Истории о Боло

1

На этот раз все было по-другому. В легких была сухая боль, в костях — ломота, а в животе — такой огонь, что хотелось свернуться калачиком и мяукать, как котенок. Во рту у меня был такой привкус, словно в нем поселились мыши, и когда я сделал глубокий вдох, в моей груди заскрежетали деревянные ножи.

Я сделал мысленную пометку высказать Маккензи кое-что о его любимом аквариуме с контролируемой средой обитания — как только выберусь из него. Я покосился на панель управления: давление воздуха, температура, влажность, уровень кислорода, уровень сахара в крови, пульс и дыхание — все в порядке. Это было уже что-то. Я щелкнул клавишей интеркома и сказал:

— Хорошо, Маккензи, давай рассказывай. У нас проблемы…

Мне пришлось остановиться, чтобы откашляться. От напряжения у меня застучало в висках.

— Как же долго вы, птички, выполняете этот проклятый тест? — прокричал я. — Я чувствую себя паршиво. Что тут происходит?

Никто не отвечает.

Предполагалось, что это будет заключительная серия тестов. Не могли же они все пойти пить кофе. В оборудовании было больше "жучков", чем в двухдолларовом гостиничном номере. Я нажал на рычаг аварийного отключения. Маккензи это не понравилось бы, но к черту все! Судя по тому, как я себя чувствовал, на этот раз я пробыл в камере довольно долго — может быть, неделю или две. И я говорил Джинни, что это займет самое большее три дня. Маккензи был отличным техником, но человеческих эмоций у него было не больше, чем у продавца подержанных автомобилей. На этот раз я бы ему это высказал.

Защелкали реле, оборудование отреагировало, крышка резервуара отодвинулась. Я сел и развел ноги в стороны, внезапно вздрогнув.

В испытательной камере было холодно. Я оглядел унылые серые стены, шкафы для записи данных, деревянный стол, за которым Мак часами перезапускал тестовые профили.

Это было забавно. Катушки с пленкой были пусты, а красная подсветка на приборах не горела. Я встал, чувствуя головокружение. Где был Мак? Где были Бэннер, Дэй и Мэллон?

— Эй! — позвал я. У меня даже не получилось четкого эха. Должно быть, кто-то нажал на кнопку, чтобы запустить цикл моего восстановления; и где они теперь прячутся? Я сделал шаг, споткнулся о тянущиеся за мной кабели. Я отстегнул и снял ремни безопасности. От этого усилия у меня перехватило дыхание. Я открыл один из стенных шкафчиков, скафандр Бэннера безвольно висел на вешалке рядом с какими-то тряпками, видимо бывшими когда-то одеждой. Я осмотрел еще три шкафчика. Моя одежда исчезла — даже халат. А еще мне не хватало обычной миски горячего супа, глумливых ухмылок технарей и даже кислой физиономии Мака. Здесь было холодно, тихо и пусто — больше похоже на морг, чем на исследовательский центр высшего уровня.

Мне это не понравилось. Что, черт возьми, происходит?

В последнем шкафчике лежал защитный костюм. Я надел его, установил температуру, открыл дверь и вышел в коридор. Света не было, если не считать тусклого свечения аварийных маршрутных указателей. В воздухе стоял слабый неприятный запах.

Я услышал сухой шорох, заметил мимолетное движение. Крыса размером с рыжую белку села на задние лапы и посмотрела на меня так, словно я был чем-то съедобным. Я сделал угрожающее движение ногой, и она убежала, но не очень далеко.

Мое сердце забилось немного сильнее. Так бывает, когда начинаешь понимать, что что-то не так — очень не так.

Поднявшись наверх, в административную секцию, я покричал еще раз. Здесь эхо было чуть лучше. Я прошел по коридору, заваленному бумагами, мимо открытых дверей тихих комнат. В кабинете директора посреди ковра стояла почерневшая мусорная корзина. Воздухозаборник кондиционера над столом был покрыт слоем пыли толщиной почти в дюйм. Кричать снова было бесполезно.

В помещении было пусто, как в разграбленной могиле, если не считать крыс.

В конце коридора была открыта внутренняя дверь охраны. Я прошел через нее и обо что-то споткнулся. В слабом свете мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это было.

Он был MP[1], в стальной каске и ботинках. От него не осталось ничего, кроме раскрошенных костей и нескольких кусочков кожи и металла. Рядом лежал револьвер 38-38-огокалибра. Я поднял его, проверил барабан и сунул в набедренный карман костюма. По какой-то причине это заставило меня почувствовать себя немного лучше.

Я прошел по коридору В и обнаружил, что дверь лифта запечатана. Неподалеку была аварийная лестница. Я направился к ней и начал двухсотфутовый подъем на поверхность.

Тяжелые стальные двери туннеля были выбиты взрывом.

Я перешагнул через обугленный проем и посмотрел на низкое серое небо, раскаленное докрасна на западе. В пятидесяти ярдах от меня грудой ржавой стали лежал резервуар для воды емкостью тысяч в пять галлонов. Что же случилось? Саботаж, война, революция или несчастный случай? И где вообще все?

Я немного отдохнул, затем направился через невинно выглядящие поля на запад, Они были усеяны фиктивными зданиями, которые должны были придать этой территории с воздуха вид обычных сельскохозяйственных угодий с амбарами, сараями и заборами. За пределами угодий город казался нетронутым: тут и там мерцали огни, поднимались клубы дыма. Я взобрался на груду щебня, чтобы лучше видеть.

Что бы здесь ни случилось, по крайней мере, с Джинни все должно быть в порядке — с Джинни и Тимом. Джинни бы с ума сошла от беспокойства, через… сколько времени? Месяц?

А может, и больше. От того солдата мало что осталось…

Я повернулся, чтобы посмотреть на юг, и почувствовал пустоту в груди. Четыре половинки крышек двух шахт были открыты; гигантские ракеты “Колосс” ударили в ответ — по чему-то. Я подтянул себя на фут или два выше, чтобы взглянуть на Главный Участок. В сумерках земля казалась гладкой и нетронутой на том месте, где лежал наготове в своем подземном убежище “Прометей”. Может быть, там, внизу, он был в целости и сохранности. Он был создан для того, чтобы выдерживать нагрузки, связанные с прямым запуском на внесолнечную орбиту; если повезет, несколько попаданий не повредили бы его.

Мои руки уже болели от напряжения. Я спустился вниз и сел на землю, чтобы перевести дух, наблюдая, как холодный ветер шевелит сухие стебли сухого кустарника вокруг упавшего резервуара.

Джинни должно быть одна дома, напугана, возможно, даже в серьезной беде. Невозможно сказать, насколько сильно разрушены муниципальные службы. Но прежде чем отправиться туда, я должен был быстро проверить корабль. "Прометей" был мечтой, которой я — и многие другие — жил в течение трех лет. Я должен был был убедиться.

Я направился к бункеру, в котором находилось начало туннеля, маловероятно, но там могла быть машина.

Почти стемнело и идти было трудно; бетонные плиты под дерном были выворочены и наклонены. От чего-то по земле пробежала рябь, как от камня, брошенного в пруд.

Я услышал звук и замер как вкопанный. Из-за обесцвеченных стен блокгауза, в сотне ярдов от меня, послышался лязг и грохот. Взвыл ржавый металл; затем в поле зрения появилось нечто размером с выброшенный на берег сухогруз.

Два тускло-красных луча, светящихся в верхней части высокого силуэта, качнулись, вспыхнули малиновым и остановились на мне. Оглушительно взвыла сирена — ууууу! ууууу! УУУУУ!

Это была беспилотная боевая единица “Боло Марк II”, несущая автоматическую караульную службу, и ее системы обнаружения нарушителей следили за мной.

Боло резко развернулся; снова раздалось “ууууу! ууууу!”; робот-сторожевой пес поднял тревогу.

Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот. Стоять перед Боло Марк II без электронного пропуска было равносильно тому, чтобы оказаться запертым в одной комнате с разъяренным динозавром. Я посмотрел в сторону Основного Блокпоста: слишком далеко. То же самое касалось и ограждения по периметру. Лучше всего было вернуться ко входу в туннель. Я повернулся, чтобы броситься к нему, зацепился ногой за плиту и тяжело рухнул вниз.

Я поднялся, в голове у меня звенело, во рту ощущался привкус крови. Казалось, что выщербленный тротуар качается подо мной. Боло быстро приближался. Бежать было бесполезно. Мне нужна была идея получше.

Я распластался на земле и переключил управление костюмом на максимальную теплоизоляцию.

Серебристая поверхность стала тускло-черной. Двухфутовый клочок рваной бумаги трепетал на выступающем из бетона краю; я потянулся к нему, оторвал, затем, пошарив в кармане, достал спичку и поджег его. Когда бумага разгорелась как следует, я отбросил клочок подальше. Он отлетел на несколько футов и застрял в зарослях травы.

— Продолжай двигаться, черт бы тебя побрал! — прошептал я. Ругательство подействовало. Порывистый ветер развернул бумагу. Я прополз несколько футов и вжался в неглубокое углубление за плитой. Боло приближался; разболтавшаяся гусеница с ритмичным стуком шлепала по земле. Горящая бумага была уже в пятидесяти футах, мерцая оранжевым светом в густых сумерках.

В двадцати ярдах, возвышаясь, как пагода, Боло остановился, загрохотал и повернул свою покрытую прожилками ржавчины башню, ища источник излучения, который впервые заметил его IR[2]. Горящая бумага привлекла его электронное внимание. Башня качнулась, затем развернулась обратно. Оно озадачено. Оно снова взвизгнуло, затем приняло решение.

Орудийные порты распахнулись. В цель попал залп противопехотных пуль; клочок бумаги исчез в облаке взметнувшейся грязи.

Я прижался к земле, как золотая скань обтягивает бедро певицы, и ждал; ничего не происходило. Боло сидел на месте, тихо урча сам себе. Затем я услышал другой звук, перекрывающий шум работающего на холостом ходу двигателя, отдаленный гул, похожий на полет бомбардировщиков на низкой высоте. Я приподнял голову на полдюйма и взглянул. За полем двигались огни — спаренные лучи автоколонны, приближающейся из города.

Боло зашевелился, тяжело двинулся вперед, пока не оказался на расстоянии не более двадцати футов от меня. Я увидел, как высоко на бронированном фасаде открылись оружейные порты — те, в которых размещались тяжелые пулеметы “бесконечные повторители”. В поле зрения на мгновение появились тонкие черные дула, затем опустились и зафиксировались.

Они нацелились на встречные машины, которые теперь рассыпались в беспорядочную шеренгу под клубящимся слоем пыли. Сторожевой пес готовился защищать свою территорию — и я оказался в центре событий. С другого конца поля ударил бело-голубой луч прожектора, отразившись от чешуйчатой обшивки Боло. Я услышал, как внутри боевой машины-монстра щелкнули реле, и приготовился к грохоту ее батареи…

Раздался сухой скрежет.

Орудия разрядились, лязгая впустую. За оградой луч прожектора еще мгновение светил на Боло, затем переместился на пандус, назад, снова вперед, снова назад, словно ища что-то.…

Боло снова выстрелил из своих пустых орудий. Его красные ИК-лучи снова охватили сцену; затем щелкнули реле, бессильные орудия убрались назад, крышки орудийных портов закрылись.

Удовлетворенный, Боло развернулся и двинулся прочь, оставляя за собой вонь озона и эфира, сломанная гусеница стучала, как калека по лестнице.

Я подождал, пока он не скрылся во мраке в двухстах ярдах от меня, затем осторожно повернул регулятор скафандра, чтобы выпустить тепло. При полной изоляции человек мог свариться в собственном соку меньше чем за полчаса.

Прожектор уже погас. Я встал на четвереньки и направился к ограждению периметра. Схемы Боло были настроены не так хорошо, как следовало бы, и он позволил мне пройти.

В ярком свете и пыли за ржавой ажурной сеткой, которая когда-то была сетчатым забором, двигались какие-то люди. Они были вооружены и стояли тесными группками, глядя в сторону блокгауза.

Я подошел ближе, стараясь не высовываться и избегать желтоватых полос света, отбрасываемого фарами припаркованных транспортных средств — полугусеничных автомобилей, бронемашин, нескольких легких танков с экипажами.

Во взгляде этой толпы не было ничего такого, что заставило бы меня вскочить и поприветствовать их. Они были одеты в зеленую униформу, и половина из них щеголяла бородами. Что за чертовщина: Кастро высадил войска?

Я свернул направо, подальше от больших главных ворот, которые день и ночь охранялись охранниками с автоматами. Теперь они свисали на одной петле с поцарапанного бетонного столба, под кучкой мертвых датчиков[3] в проржавевших скобах. Большая табличка с надписью “АЭРОКОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР ГЛЕННА — ТОЛЬКО УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПЕРСОНАЛ”, лежала лицом вниз в кустах высотой по пояс.

Подъезжало все больше машин. Слышно было много криков и разговоров; сформировалась группа людей и направилась в мою сторону, держась по ту сторону упавшего забора.

Теперь я был вне яркого света фар. Я рискнул броситься наутек, перелез через провисшую проволоку и пересек покрытую выбоинами дорогу, прежде чем они добрались до меня. Я присел в канаве и наблюдал, как патруль высаживает людей парами с интервалом в пятьдесят ярдов.

Еще пять минут, и они бы перехватили меня — вместе с тем, за кем или чем они охотились. Я пробирался обратно через пустырь и обнаружил полосу низкорослого кустарника, окаймленную косматыми деревьями, под которыми то тут, то там виднелись участки потрескавшегося тротуара.

Теперь кое-что начало проясняться: не было никакого человека, который нажал на кнопку, чтобы вывести меня из стазиса и встретить меня, потому что никто не нажимал на нее. Автоматика, сработавшая из-за какой-то неисправности, инициировала цикл восстановления.

Автономный энергоблок системы был спроектирован таким образом, чтобы поддерживать минимальные жизненные функции члена экипажа звездолета неопределенно долгое время при пониженной температуре тела и скорости метаболизма. Пока не было никакой возможности точно определить, как долго я пробыл в резервуаре. Судя по состоянию забора и дорог, прошло больше нескольких недель или даже месяцев.

Прошел год… или больше? Я подумал о Джинни и мальчике, которые ждали меня дома, думая, что их старик, вероятно, мертв. Я и раньше пренебрегал ими из-за своей работы, но не так, как сейчас…

Наш дом находился в шести милях от базы, в предгорьях на другом конце города. По моим ощущениям, это будет долгая прогулка, но я должен был добраться туда.

2

Два часа спустя я покинул город и направился вдоль берега реки на запад.

