12:00. 20 октября 2012 года. Рим. Холм Эсквилин. Piazza S. Maria Maggiore.
Сэр Артур Уинсли жестом подозвал кельнера и заказал двойную порцию виски. После просмотра видео он не проронил ни слова. Баркер не торопил его, и тоже молчал. Когда виски одним глотком было влито внутрь, англичанин пожевал губами и с каменным лицом спросил:
— Генри, что вы и ваши люди думают по этому поводу?
— Сэр Артур, ничего подобного никому неизвестно. Единственной зацепкой стало упоминание некоего пророчества в письме настоятеля прихода Святой Елизаветы из Санкт-Петербурга Его Святейшеству Бенедикту XVI. В письме сообщается о пророчестве, в соответствии с которым должен появиться человек, способный управлять металлом, из которого сделаны Предметы.
— Генри, опять ваши «шпионские штучки». Откуда у вас содержание переписки Папы Бенедикта XVI? Неужели вы приложили руку к краже документов из кабинета Понтифика в мае? — «добрая» порция виски добавила мрачности во взгляде англичанина. — Признайтесь, это вы протолкнули Паоло Габриеле[38] к папскому престолу?
— Артур, мы не были причастны к этому делу, инициатором была Опус Деи[39]. Этим сектантам стало известно, что Святой Престол обладает копиями документов, свидетельствующих о том, что Институт Религиозных Дел[40] в тайне от Папы финансировал оппозицию Туниса и Ливии в разгар «арабской весны»[41]. Целью операции было уничтожение документов. Но когда Габриэле, уже провернув основную операцию, увидел какие информационные «бомбы» в его руках, у него «съехала крыша» от запаха денег. К счастью, все переговоры и переписка Опус Деи перехватывается нашим представителем АНБ[42] в Риме.
— А вы были не в состоянии остановить этого идиота Габриеле, эту «обезьяну с гранатой»? — Уинсли недобро покосился на американца. — С вашего попустительства Святой Престол шатается так, что он может и рухнуть. А что за этим последует, страшно себе представить. До сих пор Церковь оставалась иллюзорным островком стабильности, напоминанием человечеству о Грехе, о неотвратимости Божественного воздаяния. Что-то подсказывает мне, Генри, что Америка совершенно «обнаглела», дергая Господа за усы. И поверьте мне, как историку, Господь Бог не любит амикошонства и жестоко наказывает нахалов.
— Хватит Вам «каркать», Артур. Давайте вернемся к нашим маленьким проблемам. Возможно, мы видели «живьем» человека, о котором было когда-то предсказано.
Англичанин молчал. Глаза его были закрыты. Казалось, что он уснул после порции виски, упавшей на «старые дрожжи», — неожиданно вспомнил русское выражение Баркер.
— Думаете, я сплю, — то ли спросил, то ли сообщил Уинсли, — нет, Генри, я пытаюсь собраться с мыслями. Все говорит о том, что мы находимся на пороге событий, которые, возможно, потрясут мир.
— Почему вы так считаете, Артур? Вы меня пугаете, — усмехнулся Баркер. — Посмотрите вокруг. Солнце, божественная архитектура Вечного города, лучший в мире каппучино и нежнейшие свежие булочки! Улыбнитесь, мрачный обитатель туманного Альбиона! Все не так плохо. Мы знаем, кто Он. Мы знаем, где его искать. Как говорят русские — «держим руку на пульсе». Улыбнитесь, Артур!
«Чему радуешься, болван? — устало подумал Уинсли. — На тебя бы Стетсон[43] напялить — вылитый ковбой Marlboro». Похмелье прошло, но настроение не улучшалось. Новости, которые «вывалил» на него Баркер, были ошеломляющими и не предвещали ничего хорошего. Традиционная, устоявшаяся тысячелетиями СИСТЕМА ЛЮДЕЙ, НЕЛЮДЕЙ и ПРЕДМЕТОВ зашаталась. Все проблемы, которые только вчера казались неразрешимыми и архиважными, в одночасье превратились в утомительную суету.
Аналитический ум англичанина не мог найти ответ только на один вопрос: «Как информация такого масштаба «всплыла на поверхность» только сейчас?»
— Надеюсь, Вы выяснили, откуда питерский настоятель получил эту информацию? — решил «спуститься на землю» Уинсли.
— Увы, это тайна исповеди, — развел руками Баркер.
— Можно подумать, вас когда-нибудь это останавливало. Уверен, что оперативная группа уже в России.
