И вот тут, на бывшей своей даче, прокрутив в голове весь этот наш с ним разговор, я вновь попытался уснуть.
Уснуть получилось, но спал я плохо, поэтому встал рано и сразу же засобирался в магазин – есть очень хотелось. Дорога до магазина мне показалось быстрой, а вот из магазина с тяжёлыми сумками возвращение растянулось по времени почти вдвое. Всю дорогу я думал только о еде, поэтому, войдя в калитку, я не обратил внимания, что закрывал её немного иначе, когда уходил.
Поставив сумки на пол у стола, я ощутил чужой взгляд на своей спине. Обернуться я не успел.
– Доброе утро, Николай Викторович! Я – Павел. Меня к вам Тим отправил, то есть отец Тимофей.
– Тим?… Забавно, – ухмыльнулся я. – Здравствуйте. Что-то случилось? Мы же с ним во вторник договорились встретиться.
– До вторника вас здесь найдут. Завтра утром придётся поменять дислокацию, – доложил Павел. – А вы мне верите, ну, то что я от отца Тимофея?
Я не сразу понял, что именно имел ввиду Павел, так как в тот момент невольно сравнил его с отцом Тимофеем. Я с легкостью представил их вместе, но почему-то в военной форме и с замазанными, как у коммандос, лицами. Представить это было легко, так как Павел был такого же крепкого телосложения, имел такую же солдатскую, что ли, манеру общения и такой же, как у отца Тимофея, пронзительный взгляд.
– А куда мне деваться? – наконец ответил я. – Вы беспрепятственно вошли внутрь, но я всё же пока свободно ножками-ручками шевелю. Отца Тимофея вы по привычке, видимо, назвали Тимом – значит знакомы были до того, как он стал священником. Вероятно, служили вместе. Или не служили. Но знакомы, скорее всего, давно.
– Это так, – подтвердил мою догадку Павел. – Не через одно задание довелось пройти вместе. И жизни друг-дружке спасать доводилось, потому и доверяю я ему, как самому себе. И раз он считает, что федералам вас отдавать нельзя, значит действительно так нужно. Вот только… Если бы я служил в ФСБ и приехал вас задерживать, то, поверьте, я сказал бы всё то же самое. Вы так же бы мне поверили, и поехали бы со мной «без пыли и шума» туда, куда мне надо. Поэтому, чтобы не подрывать ваше ко мне доверие, придумайте, что мне спросить у отца Тимофея, что может про вас знать только он. Уезжать нам нужно будет завтра утром. Сегодня я встречусь с отцом Тимофеем, узнаю ответ на ваш вопрос, и завтра перед отъездом дам ответ, чтобы вы во мне не сомневались. Хорошо?
Так как выбора у меня всё равно не было, я равнодушно согласился.
День прошёл в режиме повышенной нервозности. Поначалу я пытался в деталях вспомнить визит Павла и всё, что он говорил. Я искал в его поведении и словах какое-нибудь несоответствие, так как после его отъезда я всерьёз задумался, а от отца Тимофея ли он ко мне приехал? Может быть он действительно из ФСБ? Но почему тогда он уехал, а не сразу забрал меня с собой? Ведь я на тот момент, в принципе, был готов с ним поехать. И не поехал только потому, что Павел сам назначил отъезд на завтра.
После отъезда Павла я так и не позавтракал, а обед и ужин ну никак не мог в себя запихнуть – волнение передалось и на желудок. Но чувства голода не было. Видимо, тревожные мысли подавили рефлексы. Несколько раз за день мне мерещился звук подъезжающей к даче машины. Я осторожно выглядывал в окно, но на улице было пустынно, как и всегда. Наступил вечер. Освещение я решил не включать – пусть Михалыч думает, что меня нет дома. Это на тот случай, если незваные гости сперва придут к нему и поинтересуются, есть ли кто в доме его соседей. Наступила полночь, и я решил лечь спать. Я думал, что после такого дня быстро заснуть не получится, но одна из техник силового засыпания безотказно помогла мне очутиться в царстве Морфея.