Меня не покидала мысль, что кто-то следует за мной. Но когда я остановился, чтобы прислушаться, там ничего не было, только тихая холодная ночь и лягушки, терпеливо распевающие в низине на юге.

Когда местность начала подниматься, я сошел с дороги и зашагал через открытое поле. Я добрался до широкой улицы, свернул по ней и оказался у окончания Ридж-авеню — моей улицы. Теперь я мог различить очертания низких, беспорядочно стоящих домов.

Это был тот самый жилой район, в который надеялся когда-нибудь переехать любой из членов местной молодежи. Теперь же звездный свет, пробивавшийся сквозь облачный покров, показывал мне разбитые окна, распахнутые двери, автомобили, присевшие на спущенных шинах под разваливающимися навесами, а так же почерневшие, заросшие сорняками фундаменты, похожие на щели в ряду гнилых зубов.

Район был уже не тот, что прежде. Как долго я отсутствовал? Как долго…?

Я снова упал, на этот раз сильно. Подняться было нелегко. Казалось, что я весил чертовски много для человека, который нерегулярно питался. Мое дыхание стало очень частым и неглубоким, а череп готов был вот-вот расколоться и родить вспыльчивого живого аллигатора. Оставалось пройти всего несколько сотен ярдов; но какого черта я выбрал дом на полпути к вершине холма?

Я снова услышал тот же звук — треск сухой травы. Я вытащил пистолет и встал посреди улицы, напряженно прислушиваясь.

Все, что я услышал — это урчание в собственном животе. Я снял пистолет с предохранителя и снова двинулся, пару раз резко останавливался, чтобы застать его врасплох; ничего. Я дошел до угла Ридж-авеню и начал подниматься по склону. Позади меня громко хлопнула палка.

Я выбрал этот момент, чтобы снова упасть. Ворох листьев спас меня от еще одной ссадины на колене. Я перекатился к низкой каменной стене и оперся на нее. Мне пришлось использовать обе руки чтобы взвести курок. Я вглядывался в темноту, но все, что я мог разглядеть, — это маленькие снова кружащиеся огоньки. Пистолет потяжелел и я опустил его, сосредоточившись на том, чтобы глубоко дышать и отгонять светлячков.

Я отчетливо услышал шаги, совсем рядом. Я потряс головой и случайно ударился ею о камень позади себя. Это помогло. Я увидел его не более чем в двадцати футах от себя, поднимающегося ко мне по склону холма, черноволосого мужчину с окладистой бородой, одетого в лохмотья и меха, сжимающего отполированную дубинку на кожаном ремешке.

Я потянулся за пистолетом, нащупал только листья, попробовал еще раз, коснулся пистолета но неудачно отбросил его в сторону. Я все еще шарил на ощупь, когда услышал шарканье ног. Я обернулся и увидел высокую, широкоплечую фигуру с гривой нестриженых волос.

Он ударил бородача, как профессиональный боксер, выбивающий тренировочный манекен. Они оба тяжело рухнули на землю и покатились в вихре сухих листьев. Кошки дрались из-за мыши; это был сигнал мне — потихоньку уходить.

Я в последний раз потянулся за пистолетом, нашел его, поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел вверх по склону, который теперь казался таким же крутым, как лестница в пентхаус. И тут снизу, со склона, я услышал рев двигателя и скрежет тяжелой трансмиссии, которую стоило бы отрегулировать. Вспыхнул прожектор, заставив тени заплясать.

Я узнал причудливый забор из кованого железа, окружавший пустырь; когда-то это был дом Адамсов. Оставалось пройти всего полквартала, но я быстро терял хватку. Я упал еще дважды, потом сдался и пополз. Теперь огни были повсюду, ярче, чем когда-либо. Моя голова раскалывалась, отваливалась и катилась вниз по склону.

Еще несколько ярдов, и я забуду обо всем об этом. Джинни уложит меня в теплую постель, заклеит мои царапины и накормит супом. Джинни будет… Джинни…

Я лежал с полным ртом опавших листьев. Я слышал топот бегущих ног, крики. Где-то в квартале шумно работал двигатель.

Я поднял голову и обнаружил, что смотрю на выщербленную кирпичную кладку и тяжелые медные петли, на которых висели мои ворота. Ворота исчезли, и не хватало большого куска кирпича. Наверное какой-то грузовик доставки выбил его.

Я поднялся на ноги и сделал пару шагов в глубокую тень ногами, которые, казалось, были ампутированы и приварены обратно по щиколотку. Я споткнулся и наткнулся на что-то покрытое ржавчиной. Я задержался, моргнул и разглядел дырявый бок моего новенького “Понтиака” 79-го года выпуска. На яркой декоративной полоске, обрамлявшей заднее стекло, виднелась раскрошенная корка белесого стекла.

Пожар…?

Позади меня послышались шаги, и я внезапно вспомнил несколько вещей, и ни одна из них не была приятной. Я потянулся за своим пистолетом, но его снова не было. Я попятился вдоль машины, пытаясь удержаться.

Бесполезно. Мои руки были похожи на коржи от пирога. Я соскользнул вниз по опавшей листве и сел, прислушиваясь к приближающимся шагам. Они прекратились, и сквозь внезапно поднявшийся густой туман я разглядел высокую седовласую фигуру, стоящую надо мной.

А потом все поглотил сгустившийся туман.

На этот раз я лежал на спине, глядя на дымный желтый огонек толстой коричневой свечи, колеблющийся на сквозняке в окне без стекол. В центре комнаты сероватым пламенем горело несколько влажных на вид поленьев, сложенных на потрескавшейся асфальтовой плитке. Тонкая струйка едкого дыма поднималась вверх, развевая паутину, висевшую под потолочными балками, с которых отслаивалась деревянная облицовка. Под ними виднелись фермы из легкого сплава.

Все вокруг был странным, но не настолько, чтобы я не узнал сцену: это была моя собственная гостиная, выглядевшая немного иначе, чем когда я видел ее в последний раз. Запахи тоже были другими; я различил плесень, плохо выделанную кожу, влажную шерсть, табак…

Я повернул голову. В ярде от тряпья, на котором я лежал, сидел, прислонившись спиной к стене, седовласый мужчина, выглядевший старше мумии фараона.

В большой, скрюченной руке он сжимал дробовик. Его голова была откинута назад, веки с синими прожилками закрыты. Я сел, и при моем движении его глаза открылись.

Мгновение он лежал расслабленно, словно жизнь возвращалась к нему откуда-то издалека. Затем он поднял голову. Его лицо было ввалившимся и покрытым морщинами. Седые волосы были редкими. Рубашка из грубой ткани свободно свисала с широких плеч, которые когда-то были геркулесовыми. Но теперь Геракл был стар, очень стар. Он выжидающе посмотрел на меня.

— Кто вы? — спросил я. — Почему вы следили за мной? Что случилось с домом? Где моя семья? Чьи эти хулиганы в зеленом? — Моя челюсть болела, когда я говорил. Я поднял руку и осторожно ощупал ее.

— Ты упал, — сказал старик голосом, который грохотал, как подземный вулкан.

— Преуменьшение года, папа. — Я попытался встать. Тошнота скрутила мой желудок.

— Тебе нужно отдохнуть, сказал старик с озабоченным видом. Пока не пришли люди Барона… — Он помолчал, глядя на меня так, словно ожидал, что я скажу что-то глубокомысленное.

— Я хочу знать, где люди, которые здесь живут! — Мой крик был так же слаб, как пунш на церковном собрании. — Женщина и мальчик…

Он покачал головой.

— Ты должен что-то предпринять, и побыстрее. Солдаты вернутся и обыщут каждый дом…

Я сел, не обращая внимания на маленьких человечков, вонзающих шипы в мой мозг.

— Мне плевать на солдат! Где моя семья? Что случилось? — Я потянулся и схватил его за руку. — Сколько я там был? Какой сейчас год?

Он только покачал головой.

— Пойдем, поешь чего-нибудь. Тогда я смогу помочь тебе с твоим планом.

Разговаривать со стариком было бесполезно, он как будто впал в маразм.

Я встал с койки. Если не считать головокружения и ощущения, что мои колени сделаны из папье-маше, со мной все было в порядке. Я взял свечу ручной работы и, спотыкаясь, вышел в коридор.

Там было полно мусора. Я пролез внутрь и толкнул дверь в свой кабинет. Там был мой стол, высокий книжный шкаф со стеклянными дверцами, серый ковер и мягкое кресло. Если не считать слоя пыли и отслаивающихся обоев, все выглядело как обычно. Я щелкнул выключателем. Ничего не произошло.

— Что это за амулет? — спросил старик у меня за спиной. Он указал на выключатель.

— Электричество отключено, — сказал я. — Просто привычка.

Он протянул руку и повернул переключатель вверх, затем снова вниз.

— Звук приятный.

— Ага. — Я взял со стола книгу, но она рассыпалась у меня в руках.

Я вернулся в холл, подергал дверь спальни, посмотрел на груду листьев, остатки сломанной мебели, пустую оконную раму. Я дошел до конца коридора и открыл дверь в спальню.

Холодный ночной ветер задувал сквозь баррикаду из сломанных досок. Крыша обвалилась, и шестнадцатидюймовый ствол дерева торчал из-под обломков. Старик стоял позади меня и наблюдал.

— Где она, черт бы тебя побрал? — Я прислонился к дверному косяку, чтобы выругаться и побороть дурноту. — Где моя жена?

Старик выглядел встревоженным.

— Пошли, тебе срочно нужно поесть…

— Где она? Где женщина, которая здесь жила?

Он нахмурился и тупо покачал головой. Я пробрался сквозь обломки и ступил в кусты высотой по колено. Порыв ветра задул мою свечу. В темноте я смотрел на свой задний двор, на осыпавшуюся яму, которая когда-то была грилем для барбекю, на спутанные заросли, которые когда-то были клумбами с розами, и на потрепанные доски, врытые в землю.

— Что это, черт возьми, такое?.. — Я нащупал спичку, зажег свечу, наклонился поближе и прочитал грубые буквы, вырезанные на крошащемся дереве:

ВИРДЖИНИЯ ЭНН ДЖЕКСОН. РОДИЛАСЬ 8 ЯНВАРЯ 1957 ГОДА. УБИТА СОБАКАМИ ЗИМОЙ 1992 ГОДА.

3

В течение следующих трех дней люди Барона приходили дважды. Каждый раз старик уносил меня, ругающегося, но слишком слабого, чтобы спорить, в укрытие из веток и брезента в лесу за домом. Затем он исчезал, чтобы вернуться через час или два и оттащить меня обратно на мою тряпичную постель у огня.

Три раза в день он приносил мне жестяную кастрюлю с тушенкой, и я машинально съедал ее. Я снова и снова прокручивал в голове картину, как Джинни двенадцать лет живет в медленно разрушающемся доме, а затем…

Это было уже слишком. Бывают такие потрясения, которые разум отвергает.

Я подумал о дереве, которое упало и раздавило восточное крыло. Вязу такого размера было по меньшей мере пятьдесят-шестьдесят лет, а может, и больше. И единственным вязом на этом месте был двухлетний саженец. Я хорошо его знал, я сам его сажал.

На надгробной плите была вырезана дата — 1992 год. Насколько я мог судить, с тех пор прошло по меньшей мере еще тридцать пять лет. Мои товарищи по кораблю — Бэннер, Дэй, Мэллон — все они давно умерли. Как они умерли? Старик совсем сбрендил и не мог сообщить мне ничего полезного. В ответ на большинство моих вопросов он лишь покачал головой и невнятно бормотал о чарах, демонах, заклятиях и Бароне.

— Я не верю в заклинания, — сказал я. — И я не слишком уверен, что верю в этого Барона. Кто он такой?

— Барон Тролльмастер из Филли[4]. Ему принадлежит вся эта страна, — старик сделал широкий жест рукой, — вплоть до Джерси.

— Почему он искал меня? Почему я так важен для него?

— Ты пришел из Запретного Места. Все слышали крики Малого Тролля, который стоит там на страже сокровищ. Если Барону удастся узнать секреты твоей силы…

— Тролль, черт возьми! Это не что иное, как Боло в автоматическом режиме!

— Как бы ни называлось это чудовище, все боятся его. У человека, который ходит в его тени, много маны. Но другие — те, что бегают стаей, как собаки, — разорвали бы тебя на куски, как демона, если бы смогли до тебя добраться.

— Ты видел меня там. Почему ты не выдал меня? И почему ты заботишься обо мне сейчас?

Он покачал головой — универсальный ответ на любой вопрос. Я попробовал зайти с другой стороны:

— Кто был тот тип в тряпье, с которым ты столкнулся на улице? Почему он подстерегал меня?

Старик фыркнул.

— Сегодня ночью его съедят собаки. Но забудь об этом. А теперь нам нужно обсудить твой план…

— У меня столько же планов, сколько у следующего на очереди в камере смертников. Не знаю, известно ли тебе, старина, но кто-то украл у меня весь мир, пока я спал.

Старик нахмурился. Я подумал, что не хотел бы, чтобы он злился на меня, несмотря он весь седой.…

Он покачал головой.

— Ты должен понять, что я тебе говорю. Солдаты Барона когда-нибудь найдут тебя. Если ты хочешь разрушить чары…

— Разрушить чары, да? — фыркнул я. — Кажется, я понял идею, пап. Ты вбил себе в голову, что я — своего рода Принц Чаминг[5]. Ты полагаешь, что я могу использовать свои суперспособности, чтобы захватить этот зверинец, а ты отсидишься в подвале. Ну, послушай, ты, старый идиот! Я провел шестьдесят лет, а может, и больше, в стазис-камере на глубине двухсот футов под землей. Мой мир рухнул, пока я был там, внизу. Этот твой Барон, похоже, теперь владеет всем. Если ты думаешь, что я собираюсь получить пулю, сражаясь с ним, забудь об этом!

Старик ничего не сказал.

— Не похоже, что все сильно разрушено, — продолжил я. — Должно быть, это был газ, или бактериологическая атака, или радиоактивные осадки. Вокруг чертовски мало людей. Ты все еще можешь прожить тем, что можешь украсть в магазинах; автомобили все еще стоят там, где они были в день конца света. Сколько тебе было лет, когда это случилось, папа? Я имею в виду войну. Ты помнишь это?

Он покачал головой.

— Мир всегда был таким, какой он есть сейчас.

— В каком году ты родился?

Он почесал свои седые волосы.

— Когда-то я знал это число. Но я забыл.

— Думаю, единственный способ узнать, как долго я отсутствовал, — это распилить этот проклятый вяз надвое и сосчитать кольца, но даже это не сильно помогло бы; я не знаю, когда все закончилось. Неважно. Сейчас самое важное — поговорить с этим вашим Бароном. Где он живет?