— Уже приземлилась в Пулково. Священника опекают. Список прихожан составляется, — лицо янки расплылось в улыбке, — я вылетаю завтра вечером. Сегодня нас примет Его Святейшество. Безусловно, он ответит на наши вопросы.
— Возможно, и ответил бы, но, надеюсь, я смогу этому помешать, — с этими словами, бренча пододвигаемым металлическим стулом, за их столом расположилась девица вызывающей внешности. Она подозвала кельнера, заказала стакан светлого пива и затянулась длинной сигаретой.
Джентльмены оторопело хранили молчание. Было неприятно осознавать, что здесь, в случайном месте, переполненном случайными прохожими, кто-то подслушивал их разговор. Более того, этот кто-то, видимо, был в курсе обсуждаемой темы.
— Представляться я не буду, это ни к чему. Кто вы, и чем занимаетесь, уважаемые господа, я информирована. Пора приступать к делу.
Незнакомка поставила на столик огромную сумку от псевдо-Луи Вьютон и стала выкладывать из нее традиционный дамский «мусор»: пудреницу, тюбики с кремом, насколько открытых пачек сигарет с ментолом, кошелек, перчатки и т. д. и т. п.
Наконец, в ее руках сверкнул красивый флакон с золотистой крышкой, она довольно хмыкнула и посмотрела на Уинсли и Баркера.
— Господа, к сожалению, я вынуждена скорректировать ваши планы на ближайшие дни, — она, кривляясь, закатила глаза. — Вы на некоторое время забудете о событиях последних дней и о планах, которые так опрометчиво строили.
Пока мужчины ждали, чем закончится это представление, девушка отвинтила колпачок и подняла руку с флаконом перед ними на уровень глаз. «Совсем, как в «людях в черном», — успел подумать Генри Баркер и получил струю остро пахнущей жидкости в лицо.
Усилия сотрудников группы сопровождения увенчались успехом только поздним вечером. Первым глаза открыл Уинсли. Он изумленно осматривал помещение, пока его взгляд ни остановился на мирно спящем Баркере. Свесив ноги с дивана, на который его уложили подручные Генри, сэр Артур прохрипел одно слово: «Виски», — и откинулся на спинку дивана. Осушив одним глотком «на пару пальцев» янтарной жидкости, он проворчал: «Я просил Виски, а не Бурбон», — поднялся, нетвердой походкой подошел к Баркеру и попытался его разбудить, тряся за плечо.
— Бесполезно, сэр, — подал голос один из присутствующих, — мы пытаемся вас разбудить уже восемь часов после того, как эта девица брызнула вам с шефом в лицо какой-то дрянью.
— Мы связались с личным секретарем папы и сообщили о невозможности вашего присутствия у Его Святейшества сегодня вечером. Нас оповестят о новом времени аудиенции.
Ночной Вечный город размытыми огнями мелькал за окнами туристического автобуса. Утомленный голос экскурсовода монотонно перечислял достопримечательности центра города. Туристы из России дремали, утомленные обилием впечатлений и сытным ужином, который предшествовал экскурсии «Ночной Рим».
— Мы подъезжаем к территории Ватикана. Перед вами площадь и собор Святого Петра. Обратите внимание на здание, которое возвышается над колоннадой, возведенной по проекту Лоренцо Бернини[44], в этом здании находятся частные покои папы Бенедикта XVI, — неожиданно ее голос оживился, — посмотрите, посмотрите, видите одно освещенное окно под крышей справа — это личные покои Понтифика, его спальня. Он у себя в покоях и еще не спит.
Все пассажиры, как по команде вскочили со своих мест и бросились к окнам автобуса, чтобы посмотреть на бдящего папу. Автобус закачался, а водитель разразился чем-то нелицеприятным на недоступном россиянам итальянском языке.
Под крышей темнеющего огромным кубом здания, которое, казалось, нависало над ярко освещенной колоннадой собора, ярким прямоугольником светилось одинокое окно.
Да, папа Бенедикт XVI не спал. Он сидел за письменным столом с остановившимся взглядом, и, казалось, не дышал. Перед ним была открытая папка, в которой лежали пожелтевший конверт со сломанной сургучной печатью, листок помятой бумаги, который кто-то, когда-то безуспешно пытался расправить и короткое письмо на бланке секретного архива Ватикана.
