем… обвальной инфляции, когда мы выбросим на рынок несколько тонн празеодима — вашей валюты, за чем последует депрессия и безработица — несколько ключевых корпораций отойдут от дел.

— Я понял, — сказал Браннох непоколебимо. — Я не хотел применять к вам насилие в большей степени, чем это было необходимо, но вы меня к этому вынуждаете. Что, если весь ваш здешний персонал исчезнет без следа? Надо бы это обмозговать. Мне будет не хватать вас как партнера по играм.

— Я уже отправил донесения своему начальству, милорд, и лишь ожидал последних указаний. Им известно, где я нахожусь.

— Но известно ли им, кто на вас напал? Можно устроить так, что обвинение падет на Чантавара. Да. Отличная идея.

Браннох снова повернулся к Лангли. Он был вынужден сильно сжать плечо космонавта, чтобы привлечь его внимание.

— Взгляните сюда, — попросил центавриец, — этот ваш зверюга знает какой-нибудь современный язык?

— Нет, — ответил Лангли, — и если вы думаете, что я собираюсь стать вашим переводчиком, поищите кого-нибудь другого.

Массивные черты лица болезненно скривились.

— Капитан, мне хотелось бы, чтобы вы перестали считать меня извергом. Я выполняю свой долг. Я не держу на вас никакой обиды за то, что вы пытались от меня улизнуть, — если вы согласитесь сотрудничать, мои предложения останутся в силе. Если нет, я буду вынужден вас казнить, и вы ничего не выиграете. В любом случае мы обучим Сариса языку и заставим его работать. Все, что вы можете, так это лишь слегка нас задержать. — Он сделал паузу. — Однако предупреждаю. Если вы попытаетесь саботировать проект, когда работы уже начнутся, наказание будет жестоким.

— Тогда вперед, — сказал Лангли. Ему было все равно, теперь уже все равно. — Что вы хотите ему сказать?

— Мы хотим забрать его на Тор, где он поможет нам построить нейтрализатор. Если в его работе что-либо будет не так, сам он умрет, а его планету разбомбят корабли-автоматы. Пусть им придется лететь тысячу лет, но они будут посланы. С другой стороны, если он нам поможет, то его отправят домой. — Браннох пожал плечами. — Какая ему разница, кто из нас победит? Ведь мы все принадлежим к другой расе.

Лангли почти слово в слово перевел на английский слова Бранноха.

С минуту Сарис постоял молча, а затем спросил:

— В тебе ес-сть печаль, мой др-руг?

— Да, — ответил Лангли. — Похоже на то. Что ты собираешься делать?

Холатанин выглядел задумчивым.

— Тр-рудно с-сказать. У меня мало выбор-ров с-сейчас. Хотя из того, что я знаю о с-сегодняшней Вс-селенной, это не ес-сть с-самое лучшее — помогать С-солу или Ц-центавру.

— Браннох по-своему прав, — сказал Лангли. — Мы совсем иная раса. И если не учитывать чуть более выгрдное предложение Сообщества, наши дела вашего народа не касаются.

— Но они кас-саются. Непр-равильность в жизни, в каком бы мес-сте кос-смоса она ни была, — это непр-равильность! Ес-сть, напр-ример, шанс-с, что кто-то однажды найдет с- спос-соб пер-редвигаться быс-стрее с-света. Тогда одна р-раса на непр-равильном пути ес-сть общая угр-роза. В том чис-сле и для с-себя, ибо др-ругие с-сердитые планеты могут объединиться, чтобы уничтожить ее.

Ладно… можем ли мы сейчас кроме попытки покончить жизнь самоубийством в порыве благородного, но бесполезного героизма предпринять что-либо еще?

— Нет. Я не вижу никакого выхода. Это не значит, что он не с-сущес-ствует. С-сейчас-с лучше вс-сего идти туда, куда подс-сказывает чутье, а по дор-роге вынюхивать новую тр-ропу.

Лангли безразлично кивнул. Он слишком устал от всех этих гнусностей, и ему стало все равно. Ну и пусть победят центаврийцы. Остальные не лучше.

— О'кей, Браннох, — сказал он. — Мы сыграем за вашу команду.

— Великолепно! — Гигант чуть ли не трясся от переполнявших его чувств.

— Вы, конечно, сознаете, — вмешался Валти, — что это означает войну?

— А что же еще? — искренне удивился Браннох.

— Войну, которая, будь то с нейтрализатором или без, может привести к краху обе цивилизации. Как вам понравится картина, если, скажем, обитатели Проциона прилетают осваивать радиоактивные руины Тора?

— Вся наша жизнь — игра, — ответил Браннох. — Но если вы не зальете свинец в кости и не подтасуете свои карты, — а я преотлично знаю, что вы тут тоже грешны, — тогда только и остается, что смотреть на картинки. До сих пор существовало редкостное равновесие сил. Теперь у нас будет нейтрализатор. Если его использовать с умом, чаша весов может отклониться очень сильно. Оружие отнюдь не абсолютное, но зато какие перспективы!

Он закинул назад голову в беззвучном хохоте.

— Ну хорошо, — сказал он отсмеявшись. — У меня тут, в Африке, есть небольшая берлога. Для начала мы отправимся туда и уладим кое-какие дела. Помимо всего прочего, соорудим прелестную синтетическую куклу — тело Сариса, которая кое в чем убедит Чантавара, когда он ее найдет. Я не могу прямо сразу покинуть Землю, иначе он заподозрит слишком многое. Я должен высунуться ровно настолько, чтобы меня объявили персоной нон грата и с позором выдворили с Земли… чтобы вернуться с флотом за спиной!

Лангли обнаружил, что его куда-то оттеснили по склону горы, под ногами поскрипывал снег, а темный небосвод был усеян звездами. Изо рта вырывался парок, воздух был холодным и разреженным, и его зазнобило. Сбоку, как бы в поисках тепла, прижалась Марин, но Лангли сделал шаг в сторону.

Инструмент!

Нет… нет, не надо, он к ней несправедлив… или? В момент предательства у нее ситуация была гораздо хуже, чем у человека, которому между лопаток приставили пистолет. Но пока смотреть на нее честным взглядом он еще не мог.

Космолет завис прямо над землей. Лангли поднялся вдоль пандуса, в салоне отыскал себе кресло и постарался ни о чем не думать. Марин бросила в его сторону полный боли взгляд и села в стороне. Пара вооруженных охранников — невозмутимые блондины, должно быть, коренные ториане — расположились у дверей. Сариса увели куда-то еще. Холатанин не был совсем беспомощным, но в данной ситуации единственное, что он мог предпринять, так это покончить жизнь самоубийством, устроив крушение корабля. И было похоже, что Браннох не прочь испытать судьбу.

Горы остались позади, за кормой, ненадолго возник свистящий звук рассекаемого воздуха, и вот они уже за пределами атмосферы — огибают планету в сторону Центральной Африки.

Лангли размышлял по поводу того, что же выпадет на его долю в оставшейся жизни. Возможно, Браннох и определит его на какую-то планету земного типа — как обещал, — но она все равно будет в пределах досягаемости и Солнечной, и Центаврийской систем. Вероятность завоевания всегда будет довлеть над этим миром, а это не совсем то, о чем ему мечталось. Ладно…

Сам он войны не увидит, но в течение всей оставшейся жизни ему будут сниться кошмары, в которых разверзшиеся небеса сжигают, сдирают кожу и спекают с землей миллиарды человеческих существ. Ну а с другой стороны, что он мог еще сделать? Он старался, не получилось… неужели не достаточно?

«Нет», — отозвался внутри голос предка из Новой Англии.

«Но я не просил о подобном бремени».

«Ни один человек не просит о том, чтобы его родили, но бремя жизни приходится нести каждому».

«Я же тебе говорю, я пытался!»

«До конца ли? Ты всегда будешь мучиться этим вопросом».

«Что я могу?»

«Если можешь — не сдавайся».

Время шло своим чередом. И с каждой минутой ближе к смерти, утомленно думал Лангли. Африка сейчас была на дневной стороне, но, несмотря ни на что, корабль Бранноха пошел вниз. Лангли еще подумал, что сверху должно быть прикрытие: ложные радиоопознавательные знаки для патрульных флаеров или что-то в этом роде. На обзорном экране показалась широкая река, скорее всего Конго. Ровные плантации простирались правильными квадратами от горизонта до горизонта, то там, то здесь были видны города средних размеров. Ни на что не обращая внимания, корабль прошел на бреющем полете до скопления куполообразных зданий.

— Ага! — воскликнул Валти. — Контора управления плантациями. Абсолютно правдоподобно, ну, тут я и не сомневался. Зато под землей, хм-м-м…

Кусок пыльной земли открыл металлические губы, и корабль опустился в ангар. Лангли вышел вслед за остальными и проследовал через анфиладу комнат. В конце пути открылся большой зал, наполненный оргтехникой для офиса, а в углу стояла цистерна.

При виде ее в глазах у капитана зажегся легкий интерес. Штуковина была весьма внушительной — стальной короб двадцать на пятьдесят футов — плюс вспомогательные устройства: емкости для газа, насосы, двигатели, измерители. Все это подвешено на антигравитационной индивидуальной подушке, а показания приборов о давлении внутри и снаружи… Да, лихо! Так, лихие штучки… силовые поля, или просто современная металлургия? Само по себе устройство огромное, по всей видимости, самодвижущееся… и как будто живет само по себе.

Браннох, опередив сопровождающих, весело взмахнул рукой в сторону сооружения. Триумф поверг его в почти мальчишеское самодовольство.

— Эй вы, Фримки, вот мы и здесь! — проорал он. — Полна коробочка! Мы взяли их всех!

Глава 15

— Да, — ответил ровный, бесстрастный механический голос. — А теперь — вы уверены, что нам не рсставили никаких ловушек, что вас не выследили, что все в порядке?

— Конечно! — Веселье Бранноха сразу же исчезло, как по мановению волшебной палочки, и он замкнулся. — Если только никто не видел, как вы прилетели сюда на своей цистерне.

— Никто не видел. Но по прибытии мы провели инспекцию. Небрежность управляющего плантациями — а значит, ваша — просто вопиюща. На прошлой неделе он купил двух новых полевых работников и пренебрег их кодированием против того, чтобы они что-либо запомнили о нас и нашей деятельности.

— Ох, ладно вам, это рабы для плантаций! Да они никогда не увидят поместье.

— Вероятность мала, но она существует, и от нее можно и нужно защититься. Ошибка была исправлена, но вы прикажете подвергнуть управляющего пятиминутному нейрошоку.

— Послушайте-ка… — оскалился Браннох. — Мьюджейра состоит на моем содержании вот уже пять лет и служит мне верой и правдой. Достаточно будет выговора. Я не должен…

— Вы должны.

Еще мгновение здоровяк постоял ощетинившись, как перед врагом. Затем как будто что-то внутри его сломалось, он пожал плечами и улыбнулся с оттенком горечи:

— Очень хорошо. Как скажете. Нечего делать из мухи слона — у нас и без того дел хватает.

Лангли почувствовал, что его сознание вновь пробудилось. Но он по-прежнему ощущал опустошенность, в нем не было никаких чувств, зато он мог думать, и мысли его были не из приятных. Валти намекал на положение вещей. Эти вымогатели в их пышном мусорном баке не просто маленькие помощники Бранноха. Вот кто настоящий босс. Тихой сапой, по-своему они здесь правят бал.

Но что они хотят отсюда извлечь? Почему их это волнует? Что они могут приобрести, заварив кашу войны? Ториане смогут использовать большее количество земли, но планеты земного типа бесполезны для тех, кто дышит водородом.

— Встань поближе, пришелец, — произнес механический голос. — Дай нам разглядеть тебя получше.

Под дулами ружей Сарис скользнул вперед. Его поджарое рыжеватое тело распласталось низко над полом и было неподвижным — за исключением нетерпеливо гуляющего кончика хвоста. Сарис наблюдал за цистерной холодным взглядом.

— Да, — сказали фримане после долгого молчания. — Да, в нем что-то есть… Мы никогда раньше не ощущали подобные жизненные потоки ни в одной из сотни известных рас. Он вполне может быть опасен.

— Он будет полезен, — возразил Браннох.

— Если его эффект можно воспроизвести с помощью механизма, милорд, — вмешался Валти самым масленым голосом. — Вы так уверены, что это возможно? Не может ли так случиться, что только живая нервная система его типа способна генерировать… или управлять этим полем? А ведь управлять сложнее всего, вы же знаете. Возможно, потребуется что-то такое же сложное, как и настоящий мозг, но ни одна из известных наук до сих пор не воспроизвела его искусственно.

— Тут следует проверить, — проворчал Браннох. — Это дело ученых.

— А если ваши ученые потерпят неудачу? Вам случайно не приходило такое в голову? Тогда вы ускорили начало войны, не имея преимущества, на которое надеялись. Силы Солнечной системы больше и лучше организованы, чем ваши, милорд. Они могут одержать абсолютную победу.

Лангли невольно восхитился твердостью Бранноха перед лицом проблемы, которая до этого для него не существовала. Торианин постоял некоторое время, глядя себе под ноги и то сцепляя, то разъединяя пальцы.

— Не знаю, — наконец произнес он спокойно. — Сам я не ученый. Как с этим делом, Фримка? Считаешь ли ты, что это выполнимо?

— Мы рассмотрели вероятность того, что задача окажется невыполнимой, — ответила цистерна. — Такая вероятность существует.

— Что ж… тогда, может быть, лучше всего его дезинтегрировать? Мы можем заиграться — я не в силах дурачить Чантавара слишком долго. Возможно, стоит переждать, позаниматься производством обычного оружия еще несколько лет…

— Нет, — ответили чудовища. — Были взвешены все факторы. С нейтрализатором или без такового, но оптимальная дата для начала войны наступит очень скоро.

— Вы уверены?

— Не задавайте лишних вопросов. Вы потеряли бы недели, пытаясь разобраться в деталях проведенного нами анализа. Действуйте, как планировали.

— Что ж… хорошо!

Как только решение для него было принято, Браннох развил бурную деятельность, отчасти, похоже, для того, чтобы убежать от неприятных мыслей. Он прорычал приказы, и пленников сопроводили в блок с камерами. Лангли мельком взглянул на проходящую мимо Марин, после чего их с Сарисом впихнули в маленькую комнату. Позади с лязгом захлопнулась решетчатая дверь, и два торианина с оружием наготове заняли пост снаружи.