Старик яростно замотал головой.

— Если Барон до тебя доберется, он вырвет у тебя все секреты на дыбе! Я знаю его привычки. Пять лет я был рабом в дворцовых гаражах.

— Если ты думаешь, что я собираюсь провести остаток своих дней в этом крысином гнезде, то у меня есть еще одно предположение, за счет заведения! У этого Барона есть танки, армия. Он сохранил немного технологий. Это то, что мне нужно, а не этот мусор! Итак, где находится это его жилище?

— Охранники пристрелят тебя на месте, как вьючную собаку!

— Должен же быть способ добраться до него, старик! Подумай!

Старик снова покачал головой.

— Он боится покушения. Ты никогда не сможешь приблизиться к нему… — Он просиял. — Если только ты не знаешь заклинания силы?

Я прикусил губу.

— Может, и знаю. Ты хотел, чтобы у меня был план. Кажется, я чувствую, что он вот-вот появится. У тебя есть карта?

Он указал на стол рядом со мной. Я порылся в ящиках, нашел мышей, тараканов, заплесневелые деньги и стопку сложенных географических карт. Я осторожно развернул одну из них; пожелтевшая бумага с выцветшими чернилами разваливалась на сгибах. Надпись в углу гласила: “ПЕНСИЛЬВАНИЯ 40М:1. Авторские права принадлежат корпорации ESSO. 1970 год.”

— Этой будет достаточно, пап, — сказал я. — А теперь расскажи мне все, что можешь, об этом твоем Бароне.

— Ты его уничтожишь?

— Я даже не встречался с этим человеком.

— Он — зло.

— Не знаю… У него целая армия. Это многое компенсирует…

После еще трех дней отдыха и стариковской тушенки, я пришел в норму — ну или почти в норму. Я попросил старика вскипятить мне воды, чтобы помыться и побриться. Я нашел в комоде пару удобных кальсон из синтетического волокна, натянул их, а поверх защитный костюм, затем пристегнул кобуру, которую сделал из прочного пластика.

— На этом мои приготовления закончены, папа, — сказал я. — Через полчаса стемнеет. Спасибо за все.

Он поднялся на ноги, на его морщинистом лице появилось озабоченное выражение, как у отца, когда ребенок в первый раз в жизни просит машину.

— Люди Барона повсюду.

— Если хочешь помочь, иди со мной и прикрой меня своим дробовиком. — Я указал на его берданку. — У тебя ещё есть патроны для этой штуки?

Он улыбнулся, теперь довольный.

— Патроны есть, но волшебство из многих ушло.

— Такова природа волшебства, папа. Оно исчезает из вещей прежде, чем ты успеешь это заметить.

— Ты прямо сейчас уничтожишь Великого Тролля?

— Мой девиз — не буди спящих троллей. Я просто нанесу визит вежливости Барону.

Радость сбежала с его лица, как выпивка из опрокинутого кувшина.

— Не принимай это так близко к сердцу, старина. Я не тот сказочный принц, которого ты ожидал. Но я позабочусь о тебе — если смогу.

Я подождал, пока он натянул поеденный молью плащ. Он взял дробовик и проверил затвор, затем посмотрел на меня.

— Я готов, — сказал он.

— Ага, — сказал я. — Пошли…

Дворец Барона представлял собой сорокаэтажное сооружение из бетона и стекла, известное в мои дни как “Хилтон Гарден Ист”. Мы добрались до него за три часа ощупью в темноте, к концу которых я запыхался, но все еще держался на ногах. Мы вышли из-под прикрытия деревьев и посмотрели через провал в земле на огни, неуместно веселые в разоренной долине.

— Ворота вон там, — указал старик, — их охраняет Великий Тролль.

— Подожди минутку. Я думал, что Тролль — это Боло на Участке.

— Тот Младший Тролль. А этот — Великий.

Я вспомнил несколько отборных матерных слов и пробормотал их себе под нос.

— Мы сэкономили бы силы, если бы ты упомянул об этом Тролле чуть раньше, старина. Боюсь, у меня нет заклинаний, которые могли бы вырубить Марк II, когда он взбесится.

Он покачал головой.

— Он заколдован. Я помню тот день, когда он появился, мечущий молнии. Погибло много людей. Тогда Барон приказал ему стоять у своих ворот и охранять его.

— Как давно это было, старина?

Он пошевелил губами, проговаривая вопрос.

— Давно, — сказал он наконец. — Много зим назад.

— Пойдем посмотрим.

Мы спустились по склону, поднялись по изрытой колеями грунтовой дороге к темной линии деревьев, окаймлявших территорию дворца. Старик тронул меня за руку.

— Здесь будь тихим. Может быть, Тролль спит чутко…

Я преодолел последние несколько ярдов, обогнул кирпичную колонну с потухшим фонарем наверху и уставился сквозь пятьдесят ярдов кустарника высотой по пояс на темный силуэт, вырисовывающийся на фоне дворцовых огней.

Тросы, натянутые от деревьев за пределами круга из сорняков, поддерживали потрепанный брезент, который свисал с Боло. На дальней стороне круга, как смятая стрекоза, лежали обломки вертолета. Ближе, в беспорядке, были разбросаны фрагменты шасси тяжелого автомобиля. Старик завис у меня за плечом.

— Похоже, вход в ворота закрыт, — прошипел я. — Давай попробуем пройти дальше.

Он кивнул.

— Здесь никто не ходит. Там есть вторые ворота. — Он указал пальцем. — Но там есть охрана.

— Давай перелезем через стену между воротами.

— На вершине стены есть острые шипы. Но я знаю место дальше, где шипы затуплены.

— Веди, пап.

Полчаса ползания по мокрым зарослям привели нас к месту, которое мы искали. На мой взгляд, это был обычный участок восьмифутовой каменной стены, над которой нависали мокрые тополя.

— Я пойду первым, — сказал старик, — чтобы привлечь внимание охранника.

— Тогда кто меня поднимет? Я пойду первым.

Он кивнул, сложил ладони рупором и поднял меня так же легко, как моряк поднимает пивной стакан. Папа был стар, но слабаком он точно не был.

Я огляделся, затем пополз вверх, перебрался через проржавевшие шипы и спрыгнул на газон.

Тут же я услышал треск кустов. В десяти футах от меня поднялся мужчина. Я распластался в темноте, пытаясь выглядеть так, как будто пролежал здесь долгое время…

Я услышал другой звук, глухой удар и треск кустов. Человек, стоявший передо мной, повернулся и исчез в темноте. Я слышал, как он продирался сквозь кустарник; затем он кого-то позвал, и издалека донесся ответный крик.

Я не стал мешкать. Я вскочил на ноги и бросился бежать под прикрытие деревьев вдоль подъездной дорожки.

4

Распластавшись на мокрой земле, под развевающимися на ветру ветвями декоративного кедра, я заморгал от мелкого дождя, застилавшего мне глаза, ожидая, пока не утихнет тревога за моей спиной.

Раздалось несколько криков и какие-то звуки в кустарнике. Это была неподходящая ночь для преследования воображаемых злоумышленников на землях Барона. Через пять минут все снова стихло.

Я изучал открывшийся передо мной вид. Дерево, под которым я лежал, было одним из тех, что росли вдоль подъездной аллеи. Она плавно изгибалась, пересекая полмили темной лужайки, к башне света, которая была дворцом Барона Филли. Силуэты охранников и припозднившихся гостей двигались на фоне отблесков, падавших из-за колоннады у входа. Высоко над ними на террасе под разноцветными огнями кружились танцоры. Слабое свечение защитного поля удерживало холодный дождь на расстоянии. Когда ветер стих, я услышал тихую музыку. Еженедельный большой бал у Барона был в самом разгаре.

Я увидел, как по мокрому гравию передо мной пробежали тени, затем услышал урчание двигателя. Я прижался к земле и наблюдал, как мимо пронесся длинный изящный “Мерседес“ — примерно 88-го года выпуска, по моим прикидкам.

Толпа в городе сбивалась в стаи, как собаки, но друзья Барона проявили себя немного лучше.

Я поднялся на ноги и направился ко дворцу, стараясь держаться в тени. Когда подъездная дорожка повернула направо, огибая здание, я свернул с нее, опустился на четвереньки и пополз вдоль подстриженной живой изгороди из бирючины[6] мимо темных прямоугольников ухоженного сада к краю второго пруда, освещенного гаражами. Я лег на живот и стал наблюдать за тенями, которые двигались по посыпанной гравием дорожке.

Там, похоже, дежурили двое, не больше. Ожидание не улучшило бы моих шансов. Я поднялся на ноги, вышел на подъездную дорожку и открыто направился вокруг серого здания из полевого камня, на свет.

Невысокий, коренастый мужчина в грязно-зеленом баронском мундире равнодушно посмотрел на меня. Мой защитный костюм был достаточно похож на обычный рабочий комбинезон, чтобы я мог продержаться, по крайней мере, несколько минут. Второй мужчина, откинувшийся к стене на деревянном стуле, даже не повернул головы.

— Эй! — Позвал я. — У вас, ребята, есть трехтонный домкрат, который я мог бы одолжить?

Коротышка кисло оглядел меня.

— Ты чей водитель, Мак?

— Верховного герцога Джерси. Спустило. Левое заднее. Что за ночка. Сплошные неудачи.

— Джерси не может позволить себе домкрат?

Я подошел к коротышке и ткнул его указательным пальцем.

— Он мог бы купить тебя и выпотрошить на алтаре в любую субботу, низкие карманы[7]. И он получил бы от этого удовольствие. Он такой.

— Неужели нельзя отпустить безобидную шутку без того, чтобы кто-нибудь не заговорил о жертве для алтаря? Хочешь домкрат — бери домкрат.

Мужчина в кресле приоткрыл один глаз и оглядел меня.

— Как долго ты работаешь на Джерси? — прорычал он.

— Достаточно долго, чтобы узнать, кто определяет ранги между Джерси и Филли. — Я зевнул, оглядел просторный гараж с цементным полом и четыре тяжелые машины с гербами Филли на боках. — Где кухня? Я выпью пару чашек горячего кофе, прежде чем вернусь туда.

— Вон там. Пролет вверх и налево. Скажите повару, что вас пригласил Пинси.

— Я скажу ему, что меня прислал Джерси, низкие карманы. — Я двинулся дальше в гробовой тишине, открыл дверь и шагнул в пахнущее пряностями тепло.

Толстый ковер — даже здесь — заглушал мои шаги. Я слышал звон кастрюль и фаянсовой посуды, доносившийся из кухни в сотне футов от коридора. Я подошел к двери в десяти футах от кухни, повернул ручку и заглянул в темную комнату. Я захлопнул дверь и прислонился к ней, наблюдая за кухней. Сквозь деревянную обшивку я слышал, как тремя этажами выше гремят басы оркестра. Запахи еды — жареной птицы, запеченной ветчины, конины на гриле — проникали из-под кухонной двери и достигали моего носа. Я потуже затянул ремень и попытался проглотить сухость в горле. Старик скормил мне полгаллона тушенки, прежде чем мы вышли из дома, но у меня уже разыгрался аппетит.

Прошло пять томительных минут. Затем дверь кухни распахнулась, и в поле зрения появился высокий сутулый парень с блестящей лысиной, держа поднос на растопыренных пальцах одной руки. Он повернулся, взмахнув черными полами своего короткого смокинга, крикнул что-то за спину и пошел мимо меня. Я вышел из комнаты, прочищая горло. Он отшатнулся, повернулся ко мне лицом. Он был хорош в своем деле: две дюжины крошечных стаканчиков на подносе стояли ровно. Он моргнул и приготовился возмущаться.

Я показал ему нож, который одолжил мне старик, — с костяной рукояткой и шестидюймовым выкидным лезвием.

— Издашь хоть звук, и я перережу тебе горло, — тихо сказал я. — Поставь поднос на пол.

Он начал пятиться. Я занес нож. Он внимательно присмотрелся, облизнул губы, быстро присел и поставил поднос.

— Повернись.

Я шагнул вперед и рубанул его ребром ладони по шее. Он сложился, как двухдолларовый зонтик.

Я распахнул дверь и с трудом втолкнул его внутрь, на мгновение задержавшись, чтобы прислушаться. Все было тихо. Я снял с него черный пиджак и брюки, расстегнул тугую белую рубашку и галстук. Он тихонько похрапывал. Я натянул одежду поверх защитного костюма. Она была мне впору. При свете карманного фонарика я срезал тяжелый плетеный шнур, свисавший с высокого окна, и связал им руки и ноги официанта за спиной. В комнате был небольшой стенной шкаф. Я посадил его в туда, закрыл дверь и вернулся в холл. По-прежнему было тихо. Я попробовал один из напитков. Он был неплох.

Я выпил еще один, затем взял поднос и пошел на звуки музыки.

Большой бальный зал был сто ярдов в длину и пятьдесят в ширину, со стенами розового, золотого и белого цветов, рядами высоких окон, занавешенных малиновым бархатом, сводчатым потолком, украшенным херувимами, и полированным полом площадью в акр, по которому пары в ярких нарядах и военной форме двигались в такт тяжелому ритму традиционного танца. Фокстрот. Я медленно двинулся вдоль края толпы, высматривая Барона.

Чья-то рука схватила меня за локоть и развернула к себе. Стакан упал с моего подноса и разбился об пол.

Невысокий щеголеватый мужчина в черно-белой униформе метрдотеля уставился на меня.

— Что ты творишь, кретин? он зашипел. — Ты роняешь на пол настоящие старинные вещи. — Я быстро огляделся, кажется, никто больше не обращал на меня внимания.

— Откуда ты? — рявкнул он. Я открыл было рот…

— Неважно, все вы одинаковые. — Он с отвращением развел руками. — Рабочие, которых мне присылают — позор для Черного. Эй, ты! Встань! Держи свой поднос гордо, грациозно! Двигайся изящно, а не как рыцарь, выходящий на поле боя! И время от времени останавливайся — просто на тот случай, если какой-нибудь знатный гость захочет выпить.

— Ты прав, приятель, — сказал я. Я двинулся дальше, уделяя немного больше внимания своему ожиданию. Я увидел множество зеленых мундиров: горохово-зеленых, темно-зеленых, изумрудно-зеленых, но все они были увешаны орденами и медалями. По словам папы, Барон отличался спартанской простотой. В нем чувствовалась неуверенность в абсолютной власти.

Через каждые несколько ярдов вдоль стен бального зала располагались высокие белые с золотом двери. Я заметил одну из них открытой и бочком направился к ней. Не мешало бы разведать обстановку.

