Рассекреченное королевство. Испытание

2

– Подыскала себе приличные шелка? – спросил меня Теодор, не отрываясь от созерцания еще не раскрывшегося желтого бутона. Кремово-розовая плетистая роза расцвела пышным цветом и обрушилась на беседку водопадом листьев. Теодор собственноручно ухаживал за розовыми побегами, из года в год заставляя лозу обвивать решетку беседки.

– О да, тьму-тьмущую! И хлопок нашла. И великолепный тюк шерсти – и не какой-то там тускло-серой, а цветной… Мы с Алисой весь день провели на ярмарке. Завтра я снова туда пойду, прикуплю пару отрезов. Не хочешь посмотреть на мои приобретения?

– Если б я только мог, – откликнулся он на мою шутку. – Малый совет вот-вот закончит работу над «Биллем о реформе». Как только мы утрясем вопрос с избирательным правом, мы немедля вынесем Билль на обсуждение Совета дворян.

– Наконец-то, – вздохнула я благоговейно, отдавая дань уважения работе членов Совета, которые под руководством Теодора месяцами бились над черновым проектом Билля. – Эти выборы – для комитетов, которые заменят Лорда Монет, Лорда Ключей и Лорда Камней?

– Именно для них, а еще для Местного совета.

Он улыбнулся, произнеся название, родившееся из слепленных на скорую руку идей, которые были почерпнуты из книг по политической теории, революционных воззваний, написанных моим братом, и бесконечных дискуссий членов Малого совета.

Если Билль одобрят, то идея Местного совета воплотится в жизнь, и ключевые посты в правительстве займут реальные люди, избранные представителями народа. И уже осенью Местный совет станет равноправным исполнительным органом власти наряду с Советом дворян. «Если Билль одобрят», – напомнила я себе, искренне надеясь, что так оно и будет.

– Мы так близки к цели, – воскликнула я. – А ты предоставишь избирательные права женщинам, правда же?

– Все не так просто, – покачал головой Теодор. – Даже одно упоминание об избирательном праве для женщин так напугало Малый совет, что этот вопрос пришлось отложить до лучших времен. Наш Билль должен быть безупречен, насколько это вообще возможно. Если он покажется чересчур радикальным, его поставят на голосование, моментально отклонят, и члены Совета разъедутся и разбегутся по своим загородным имениям на все лето.

– Но Билль должен быть всеохватным, – возразила я.

И хотя мое отношение к движению под условным названием «революция моего брата» было запутанным и сложным, я понимала, что заурядные изменения никого не удовлетворят. Ни Нико, ни тысячи тысяч его сторонников.

И меня, кстати, тоже. Я никогда не раздавала манифесты на улицах и не мечтала о перевороте, творимом огнем и мечом. Я знала: грядущие перемены должны совершиться без насилия и крови. И все к этому шло: последние месяцы мы тихо и мирно работали с Теодором над эпохальным правовым актом. Конечно, я не присутствовала на заседаниях Совета дворян, но Теодор интересовался моим мнением, и я, как представитель народных масс Галатии, всегда тщательно подбирала слова, чтобы выразить их мнение. Более того, эти мириады минут, эта длительная работа рука об руку сказались на характере наших с Теодором отношений. Безумие страсти и романтические порывы отошли на задний план, их место заступила прочная и крепкая дружба.

Реформы – истинные, выстраданные перемены – казались нам столь близкими, что только протяни руку и возьми их, словно спелые, налитые соком, тяжелые ягоды ежевики, выросшие в саду Теодора, мягкие, но до сих пор не сорванные.

– Полагаю, таким он и будет. – На чело Теодора легла тень раздумий, достойных государственного мужа. – Лейтмотивом литературной мысли, предварившей мятеж Средизимья, явилось избирательное право. Замена Лордов Монет, Ключей и Камней выборными органами и создание выборного совета, работающего совместно с Советом дворян, довершат начатое дело.

– Ну да, – неуверенно поддакнула я.

Мой брат и его товарищи с огромным удовольствием полностью избавились бы от власти знатных особ. Но я понимала, что упразднение Совета дворян обернется для Билля лебединой песней.

– А что с налогообложением? Взимание налогов – это краеугольный камень.

– Не спорю. Я предложил вынести вопрос о налогах на всеобщее народное голосование, как рекомендовал в памфлетах твой брат, хотя прекрасно знал, что мой проект отвергнут. – Я вздохнула, но Теодор предостерегающе поднял руку. – Да, мой проект отвергли, однако когда избранные представители в Местном совете, в свою очередь, поставят его на голосование, он покажется им уже более привлекательным.