Маленькая комната без окон была почти пустой — сантехника, пара коек и ничего больше. Лангли присел и устало улыбнулся Сарису, который свернулся у его ног:

— Это напоминает мне, как в свое время полицейские перебрасывали подозреваемого из одной тюрьмы в другую, опережая, таким образом, на один шаг либо его адвоката, либо постановление об освобождении из-под стражи.

Холатанин не стал просить объяснений. Лежа на полу, он выглядел на удивление расслабившимся. По прошествии некоторого времени Лангли продолжил:

— Интересно, почему они сунули нас в одну комнату.

— Потому что мы с-сможем говор-рить.

— О-о… ты чувствуешь, что в стенах есть микрофоны и магнитофоны? Но ведь мы говорим по-английски.

— Нес-сомненно они… у них ес-сть пер-реводящие ус-стройс-ства. Наши обс-суждения запис-сываются и, возможно, завтр-ра пер-реводятся.

— Хм-м, да-а… Ладно, все равно нет ничего такого важного, о чем мы могли бы поговорить. Давай-ка лучше вспомним, что мы слышали об облике центаврийцев, их наследии, морали.

— О, но у нас-с ес-сть много что обс-судить, мой др-руг, — возразил Сарис. — Я ос-становлю магнитофон, когда мы будем говор-рить на такие темы.

Лангли рассмеялся, издав короткие лающие звуки.

— Что ж, годится! А эти птички, что по ту сторону дверей, по-английски не чирикают.

— Я хочу иметь с-свои мыс-ели в пор-рядке, — сказал холатанин. — А ты пока пос-смотр-ришь, как их пр-ревратить в с-слова. Ос-собенно важно знать, какие мотивы у фр-ри- ман.

— Вот как? А я-то думал, тебя больше волнует, что дальше будет с тобой. Они говорили о том, чтобы в случае, если у тебя ничего не выйдет, убить тебя.

— Это не так жизненно важно, как ты думаешь. — Сарис прикрыл глаза.

Лангли изумленно уставился на него в ответ. Нет, ему никогда не понять этот критический ум. Отблеск надежды слегка удивил его; он подавил неожиданное чувство и шагнул к двери.

Один из охранников нервно повел оружием. Оно имело нестандартный вид — видимо, гладкоствольное, разработано и изготовлено для данного конкретного случая, но от этого не менее опасное.

— Полегче, сынок, — сказал Лангли. — Я не кусаюсь… часто.

— У нас есть жесткий приказ, — ответил торианин. Он был молод, слегка испуган, и это делало его акцент еще сильнее. — Если вообще что-то пойдет не так, по вашей вине или нет, вы оба будете пристрелены. Запомните это.

— И никаких шансов, а? Что ж, поступайте, как знаете. — Лангли прислонился к решетке. Было несложно вести себя по-компанейски и непринужденно — теперь уже несложно, теперь, когда это ничего не значило. — Мне просто стало интересно, ребята, вот вы сами, что вы от этого получите?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, я так полагаю, вы прибыли сюда вместе с дипломатической миссией, может быть, с более поздней партией. Когда вы попали на Землю?

— Три года назад, — ответил второй охранник. — Обычно межпланетная служба длится четыре года.

— Но это не считая времени на перелет, — подчеркнул Лангли. — С дорогой обратно получается около тринадцати лет. Ваши родители состарились или умерли; ваши девушки вышли замуж за кого-то другого. Там, откуда я пришел, этот срок сочли бы долгим.

— Заткнись! — Ответ прозвучал слишком грубо и немного поспешно.

— Я не подстрекаю вас к мятежу, — мягко успокоил Лангли. — Просто интересуюсь. Предположим, вам очень хорошо платят в качестве, э-э, компенсации?

— За межпланетную службу платят премиальные, — ответил первый охранник.

— Большие?

— Ну…

— Приблизительно так я и думал. Не так чтобы очень. Парни улетают на пару десятков лет. Чтобы свести концы с концами, старики закладывают ферму. Когда парни возвращается, денег, чтобы вылезти из долгов, у них явно не хватает, и они проводят остаток своей жизни, работая на кого-то другого — какого-нибудь банкира, который оказался достаточно ловким, чтобы остаться дома. Богатые становятся еще богаче, бедные — еще беднее. На Земле все это уже было семь тысяч лет назад. Место называлось Рим.

Тяжелые, взмокшие от пота лица — лица флегматичных, туго соображающих, упрямых фермеров — сморщились в поисках соответствующих слов, чтобы дать достойную отповедь, но слов не нашлось.

— Сожалею, — сказал Лангли. — Я вовсе не хотел вас уколоть. Понимаете, я просто любопытный. Похоже, что Центавр скоро будет играть первую скрипку в этой части Галактики, поэтому я должен знать о вас побольше, ведь так? Полагаю, что вы лично рассчитываете на приличный участок земли в Солнечной системе. Но почему вас поддерживает Фрим?

— Фрим является частью Лиги, — заявил один из парней. От Лангли не ускользнула нотка неприязни в голосе солдата. — Они выступают на нашей стороне… просто они обязаны сделать это.

— Но у них есть право голоса, не так ли? Они могут выступить против подобного приключения. Или им пообещали отдать для колонизации Юпитер?

— Они там не смогут жить, — сообщил охранник. — Какая-то разница в атмосфере, по-моему, недостаточно аммиака. В этой системе они не смогут использовать ни одной планеты.

— Тогда почему они заинтересованы в захвате Солнечной системы? Почему они вас поддерживают? Сол никогда не причинял им вреда, а вот Тор совсем недавно вел с ними войну.

— Их разбили, — сказал охранник.

— К чертям все собачьим, а не разбили, сынок. Невозможно разбить планету с единым населением и размерами большими, чем все остальные планеты в системе, вместе взятые. Война закончилась вничью, и ты это знаешь. Готов поспорить, что самое большее, чего способны добиться вместе Земля и Тор, так это установить вокруг Фрима охрану и держать аборигенов внизу, там, откуда они родом. В одиночку же Тор может только идти на компромиссы и при этом держаться за короткий конец палки. Фримане уже выиграли себе очко, вы знаете, на планетах Проксимы нет ни одной человеческой колонии. Поэтому мне по-прежнему интересно, что же такое фримане получат от этого дела?

— Я больше не желаю об этом говорить! — сердито сказал охранник. — Возвращайтесь на место.

Лангли постоял некоторое время, оценивая обстановку. Кроме этих двоих больше солдат в блоке не было. Дверь была закрыта на электронный замок, и Сарис смог бы ее открыть одним усилием воли. Но юноши были доведены почти до состояния истерики, и при первых же признаках чего-то непредвиденного открыли бы по пленникам огонь. Было похоже, что сбежать им отсюда не удастся.

Лангли обернулся к Сарису:

— Ну что, распутал свои мысли?

— Немного. — Холатанин бросил на него сонный взгляд. — Ты можешь быть поражен тем, что я скажу.

— Валяй.

— Я не могу читать в человечес-ском мозгу нас-стоящие мыс-сли, я только ощущаю их прис-сутствие и эмоциональное с-сос-стояние. Ес-сли бы у меня было вр-ремя, я бы знал больше, но у меня не было дос-статочно вр-ремени даже с-с тобой. А вот фр-римане изучают твою р-расу уже очень долго.

— То есть они могут читать наши мысли? Хм-м… клянусь, что Чантавару это не известно! Тогда, полагаю, инспекция, о которой они здесь упоминали, была проведена через мозг управляющего… Но ты уверен в этом?

— Да. Это ес-сть точно. Давай я тебе объяс-сню.

Объяснение было коротким и по делу. Любая живая нервная система излучает энергию строго определенных видов. Существуют электрические импульсы, которые были обнаружены у человека с помощью энцефалографа еще до Лангли; небольшое тепловое излучение; существуют более слабые, но с большей проникающей способностью излучения в гиромагнитном спектре. Но набор излучений варьируется: каждой расе присуща своя собственная норма. Земной энцефалограф не обнаружил бы альфа-ритм человеческого мозга у холатанина — для этого ему пришлось бы изучить абсолютно новый язык.

На большинстве планет, в том числе и на Земле, у жителей в той или иной степени существует чувствительность к таким излучениям. Эволюционирующая жизнь создает органы, реагирующие на световые и звуковые колебания, и, если этого достаточно для выживания, она не идет дальше и не развивает способность «слышать» нервные импульсы. За исключением нескольких сомнительных аномалий — вопросы экстрасенсорных способностей у человека оставались предметом дебатов и споров по сей день: человечество было телепатически глухим. Но на некоторых планетах путем невероятных мутаций экстрасенсорные органы развивались, и большинство животных, включая и разумных, если таковые существовали, ими обладало. В случае с Холатом развитие было уникальным — животные могли не только воспринимать нервные импульсы, но и передавать их на короткое расстояние. Это было основой холатанского эмоционального сопереживания, это было причиной того, что Сарис мог управлять электронным устройством. Как бы следуя некоему закону компенсации, холатане плохо воспринимали разговорную речь и использовали ее лишь для того, чтобы четко сформулировать мысль телепатически.

Телепатия у фриман была «нормального» типа — чудовища могли только воспринимать, но не воздействовать, последнее они были способны осуществлять только с помощью специальных нервных окончаний, когда прикладывали их к другой особи.

Но телепатический слушатель не воспринимает мысль самое по себе. «Мысль» как таковая не существует в реальном мире; существует процесс мышления — поток импульсов между синапсами[377]. Фримане не читали в человеческом мозгу как таковом, а воспринимали сигналы на субвокальном уровне. Человек, думающий на сознательном уровне, «разговаривает сам с собой», моторные импульсы идут от мозга к горлу, как если бы он говорил вслух, но по пути импульсы подавляются. Именно эти импульсы воспринимали и интерпретировали фримане.

Поэтому, чтобы узнать, о чем думает другое существо, для начала им нужно было изучить его язык. И Сарис, и Лангли обычно думали на языках, не известных фриманам. Вот почему они воспринимали их мысли как абракадабру.

— Я… понимаю. — Человек кивнул. — Звучит правдоподобно. Как-то я прочитал о случае, который произошел за триста лет до моего времени. Мнимый телепат выступал перед папой — это такой религиозный деятель. Он опростоволосился, сказав, что ничего не может понять в мыслях священника, а папа ответил, что думал на латыни. Да, возможно, там произошло то же самое. — Он невесело рассмеялся. — По крайней мере, одно утешение — мы можем держать свои мысли в секрете.

— Ес-сть еще одно, — ответил холатанин. — У меня ес-сть для тебя пр-редупр-реждение. Скор-ро будет нападение.

— А?

— Веди с-себя не так тр-ревожно. Женщина, котор-рая у тебя была, — ее зовут Мар-рин? Я обнар-ружил в ней элек- трронную цепь.

— Что?! — У Лангли перехватило дыхание. Его охватила легкая нервная дрожь. — Но… это невозможно… она…

— В нее имплантир-ровали хир-рур-ргичес-ским путем штуку, котор-рая, я так думаю, ес-сть пер-редатчик с-с изменяемой час-стотой. Ее можно выс-следить. Я бы с-сказал Валти, но тогда я не был знаком с-с человечес-ской нер-рвной с-сис-стемой. Я думал, это нор-рмальная час-сть для ваших женщин, у нас-с они тоже отличаютс-ся от мужчин. Но тепер-рь, когда я видел вас-с больше, я понял пр-равду.

Лангли чувствовал, что его трясет. Марин… снова Марин! Но как?..

И тут он понял. Во время похищения. В конечном итоге оно было совершено с какой-то целью. Он, Лангли, никому не был нужен во время того рейда. Автоматический коммуникатор, подобный тому, который дал ему Валти, имплантированный с помощью современной хирургии, да.

Но такое устройство действует на небольшом расстоянии, а это значит, что только система детекторов вокруг всей планеты имеет шансы его выследить. И такая система могла быть только у Чантавара.

— Ну, в конце-то концов, сколько же Иуд в ней сидит?! — простонал Лангли.

— Мы должны пр-риготовитьс-ся, — спокойно сказал холатанин. — Наша охр-рана в таком с-случае попр-робует нас-с убить, нет? Будучи пр-редупр-реждены зар-ранее, мы с-смо- жем…

— Или предупредить Бранноха? — Лангли с минуту обыгрывал мысль и так и эдак, но в конце концов от нее отказался. Нет. Даже если центаврийцам удастся улизнуть, им на хвост сядет боевой флот Сола.

Тогда пусть победит Чантавар. Какая разница?

Лангли закрыл лицо руками. Зачем продолжать борьбу? Когда придут нападающие, он должен принять то, что ему суждено, как истинный джентльмен.

Нет. Где-то он чувствовал, что должен продолжать жить. В сегодняшней истории ему был дан голос; каким бы слабым он ни был, но это был голос, и от Лангли самого зависело, чтобы он продолжал звучать как можно дольше.

Наверно, прошло около часа, когда Сарис движением носа показал, чтобы Лангли был настороже.

— Гр-равитационные колебания. Думаю, тепер-рь вр-ремя нас-стало.

Глава 16

Взвыла сирена. Ее эхо разнеслось вдоль коридора, охранники вздрогнули и на мгновение застыли.

Дверь распахнулась настежь, и Сарис Хронна ринулся наружу. Его тигриная лапа размазала одного из солдат по противоположной стене. Второй перекувырнулся и упал в ярде от холатанина, все еще сжимая оружие. Потом он вскочил на ноги и стал поднимать ружье, но в этот момент его настиг Лангли.

Космонавт не был ни боксером, ни борцом. Он схватил ружье за ствол и, отведя его в сторону, второй рукой заехал охраннику в челюсть. Торианин моргнул, сплюнул кровь, но не упал, а пнул Лангли тяжелой бутсой в колено. Американец пошатнулся, боль словно ножом пронзила ногу. Центавриец отступил, поднимая мушкет. Одним движением Сарис отбросил Лангли в сторону и прихлопнул охранника.

— Ты в пор-рядке? — спросил он, резко обернувшись. — Р-ранен?

— Двигаться еще могу. — Лангли тряхнул головой, ощутив горечь поражения. — Пойдем… копать дальше. Может быть, еще удастся вырваться во время неразберихи.

В других помещениях гремели выстрелы и взрывы. Пройдя чуть дальше, они наткнулись на Валти, его взлохмаченная рыжая голова была опущена, как у быка.

— Сюда! — заорал он. — За мной! Там должен быть черный ход!

Сгрудившись, пленники следом за ним быстро устремились по коридору к двери, которую открыл Сарис. Вверх уходила эстакада, ведущая к наземному уровню. Сарис сгорбился — дальше их могло ожидать все что угодно. Но выхода не было. Он открыл замаскированный вход и выпрыгнул наружу, освещенный лучами заканчивающегося дня.