Сразу за дверью передо мной появился очень крупный часовой в бутылочно-зеленой униформе, почти полностью скрытой под золотой тесьмой. Он был одет как игрушечный солдатик, но в том, как он щелкал своим энергетическим пистолетом, не было ничего игривого. Я подмигнул ему.

— Подумал, что вы, ребята, захотите чего-нибудь выпить, — прошипел я. — Отличная штука.

Он посмотрел на поднос и облизал губы.

— Иди обратно, дурак, — прорычал он. — Из-за тебя нас обоих повесят.

— Поступай как знаешь, приятель. — Я отступил. Как раз перед тем, как дверь между нами закрылась, он взял с подноса стакан.

Я обернулся и чуть не столкнулся с долговязым худощавым мужчиной в светло-голубом костюме, дополненном парадной саблей, золотыми лягушками, отделкой из леопардовой шкуры, парой белых перчаток до колен, заправленных под эполет, пистолетом в модной кобуре и восемнадцатидюймовой чванской тростью. Он посмотрел на меня так, как старые девы смотрят на грешников.

— Смотри, куда идешь, свинья, — сказал он голосом, похожим на треск сосновой доски.

— Выпей, адмирал, — предложил я.

Он приподнял верхнюю губу, чтобы показать мне ряд зубов, которые в последнее время не посещали дантиста. Бороздки по бокам его рта стали зеленовато-белыми. Он потянулся к перчаткам, висевшим у него на плече, и нащупал их, они шлепнулись на пол рядом со мной.

— Я бы поднял их для вас, босс, — сказал я, — но у меня поднос…

Он втянул воздух сквозь зубы и фыркнул мне в ответ, затем щелкнул пальцами и указал тростью на дверь позади меня.

— Сюда, немедленно! — Спорить было не время, я распахнул дверь и шагнул внутрь.

Охранник в зеленом опустил свой стакан и вытянулся по стойке смирно, увидев нежно-голубой наряд. Мой новый друг проигнорировал его, сделав мне короткий жест. Мне пришла в голову идея, я прошел по широкому, высокому, мрачному коридору к маленькой двери, толкнул ее и оказался в хорошо освещенной уборной с выложенными плиткой стенами. Большеглазый раб в белых одеждах уставился на меня.

Блю-бой дернул головой.

— Убирайся! — Раб убежал. Блю-бой повернулся ко мне.

— Снимай куртку, раб! Твой хозяин забыл научить тебя дисциплине.

Я быстро огляделся и увидел, что мы одни.

— Подождите минутку, я поставлю поднос, капрал, — сказал я. — Мы же не хотим, чтобы что-нибудь вкусное пропало даром. — Я повернулся, чтобы поставить поднос на корзину для грязного белья, и мельком увидел движение в зеркале.

Я пригнулся, и маленький кожаный хлыст отвратительного вида просвистел у меня над ухом и ударился о край мраморного унитаза с треском, похожим на пистолетный выстрел. Я уронил поднос, быстро шагнул вперед и нанес удар левой в челюсть Блю-бою, от которого его голова ударилась о кафельную стену. Затем я нанес удар правой в пряжку ремня, затем поднял его, когда он согнулся, подавившись, и сильно ударил его под ухо.

Я затащил его в кабинку, приподнял и начал снимать черную одежду официанта.

5

Я оставил его на полу, одетого в мой старый костюм, и вышел в коридор.

Мне понравилось ощущение его пистолета у моего бедра. Это был старомодный 38-ой калибр, та самая модель, которую я любил. Синяя униформа хорошо сидела, учитывая, на сколько я похудел. Наверное, у нас с Блю-боем было что-то общее.

Уборщик вытаращил на меня глаза. Я скорчил гримасу, как инвалид с ампутированными конечностями, пытающийся почесать нос, и мотнул головой в сторону двери, из которой вышел. Я надеялся, что этот жест покажется привычным.

— Свяжите этого бешеного пса и вышвырните его за ворота, — прорычал я. Я зашагал по коридору, стараясь выглядеть достаточно взбешенным, чтобы отбить охоту к любопытству.

По-видимому, это сработало. Никто не позвал полицию.

Я вернулся в бальный зал через другую дверь, взял напиток с проходившего мимо подноса и оглядел толпу. Я увидел еще двоих в голубых костюмах, так что я не был настолько уникален, чтобы привлекать к себе особое внимание. Я сделал мысленную пометку держаться подальше от своих товарищей в голубом. Я слился с окружающим пейзажем, болтая, кивая и не забывая о выпивке, направляясь к большому арочному дверному проему на другой стороне комнаты, который выглядел как вход, который мог бы использовать главарь. Я не хотел с ним встречаться. Еще нет. Я просто хотел найти его, прежде чем идти дальше.

Проходивший мимо официант налил в мой бокал на целый дюйм настоящего древнего вина, наклонил голову и пошел дальше. Я выпил его залпом, как терпкий виски. Мое внимание было сосредоточено на другом.

Суматоха возле большой двери свидетельствовала о том, что, возможно, моя догадка была верной. Пузатые чиновники выстроились в нечто вроде очереди в приемную у большой двойной двери. Я начал отступать в задние ряды, наткнулся на толстяка в медалях и при ленте, который сверкнул глазами, потрогал монокль пухлой, унизанной кольцами рукой и сказал вкрадчивым голосом:

— Предлагаю вам занять свое место, полковник.

Должно быть, на моем лице отразилось сомнение, потому что он толкнул меня своим животом и прорычал:

— В конец очереди! Рядом с конюшим, идиот. — Он оттолкнул меня локтем в сторону и вразвалочку прошел мимо.

Я шагнул за ним, вытянул левую ногу и зацепил его блестящий черный ботинок. Он полетел вперед, потеряв равновесие, зазвенев медалями. Я быстро скрылся, пока он все еще нащупывал свой монокль, и занял место в конце очереди.

Разговор стих до нервного шепота. Двери распахнулись, и пара стражей, выглядящих краше фальшивых акций, развернулись лицом друг к другу и предъявили оружие — в данном случае хромированные автоматические винтовки. В поле зрения появился смуглолицый мужчина с редеющими седыми волосами, курносым носом и подстриженной под Вандайка бородой, слегка прихрамывающий из-за негнущегося колена.

Его неукрашенный серый наряд делал его таким же заметным в этом сборище, как журавля среди павлинов. Он небрежно кивал направо и налево, проходя между рядами ожидавших его лакеев, которые, когда он поравнялся с ними, замирали и испускали вздохи у него за спиной. Я внимательно изучил его. Ему было пятьдесят, плюс-минус возраст бутылки второсортного бурбона, обветренное лицо человека, который когда-то бывал на природе, и настороженно-скучающее выражение лица, какое бывает у фермера, разводящего гремучих змей, как раз перед смертельным укусом.

Он поднял голову и поймал мой взгляд, и на мгновение мне показалось, что он собирается что-то сказать. Затем он прошел мимо.

В конце очереди он резко повернулся и что-то сказал мужчине, который поспешил прочь. Затем он вступил в беседу с группой гостей, покачивающих головами.

Следующие пятнадцать минут я потратил на то, чтобы незаметно подобраться к двери, ближайшей к той, через которую вошел Барон. Я огляделся; никто не обращал на меня внимания. Я прошел мимо стража, который протягивал оружие. Дверь тихо закрылась, оборвав шум разговоров и отвратительную музыку.

Я дошел до конца коридора. Из поперечного холла поднималась величественная лестница, отделанная ярким хромом и светлым деревом. Я не знал, куда она ведет, но она выглядела красиво. Я направился к ней, двигаясь бодро, как человек, у которого на уме важное дело и нет времени на пустую болтовню.

Двумя пролетами выше, в широком коридоре с приглушенным светом, глубокими коврами, парчовыми драпировками на стенах, зеркалами, вазами и запахом гаванского листа[8] и русской кожи[9], из бокового коридора выбежал невысокий мужчина в черном. Он увидел меня. Он открыл рот, закрыл его, отвернулся, затем снова повернулся ко мне лицом. Я узнал его; это был метрдотель, который полчаса назад указал на недостатки в моем стиле обслуживания.

— Вот… — начал он.

Я оборвал его ревом, в котором, как я надеялся, была подлинная ярость аристократа.

— Отведи меня в апартаменты его превосходительства, мразь! И поблагодари своего беса-хранителя, я слишком тороплюсь чтобы высечь тебя за наглый вид!

Он побледнел, тяжело сглотнул и указал пальцем. Я фыркнул и протопал мимо него к указанному повороту.

Да, это была страна баронов. В дальнем конце коридора стояла пара охранников.

Я прошел мимо полудюжины из них, и они лишь щелкнули каблуками, давая понять, что заметили меня. Эти двое ничем не отличались от других, и было бы нехорошо, если бы я повернулся и пошел обратно, завидев их. Первое правило незваного гостя — выглядеть так, будто ты на своем месте.

Я направился в их сторону.

Когда я был в пятидесяти футах от них, они оба подняли винтовки — не в боевое положение, а наизготовку. Никелированные штыки были нацелены прямо на меня. У меня не было времени выказывать сомнения, я продолжал приближаться. С расстояния в двадцать футов я услышал, как щелкнули затворы их винтовок. Теперь я мог видеть выражения их лиц: они нервничали, как пара моряков-подростков, впервые попавших в публичный дом.

— Засуньте свои ножи для масла в угол, вы, хлопкорезы с пальцами-бананами! — Сказал я со скучающим видом, не дрогнув. Я вытащил свою трость и похлопал ею по руке в перчатке, давая им время подумать. Дула их пушек опустились — совсем чуть-чуть. Я быстро проследил за ходом разговора.

— Где вход в апартаменты Барона? — потребовал я.

— Э-э… Это апартаменты его превосходительства, сэр, но…

— Не устраивай мне лекцию, ты, молокосос, — оборвал я его. — Где здесь прихожая, черт бы тебя побрал!

— У нас приказ, сэр. Никому не позволять подходить ближе, чем к той последней двери.

— Мы получили приказ стрелять, — перебил его другой. Он был немного старше — может, лет двадцати двух, я повернулся к нему.

— Я жду ответа на вопрос!

— Сэр, статьи…

Я прищурился.

— Думаю, вы найдете, что параграф 2-Б касается Специальных Космических Сверхсекретных Курьеров. Когда вы закончите дежурство, позаботьтесь о своем наказании. А теперь в приемную! И побыстрее!

Штыки уже опускались. Младший из них облизнул губы.

— Сэр, мы никогда не были внутри. Мы не знаем, как там все устроено. Если полковник хочет просто взглянуть…

Другой охранник открыл рот, чтобы что-то сказать. Я не стал дожидаться, чтобы узнать, что именно. Я встал между ними, бормоча что-то о чертовых новобранцах и важных сообщениях, и повернул причудливую ручку на большой бело-золотой двери. Я остановился, чтобы пристально посмотреть на двух часовых.

— Надеюсь, мне не нужно напоминать вам, что любое упоминание о передвижениях Космического Курьера карается медленной смертью. Просто забудьте, что вы когда-либо видели меня. — Я вошел и закрыл дверь, не дожидаясь реакции на это замечание.

Барон преуспел в вопросе декора. Комната, в которой я находился — что-то вроде лаунж-бара — была устлана двухдюймовым нейлоновым пухом цвета морского тумана, который пенился по краям на фоне стен, обитых бледно-голубой парчой с крошечными желтыми цветочками. Барная стойка представляла собой тиковое бревно, расколотое пополам и отполированное. Бокалы, стоявшие на ней, были похожи на тонкую бумагу, на которой были выгравированы изображения нимф и сатиров. Откуда-то доносился приглушенный свет и тихая мелодия, которая, казалось, напоминала о далекой юности.

Я прошел в комнату. Я обнаружил более мягкий свет, сияние редких пород дерева ручной работы, дорогие ткани и широкие окна с видом на темное ночное небо. Музыка лилась из длинного встроенного динамика, рядом с лампой, тяжелой хрустальной пепельницей и букетом оранжерейных роз. В воздухе витал аромат. Не "русская кожа" и не "гаванский лист", которыми пахло в холле, а нечто более тонкое.

Я повернулся и посмотрел в глаза девушке с длинными черными ресницами. Гладкие черные волосы ниспадали на обнаженные плечи. Рука, гладкая и белая, как взбитые сливки, лежала на спинке стула, держа восьмидюймовый мундштук для сигарет, на котором красовался бриллиант, неприметный, как хромированный колпак колеса.

— Должно быть, ты чего-то очень сильно хочешь, — пробормотала она, хлопая ресницами. Я даже почувствовал ветерок с расстояния в десять футов. Я кивнул. В сложившихся обстоятельствах это было лучшее, что я мог сделать.

— Что же это может быть, — размышляла она, — за что стоит быть расстрелянным? — Ее голос был таким же, как и все остальное в ней: ровным, отточенным и расслабленным — и с большим запасом дерзости. Она небрежно улыбнулась, затянулась сигаретой и стряхнула пепел на ковер.

— Вас что-то беспокоит, полковник? — спросила она. — Вы похоже не разговорчивый.

— Я начну разговор, когда прибудет Барон, — сказал я.

— В таком случае, Джексон, — раздался хриплый голос у меня за спиной, — ты можешь начинать в любое удобное время.

Я развел руки и медленно обернулся — на всякий случай, вдруг мне в спину нервной рукой нацелен пистолет. Барон стоял у двери, безоружный, расслабленный. Охраны поблизости не было. Девушка выглядела слегка удивленной. Я положил руку на рукоять пистолета.

— Откуда вы знаете мое имя? — спросил я.

Барон указал на стул.

— Присаживайся, Джексон, — сказал он почти ласково. — Тебе пришлось нелегко, но теперь с тобой все в порядке. — Он прошел мимо меня к бару, наполнил два бокала, повернулся и предложил один мне. Я чувствовал себя немного глупо, стоя там и теребя пистолет; я подошел и взял выпивку.

— За старые добрые времена. — Барон поднял свой бокал.

Я выпил. Действительно, это был настоящий напиток из старых запасов.

— Я спросил, откуда ты знаешь мое имя, — снова спросил я.

— Все просто. Я когда-то тебя знал.

Он слабо улыбнулся. В его лице было что-то знакомое…

— Тебе идет форма драгунского полка Пенсильвании, — сказал он. — Намного лучше, чем ты смотрелся в синей форме аэрокосмического полка.

— Боже правый! — наконец я его узнал. — Тоби Мэллон!

Он провел рукой по своей лысой голове.

— Чуть меньше волос на макушке, плюс борода в качестве компенсации, несколько морщин, немного сгорбился. Эх, я изменился, Джексон.

— Я прикинул, что тебе около восьмидесяти лет, — сказал я. — Деревья, состояние зданий…

— Недалеко от истины. Семьдесят восемь этой весной.