Павел приехал рано утром на ржавой отечественной «классике», заднее сидение которой было полностью заставлено рассадой.
– А это зачем? – недоумённо спросил я.
– Это рассада, отвлекающий манёвр, так сказать, – ответил Павел. Сегодня он был одет в спортивный костюм типа «Адидас», а на голове его красовалась бейсболка.
– Я спросил, кто боится полоску света на потолке, – сказал он. – Это «цветные монстры». Правильно?
– Да, верно, – улыбнулся я от ощущения, что действительно стало спокойнее от правильного ответа. – Уже едем?
– Да. И нам следует поторопиться. У меня не хорошее предчувствие, а «чуйка» меня ещё ни разу не подводила. В машине на сидении лежит панама – наденьте её на всякий случай.
Я сел в машину, и в голову тут же ударил пьянящий запах рассады. «Эх, помидорки вы мои… – подумал я с грустью, – Как же давно это было – как в прошлой жизни…». Я вздохнул, надел панаму, и мы поехали.
То, что Павел не ошибся, стало понятно уже при выезде из садоводческого товарищества: у ворот стоял чёрный пыльный внедорожник, в нём сидели двое коротко стриженых типа, и это были явно не дачники. Они проводили нас тяжёлыми оценивающими взглядами, но парень в бейсболке и придурок в панаме в машине, забитой рассадой, подозрения у них не вызвали. Хотя, было бы гораздо логичнее, если бы мы с рассадой ехали в сад, а не из сада. Но мы спокойно выехали через ворота и направились в сторону трассы.
Дорога заняла чуть больше часа. Конечной точкой маршрута оказалась другая дача, принадлежавшая, по всей видимости, кому-то из друзей Павла.
– Располагайся, – предложил Павел. В дороге мы перешли на «ты», и это сильно упростило общение. Мы с Павлом оказались почти ровесниками, да и «выкать» просто надоело – ситуация обязывала общаться быстро, эффективно и без лишнего этикета. Но в разговоре Павел всё равно держал дистанцию, поэтому я по-прежнему лишь мог догадываться, что это у них с отцом Тимофеем, с Тимом, была за служба такая со множеством опасных заданий, цена которым – жизнь.
– К вечеру приготовь что-нибудь на ужин, – сказал Павел перед уходом. – Отец Тимофей приедет, голодный, наверное, будет…
Приготовь… Легко сказать! Если бы я самому себе готовил, то конечно же знал, что и как делать. А тут… Да и не помню, пост кончился или нет, а без интернета мне сейчас и спросить не у кого. Ну да ладно – сначала посмотрю, что тут из продуктов есть, а потом решу.
А из продуктов ничего кроме мешка картошки, открытой бутылки подсолнечного масла и нескольких банок солений в погребе я не нашёл. Так что вопрос с выбором меню на ужин отпал сам собой. Я начистил и нарезал картошку, нашёл сковороду, налил в неё немного масла, но жарить не стал, так как хотел, чтобы ужин был свежеприготовленный, а не разогретый. Для картошки это особенно актуально.
В доме начало темнеть, а отец Тимофей так и не появился. В ожидании его я вдруг вспомнил, что совсем забыл про соль. Я начал её поиски с ящиков на кухне, что логично. Но нашёл только сахарный песок и перец. Не солёная картошка несомненно дискредитирует мои кулинарные таланты в глазах отца Тимофея. А я, прожив последние десять лет в разводе, несомненно добился определённых высот в приготовлении простых блюд. И я определённо не хотел, как самурай, «потерять лицо» из-за такого пустяка, как соль. Поэтому, поиски «белой смерти» я продолжил по всему дому, не забыв заглянуть и в погреб. Хорошо, что в погреб было проведено освещение, иначе смысла мне там что-то искать не было бы. На одной из полок за банками с соленьями я нашёл пачку соли, аккуратно завернутую в пакет, и искренне обрадовался этому. Облегченно вздохнув, я стал выбираться из погреба и на самом верху нос-к-носу столкнулся с Тимом. Именно Тимом он был в тот момент, а не отцом Тимофеем.
