«Дорогая Кэрол», – написал он на пустом листе бумаге и на минуту задумался. «Прости», – продолжил он и споткнулся снова.
"Прости меня за все, что случилось. Я действительно рад тому, что мы с тобой встретились, и мне жаль, что произошло такое. Похоже, теперь стало опасно даже быть знакомым со мной. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что весь мой рассказ – чистая правда.
Не выходит у меня любовная записка... хотя я действительно тебя люблю. Я никогда не спал ни с одной женщиной, которую не любил. Прости, если я сделал тебе больно, я не нарочно. Я хотел сделать тебя счастливой. Видимо, это у меня получается хуже, чем я считал.
Не знаю, что еще сказать. Береги себя.
С любовью
Маг".
Он посмотрел на записку, пожал плечами, собрал с пола осколки, вообразил кружку целой, без единой трещинки, поставил ее на письмо и, вернувшись в спальню, повесил халат на стул. Затем фотограф без сил упал на кровать, закрыл глаза и попытался вспомнить, как выглядела квартира Такумо, когда он видел ее в последний раз, со всеми плакатами на стенах и книжками на полках. Уверившись в том, что представляет ее вполне отчетливо, Маг вообразил там себя, одетым в то же, что было на нем в момент исчезновения из пустыни.
Кровать пропала, и Маг, внезапно ощутив всепоглощающую боль в правой руке, упал на пол. Пришлось заставить себя открыть глаза и не закричать. Он лежал на татами под книжными полками, рана на руке появилась снова.
Впредь надо будет думать осторожнее, решил он, с трудом поднимаясь на ноги. Нельзя думать о ране, даже о том, что ее нет. Он закрыл глаза и представил себе гостиную Келли, а затем вообразил, что стоит между диваном и кофейным столиком, одетый так же, как и три дня назад, когда напал рукоро-куби...
Он немедленно попытался исправить эту мысль, но услышал зашипевшего Эдипа и понял, что уже поздно.
Маг открыл глаза, осмотрелся и прислушался. За окном стоял день, и в доме, кроме кота, больше никого не было. С глубоким вздохом он коснулся правой руки, ощутил пальцами сухую, голую, не оцарапанную кожу, с рекордной скоростью пробормотал молитву и рухнул на диван. Через секунду тяжелые лапы нерешительно оперлись на его грудь, и наждачный язычок начал слизывать с лица слезы. Фотограф погладил кота и расслабился.
«Я не перенесся во времени, – с облегчением подумал он. – Наверное, это просто невозможно... А если нет? Стал бы я менять прошлое? Отказался бы взять талисман? Спас бы Аманду? Скорее всего нет».
Он встал, потянулся и обошел комнату, радуясь тому, что ничто в ней не изменилось. Фотографии. Надо будет сделать снимки всех мест, куда я захочу вернуться, снять себя здоровым...
«Вот в чем дело? – обратился он ко вселенной. – Поэтому ты выбрала меня, да? Потому что я фотограф? У тебя извращенное чувство юмора, вселенная, тебе раньше этого не говорили?»
Маг осторожно поднял Эдипа, опустил его на ковер и пошел в комнату Келли. Ружья не нашлось ни в шкафу, ни под кроватью. Хорошо, если она носит его с собой. Арбалета тоже не было видно, а искать по всему огромному дому – все равно что рыться в стогу сена. К тому же он не то что точно выстрелить, а даже, наверное, правильно зарядить его не сможет.
Одно зеркало висело над туалетным столиком, второе – на внутренней стороне дверцы шкафа, и вскоре Магу удалось установить их так, что они стали отражать друг друга. Затем он встал между ними, выбрал то отражение, где футболка была видна отчетливее всего, закрыл глаза и увидел себя на крыльце ранчо Батлер.
Он снова открыл глаза... и немедленно пожалел об этом. Из двери и разбитого окна все еще клубился дым и слезоточивый газ. И за исключением нескольких сюрикенов от Такумо и кунойти не осталось и следа.