События последних дней сплелись в огромный ком проблем, который грозил раздавить его. Его изношенное сердце уже давно не могло обходиться без кардиостимулятора и сегодня ему показалось, что оно остановилось навсегда. Он не испугался. Он давно был готов к встрече с Всевышним. Но он не выполнил до конца свое служение. И эта мысль лучше любого устройства заставляла биться его старческое сердце.
Новости со всего мира, стекаясь к Святому престолу, свидетельствовали, что оплот западной цивилизации — Соединенные Штаты Америки, уже не в состоянии контролировать жизнь Человечества. Поразив Советский Союз, Вашингтон видимо и сам надорвался. Американская экономика, балансируя на грани краха, инициировала все новые и новые военные конфликты по всей планете в тщетной попытке оживить свою экономику военными заказами. Войны, охватившие, главным образом, Арабский Восток, привели к возрождению уже почти забытого религиозного противостояния христианства и ислама, и христиане теперь подвергаются преследованиям по всему Ближнему Востоку. На территориях государств, возникших на развалинах бывшего Советского Союза, православное христианство стало возрождаться, но, по прошествии двадцати лет, там опять поднимают голову ересь и богоотступничество. Да и саму католическую церковь сотрясают обвинения в таких грехах, что щеки наливаются румянцем от накрывающего стыда.
Возможно, он вынужден будет даже отречься от своего служения, но прежде, он должен предупредить паству о возможных испытаниях.
Понтифик часто ловил себя на мысли — Господь ведет его по лабиринту жизни, преследуя только одному ему известную цель. И вера в совершенство Божьего промысла всегда согревала душу: и в жестокие годы Войны, которую он встретил испуганным мальчишкой в коричневой рубашке «Гитлерюгенд»[45], и сейчас, когда он ощущал свой неровный пульс в пальце, передавленном «Кольцом рыбака»[46]. Всевышний недаром усадил его сегодня за этот письменный стол. Недаром на этом столе оказалась информация о пророчестве. Пророчестве, свидетельствующем о грядущем СОБЛАЗНЕ Человечества. ИСКУШЕНИИ, которого не знала история нынешней цивилизации.
В начале года хранитель секретного архива Ватикана, монсеньор Серджио Пагано, докладывая ему о ходе подготовки к выставке Lux in Arcana, сообщил о неожиданной находке — письме турецкого офицера. В письме сообщалось о массовом расстреле жителей высокогорного армянского селения где-то на границе с Российской империей. Письмо было найдено среди материалов, собранных по поводу геноцида, совершенного в начале ХХ века Османской империей против армян.
В этом письме турецкий офицер докладывал своему начальнику Энвер-бею[47] о том, что сопротивление армянского населения в Ванском вилайете[48] подавлено, перечислялись населенные пункты, где население было ликвидировано поголовно. Также он сообщал о тайнике, случайно обнаруженном в посохе расстрелянного священника. Посох оказался внутри полым. В нем хранились кусок старинной ткани с неизвестными письменами и лист пергамента, с арабским текстом следующего содержания: «Во времена, предшествующие 1435 году календаря Хиджры,[49] пойдут правоверные с оружием в руках друг на друга, и будут жестоко истреблять и детей, и взрослых, и женщин, и стариков. Будут глумиться над телами погибших. И долго еще не будет прежнего благоденствия в мире Ислама. В 1435 году, В НАЧАЛЕ ВЕЛИКОГО ЦИКЛА, ЕДИНЫЙ СОСУД СОЕДИНИТ КРОВЬ НЕСУЩИХ СИЛУ, И СТАНЕТ ВНОВЬ ВОЗМОЖНЫМ СОЗДАНИЕ. ГРЯДЕТ ЯВЛЕНИЕ ТОГО, КТО СИЛОЙ БУДЕТ ПОДОБЕН БОГУ». Офицер сообщал, что выделил эту часть текста, потому что она была написана красными чернилами.
К документу прилагалась справка, написанная рукой монсеньора Пагано. Как всегда избегая формальностей при переписке с Понтификом, хранитель архива сообщал, что направляет этот документ во исполнение указания Бенедикта XVI — искать любую информацию по предсказаниям и пророчествам, связанным с началом нового тысячелетия.
Понтифик отложил письмо и достал из стопки документов папку с надписью «И. Орбели». Он долго не открывал ее. В папке из коричневого картона лежало несколько листов, и каждый из них — свидетельство. Свидетельство греха священника, нарушившего тайну исповеди ради спасения Человечества. Будучи совсем молодым человеком, он нарушил тайну исповеди, не побоявшись провести остаток своих дней в покаянных молитвах в строгом монастыре[50]. Да, не побоялся, а кругом говорят о слабости веры служителей Церкви.