Над головой, словно разъяренные пчелы, мельтешили черные патрульные корабли. Возле одного из зданий стоял флаер. Гигантскими прыжками Сарис устремился в его сторону. Он почти достиг цели, когда с неба ударил бело-голубой луч и разрезал флаер пополам.

С рычанием перекатившись по земле, холатанин, казалось, весь напрягся. Неожиданно один полицейский корабль, скользнув по воздуху, врезался в другой. Объятые пламенем, оба упали. Сарис отпрыгнул под стену здания, люди с облегчением вздохнули. Завеса пламени встала на том месте, где он только что находился. Валти что-то закричал, указывая назад, и они увидели, как из подземной секции вырываются одетые в черную форму солдаты-рабы.

— Останови их оружие! — пронзительно крикнул Лангли. В руках у него был один из мушкетов, он приложил его к щеке и выстрелил. Грохот и сильная отдача прибавили решимости. Один из солдат крутанулся на ногах и упал.

— С-слишком много! — Сарис лежал на голой земле, часто и тяжело дыша. — Их больше, чем я с-смогу с-спр-равиться.

Лангли бросил оружие вниз, проклиная день сотворения этого мира.

Солдаты с опаской окружили их группу.

— Господа, вы находитесь под арестом, — проговорил командир. — Пожалуйста, следуйте за нами.

Идя вместе со всеми, плакала Марин — тихо и безутешно.

Чантавар находился в конторе плантации. Вдоль стен расположились охранники, в стороне стоял мрачный Браннох. Министр выглядел безукоризненно и почти не выказывал своей радости.

— Здравствуйте, капитан Лангли, — сказал он, — и, конечно же, Голтам Валти, сэр. Что ж, джентльмены, похоже, я прибыл весьма вовремя.

— Вперед, — откликнулся космонавт. — Пристрелите нас, и покончим с этим делом.

Чантавар поднял брови.

— Откуда такая склонность к мелодрамам? — спросил он.

Вошел офицер, он поклонился и отрапортовал, что укрытие захвачено, весь персонал мертв либо находится под арестом, потери составляют шесть человек убитыми и десять ранеными. Чантавар отдал приказ, Сариса водворили в специальную клетку и вынесли наружу.

— На тот случай, если вас интересует, капитан, — заговорил министр, — каким образом я вас нашел, то…

— Я знаю, — прервал его космонавт.

— О? О… да, конечно. Сарис должен был это обнаружить. Тут я играл: я думал, он не сообразит вовремя, что это такое, очевидно, так и произошло. Наготове были и другие методы выслеживания, случилось так, что сработал именно этот. — Губы Чантавара изогнулись в неожиданно обаятельной улыбке. — Я не держу на вас зла, капитан. Уверен, вы пытались все сделать так, как считали наилучшим.

— Как насчет нас? — пророкотал Браннох.

— Что ж, милорд, обстоятельства со всей очевидностью требуют вашей депортации.

— Хорошо. Отпустите нас. У меня есть корабль.

— О нет, милорд. Мы не можем быть столь невежливыми. Технат приготовит для вас соответствующий транспорт. Это может занять некоторое время… даже несколько месяцев…

— До тех пор, пока вы не проведете первоначальные исследования с нейтрализатором. Понимаю.

— Тем временем вы и ваш персонал будете спокойно ожидать в своих собственных апартаментах. Я выставлю охрану, которая проследит, чтобы вас… не беспокоили.

— Хорошо. — Браннох заставил свой рот скривиться в кислой усмешке. — Полагаю, что должен вас за это поблагодарить. В вашем положении я бы пристрелил меня, чтобы убрать с дороги.

— В один прекрасный день, милорд, может так случиться, что ваша смерть и понадобится, — сказал Чантавар. — Однако в настоящее время я вам кое-чем обязан. Это дело, как вы понимаете, значит очень многое для моего собственного положения — существуют кабинеты повыше моего нынешнего, и скоро их двери будут для меня открыты.

Он повернулся к Лангли:

— Капитан, я отдал несколько распоряжений относительно вас. Впредь в ваших услугах нет надобности: мы нашли пару ученых, которые могут говорить на староамериканском. С их помощью и с помощью гипноучителя Сарис будет знать современный язык почти в совершенстве уже через несколько дней. Что касается вас лично, за вами оставлены должность и жилище в университете Лоры. Историки, археологи и планетографы сгорают от нетерпения получить у вас консультации. Зарплата ваша будет невелика, но вы сохраняете статус свободнорожденного.

Лангли ничего не ответил. Итак, его уже вывели из игры. Это был конец — прочь с доски, моя пешка.

Валти прочистил горло.

— Милорд, — начал он напыщенно, — должен вам напомнить, что Сообщество…

Прищурив глаза, Чантавар бросил на него долгий, пристальный взгляд. Гладкое лицо его стало совершенно бесстрастным.

— Согласно законам Сола, вы совершили преступные деяния, — сказал он.

— Экстерриториальность…

— Здесь она неприменима. В лучшем случае вы должны быть депортированы. — Казалось, Чантавар напряг последние силы. — Тем не менее я отпускаю вас на свободу. Соберите своих людей, возьмите с плантации один из флаеров и возвращайтесь в Лору.

— Милорд очень любезен, — сказал Валти. — Могу я спросить почему?

— Неважно почему. Убирайтесь.

— Милорд, я — преступник. Я это признаю. Я хочу справедливого суда в смешанном трибунале в соответствии с разделом 4 статьи VIII Лунного договора.

Глаза Чантавара были холодны и не мигали.

— Убирайтесь, или я буду вынужден вышвырнуть вас вон!

— Я требую, чтобы меня арестовали! — воскликнул Валти. — Я настаиваю на своем праве и привилегии на стирание моей личности. Если вы меня не задержите, я буду жаловаться непосредственно «Технону».

— Очень хорошо! — отчеканил Чантавар. — Приказ беспрепятственно отпустить вас на волю я получил непосредственно от «Технона». Почему — я не знаю. Но это приказ; он пришел сразу же, как только я доложил о положении вещей и своем намерении атаковать. Вы удовлетворены?

— Да, милорд, — вежливо ответил Валти. — Спасибо за вашу доброту. Всего хорошего, джентльмены. — Он неуклюже поклонился и выскочил.

Чантавар разразился смехом:

— Нахальный старый жук! Я не хотел ему говорить, но он все равно узнал бы об этом потом. Теперь пусть удивляется вместе со всеми остальными. «Технон» то и дело ведет себя загадочно, но я полагаю, что мозг, планирующий на тысячелетия вперед, таким и должен быть. — Он встал и распрямился. — Пойдемте. Может быть, я еще успею сегодня вечером на этот концерт в Салме.

Снаружи Лангли зажмурился от яркого солнечного света. За пять тысячелетий тропики на Земле стали еще жарче. Он увидел группу вооруженных людей, которые один за другим загружались в военный флаер, и неожиданно у него защемило сердце.

— Чантавар, — обратился он, — я могу попрощаться с Сарисом?

— Мне жаль. — Министр не без сочувствия покачал головой. — Я знаю, он ваш друг, но мы и так уже рисковали в этом деле предостаточно.

— Что ж… я когда-нибудь еще его увижу?

— Возможно. Мы не звери, капитан. Мы не намерены причинять ему вред, если он будет сотрудничать с нами. — Чантавар махнул рукой в сторону небольшой машины. — Думаю, это ваша. До свидания, капитан. При случае надеюсь когда-нибудь свидеться с вами снова.

Он развернулся и быстро зашагал прочь. Из-под его сапог вылетали облачка пыли.

Лангли и Марин вошли внутрь флаера и сели. Молчаливый охранник последовал за ними и включил автопилот. Флаер плавно поднялся, и охранник с вымуштрованным терпением уселся напротив них.

Долгое время девушка безмолвствовала.

— Как они нас нашли? — наконец спросила она.

Космонавт рассказал.

На этот раз она не плакала. Казалось, у нее больше не осталось слез. Все время стремительного полета обратно домой они почти не разговаривали.

Лора поднялась на фоне ночного горизонта, как единый гордый фонтан воспарившего металла. Флаер с жужжанием сделал круг в поисках посадочной площадки рядом с одной из невысоких башен в северной части города. Охранник согласно кивнул.

— Номер ваших апартаментов 337, прямо по коридору, сэр, — сообщил он. — Доброй ночи.

Лангли пошел впереди. Когда дверь по его команде открылась, перед ним предстали четыре небольшие комнаты, достаточно комфортные, но без особой роскоши. Там находился бытовой робот — очевидно, отметил Лангли, его новое положение не предполагало живых рабов.

За исключением…

Он повернулся лицом к Марин и около минуты рассматривал ее. Девушка твердо встретила его взгляд, она заметно побледнела, глаза ее сделались темными. Он подумал, что это бесцветное создание отнюдь не Пегги.

Горечь и ярость тошнотой подступили к горлу. Все кончено. Сезит. Здесь конец саги. Он пытался, но все его надежды рухнули, и причиной всему этому именно она.

— Убирайся, сказал он.

Она прикрыла рот рукой, как если бы он ее ударил, но не произнесла ни слова.

— Ты меня слышала? — Он резко пересек комнату — пол под ногами еле заметно пружинил, как если бы был сделан из резины, — и уставился в окно.

— Я дарую тебе свободу. Теперь ты не рабыня. Понятно?

Она все еще не отвечала.

— Необходимы какие-то формальности? — спросил он.

Она рассказала. Голос ее был безжизненным. Он набрал номер отдела регистрации и продиктовал, что он, такой-то, единственный владелец крепостной рабыни номере такой-то, настоящим распоряжением освобождает ее. Затем он повернулся, но посмотреть в зеленые глаза у него уже не хватило духу.

— Здесь не было твоей вины, — сказал он глухо. В висках у него стучало, колени дрожали. — Никто не виноват, все мы бедные маленькие жертвы обстоятельств, и в этом плане с меня довольно. Безусловно, ты была всего лишь беспомощным орудием, я тебя не виню. Однако и дальше терпеть тебя рядом с собой я не в силах. Слишком много неудач воплотилось в тебе. Ты должна уйти.

— Я сожалею, — прошептала она.

— Я тоже, — из невольной учтивости сказал он. — Иди… уходи… живи как-нибудь сама.

Подчиняясь почти бессознательному импульсу, он отстегнул кошелек и бросил его ей.

— Вот. Здесь весьма приличная сумма. Возьми деньги — используй их на устройство своей жизни.

Она в замешательстве посмотрела на него, но быстро справилась с собой.

— До свидания. — Она повернулась и направилась к двери, спина ее была неестественно прямой.

И только гораздо позже Лангли обнаружил, что Марин оставила кошелек лежать там, где он упал.

Глава 17

День, еще день, и еще один день… Вот так и проходит жизнь.

Люди в университете были приятными и мягкими, у них были степенные, но без формальностей манеры, а с человеком из прошлого они вели себя особенно тактично. Лангли вспомнил собственные университетские годы — некоторое время он учился в аспирантуре и насмотрелся на факультетскую жизнь. Здесь не было никаких пересудов, маленьких интриг и лицемерных чаепитий, к которым он привык в свою университетскую бытность; но не было здесь и никакого духа нетерпения и жажды интеллектуального поиска. Все было известно, все поставлено и рассортировано по полочкам, оставалось лишь уточнить детали. Там, в двадцать первом веке, какое-нибудь высказывание мэтра о роли запятых в произведениях Шекспира стало бы поводом для обсуждения и сомнений. Сегодня что-то подобное было бы воспринято просто как непреложный факт.

Библиотека была потрясающей и поражала воображение: миллиарды томов, занесенных в магнитную память, любой из них можно мгновенно найти и сделать копию нажатием нескольких кнопок. Роботы могли их даже прочитать за вас и написать реферат; а в случае надобности сделать заключения и выводы: логические построения без всяких признаков воображения или сомнений. Профессора — звание означало что-то вроде «хранитель знаний» — в основном происходили из простолюдинов, выбившихся в мелкие аристократы без права иметь потомство после прохождения специальных тестов. Правила их ордена строго запрещали всякие занятия политикой. Лишь немногие студенты — наивные или искренне идущие в науку юноши — собирались в свою очередь стать профессорами. Сыновья министров от частных репетиторов переходили в спецакадемии. Университет являл собой умирающий осколок прежних времен, и его не закрывали лишь потому, что так не приказал «Технон».

Тем не менее Лангли это общество седеющих, одетых в коричневые мантии людей вполне устраивало. Особенно ему импонировал один историк, маленький иссохший человечек с большой лысой головой по имени Джант Мардос, с ним он даже подружился. Старик отличался необъятной эрудицией и занятными, весьма саркастическими взглядами на окружающее. Обычно они вели многочасовые беседы, которые записывались на магнитофон, чтобы потом оценивать сказанное.

Лангли занимался разбором бесед по ночам, когда ему становилось особенно тоскливо и одиноко.

— …современная ситуация, конечно же, неизбежна, — слышался голос Мардоса. — Чтобы общество не застыло, оно должно постоянно обновляться, так это происходило у вас; но рано или поздно наступает момент, когда дальнейшее обновление становится нерентабельным, и стагнация наступает в любом случае. Так, человечеству для выживания необходимо было объединение Земли, но со временем оно привело к уничтожению культурных различий и здорового соперничества, которые в то время во многом определяли прогресс.

— И все же, мне кажется, вы еще можете осуществлять какие-то изменения, — промолвил космонавт. — По крайней мере, политические.

— Какого рода? Вы должны отлично понимать, что «Технон» — лучшее из устройств, выполняющих функции правительства; сломав его, мы вернулись бы к коррупции, некомпетентности и междоусобицам. Все это у нас, конечно, есть, но не играет большой роли, поскольку политикой заправляет машина, которая способна делать это, которая неподкупна и бессмертна.

— И все же, почему бы не дать шанс простолюдинам? С какой стати они должны проводить свою жизнь на нижних уровнях?

Мардос приподнял брови:

— Мой дорогой романтичный друг, а что же еще им делать?! Вы думаете, они подходят для того, чтобы разделить бремя управления? Средний коэффициент интеллектуальности простолюдина около 90, а у среднего министра он близок к 150. — Историк аккуратно сомкнул кончики пальцев. — Автоматизировав все процессы, наверняка можно сделать так, чтобы каждый житель Солнечной системы оставил работу: все его нужды удовлетворялись бы бесплатно. Но чем тогда займется ваш простолюдин с коэффициентом 90? Игрой в шахматы или созданием эпических произведений?