— Ты прекрасно сохранился на все сто десять, Тоби.

Он кивнул.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. У Рипа Ван Винкля ничего общего с нами.

— Только один вопрос, Тоби. Люди, которых ты послал за мной, казалось, больше интересовались стрельбой, чем разговорами. Интересно, почему?

Мэллон развел руками.

— Небольшое недоразумение, Джексон. Ты справился, и это единственно важно. Теперь, когда ты здесь, нам нужно кое-что спланировать вместе. Мне было нелегко последние двадцать лет. Я начинал с нуля: несколько сотен мусорщиков жили в руинах, прячась каждый раз, когда Джерси или Ди-Си совершали набеги за припасами. Я создал организацию, начал систематическую операцию по спасению. Я сохранил все, до чего не добрались крысы и непогода, обустроил здесь свой дворец и снабдил его всем необходимым. Это богатая провинция, Джексон…

— И теперь все это принадлежит тебе. Неплохо, Тоби.

— Говорят, знание — сила. У меня было знание.

Я допил свой напиток и поставил стакан на стойку.

— Что, по-твоему, мы должны предпринять?

Мэллон откинулся на локте.

— Джексон, это был долгий путь в одиночку. Приятно увидеть старого товарища по кораблю. Но сначала мы пообедаем.

— Возможно, мне удастся запихнуть в себя что-нибудь. Скажем, лошадь, зажаренную целиком. И не трудись снимать седло.

Он рассмеялся.

— Сначала мы поедим, — сказал он. — А потом завоюем весь мир.

6

Я выжал последние капли из бутылки “Божоле” и наблюдал, как девушка по имени Ренада раскуривает сигару, которую Мэллон достал из серебряной коробочки. Мой синий мундир и кобура висели на спинке стула. Теперь все было уютно.

— Пора за дело, Джексон, — сказал Мэллон. Он выпустил клуб дыма и посмотрел на меня сквозь него. — Как там все внутри?

— Пыльно. Но невредимо, ниже уровня земли. Наверху есть повреждения от взрыва и атмосферных воздействий. Не думаю, что что-то сильно изменилось с тех пор, как ты вылез оттуда двадцать лет назад. Насколько я могу судить, Главный Участок в порядке.

Мэллон наклонился вперед.

— Итак, ты прошел мимо Боло. Как он, управляется? Все еще полностью работоспособен?

Я отхлебнул вина, обдумывая свой ответ и вспоминая незаряженные пушки Боло…

— Он, черт возьми, чуть не пристрелил меня. Он немного постарел и видит не так хорошо, как раньше, но все еще крепкий орешек.

Мэллон вдруг выругался.

— Это была идея Маккензи. В последнюю минуту, когда техническим бригадам пришлось эвакуироваться. Это была грязная работа, знаешь ли.

— Я не знаю. А как все это узнал ты?

Мэллон бросил на меня проницательный взгляд.

— Вокруг все еще было несколько человек, которые участвовали в этом. Но это неважно. А как насчет Зоны Снабжения? Это то, что нас интересует. Топливо, оружие, даже кое-что ядерное. Тяжелое оборудование, там есть еще пара Боло, законсервированных, как я понимаю. Возможно, мы даже найдем одну или две ракеты “Колосс”, они все еще в своих шахтах. Я провел воздушную разведку несколько лет назад, до того, как мой вертолет сломался…

— Я думаю, две шахты запечатаны и ракеты все еще на месте. Но откуда такой интерес к вооружению?

Мэллон фыркнул.

— Тебе нужно кое-что узнать о расстановке сил, Джексон. Мне нужны вещи оттуда. Если бы мне не повезло с запасом оружия и боеприпасов в оружейном погребе, Барон Джерси сейчас звенел бы шпорами в моем дворце!

Я затянулся сигарой и немного помолчал.

— Ты что-то говорил о завоевании мира, Тоби. Ты случайно не имел в виду это буквально?

Мэллон встал, сжимая кулаки, как человек, комкающий неоплаченные счета.

— Они все хотят отобрать все, что у меня есть! Они ждут. — Он пересек комнату и вернулся. — Я готов выступить против них немедленно! Я могу выставить на поле боя четыре тысячи обученных людей…

— Давай проясним пару моментов, Мэллон, — вмешался я. — Ты одурачил туземцев этой рутиной с Бароном. Но не пытайся проделать это со мной. Возможно, когда-то это было даже необходимо, возможно, некоторым историям, которые я слышал, есть оправдание. Теперь с этим покончено. Меня не интересуют межплеменные войны или разборки банд. Мне нужно…

— Лучше помни, кто здесь всем заправляет, Джексон! — огрызнулся Мэллон. — Важно не то, что тебе нужно. — Он еще раз прошелся взад и вперед по комнате, затем остановился, повернувшись ко мне лицом.

— Послушай, Джексон. Я знаю, как ориентироваться в этих джунглях, а ты — нет. Если бы я не заметил тебя и не отдал кое-какие распоряжения, тебя бы пристрелили еще до того, как ты прошел десять футов от двери бального зала.

— Почему ты меня впустил? Может, я пришел застрелить тебя.

— Ты хотел встретиться с Бароном наедине. Меня это тоже устраивало. Если об этом станет известно… — Он замолчал и прочистил горло. — Давай прекратим пререкаться, Джексон. Мы никуда не продвинемся, пока не будет нейтрализован Боло, охраняющий это место. И есть только один способ сделать это: вырубить его! А единственное, что может вырубить Боло, — это другой Боло.

— И?..

— У меня есть еще один Боло, Джексон. Он был накрыт и обслуживался. Он может выступить против Тролля… — Он замолчал, коротко рассмеявшись. — Так его назвал сброд.

— Ты мог бы сделать это много лет назад. При чем тут я?

— Тебя обучали управлению Боло, Джексон. Ты кое-что знаешь об этом виде оборудования.

— Конечно. Как и тебя.

— Я так и не научился, — коротко ответил он.

— Кто кого разыгрывает, Мэллон? Мы все прошли один и тот же ознакомительный курс меньше месяца назад…

— Для меня это был долгий месяц. Скажем так, я забыл.

— Ты припарковал этого Боло у своих ворот, а потом забыл, как это сделал, а?

— Чушь. Он всегда там был.

Я покачал головой.

— Я знаю, что это не так.

Мэллон насторожился.

— Откуда у тебя информация?

— Допустим кто-то мне рассказал.

Мэллон яростно затушил сигару о дамасскую ткань.

— Ты еще укажешь мне на эту сволочь!

— Мне плевать, передвигал ты его или нет. Любой человек с твоей подготовкой разберется с управлением Боло за полчаса…

— Не настолько хорошо, чтобы справиться с еще одним Трол… Боло.

Я достал сигару из серебряной коробочки, взял со стола зажигалку и поднес ее к пламени. Внезапно в комнате стало очень тихо.

Я посмотрел на Мэллона. Он протянул руку.

— Дай мне это, — коротко сказал он.

Я выпустил дым и, прищурившись, посмотрел сквозь него на Мэллона. Он сидел, вытянув руку, и ждал. Я посмотрел на зажигалку.

Это была тяжелая ветрозащитная модель с тиснеными крыльями — эмблемой Аэрокосмоса. Я перевернул ее. Выгравированные буквы гласили: Лейтенант Коммандер Дон Дж. Бэннер, ВВС США. Я поднял глаза. Ренада сидела тихо, держа мой пистолет направленным прямо на пряжку моего ремня.

— Мне жаль, что ты это увидел, — сказал Мэллон. — Это может вызвать недоразумения.

— Где Бэннер?

— Он… умер. Я же говорил тебе…

— Ты много чего рассказал мне, Тоби. Что-то из этого может быть правдой. Ты сделал ему то же предложение, что и мне?

Мэллон бросил взгляд на Ренаду. Она сидела, держа пистолет, и смотрела на меня отстраненно, без всякого выражения.

— Ты неправильно понял, Джексон… — начал Мэллон.

— Вы с ним вышли примерно в одно и то же время, — сказал я. — Или, может быть, ты опередил его на несколько дней. Должно быть, почти одновременно, иначе ты бы никогда не взял его с собой. Дон был сообразительным парнем.

— Да ты не в своем уме! — огрызнулся Мэллон. — Ведь Бэннер был моим другом!

— Тогда почему ты занервничал, когда я нашел его зажигалку на твоем столе? Этому может быть десять совершенно безобидных объяснений.

— Я не даю объяснений, — категорично заявил Мэллон.

— Такое отношение вряд ли является основой для прочного партнерства, Тоби. У меня неприятное чувство, что ты чего-то мне недоговариваешь.

Мэллон приподнялся на стуле.

— Послушай, Джексон. У нас нет причин ссориться. У нас всего хватит на двоих, и однажды мне понадобится преемник. Жаль, что с Бэннером так получилось, но теперь это уже давняя история. Забудь про это. Я хочу, чтобы ты был со мной, Джексон! Вместе мы сможем править Атлантическим побережьем, а то и больше!

Я затянулся сигарой, глядя на пистолет в руке Ренады.

— У тебя на руках тузы, Тоби. Застрелить меня было бы совсем не сложно.

— Здесь нет никакого подвоха, Джексон! — Рявкнул Мэллон. — В конце концов, — продолжал он, теперь уже почти заискивающе, — мы старые друзья. Я хочу дать тебе передышку, поделиться с тобой…

— Не думаю, что на вашем месте я бы доверяла ему, мистер Джексон, — раздался тихий голос Ренады. Я посмотрел на нее. Она спокойно посмотрела в ответ. — Вы для него важнее, чем вы думаете.

— Хватит, Ренада, — рявкнул Мэллон. — Немедленно отправляйся в свою комнату.

— Не сейчас, Тоби, — сказала она. — Мне тоже интересно, как погиб коммандер Бэннер.

Я посмотрел на пистолет в ее руке. Теперь он был направлен не на меня. Он был направлен в грудь Мэллону.

Мэллон сидел, глубоко погрузившись в кресло, и смотрел на меня глазами питона, у которого болит живот.

— Вы оба дураки, — проскрежетал он. — Я дал тебе все, Ренада. Я растил тебя как собственную дочь. А ты, Джексон! Ты мог бы разделить со мной — все это.

— Мне не нужно разделять твои заблуждения, Тоби. У меня есть свои собственные. Но прежде чем мы продолжим, давай проясним несколько моментов. Почему ты не заставишь двигаться своего ручного Боло? И что делает меня значимым в этой ситуации?

— Он боится машины Боло, — сказала Ренада. — На ней есть заклинание, которое не позволяет людям приближаться — даже Барону.

— Закрой свой рот, дура! — Мэллон задохнулся от ярости. Я подбросил зажигалку в руке и почувствовал, как на моих губах появляется улыбка.

— Значит, Дон все-таки был слишком умен для тебя. Должно быть, именно он контролировал Боло. Я полагаю, ты призвал к перемирию, а затем расстрелял его из-под белого флага. Но он одурачил тебя. Он ввел команду в системы Боло, чтобы тот открывал огонь по любому, кто приблизится, если только это не был Бэннер.

— Ты с ума сошел!

— Нет, но близок к этому. Ты не можешь приблизиться к Боло. Верно? И по прошествии двадцати лет блеф, который ты использовал против других Баронов с помощью личного Тролля, должно быть, немного ослабевает. Буквально в любой день кто-нибудь из них может решить испытать тебя на прочность.

Мэллон скривил лицо, что, возможно, было попыткой изобразить умиротворяющую улыбку.

— Я не буду с тобой спорить, Джексон. Ты прав насчет командной схемы. Бэннер настроил ее на стрельбу противопехотными снарядами по любому, кто приблизится на расстояние пятидесяти ярдов. Он сделал это, чтобы помешать толпе сломать машину. Но есть лазейка. Не только Бэннер мог подобраться к ней поближе. Он настроил ее так, чтобы она допускала любого из команды “Прометея”, кроме меня. Он ненавидел меня. Это был трюк, чтобы попытаться меня убить.

— Значит, ты рассчитываешь, что я вмешаюсь и обезврежу его для тебя, да, Тоби? Что ж, мне чертовски жаль тебя разочаровывать, но в суматохе я почему-то забыл свой электронный пропуск.

Мэллон наклонился ко мне.

— Я же говорил тебе, что мы нужны друг другу, Джексон: у меня твой пропуск. Твой и всех остальных. Ренада, подай мне мою черную коробку. — Она встала и подошла к столу, направив пистолет на Мэллона — и на меня тоже, если на то пошло.

— Где ты достал мой пропуск, Мэллон?

— А ты как думаешь? Это дубликаты из хранилища в старом командном блоке. Я знал, что однажды кто-то из вас выйдет. Я скажу тебе, Джексон, это был ад — ждать все эти годы и надеяться. Я отдал приказ, чтобы всякий раз, когда Младший Тролль заревет, собиралась толпа и останавливала любого, кто выйдет. Я не знаю, как ты пробрался сквозь них…

— Я слишком скользкий для них. Кроме того, — добавил я, — я встретил друга.

— Друга? Какого?

— Старика, который решил, что я Принц Чаминг, который пришел разбудить всех. Он чокнутый, но он помог мне пройти.

Ренада вернулась и протянула мне квадратную стальную коробку.

— Дай-ка ключ, Мэллон, — сказал я. Он протянул мне ключ. Я открыл коробку, перебрал полдюжины овалов из прозрачного пластика размером с серебряный доллар и вытащил один.

— Это магический амулет? — спросила Ренада с благоговением в голосе. Теперь она не казалась такой утонченной, но зато стала больше похожей на человека.

— Просто синтетический кристаллический пластик, созданный для того, чтобы резонировать с образцом моей электроэнцефалограммы, — сказал я. — Он усиливает ее сигнал и испускает характерное излучение, которое улавливает психотронная схема Боло.

— Так я и думала. Магия.

— Можешь считать это магией, малышка. — Я опустил электронный пропуск в карман, встал и посмотрел на Ренаду. — Я не сомневаюсь, что ты умеешь пользоваться этим оружием, милая, но сейчас я ухожу. Постарайся не стрелять в меня.

— Ты будешь дураком, если попытаешься это сделать, — рявкнул Мэллон. — Если Ренада не пристрелит тебя, это сделают мои охранники. И даже если у тебя получится, я все равно буду нужен тебе!

— Я тронут твоей заботой, Тоби. Только зачем ты мне нужен?

— Ты бы не прошел мимо первого сторожевого поста без посторонней помощи, Джексон. Эти люди знают меня как Повелителя Троллей. Они в восторге от меня — от моей маны. Но только вместе мы сможем добраться до пульта управления Боло, а затем использовать его, чтобы вывести из строя сторожевую машину на Участке…

— И что дальше? С действующим Боло мне больше ничего не нужно. Повысь ставки, Тоби. Я не впечатлен.

