Искатель, 2003 №3

Тем утром в понедельник Пит, против обыкновения, не одарил меня своей любезной улыбкой. Меня всегда забавлял контраст между белизной его зубов и цветом квадратной физиономии, темной, как кленовый сироп. Но тем утром я не увидел его улыбки, хотя Пит и приветствовал меня своим излюбленным восклицанием: «Хай-хо, мистер Гудвин!» Впрочем, и в голосе его не слышалось веселых ноток. Он даже не обратил внимания на давно заведенный обычай и не позволил мне взять у него кепи и куртку, чтобы отнести их на вешалку. Когда я закрыл дверь и обернулся, Пит уже швырнул куртку на скамью в прихожей и поднимал с пола свой ящик, который поставил туда, чтобы освободить руки для расправы с курткой.

— Ты пришел на час раньше, — заметил я. — Они что, теперь ходят босиком?

— Нет, просто заняты, — буркнул он и зашагал в кабинет.

Обескураженный, я последовал за ним: в конце концов, мы дружили уже три года с хвостиком.

Пит приходил трижды в неделю — по понедельникам, средам и пятницам, около полудня, когда заканчивал работу в деловом здании на Восьмой авеню. Вулф всегда давал ему доллар, поскольку Питу приходилось шагать пять минут до нашего старого дома на Западной тридцать пятой улице. Я ограничивался четвертаком, но мои башмаки Пит надраивал не хуже туфель Вулфа. Хотя и не лучше.

Я никогда не делал вида, будто занят работой, пока Пит обрабатывал Вулфа: мне нравилось их слушать, это было весьма поучительно. Вулф держался мнения, что человек, родившийся в Греции, даже если он покинул ее в возрасте шести лет, обязан хорошо знать знаменитых людей своего отечества, и вот уже сорок месяцев вдалбливал Питу эту истину.

Тем утром, как только Вулф развернул свое исполинское кресло, в котором восседал за рабочим столом, а Пит присел на корточки и изготовился открыть свой ящик (я занял место за собственным столом), Вулф строго спросил:

— Кто такой Эратосфен и кто обвинил его в душегубстве в пространной и знаменитой речи в 403 году до Рождества Христова?

Пит поднял щетку и покачал головой.

— Кто это был? — повторил Вулф.

— Может, Перикл? — предположил Пит.

— Чепуха. Перикл тогда уже двадцать шесть лет пребывал на том свете. Черт побери, в прошлом году я зачитывал вам выдержки из этой речи. Имя ее автора начинается на букву «Л».

— Ликург.

— Нет. Афинянин Ликург тогда еще не родился.

Пит поднял голову.

— Сегодня вам придется простить мое невежество, — он постучал себя по голове рукоятью щетки. — Там сегодня пусто. Кое-что случилось, потому-то я и пришел раньше срока. Захожу я в комнату мистера Эшби, моего хорошего клиента, который зовет меня дважды на дню. В комнате никого, окно нараспашку, холодный ветер задувает. Десятый этаж. Подхожу к окну, выглядываю. Внизу — огромная толпа и легавые. Я выбегаю в коридор, спускаюсь на лифте, протискиваюсь сквозь толпу и вижу своего доброго клиента. Лежит мистер Эшби на тротуаре, разбился в лепешку. Жуть просто. Я из толпы выбираюсь, гляжу вверх, а из окон головы повысовывались. Думаю, негоже сейчас по тем клиентам ходить, вот и пришел сюда раньше обычного, так что уж не обессудьте, мистер Вулф.

И он пустил в ход свою щетку.

Вулф хмыкнул.

— Советую вам незамедлительно вернуться в то здание. Кто-нибудь знает, что вы были в кабинете Эшби?

— Конечно. Мисс Кокс.

— Она видела, как вы входили?

— Конечно.

— Как долго вы пробыли в комнате?

— Да с минуту, наверное.

— Видела ли мисс Кокс, как вы уходили?

— Нет, я выбрался в вестибюль через другую дверь.

— Это вы вытолкали его в окно?

Пит перестал орудовать щеткой и опять поднял голову.

— Да что вы, мистер Вулф, побойтесь Бога.

— Я бы советовал вам вернуться. Если толпа уже собралась, когда вы выглянули из окна, и если мисс Кокс сможет указать точное время вашего появления в комнате, тогда, вероятнее всего, вы неуязвимы, но неприятности у вас, вероятно, будут. Не стоило вам покидать здание. Очень скоро вас начнет разыскивать полиция. Немедленно ступайте обратно. Башмаки мистера Гудвина могут подождать до среды. Или приходите сегодня днем.

Пит положил щетку и достал лак.

— Легавые, они ребята неплохие, я их уважаю. Но если я скажу легавому, что кое-кого видел… — Он принялся покрывать туфли лаком. — Нет, нет, сэр.

Вулф снова хмыкнул.

— Стало быть, вы кого-то видели.

— Я не говорил, что кого-то видел. Я лишь сказал, что будет, если я сообщу легавым, будто кого-то видел. В Афинах были легавые в 403 году до Рождества Христова? — Он снова мазнул туфли лаком.

Этот вопрос вернул беседу в прежнее русло, и речь пошла о славных людях Древней Эллады, но я уже не слушал. Пока Пит возился с Вулфом, не обращая внимания на его советы, а потом драил туфли мне, я прикинул, что его ждет. Это сущая чепуха, что легавые строго придерживаются фактов. Личное отношение может перевесить тысячу установленных фактов. Поэтому я посвятил десять минут раздумьям о Пите Вассосе.

Убил ли он человека не далее как полчаса назад? Если факты, которые сейчас собирают легавые, позволят допустить такую возможность, но не будут достаточно доказательны, как я смогу вынести суждение? В конце концов я решил никаких суждений не выносить, поскольку не располагал сведениями о мотиве. Из корысти Пит не убьет. Месть? Смотря за что мстишь. Страх? Вполне возможно, если страх достаточно велик. Так или иначе, но я не мог вынести суждение.

Спустя час я по поручению Вулфа шагал в банк. На углу Восьмой авеню я остановился и осмотрелся. Разбившегося в лепешку мистера Эшби уже убрали, но тротуар перед зданием был обнесен канатами, дабы орды сыщиков-любителей не затрудняли работу двух криминалистов из убойного отдела, а трое легавых регулировали уличное движение. Посмотрев вверх, я увидел, что из некоторых окон еще торчат головы, но только не на десятом этаже. А всего этажей было двенадцать.

Дневную «Газетт» приносят в старый дом на Западной тридцать пятой улице (собственность, жилище и рабочее место Ниро Вулфа, когда он работает и когда мы не заняты важным делом, потому что, если заняты, в контору не войдешь) в начале шестого вечера. С четырех до шести Вулф с Теодором возятся наверху с орхидеями. Фриц печет или варит что-нибудь на кухне. А я бью баклуши. Поэтому, когда в тот день принесли «Газетт», ее прибытие оказалось весьма желанным, и я выяснил все, что она знала о гибели мистера Дэниза Эшби. Он полетел на тротуар в 10.35 утра и скончался сразу же по прибытии туда. Не нашлось никого, кто видел бы, что Эшби вылетел именно из окна своего кабинета на десятом этаже, но, скорее всего, так оно и было, потому что в 10.28 секретарша, мисс Фрэнсес Кокс, беседовала с ним по телефону, а никаких других открытых окон поблизости не обнаружилось.