– Погаси свет! – скомандовал отец Тимофей и метнулся к окну.
Я послушно щёлкнул выключателем и выполз из погреба.
– Меня вели от самой церкви, – объяснил отец Тимофей. – От «хвоста» избавился, но я не уверен, что вычислил все группы. Если кого-то пропустил, то в ближайшие полчаса они себя проявят – пацанву ко мне приставили, «зелёные» ещё…
Я присел на стул, и следующие минут двадцать так и прошли: я – на стуле, отец Тимофей – у окна. Он пристально смотрел в какую-то одну точку, известную только ему. Я молчал, ни о чём больше не спрашивал. Безотрывно глядя на отца Тимофея, высматривающего следы слежки, в моей голове возник образ: Тим в камуфляже и с «калашом» наперевес. Даже с бородой ему этот образ вполне подошёл.
– Пойду гляну, – наконец сказал он и вышел на улицу.
Его не было минут десять. Я за это время много чего плохого успел передумать и уже начал волноваться. Но всё обошлось – отец Тимофей вернулся с совершенно другим, можно сказать, расслабленным, выражением лица и, вопросительно посмотрев на меня, намекнул:
– Наверное, не мешало бы поужинать. Ну и поговорить, заодно.
Я улыбнулся, взял соль и пошёл к сковороде…
Первые десять минут мы ели молча. Потом отец Тимофей похвалил мою готовку:
– Хороша картошечка, жаль без лука.
– Лук не нашел. Всё что в доме съестного было – вот, на столе.
– Да я знаю… Просто я в детстве не любил жаренный лук, особенно в картошке, а сейчас наоборот, без него не могу. Вот такая петрушка! Кстати, а петрушку я так и не полюбил – не понимаю я её вкус.
– Я тоже, – поддержал я непонимание вкуса этой травы. Отец Тимофей достал из банки огурец, откусил и продолжил:
– Вот что, Николай… Добытая по моей просьбе информация, не проясняет ситуацию, а только ещё больше запутывает. Из чего я делаю вывод, что ты мне чего-то не договариваешь. Ты ведь ещё что-то узнал от Бога в своей «осознанке»? Так ведь? Почему не хочешь рассказать?
– Потому, что этой информации нельзя доверять.
– С чего вдруг? Остальному же ты веришь?
– Я вам рассказал всё, что услышал через наушники Фильтратора лжи. Этой информации я верю. Остальное может быть искажено вмешательством моего сознания.
Отец Тимофей наклонился в мою сторону:
– Николай, я не смогу тебе помочь, если не буду знать абсолютно всё. Ты же хотел, чтобы я был твоим адвокатом в небесной канцелярии? А с адвокатом только так – всю правду. Всю.
– Хорошо, – согласился я. – Расскажу…
Слушая ответы Бога на свои вопросы, мне приходилось постоянно бороться за стабильность «осознанки». Я постоянно потирал руки друг о дружку, разглядывал линии на ладонях, ощупывал выключатель на Фильтраторе лжи – то есть делал всё для углубления состояния. Но ничего не получалось. Я был на грани выброса в реальный мир. Оставался последний способ – потирание мочек ушей и ощупывание ушных раковин. Я сдвинул наушники и начал растирать мочки. Бог в это время продолжал рассказ. Верить сказанному в тот момент или нет – для меня пока вопрос открытый, так как я это слушал без наушников Фильтратора лжи. Но тогда моё сознание целиком было занято проблемой нестабильности состояния, поэтому я могу сейчас говорить, что был беспристрастен к услышанному мною. Хотя, лучше бы это было не так…
– Почему «лучше»? – прервал меня отец Тимофей. – Как я понимаю, сейчас и начнётся самое интересное, что ты ещё не рассказал?
