Искушение. Книга 1. Перстень Змеи

Глава 12

12.05. 12 марта 1917 года. Деревня Огибаловка Можайского уезда.

Письмо от Валентина из Москвы они получили только через десять дней. Ильины были в курсе того, что творилось в стране, потому что Кирилл Гаврилович, будучи главным телеграфистом вокзала уездного центра, первым получал столичные новости. Поэтому Софья Ивановна места себе не находила, переживая за Валентина, который с прошлого года числился студентом Императорского московского технического училища на кафедре построения машин. Кирилл Гаврилович очень гордился выбором и успехами сына, который сдал вступительные экзамены «на отлично». Волновало родителей одно — увлечение сына революционными идеями. Валентин посещал какой-то кружок, читал затертые брошюрки. Он вместе со своим другом, сыном Свиридовых, постоянно что-то приносил, прятал, уносил. Надежда на то, что напряженная учеба в Училище отвлечет его от опасного увлечения, не оправдалась.

В письме сын писал, что солдаты Московского гарнизона перешли на сторону революции. Важнейшие городские объекты — почта, телефон, «папин» телеграф, Кремль, вокзалы — все в руках рабочих и солдат. Арестованы губернатор, градоначальник. Восставшие освободили политзаключенных. Повсюду в городе красные флаги, люди носят красные банты в петлицах пальто. В городе царит всеобщее воодушевление. Всюду бурные митинги.

Читая письмо, Кирилл Гаврилович заметил: — слава Богу, у нас в Москве всего 8 человек погибло, а в Санкт-Петербурге и не считано…

У Софьи непроизвольно сжались кулаки, зажмурив глаза, она попыталась представить, как там Валечка, не грозит ли ему что? Показалось, что колечко, которое она носила, не снимая, обожгло холодом руку, а перед глазами она неожиданно увидела их гостиную в Уланском. Валентин со Свиридовым сидели в гостиной на диване. На столе, прямо на бархатной парадной скатерти, на лоскуте промасленной бумаги лежало полфунта нарезанной кровяной колбасы, пара калачей и несколько темного стекла бутылок с пивом. Сын и его приятель были в уличных ботинках и курили!

Возмущению матери не было придела.

— Ах, ты, засранец! Курить! Ты у меня сейчас… — громко выпалила Софья, — я тебя…

При этих словах Валентин с приятелем вскочили и с выкаченными от ужаса глазами уставились на нее…

— Софьюшка! Ангел, мой! Что с тобой, родная? — Кирилл, обняв за плечи, с испугом вглядывался ей в лицо.

— Кирюша, я сейчас Валечку видела. Виденье такое живое, просто ужас! — испарина выступила на ее лице, — будто, они со Свиридовым у нас в гостиной сидят, не разувшись, в ботинках, и курят! Я его ругать стала, а он, вроде как слышит и видит меня.

— Ну, то, что ты Валентину сказала я, допустим, слышал. Стыдно, Софьюшка. Он у нас уже взрослый мужчина, а ты его при посторонних такими словами.

Прибежал Ванечка, обхватил мать ручками, принялся ее успокаивать: «Мамулечка, не плачь, не плачь, пожалуйста!»

А в июле, когда Валентин приехал к ним в деревню на каникулы после экзаменов, за вечерним чаем он рассказал родителям о невероятном случае, который приключился с ним весной. Якобы, как-то вечером, они со Свиридовым сидели и занимались у них на квартире в Уланском. Вдруг, прямо передними маменька возникла, как живая, что-то сказала и исчезла. Видимо, перенапряглись они тогда с занятиями этими, заключил студент.

Состояние тихого счастья, в котором она купалась от того, что вся семья в сборе, что все сыты, что дети под родительским крылом, не позволило Софье Ивановне отодрать Валечку за уши. Но воспоминание о жирной колбасе на парадной скатерти было очень ярким и руки прямо-таки «зачесались».

Отправив в рот ложечку душистого меда и запив его чаем со зверобоевым цветом, она, как бы невзначай, спросила:

— Валюш, а жирные пятна после колбасы на скатерти остались?

— Мам, никаких пятен, там цветок на скатерти черный, на нем не видно, — автоматически ответил сын, и в этот момент до него дошло, что маменька тогда в квартире была! Он ошарашено уставился на родителей. Им даже показалось, что аккуратно причесанные на косой пробор волосы сына зашевелились.

— Мам, пап, правда ничего не видно, — продолжал оправдываться Валентин.

Кирилл и Софья, как могли, стали успокаивать напуганного сына, хотя сами были поражены не меньше его.