Даже при существующем положении вещей министрам явно недостает рабочих мест. Вот почему вы видите среди них так много прожигателей жизни, вот почему здесь так много политиканства.

Давайте признаемся, в изученной Вселенной Человек исчерпал возможности собственной культуры. В конце концов, нельзя ожидать, что они бесконечны. Существует лишь множество форм, которые вы можете придать куску мрамора; как только скульпторы создадут лучшие из них, последователи встанут перед выбором между скучной имитацией и чистейшей воды экспериментаторством. То же самое касается любого вида искусства, науки и изменений в человеческих взаимоотношениях. Что касается политики, то сегодняшняя наша цивилизация, может быть, и закостенела, но зато она стабильна, а большинство жителей будут вполне удовлетворены, если все так и останется. Для обычного человека отсутствие стабильности, перемены означают войну, беспорядки, неуверенность, нищету и смерть.

Лангли покачал головой.

— Вселенная необозрима, — возразил он. — Где-то там мы всегда можем обнаружить что-то такое, что позволит нам начать заново.

— Вы думаете о потерянных колониях? — фыркнул Мардос. — О них написаны горы романтической чуши. На самом же деле это были всего лишь те, кто не смог чего-то достичь здесь и попытался сбежать. Сомневаюсь, что у них дела идут лучше.

— Вы слишком далеки от собственного периода колонизации, — сказал Лангли. — А вот в мое время мы были все еще очень близки к своему. Я полагаю, что прогресс, свежий взгляд на жизнь, новые начинания в большинстве своем связаны с этим фактором.

— Вот как? — Мардос навострил уши. — И на каком основании?

— О… на основании всей известной мне истории. Возьмем, к примеру, Исландию. У меня был оттуда приятель, он мне все объяснил. Первые колонисты были заметными людьми, даже своего рода царьками, которых выкинули из Норвегии, когда страна объединилась, а они не хотели кому-либо подчиняться. Они основали что-то вроде республики чуть ли не впервые со времен античной Греции, создали один из лучших эпосов в мире, осуществили удачные попытки колонизировать Гренландию и Америку.

Затем, собственно американцы — мой народ. Некоторые из них были религиозными раскольниками, не смогшими ужиться с церковью у себя дома. Некоторые были ссыльными преступниками. Более поздние иммигранты состояли из обнищавших бродяг и нескольких либералов, которым не нравилось то, что происходило в Европе. Однако это сборище мятежников и простолюдинов освоило полконтинента, дало жизнь первому по-настоящему республиканскому правительству, возглавило парад индустриализации и развития технологий и захватило лидерство в международных делах… нет, подождите, они не захватили, и в действительности никогда к этому не стремились, просто на них возложили эту миссию, ибо никто другой не мог удержать в руках столь горячую картофелину.

Потом пришло время ранних поселений на других планетах, которые я видел собственными глазами. Их обитатели не были в прямом смысле изгнанниками. Да, их расселяли, но они состояли из тех, кто наилучшим образом подходил для новой окружающей среды, и каждый из переселенцев был бы весьма несчастлив, если бы его отослали обратно на Землю. Их средний интеллектуальный уровень был просто ужасным.

— Должно быть, вы правы, — задумчиво произнес Мардос. — Возможно, некоторые из потерянных колоний и нашли путь лучше нашего. Например, если улетает корабль, полный людей по-настоящему большого калибра, никаким идиотам не под силу сбить их с толку…

— А большинство мятежников как раз люди именно такого калибра, — вставил Лангли. — Они не были бы мятежниками, если бы были достаточно бессловесны и бесхребетны, чтобы принимать существующий порядок вещей.

— Ладно, но кто захочет в их поисках провести, возможно, тысячи лет независимого времени? Это чистой воды эскапизм[378].

— У меня такое подозрение, что историю творят именно такие вот эскаписты.

— Торговое Сообщество облетало все на две сотни световых лет вокруг и не нашло ничего такого, о чем вы мечтаете.

— Конечно же нет. Группа, которая хотела избавиться от того, что считала цивилизацией зла, пойдет гораздо дальше. А потом, ведь еще есть идея, что там, за пределами, скрывается что-то такое…

— Ребячество!

— Конечно. Но не забывайте, что ребенок — будь то человек или общество — находится в процессе роста. А вот если говорить о Сообществе, — тут мне хотелось бы узнать о нем побольше. У меня такое подозрение, что…

— Информации совсем немного. Они очень скрытные. Похоже, они начинали прямо отсюда, с Земли, что-то около тысячи лет назад, но история неясная.

— Этого не должно быть, — сказал Лангли. — Разве не предполагается, что «Технон» содержит полные записи обо всем важном? А Сообщество — это, конечно же, важно, любой мог предвидеть, что они станут влиятельной силой.

— Дерзайте, — пожал плечами Мардос. — Пока вам интересно, можете пользоваться библиотекой сколько угодно.

Лангли нашел себе столик и запросил библиографию. Она оказалась на удивление маленькой. Путем сопоставления он решил получить справочный лист о литературе по тау Кита-ГУ — маленькой скучной планете, не имеющей особого значения: список был не намного длиннее первого.

Он сидел несколько минут, размышляя об издержках статичной культуры. Мизерное количество информации, казалось, издавало истошный крик: «Прикрытие!». А эти так называемые ученые мужи вокруг него просто-напросто отмечали, что в наличии есть лишь несколько книг и статей, и тут же преспокойно забывали о вопросе.

Он упрямо окунулся в задачу прочитать все, что только можно было найти по данной теме. Экономическая статистика; случаи, когда Сообщество вмешивалось в местную политику на той или иной планете, чтобы защитить себя; изменения в психологии, связанные с долгим пребыванием на борту корабля; и, наконец, пункт, относящийся к событию, произошедшему тысячу девяносто семь лет тому назад, когда некий Хардис Сандж, представляющий группу межзвездных торговцев — поименный список прилагается, — обратился с просьбой утвердить грамоту о специальных льготах, и просьба была удовлетворена. Лангли прочитал грамоту: это был обширный документ, своим безобидным языком он предоставлял этим людям такую власть, которой мог позавидовать любой министр. Тремя столетиями позже Технат признал Сообщество в качестве независимого государства — к тому времени некоторые планеты уже сделали это, а вскоре к ним присоединились и все остальные. С тех пор заключались договоры и…

Лангли сидел без движения, прошло четыре дня с начала его изысканий. Все сходилось.

Пункт: «Технон» позволил Сообществу уйти беспрепятственно, хотя в остальных случаях его основная политика была откровенно направлена на постепенное воссоединение доступной части Галактики.

Пункт: На сегодня Сообщество насчитывает несколько сот миллионов членов, включая персонал со множества нечеловеческих планет. Ни один из его членов не знал больше того, что его окружало.

Пункт: Командиры и рядовые Сообщества, включая корабельных офицеров, не знают, кто является их высшими руководителями, но воспитаны в духе подчинения и странного отсутствия любопытства по этому поводу.

Пункт: Сам «Технон» приказал Чантавару освободить Валти, не причиняя последнему какого-либо ущерба.

Пункт: Экономические данные показывали, что на протяжении долгого периода времени все больше и больше планет попадали в зависимость от Сообщества в той или иной жизненно важной области производства. Было проще и дешевле торговать с кочевниками, чем добывать где-то что-то самим. И, наконец, Сообщество было вполне нейтральным…

Черт побери!

Лангли удивлялся, почему, похоже, никто больше не подозревает о правде. Теперь Чантавар… Но Чантавар, каким бы умом он ни обладал, был тоже по-своему закодирован. Его работа заключалась только в том, чтобы осуществлять политику, проводимую машиной, а не копать глубже. Конечно, знать правду нельзя было позволить ни одному министру. Как только время от времени такое происходило — кто-то, споткнувшись о факты, что-то узнавал, — он тут же исчезал. Ибо, если бы правду узнал тот, кому не положено, секрет было бы не удержать, он очень скоро распространился бы от звезды к звезде, и пользе Сообщества пришел бы конец.

Его пользе для «Технона».

Ну конечно! Сообщество было основано вскоре после отделения колоний. Надежды вернуть их обратно в обозримом будущем не было. А вот мощная организация, представители которой бывают повсюду и составляют доклады для неизвестного центра, — организация, которую все, включая и ее собственных членов, считают незаинтересованной и неагрессивной, — такая организация являлась идеальным агентом для наблюдения и постепенного подчинения других планет.

Что за машина, должно быть, этот «Технон»! Какой прекрасный памятник, высшее конечное достижение стареющей науки. Создатели сработали его лучше, чем задумывали. Их ребенок вырос, стал способен рассчитывать на тысячелетия вперед, до тех пор, пока наконец цивилизация не станет действительно цивилизацией. Неожиданно у Лангли появилось непонятное желание увидеть эту гигантскую машину, но такому никогда не бывать…

Являлась ли эта штука из металла и энергии в действительности мыслящим мозгом? Нет… Валти сказал, и библиотека подтвердила, что живой мозг со всеми своими почти безграничными возможностями никогда не был воспроизведен искусственно. То, что «Технон» думал и рассуждал в пределах собственного функционального назначения, не вызывало сомнений. Был необходим какой-то эквивалент созидательного воображения, чтобы управлять целыми планетами и разрабатывать схемы, подобные созданию Сообщества. Но он все же оставался роботом, суперкомпьютером; его решения принимались непосредственно на основании данных, которые в него вводились, и были бы ошибочными ровно настолько, насколько неверными были бы данные.

Ребенок — большой, почти всемогущий, не обладающий чувством юмора ребенок, определяющий судьбу расы, которая сама отказалась нести за себя ответственность. Мысль была невеселой.

Лангли зажег сигарету и откинулся назад. Ну хорошо. Он сделал открытие, которое могло бы потрясти империю. Это случилось потому, что он пришел из совершенно отличной эпохи с совершенно другим образом жизни и мышления. Он обладал непокорным разумом свободнорожденного и не подвергался гипнообучению. История его мира состояла из равномерной, часто жестокой эволюции, мира, где из слова «прогресс» сделали идола. Поэтому он мог наблюдать за сегодняшним днем с большей беспристрастностью, чем люди, которые в течение двух последних тысячелетий стремились только к стабильности.

Но что теперь делать с этими фактами?

У него было отдающее нигилизмом сильное желание позвонить Валти и Чантавару и все им выложить. Разнести все вдребезги. Но нет — кто он такой, чтобы опрокидывать телегу с яблоками, которая везет миллиарды жизней, и при этом, возможно, по ходу дела погибнуть самому? Он не имел права судить, он не был Господом Богом, и его желание было всего лишь проявлением бессильной ярости.

А поэтому — лучше-ка держать язык за зубами. Если только когда-нибудь возникнет подозрение, что ему что-то известно, он не проживет и минуты. Некоторое время он уже был важной персоной, и посмотрите, к чему это привело.

Этим вечером, находясь один в своих апартаментах, Лангли рассматривал себя в зеркале. Лицо похудело и почти утратило загар. Нити седины в волосах превратились в пряди. Он чувствовал себя усталым и очень старым.

Его охватило раскаяние. Зачем он выстрелил в этого человека там, в африканском поместье? Это был бессмысленный поступок, такой же бессмысленный, как все, что он пытался сделать в этом чужом мире. Он задул огонек жизни или, по крайней мере, причинил боль абсолютно без всякой цели.

Он просто не принадлежал этому миру.

Она! Чем занята Марин? Жива ли она вообще? И можно ли называть жизнью существование там, на нижних уровнях? Он не думал, что она станет себя продавать — с этим своим гордым негодованием, известным Лангли, она скорее умрет с голоду, — но в Старом городе может произойти все что угодно.

Раскаяние острыми когтями впилось в душу Лангли. Не надо было ее прогонять. Не стоило перекладывать ответственность за собственный провал на ту, которая эту ношу хотела всего лишь разделить. Его сегодняшняя зарплата была невелика — едва ли хватит на двоих, — но ведь вместе они могли бы что-то придумать.

Ничего не видя перед собой, Лангли набрал номер главного полицейского управления города. Вежливое лицо раба-полицейского ответило ему, что закон не позволяет отслеживать простолюдина, если он не разыскивается по обвинению в каком-либо преступлении. Можно обратиться в специальную службу, это обойдется вам… Сумма была больше, чем он имел.

— Очень жаль, сэр.

Занять деньги. Украсть. Самому спуститься на нижние уровни, предлагать вознаграждение, что угодно, но найти ее!

А она сама, захочет ли она сама вернуться?

Лангли обнаружил, что его трясет.

— Так не пойдет, сынок, — сказал он вслух, обращаясь к пустой комнате. — Так недолго и спятить. Присядь и для разнообразия немного подумай.

Но все его мысли возвращались к одному и тому же. Он был посторонним — неудачник, ноль без палочки, существующий только за счет благотворительности и легкого интереса интеллектуалов. Нет ничего, чем он смог бы заняться, недостает ни подготовки, ни образования. Если бы не университет, который сам по себе являлся анахронизмом, он оказался бы на дне, в трущобах.

Какое-то внутреннее упорство не позволяло ему покончить с собой. С другой стороны, подкрадывалась еще одна угроза — помешательство. То, что он, распустив нюни, занимается тем, что жалеет себя, — первый признак распада личности.

Как долго он здесь, в университете? Около двух недель, а уже чувствует себя развалиной.

Он приказал окну открыться. Балкона здесь не было, но он оперся о подоконник и глубоко задышал. Ночной воздух был теплым и влажным. Над головой раскачивались звезды, презрительно усмехаясь из своего далека.

Наверху пролетела какая-то тень. Она приблизилась, и Лангли смутно разглядел человека в космическом скафандре с индивидуальным антигравом. Полицейская модель. Кто им нужен на этот раз?

Черный скафандр устремился на него. Лангли едва успел отскочить, когда тот влетел через окно. Устройство с грохотом приземлилось, задрожал пол.

— Какого черта… — Лангли сделал шаг ближе.

Облаченная в металл рука поднялась вверх, отщелкнула гермошлем и откинула его назад. Из рыжих зарослей высунулся огромный нос.

— Валти!

— Он самый, — подтвердил торговец. — И не как-нибудь, а во плоти, а?

Валти поляризовал окно, приказав ему закрыться.

— Как дела, капитан? Выглядите вы достаточно уставшим.

— А я и… устал. — Космонавт почувствовал, как учащается его сердцебиение, напрягаются нервы. — Что вам угодно?