Они нашлись в ближайшей лощине. Каскадер со слезами на глазах изо всех сил пытался выкопать яму в осыпающейся, мертвой земле. Маг, не желая подходить незамеченным, встал в отдалении и задумался над тем, что сказать.
– Чарли?
Такумо поднял голову, прикрыв глаза руками:
– Маг?
– Тебе помочь?
– Помоги им, если сможешь. – Такумо кивнул на лежащую рядом плащ-палатку, и Маг понял, что ею накрыты четыре женских трупа. Он попытался думать о них как о кунойти, наемных убийцах, но не смог, попробовал не вспоминать своих четырех сестер и в этом тоже потерпел неудачу.
– Не смогу.
Такумо кивнул и продолжил копать.
– Я могу помочь тебе?
– Нет, если ты не захватил с собой вторую лопату. Куда тебя занесло?
– В Канаду.
– Далековато.
– А потом к тебе и к Келли. Кажется, ты не удивляешься.
– Откровенно говоря, друг мой, я на это плевать хотел, – ответил Такумо с самым неправдоподобным техасским акцентом, который Маг когда-либо слышал. – Что ты собираешься делать?
Маг пожал плечами. Единственная идея, пришедшая в голову, ему не понравилась.
– Для кого ты роешь, для себя или для них?
Такумо на секунду оторвался и сказал:
– Я, хотя и не лежу в ней, а она моя[3].
Маг, не узнавший цитату, продолжил:
– Разве сейчас не слишком жарко так работать? Хотя бы шляпу надень.
Такумо задумался.
– В доме одна слезогонка и еще пару часов будет нечем дышать, и на самом деле здесь прохладнее, чем там... но ты прав. Надо поискать какую-нибудь тень... Или ты предпочтешь вернуться в Канаду? Кто-то должен похоронить эти... – Его голос сорвался, и он швырнул лопату в яму.
– Я вернусь в город и раздобуду вторую лопату. Захватить тебе какой-нибудь напиток?
Такумо попытался рассмеяться, но вместо этого выдал неопределенный всхлип:
– Да. Если можно, грейпфрутовый сок.
~~
Вернувшись вечером домой, Келли Барбэ обнаружила в микроволновке торопливо нацарапанную записку: «Келли, пожалуйста, забери нас сегодня. Маг. P.S. Не верь коту, я его уже покормил».
– Мне кажется, мы должны что-то сказать, – произнес Такумо. – Жаль, что я не знаю ритуал сегаки, это буддийский похоронный обряд. Что обычно говорят католики?
– "Жизнь человека, рожденного женщиной, скоротечна..." Дальше не помню, и что-то мне подсказывает, что они знают это гораздо лучше нас с тобой. – Маг пожал плечами и процитировал:
Стиснуты что тут за корни, что тут за стебли
Взрастают из битого камня? Сын человеческий,
Не изречешь, не представишь, ибо ты внемлешь лишь
Груде обломков былых изваяний, где солнце отвесно,
Где не дает мертвое дерево тени, сверчок утешенья,
Камень иссохший журчанья. Тут лишь
Тень этой багровой скалы
(Встань в тень этой багровой скалы!),
Я покажу тебе нечто иное,
Нежели тень твоя утром, что за тобою шагает,
Или тень твоя вечером, что встает пред тобою;
Я покажу тебе страх в горсти праха.[4]
Минуту они стояли молча, а затем Такумо спросил:
– Что это было?
– Отрывок из «Пустынной земли» Томаса Элиота. Единственное, что осталось в моей голове со времен колледжа, за исключением еще нескольких строчек из «Путешествия магов». На литературу ходила одна помешанная на поэзии девушка, а я тогда помешался на ней, так что... – Он поднял пригоршню земли и бросил ее на могилу. Такумо кивнул.
– Я понимаю, – сказал он, посмотрел под ноги и пожал плечами. – Раз уж настало время признаний, мое будет получше. Чарли Мэнсон мне не отец.
– Ясно.