– А ты малый не промах, – хмыкнула я, одобряюще кивнув. – И этого, этого всего – хватит?

– Думаю, да. По крайней мере здесь об этом так и говорится.

Он порылся во внутреннем кармане плаща и протянул мне захватанный памфлет в развалившемся переплете.

«Политика реформ и примирение сторон: ответственность народных масс».

– Похоже на памфлет моего брата, – хихикнула я, пробегая глазами страницу.

«Вряд ли подобные реформы можно назвать достаточными, однако они – первый шаг на пути к успеху… Не стоит путать компромисс с поблажками… Наш голос – голос разума и логики – перекроет вой тех, кто цепляется за устаревший порядок, и докажет аристократии неправедность их образа жизни».

Я медленно опустила руку с листком и прошептала:

– Это же стиль моего брата…

Его манера, его почерк, его интонации. Я словно держала в своей руке его руку, слышала эхо его голоса, доносящееся из далекого далека.

– Он ведь обещал, что продолжит работу. Полагаю, я должен благодарить его за то, что он на нашей стороне. В некоторой степени… – Теодор щелкнул пальцем по особо возмутительному пассажу, обличающему привилегии, присвоенные знатью.

– Я… Он не один такой…

Даже теперь, среди безмятежного спокойствия этого сада, устроившись на груди Теодора в окружении благоухающих роз, я не могла отделаться от мысли о Нико.

– На Шелковой ярмарке я столкнулась с Нико.

Теодор выпрямился, взглянул мне в глаза.

– Нико Отни? Лорд Ключей гоняется за ним несколько месяцев, и все напрасно.

– Нико говорит, вы не особо-то и стараетесь, – вкрадчиво заметила я.

– Похоже на то. В последнее время мы жили в таком мире и согласии, что Лорд Ключей не захотел будоражить обывателей, устраивая облавы.

– Ну, Нико намекнул, что тишь да гладь последнего времени – это также и его заслуга.

Я сорвала распустившуюся во всей своей красе розу, и лепестки ароматным дождем посыпались мне на колени.

– Чего он хотел?

Теодор раздраженно смахнул с моей юбки розовые лепестки. Я взяла его за руку.

– Воззвать к моей совести, – высокомерно заявила я, но тотчас смягчилась: – Мне придется выступить в защиту «Билля о реформе».

– Тебе? – поперхнулся Теодор. – Нет, ты точно так же имеешь на это право, как и все остальные, просто ведь ты…

Он осекся. Стыдливый румянец за те слова, что чуть было не вырвались, прилил к его бледным щекам.

– Да, я – обычная женщина. Именно поэтому. И когда я скажу, что народ взбунтуется снова, если Билль не пройдет, они мне поверят.

Теодор размышлял, прижавшись щекой к бутону желтой розы.

– Думаю, ты права, – произнес наконец он и плотно сжал губы. – Признаю – все это время я… немного оберегал тебя.

Я заставила его оторваться от розы и посмотреть на меня.

– Оберегал меня?

– Если бы ты была знатной дамой, если бы этот союз был более… типичный, мы намного чаще показывались вместе на людях. Посещали бы светские рауты, а не коротали вечера в уютном салоне Виолы.

Я понимающе кивнула. После Средизимнего бала мы с Теодором посетили лишь пару светских мероприятий, да и то это были дружеские посиделки в салоне Виолы и недавний визит к Эмброзу. Брат Теодора со всей своей теплотой и сердечностью выказал твердое желание познакомиться со мной и внес меня в список участников карточных игр, проводившихся у него каждый месяц.

– Ты не хотел, чтобы мое имя трепали злые языки. Чтобы на меня смотрели свысока.

– Да, не хотел. Большинство дворян не такие, как Виола, Аннетт и Эмброз. Некоторые из них придерживаются крайне традиционных взглядов на классовое деление общества, полагая, что возвышение дворян происходит во благо страны. Такая вот чушь. Да у них голова идет кругом, когда кто-нибудь за ужином не подает рыбного блюда, а уж от чего-то большего у них и вовсе ум за разум заходит.

– Но я не могу бесконечно прятаться от них. Я хочу сказать, если…

Оставалось лишь уповать на будущее – смутное, но все же реальное.

– Я знаю, – сказал Теодор. – Я рассчитывал на то, что рано или поздно, но они примут это по доброй воле. То есть я надеялся, что со временем их любопытство, их изумление сойдут на нет, однако «Билль о реформе» накалил атмосферу… и теперь они точно полезут на стену.

Сомнения терзали меня, но отступать было поздно.