— Небольшой разговор, капитан, всего лишь небольшая личная беседа. К счастью, в конторе у нас есть кое-какое оборудование, позволяющее избегать прослушивания — люди Чантавара стали чертовски интересоваться нашими перемещениями, и от них все труднее отделаться. Но здесь-то, я надеюсь, мы можем поговорить без помех?

— Д-да. Я думаю, что да. Но…

— Никакой выпивки, спасибо. Мне нужно будет уйти как можно скорей. Снова предстоят кое-какие дела. — Валти хихикнул и потер руки. — Да уж, действительно. Я знал, что Сообщество запустило свои щупальца в очень высокие сферы власти, но никогда не думал, что наше влияние так велико.

— Ц-ц-ц… — Лангли сделал паузу, глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. — Давайте-ка ближе к делу. Что вам угодно?

— Конечно-конечно. Капитан, вам здесь нравится? Вы совсем отказались от мысли начать заново где-нибудь в другом месте?

— Так, значит, мне снова делают предложение. Почему?

— Э-э… мое руководство решило, что не стоит оставлять дело с Сарисом Хронной и нейтрализатором без борьбы. Мне приказано забрать его из заключения. При этом, хотите верьте, хотите нет, вместе с приказом поступил соответствующий подлинный мандат от «Технона». Очевидно, в правительстве Сола — возможно, даже среди слуг «Технона» — у нас есть очень умные агенты. Им удалось заложить в машину фальшивые данные, и та автоматически решила, что в ее интересах самым лучшим было бы забрать Сариса от Чантавара.

Лангли подошел к бытовому роботу и налил себе крепкой выпивки. Только осушив стакан, он решился заговорить.

— И я вам нужен.

— Да, капитан. Во всех случаях операция будет рискованной. Если Чантавар об этом узнает, он, естественно, собственной властью все остановит до тех пор, пока не сможет получить дальнейшее подтверждение от «Технона». Затем, в свете новой информации, машина назначит расследование и узнает правду. Поэтому мы должны действовать очень быстро. Вы понадобитесь как друг Сариса, которому он доверяет, и обладатель общего с ним языка. Он должен уже говорить на нашем, но так он быстрее поймет, что мы затеваем, и охотнее пойдет на сотрудничество.

«Технон»! У Лангли закружилась голова. Какие еще фантастические планы вынашивает эта штука на сей раз?

— Полагаю, — медленно сказал он, — сначала мы отправимся на Кита, как вы и собирались сделать в первый раз?

— Нет. — Пухлое лицо Валти напряглось, голос едва уловимо дрогнул. — Я не совсем понимаю сам, но предполагается, что мы передадим его центаврийцам.

Глава 18

Лангли не ответил. Похоже, слова тут были вообще излишни.

— Мне не понятно зачем, — поделился Валти. — Я часто думаю, что у Сообщества должен быть свой «Технон». Решения машины, хоть и оказываются всегда наилучшими, порой просто непостижимы для меня. Если нейтрализатор попадет к какой-либо из сторон, это означает войну… но почему преимущество должны получить центаврийские варвары?

— Действительно, почему? — прошептал Лангли. Он по-прежнему блуждал в потемках.

— Я могу только предположить, что… что Сол представляет собой долговременную угрозу для всех нас. В конце концов, это не гибкая цивилизация. Если она станет доминирующей, то будет действовать против нас, тех, кто не укладывается в ее статичные порядки. Возможно, в свете истории будет самым лучшим, если к власти на некоторое время придут центаврийцы.

— Угу, — откликнулся Лангли.

Все рушилось. Рушились все построения, которые он нагородил. По всей видимости, «Технон» не являлся настоящие вождем кочевников. И все же…

— Я все рассказал вам с полной откровенностью, — продолжал Валти. — Может быть, было бы проще держать вас в неведении, но это сопряжено с риском. Обнаружив со временем наши намерения, вы с Сарисом могли бы с ними не согласиться. Поэтому лучше, если вы добровольно и сознательно пойдете на это с самого начала.

Что касается вас, капитан, вам будет предоставлен пилотируемый космический корабль, на котором вы сможете сами подыскать себе планету, если ни одна из тех, что известна нам, вам не понравится. И не следует беспокоиться, будто вы предаете Сариса: на Торе ему будет ничуть не хуже, чем на Земле. Конечно же, вы можете поторговаться и заручиться гарантиями, что отношение к нему будет хорошим. Но мне необходимо услышать ваше решение прямо сейчас.

Лангли покачал головой. Слишком много всего и слишком неожиданно.

— Дайте чуть-чуть подумать. А как насчет банды Бранноха? Они с вами не связывались?

— Нет. Единственное, что мне известно, так это то, что мы должны забрать их из посольской башни, где они содержатся под домашним арестом, и обеспечить им транспорт до Тора. У меня есть бумаги от «Технона», которые, если их правильно использовать, позволят нам осуществить и это.

— А вообще с кем-нибудь они связывались?

Валти, должно быть, пожал плечами, хотя через жесткий космический скафандр разглядеть это было невозможно.

— Официально — нет. С нами точно нет. Но на практике, конечно же, у фриман в баке должны быть спрятаны передатчики с изменяемой частотой, которые земная полиция вряд ли сможет изъять. Должно быть, с их помощью они переговорили со своими агентами на Земле, но о чем — я не знаю. Чантавар все это понимает, но он мало что может тут поделать, разве что уничтожить фриман, а это противоречит кодексу джентльмена. Эти высокопоставленные лорды из различных государств уважают права друг друга… никогда не известно, когда можешь сам оказаться в подобной ситуации.

— Вот как! — Лангли стоял не двигаясь, к нему приходило понимание происходящего, хотелось кричать.

Он не ошибался. «Технон» управлял Сообществом. Но тут была, должна была быть, дополнительная сложность, и ему казалось, что он ухватил ее суть.

— Я снова спрашиваю вас, капитан, — произнес Валти, — вы поможете или нет?

— Полагаю, — сухо ответил космонавт, — скажи я нет, вас это крайне огорчит.

— Мне было бы бесконечно жаль, — пробормотал Валти, коснувшись бластера на поясе. — Но некоторые секреты имеют особую важность. — Его маленькие светлые глаза изучающе смотрели на американца. — Однако, если вы согласитесь помочь, я поверю вам на слово. Вы человек определенного склада. Кроме того, предав нас, вы ровным счетом ничего не выиграете.

Лангли принял решение. Это было прыжком в темноту, но неожиданно он ощутил, как к нему приходит холодное спокойствие и уверенность. Он снова куда-то двигался — возможно, всего лишь к пропасти, — но он выбрался из лабиринта и чувствовал себя человеком.

— Да, — сказал он. — Я буду с вами сотрудничать. При одном «если».

Валти выжидающе молчал.

— На тех же условиях, что и раньше. И если девушка по имени Марин отправится вместе с нами. Только сначала мне нужно будет ее найти. Я освободил ее, и она где-то там, на нижних уровнях. Когда она вернется, я буду готов отправиться в путь.

— Капитан, на это может уйти много дней, а то и…

— Да, положение не из легких. Дайте мне пригоршню денег, и я попробую отыскать ее сам.

— Операция назначена на завтрашний вечер. Вы сумеете уложиться до этого срока?

— Думаю, да, при наличии достаточной суммы.

Валти издал жалобный стон, но полез куда-то в глубь скафандра. Кошелек, который Лангли пристегнул к поясу, оказался весьма пухлым. Он принял из рук торговца и маленький бластер, который спрятал под мантией.

— Ладно, капитан, — сказал Валти. — Удачи. Я буду ждать вас завтра в таверне «Две Луны» в двадцать один ноль-ноль. Если вас не…

— Я знаю. — Лангли провел пальцем по собственному горлу. — Я там буду.

Торговец поклонился, защелкнул шлем и отбыл тем же путем.

Лангли готов был не то плакать, не то смеяться от неподдельного возбуждения, но времени на это не было. Он вышел из помещения и отправился по переходам. В это время они были пустынны. Акведук внизу все еще кишел людьми, но в гравишахте он спускался в одиночестве.

Нижние уровни были наполнены криками и руганью простолюдинов. Толпы обтекали Лангли со всех сторон, в своей грязно-коричневой университетской мантии он не вызывал особого уважения — перед ним не расступались, так что приходилось прокладывать себе путь самому. Дальше, в Итай-город.

Итай-город находился на границе трущобного сектора, но сам по себе был опрятным и хорошо охранялся полицией. Лангли знал, что некоторые нанятые в услужение люди проживали либо в самом городе, либо поблизости. Негуманоидов женщины, кроме как в качестве служанок, не интересовали. Это было самое безопасное место для девушки, которую выкинули с верхних уровней. По крайней мере было логично начать свои поиски именно отсюда.

Он был неуклюжим любителем, ум которого парализован повторяющимися неудачами в мире профессионалов. Теперь это чувство ушло. Степень его решимости давала почти пугающую уверенность. На этот раз все, что встанет на его пути, будет просто сметено!

Он вошел в таверну. Посетителями здесь были главным образом чешуйчатые гуманоиды с шишковатыми головами, которые не нуждались в особых условиях, атмосфере или температуре. Никто не обращал на него внимания, пока он пробирался через причудливый лабиринт из влажных губчатых кушеток, предпочитаемых этими созданиями. В тускло-красном свете трудно было что-либо различить.

Лангли прошел в угол, где пьянствовали несколько человек в ливреях наемных слуг. Они уставились на него — должно быть, профессор посещал это место впервые.

— Могу ли я присесть? — спросил он.

— Тут и так многовато народу, — отрезал угрюмого вида мужчина.

— Жаль. Собирался угостить присутствующих за столом, но…

— Ах так! Ладно, тогда садитесь.

Лангли старался не замечать напряженного молчания за столом. Его это вполне устраивало.

— Я ищу женщину, — сказал он.

— Четвертая дверь отсюда.

— Нет… вполне конкретную женщину. Высокая, темнорыжие волосы, выговор верхних уровней. Думаю, должна была появиться здесь недели две назад. Кто-нибудь видел такую?

— Нет.

— За информацию предлагаю вознаграждение. Сто соларов.

Их глаза расширились. Лангли заметил, как в некоторых из них блеснул алчный огонек, и как бы случайно распахнул накидку, демонстрируя оружие. Владеть оружием было серьезным нарушением, но звать полицию, похоже, никто не собирался.

— Что ж, если вы не можете помочь, придется попытать счастья в другом месте.

— Нет… погодите минутку, сэр. Успокойтесь. Может, чем и поможем. — Мрачный мужчина оглядел стол. — Кто-нибудь знает такую? Нет? Можно поспрашивать в округе.

— Непременно. — Лангли извлек десять десятисоларовых банкнотов. — Это на оплату справок. Помимо вознаграждения. Но его не будет, если вы не найдете девушку в пределах… х-м-м… трех часов.

Компания испарилась. Он присел за стол и заказал выпивку, пытаясь сдержать нетерпение.

Время замедлило бег. Какая большая часть жизни уходит просто на ожидание!

К нему подошла девушка и предложила себя. Лангли и ее отправил на поиски. Он нянчил в руках бокал с пивом, не прикасаясь к выпивке — сейчас, как никогда, голова должна быть ясной.

Через два часа и восемнадцать минут запыхавшийся человек плюхнулся за стол, жадно глотая воздух.

— Я нашел ее!

У Лангли екнуло сердце. Он поднялся из-за стола, стараясь не суетиться.

— Видел сам?

— Да нет, не совсем. Но к Слимеру, торговцу со Шрайниса, наняли новую гувернантку — и как раз одиннадцать дней назад. Это сказал мне их повар, которого отыскал кто-то еще из наших.

Космонавт кивнул. Его предположения оказались верными: слуги по-прежнему знали больше, чем полицейские структуры. Люди не так уж и изменились.

— Пойдем, — сказал он и вышел за дверь.

— А как насчет вознаграждения?

— Ты его получишь, когда я ее увижу. Не беспокойся.

Пять тысяч лет назад знакомый библиофил заставил Лангли прочитать потрепанную книгу столетней давности, которая называлась «Школа частного сыска», утверждая, будто это что-то совершенно уникальное. Тогда это пособие показалось ему достаточно скучным. Теперь же он улыбнулся, сообразив, откуда берет корни его метод. Но в этом аморфном мире нижних уровней годился любой способ.

Он пошел вдоль широкой и весьма странной на вид улицы. Маленький человечек остановился у одной из дверей.

— Вот это место. Правда, я не знаю, как мы попадем внутрь.

Лангли нажал кнопку дверного сканера. Дверь тут же распахнулась, и в ней появился человек великолепного телосложения — дворецкий. Американец готов был проложить себе путь с помощью оружия, но дворецкий явно не принадлежал к числу рабов — пришельцам запрещалось использовать в таком качестве людей. Когда-то его наняли, и он, возможно, продолжал служить.

— Извините, — сказал Лангли. — Нет ли у вас новой горничной — высокой рыжеволосой девушки?

— Сэр, мой наниматель очень ценит личный покой.

— Прискорбно. Для меня это очень важно. Я хочу всего лишь переговорить с ней. — Лангли хрустнул пачкой крупных банкнотов.

Американца пропустили внутрь, а его осведомитель остался нервничать снаружи. Воздух в помещении был плотным и влажным, заливавший все вокруг желто-зеленый свет резал глаза. Выходцы с других миров нанимали живых слуг ради престижа, но и платили за это достаточно прилично. Мысль о том, что он загнал Марин в это искусственное болото, словно заноза сидела у него в мозгу.

Она стояла посреди заполненной туманной дымкой комнаты. Капельки влаги блестели в ее волосах. Грустные глаза без удивления смотрели на него.

— Я пришел, — прошептал Лангли.

— Я знала, что ты придешь.

— Я… мне… могу я сказать, как сожалею?

— Не надо, Эдви. Забудем об этом.

Они вернулись на улицу. Лангли расплатился с осведомителем и узнал адрес отеля. Он направился туда, держа ее за руку, но не произнес ни слова, пока они не остались одни.

Тогда с легкой опаской, что Марин ускользнет из его объятий, он поцеловал девушку. Но та неожиданно пылко ответила.

— Я тебя люблю, — произнес он. Это было новым и удивительным открытием.

— Думаю, теперь наша любовь стала взаимной, — улыбнулась она.

Позже он рассказал ей обо всем.

— И мы можем улететь? — нежно спросила она. — Мы на самом деле сможем все начать заново? Если бы ты знал, как я об этом мечтала, с тех самых пор, как…

— Не так быстро. — К нему вернулась суровость, голос стал жестким, он нервно мял пальцы. — Ситуация исключительно сложная. Я думаю, что знаю, кто за этим всем стоит, возможно, тебе удастся мне помочь, найти недостающие звенья.