«Газетт» не сообщала, как квалифицирует это событие полиция — как несчастный случай, самоубийство или убийство. Если в тот миг, когда Эшби покинул свой кабинет через окно, рядом с ним кто-то был, этот кто-то не станет болтать о таком обстоятельстве. После 10.35, когда Эшби слился с тротуаром, в кабинет около четверти часа не входила ни одна живая душа, а потом туда вошел чистильщик сапог Петер Вассос, чтобы надраить Эшби ботинки.

Еще через пару минут, когда на десятый этаж прибыл какой-то легавый, узнавший имя Эшби из найденных в его кармане бумаг, Вассос уже удалился. Обнаруженный впоследствии у себя дома на Грэм-стрит на юге Истсайда в Манхэттене, он был препровожден в районную прокуратуру для допроса.

Дэниз Эшби, тридцати девяти лет, женатый, бездетный, служил вице-президентом корпорации «Мерсерз-Боббинс», где заведовал рекламой и сбытом. По словам сослуживцев и вдовы, он пребывал в добром здравии, дела его были в полном порядке и он не имел никаких причин сводить счеты с жизнью. Вдова, Джоан, убита горем и не желает встречаться с репортерами.

Эшби был ниже среднего роста (5 футов и 7 дюймов) и весил всего 140 фунтов. Эти сведения, припасенные на сладкое, были вполне в духе «Газетт» и означали, что выбросить такого хиляка из окна было не ахти каким подвигом Геракла. Посему, вероятно, его убили, а значит, покупайте «Газетт» и завтра, тогда вы узнаете все.

В шесть вечера из коридора донесся скрип лифта, который со стенаниями спустился вниз и довольно шумно остановился, после чего в кабинет вошел Вулф. Я дождался, когда он приблизится к столу и разместит свои телеса весом в одну седьмую часть тонны в исполинском кресле, а затем сказал:

— Пита забрали в районную прокуратуру. По-видимому, он так и не вернулся в то здание, и тогда они…

Послышалась трель дверного звонка. Я встал, вышел в прихожую, включил лампу на крыльце и увидел сквозь стекло с односторонней светопроводимостью знакомую призрачную фигуру. Я повернулся и сообщил:

— А вот и Крамер.

— Чего ему надо? — рявкнул Вулф. Это означало, что пришельца следовало впустить. Когда инспектору Крамеру из южного отдела по расследованию убийств надо по какой-либо причине или вовсе без причины дать от ворот поворот, Вулф просто злобно шипит: «Нет!» Когда инспектора следует впустить, но хорошенько помариновать по какой-либо причине или вовсе без причины, Вулф говорит: «Я занят».

Крамер — тоже человек настроения. Когда я открываю дверь, он может либо переступить порог и чеканным шагом двинуться по просторной прихожей, даже не хмыкнув в знак приветствия, либо поздороваться со мной по-людски. Дважды он даже называл меня Арчи, но это были просто оговорки. В тот день он позволил мне принять у него пальто и шляпу, а когда я вошел в кабинет, инспектор сидел в красном кожаном кресле у края стола Вулфа. Правда, на спинку он так и не откинулся.

Кресло это довольно глубокое, а Крамер любит, когда его стопы крепко стоят на полу. Я ни разу не видел, чтобы он закидывал ногу на ногу.

Инспектор сообщил Вулфу, что заглянул совсем ненадолго и ему просто нужны кое-какие сведения. А Вулф хмыкнул.

— Что насчет того парня, который нынче утром приходил чистить вам ботинки? — спросил инспектор. — Петер Вассос. В котором часу он сюда заявился?

Вулф покачал головой.

— Вам ли не знать, мистер Крамер… Впрочем, вы знаете. Я отвечаю на вопросы лишь после того, как вы докажете мне, что они имеют отношение к вашим служебным обязанностям и что я обязан ответить на них, да и тогда я оставляю за собой право сохранить кое-что в тайне.

— Да, да, — Крамер стиснул зубы и сосчитал до трех. — В этом весь вы. Усложняете самое простое дело. Я расследую возможное убийство, которое вполне мог совершить Петер Вассос. Если это — дело его рук, значит, потом он сразу же пришел сюда. Я знаю, что он уже три с лишним года ходит к вам чистить обувь, но сегодня Вассос явился слишком рано. Меня интересует, что он вам наговорил. Мне нет нужды напоминать вам, что вы — частный сыщик с лицензией, а не поверенный, и все, что вам говорят, не может составлять тайны. В котором часу нынче утром пришел Вассос и что он вам сказал?

Вулф вздернул брови.

— Вы ничего не доказали. «Мог совершить» — этого недостаточно. Человек вполне способен выпасть из окна и без посторонней помощи.

— Этому помогли. Я почти уверен. На его столе лежала отполированная коряга, здоровенная и твердая как камень. Ее кто-то вытер. На такой штуковине наверняка остались бы отпечатки, пусть и нечеткие. Но их нет. Корягу вытерли. А на затылке жертвы, у основания черепа — след сильного удара гладким круглым предметом. Там, куда упал Эшби, ничего гладкого и круглого нет. На стене здания — тоже нет. Пока мы держим это в тайне, но утром обнародуем.

Вулф состроил удивленную мину.

— Вот и ваше второе «может быть». Допустим, кто-то ударил жертву этой штуковиной, а потом выпихнул из окна. Но этого не мог сделать мистер Вас-сос, судя по его изложению событий. Одна дама, некая мисс Кокс, видела, как он входил в кабинет мистера Эшби, а через несколько секунд, никого не застав, выглянул из окна и лицезрел собравшуюся внизу толпу. Если мисс Кокс способна назвать время с точностью до…

— Способна. И назвала. Но Вассос мог прийти и раньше, а потом вернуться через другую дверь, прямо из внешнего коридора. Эта дверь на замке, но Вассос мог постучаться, а Эшби — впустить его. Вассос ударил Эшби корягой, убил его или оглушил, подтащил волоком или поднес на руках к окну и выбросил наружу, ушел через ту же дверь, прошагал по коридору, заглянул в приемную, поболтал с мисс Кокс, отправился в кабинет Мерсера, надраил ему туфли, пошел к Бушу и не пожалел ваксы на его башмаки, по внутреннему коридору вернулся к Эшби, снова перекинувшись словечком с мисс Кокс, то ли выглянул, то ли не выглянул из окна, ушел внешним коридором, спустился на лифте и покинул здание, потом решил на всякий случай поговорить с вами и явился сюда. Что он вам сказал?

Вулф глубоко вздохнул.

