Испорченная

ГЛАВА 30

Было уже за полночь, когда я достигла дверей Зейна. Я использовала последнюю силу, чтоб войти, затем спустилась на лифте вниз, в центр подготовки, я искала глазами Зейна даже перед клеткой. Лифт остановился. Пусто. Но я знала, что он там. Он должен быть там.

Я оглядела зал, и, наконец, заметила маленькую, приземистую дверь на противоположной стороне, рядом с металлической полкой для белья и белых пушистых полотенец. И я пошла к ней, толкнув, бесшумно скользнула внутрь. Я очутилась в задней комнате, тело Зейна лежало на металлической койке, покрытое тонким синим одеялом.

Я украдкой двинулась вперед, подойдя, села на край его кровати, прижав руку к его обнаженной груди, прямо над сердцем. Его глаза мгновенно открылись, настороженность бойца в них сменился облегчением, когда он увидел меня.

— Мы волновались. Портал закрылся, но ты не прошла. Затем прошло несколько часов, а ты все не появлялась.

— Как же ты терпишь это? — Прошептала я. — Как ты можешь жить, зная, что не можешь умереть, но можешь бесконечно мучиться? Что тебя, быть может, изрубленного на куски оставят умирать? Но ты не сможешь умереть. Или погребут в цементном хранилище на сотни или тысячи лет? Как ты живешь с этим?

Я почувствовала, что с трудом сдерживаю слезы в глазах, затем он нежно положил свою руку на мою.

— Я живу с этим, ma fleur, потому что у меня нет выбора.

Он сел, раскрывая обнаженную грудь и накаченный живот. Одеяло упало вокруг его бедер, и как мне показалось, ниже он тоже был нагим.

— Так, что произошло сегодня вечером, chйrie? — спросил он, и голос его был бесконечно нежным.

Я указала туда, где торчал нож, и места других ранений. — На меня напали. После присваивания. Кажется на ноже яд. Я не совсем уверена.

На слово «яд», он напрягся, подавшись вперед, чтобы посмотреть на теперь уже зажившие раны. — Расскажи мне, — сказал он. – Подробно расскажи, что произошло.

Я начала рассказ, с каждым словом его взгляд остановился все тверже.

— Они не знают правду о тебе, chйrie, — сказал он. — Но вот кто ты и зачем ты здесь, это они должны знать.

— Вот что я думаю. Кончают со мной, и зло берет отпуск. — Я искоса взглянула на него. — Потом, может быть, они знали, что я втянута в эту историю. Может быть, они парализовали меня, чтобы разрубить на мелкие бессмертные части.

Я содрогнулась при этой мысли. Все это действительно мешало мне разобраться в происходящем.

— Но я сбежала.

— Возможно, ты права, — сказал он задумчиво. — Хоть и маловероятно, но тебя было действительно трудно найти, после полуночи. Ты оставалась там до темноты. У тебя было достаточно времени, чтобы найти воина без сознания.

— Вот почему я не пришла сюда, ты б сразу отрезал мне голову, — сказала я, подозрительным голосом, что действовал на него. Его брови поползли вверх, но я настаивала. — Ты бы знал, что делать. Как остановить меня навсегда. Ты бы нашел меня, и сделал бы это. Но вот я здесь. Ты ведь меня не выдашь.

Его глаза сузились. — Хотя я рад выбыть из твоего списка подозреваемых, я не знаю, где ты была. Портал раскрывает свое назначение только для тебя.

Я нахмурилась. Я не поняла, они не знали, где я была?!

— Кроме того, — продолжил он. — Я хотел бы знать, почему ты считаешь меня предателем, даже на мгновение.

Я склонила голову набок, но не отвела глаза от него. — Ты — демон. Оборотень.

Жестко, но его глаза засверкали от удовольствия.

— Я?

Я сглотнула, уверенная, в своей правоте, но так же уверенная в том, что это прозвучало как обвинений, особенно учитывая тот факт, что мы работали вместе. Но это имело смысл. Его бессмертие. Его напряженная чувственность. Он смог растопить меня одним только взглядом. И то, как пьянящая сила, чувственный огонь, теперь горел внутри меня.

Он был инкубом. Как иначе все это объяснить.

Он встал, одеяло упало, раскрывая его совершенное обнаженное тело. Я напряглась и протянулась к ножу, заставляя себя сохранять спокойствие. Он не может быть тем, кто напал на меня, но я не могла полностью доверять ему. Не зная правды о нем.