– Думаю, – произнесла я, – время настало. Прошлой осенью и зимой я оплошала. Наверное. Не знаю. Но попытка отстраниться от происходящего привела только к…

Я запнулась, меня захлестнули воспоминания о Нии, Джеке, тысячах погибших – чьих-то родных и любимых. Они были моими соседями, я встречалась с ними на улицах. Знатные персоны, возможно, не считались с подобными потерями, но я-то была вовсе не знатной.

– Больше я подобного не переживу. И если мне выпала возможность выступить от имени простого народа, я ею воспользуюсь.

Я замолчала и рассеянно оборвала пару розовых лепестков. Я не горела желанием бередить рану и поднимать вопрос о том, что нам с Теодором следует посещать больше светских раутов, но выбора у меня не было. Я не жаловалась, но меня не пригласили ни на весеннюю серию концертов, устроенных во дворце матерью Теодора, ни на бал по случаю официальной коронации. Вообще-то я не особо стремилась на них попасть. По правде говоря, я предпочла бы не мозолить дворянам глаза еще долгое время – слишком уж близко к сердцу принимала их неприязнь.

– А как насчет твоих родителей?

– Моих родителей? – Теодор забрал у меня ощипанный стебель и протянул свежую розу. – А, ты об этом… Конечно же, мы встретимся с ними на некоторых мероприятиях, и… да.

Я молчала. Теодор уставился на свои руки. Я легонько пнула его в лодыжку.

– Прости. Я уверен – как только они познакомятся с тобой, они придут в неописуемый восторг…

– Сомневаюсь, что они придут в такой уж восторг.

Когда-нибудь Теодор наберется мужества и поговорит обо мне со своими родителями, но не сейчас.

– Может, мы не будет посещать те же званые вечера, что и они, хотя бы какое-то время?

Теодор пожирал меня взглядом – нежным, заботливым, такой взгляд он обычно приберегал для своих цветов и растений.

– Хорошо. Это не составит труда – чаще всего нас приглашают на разные встречи. Но и для тебя есть несколько интересных предложений. Ужин с министром иностранных дел, концерт и пикник.

– И все они – этим летом?

– Все они – в ближайшие две недели.

Мое лицо вытянулось, и Теодор расхохотался.

– И это в то время, когда большинство знатных особ разъехалось по летним резиденциям. Радуйся, что нынче не высокий сезон. Иначе нам вздохнуть было бы некогда. И да, это вызовет вопросы… Ты предстанешь в новой, более официальной роли. Ты станешь моей советницей.

– А политическая подоплека этого…

– К черту политическую подоплеку! – воскликнул Теодор, притянул меня к себе и сжал в ладонях мое лицо. – Тебе, значит, можно сидеть тут и говорить, что ты готова выставить себя на посмешище и стать парией ради торжества реформ, а мне, значит, нельзя любить тебя безо всяких там политических подоплек?

Он поцеловал меня порывисто и страстно, и на мою макушку посыпались лепестки роз.

– Это уж как тебе больше нравится, – засмеялась я, погладив его по щеке, и отстранилась. – Но, знаешь ли, для тебя женитьба, особенно подобного рода, невозможна без политической подоплеки.

Я чувствовала себя белой вороной, изгоем – возможно, совершенно безобидной, этакой пустышкой-однодневкой, а возможно, и слишком опасной, подрывающей и без того подорванные основы системы аристократического правления. Наверное, даже в белой вороне можно увидеть врага государства.

– А вдруг дворяне воспримут это как угрозу? И отшатнутся от реформ, как от огня?

– Ты забываешь о той многочисленной группе людей, которые, как мы предполагаем, будут рады подобному союзу, – ответил он.

Я затрясла головой – нет, я не забыла людей, что окружали меня день изо дня. Тех, кто арендовал такие же, как у меня, домики по соседству. Тех, кто покупал клубнику на улице у дверей моего магазина.

– И, принимая во внимание, что они ждут некоего знака, предвещающего успех реформ, я заявляю, – обнял меня за талию Теодор, – что это будет политически целесообразное супружество. Пусть старые брюзги мутят воду и вставляют палки в колеса, но чем еще мне доказать преданность простым жителям Галатии, как не женитьбой на одной из них?

– Проведи реформы! – засмеялась я.

– Тоже верно. Над этим я как раз и работаю. – Он щелкнул меня по носу, я же, расплывшись в улыбке, шлепнула его по руке. – Торжественный ужин на следующей неделе, идет?

Расхрабрившись, я по-джентльменски протянула ему руку. Он пожал ее, затем поцеловал мою ладонь.

– Идет.