Он облизнул губы.

— Разве не понимаешь? “Прометей”! В нем есть все, от иглометов “Браунинг” до парализаторов “Нордж”. Инструменты, оружие, приборы. И еще электростанция.

— Мне не нужны иглометы, если у меня есть Боло, Тоби.

Мэллон использовал ненормативную лексику.

— Ты оставишь свою печень и глаза на дворцовом алтаре, Джексон. Я обещаю тебе это!

— Скажи ему то, что он хочет знать, Тоби, — сказала Ренада. Мэллон прищурился, глядя на нее. — Ты еще пожалеешь об этом, Ренада.

— Может, и пожалею, Тоби. Но ты научил меня обращаться с оружием и играть в карты на всю катушку.

Румянец сошел с его лица, и оно побледнело.

— Хорошо, Джексон, — сказал он почти шепотом. — Дело не только в снаряжении. Дело… в людях.

Я услышал, как где-то тикают часы.

— Какие люди, Тоби? — тихо спросил я.

— Экипаж. Дэй, Мэйси, остальные. Они все еще там, Джексон — на борту корабля, в анабиозе. Мы пытались вывести корабль, когда началась атака. Было сорокаминутное предупреждение. Все было готово к запуску. Ты был на тестовом прогоне, у нас не было времени вывести тебя оттуда…

— Продолжай, — отчеканил я.

— Ты же знаешь, как была настроена система, она рассчитывалась на десять лет с автоматическим возвратом в конце срока, если Альфа Центавра не окажется в пределах миллипарсека. — Он фыркнул. — Этого не случилось. Через двадцать лет приборы проверили окружение. Параметры среды оказались в удовлетворительном состоянии. И планетарная масса находилась в пределах допустимого диапазона. Поэтому автоматы вытащили меня оттуда. — Он снова фыркнул. — Самый длинный тестовый прогон в истории. Я отстегнулся и вышел посмотреть, что происходит. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что произошло. Я вернулся и вывел Бэннера и Маккензи. Мы поехали в город, ты знаешь, что мы там обнаружили. Я понял, что мы должны были сделать, но Бэннер и Мак заспорили. Эти дураки хотели снова запечатать “Прометей” и продолжить запуск. Для чего? Чтобы мы могли провести остаток своей жизни, прячась в развалинах, в то время как разобрав корабль, мы могли бы стать королями?

— Значит, у вас был спор? — спросил я.

— У меня был пистолет. Я, кажется, ранил Маккензи в ногу, но они скрылись, нашли машину и добрались на Участок первыми. Там было два Боло. Какие у меня были шансы против них? — Мэллон хитро ухмыльнулся. — Но Бэннер был дураком. Он умер за это. — Улыбка исчезла с его лица, как лифчик стриптизерши. — Но когда я отправился за своей добычей, я обнаружил, что шакалы расставили для меня ловушку.

— Это было крайне недружелюбно с их стороны, Мэллон. Как ни странно, мне не хочется остаться и держать тебя за руку.

— Неужели ты еще не понял! — Голос Мэллона превратился в сухой скрежет. — Даже если ты выберешься из дворца и воспользуешься Боло, чтобы объявить себя Бароном, ты никогда не будешь в безопасности! По крайней мере, до тех пор, пока хоть один человек на борту корабля еще жив. Ты не сможешь спать, гадая, когда же кто-нибудь из них выйдет и бросит вызов твоему правлению…

— Беспокойная у тебя голова, а, Тоби? Ты напоминаешь мне пчелиную матку. Первая, вылупившаяся из куколки, расчленяет всех своих соперниц.

— Я не собираюсь их убивать. Это было бы пустой тратой времени; я хочу поручить им полезную работу.

— Не думаю, что им понравится быть твоими рабами, Тоби. И мне тоже. — Я посмотрел на Ренаду. — Сейчас я вас покину, — сказал я. — Что бы ты ни решил, удачи тебе.

— Подожди. — Она встала. — Я поеду с тобой.

Я посмотрел на нее.

— Я буду ехать быстро, милая. А этот пистолет, упертый мне в спину, может сбить меня с толку.

Она шагнула ко мне, перевернула пистолет и вложила его мне в руку.

— Не убивайте его, мистер Джексон. Он всегда был добр ко мне.

— Зачем сейчас переходить на другую сторону? По словам Тоби, мои шансы выглядят не слишком хорошими.

— Я никогда раньше не знала, как погиб коммандер Бэннер, — сказала она. — Он был моим прадедушкой.

7

Ренада вернулась, закутанная в серый мех, когда я закончил пристегивать кобуру.

— Пока, Тоби, — сказал я. — Мне следовало бы выстрелить тебе в живот только ради Дона, но…

Я увидел, как глаза Ренады расширились в тот самый момент, когда я услышал щелчок.

Я упал плашмя и перекатился за кресло Мэллона — и в то место, где я только что стоял, ударил сгусток синего пламени. Я вскинул пистолет и выстрелил в персиковую обивку в дюйме от уха Тоби.

— Следующая пригвоздит тебя к стулу! — крикнул я. — Отзови их! — На мгновение воцарилась мертвая тишина. Тоби застыл как вкопанный. Я не мог разглядеть, кто стрелял. Затем я услышал стон. Ренада.

— Оставь девушку в покое, или я убью его, — крикнул я.

Тоби сидел неподвижно, его глаза были устремлены на меня.

— Ты не можешь убить меня, Джексон! Я — единственное, что сохраняет тебе жизнь.

— Ты тоже не можешь убить меня, Тоби. Тебе нужно мое волшебное прикосновение, помнишь? Может, лучше дашь мне охранную грамоту, чтобы я смог выбраться отсюда. Я сниму заморозку с твоего Боло — после того, как разберусь со своими делами.

Тоби облизнул губы. Я снова услышал голос Ренады. Она старалась не стонать — но все равно стонала.

— Ты попытался, Джексон. Не получилось, — процедил Тоби сквозь стиснутые зубы. — Брось свой пистолет и встань. Я не убью тебя — ты же знаешь. Делай, что тебе говорят, и может ты доживешь до глубокой старости — и девочка тоже.

Затем она закричала — бессмысленный вопль чистой агонии.

— Поторопись, дурак, пока они не оторвали ей руку, — проскрежетал Мэллон. — Или застрелят. Тебе придется двадцать четыре часа наблюдать, как она лежит под ножом. Потом настанет твоя очередь.

Я выстрелил снова, на этот раз ближе. Мэллон дернул головой и выругался.

— Если они ее снова тронут, ты получишь, Тоби, — сказал я. — Отправь ее сюда. Живо!

— Отпусти ее! — прорычал Мэллон. Ренада, спотыкаясь, появилась в поле моего зрения, обошла кресло и внезапно рухнула на ковер рядом со мной.

— Встань, Тоби, — приказал я. Он медленно поднялся. Теперь на его лице блестел пот. — Встань сюда. — Он двигался как лунатик. Я поднялся на ноги. В другом конце комнаты, у маленькой открытой двери, стояли двое мужчин. Раздвижная панель. Оба держали наготове силовые винтовки, но целились в сторону от Барона.

— Бросьте их! — крикнул я. Они посмотрели на меня, затем опустили оружие и отбросили его в сторону.

Я открыл рот, чтобы сказать Мэллону двигаться вперед, но язык у меня словно отнялся. Внезапно комната наполнилась дымом. Мэллон колыхался передо мной, как мираж. Я хотел сказать ему, чтобы он стоял спокойно, но с моим заплетающимся языком это было слишком сложно. Я поднял пистолет, но он как-то выпал из руки, на пол — медленно, как лист — а потом я тоже поплыл по волнам, которые разбивались о темное море…

— Думаешь ты первый идиот, который решил, что может убить меня? — Мэллон презрительно скривил губы. — Эта комната оборудована десятью разными способами.

Я покачал головой, пытаясь не обращать внимания на мелькание перед глазами и тошноту во всем теле.

— Нет, я думаю, что многие люди хотели бы пошутить над тобой, Тоби. Однажды у кого-нибудь это получится.

— Поставь его на ноги, — рявкнул Мэллон. Сильные руки схватили меня за плечи и стащили с койки. Я пошевелил ногами, но они были как вчерашний сельдерей, я прислонился к кому-то, кто пах невыделанной шкурой.

— Ты выглядишь сонным, — сказал Мэллон. — Посмотрим, сможем ли мы тебя разбудить.

Большой палец впился мне в шею. Я отдернулся, и удар под ребра согнул меня пополам.

— Я должен сохранить тебе жизнь — на данный момент, — сказал Мэллон. — Но ты не получишь от этого большого удовольствия.

Я часто заморгал. В комнате было темно. У одного из моих укротителей вокруг рта была борода кольцом — я это очень хорошо видел. Мэллон стоял передо мной, уперев руки в бока. Я попытался пнуть его, просто ради забавы. У меня ничего не вышло, казалось, что на мою ногу надета свинцовая колодка. Небритый мужчина ударил меня по губам, и Тоби захихикал.

— Развлекайся, Дангер, — сказал он, — но мне он нужен живым и на ногах для ночной работы. Выведи его погулять на свежем воздухе. Доложишь мне в Павильон Тролля через час. — Он повернулся к кому-то и отдал распоряжения насчет освещения и огневых точек, и я услышал, как упомянули имя Ренады.

Затем он ушел, а меня протащили через дверь и дальше по коридору.

Упражнение помогло. По прошествии часа я чувствовал себя слабым, но нормальным, если не считать головной боли и ощущения, что мне мешает видеть паутина. Тоби накормил меня вкусной едой. Может быть, еще до конца ночи он пожалеет о своей ошибке…

Где-то в темноте послышался шум мотора, затем он перешел в ровный гул.

— Пора, — сказал тот, что с усами. Голос у него был как у мягкого сыра, под стать запаху. И снова вывернул мою руку, которую держал.

— Не сломай ее, — проворчал я. — Она принадлежит Барону, помнишь?

Усатый замер как вкопанный.

— Ты слишком много говоришь — и слишком умно. — Он отпустил мою руку и отступил назад. — Держи его, Свиной глаз. — Другой мужчина ударил меня предплечьем по горлу и запрокинул мою голову назад; затем Усатый отцепил от пояса двухфутовую дубинку и сильно ударил меня в бок, прямо под ребра. Свиной Глаз отпустил меня, и я согнулся пополам, ожидая, пока боль нарастала и разрывала меня изнутри.

Затем они подняли меня на ноги. Я не почувствовал, как скрежещут концы костей, так что, вероятно, сломанных ребер не было — если это хоть как-то утешало.

Теперь лужайка была освещена яркими огнями. Движущиеся фигуры отбрасывали длинные тени на деревья, растущие вдоль подъездной дорожки, и на боевую единицу Боло, припаркованную под навесом у закрытых ворот.

Всего в пятидесяти ярдах от них был возведен грубый бруствер. На заднем плане шумно работал установленный на колесах генератор, оставляя в воздухе слой голубоватых выхлопных газов.

Мэллон ждал с 9-миллиметровой винтовкой в руках, когда мы подошли, двое моих охранников держали меня обеими руками, демонстрируя свое рвение, а я шатался чуть больше, чем было необходимо. Я увидел Ренаду, стоявшую рядом, закутавшись в серый мех. В ярком свете ее лицо казалось белым. Она сделала шаг ко мне, и охранник разодетый как доллар схватил ее за руку.

— Ты знаешь, что делать, Джексон, — сказал Мэллон, стараясь перекричать грохот генератора. Он сделал короткий жест, какой-то человек подошел и пристегнул крепкую цепь к моей левой лодыжке. Мэллон протянул мне электрический пропуск. — Я хочу, чтобы ты пошел прямо к Боло. Внутрь через боковой люк. У тебя есть одна минута, чтобы отменить инструкции, введенные в командную схему, и выбраться наружу. Если ты не появишься, я замкну рубильник вон там, — он указал на деревянную коробку, в которой был установлен автоматический выключатель, с клубком тяжелого кабеля, ведущего к Боло, — и ты будешь жаришься прямо в своих ботинках. То же самое произойдет, если я увижу, что орудия начинают нацеливаться или открываются противопехотные порты. — Я проследил за витками бронированного кабеля от цепи на моей лодыжке обратно к деревянному ящику — и дальше к генератору.

— Может быть, это и грубо, но работает. И если тебе взбредет в голову выпустить пару патронов наугад, помни, что девушка будет рядом со мной.

Я посмотрел на гигантскую машину.

— А вдруг она меня не узнает? Давненько не виделись. Или что, если Дон не подключил мою идентификационную схему к системе распознавания?

— В таком случае, ты мне все равно не нужен, — категорически заявил Мэллон.

Я поймал взгляд Ренады, подмигнул ей и ободряюще улыбнулся, и полез по облицовке.

Я оглянулся на Мэллона. В ярком свете он казался старым и сморщенным, его гладкий серый костюм был измят, редкие волосы растрепаны, пальцы сжимали пистолет так, что побелели костяшки пальцев. Он больше походил на измученного лавочника, чем на потенциального покорителя мира.

— Тоби, тебе, должно быть, очень нужен Боло, чтоб получить шанс, — сказал я. — Я думаю, может сделать этот отчаянный выстрел. Ты заставляешь меня попотеть.

Я выбрал слабину на кабеле, свисавшем с моей лодыжки, спрыгнул и зашагал по аккуратно подстриженной траве, а передо мной маячила длинная черная тень. В круге света прожектора, огромный, как банк, стоял Боло. Теперь я мог видеть пятна ржавчины вокруг крышек портов, маленькие виноградные лозы, которые обвивали борта, пробиваясь сквозь заросли сорняков, обозначавших нейтральную полосу.

Впереди в кустах было что-то белое. Сломанные человеческие кости.

Я почувствовал, как у меня снова скрутило живот. Предыдущий человек дошел сюда, значит я еще не был в безопасности…

На следующих двадцати футах я миновал еще два разбросанных скелета. Должно быть, они пробежали бегом, как морские свинки, чтобы проверить бдительность Боло. Или, может быть, они пытались красться, очень медленно, по дюйму в день; и это не сработало…

Крошечные ночные создания бросились вперед. В тени Тролля, они были в полной безопасности, ни один хищник крупнее мыши не мог появиться тут. Я споткнулся и свернул в обход десятифутовой впадины, размытой воронки от близкого промаха.

Теперь я мог разглядеть огромные, покрытые мхом гусеницы, на фут уходящие в землю, гнезда полевых мышей, спрятанные в спицах колес высотой в ярд. Входной люк был наверху, едва заметный на фоне огромного изогнутого бока. В защитном экране гусеницы были вмонтированы перекладины. Я вытянул руку, ухватился за них и подтянулся. Моя цепь звякнула о металл. Я нащупал дверной рычаг, ухватился за него и потянул.