Он двинулся на меня, и остановился лишь, когда его плоть коснулась моего ножа, не показалось ни единой капли крови, ничего на совершенной карамели кожи.

— И что ты намерена делать этим ножом?

— Разве это не то, что я должна делать? Убивать демонов? Или, по крайней мере, попробовать? Даже против бессмертных?

Он повернулся, не обращая внимания на нож, он прямо таки источал беспокойство, хоть и тщательно скрывал это.

— Тебе не изменить моей сущности, — сказал он, медленно подходя поближе. – И напряжения между нами, пусть даже в этом сыром, темном помещении.

Он понизил голос, и гудение моего тело усилилось, все мои чувства возвращались к жизни, как он и говорил.

Я заставила себя не прикасаться к нему, хоть я отчаянно хотела этого.

— Перестань, — потребовала я, хотя я знала, что часть его теперь перешла на меня.

Наши две природы: горячая и быстрая, были предназначены для поиска удовольствия друг в друге. Жажда освобождения.

Я сглотнула, во рту внезапно пересохло. — Прекрати сейчас же.

Он не обратил на это никакого внимания, подходя еще ближе. — Так быстро, чтобы осудить то, что ты даже не понимаешь. Скажи мне, Лили, по твоему, кто такой инкуб?

— Я уже говорила тебе, — сказала я. — Демон. Тот, кто черпает силы и власть через секс, и бросает жертву в канализацию под конец.

Я бросила взгляд через комнату к шкафу, в котором находились книги, которые я изучала во время перерывов в физической подготовке. — Я занималась, читала, помнишь?

— Ты забыла, лучшую часть, — спокойно произнес он, обходя меня по кругу; когда он говорил, его тело было всего в нескольких дюймах от моего, его близость была, как статическое электричество, вызывая дрожь.

— Инкуб знает о любви, как никто другой. Удовольствие, которое он доставляет партнеру, не имеет себе равных, и его навыки как любовника, не имеют себе равных.

— Отвали, — сказала я. Томление тела перебивало даже покалывание открытых участков кожи.

— Ах, chйrie. Сексуальность не делает тебя нечестивой. Это зависит от того, как она используется. Для удовольствия? — Спросил он, обводя кончиком пальца по подбородку вниз по моей шее, а затем по моей груди, едва касаясь. На мой животный ужас, я чувствовала, что моя натура затянулась, и без тени сомнения знала, что мои трусы намокли.

— Или контроля, — сказал он, и прежде чем я успела отреагировать, он обхватил мою задницу и прижал меня к себе, его тело прижималось к моему бедру, покрытому лайкрой. — Тут есть разница, не так ли?

Он отпустил меня и отступил. Я стояла, задыхаясь, тепло этого человека, разпаляет огонь внутри меня.

— Садись, — сказал он, кивнув в сторону кровати.

— Я предпочитаю стоять.

Он пожал плечами. — Решай сама.

Он подошел и сел, а я задумалась, было ли это правильным. Он был почти наг, эта кровать, и я – все будто в тумане. Возможно, не лучший ход с моей стороны.

— Ты права, конечно. Я инкуб или то, что человеческая культура называет инкубусом. Но это не делает меня злом, Лили. Это не делает меня предателем. И это, конечно, не значит, что я демон.

— Но я думала…

— Ты думала, что сказки на ночь, были истинной. Они не всегда правдивы.

Он потянулся ко мне, и я не думая, захотела сесть рядом с ним.

— Изначально в нас нет ничего плохого, в большинстве своем. Данная история правдива лишь к тем, кто контролирует, кто бы использовал привлекательность для питания и убеждения, кто преклонил колени у алтаря зла.

— А ты? — Прошептала я.

Его рука погладила меня по щеке. — Сексуальность также может быть формой поклонения, ма chиre. Соединение, как физическое, так и духовное.

Он откинулся назад и глубоко вздохнул. — Не осуждай меня, Лили. Я не зло. Я далек от него. Я, на самом деле, как и ты — посредине. Мы похожи, ты и я, мы в себе соединяем оба мира.

Я стиснула зубы, чувствуя себя потерянно и глупо. Как будто я не знаю, где закончилось хорошее, и началось злое. То, что должно было быть самым простым вопросом, теперь оказалось слишком сложным.