– Он, наверное, мог бы им стать, как я слышал, у него есть как минимум один сын, а мать была просто уверена в этом, но она не знала его группу крови. Я узнал правду в семнадцать лет... но тогда это уже не имело значения. Мать уже умерла, меня бессчетное количество раз избивали за отца-маньяка, нескольких громил я этим отпугнул... и нескольких девушек тоже. А других девушек этим же и привлек. Знаешь, у меня, наверное, было больше девушек, чем у тебя, и все они хотели узнать, передались ли мне черты отца... Да и фишка из этого получилась неплохая, режиссеры и всяческие агенты никогда меня не забывали... но понимаешь, дружище, я просто хотел быть собой, как в песне Трейси Чэпмэн, помнишь? Не кем-то особенным, а просто собой, даже когда сам не знал, кто я. – Он покачал головой. – Зато теперь я знаю, что никогда не хотел убивать других людей.
– Как они умерли? За исключением той, которую убил я. Такумо поднял два пальца:
– Ты убил двух. Та, в которую ты метнул сюрикен, умерла от яда. Думаю, кураре. Та, которую я стукнул нэко-дэ, проглотила свои отравленные дротики, фукуми-бари, видимо, они порвали ей гортань. А та, что с ниндзято, швырнула в меня слепящий порошок, и я, пытаясь отразить атаку вслепую, проткнул ее. Только не спрашивай, как мне это удалось. Судьба, да? Но это все. Я завязываю. Хватит с меня.
– Мне понадобится твоя помощь.
Такумо устало поднял глаза и через несколько секунд кивнул.
– Они нашли тело рукоро-куби, – сказала Келли, как только вышла из машины.
– Кто?
– Полиция. Завели дело о разборке в рядах якудзы. У него все тело было покрыто татуировками...
– Ирезуми, – подсказал Такумо.
– Спасибо. Тем не менее тело остается неопознанным, и следователи от этого на стену лезут. Все указывает на то, что он умер в машине, кровь нашли даже на потолке, создается впечатление, что голова и ладони был одновременно отрублены. Но на ранах не нашли и следа металла, а внутри автомобиля нет ни царапины. Сама машина японская, типичная городская модель, в ней не развернешься, а о том, чтобы катаной взмахнуть, и говорить нечего.
– И она, разумеется, угнанная, – сухо прокомментировал Такумо.
– Скорее всего. С тех пор как его нашли, о пропаже не заявляли, значит, ее угнали давно.
– На кого зарегистрирована?
– На «Туры Тайсё», одна из тех, что они сдают напрокат. Фирма принадлежит мистеру Накатани, кроме того, владеющему отелем «Санрайз» в Лас-Вегасе и подозреваемому в связях с якудзой.
Маг покосился на закатившего глаза Такумо.
– А нельзя называть вещи своими именами? Я однажды работал на Накатани, и никто не собирается подавать на тебя в суд за клевету.
– Извините, – смущенно улыбнулась Келли. – Маг, помнишь, ты упоминал Таменагу Тацуо? Прокурор округа считает, что он вовлечен в ростовщичество и многомиллионные сделки по отмыванию денег, а Накатани задолжал ему целое состояние. В полиции уверены, что погибший работал на одного из них, и боятся начала уличной войны.
– Не забывай, это ты его убила, – напомнил Маг, – а не члены якудзы. Остается только надеяться, что его голову никогда не найдут.
– Кого они хотят вызвать на опознание? – поинтересовался Такумо.
– Видимо, менеджера «Тайсё», если не раскопают ничего нового. Родственники-то неизвестны. А что?
– Не Таменагу?
Келли покачала головой:
– Он бы послал вместо себя секретаря. Насколько нам известно, он редко покидает пределы своих владений...
– Насколько нам известно? – эхом отозвался Такумо. – Кто за ним следит?
– Не знаю.
– Предположить можешь?
– Предположить? Никто. Копам для этого потребуется основание, и даже если Таменага не откупается взятками, он слишком умен, чтобы делать грязные дела собственными руками. Изредка какой-нибудь храбрый репортер пытается к нему пробраться, вломиться или даже пролететь над его домом, но в качестве награды за риск обычно получает лишь несколько шрамов.
– Что ж, если он не выходит, – сказал Маг, – видимо, мне придется самому навестить его.