Он сопротивлялся, но затем повернулся. Раздался гул сервомотора и треск мертвых прокладок. Просвет расширился, и я увидел узкий трап, покрытый зеленым анодированным дюралем с черными полимерными накладками, переборку с огнетушителем, тисненую стальную табличку с данными, на которой было написано “ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ БОЛО КОРПОРАЦИИ ДЖЕНЕРАЛ МОТОРС”, а ниже, мелким шрифтом, боевое подразделение “БОЛО МАРК III”.

Я втащил себя внутрь и поднялся в рождественское сияние огней приборов.

Кабина управления была маленькой, утилитарной, с двумя глубокими мягкими сиденьями, расположенными среди экранов, циферблатов и рычагов. Я вдыхал запахи масла, краски, эфира и озона, характерные для ядерного генератора. В воздухе слышался слабый гул от работающих вхолостую сервоприводов и реле. Часы показывали десять минут пятого. Либо было позже, чем я думал, либо хронометр отстал от времени за последние восемьдесят лет. Но у меня не было времени терять время.…

Я скользнул в кресло и откинул крышку пульта управления. Клавиша отмены была большой, белой. Я утопил ее вниз и дал ей подняться, как экономике после кризиса.

Узор из точек на дисплее состояния исчез. Теперь Мэллон был в безопасности от своего ручного Тролля.

Мне не потребовалось много времени, чтобы выполнить его приказ. Я знал, что делать дальше; я все спланировал еще во время прогулки. Теперь у меня было тридцать секунд, чтобы переломить ситуацию в свою пользу.

Я наклонился и вытянул перед собой гирлянду из бронированного кабеля толщиной в четверть дюйма. Я нажал на переключатель, и внутренняя крышка рубки — диск из брони толщиной в дюйм — скользнула в сторону. Я просунул петлю гибкого кабеля в отверстие и повернул переключатель. Крышка закрылась, разрезав бронированный кабель, как макароны.

Я глубоко вздохнул, и мои руки потянулись к кнопке боевой тревоги, зависли над ней.

Это было разумное решение — и простое. Все, что мне нужно было сделать, это нажать на клавишу, и 9-миллиметровые пушки откроются, скосив Мэллона и его команду, как кукурузные стебли.

Но этот удар скосил бы Ренаду вместе с остальными. И если я уйду — даже без единого выстрела, — Мэллон сдержит свое обещание и перережет ее прелестную белую глотку…

Теперь моя голова была свободна от петли, но мне придется засунуть ее обратно — пока что…

Я наклонился вбок, сунул руку под панель и нащупал маленький блок предохранителей. Мои пальцы были неуклюжими. Я перевел дыхание и попробовал еще раз. Предохранитель выпал у меня из руки. IR цепь Боло была отключена. Если бы у меня было еще несколько секунд на работу, я мог бы отключить другие цепи, но время вышло.

Я схватил обрезанные концы провода, обмотал их вокруг цепи и быстро вышел.

8

Мэллон ждал, притаившись за стеной.

— Теперь безопасно, да? — проскрежетал он. Я кивнул. Он встал, сжимая в руке пистолет.

— Теперь мы попробуем вместе.

Я перелез через парапет, Мэллон последовал за мной с пистолетом наготове. Огни сопровождали нас до самого Боло. Мэллон вскарабкался на открытый люк, огляделся внутри и снова опустился рядом со мной. Теперь он выглядел взволнованным.

— Вот и все, Джексон! Я долго ждал этого. Теперь у меня есть вся мана, какая только существует!

— Посмотри на кабель у меня на лодыжке, — тихо сказал я. Он прищурился, отступил на шаг, прицелился и бросил взгляд на кабель, прикрепленный к цепи.

— Я перерезал его, Тоби. Я был один в Боло, кабель был перерезан, но я не стрелял. Я мог бы забрать твою игрушку и открыть собственное дело, но я этого не сделал.

— И что ты за это хочешь? — прохрипел Мэллон.

— Как ты и сказал, мы нужны друг другу. Этот перерезанный кабель доказывает, что ты можешь мне доверять.

Мэллон улыбнулся. Это была неприятная улыбка.

— Ты был в безопасности, не так ли? Иди сюда. — Я прошел с ним к корме машины. Через заднюю часть Боло свисал толстый медный провод, который тянулся в траву в обоих направлениях.

— Я бы спалил тебя при первом же движении. Даже если кабель был бы перерезан, бронированная крышка перенесла бы весь ток прямо на тебя в кабине пилота. Но не нервничай. У меня есть для тебя другая работа. — Он с силой ткнул меня дулом пистолета в грудь, толкая назад. — А теперь шевелись, — прорычал он. — И никогда больше не угрожай Барону.

— Годы не только сморщили твое лицо, Тоби, — сказал я. — Они повредили тебе мозги.

Он коротко рассмеялся.

— Возможно, ты прав. Что является нормальным, а что нет? У меня есть идея — и я воплощу ее в жизнь. Если это безумие, то оно лучше того, что есть у толпы.

Вернувшись к парапету, Мэллон повернулся ко мне.

— Я годами планировал эту кампанию в деталях, Джексон. Все готово. Мы выступаем через полчаса, прежде чем какие-нибудь предатели успеют сообщить об этом моим врагам. Свиной глаз и Дангер не дадут тебе скучать, пока меня не будет. Когда я вернусь — ну, возможно, ты прав насчет совместной работы. — Он махнул рукой, и мой усатый друг и его напарник приблизились. — Присмотрите за ним, — сказал он.

— Чингисхан на марше, а? — Спросил я. — И между тобой и этими вкусностями нет ничего, кроме пятисоттонного Боло…

— Малого Тролля… — Он поднял руки и сделал сокрушительные движения, словно человек, крошащий сухую землю. — Я растопчу его своими гусеницами.

— Ты запутался, Тоби. Это у Боло гусеницы. А тебя просто плоскостопие.

— Это то же самое. Я Великий Тролль. — Он показал мне зубы и ушел.

Я двинулся между Дангером и Свиным глазом в направлении огней гаража.

— Опять черный ход, — сказал я. — Кто-нибудь может подумать, что ты меня стыдишься.

— Тебе нужна еще тренировка, а? — прохрипел Дангер. — Держи его, Свиной глаз. — Он снял с крючка дубинку и небрежно помахал ею в руке, оглядываясь по сторонам. Мы были недалеко от деревьев у дороги. В поле зрения не было никого, кроме бригад около Боло и и группы у входа во дворец. Свиной Глаз вывернул мне руку и перехватил ее своим старым любимым удушающим приемом. Я надеялся, что он это сделает.

Дангер взмахнул дубинкой, а я схватил руку Свиноглаза обеими руками и наклонился вперед, как японский адмирал, докладывающий императору. Свиноглаз взлетел и перекувырнулся как раз вовремя, чтобы поймать спиной дубинку Дангера. Они упали вместе. Я потянулся за дубинкой, но Усатый оказался проворнее, чем казался. Он откатился в сторону, встал на колени и ударил меня дубинкой по левой руке, чуть ниже плеча.

Я услышал, как хрустнула кость.…

Каким-то образом я поднялся на ноги. Свиной Глаз лежал, распростершись передо мной. Я слышал, как он скулит, словно издалека. Дангер стоял в шести футах от меня, его черная борода расплылась в улыбке, как у гиены, почуявшей мертвечину.

— У него сломана спина, — сказал он. — Он издает ужасный звук. Я подожду, хочу, чтобы ты послушал.

— Я услышал, — выдавил я. Мой голос, казалось, звучал как заезженная фонограмма. — Удивлен… ты не обработал меня… пока я был занят рукой.

— Не-а. Мне нравится, когда человек понимает, что происходит, когда я его обрабатываю. — Он подошел и легонько постучал дубинкой по сломанной руке. Жгучая боль заглушила стон, застрявший у меня в горле. Я отступил на шаг, он преследовал меня.

— Свиной Глаз был никудышным, но он был моим приятелем. Когда я закончу с тобой, мне придется убить его. Человек со сломанной спиной никому не нужен. С ним скоро будет покончено, но не с тобой. Ты пробудешь здесь еще долго, а я получу от тебя массу удовольствия до возвращения Барона.

Я уже был под деревьями. У меня было несколько безумных мыслей о том, чтобы самому схватить дубинку, но это были всего лишь мысли. Дангер выпрямился и опустил взгляд на мой живот. Я не стал дожидаться и бросился на него. Он рассмеялся и отступил назад, дубинка ударила меня по голове. Не сильно, но достаточно, чтобы сбить меня с ног. Я подобрал под себя ноги и начал подниматься…

В тени за спиной Дангера что-то шевельнулось. Я покачал головой, чтобы скрыть любое выражение, которое могло бы появиться на лице, и позволил себе расслабиться.

— Вставай, — сказал Дангер. Улыбка исчезла с его лица. Он нацелился ударить ногой. — Вставай…

Внезапно он замер, затем резко обернулся. Слух у него, должно быть, был острый, как у камышового кота, я не услышал ни звука.

Старик появился в поле зрения, его седые волосы прилипли к голове, а большие руки были раскинуты в стороны. Дангер зарычал, прыгнул вперед и опустил дубинку; я услышал, как она ударилась. Началась суматоха, затем Дангер отшатнулся с пустыми руками.

Я снова был на ногах. Я бросился на Дангера, когда он взревел и бросился в атаку. Дубинка в руке старика поднялась и опустилась. Дангер пролетел мимо и скрылся в кустах. Старик внезапно сел, все еще держа дубинку. Затем он уронил ее и лег на спину. Я двинулся к нему, но Дангер бросился на меня сбоку. Я снова упал.

Я был ошеломлен, но больше не чувствовал боли. Дангер стоял над стариком. Я видел большую худощавую фигуру, безвольно лежащую с раскинутыми руками, и белую костяную рукоятку, неуместно новую и аккуратную на фоне поношенного плаща. Дубинка лежала на земле в нескольких футах от меня. Я пополз за ней. Путь показался мне долгим, и мне было трудно передвигать ноги, но я продолжал ползти. Снова стал накрапывать мелкий дождик, почти как туман. Вдалеке послышались крики и звуки запускаемых двигателей. Конвой Мэллона тронулся в путь. Он победил. Дангер тоже победил. Старик пытался, но этого оказалось недостаточно. Но если бы я смог дотянуться до дубинки и взмахнуть ею хотя бы раз…

Дангер смотрел на старика сверху вниз. Он наклонился, вытащил нож, вытер его о штанину, подтянул штанины, чтобы убрать его в ножны. Дубинка была гладкой и тяжелой под моей рукой. Я крепко ухватился за нее и поднялся на ноги. Я подождал, пока Дангер повернется, и ударил его по макушке всем, что у меня оставалось…

Я подумал, что старик мертв, пока он внезапно не моргнул. Черты его лица теперь казались расслабленными, умиротворенными, кожа напоминала пергамент, натянутый на кости. Я взял его скрюченную старческую руку и потер ее. Она была холодной, как у утонувшего моряка.

— Ты ждал меня, старина? — бессмысленно спросил я. Он слегка повернул голову и посмотрел на меня. Затем его губы шевельнулись. Я наклонился поближе, чтобы расслышать, что он говорит. Его голос был тише, чем у потерявшего надежду.

— Мама… сказала… мне… ждать тебя… Она сказала… ты… вернешься когда-нибудь…

Я почувствовал, как у меня сводит челюсти.

Внутри меня что-то сломалось и потекло, как расплавленный металл. Внезапно мои глаза затуманились — и не только от дождя. Я посмотрел на старое лицо передо мной, и на мгновение мне показалось, что я увидел призрачный отблеск другого лица, маленького круглого личика, которое смотрело на меня снизу вверх.

Он снова заговорил. Я опустил голову:

— Я был… хороший… мальчик… Папа? — Затем его глаза закрылись.

Я долго сидел, глядя на неподвижное лицо. Затем сложил руки на груди и встал.

— Ты был не просто хорошим мальчиком, Тимми, — сказал я. — Ты был хорошим человеком.

9

Мой синий костюм насквозь промок и был забрызган грязью, а также несколькими кусочками того, что Дангер использовал вместо мозгов, но на плечах по-прежнему красовались золотые орлы.

Работник гаража не смотрел мне в лицо. Орлов ему было достаточно. Я подошел к огромному черному “Бентли” — модель 90-х, как я догадался по консервативным восемнадцатидюймовым задним плавникам — и рывком открыл дверцу. Датчик показывал, что бак заполнен на три четверти. Я открыл отделение для перчаток, порылся, но ничего не нашел. Точно, никто не стал бы доверять шоферу…

Я распахнул заднюю дверцу. К гладкой бледно-серой коже была приклепана грубая черная кожаная кобура, из-под которой виднелся приклад 4-миллиметрового пистолета. На противоположной дверце была еще одна кобура, а на спинке водительского сиденья на ремнях висела винтовка.

Кто бы ни был владельцем “Бентли”, он с избытком компенсировал свою неуверенность. Я взял пистолет, бросил его на переднее сиденье и сел рядом с ним. Служащий вытаращился на меня, когда я положил левую руку на колено и повернулся, чтобы закрыть дверцу. Я тронулся с места. Был сильный удар, но она побежала нормально. Я щелкнул выключателем, и холодные лучи света ворвались в дождь.

В последний момент служащий шагнул вперед, открыв рот, чтобы что-то сказать, но я не стал дожидаться, чтобы услышать. Я выехал в ночь, свернул на посыпанную гравием подъездную дорожку и направился к воротам. До сих пор Мэллон добивался своего, но, возможно, еще не слишком поздно…

Двое часовых в блестящих черных пончо, выглядевших несчастными, вышли из караульной будки, когда я подъехал. Один из них посмотрел на меня, затем встал по стойке "смирно" и выставил оружие. Я потянулся к педали газа, и второй часовой что-то крикнул. Первый человек выглядел испуганным, затем он замахнулся пушкой чтобы накрыть меня. Я протянул руку к пистолету, быстро вскинул его и выстрелил сквозь стекло. Затем “Бентли” с ревом умчался в темноту по ухабистой дороге, ведущей в город. Мне показалось, что я услышал выстрел позади себя, но я не был уверен.

Я выехал на Ривер-роуд к югу от города, мчась на бешеной скорости по разрушенному асфальту, догоняя огни орды Мэллона, которые двигались параллельно мне в миле к северу. В четверти мили от ограды у “Бентли” сломалась пружина, и его занесло в кювет.