– Я бы назвал это не интересным, а нелепым, грустным и пугающим… Люди на Земле каждый раз развивались по одной и той же схеме. На финальной стадии каждого цикла техническим прогрессом и войнами они полностью нарушали экологию Земли, что приводило к массовой гибели растений и животных. Уровень зла зашкаливал. Для корректировки системы Бог производил перезагрузку, или «конец света», по-нашему. Иногда даже можно было обойтись и без конца света – люди умудрялись дойти до самоуничтожения путём глобальных войн. Так было до того момента, пока люди в своём прогрессе не дошли до освоения космоса. Земля специально была создана, чтобы терпеть выходки людей. Но «гадить» в космосе, в других мирах – этого допускать было нельзя. Чтобы исключить возможность физического воздействия людей вне Земного мира, Бог лишил их физического тела. Камера для души осталась прежней – это мозг. Но теперь мозг был лишён привычного ему туловища. Осталась только голова, выращиваемая в специальном биоинкубаторе. Поверхность Земли была покрыта единой корневой нервной системой, к которой Бог подключил все инкубаторы. Говоря нашим языком – огромный биокомпьютер Земля, к которому подключены посредством корневой нервной системы конечные пользователи – головы с мозгом. Каждый мозг, по-прежнему, – это камера, а в камере – душа. И теперь обитатели Земли – насекомые, животные, растения – все стали благополучно и непрерывно развиваться, без разрушающего воздействия человека и периодических концов света…
Я замолчал. Отец Тимофей тоже молчал – видимо переваривал информацию. По его лицу было видно, что услышать это он не ожидал. Примерно через минуту он произнёс:
– "В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься"… Биоинкубаторы прямо на земле стоят?
– Да. Они подключены к корневой нервной системе, которая находится в земле.
– А ты не думал, что твои цветные монстры – это как раз вот эти головы без туловища, выращиваемые в земле?
– Нет… Но сейчас действительно задумался. Это указывает на то, что всё-таки моё сознание повлияло на восприятие информации. Теперь я склоняюсь к тому, что всё это не правда.
– Матрица… Хотел бы я сейчас пообщаться со сценаристом этого фильма… Понять, откуда ноги растут… – промычал отец Тимофей и закрыл глаза. Губы его беззвучно зашевелились – похоже, это была молитва.
Отец Тимофей открыл глаза и многозначительно изрёк:
– А теперь, сын мой, послушай, что я узнал на этот счёт…
«Божьи Уста» впервые были распечатаны три года назад в Церкви Владимира Равноапостольного в Сартаково, что под Нижним Новгородом. Причину, из-за которой была сорвана печать, ловили по всей Нижегородской области почти месяц. Поймали. Месяц продержали в психушке. В течение этого месяца в психушке этой успели побывать практически все высшие духовные чины. А по прошествии месяца, человечка этого из психушки «со всеми почестями» сопроводили в Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере в Вологодской области. И теперь этот монастырь всё то же духовенство посещает с завидной регулярностью. И не похоже, что человек этот в монастыре представляет такую уж опасность, какую мне успели наговорить про тебя. Ты у нас, получается, по заверению патриарха, чуть ли не сам антихрист. Ну и если тебя поймают, то сценарий изначально будет такой же – перво-наперво отправят в психушку. Ну а дальше – это уж от тебя зависит, в монастырь ты попадёшь или куда подальше…
– Я не хочу в психушку.
– Я бы на твоём месте тоже не хотел. Поэтому есть предложение: мы с тобой поедем в Вологодскую область и поговорим в монастыре с этим человеком. Я думаю, ему есть что нам рассказать. По крайней мере тебе…
– Как же мы туда доберёмся, если меня везде ищут?
– Павел что-нибудь придумает.
И Павел придумал…