— Ладно, я не стану делать вид, будто все это меня не волнует. Помимо того, что мы с мистером Вассосом много раз вели приятные беседы, он еще и замечательный чистильщик обуви, который исправно посещает нас. Найти ему замену будет непросто. Поэтому я раскрою карты. Арчи, дай мистеру Крамеру полный отчет, слово в слово.

Так я и сделал. Это было проще, чем пересказывать Вулфу многочисленные пространные и замысловатые диалоги, которые мне приходилось запоминать на протяжении долгих лет. Говоря, я достал записную книжку, ручку и по ходу дела вел стенограмму, чтобы избежать неточностей. А вдруг Крамер потом потребует перепечатать и подписать мой доклад?

Я смотрел в книжку и не мог видеть лица Крамера, но, разумеется, взгляд его колючих серых глаз был прикован ко мне и выискивал малейшие признаки неуверенности и экивоков. Когда я закончил, поведав о том, как Пит ушел от нас, и бросил книжку на свой стол, инспектор посмотрел на Вулфа.

— Вы советовали ему незамедлительно вернуться туда?

— Да. У мистера Гудвина лучшая в мире память.

— Это мне известно. Но и забывать он большой умелец. Вассос не вернулся. Он отправился домой, где мы его и застали. Его рассказ о разговоре с вами не противоречит словам Гудвина, но Вассос кое-что упустил, или Гудвин добавил отсебятинки. Вассос не упомянул, что кого-то видел и сообщил об этом вам.

— Этого не было. Вы сами слышали. Он сказал: «Что будет, если я сообщу легавому, что кого-то видел?»

— Ну-ну. Например, хорошо будет или плохо, если он скажет легавому, что видел, как кто-то входит в кабинет Эшби через дверь из коридора. Что-нибудь в этом роде?

— Фу. Можете сколько угодно строить предположения, но не ждите от меня их оценок. Я заинтересован в деле и сказал вам об этом. Потеря мистера Вассоса создаст серьезные неудобства. Если он действительно убил того человека, присяжные захотят знать почему. Я тоже.

— Мы еще не готовы идти в суд присяжных. — Крамер встал. — Но у нас есть неплохие догадки по поводу мотива. Допустим, Гудвин изложил все, что сказал сегодня Вассос, хотя я в это не верю. Но как насчет других дней? Что Вассос говорил об Эшби?

— Ничего.

— Никогда не упоминал его имени?

— Нет. Арчи?

— Верно, — подтвердил я. — Сегодня — впервые.

— А что он когда-либо говорил о своей дочери?

— Ничего, — ответил Вулф.

— Вношу поправку, — подал голос я. — Пит никогда не говорил о личном. Мистер Вулф донимал его знаменитостями Древней Эллады. Но однажды, два с лишним года назад, в июне 1958, когда мистер Вулф грипповал и лежал в постели наверху, Пит сообщил мне, что его дочь окончила школу, и показал мне ее фотографию. Кабы не Древняя Греция, мы с Питом сошлись бы гораздо ближе.

— И с тех пор он больше не упоминал свою дочь?

— Нет, у него не было такой возможности.

— Что за чушь! Греция! Эллада! — Крамер взглянул на Вулфа. — Хотите знать, что я думаю? Вот что я думаю. Если вам известно, что Вассос убил Эшби из-за своей дочери и вы способны помочь нам изобличить его в этом, помогать вы все равно не станете. Но если вы способны помочь ему выкрутиться, то поможете. — Крамер постучал пальцем по столу Вулфа. — А все потому, господи-боже, что он будет приходить и драить ваши туфли, а вы — заливать ему про людей, о которых никто и слыхом никогда не слыхивал. В этом — весь вы. — Он метнул на меня взгляд, убийственный, как дротик. — И вы тоже.

С этими словами инспектор повернулся и чеканным шагом вышел вон.

А ровно через двадцать восемь часов, в половине одиннадцатого вечера во вторник, я пошел открывать дверь и увидел сквозь наше стекло маленькое, но исполненное решимости личико, обрамленное поднятым воротником коричневого шерстяного пальто и увенчанное какой-то диковинной коричневой штуковиной, которая заметно кренилась вправо. Когда я распахнул дверь, девушка на одном дыхании выпалила:

— Вы Арчи Гудвин я Элма Вассос!

День выдался спокойный и ничем не примечательный. Три трапезы. Между утренним и вечерним походами в оранжерею Вулф читал книгу и диктовал письма. Фриц хлопотал по дому и стряпал, я выполнял мелкие поручения. Мы еще не знали, придется ли мне заняться поисками нового чистильщика башмаков. Газеты писали, что полиция расценила смерть Эшби как насильственную, но обвинений никому не предъявила.

Около часа дня позвонил сержант Пэрли Стеббинс и спросил, не знаем ли мы, где Петер Вассос. Я ответил, что не знаем, и он бросил трубку, не дав мне возможности задать встречный вопрос. В начале пятого позвонил Лон Коэн из «Газетт» и предложил мне тысячу долларов за статью о Петере Вассосе. Выходило по доллару за слово. И посулил еще тысячу, если я раскрою ему местонахождение Вассоса. Я поблагодарил его, отклонил оба предложения и внес свое собственное: мой автограф в его альбоме, если он скажет мне, кто в убойном отделе или районной прокуратуре сообщил ему, что мы знаем Вассоса. Когда я сказал ему, что мы понятия не имеем, где Вассос, он произнес словцо, которое лучше не употреблять в телефонном разговоре.

Обычно я придерживаюсь правила: если Вулф в кабинете, не проводить туда никого без его разрешения, но в случае крайности иногда нарушаю его. А сейчас был самый настоящий крайний случай. Я болтал с Фрицем на кухне, Вулф был поглощен чтением, да и вообще он не приветствует появление в доме женщин. В половине одиннадцатого ночи он наверняка отказался бы принять девушку.

Но я-то видел ее перепуганное личико, а Вулф — нет. Да и вообще он уже третью неделю внаглую бездельничал, а в случае необходимости искать нового чистильщика башмаков предстоит мне, не ему. Поэтому я пригласил девочку войти, принял у нее пальто, отнес на вешалку, а затем сопроводил гостью в кабинет и сказал:

— Мисс Элма Вассос, дочь Пита.

Вулф закрыл книгу, соорудив закладку из пальца, и метнул на меня испепеляющий взгляд. Чтобы не упасть, Элма оперлась рукой о спинку красного кожаного кресла. Казалось, она вот-вот развалится на части. Я взял ее под руку и усадил в кресло. Вулф перевел зверский взгляд на Элму и увидел ее лицо. Не крупное, но и не слишком маленькое, оно имело одну особенность: вы не видели его черт — носа, рта, глаз, — а видели просто лицо. Как профессионал, я не раз давал описания лиц, но, если бы меня попросили описать лицо Элмы, я бы не знал, с чего начать. Я спросил, не хочет ли она выпить — воды или чего-нибудь покрепче, — но она отказалась.