Первосвященник вздохнул и открыл папку.
Он прекрасно помнил содержание этого документа.
Это был подробный пересказ предсмертной исповеди немца, предки которого обрусели еще пять поколений назад, но сохранили свою приверженность Католической Церкви.
Покойный сообщал, что в 1932 году в городе Ленинграде стал невольным свидетелем разговора академика Иосифа Орбели с женщиной по имени Фатима. В то время он был студентом и проходил практику в Эрмитаже. Случайно оказавшись около двери кабинета директора музея, молодой человек услышал разговор, который не предназначался для его ушей. Собеседники, не ожидая, что кто-то может услышать их разговор, говорили громко. Они обсуждали некое предсказание, слова которого неожиданно отчетливо сохранила память студента. Жизнь его сложилась непросто. Увлечение работами Флоренского[51] и Ильина[52], несдержанный язык и независимый характер привели его в барак Белбалтлага[53]. Срок был небольшой, но его пару раз продлевали и 41-й год он встретил на лесозаготовках в Карельской тайге, а оттуда — в штрафбат на Ленинградский фронт. Во время первой в его жизни атаки разорвавшийся поблизости снаряд контузил несчастного, а осколком ему отсекло левую кисть. Очнулся он в полевом госпитале, полностью реабилитированным, так как «искупил кровью».
Списали его подчистую. И, хотя орденов и медалей на его груди не было, он был самым счастливым человеком на свете — он был жив и свободен! Контузия не прошла для него даром — сильное заикание сделало его нелюдимым. Тем не менее, это не помешало ему стать метеорологом, окончив Казанский университет.[54] Он распределился в далекий Приморский край на метеостанцию. В родной Ленинград вернулся в 59-м, когда понял, что сталинские времена навсегда канули в Лету.
Закрытый от всего мира он к старости нашел утешение в вере. Уже перед смертью, с ним, прикованным к постели, произошло, как он сам считал, чудо — заикание, мучившее его с Войны, прошло само собой. Старик решил, что это знамение и он должен поведать тайну, которую носил в себе все эти годы.
По словам умирающего выходило, что в первой четверти XXI века, а точнее накануне или в год Черной Водяной Змеи, то есть в 2013 году от Рождества Христова, должен появиться человек, который будет способен по своему усмотрению управлять металлом, из которого сделаны Предметы. Сам он не понял смысла предсказания, но точно воспроизвел разговор академика Иосифа Орбели с некоей Фатимой (в письме настоятель храма Святой Елизаветы сообщал, что выяснил: фамилия Фатимы — Байкеева). Старик вспомнил, что при разговоре присутствовала маленькая дочь Фатимы, которая без труда смогла раздавить фигурку Кролика. Якобы, подобная способность присуща всем представителям этой семьи.
Новость была ошеломляющая, и Понтифик лично написал письмо в Санкт-Петербург, чтобы уточнить судьбу академика, этой женщины и ее семьи. Ответ настоятеля был удручающим. Иосиф Абгарович Орбели умер в 1961 году, его творческое наследие и, в том числе, личный архив хорошо изучены. Никакой информации о встрече академика с Фатимой Байкеевой в записках Орбели нет. Сама Фатима умерла от голода в блокадном Ленинграде. Следы ее дочери затерялись после Войны. Жива ли она — неизвестно.
Когда эта папка впервые попала в руки Понтифика, он сразу вспомнил доклад монсеньора Серджио Пагано. И он предпринял серьезные усилия, чтобы выяснить судьбу потомков Фатимы Байкеевой. Все было безрезультатно. Возможно, хранители американской и английской лож смогут по своим каналам что-нибудь выяснить. Но сегодня встреча с ними не состоялась.
Он потер холодными старческими руками виски. Сердце билось с перебоями, несмотря на кардиостимулятор. Неожиданно он осознал, что ответственность за будущее паствы неумолимым невидимым прессом готова раздавить его. И сразу встал вопрос: может ли он, пастырь, которому поручено Всевышним оберегать миллионы и миллионы верующих от соблазна и греха, доверить Генри Баркеру и Артуру Уинсли, людям, безусловно, достойным, но все-таки — ЛЮДЯМ, тайну пророчества?