Дни – это числа

Дженни Холдридж оказалась очень милой неуклюжей девушкой, обремененной десятью – двадцатью фунтами лишнего веса. Свою мешковатую одежду она увешивала значками, глаза прятала за огромными учительскими очками, темные волосы до плеч были вечно растрепаны, а рот казался слишком маленьким для широкого лица, украшенного ямочками на щеках. Магу она понравилась с первого взгляда, и вскоре выяснилось, что его чувство взаимно. Вряд ли у Дженни были враги в этом мире.

И вот он пришел, чтобы изменить это, горько подумалось Магу. Он представился другом Аманды, и больше Дженни ни о чем не спросила. На его предложение пойти куда-нибудь перекусить она ответила, что все хорошие забегаловки уже закрыты, проще что-нибудь купить и поесть у нее.

– Тогда переезжай в Вашингтон, – ответил Маг. – Чайна-таун просто окружен ресторанчиками и кафе. Помню одну забегаловку с мексиканской кухней, в ее витрине висела зазывающая вывеска, но сама она была закрыта. За это какой-то голодающий страдалец швырнул в витрину камень.

Дженни рассмеялась, продемонстрировав идеально белые зубы.

– Что ты делал в Вашингтоне?

– Фотографировал.

– Что именно?

– По большей части космические корабли. Я не фанатик техники, мне достаточно того, что я понимаю, как работает мой фотоаппарат, и это – предел моих способностей. Но я всегда хотел слетать в космос, попасть на Луну...

– Зачем?

– Не знаю, – пожал плечами Маг. – Наверное, я прирожденный турист, меня одолевает тяга к перемене мест, я все время ищу что-то новое.

– Где ты познакомился с Амандой?

– В Тотем-Роке.

– Где-где?

– Это крошечный городок на восток отсюда, до него день езды.

– Что ей там понадобилось?

– Понятия не имею. Я встретил Аманду на автобусной станции, когда она собиралась сюда. Назад в больницу. Она снимала там обшарпанную маленькую квартирку...

– Неужели меньше этой?

– Да, и гораздо обшарпаннее. По-моему, Аманда жила там одна. На самом деле квартира выглядела так, будто там никто не жил. Или прожил совсем недолго. У нее есть там знакомые?

– Я никогда не слышала об этом месте... но Аманда никогда не рассказывала о своих друзьях за пределами университета. Я думала, у нее их просто нет.

Чтобы поесть, им пришлось приземлиться на пол в гостиной: стол на кухне был скрыт под толстым слоем книг и компьютерных распечаток. Маг огляделся и решил, что единороги – стеклянные, керамические, плюшевые, нарисованные на плакатах и календаре – принадлежат Дженни, а репродукции Сальвадора Дали, фракталы и призы за победы в шахматных турнирах – Аманде. Он как раз пытался угадать владелицу картины в темно-красных тонах, висевшей на стене – на ней красивая ведьма помешивала в котле свое варево, – когда Дженни сказала:

– Ты сказал, что Аманда ехала сюда?

– Что?

– В больницу.

– Да. Она не звонила тебе?

– Нет, – ответила Дженни разочарованно.

– Тебя о ней больше никто не спрашивал?

– Нет...

Маг, слегка приподняв брови, продолжал вопрошающе смотреть на Дженни.

– Понимаешь, какая ерунда... я, наверное, сама это выдумала, но мне кажется, будто кто-то следит за нашей квартирой. Несколько раз звонили по телефону, а когда я снимала трубку, только молчали. И...

– Да?

– Позавчера, во вторник, мне показалось, что меня кто-то сфотографировал. Кто-то в коричневой машине. Это был не ты?

– Нет. Я приехал только вчера.

– Аманда говорила, когда вернется?

– Во вторник она была в больнице и выписалась в среду.

Дженни взяла очередной кусок пиццы и уставилась на него, как на тест Роршаха:

– Это совсем на нее не похоже. Наверное, Аманда очень подавлена.

– Она была подавлена?

– Не так, как можно было бы подумать, и не так, как психовала бы я, случись со мной то же самое. – Маг мысленно, но от всей души проклял ее боязнь называть вещи своими именами. – Странно, но незадолго до отъезда она немного взбодрилась, как будто у нее появилась надежда на излечение. Тогда она прочитала кипу медицинской литературы вперемешку с математической, преимущественно по динамике роста популяций, да еще «Теорию Игр» фон Ньюмана. И играла в шахматы с завязанными глазами со всеми, кому хватало терпения усидеть на месте подольше. Мне не хватало.

Маг кивнул. Дженни не похожа на усидчивого человека.

– Я заметил ее призы.