Я убедил себя, что «Технон» основал Сообщество и использует его в качестве шпиона и агента по экономическому проникновению. Однако… «Технон» запихнули в какую-то пещеру, откуда он, естественно, не может выйти и сам проверить состояние дел, а должен полагаться на информацию, предоставляемую агентами. Существуют официальные информаторы, которые являются частью правительства Солнечной системы; есть полуофициальные, такие, как члены Сообщества, а есть и в высшей степени неофициальные — шпионы на других планетах.

Но, как тебе известно, в одну и ту же игру играть могут двое. Поблизости существует раса, мыслительный процесс которой весьма схож с техноновским — холодный, бесстрастный коллективный разум, планирующий на века вперед, способный ждать бесконечно долго, пока маленькое зернышко не даст ростки. Это раса на Фриме. Такой ее делает способность объединять разум своих членов: индивидуум там ничего не значит, ибо в буквальном смысле является лишь клеточкой единого огромного организма. Как они работают, можно увидеть на примере Лиги, где фримане скрытно и постепенно захватили все ключевые позиции и стали хозяевами так незаметно, что ториане вряд ли осознали это и по сей день.

— И ты думаешь, что они проникли в Сообщество? — спросила она.

— Я это знаю. Другого ответа нет. Сообщество не передавало бы Сариса Бранноху, если бы было по-настоящему независимым. Валти безуспешно пытался объяснить этот факт, но мне известно больше, чем ему. Я знаю, что «Технон» по-прежнему считает, будто Сообщество принадлежит ему, и что оно никогда не отдаст предпочтение Центавру.

— Но ты же говоришь, что они это сделали, — возразила она.

— Ха-ха. В этом, как я понимаю, и заключается объяснение. В Сообщество входит множество рас. И одна из этих рас — фримане. Вероятно, формально они не с Фрима. Их могли внедрить на аналогичную планету, возможно, им сделали какие-то незначительные хирургические изменения, и они сошли за местных. Они присутствуют и среди бюрократии кочевников благодаря обычному продвижению по службе. А будучи весьма способными, они смогли вскарабкаться достаточно высоко, чтобы узнать правду — всем этим балом правит «Технон».

Для них это было подарком небес. Они проникли в Сообщество, следуя своему основному принципу — овладеть контролем над еще одной группой людей, а тут вдруг обнаружили, что вышли еще и на линию связи с самим «Техноном». Они могут фальсифицировать доклады, которые машина получает от Сообщества, не все, но достаточное их число. Эту власть необходимо приберегать для особых случаев, так как в машине есть блок логического сравнения; для того чтобы делать свое дело, она должна уметь «подозревать». Наш случай — особый.

Из-за того что не было времени проконсультироваться с «Техноном», все — и Чантавар, и Браннох, и Валти — стремились достигнуть противоположных целей. Иначе «Технон» просто приказал бы Валти в это дело не соваться, или по крайней мере сотрудничать с Чантаваром. Ты это знаешь, когда ему сообщили, он приказал последнему освободить торговца.

Но тут подсуетились фримане. Даже находясь в заключении, они оставались на связи со своими агентами на свободе, в том числе и с высокопоставленными фриманами в Сообществе.

Я не знаю точно, что за историю запустили в «Технон». Грубо говоря, что-то вроде того, будто только что вернулся торговый корабль с новостями о планете, которую населяет раса, чьи представители обладают способностями Сариса. Они были изучены, и оказалось, что воспроизвести электронно-нейтрализующий эффект искусственным путем никакой возможности нет. Готов поспорить, что фримане вполне способны состряпать подобный доклад, дополненный количественными данными и подкрепленный математической теорией.

Так вот. Этот самый доклад, якобы от его собственного, милого, надежного Сообщества, достигает «Технона». «Технон» принимает вполне естественное решение: пусть Сарис достанется центаврийцам, пусть они теряют время, исследуя тупиковый вариант. Все должно выглядеть правдоподобно, так, чтобы Браннох ничего не заподозрил. Следовательно, действовать нужно через Валти, не поставив в известность Чантавара.

Таким образом… Центавр в конечном итоге получает нейтрализатор! И узнает об этом «Технон» лишь в тот момент, когда прибудет флот вторжения, способный вывести из строя все корабли в Солнечной системе!

Некоторое время Марин не отвечала. Потом она кивнула.

— Звучит логично, — промолвила она. — Теперь я припоминаю, что, когда была у Бранноха, перед самой отправкой к тебе, он в разговоре с цистерной упоминал, как ему мешает Валти, и рвался его убрать, но цистерна ему запретила. Мы расскажем обо всем Чантавару?

— Нет, — ответил Лангли.

— Ты что же, хочешь, чтобы центаврийцы победили?

— Категорически нет! Я вообще не хочу войны, а обнародовать эту информацию раньше времени — самый верный путь ее начать. Неужели ты не видишь насущную необходимость действовать скрытно, отмести все подозрения и разом нанести решающий удар, чтобы тебя не стерли с лица земли?

То обстоятельство, что Браннох и сам блуждает в потемках, что он ничего не знает об этой исключительно важной операции Сообщества, указывает на тот факт, что интересы Лиги отнюдь не близки сердцу Фрима. Лига является средством для достижения гораздо более важной и смертельной для нас цели.

Лангли поднял голову:

— До сих пор, дорогая, все мои попытки оказать влияние на ход этой игры кончались исключительно жалкими провалами. Я рискую обеими нашими жизнями ради того, что считаю будущим всей человеческой расы. Звучит достаточно глупо, претенциозно, не так ли? Маленький человек, думающий, что сможет в одиночку изменить ход истории. Подобные заблуждения всегда вызывали массу невзгод.

На этот раз, в виде исключения, я сыграю, ибо это не ошибка — я действительно могу совершить что-то стоящее. Считаешь ли ты, что я прав? Считаешь ли, что я вообще вправе попытаться?

Она подошла к нему и прижалась щекой к его щеке.

— Да, — прошептала она. — Да, мой родной.

Глава 19

Нельзя сказать, что Лангли доставил Марин к себе домой тайно — если бы ее заметили, это не вызвало бы особых разговоров, — но он постарался вести себя как можно осмотрительней. А потом он удивился сам себе, проспав ночь лучше, чем во все предыдущие недели.

На следующий день он собрал как микрокопии всех библиотечных данных по Сообществу, так и резюме, подготовленное роботом, и сложил кассеты в свой кошель. Размышления о том, что все его надежды зависят от последовательности тончайших связей, приводили его в смятение. Это касалось и личности Валти: Лангли считал, что торговец сможет сбросить шоры, приобретенные в течение жизни, как только посмотрит в лицо некоторым фактам и немного порассуждает, но можно ли быть уверенным, что именно так он и поступит?

Мардос вызвал его на очередную беседу. По мере того как ученый выяснял одну неизвестную ему дату за другой, энтузиазм его разгорался, и осторожного цинизма немного поубавилось.

— Вы только вдумайтесь! Заря технической эры, эры космических полетов — важнейшая поворотная эпоха со времен перехода человека к оседлому образу жизни, — и вы ее современник! Знаете ли вы, что уже ниспровергли с дюжину очень крепких теорий? Так, мы понятия не имели о существовании в то время столь разительных отличий между национальными культурами. Это объясняет очень многие загадочные моменты в последующем ходе истории.

— Так вы будете писать книгу? — спросил Лангли. Ему было неимоверно трудно сохранять внешнее спокойствие, он едва сдерживался, чтобы не ходить из угла в угол, выкуривая одну сигарету за другой в ожидании вечера.

— О, да… да. — Мардос застенчиво потупил взор. — Но все же… ладно, первоначально мною двигало желание приобрести некоторую известность, получить повышение по службе. Теперь меня это не волнует. Работа сама по себе, приобретение знаний — вот что имеет значение. Вы… вы позволили мне ощутить и оценить столь характерное для вашего времени чувство первооткрывателя. Раньше я не знал, что такое настоящее счастье.

— Э-э…

— Потребуются годы, чтобы создать связную картину. То, что вы сможете нам рассказать, должно согласовываться с археологическими раскопками. Никакой спешки, никакой необходимости вас подгонять. Почему бы нам сегодня не пообедать у меня дома? Расслабимся, немного выпьем, послушаем музыку…

— Э-э… нет. Спасибо, нет. Сегодня я занят.

— Тогда завтра? Моя жена будет рада вас видеть. Бог свидетель, дома я только и делаю, что говорю о вас.

— Хорошо. — Лангли чувствовал себя негодяем. Когда беседа закончилась, он едва сдержался, чтобы не сказать: «Прощайте».

Солнце скатилось за горизонт. Лангли с Марин поужинали, не ощущая вкуса еды. Глаза девушки задумчиво смотрели на сумеречный мир.

— Ты будешь скучать по Земле? — спросил он.

Она кротко улыбнулась:

— Чуть-чуть. Иногда. Но с тобою рядом — не очень часто.

Лангли поднялся и достал для нее из шкафа накидку. Капюшон на голове придавал ей трогательный мальчишеский вид — эдакий молоденький студентик.

— Идем, — промолвил он.

Они вышли из зала и, миновав крыло здания, оказались на виадуке с движущейся дорожкой. Вокруг них смеялась и гомонила толпа — ярко разодетая, веселая, в неустанных поисках развлечений. Огни казались лихорадочной радужной дымкой.

Лангли пытался подавить внутреннее напряжение. От того, что он будет с дрожью гадать о тех силах, которые объединились против него, ничего не прибавится. «Расслабься, дыши глубже, наслаждайся ночным воздухом и видом звезд и шпилей. Завтра ты можешь умереть».

Умирать нельзя. Он надеялся — по его лицу не видно, что нервы его натянуты как струны. Шагай неторопливо, с умным видом, как и положено ученому мужу. Забудь, что у тебя под мышкой оружие.

«Две Луны» были довольно известной таверной с несколько сомнительной репутацией; заведение примостилось на крыше над нижними уровнями — у основания гигантского металлического выброса в виде башни «Межпланетных предприятий».

Войдя внутрь, Лангли обнаружил, что очутился в марсианской атмосфере, под зелено-голубым небом, рядом с современным каналом и кусочком древней красной пустыни. В помещении стояла легкая дымка благовоний, слышались минорные завывания марсианской народной песни. Вдоль одной из стен расположились отдельные кабинки в виде пещер в рыжевато-коричневом утесе. Напротив находились бар и сцена, на которой со скучающим видом извивалась стройная исполнительница стриптиза. Музыка звучала фоном к бесконечному глухому шуму и звону посуды переполненного ресторана.

20.45. Лангли облокотился на стойку.

— Два пива, — попросил он.

Робот выдвинул ладонь с двумя стаканами, из нее же налил пиво до краев и протянул металлическую руку за деньгами.

Мужчина с потемневшей от солнца кожей и нескладным телосложением марсианина кивнул в их сторону.

— Не так уж часто увидишь профессора в подобном заведении, — заметил он.

— Вечер отдыха, — откликнулся Лангли.

— У меня, я так полагаю, тоже. Хотя я и жду не дождусь возвращения домой. Эта планета слишком тяжелая. Правда, и Марс уже не тот, что в былые дни. Когда-то мы правили Солнечной системой. Старые добрые времена… Теперь же мы, как и все, просто послушные добрые дети «Технона»…

Сзади появилась фигура в черной форме. Марсианин захлопнул рот и попытался сделать вид, что он тут ни при чем.

— Извините, сэр, — сказал полицейский, коснувшись плеча Лангли. — Вас ждут.

У Лангли на какое-то мгновение все поплыло перед глазами, но тут он узнал отныне безбородое лицо человека, который в свое время наставил бластер на агентов Бранноха там, внизу, в трущобах. Казалось, все это было давным-давно.

— Да-да, — ответил космонавт и последовал за ним. Марин пристроилась сзади.

Они вошли в кабинку. Та была полна людей в форме. Лангли обратил внимание на массивную фигуру в легком боевом снаряжении. Из-под шлема неожиданно донесся голос Валти:

— Добрый вечер, капитан, миледи. Вам все ясно?

— Да. Думаю, все устроится.

— Сюда. У меня налажено взаимопонимание с хозяином таверны. — Валти нажал пальцем на какое-то декоративное украшение. Задняя стена отошла в сторону, и лестница, каких Лангли в этом мире раньше не встречал, вывела их наверх, в крошечную комнатенку, где были разложены два комплекта формы министерских армейских офицеров.

— Пожалуйста, наденьте это, — сказал Валти. — Полагаю, вы скорее сойдете за аристократов, чем за рабов. Правда, вам не придется говорить ни с кем, кроме Сариса.

— О'кей.

Марин без тени смущения сбросила свою накидку и облачилась в мундир. Спрятав волосы под легкую стальную каску и небрежно набросив на плечи плащ, она вполне могла сойти за министра-подростка, который, используя свой ранг, ради баловства увязался на задание.

Валти рассказал о своем плане; потом они снова спустились в кабинку, и торговец вывел всех на улицу. Команда насчитывала два десятка человек. Крохотная горстка — против всей мощи Сола.

Пока дорожка несла их по виадуку к военному исследовательскому центру, расположенному на западной окраине города, никто не произнес ни слова. Лангли хотелось взять Марин за руку, но именно сейчас это было невозможно. Он сидел, предаваясь собственным мыслям.

Пунктом назначения была башня, возвышавшаяся над похожей на отвесный утес стеной города. Она вознеслась несколько поодаль от своих соседок, а за ее гладким пластиковым фасадом наверняка скрывались орудия и броня. Когда группа Валти высадилась у центрального пандуса и подошла ко входу, из расположенной сбоку ниши появились трое охранников-рабов. Они одновременно поклонились, и старший поинтересовался, какое дело привело их сюда.

— Чрезвычайное и безотлагательное, — ответил Валти. Шлем скрадывал его акцент. — Мы должны скрытно переместить определенный объект исследований в более безопасное место. Вот наши документы.

Один из караульных выкатил столик с приборами. Бумаги, удостоверяющие их полномочия, были проверены микросканером. Лангли предположил, что на документах «Технона» есть невидимое кодовое число, которое ежедневно меняется произвольным образом. У нескольких человек были проверены радужки, после чего снимки сравнили с образцами в удостоверениях.

— Все в порядке, сэр, — кивнул головой начальник караула. — Вам нужна какая-нибудь помощь?