Я немного посидел, глубоко дыша, чтобы прогнать навязчивую сонливость, которая наползала мне на глаза, как забрало. Моя рука пульсировала, как прижженная культя. Мне нужно было несколько минут отдохнуть…

Звук разбудил меня, как старую деву, почувствовавшую запах сигарного дыма в спальне: взвыли и затихли тяжелые двигатели в конвое. Мэллон приближался с фланговой скоростью[10].

Я вылез из машины и рысью помчался по дороге, придерживая сломанную руку здоровой, чтобы облегчить резкую боль. Мои шансы были ничтожны, как кошелек азартного игрока, но если Мэллон опередит меня по пути к Участку, они вообще превратятся в ничто.

Небо на востоке приобрело слабый серый оттенок, на фоне которого я мог различить силуэты ворот и мертвых прожекторов в сотне ярдов впереди.

Рев двигателей становился громче. Были слышны и другие звуки: несколько криков, лязг 9-миллиметрового ПП, БУМ от чего-то более тяжелого и один протяжный стон падающей каменной кладки. Мэллон наслаждался внутри своей новой игрушки, пробираясь сквозь людей и здания, которые попадались ему на пути.

Я добрался до ворот, перебрался через упавшую проволочную сетку и направился на Главный Участок.

Бежать я не мог. Разбитые плиты валялись наклонно и без всякого порядка. Я поскользнулся, споткнулся, но устоял на ногах. Свет фар из-за моей спины отбрасывал тени на плиты. Скоро кто-нибудь из оперативной группы Мэллона точно заметит меня и откроет огонь из оружия…

Звуки ууууу! ууууу! УУУУУ! Боло — охранника пронеслись по полю.

Я увидел, как над разбитым бетоном вспыхнули два красных глаза, сверкающих в мою сторону. Я посмотрел в сторону ворот. Сразу за старым забором по периметру, на расстоянии ста ярдов по обе стороны от широкого прохода в воротах, батальонным фронтом выстроилась шеренга машин с работающими на холостом ходу двигателями. Я поискал взглядом высокий силуэт Боло Мэллона и увидел его вдалеке на авеню, поблескивающего красными, белыми и зелеными навигационными огнями — украшенный драгоценными камнями дредноут. Сверкающий циклопический глаз наверху выбросил вперед бело-голубой конус света, скользнул по ожидающему эскорту и очертил меня, словно сменщика декораций, пойманного на сцене поднимающимся занавесом.

ууууу! УУУУУ! раздались снова, автоматический часовой Боло приближался ко мне по танцующей полосе света.

Я схватился за пластиковый диск в кармане, как будто, держа его в руке, я мог каким-то образом усилить его действие. Я не знал, был ли Малый Тролль запрограммирован на то, чтобы исключить меня из списка целей на уничтожение или нет; и был только один способ выяснить это.

Еще не поздно было развернуться и убежать. Мэллон мог выстрелить, а мог и не выстрелить. Я мог убедить его, что нужен ему, что вместе мы сможем захватить вдвое больше добычи. А потом бы, когда он умер…

На самом деле я не думал об этом; это была мысль из тех, что проносятся в голове человека подобно молнии, когда время замедляется в критический момент. Было трудно быть храбрым со сломанными костями, но то, что я должен был сделать, не требовало храбрости. Я был маленькой, мягкой человеческой личинкой, на которую наступили, но она все еще двигалась, застряв на суровой равнине из разбитого бетона, между столкнувшимися титанами из хромированной стали. Но я знал, в каком направлении двигаться.

Малый Тролль двинулся в моем направлении со звуками напоминавшими раскат грома, а я бросился ему навстречу.

Он остановился в двадцати ярдах от меня, возвышаясь, как скала. Я знал, что его тяжелые пушки были мертвы. Без них он был не опаснее фермера с дробовиком…

Но против меня было достаточно и дробовика.

Плита подо мной задрожала, словно в ожидании. Я прищурился от тусклых красных IR-лучей, которые поворачивались отслеживая меня, пока Тролль обдумывал ситуацию. Затем стволы поднялись и направились поверх моей головы, словно благословение. Боло узнал меня.

Орудия немного повернулись. Я оглянулся на вражеские ряды и увидел, что Великий Тролль приближается, сокращая разрыв, возвышаясь над своим ожидающим эскортом, как планета среди лун. А орудия Малого Тролля отслеживали его по мере приближения — пустые орудия, которые в течение двадцати лет сдерживали мародеров Мэллона.

Шум двигателей стал оглушительным. Ожидающий Боло беспокойно двигался, измельчая старый бетон под гусеницами. Я не понимал, что в меня стреляют, пока не увидел, как слева от меня летят щепки, и не услышал вой рикошетов.

Пришло время действовать. Я схватился за Боло, фыркнул от запаха горячего масла и озона, нащупал ржавые поручни и подтянулся.

Пули отскакивали от металла надо мной. Кто-то пытался достать меня из силового ружья.

Сломанная рука висела на боку, как заборный столб, прибитый к плечу, но сейчас я не чувствовал боли. Люк был приоткрыт на полдюйма. Я схватился за рычаг, поднатужился; он широко распахнулся. Навстречу мне не загорелось ни одного огонька. Порт был взломан, значит, они давным-давно перегорели. Я забрался внутрь и протиснулся по узкому проходу в кокпит. Он был меньше, чем в Марк III, и в нем кто-то был.

В слабом зеленоватом свете, исходившем от панели управления, мертвец склонился над пультом, одна иссохшая рука в сморщенной черной перчатке сжимала панель управления. На нем был военный костюм и белый защитный шлем, а одна нога была вывернута почти назад, зацепившись за рычаг домкрата.

Нога была сломана еще до того, как он умер. Должно быть, он зажал стопу и вывернул ее, чтобы боль не давала ему отключиться, что в конце концов и произошло. Я наклонился вперед, чтобы разглядеть лицо. Почерневшие и мумифицированные черты показывали лишь знакомую анонимность смерти, но густых рыжеватых усов было достаточно.

— Привет, Мак, — сказал я. — Извини, что заставил тебя ждать, я задержался.

Я втиснулся в кресло второго пилота и щелкнул переключателем IR-экрана. Восьмидюймовая панель засветилась, показав мне вражеского Боло, пробирающегося через забор в трехстах ярдах от меня, а затем въезжающего на пандус, волоча за собой длинную ржавую цепь, словно свадебный шлейф.

Я положил руку на панель управления.

— Беру управление, Мак. — Я передвинул ручку, и рука мертвеца двинулась вместе с ней.

— Хорошо, Мак, — сказал я. — Мы сделаем это вместе.

Я нажал на переключатели, отменив заданную модель реагирования. Она выполняла свою работу восемьдесят лет, но теперь пришло время применить немного человеческой стратегии.

Мой Боло слегка качнулся от удара, и я услышал, как опустились защитные щитки. Кресло дернулось подо мной, когда Мэллон приблизился, поливая меня огнем.

Мак, сидевший рядом со мной, терпеливо кивнул. Для него это было чем-то старым. Я наблюдал за трассерами на экране. То, что Мэллон поливал меня как из шланга контактными взрывателями, вероятно, доставляло ему большое удовольствие, но навредить мне это никак не могло. Все изменилось бы, если бы он устал от игры и попробовал что-то более тяжелое.

Я включил передачу и быстро дал задний ход. Трассеры Мэллона следовали за мной несколько ярдов, затем резко исчезли. Я развернулся, включил датчики, и помчался поперек поля на позицию которую выбрал, затем развернулся лицом к Мэллону, а он еще двигался ко мне. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз управлял Боло; он отвык и полагался на автоматику. У меня не было тяжелых орудий, но мои попганы[11] были в порядке. Я навел свою 4-миллиметровую пушку с цельнометаллическими твердосплавными снарядами на детекторы Мэллона и нажал кнопку ОГОНЬ.

Раздался визг магазина высокоскоростной подачи снарядов. Бело-голубой свет вспыхнул и погас. Система обороны Боло могла справиться с чем угодно, кроме водородной бомбы, поймать ракету в стратосфере на расстоянии пятидесяти миль, опустошить округ одним выстрелом из своих минометов — но мой Би-Би-ган[12] в упор выбил ему глаз.

Я все выключил и сидел молча, ждал. Мэллон застыл как вкопанный. Я мог представить, как он пялится на темные экраны, дергает рычаги и ругается. Он будет в замешательстве, не понимая, что произошло. С неработающими огнями он теперь использует радар — не очень чувствительный на таком расстоянии, не слишком детализированный…

Я посмотрел на свою панель. Замигала желтая сигнальная лампочка. Радар Мэллона был наведен на меня.

Он снова двинулся вперед, затем остановился; ему было трудно принять решение. Я щелкнул переключателем, чтобы поставить на место мягкую рамку удерживающего устройства кресла пилота, и приготовился. Мэллон сейчас разозлится.

На табло вспыхнули багровые сигнальные огни, и я покачнулся от отдачи, когда мои перехватчики рванулись навстречу чтобы встретить Си-Эс ракеты[13] Мэллона и взорвать их в раскаленном рандеву на изрезанном бетоне между нами. Мои экраны сначала побелели, а затем засверкали как второсортные брильянты, вспыхнув чёрно-белым. В ушах у меня гудела стая попавших в ловушку шершней.

Внезапно наступившая тишина была такой, словно захлопнулась дверь убежища.

Я откинулся назад, чувствуя себя Квазимодо после безумной скачки на колоколах. Экраны снова ярко мигнули, и я увидел Мэллона, который теперь сидел неподвижно, почти ослепнув. На экране его радара я буду выглядеть как размытый холм; он будет гадать, почему я не открыл ответный огонь, почему не повернулся и не убежал, почему… почему…

Он качнулся и двинулся ко мне. Я подождал, затем медленно отступил. Он ускорился, приближаясь, чтобы вступить в схватку на расстоянии, где даже микросекундная реакция моей защиты будет слишком медленной, чтобы сдержать его огонь. И я отступил, позволяя ему приблизиться, но не слишком быстро…

Мэллон не мог ждать.

Он открыл огонь, обстреливая меня из своих 9-миллиметровок, бесконечных повторителей и своими Cи-Эс ракетами. Я держался, сражаясь с рамкой безопасности кресла и наблюдая за экранами. Расстояние сокращалось; сто ярдов, девяносто, восемьдесят.

Теперь на пути Мэллона зияла открытая ракетная шахта, но он ее не видел. Мощный Боло двигался, грохоча пушками в ночи, приближаясь чтобы убить. На краю ямы шириной в пятьдесят футов и глубиной в сто ярдов он замешкался, словно почувствовав опасность. Затем двинулся вперед.

Я видел, как он покачнулся, опуская свой титанический нос, обнажая широкую спину, вспарывая разрушенную мостовую, когда его орудия опустились на землю. Огромные полосы искр полетели, когда он реверсировал гусеницы, но слишком поздно. Боло повисел еще мгновение, затем величественно заскользил вниз, как тонущий лайнер, его орудия все еще стреляли в пропасть, словно бросая вызов аду. А затем он исчез. Облако пыли мгновение бурлило , а затем рассеялось, когда из открытого жерла шахты вырвался поток воздуха.

И земля содрогнулась от удара далеко внизу.

10

Двери блокгауза Главного Узла представляли собой панели высотой девять футов и толщиной восемь дюймов из цельного хромового сплава, которые притормозил бы даже Боло, но они отодвинулись в сторону по велению моего электронного пропуска, как занавеска для душа. Я вошел в темную комнату, где восемьдесят лет тишины висели черным крепом на гробу. Кафельный пол был по-прежнему безупречен, воздух свеж. Здесь, в самом сердце аэрокосмического центра, все системы по-прежнему работали исправно.

В Центральном бункере управления на высокой панели горели девять рядов зеленых лампочек над красными буквами, гласившими “ГОТОВНОСТЬ К ВКЛЮЧЕНИЮ ОСНОВНОГО ЗАЖИГАНИЯ”. В футе слева большой белый рычаг находился в разблокированном положении, в шести дюймах от вытянутых пальцев мумифицированного трупа, пристегнутого ремнями к креслу диспетчера. Справа на панели монитора красным светом обозначалось, что двери шлюза открыты.

Я спустился на лифте на уровень “К”, ступил на платформу со стальными перилами, которая опоясывала корпус звездолета, и прошел в узкий отсек.

Справа от меня стояли открытыми три пустых анабиозных резервуара, в беспорядке свисали гирлянды кабелей. Слева были четыре запечатанные крышки, под которыми ждали Дэй, Мэйси, Круциани и Блэк. Я подошел поближе, чтобы разглядеть показания приборов. Тонкие иголочки мелко подрагивали в такт биению вялых сердец.

Они были живы.

Я покинул корабль, задраил внутренние и внешние порты. Вернувшись в бункер управления, я увидел, что на панели появилось сообщение “ВСЕ ГОТОВО К ЗАПУСКУ”. Я изучил таймер, установил его и снова повернулся к главной панели. Белый рычаг был гладким и прохладным под моей рукой. Он со щелчком опустился на место. Красная стрелка стартовых часов дернулась, и в тишине раздалось резкое тиканье.

Снаружи ждал Боло. Я взобрался на насест в открытой боевой рубке в двадцати футах над разбитой мостовой и двинулся на запад, где цвета восходящего солнца оттеняли высокие башни дворца.

Я положил свою забинтованную и перевязанную руку на перила балкона, глядя на долину и город, на туманную равнину, под которой ждал Прометей.

— Что-то происходит, — сказала Ренада. Я взял бинокль и увидел, как как откатываются двери бункера.

— Там дым, — сказал Ренада.

— Не волнуйся, это просто выпускаются охлаждающие газы. — Я посмотрел на часы. — Еще минута или две, и человек совершит самый большой прыжок с тех пор, как первая двоякодышащая рыба выползла на илистую отмель.

— Что они там найдут?

Я покачал головой.

— Homo terra firma[14] не может даже представить, что ждет Homo astra[15] впереди.

— Они вернутся только через двадцать лет. Ждать придется долго.

— Мы будем заняты, пытаясь создать мир, в который они могли бы вернуться. Не думаю, что нам будет скучно.

— Смотри! — Ренада схватила меня за здоровую руку. Длинная серебристая фигура, огромная даже на расстоянии нескольких миль, медленно поднималась из-под земли, балансируя на сверкающем шаре белого огня. Затем раздался звук, гром, который проник в мои кости, сотряс перила под моей рукой. Огненный шар вытянулся в серебристо-белую колонну, на вершине которой балансировал корабль. Затем колонна вырвалась на свободу и стала подниматься все выше и выше…

Я почувствовал, как рука Ренады коснулась моей. Я крепко сжал ее. Мы вместе наблюдали, как “Прометей” унес дар человека — огонь — обратно на небеса.