— Бедная Лили, — сказал Зейн, глядя на меня своими кроткими глазами. — Мир не любит историй своей юности.

— Нет, это не так.

— По крайней мере, для тебя, это очень просто. Ты охотишься на демонов. Это не сделает все еще более сложным, чем он есть.

— Но я всегда думала, что инкуб это демон…

— Забудь, что ты знала, — сказал он резко. — Ты должна отпустить старые способы мышления.

— Я знаю! Я понимаю. Но…

Я запретила себе продолжать думать на эту тему, требуя еще и аморфные чувства.

— Может ли бес быть хорошим? Ты говоришь, убить их всех. Но не все они зло?

Аморфное облако в моей голове приняло форму, и я сосредоточила свой взгляд на полу, боясь, что Зейн увидит отражение моих мыслей на лице: Дьякон.

— Очень интересный вопрос, — сказал он, его голос звучал тихо, по научному. Даже если он и знал, о том, что толкнуло меня на этот вопрос, он оставил все при себе. — В небесах, как и везде, существует иерархия, так же как среди демонов, которые процветали во вселенной, бесформенной пустоте, отступившей в темноту, когда Бог вдохнул свет на этот мир. Мрак сжался, включили свет. И темные жители – демоны не искали это новое измерение. До тех пор пока это новое и прекрасное не появилось — и они пошли туда.

— Человечество, — сказала я. — Зло пришло в мир вместе с человеком.

— По какой-то причине люди одинаково подвержены соблазнам темной, в самом деле, темной природы. И те, что живут в темноте, однозначно, искушали человечество. И так зло переходило. Первое зло. Библейский Змей. После того, как переход совершился, путь был выкован.

— Это история — реальность или миф?

— Если ты живешь здесь, она должна быть реальной.

В моей голове не укладывалось осознание темноты или мощи Змея, который был воплощением зла, но я старалась, потому что притча была о том, за что я боролась. — Иди.

— Однажды зло начало искушать человечество, Он понял, что зло также может существовать в человеке. Может слиться с человеческим злом. Может поддаваться влиянию. И с каждым человеком, который взращивал темноту внутри, зло росло.

— Как зло распространяется в мире, так расширяется ад.

— Точно.

— Как та девочка-гот. Она действительно была человеком. Просто очень, очень, очень темным человеком?

Он покачал головой. — Плоть стала ключом для темных, некоторые виды демонов научились создавать «щели». Но люди в таком случае используются исключительно как оболочка, потому что у демона его истинная форма, не сочетается с поглощенной личностью, как ты видела.

Я кивнула, думая о Греконе.

— Зло захватывает нас, когда мы слабы. Когда думаем и утверждаем, что мы лучшие.

— Она так была похожа на простую девочку, но в ней не было ничего человеческого внутри. Не нравится мне, что у него был человек. Она оставалась человеком. Просто в ловушке внутри, с демоном.

— В ловушке, — сказал Зейн, — и покоренный.

Я встала и подошла к шкафу с книгами, так как я считала, что он сказал все. Если люди могут втянуть темноту, может, демоны, поглощают свет?

Он улыбнулся. — Ах, ma chйrie, вот в чем вопрос. Если один человек может расширить размеры ада, совместив себя со злом, может ли сам Бог не быть обогащен дитем тьмы, повернувшись лицом к свету?

— А он может?

— Все в природе может быть и хорошим, и все может быть злом. Свобода выбора, chйrie. Но каждый из нас, человек или демон, имеет истинную природу. И лишь немногие из нас достаточно храбры, чтобы бороться с ней.

Я восприняла это как квалифицированный ответ, потом облизнула губы, размышляя, кем по натуре я была. Интересно, эта моя «натура» изменилась, когда я стала Алисой, и меняется ли она до сих пор, поддается ли влиянию впитанных мною демонов?

— Но вопрос не только в вашей природе, chйrie, — сказал он любезно. — Твое сердце — это важнее.

— А ты? Какова твоя природа?

Он напряженно улыбнулся. — Я сражаюсь на стороне справедливости. В этом я тебе клянусь. Хотя я плачу ежедневно за мою гордыню.

— Гордыня?

— В молодости, я хотел жить вечно, черта, которая присуща только для истинных ангелов и бестелесных демонов. Я действовал безрассудно, пытаясь проявить желание, я не правильно понял свою суть и не хотел, поэтому и столкнулся с последствиями. Я был наказан за мою глупость. — Он закрыл глаза, глубоко вздохнул. — А теперь ты разделяешь мои мучения.