Посмотрев на Вулфа, она сказала:

— Вы Ниро Вулф. Вам известно, что мой отец мертв? — Ей явно не хватало воздуха.

Вулф покачал головой, его губы разомкнулись и сомкнулись вновь. Он повернулся ко мне.

— Черт! Принеси чего-нибудь. Бренди, виски, чего угодно.

— Я не смогу проглотить, — сказала девушка. — Так вы не знали?

— Нет, — буркнул Вулф. — Когда? Как? Вы можете говорить?

— Наверное, да, — с сомнением ответила она. — Придется. Какие-то мальчишки нашли его у подножия утеса. Я ездила смотреть на него. Не туда, а в морг. — Она закусила губу, но лицо ее от этого не изменилось. Снова приоткрыла рот. — Говорят, он спрыгнул вниз и покончил с собой, но папа этого не делал, я точно знаю.

Вулф отодвинулся вместе с креслом от стола.

— Глубоко сочувствую вам, мисс Вассос. Оставляю вас с мистером Гудвином. Вы сообщите ему подробности. — И он пошел прочь, прихватив с собой книгу.

В этом был весь Вулф. Он решил, что Элма непременно впадет в истерику, а истеричек Вулф не просто не любил, он их не выносил. Но девушка схватила его за рукав и остановила.

— Нет, — взмолилась она. — Я должна рассказать вам. Отец считал вас великим человеком, самым великим на свете. Я должна рассказать вам.

Не так уж много найдется людей, которым неприятно, когда их называют самыми великими на свете, и Вулф не принадлежит к их числу. Целых пять секунд смотрел он на Элму, потом вернулся к своему креслу, сел, сунул в книгу закладку и отложил томик в сторону, потом угрюмо взглянул на девушку и спросил:

— Когда вы последний раз ели?

— Я не помню… Я не могу глотать.

— Ха! Когда?

— Поклевала немножко утром. Папа не вернулся домой, и…

Вулф повернулся, нажал кнопку, откинулся на спинку кресла, смежил веки и разомкнул их, лишь когда услышал шаги за дверью.

— Фриц, чаю с медом для мисс Вассос, поджаренного хлеба, творог и шоколадку.

Фриц молча удалился.

— Я правда не смогу, — сказала Элма.

— Сможете, если хотите, чтобы я вас слушал. Где этот утес?

Она не сразу сообразила, о чем речь, потом ответила:

— Где-то за городом. Кажется, мне говорили, но я…

— Когда нашли тело?

— Нынче днем, уже под вечер.

— Вы видели его в морге. Морг тоже за городом?

— Нет, папу привезли. Это недалеко отсюда. Когда я… Я пришла прямо оттуда.

— Кто вас сопровождал?

— Двое мужчин. Сыщики. Они назвали свои имена, но я забыла.

— Я имел в виду другое. Кто был с вами? Брат, сестра, мать?

— У меня нет ни братьев, ни сестер, а мама умерла десять лет назад.

— Когда вы последний раз видели отца живым?

— Вчера. Когда я вернулась с работы, его не было, а в шесть он пришел и сказал, что провел три часа в районной прокуратуре, где его расспрашивали о мистере Эшби. Вы знаете про мистера Эшби. Папа сказал, что говорил вам о нем, когда приходил сюда. Конечно, я уже все знала, ведь я там служу. То есть служила.

— Где?

— В конторе. В той компании, «Мерсерз-Боббинс».

— Ага. В какой должности?

— Я стенографистка. Просто стенографистка, не секретарь. В основном печатала на машинке, иногда писала письма под диктовку мистера Буша. Меня устроил туда папа, мистер Мерсер помог.

— Давно это было?

— Два года назад, когда я окончила школу.

— Значит, вы знали мистера Эшби.

— Да, немного знала.

— Вчера вечером ваш отец вернулся домой около шести часов. Что было потом?

— Ужин почти поспел. Мы поболтали, поели, еще немного поговорили. По его словам выходило, что и полиции, и вам он рассказал не все. Утром он собирался к вам, чтобы открыться и спросить, как ему быть. Он сказал, что вы самый великий человек и люди платят вам пятьдесят тысяч долларов только за то, чтобы вы посоветовали им, что делать. Он думал, вы дадите ему бесплатный совет и что глупо было бы не пойти к вам и не спросить. Он не сказал мне, в чем дело. А потом пришла моя подруга, и мы отправились в кино. Когда я вернулась домой, папы не было, а на столе лежала записка, в которой говорилось, что он может припоздниться. Один из сыщиков хотел забрать ее у меня, но я не отдала. Она у меня в сумочке, могу показать.

Вулф покачал головой.

— В этом нет нужды. А ваш отец не упоминал о намерении уйти из дома до вашего собственного ухода?

— Нет, хотя обычно говорил. Мы всегда загодя сообщали друг другу о наших намерениях.

— И он даже намеком… Очень хорошо, Фриц.

Фриц подошел к красному кожаному креслу, поставил поднос на маленький столик, за которым клиенты выписывали чеки, и протянул девушке салфетку, но она даже не подняла руку. Тогда Вулф сказал:

— Я буду слушать вас дальше только после того, как вы поедите, мисс Вассос.

Он взял книгу, раскрыл на заложенной странице и вместе с креслом повернулся спиной к девушке. Только тогда она взяла салфетку, а Фриц вышел. Я мог бы отвернуться к своему столу и сделать вид, будто чем-то занят, но тогда Элма видела бы мое отражение в большом зеркале, которое висело на стене за моим столом. Оно дает мне возможность наблюдать за дверью в коридор. Да и я видел бы отражение Элмы. Поэтому я отправился на кухню.

Фриц возился с тостером, накрывая его крышкой. Я достал из холодильника молоко и сказал:

— Это дочь Пита Вассоса. Придется мне искать нового чистильщика. Пит мертв.

— Правда? — Фриц обернулся. — Упокой, Господь, его душу. — Он покачал головой. — Слишком молоденькая. Значит, она не клиентка?

— Во всяком случае, счет ей не пошлешь. — Я налил себе молока. — Но, как ты знаешь, Вулф не взял бы и платежеспособного клиента, даже если бы тот вполз на крыльцо на коленях. Сейчас декабрь, и скоро — расчеты по налогам, а у него были такие заработки, что больше брать деньги нельзя. Если она попросит его о помощи, а он откажет, я возьму отпуск за свой счет и займусь ее делом. Ты видел ее лицо.

Фриц хмыкнул.

— Надо бы предостеречь ее относительно тебя.

— Конечно. Это первое, что я сделаю.

Я не глотаю молоко единым духом. Одолев полстакана, я на цыпочках подобрался к двери кабинета. Вулф по-прежнему сидел спиной к Элме, которая мазала кусочек тоста повидлом. Я неторопливо допил молоко и отнес стакан на кухню, а когда вернулся, Вулф уже сидел лицом к девушке и книга лежала на столе, а Элма что-то говорила. Я вошел и прошагал к своему столу.