– Они старые. Аманда давно потеряла интерес к соревнованиям, говорила, что они отнимают слишком много времени, хотя в пятнадцать лет чуть не стала знаменитостью. Вон тот приз, ферзь, – Дженни махнула в его сторону куском пиццы, – с чемпионата девяносто третьего в Лас-Вегасе. Наверное, именно тогда она заинтересовалась блэк-джеком.

– Блэк-джеком?

– Ага. – Дженни пожала плечами; с ее носа тут же сползли очки, которые она поправила коркой пиццы. – Тогда Аманда начала просиживать в казино все время между шахматными матчами. Ее интересовали не деньги, а поиск системы. Она не скопила огромной суммы денег, хотя выигрывала настолько последовательно, что ею заинтересовались работники казино. В последний раз один из менеджеров казино даже сводил ее в ресторан, чтобы выспросить, какой у нее метод. Не знаю, что там произошло, но, по-моему, они продолжали видеться.

– У нее был свой метод?

– Для блэк-джека? Не знаю, нашла ли его Аманда, но искала. Она всегда любила знать, как все происходит и каковы шансы, что выйдет не так. Алекс жаловался, что она играет в шахматы, как компьютер, наверное, потому, что все время ей проигрывал.

– Кто такой Алекс? Она с ним встречалась?

– Нет. Аманда ни с кем не встречалась, кроме, наверное, того типа из Вегаса, Тони. Все наши знакомые относились к ней как к заразной. – Она пожала плечами. – Хотя это можно понять. Кто захочет встречаться с человеком, который умрет через... Алекс – это наш научный руководитель по математике, Алекс Корвин. Он обожал ее, ведь о таком гениальном студенте преподаватель может только мечтать. Она чувствует цифры и формулы, которые мне просто не понять, и может обращаться с ними как волшебница. Дай ей какое-нибудь число, например телефонный номер, и она запросто извлечет из него кубический корень. Конечно, это может делать и компьютер, но он действует методом проб и ошибок. И компьютер нельзя спросить, что в числе особенного.

– Ты так же разбираешься в математике?

– Я? – рассмеялась Дженни. – Нет, что ты, мне всю жизнь приходилось играть по правилам. Но это полезнее, чувство не запрограммируешь в компьютер, и в школе его нельзя преподавать. У меня стоял выбор между математикой и историей, но гуманитариям так сложно найти работу! Я меркантильна, да?

– Если меркантильность – это поиск компромисса, – медленно начал Маг, – и занятия нелюбимым делом ради денег, то все мы иногда меркантильны.

– А ты?

– Да, и я тоже. Мне нравится путешествовать и фотографировать, но иногда я зарабатываю больше денег, оставаясь на одном месте или снимая то, что мне не нравится... хотя обычно не нуждаюсь в большом количестве денег и, когда скапливаю достаточно, еду дальше.

– И тебе никогда не хотелось остепениться?

– Еще нет. Не знаю, может быть, когда-нибудь захочется.

– Когда найдешь девушку своей мечты?

Маг посмотрел на нее и понял, что Дженни имеет в виду не себя, а Аманду.

– Наверное... хотя вряд ли. Ей будет нравиться путешествовать.

– А если окажется так, что вы едете в разные стороны?

– Не знаю, если она и правда окажется девушкой моей мечты, я, наверное, поеду за ней. Но пока я не нашел ту единственную, так же как и одного любимого города. Не то чтобы я совсем никого не любил – я не спал ни с одной нелюбимой девушкой. Но я легко влюбляюсь. Такой уж уродился. – Он улыбнулся. – Лучше расскажи мне еще об Аманде.

Дженни заколебалась; Маг понял, какой вопрос вертится у нее на языке, и уже начал придумывать ответ, но вместо этого она поинтересовалась:

– Что, например?

– Что у нее за болезнь? Она мне не сказала.

– Лейкемия, – тихо ответила Дженни, как будто заразиться можно одним словом.

Маг понимающе кивнул:

– И куда она уехала?

– На юг.

– В Штаты?

Дженни кивнула.

– В другую больницу?

– Не знаю. Она ничего не сказала, даже адреса не оставила.

– У нее есть там друзья?

– Близкие друзья – вряд ли, кроме Тони, конечно. Она не получала писем, почти не пользовалась электронной почтой, и ей никогда никто не звонил из других штатов.

– Когда она уехала?

– В конце семестра.

Значит, она поехала на юг, скорее всего в Вегас, оттуда – в Тотем-Рок и обратно в Калгари. Маг покачал головой. Возможно, Аманда и использовала в своих действиях какую-то систему, но ему эти переезды казались совершенно бессмысленными...

Она знала, что ее преследуют. Хорошо. Аманда не хотела, чтобы ее кто-нибудь нашел, включая и его. Допустим. Неужели его все-таки подставили? Использовали, чтобы он увел погоню, а возможно, что даже и погиб за нее? В это Маг не мог поверить. Она выглядела не такой, а фотограф верил своим глазам, верил им больше, чем фактам.