— Да, — ответил Валти. — Подгоните сюда полицейский флаер. Мы скоро выйдем. И никого не пускайте внутрь до тех пор, пока мы не удалимся отсюда.

Лангли подумал об автоматическом оружии, скрытом в стенах. Но двери перед ними раздвинулись, и он последовал за Валти по коридору. Они прошли мимо нескольких долговременных огневых сооружений, но никто их не остановил. Затем они были вынуждены задержаться у второго контрольнопропускного пункта. После проверки они направились к месту заключения Сариса — его местоположение было указано в бумагах.

Холатанин лежал на кушетке, окруженной решеткой. Остальная часть камеры представляла собой беспорядочное нагромождение лабораторных приборов таинственного вида. Часовые были вооружены и обычными ружьями, и бластерами, у пульта работала пара техников. Прежде чем освободить узника, они вызвали своего начальника для подтверждения полномочий прибывших.

Лангли подошел к решетке. Сарис не подал вида, что узнал космонавта.

— Привет, — тихо сказал американец по-английски. — С тобой все в порядке?

— Да. До с-сих пор-р электр-ричес-ские и др-ругие замер-ры. Но тяжело быть заключенным.

— Тебя обучили современному языку?

— Да, очень хор-рошо. Лучше, чем английс-скому.

Лангли почувствовал слабость от облегчения. Весь его рискованный план строился на этом предположении — на поразительных лингвистических способностях холатанина.

— Я пришел, чтобы забрать тебя отсюда, — сказал он. — Но придется немного потрудиться — ты должен помогать мне, рискуя собственной головой.

— Моей жизнью? И это вс-се? Это не ес-сть много… тепер-рь. — В басовитом мурлыканье проскользнули нотки безразличия.

— Марин известны факты и мой план. Теперь нужно ознакомить с этим тебя. Но мы втроем будем против всех остальных.

Лангли быстро рассказал о том, что знает, и о своих планах.

На короткое время золотистые глаза Сариса вспыхнули яростным огнем, мускулы напряглись под шерстью. Однако тщательно контролируемый голос произнес с оттенком усталости и безнадежности:

— Это ес-сть хор-рошо. Мы попр-робуем таким обр-разом.

Тем временем Валти заболтал старшего смотрителя, и в помещение с помощью антигравитационных саней втолкнули длинный металлический ящик с несколькими отверстиями. Сариса поместили внутрь и прикрыли крышку.

— Ну что, отправляемся, милорд? — спросил Валти.

— Да, — ответил американец. — Все приготовления закончены.

Несколько человек толкали плавающий ящик в сторону выхода. Хотя его вес был нейтрализован, инерция оставалась значительной, а включение любого движителя вызвало бы сигнал тревоги. Возвратившись ко входу, они увидели, что над пандусом завис большой черный флаер. Короб с Сарисом поместили в хвостовое отделение, люди — кто туда же, кто в кабину — погрузились в аппарат, и Валти направил его к центаврийскому посольству.

Откинув шлем за спину, чтобы сделать глоток свежего воздуха, торговец вытер потное лицо.

— С каждой минутой дело становится все более щекотливым, — пожаловался он. — Если бы мы только могли направиться прямиком к моему флиттеру! Готов прозакладывать собственный нос, что этот управляющий из лаборатории очень скоро позвонит Чантавару, и вот тогда шкварка выскочит из скороводы.

Лангли стал прикидывать, что делать дальше, прежде чем они столкнутся с очередным врагом. Вообще не залетать за Браннохом… Нет. Осталось слишком мало времени. Да и Сарис был почти беспомощен, находясь под механическим замком. Сжав зубы, он решил ждать.

Флаер остановился возле посольской башни. Жилые помещения и офисы занимали ее верхнюю треть. Валти повел свою группу в сторону входа. И снова были представлены бумаги, и снова проверка. Чантавар держал здесь очень сильную охрану. На этот раз мнимый приказ гласил о временном перемещении старшего персонала посольства. Торговец не стал говорить, что их забирают насовсем, и начальник караула понимающе ухмыльнулся.

— Захватите ящик с собой, — напомнил Лангли.

— Что? — удивился Валти. Зачем, милорд?

— Они могут предпринять какие-либо непредсказуемые действия. Никогда не знаешь наперед. Для них все это явится шоком. Лучше быть наготове.

— Но будет ли… устройство… исправно работать, милорд?

— Будет. Я его проверял.

Валти колебался с решением, и Лангли почувствовал, как у него вспотели ладони. Если торговец скажет «нет»!..

— Хорошо, милорд. Возможно, это здравая мысль.

Покачиваясь, ящик медленно проплыл через портал. Вокруг было пустынно, должно быть, посольская мелкая сошка расползлась на ночь по своим квартирам. Впереди находились двери в личные апартаменты Бранноха. Не успели они подойти, как двери распахнулись, и в проеме появилась огромная фигура торианина.

— В чем дело? — спросил он холодно. Массивное тело в кричаще-яркой пижаме пригнулось, изготовившись к последнему отчаянному прыжку на стволы их оружия. — Я вас не приглашал.

Валти откинул шлем за спину.

— Вам не придется сожалеть об этом визите, милорд, — сказал он.

— О-о… это вы. И Лангли тоже, и… Входите! — Гигант провел их в гостиную. — Ну а теперь — в чем дело?

Валти объяснил. Триумф, отразившийся в глазах Бранноха, сделал его лицо почти нечеловеческим.

Лангли стоял рядом с плавающим металлическим гробом. Он не мог говорить с Сарисом, не мог его предупредить, не мог даже сказать: «Давай!» Холатанин лежал в кромешной тьме, окруженный металлом, и мог полагаться только на свои органы чувств и собственный мозг.

— Ты слышал это, Фримка?! — закричал Браннох. — Давай уходим! Я позову людей…

— Нет.

Браннох остановился на полушаге.

— В чем дело?

— Не надо их звать, — произнес механический голос. — Мы этого ожидали. Мы знаем, что делать. Вы отправитесь с ними в одиночку. Скоро мы последуем за вами на собственном антиграве.

— Ради всего на…

— Спешите! На карту поставлено больше, чем вы знаете. В любой момент сюда может нагрянуть Чантавар, а у нас еще много дел.

Браннох колебался. Будь у него время подумать, он вспомнил бы о способностях Сариса, заметил бы у своих фриман неожиданно появившийся легкий акцент. Но он был спросонья и привык подчиняться их приказам…

Валти подтолкнул посла. Его багровое лицо говорило о явном облегчении.

— Они правы, милорд. Будет дьявольски трудно вывезти их цистерну незаметно, да и на то, чтобы собрать ваших людей, тоже уйдет время. Давайте отправляться!

Браннох кивнул, сунул ноги в башмаки и вышел в дверь, сопровождаемый двумя мнимыми охранниками. Лангли украдкой взглянул на Марин — лицо ее от напряжения побелело.

Он надеялся, что сумасшедший стук его собственного сердца ничем себя не выдает.

Пока все в порядке. Остановка в посольстве была неизбежной, кроме того, необходимо было прихватить с собой одного человека — человека, которому, как сознавал Лангли, требовалось рассказать правду.

Предполагалось, что Сарис не только парализует микрофоны фриман, но и выведет из строя их гравилет, оставив фриман беспомощно сидеть на приколе. Сделал ли он это, хватило ли у него сил?

Возможно!

Однако было бы странно, если бы эти практичные, проницательные умы мирились с положением, когда любой непредвиденный случай может сделать их пленниками. Должны существовать средства восстановить устройство, что-то вроде роботизированного инструмента, управляемого изнутри цистерны. Вне всякого сомнения, у них есть способы связаться со всей сетью центаврийских шпионов и саботажников, бросить их всех на прорыв кольца людей Чантавара, добраться до спрятанного корабля и улететь.

Фримане собирались сбежать. Воспрепятствовать этому не было никакой возможности. Вероятно, они организуют погоню. Да и Чантавар долго спать не будет. Вопрос весь в том, сможет ли группа Валти выйти за пределы досягаемости радарных систем раньше, чем придет в себя та или иная группировка.

Вопрос, конечно, занятный, подумал Лангли.

Глава 20

В своем собственном давно забытом мире им бы никогда не удалось осуществить то, что они сделали. Где-то по ходу действия всегда нашелся бы человек с достаточно независимым умом, который приостановил бы события и справился у начальства, все ли идет как надо. Но раб не рожден думать, ему это и не положено. Возможно, это одна из причин, почему свобода — зыбкая, неумелая, преданная забвению — на протяжении всей истории снова и снова поднимала голову.

Флаер быстро скользил над погруженной во тьму планетой. Лора превратилась в яркое созвездие на горизонте, и, когда она исчезла, только ночь расстилалась вокруг. Лангли сомневался, что когда-нибудь увидит город еще раз. Яркой вспышкой промелькнула Лора в его жизни, а теперь у него было такое ощущение, как будто ни города, ни миллионов его жителей никогда и не существовало. Теперь он отчасти стал понимать философию Валти, его приятие того, что и непостоянство мира, и наличие судьбы в равной степени являются непременными составляющими природы вещей.

Выразительное лицо Бранноха резко выделялось в тусклом свете панели управления.

— Вам известно, почему Сообщество решило помочь нам? — спросил он.

— Нет, милорд, неизвестно, — ответил торговец.

— Тут где-то замешаны деньги. Большие деньги. Если только вы не намерены каким-то образом меня предать… — На мгновение сверкнула белизна зубов, и торианин расхохотался. — Да нет. С какой стати вам вообще обо мне беспокоиться, если не по причине, которую вы указали?

— Милорд, надеюсь, Лига не останется неблагодарной и оценит все мои усилия?

— О да, да, не бойтесь, вымогатель, свое вы получите. Я заплачу вам за счет Земли. Это означает войну, вы же знаете. Теперь ее уже ничто не остановит. Но, насколько я знаю этих жирных министров, они достаточно долго продержат флот Солнечной системы на охране своих драгоценных убежищ, предоставив нам возможность создать нейтрализатор. — Потемневшим взглядом Браннох уставился перед собой. — Любопытно, почему это Фримки решили остаться? Мне вообще интересно, насколько на самом деле у них разветвлена сеть. Ну, ничего, придет день, и я разберусь с ними тоже… проклятые пауки!

Флаер спикировал в сторону небольших лесных зарослей. Когда он приземлился, Валти вывалился наружу и сообщил:

— У меня здесь есть флиттер. Прошу вас, господа!

Бластер срезал замок на темнице Сариса. Одним ловким прыжком холатанин выскочил наружу, и вся компания стала ощупью пробираться вперед среди деревьев.

— Они вс-се здес-сь с-с энер-ргетичес-ским ор-ружием, — пробормотал Хронна по-английски. — Вс-се, кр-роме одного. Вон тот высокий пар-рень. Ты с-сможешь с-с ним с-спр-ра-витьс-ся?

— Лучше было бы, если бы смог, — ответил Лангли сквозь зубы.

Громада флиттера неясно маячила посреди рощи, словно башня тьмы.

— А где остальные из вашей банды? — спросил Браннох, поднимаясь по пандусу к входному люку.

— В уютных кроватках, милорд, — ответил Валти. Его голос гулко отдавался в полной тишине.

Где-то вдалеке стрекотали кузнечики. Лангли подумал, что слышит их, наверно, в последний раз.

— Мне, конечно, придется покинуть Солнечную систему, но нет никакого смысла разъединять остальную часть команды.

Двадцать человек обречены на заклание, подумал Лангли.

Создатели этого космического аппарата полагали, что он должен обладать большей скоростью, а не большими удобствами. В единственной продолговатой рубке были расположены места для пассажиров и кресло пилота. Валти скинул шлем, угнездил свой широкий зад в кресле, и его толстые пальцы в изумительно изящном танце задвигались над панелью управления. Корабль задрожал, взревел и устремился в небо.

Атмосфера осталась позади. Огромная, восхитительная Земля вращалась на фоне занавеса из ослепительных звезд. Лангли смотрел на планету со щемящей тоской.

До свидания, Земля. До свидания, холмы и леса, высокие горы и продуваемые ветром равнины, огромные пространства морей под лунным светом. Прощай, Пегги.

Компьютер тихо пощелкивал, разговаривая сам с собой. На панели мигали огоньки. Валти перебросил тумблер в необходимое положение, порывисто вздохнул и развернулся в кресле.

— Ну все, — сообщил он. — Флиттер на автопилоте, режим наибольшего ускорения. Через полчаса мы достигнем корабля. Вы тоже можете расслабиться.

— Проще сказать, чем сделать, — проворчал Браннох.

В узкой металлической рубке стало очень тихо.

Лангли бросил взгляд на Сариса. Холатанин едва заметно кивнул. Марин увидела это, и ее собственная голова тоже резко дернулась.

Лангли встал спиной к стене рядом с панелью управления и вытащил бластер.

— Не двигаться! — приказал он.

Кто-то выругался. Кто-то с потрясающим проворством выхватил оружие. Оно не стреляло.

— Сарис заблокировал все находящееся здесь оружие, кроме моего и Марин, — сообщил Лангли. — Вам лучше сидеть смирно и слушать… Нет, не надо!

Он послал ревущий луч в высокого человека со старинным оружием в руках. Торговец взвыл, когда пистолет выпал из его обожженных пальцев.

— Мне было жаль это делать, — глухо произнес Лангли. По его лицу струился пот. — Я никому не желаю зла. Но уж слишком большие силы вовлечены в события. Дайте мне, пожалуйста, возможность все объяснить.

— Капитан… — Валти скользнул ближе к Лангли. Марин свирепым жестом отогнала его обратно. Сарис скорчился в дальнем конце рубки, дрожа от напряжения.

— Выслушайте меня. — Лангли чувствовал легкое раздражение от того, что вынужден говорить просительным тоном. Разве не само собой разумеется, что человека с оружием должны слушаться беспрекословно? Но маленькие глазки Валти бегали туда-сюда в поисках хоть какого-то выхода. Браннох подобрал ноги ближе к стулу, готовясь к прыжку. Космонавты-торговцы ворчали, распаляя себя, чтобы наброситься на американца и одолеть его числом.

— Все, что я хочу, так это поведать вам некоторые факты, — сказал Лангли. — Все вы стали жертвами самого крупного, самого наглого обмана за всю нашу историю. Вы оба, Валти и Браннох, считаете, что действуете ради собственного блага, но я намерен доказать вам обратное. В любом случае мы имеем полчаса, так что все равно: выслушайте меня.

— Валяйте, — согласился Браннох сдавленным голосом.