— …и прежде он этого никогда не делал, — рассказывала она Вулфу. — Я подумала, что он пошел обратно в районную прокуратуру, и позвонила туда, но его там не было. Я позвонила двум друзьям папы, но они его не видели. Я, как обычно, пошла на работу. Он ходит в то здание каждое утро, и я рассказала мистеру Бушу, и он попытался разузнать, приходил ли папа. Никто его не видел. А потом пришел сыщик и засыпал меня вопросами, а уже после обеда другой сыщик отвез меня в районную прокуратуру, и я…

— Мисс Вассос, — резко проговорил Вулф. — Позвольте заметить. Вы подкрепились, хотя и совсем немного, и, похоже, пришли в себя. Вы пожелали рассказать все мне, и я не хотел бы быть невежливым с дочерью вашего отца, но все эти подробности несущественны. Дайте мне краткие ответы на несколько вопросов. Вы сказали, они думают, что ваш отец покончил с собой, бросившись со скалы. Кто такие эти «они»?

— Полиция. Сыщики.

— Откуда вы знаете, что они так думают?

— Из их слов. Из того, что они говорили. Из их вопросов ко мне. Они думают, что папа убил мистера Эшби, и он знал, что они распутывают дело, вот и наложил на себя руки.

— Они считают, что знают причину, по которой он убил мистера Эшби?

— Да. Потому что папа узнал, что мистер Эшби соблазнил меня.

Я вскинул брови. Едва ли можно было выразиться более кратко. Судя по выражению лица девушки, ей даже в голову не приходило, что она сказала нечто необыкновенное. А судя по выражению лица Вулфа, он не услышал ничего необыкновенного.

— Откуда вам это известно? — спросил он.

— Они так говорили нынче днем в районной прокуратуре. Так и сказали: «соблазнил».

— А сами-то вы знали, что вашему отцу известно, как мистер Эшби поступил с вами?

— Разумеется, нет, потому что папа ни до чего не дознавался. Он бы не поверил в такое, даже если бы мистер Эшби сам ему сказал. Или если бы я вдруг сбрендила и сказала ему. Он бы знал, что это не так. Папа знал меня.

Вулф нахмурился.

— То есть думал, что знал?

— Нет, действительно знал. Конечно, он не предполагал, что меня невозможно соблазнить: наверное, соблазнить можно любую девушку, если как следует вскружить ей голову. Но папа знал: если меня соблазнят, я скажу ему об этом. И еще он знал, что меня не сможет соблазнить мистер Эшби или кто-то из ему подобных. Папа знал меня.

— Давайте проясним этот вопрос. Вы утверждаете, что мистер Эшби не соблазнил вас?

— Да, разумеется.

— Но пытался?

Элма замялась.

— Нет, — сказала она и призадумалась. — Он трижды приглашал меня на обед и в театры. Последний раз — почти год назад. С тех пор он несколько раз звал меня, но я не ходила, потому что поняла, какой он человек, и он мне не нравился.

Вулф перестал хмурить брови.

— Тогда почему полицейские думают, что он соблазнил вас?

— Не знаю. Наверное, кто-то наврал им про мистера Эшби и меня. Судя по их словам.

— Кто? Они называли какие-нибудь имена?

— Нет.

— Вы знаете, кто это? Можете догадаться?

— Нет.

Вулф покосился на меня.

— Арчи.

Этого следовало ожидать. Это уже набило оскомину. Вулф делает вид, будто ничего не знает о женщинах, в то время как я знаю о них все, и просит меня сказать ему, соблазнил Дэниз Эшби Элму Вассос или не соблазнил. Какого черта? Я не под присягой, и у меня есть свое мнение. Я сказал:

— Легавые работают по уставу, а не по соннику. Вероятно, она права, и кто-то скормил им сказочку. Тридцать шансов против одного.

— Ты ей веришь.

— Верю? Ну, скажем, двадцать шансов против одного.

Элма медленно повернула голову и в упор посмотрела на меня.

— Спасибо, мистер Гудвин, — проговорила она и снова повернулась к Вулфу.

Он с прищуром смотрел на нее.

— Так. Допустим, вы вели себя скромно. Что теперь? Вы говорили, что должны рассказать все мне, и я вас выслушал. Ваш отец мертв. Я ценил его и не пожалел бы сил, чтобы воскресить, будь это возможно. Но чего вы от меня ждете, кроме сочувствия, которым уже заручились?

— Ну… — Элма даже удивилась, — я подумала, разве не очевидно, что они собираются делать? То есть ничего не собираются. Если они считают, что папа убил мистера Эшби из-за меня, а потом покончил с собой, что они могут сделать? Значит, с их точки зрения, дело закрыто. Стало быть, действовать придется мне, но я не знаю, что предпринять, вот и пришла к вам, потому что папа говорил…

Она умолкла и прижала к губам растопыренные пальчики. Это было ее первое порывистое движение за весь вечер.

— Ой, — произнесла она сквозь пятерню и уронила руку на колени. — Ну, конечно, простите, пожалуйста.

Элма раскрыла большую коричневую кожаную сумку, запустила туда руку и что-то достала.

— Я должна была сделать это раньше. Папа так и не потратил деньги, которые вы ему платили. Вот они, все эти долларовые бумажки, полученные от вас. Он говорил, что в один прекрасный день употребит их на что-нибудь эдакое, особенное, но не сказал, на что именно. Он говорил… — Она умолкла и впилась зубами в губу.

— Не смейте! — прошипел Вулф.

Элма кивнула.

— Да, я не буду… Я никогда их не пересчитывала, но тут, наверное, сотен пять долларов, ведь вы платили ему трижды в неделю три с лишним года. — Она встала, положила деньги на стол Вулфа и снова села. — Конечно, для вас это — ничто, не пятьдесят тысяч, все-таки, поэтому получается, что я вроде как прошу о благотворительности. Но ведь это не ради меня, а ради папы, и, к тому же, в итоге выходит, что вам три с лишним года бесплатно чистили ботинки.

Вулф взглянул на меня. Не буду спорить, это я впустил Элму в дом. Но, судя по взгляду Вулфа, я также убил Эшби и Пита, да еще склонил Элму к такому деловому предложению. Я посмотрел на него и склонил голову набок, а Вулф вперил взор в девушку.

— Мисс Вассос, вы просите меня доказать невиновность вашего отца и вашу собственную непорочность. Я правильно понимаю?

— Моя непорочность не имеет значения. То есть дело не в ней.

— Важна невиновность вашего отца.

— Да, да!

Вулф указал пальцем на стопку долларов, перехваченную резинкой.

— Заберите ваши деньги. Вы правильно сказали: это — не гонорар за такую работу, и, если мне достанет донкихотства взяться за нее, подмазывать шестеренки не надо. Я ничего не обещаю. Если бы мне пришлось давать ответ немедленно, он был бы отрицательным. Сейчас полночь, пора спать, я утомлен. Я отвечу вам утром. Вы заночуете здесь, у нас есть свободная спальня, вполне подходящая и удобная.