– Что-то случилось?

– А что?

– Ты уставился в пустоту и не отвечал.

Маг потряс головой.

– Все в порядке, извини. Наверное, я немного устал.

– Хочешь здесь переночевать? Кровать Аманды пустует.

– Спасибо, – улыбнулся он.

* * *

Кровать была односпальной, созданной специально для сна и ни для чего другого, но уснуть Магу не удавалось. Тихий стук шагов из коридора, журчание воды в трубах – любой звук отдавался в подсознании как рев сигнализации. Его обуревало желание прокрасться в комнату Дженни, и в промежутках между периодами забытья он удивлялся, почему не делает этого. Вряд ли она закричала бы, что ее насилуют, зато могла его выгнать, а на улице не просто опасно, но еще и ужасно холодно. За окном мела метель. Далее, скорее всего у Дженни тоже односпальная кровать, и время от времени раздававшиеся из ее комнаты скрипы и бормотание наводили на мысль, что она из тех людей, кто привык занимать во сне все отведенное им пространство.

Когда Маг наконец уснул, над Калгари уже занималась заря, и Юкитака Хидэо торопился вслед за Сакурой в апартаменты Таменаги.

* * *

Таменага был одет только в фундоси, украшенный искусным орнаментом; его татуировки блестели на солнце под тонким слоем пота. На правом предплечье устроилась кобра, на левом – мукадэ метровой длины, вокруг каждого запястья – тяжелые цепи, безволосую грудь и вытатуированную кольчугу обвивал питон. Юкитака поклонился.

– Итак, – мягким, невыразительным голосом проговорил Таменага, – вы потерпели неудачу.

Юкитака кивнул и начал витиевато извиняться по-японски. К его огромному облегчению, Таменага не стал перебивать. Менее необходимого слугу заставили бы замолчать на полуслове. Юкитака не был знаком ни с одним рукоро-куби вне собственной семьи и сомневался, что кто-нибудь еще остался в живых. Рукоро-куби могут прожить годы, не прикасаясь к человеческому мясу, но в конце концов теряют способность срастаться и истекают кровью до смерти (обычно причиной их смерти называли особо изощренное самоубийство, и трупы всегда кремировали).

Рукоро-куби женского пола могут вступить в связь с обычными мужчинами, но их дети рождаются людьми или, изредка, уродливыми монстрами; еще ни одна обычная женщина не доносила ребенка рукоро-куби до срока, и даже переживали такую беременность очень немногие. Родители Юкитаки уже давно умерли; его сестра, Суми, занималась в Токио технологическим шпионажем. О ее тайне ни один из работодателей не знал. Иногда она наведывалась в Гонконг и лакомилась трущобными детишками. Обычно следы ее нападений принимали за укусы крыс.

Сакура, стоявшая за спиной Таменаги, открыла рот и бесшумно зевнула. В мире монстров мало места для симпатии, но Сакура хоть вызывала в Юкитаке меньше раздражения, чем любая обычная женщина. Сакура могла понять подобное безразличное уважение и отвечала взаимностью.

– Я принимаю ваши извинения, – вежливо произнес Таменага, – но меня снедает любопытство. Откуда взялся воин с ножом?

Юкитака низко поклонился, чтобы скрыть охватившее его облегчение.

– Его зовут Чарльз Уиллис Такумо. Каскадер из Калифорнии, обычно делает трюки за женщин и детей, иногда изображает ниндзя.

– Японец?

– Только наполовину. Его отец неизвестен, какой-нибудь американский хиппи. Мать оставила сына на своих родителей, которые его и вырастили. Она умерла в семьдесят пятом, в коммуне, ее отец умер в восемьдесят восьмом. Его бабушка сейчас совсем одряхлела и лежит в больнице. Сам Такумо не завел ни семьи, ни постоянной работы. На настоящий момент он исключен из профсоюза каскадеров за употребление наркотиков и неуважение к правлению. В двух словах – еще один бродяга.

– Где Магистрале с ним познакомился?

– Не знаю. Они разговаривали так, как будто не знали друг друга. Скорее всего впервые встретились там же, в ночлежке, по случайному совпадению.

– Совпадению? – Таменага слегка приподнял бровь. – Такому же, как и вовремя заклинивший пистолет? Юкитака промолчал.

– Я полагаю, что девчонка отвлекла нас, и мы недооценили Магистрале.

– Эта девчонка, – раздался бесцветный голос Сакуры, – больше не является проблемой.

– А каскадер? – спросил рукоро-куби.

– Актер тямбара, – презрительно ответил Таменага, – к тому же плохо вооруженный. Вряд ли он стоит вашего времени, Юкитака-сан, но, когда все это закончится, можете располагать им, как заблагорассудится.

Загрузка...