— Но это значит, что ты получил все, что хотел. — Сказала я, переходя на шепот. — Бессмертие.

— Кажется, так, — сказал он. Его улыбка, когда он взглянул на меня, была мрачной. — Бывают времена, когда я думаю, что ад — это место, где сбываются все ваши мечты.

— Я не понимаю.

— Ты знаешь, почему я здесь, Лили? Внизу, в этой тюрьме из бетона и металла? — спросил он, и я поняла, что в его голосе больше не было акцента. — Ты хоть представляешь, сколько мне лет? Сколько жизней я прожил? В скольких местах я жил, сколько жен у меня было, годы, которые я видел, пролетающие мимо?

— Я не знаю.

Грустная улыбка тронула его губы. — Я тоже, — сказал он. — Но их было слишком много.

— Зейн…

Он поднял руку. — Нет. Выслушай меня. Я прожил тысячи жизней, Лили, и я устал. Так устал, что я жажду смерти. Я жажду конца этой жизни и начало новой, в какой бы форме она не возродилась. И все же я никогда не достигну желаемого. Я не могу, потому что своими глупыми амбициями, я сам ввел себя в ловушку, в кошмар.

— Но что привело тебя к такой жизни, здесь, в подвале?

— Я заключил сделку. Давным-давно, я согласился, обучать воинов. И в обмен, когда настанет время, я получу свободу. Я буду предоставлен смерти. — Он встретил мой взгляд. — И все что я должен сделать, — это остаться учить и обучать.

— Остаться? – Повторила я. — Ты, значит, не можешь уехать? Ты не можете пойти наверх?

— Я могу, — сказал он. — И если я это сделаю, сделка будет завершена.

Он стоял, ожидая моей реакции, чтобы продолжить, но я не знала, что сказать. — Ты знаешь, что такое настоящий ад, Лили?

Я покачала головой.

— Снова и снова, было искушением, съездить на лифте, выйти на улицу.

— Но тогда ты бы разорвал сделку, и лишился бы бессмертия.

Он шумно выдохнул. — После стольких лет, я боюсь смерти так же, как я жажду этого. Это, — сказал он с улыбкой, — отвратительная головоломка.

Я думала, что он в ловушке здесь, в подвале, и поняла, Зейн жил в своем кошмаре, по сути, в большой коробке.

— Во сколько у тебя поезд?

— Это зависит от тебя, Лили. Судьба мира будет определена в ближайшее время, а с ней и моя судьба, как хорошо. Конвергенция, — сказал он, намекая на страх, который плясал в его глазах, — это приходит ближе с каждым днем, хотим ли мы этого или нет.

— Зейн, я…

— Нет. Из всех людей хоть ты не жалей меня. Мы оказались здесь и сейчас, Лили. Нас постигла та же участь.

Я нахмурился, встревоженная.

— Но хватит о теологии и вечности. Ты пришла сегодня суда, потому что боялась, что я действовал против тебя. Но, поверь мне, ma fleur, я не желаю тебе вреда.

Его взгляд ранил, я избегала смотреть ему в глаза, боясь того, что я могла там увидеть. Боюсь, он даже не понял, что я имела в виду вообще.

— Нет, chйrie. Я бы никогда не причинил тебе вред.

Его губы сомкнулись на моих,— берет, не спрашивая,— и, оставив меня, с перехваченным дыханием и нуждающейся в нем. Нуждающейся, да, но не желающей. Осторожно, я оттолкнула его, не обращая внимания на отчаянную боль внутри меня требующую насытиться. — Нет.

Его глаза пронзали меня, и я отвела взгляд, боясь, что мне ничего не удастся. Он изменил меня, да. Он взорвал мои чувства. Но в конце дня, был еще один человек, который наполнил мои мысли. Опасный человек, которого я хотел видеть в своей постели, несмотря на все идеальные решения, придуманные мной.

Он сделал шаг назад, увеличивая расстояние между нами.

— Ты разбила мое сердце, chйrie.

— В другой раз, может быть, — сказала я. — Если бы все было по-другому.

— Это что, обещание, chйrie?

Я вспомнила, как я обещала всегда быть рядом, чтобы защитить Розу, и встряхнула головой.

— Я ничего не обещаю больше, — сказала я, потом отвернулась.

Наконец, пришло время идти домой.