Он отодвинулся от стола и поднялся.

— Но у меня нет никаких принадлежностей…

— У вас есть ваша кожа, — Вулф хмуро посмотрел на Элму. — Давайте допустим, что домыслы полицейских верны, что мистер Эшби действительно соблазнил вас, ваш отец дознался, убил его, а затем, боясь разоблачения, покончил с собой. Под гнетом этих печальных фактов вы идете домой и ночуете в одиночестве. Что произойдет?

— Но это неправда! Он так не делал!

— Я же сказал: допустим. Допустим, что это правда. Как бы вы поступили?

— Ну… Убила бы себя. Да, конечно.

Вулф кивнул.

— Полагаю, что так. Но если сегодня или завтра вы умрете при обстоятельствах, наводящих на мысль о самоубийстве, полиция и все остальные утвердятся в своих предположениях. Убийце это известно, а поскольку его попытка представить смерть Эшби как самоубийство почти удалась, а попытка выдать за самоубийство гибель вашего отца удалась полностью, вполне вероятно, что он может совершить новое покушение.

Если он знаком с вами, ему известно, что вы не лишены присутствия духа. Вы доказали это, придя сюда. Значит, пока вы живы, вы для него — смертельная угроза. Итак, вы ночуете здесь. Я встречусь с вами не раньше одиннадцати утра, но мистер Гудвин в вашем распоряжении, и вы сообщите ему все подробности, которые могут оказаться полезными.

Если я решу помочь вам в память о вашем отце, мне понадобятся все сведения, которые только можно раздобыть. Не пытайтесь скрыть что-либо от мистера Гудвина, он очень тонко чувствует молодых привлекательных женщин. Доброй вам ночи. — Вулф повернулся ко мне. — Посмотри, все ли в порядке в южной комнате. Спокойной ночи.

И был таков.

Когда послышался скрежет смыкающихся створок лифта, наша клиентка сказала мне:

— Возьмите деньги, мистер Гудвин. Я не хочу… — Ее затрясло, она закрыла лицо руками. Слава Богу, что ей удавалось сдерживать слезы до ухода Великого Человека.

В среду утром, в 10.45, я сидел за своим столом и печатал. Когда без четверти восемь я постучался в дверь южной комнаты, расположенной над спальней Вулфа, Элма уже встала и успела одеться. Спала она, по ее словам, неплохо, хотя вид девушки говорил об обратном. Обычно я завтракаю на кухне, но на этот раз Фриц воспротивился и накрыл нам в столовой. Элма справилась и с апельсиновым соком, и с двумя лепешками, и с двумя ломтиками ветчины, и с двумя яйцами-пашот с чесноком, и с двумя чашками кофе. Затем мы прошли в кабинет, и почти час, с 8.40 до 9.30, я задавал вопросы, а Элма отвечала на них.

С тех пор как два года назад она пошла работать в «Мерсерз-Боббинс», помещение конторы увеличилось вдвое, а штат сотрудников — втрое. Причем речь идет только о правлении и отделе сбыта, расположенных на Восьмой авеню. Насколько разрослась фабрика компании в Нью-Джерси, Элма не знала, но предприятие было крупное. Считалось, что ростом своим фирма обязана способностям и стараниям одного-единственного человека, Дэниза Эшби, тремя годами ранее назначенного главой отдела сбыта и рекламы. Теперь фабрика выпускала не только нитки, но и еще два с лишним десятка изделий, используемых при производстве одежды.

Элма назвала и охарактеризовала с десяток штатных сотрудников фирмы. Вот некоторые образчики ее творчества.

Джон Мерсер, президент корпорации. В сентябре ему стукнуло 61, и вся контора гуляла на вечеринке, попивая пунш и поедая пирожные. Мерсер унаследовал дело от отца и, судя по всему, владел большей частью акций. Почти все рабочее время он проводил на фабрике, появляясь в нью-йоркской конторе лишь дважды в неделю.

Когда Мерсер сделал Эшби вице-президентом, поручив ему сбыт и рекламу, фирма была на грани краха. Работников Мерсер звал исключительно по именам, и они любили его, величая за глаза «Большой М». У Мерсера были дети и внуки, но Элма не знала сколько. Никто из потомков президента не работал в корпорации.

Эндрю Буш, секретарь корпорации и заведующий правлением. Тридцати с небольшим лет, холостяк. Еще год назад он служил рядовым счетоводом, но потом прежний управляющий скончался от старости, и Мерсер повысил Буша. Теперь у него был собственный кабинет, но три-четыре раза на дню Буш появлялся в общем зале и совершал обход письменных столов (в просторном общем зале трудились двадцать восемь девушек). Буш велел всем стенографисткам, которых вызывал к себе Эшби, сначала заглядывать к нему в кабинет и докладываться. Поэтому за глаза Буша величали Рыцарем.

Филип Горан, коммивояжер, тридцать пять лет, женат, отец двоих или троих детей. Я включил его в список, потому что он: (а) редко появлялся в конторе раньше четырех часов дня, но в понедельник утром одна девушка видела его там, (б) он рассчитывал получить должность, на которую Мерсер назначил Эшби, и очень разозлился, (в) он просил одну сотрудницу, проработавшую в фирме столько же, сколько сам Горан, выяснить, что происходит между Эшби и Элмой Вассос, причем просил неоднократно.

Фрэнсес Кокс, секретарь. По словам Эммы, ей было тридцать лет, значит, на самом деле, вероятно, лет двадцать семь — двадцать восемь. Уж кое-что я о женщинах знаю. Ее я включил в список потому, что если она видела, как Пит входил в кабинет Эшби, то могла видеть и кого-то еще. Как знать, вдруг эти сведения пригодятся.

Дэниз Эшби, покойник. Год назад он сказал Элме, что ему тридцать восемь лет. В фирме работал давно, в должности товароведа (Элма не знала, сколько именно). Плюгавый, страшненький. Когда я попросил Элму назвать животное, которое напоминал ей Эшби, она тотчас сказала: обезьяна. При жизни Эшби проводил половину рабочего времени вне конторы, занимаясь рекламой.

Секретарши у него не было. Если он нуждался в стенографистке, то звал девушку из общего зала, а встречи назначал сам с помощью Фрэнсес Кокс. Полки в его кабинете были забиты папками. Девушки называли его Опасным Типом и, похоже, не в шутку. Элма не знала, совратил ли он кого-нибудь, но слухов о его приключениях ходило немало.

Джоан Эшби, вдовушка. В список она попала потому, что вдова убитого человека включается туда в обязательном порядке. Когда-то она работала в «Мерсерз-Боббинс», но уволилась, выйдя замуж за Эшби. Это было еще до прихода в фирму Элмы. Девушка никогда не видела Джоан и почти ничего о ней не знала. Как-то в ресторане Эшби посетовал, что его брак был ошибкой, и сообщил, что уговаривает супругу дать ему развод.