Американец судорожно вздохнул и рассказал о подрывной деятельности чуждой силы против Лиги, Техната и Сообщества ради собственных интересов. Он отдал Валти свою кассету с материалами, тот заложил ее в сканер и стал изучать со сводящей с ума неторопливостью. Часы лениво отсчитывали минуты, а Земля скрылась за кормой корабля. В рубке стояла тишина, было жарко.

Валти поднял взгляд.

— Что вы собираетесь делать, если я не стану вам помогать? — спросил он.

— Уберу вас. — Лангли повел бластером.

Лохматая рыжая голова Валти качнулась, его пузатая фигура как никогда была преисполнена чувства собственного достоинства.

— Нет. Извините, капитан, но у вас ничего не выйдет. Вы не сможете управлять современным космическим кораблем — вы не знаете, как это делается, а помогать я вам не стану: мой старый организм не до такой уж степени ценен.

Браннох не промолвил ни слова, но его глаза превратились в пуговки из голубого стекла.

— Неужели вы не способны видеть?! — воскликнул Лангли. — Неужели вы не способны думать?

— Ваши доводы весьма шатки, капитан, а приведенные вами факты допускают и иное толкование.

— Когда две гипотезы противоречат друг другу, выбирают ту, которая проще, — неожиданно вмешалась Марин.

Валти сел. Он подпер голову кулаком, закрыл глаза и как-то сразу постарел.

— Может быть, вы и правы, — сказал Браннох. — Я и сам уже долгое время отношусь с подозрением к этим живым оладьям. Но мы разберемся с ними позже — когда Тор достаточно окрепнет.

— Нет! — резко возразил Лангли. — Вы, слепец, неужели вы не видите? Вся эта война подготовлена именно ими. Фримане должны относиться к Человеку как к опасному паразиту. Они не в состоянии покорить нас сами, но они могут заставить нас выпотрошить друг друга до последней капли крови. И вот тогда уже разделаться с нами им будет по силам!

Зазвенел звонок. Лангли отвлекся на звук, но тут же повернул голову обратно, среагировав на крик Марин. Браннох был почти рядом. Лангли отогнал нахально улыбающегося центаврийца назад, но разрешил Валти подойти к панели и посмотреть на приборы.

Торговец уткнулся в них лицом, после чего сообщил ровным голосом:

— Кто-то нащупал нас лучом радара. Нас преследуют.

— Кто?! Как они далеко?! С какой скоростью?! — набросился Браннох, словно сорвавшаяся с цепи собака.

— Не знаю. Это могут быть ваши друзья с Фрима, это может быть и Чантавар. — Валти поиграл с кнопками и считал показания приборов. — Корабль приличных размеров. Догоняет нас, но мы подлетим к своему минут на десять раньше. Чтобы разогреть генераторы для межзвездного прыжка, необходимо какое-то время, так что, возможно, нам придется сражаться. — Он не сводил глаз с Лангли. — Конечно, если досточтимый капитан разрешит нам это сделать.

Американец еще раз судорожно вздохнул:

— Нет. Для начала я позволю им всех нас взорвать.

Валти хихикнул:

— Капитан, а вы знаете о том, что я вам верю? И верю в вашу несколько фантастическую гипотезу.

— Вам придется это доказать, — сказал Лангли.

— И докажу. Люди, пожалуйста, сложите вот сюда ваше оружие. Капитан, вы можете, если только не сочтете это слишком скучным делом, заключить нас под стражу.

— Минуточку, подождите… — Один из людей Валти встал. — Вы хотите не выполнять приказы командиров?

— Я хочу принести пользу Сообществу.

— Я не стану сдавать оружие!

Ответ Валти прогремел, словно пистолетный выстрел:

— Вы это сделаете, сэр, в противном случае я лично сломаю ваш хребет о собственное колено. В этом полете вашим шкипером являюсь я. Вам напомнить статьи, касающиеся вопросов о неподчинении шкиперу?

— Я… слушаюсь, сэр! Но я подам жалобу в…

— Непременно подайте, — охотно согласился Валти. — Мы вместе пойдем в контору, и я подам свою.

Бластеры с клацаньем летели к ногам Лангли. Сарис лег на пол, его колотило от нервного истощения.

— Свяжите Бранноха, — приказал американец. — Мы верим в Бога, но я не думаю, что он и есть Бог.

— Конечно. Вы уж простите грехи наши, милорд? Мы оставим вас на флиттере, вы можете развязаться и улизнуть отсюда прочь.

Браннох бросил на них убийственный взгляд, но подчинился.

— Вы удовлетворены, капитан? — спросил Валти.

— Вероятно, да. Почему вы мне теперь поверили?

— Отчасти — благодаря вашим свидетельствам, отчасти — благодаря вашей собственной искренности. Я отдаю должное вашему уму.

— О'кей! — Лангли сунул бластер обратно в кобуру.

Возможно, это было рискованным шагом, но Валти только кивнул головой и занял пилотское кресло.

— Мы почти прибыли, — сказал он. — Время включать тормозу и уравнять скорости.

Космический корабль вырос до огромных размеров. Это был черный цилиндр, плывущий сквозь звездную пустыню. На фоне Млечного Пути Лангли видел его застывшие орудийные башни. Легкий толчок, лязг от соприкосновения металла с металлом, и люки флиттера и корабля состыковались.

— Боевые посты! — рявкнул Валти и ринулся на выход. — Вы можете пойти со мной, капитан.

Лангли остановился возле Бранноха. Гигант со свирепой улыбкой встретил его взгляд.

— Хорошая работа, — признал он.

— Послушайте, — ответил космонавт, — когда вы освободитесь, улетайте отсюда, но не очень далеко. Слушайте все радиопереговоры. Подумайте над тем, что я вам сказал. Затем, если у вас хватит благоразумия, свяжитесь с Чантаваром.

— Может… свяжусь.

— Да поможет вам Бог, если вы этого не сделаете. До свидания, Браннох.

Лангли прошел через входной люк. Он был последним, и крышка люка лязгнула за его спиной. Космонавт не знал планировки крейсера и, пробегая по коридорам корабля, подчинялся собственной интуиции. Над ним повсюду гудели машины — корабль готовился к бою.

Через несколько минут Лангли нашел центральный пост. Там сидел Валти, в глубине маячили Марин и Сарис. Корабль, должно быть, был почти полностью автоматизирован — сам по себе он являлся своеобразным роботом, так что управлять им мог один человек.

Звездный шар давал изображение усеянной звездами холодной тьмы, что была снаружи. Валти засек на нем движущуюся точку и подстроил телеэкран на увеличенное изображение. Приближающийся корабль представлял собой стальную сферу.

— Сделано на Фриме, — сообщил Валти. — Я узнал бы эти очертания где угодно. Посмотрим, что у них есть нам сказать. — Он нажал клавиши радиоустановки.

Фримане! Значит, тогда они сбежали почти сразу за ними; вне всякого сомнения, они прорвались с помощью имеющегося в цистерне оружия к спрятанному боевому кораблю и направились в космос с невероятной скоростью. Орбиту корабля Валти они, видимо, смогли узнать от «Технона». Лангли вздрогнул, и Марин теснее прижалась к нему.

— Алло, Фримка, — почти нечаянно произнес Валти в радиоустройство. Его глаза и руки по-прежнему находились в движении, он нажимал кнопки, подстраивал верньеры, наблюдал, как один за другим зажигались огоньки, сигнализируя о готовности отсеков.

И тут сквозь треск ему ответил механический голос:

— Мы вас преследуем. Если вы будете благоразумны, то немедленно нам сдадитесь. Земные патрули засекли нас радарами, они следуют за нами совсем близко, мы скорее все уничтожим, нежели отдадим вас им.

«Земные»! Лангли присвистнул. Похоже, Чантавар тоже оказался весьма легким на подъем. Но, конечно же, если не что-то другое, то побег фриман уж точно поднял их по тревоге.

— Вечеринка становится несколько многолюдной, — невнятно пробормотал он.

Валти перебросил тумблер вниз. В астрономическом шаре появились крохотные вспышки, которые на самом деле означали сокрушительные взрывы.

— Корабли самостоятельно ведут бой друг с другом, — спокойно заметил он. — Нашей команде ничего не остается, как только дежурить возле аварийного ручного управления на случай, если нас заденет.

Два судна осуществляли позиционное маневрирование, перемещая в пространстве свою огромную массу с такой легкостью, словно это был танец фехтовальщиков. Вспыхивали двигатели ядерных ракет, их обнаруживали, и они взрывались, будучи настигнуты противоракетными снарядами. Молнии дальнобойных энергетических лучей ощупывали пространство вокруг. Все, что ощущал Лангли, так это завывание генераторов, сумасшедший танец искорок в шаре и озабоченное пощелкивание корабельного мозга.

Сарис издал голодный рык.

— Ес-сли бы я только мог быть там! — неистовствовал он. — Ес-сли бы я только мог вцепитьс-ся в них зубами!

Лангли привлек Марин к себе.

— Нас могут стереть в порошок еще до того, как мы станем свободны, — сказал он. — Я чувствую себя страшно беспомощным.

— Ты действовал великолепно, Эдви, — ответила она.

— Что ж… я старался. Я люблю тебя, Марин.

Она замерла, переполненная счастьем.

— Это все, что мне нужно, любимый.

Стены вздрогнули, в воздухе нависла опасность. Из интеркома раздался задыхающийся голос:

— Неточное попадание в районе седьмого отсека, сэр. Повреждена наружная обшивка, радиационный удар, утечки воздуха нет.

— Продолжайте, — скомандовал Валти.

Чтобы произвести значительные разрушения в вакууме, даже ядерный взрыв должен произойти очень близко. Но и одной-единственной ракеты, угодившей прямо в корабль, хватило бы, чтобы превратить его в расплавленный дождь.

— Сюда подлетает Чантавар, — сказал Валти. — У меня есть идея. Он будет слушать эфир, так что… — Торговец пере-щелкнул клавиши. — Алло, Фримка. Эй, там, алло! Земляне будут здесь с минуты на минуту. Мне они нравятся даже меньше, чем вы, поэтому — не уладить ли нам наши разногласия позднее, давайте, а?

Ответа не последовало. Фримане никогда не тратили время на пустые разговоры, а то, что это очевидная уловка, они должны были сообразить.

Но к ним мчались два земных крейсера, и они это слышали. Ближайший развернулся по изящной дуге, что было бы невозможно без антигравитационных двигателей, и открыл огонь по фриманскому кораблю. Валти ринулся вслед, послав свой космолет вперед с нарастающим ускорением. Один корабль не мог противостоять нападению двух.

Экраны не показали этого испепеляющего взрыва. Они не выдержали перегрузки и погасли, а когда через несколько секунд зажглись снова, фримане уже были быстро расползающимся облаком газа.

Два боевых корабля флота Солнечной системы осторожно развернулись и прощупали торговца несколькими ракетами и энерголучами. Взвыла сирена. Валти громко расхохотался.

— Гипердвигатель готов к работе. Теперь мы можем отсюда улетать.

— Подождите, — сказал Лангли. — Вызовите их. Я хочу с ними поговорить.

— Но пока мы будем вести разговоры, они могут напасть на нас одновременно, и тогда…

— Слушайте, Земля тоже должна знать! Вызовите их!

Но первым их вызвал Чантавар. Его голос решительно вырывался из коммуникационного устройства:

— Алло, Сообщество! Оставайтесь на месте для высадки на ваш борт.

— Не так быстро, парень! — Лангли перегнулся через плечо Валти в поисках микрофона. — Мы можем щелкнуть выключателем и оказаться за десять световых лет отсюда, но я должен вам кое-что рассказать.

— О… это вы. — В голосе Чантавара проскользнуло что-то близкое к веселью. — Опять вы! За сегодняшний вечер мое уважение к любителям значительно возросло. Я был бы рад, если бы вы поступили ко мне на службу.

— Не выйдет. А теперь слушайте.

Лангли как можно быстрее отбарабанил все, что знал. Наступило тягостное молчание. Затем Чантавар медленно произнес:

— Вы можете это доказать?

— Вы можете получить доказательства сами. Изучите те же документы, что и я. Арестуйте всех центаврийских агентов, каких только найдете, и допросите их — некоторые находятся на содержании у фриман. Представьте факты и предложения «Технону», попросите его переоценить ситуацию. Он должен знать, сколько будет дважды два!

— Вы… может быть, правы, Лангли. Может быть, вы и правы…

— Можете биться об заклад, что я прав. Фриманам от нас нет никакого толку. Мы для них такие же чудовища, как и они для нас, а война, которую они были вынуждены вести, убедила их в том, что мы еще и весьма опасны. Их цель — ни много ни мало — полное уничтожение человеческой расы. Не исключено, что я ошибаюсь, но ведь вы не можете позволить себе роскошь рисковать?

— Нет, — тихо ответил Чантавар. — Похоже, что не можем.

— Отловите Бранноха. Он болтается где-то тут, поблизости. И вы, и он, и Сообщество — все планеты — должны похоронить свои маленькие амбиции. Если вы этого не сделаете, с вами все кончено. А вместе вы сможете противостоять кому угодно.

— Нам понадобится этот самый нейтрализатор.

— Нет, не понадобится. Вы не сумеете завоевать планету таких размеров, как Фрим, но вы можете вернуть ее жителей обратно и объединенными силами не выпускать их оттуда. И последнее: вам будет полезно знать, что где-то там, в Галактике, есть планета свободных людей с оружием, которому вы не в силах противостоять. Это может даже навести вас на мысль о собственном освобождении.

До свидания, Чантавар. Удачи!

Он выключил радио и встал, неожиданно ощутив полнейшее спокойствие.

— О'кей, — сказал он. — Поехали.

Валти бросил на него странный взгляд. Только позже, вспоминая, он понял, что так люди смотрят на своих лидеров.

Лучше всего сначала отправиться на тау Кита и поставить Сообщество — настоящее Сообщество — в известность.

— Да, — согласился Лангли. — Затем на Холат, чтобы установить защиту, которую мы им обещали. Ты возвращаешься домой, Сарис.

Огромная темная голова потерлась об его колени.

— А потом? — спросил Валти. Его пальцы устанавливали ручки управления в положении для прыжка.

— А потом, — сказал Лангли, жизнерадостно рассмеявшись, — мы с Марин отправимся на поиски мира, где сможем чувствовать себя дома!

— Вы не будете против, если я составлю вам компанию? — тихо проговорил Валти.

Марин сжала руку Лангли. Они были заняты друг другом и ничего не видели вокруг. А когда они снова огляделись по сторонам, в небе сияло новое солнце.