Элма Вассос. Когда я спросил, почему она ходила по ресторанам и театрам с женатым мужчиной, Элма ответила: «Я сказала папе, что он меня приглашает, и папа велел идти. Он говорил, что девочек очень интригуют женатые мужчины, что они хотят общаться с такими и общаются. А посему мне стоит сходить, узнать, каково это, и угомониться. Ведь папа меня знал».

В понедельник утром Элма была в кабинете Буша с 9.40 до 10.15 и писала под диктовку, а потом сидела с остальными в общем зале. Примерно в половине двенадцатого пришел Джон Мерсер с каким-то незнакомым человеком и созвал всех. Незнакомец спросил, не был ли кто из девочек в кабинете Эшби тем утром, не видели ли они кого-нибудь входящим или выходящим. Все ответили отрицательно, и тогда Мерсер рассказал им, что случилось.

Даже при всем моем обостренном понимании молодых миловидных женщин я не заподозрил Элму в недомолвках. Разве что в самом конце, когда я спросил, кто, по ее мнению, наговорил полицейским о ней и Эшби. Она не смогла назвать ни одного имени, даже наобум. Я сказал ей, что это нелепо: любой мужчина и любая женщина, облитые грязью, непременно догадываются, кто виновник. Ну да делать нечего. Если Элму ненавидел кто-то из своих, она не знала, кто это был. Разве что Эшби. Но Эшби мертв.

В 10.45 я сидел за столом и печатал эту часть протокола. Я почти закончил, когда зазвонил внутренний телефон, и я, повернувшись, снял трубку. Нечасто Вулф отвлекается от своих орхидей, чтобы позвонить мне. Завтракает он у себя в спальне, после чего поднимается прямиком в оранжерею. Сегодня мы еще не виделись, поэтому я пожелал ему доброго утра.

— Доброе утро. Чем занят?

— Печатаю свой диалог с мисс Вассос. В общих чертах, не слово в слово. Почти закончил.

— Ну, и что?

— Ничего потрясающего. Есть кое-какие полезные фактики. Что до моей веры ей, то теперь соотношение пятьдесят к одному.

Вулф хмыкнул.

— А то и больше. Что могло заставить ее прийти ко мне с этой историей, если она не правдива? Черт возьми. Где она?

— В спальне. На работу она, разумеется, не пойдет.

— Она поела? Гостя, желанного или нежеланного, нельзя морить голодом.

— Не уморим. Она завтракала. И звонила в районную прокуратуру, спрашивала, когда можно забрать тело отца.

— Статья в «Таймс» подтверждает ее предположение: полиция считает, что ее отец убил Эшби и покончил с собой. Подробностей, разумеется, нет. Ты читал эту статью?

— Да, и она тоже.

— Но «Таймс» может ошибаться, а уж девушка — и подавно. Возможно, мистер Крамер хитрит. Если так, тебе придется доподлинно это выяснить.

— Может, Лон Коэн что-то знает.

— Нет, Дон не годится. Немедленно отправляйся к мистеру Крамеру.

— Если он темнит, я от него толку не добьюсь.

— Добьешься, только будь порасторопнее. Ум плюс опыт.

— Да, воистину, я такой. Допечатаю и пойду. Через пять минут отчет будет у вас в ящике стола, — и я положил трубку, не дав ему произнести больше ни слова.

На самом деле мне понадобилось три минуты. Первый экземпляр я сунул в ящик стола Вулфа, второй — в свой стол, потом заглянул на кухню и сообщил Фрицу, что ухожу, снял с вешалки в прихожей пальто и пустился в путь. Неблизкий, надо сказать. Чтобы добраться от нашего дома до южного отдела по расследованию убийств, надо изрядно поработать ногами. Но на ходу мне не думается, а я хотел выработать план действий, поэтому отправился на Девятую авеню и остановил такси.

Легавый за конторкой не принадлежал к числу моих любимых городских служащих. Он заявил, что Крамер занят, но лейтенант Роуклифф может уделить мне минуту своего времени. Я поблагодарил, отказался и сел ждать. Почти в полдень меня провели по коридору к кабинету Крамера, где я застал инспектора стоящим в торце стола. Когда я вошел, Крамер желчно прошипел:

— Итак, ваш клиент приобрел билет в один конец. Хотите полюбоваться им?

Составление планов редко помогает делу. Многое зависит от того, кто их составляет. Крамер пребывал в таком расположении духа, что дружелюбный тон не возымел бы действия, поэтому я нагло изрек:

— Чепуха. Если вы о Вассосе, то он был чистильщиком башмаков, а не клиентом. Вы должник мистера Вулфа, и он хочет получить долг. Прошлую ночь Элма Вассос провела в его доме.

— Охотно верю. В вашей спальне.

— Нет. Она пришла и скормила ему сказочку, будто ее жизнь в опасности. Убийца Эшби и ее отца собирается убить и Элму. А в утренней газете — совсем другая история. Прямо не говорится, но подразумевается, что Вассос убил Эшби, а когда вы начали наступать ему на пятки, нашел скалу и спрыгнул с нее.

Итак, вы знали все это в понедельник, когда пришли к мистеру Вулфу, знали об Эшби и Элме Вассос. Почему вы ничего не сказали? Мы бы не впустили ее в дом вчера вечером. Значит, вы — должник Вулфа. Выпроваживая Элму, он обратится к ней с небольшой речью и захочет узнать, кто напел вам про нее и Эшби. Мы не будем на вас ссылаться.

Крамер запрокинул голову и рассмеялся. Негромко и не от души, просто «ха-ха!». А потом протянул руку и коснулся указательным пальцем моей груди.

— Ночевала у Вулфа? Чудесно! Хотелось бы и мне послушать его речь. Как он обзовет эту девку? Не проституткой и не шлюхой. Придумает какое-нибудь мудреное словечко. Убирайтесь вон, Гудвин.

— Он хочет знать…

— Ой, да полно вам.

— Но, черт возьми…

— Вон отсюда.

Я убрался восвояси, а поскольку размышлять было не о чем, отправился на Тридцать пятую улицу пешком. Вулф сидел за столом с книгой Ширера «Возвышение и упадок третьего рейха». На подносе стояли бутылка пива и стакан, рядом покоилось мое изложение беседы с Элмой. Я уселся за свой стол и дождался, пока Вулф дочитает абзац.

— Придется ее выгнать, — сказал я. — Но это — ваша забота. Я бы предпочел на ней жениться и помочь ей исправиться, но тогда Крамер отнимет у меня лицензию. Пересказать вам наш разговор?

Вулф ответил «да», и я пересказал, добавив в заключение:

— Как видите, никакой расторопности не понадобилось. С меня хватило его первой фразы: «Итак, ваш клиент приобрел билет в один конец». Он не хитрит. Не сердитесь на него за смех, ведь он уверен, что у вас в гостях шлюха. И за то, что он отказался…

— Замолчи.

Я откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. Целых пять секунд Вулф испепелял меня взглядом, потом закрыл глаза, а мгновение спустя опять открыл.

— Безнадежное дело, — процедил он сквозь зубы.

— Да, сэр, — согласился я. — Может, мне нарядиться чистильщиком обуви, взять ящик Пита и…

— Замолчи! Я хотел сказать, что это невыносимо. Ни в коем случае нельзя позволять мистеру Крамеру глумиться… — Он отложил книгу, забыв о закладке, чего с ним никогда не бывало. — Положение безвыходное. В конце концов, я сам могу чистить свои башмаки. Я обдумывал это, когда прочел твой отчет. Ну, что ж, свяжись с мистером Паркером.

Мне не понадобилось лезть в книжку, я знал номер адвоката Натаниела Паркера наизусть. Сняв трубку, я набрал его, связался с Паркером и передал трубку Вулфу.

— Доброе утро, сэр, вернее, добрый день. Вы мне нужны. Я намерен посоветовать одной молодой женщине, обратившейся ко мне за помощью, вчинить судебный иск некой корпорации и пяти или шести частным лицам. Возмещение ущерба. Скажем, по миллиону с каждого за порочащие честь и достоинство заявления. Злословие, а не клевета, поскольку заявления были сделаны устно и не публиковались. Девушка в моем доме. Вы могли бы приехать? Нет, после обеда. В три часа? Очень хорошо, буду вас ждать.

Вулф положил трубку и повернулся ко мне.

— Надо оставить ее здесь. Отправляйся с Элмой к ней домой, пусть возьмет все, что нужно… Да не сейчас, позже. Мистер Крамер рассчитывает, что я выгоню ее, так? Хо-хо! Да она и суток не проживет. Попроси Фрица отнести обед в ее комнату. Я не хочу грубить гостье за столом, а держать себя в руках непросто, в итоге моя трапеза будет испорчена.

Однажды я спросил Паркера, сколько книг хранится в его кабинете, и он ответил, что около семисот. Тогда я поинтересовался, сколько учебников права издано на английском языке. Паркер сказал, что тысяч десять. Надо полагать, что заказывать адвокату судебный иск так же, как заказываешь портному костюм, все же нельзя. Хотя, с другой стороны, судебные иски — его работа.

Паркер явился ровно в три часа, и они с Вулфом едва успели обсудить дело, потому что в четыре Вулф отправлялся на послеполуденное свидание с орхидеями. Без трех минут четыре Вулф поднялся и сказал:

— Значит, завтра, и как можно раньше. Начнете действовать, как только Арчи позвонит вам и сообщит, что объяснил все мисс Вассос.

Паркер покачал головой.

— Ну и методы у вас. Вы действительно ничего ей не сказали?

— Это было бы бессмысленно. Сначала я должен был выяснить, прочны ли ее позиции.

Вулф отправился в прихожую, чтобы подняться на лифте в оранжерею. Паркер пошел с ним, а я увязался следом, чтобы подать адвокату пальто и выпроводить его из дома. Затем я поднялся на второй этаж, постучался в дверь южной комнаты и, услышав тихое «войдите», воспользовался этим приглашением. Элма сидела на краешке кровати и теребила свои локоны.

— Кажется, я задремала, — сказала она. — Который час?

Я бы с удовольствием помог ей управиться с волосами. Думаю, это сделал бы любой мужчина. Волосы были красивые.

— Четыре пополудни, — ответил я. — Фриц говорит, вы одолели только две его оладьи по-креольски. Вы не любите креветки?

— Очень сожалею. Он меня недолюбливает, и я его не виню. Я причиняю столько неудобств. — Она глубоко вздохнула.

— Дело не в этом. Просто он подозревает каждую входящую сюда женщину в стремлении захватить власть в доме. — Я придвинул стул и сел. — Кое-что случилось. Я ходил к одному легавому, инспектору Крамеру. Вы правы: они думают, что ваш отец убил Эшби и покончил с собой. Отныне вы — клиентка мистера Вулфа. Стопка долларов, лежащая в сейфе, по-прежнему принадлежит вам, но один доллар я взял в качестве задатка. Вы не возражаете?

— Разумеется, нет. Возьмите все. Я понимаю, это ничто…

— Прекратите. Такие деньги для Вулфа не стимул. И не благодарите его. Он скорее откажется от обеда, чем позволит кому-то посчитать себя мягкотелым добряком, готовым бесплатно шевельнуть пальцем ради блага ближнего. Даже и не намекайте на такое. Дело в том, что Крамер поглумился над ним, высмеял его слово, и теперь Вулф хочет посрамить Крамера. Надо признать, это желание — главное, что им движет. Значит, Вулфу надо доказать, что ваш отец не убивал Эшби, а единственный способ сделать это — найти настоящего убийцу.

Вопрос в том, как. Он бы послал меня в то здание, чтобы изучить место преступления, поговорить с людьми, пригласить кого-то из них сюда, поскольку сам Вулф никогда не выходит из дома по делам. Но даже от меня он не ждет невозможного. Меня просто выгонят взашей, и сюда никто не придет. Значит, он должен…

— Некоторые девочки могли бы прийти. И мистер Буш тоже.

— Этого недостаточно. Надо, чтобы пришли те, кто не хочет приходить. Стало быть, Вулф должен взорвать бомбу. Вы вчините шесть судебных исков о возмещении морального ущерба, каждый на миллион долларов. Клевета. Вулф хотел, чтобы вы подали в суд и на корпорацию, но адвокат запретил. Сейчас он готовит бумаги и начнет действовать, как только вы позвоните ему. Это Натаниел Паркер, замечательный законник.

Мы не ждем, что какой-либо из этих исков действительно попадет в суд и вы что-то получите. Идея состоит в другом. Мы поднимем волну. Вы хотите с кем-то посоветоваться, прежде чем дадите Паркеру сигнал? Знакомы с каким-нибудь правоведом?

— Нет, — она сжала пальцы в кулак. — Разумеется, я сделаю все, что велит мистер Вулф. Кто эти шестеро?

— Джон Мерсер, Эндрю Буш, Филип Горан, Фрэнсес Кокс, миссис Эшби и инспектор Крамер. Все, что Крамер говорит, находясь при исполнении служебных обязанностей, составляет тайну следствия, но он мог брякнуть что-нибудь репортеру, а мне заявил, или намекнул, что вы шлюха. Во всяком случае, он боится очутиться на свидетельском месте, где его приведут к присяге и спросят, кто рассказал ему о вас и Эшби. Даже если инспектора просто вызовут в суд, это уже доставит удовольствие мистеру Вулфу, да и вас позабавит. Но вы не слушаете меня.

— Слушаю. Но не думаю, что я… Нельзя ли обойтись без иска против мистера Буша?

— С какой стати?

— Я не думаю, чтобы он мог сказать обо мне нечто подобное. Уверена, он бы не стал.

— Вероятно, и другие ничего подобного не говорили. Наша цель — расшевелить их, заставить суетиться.

Элма кивнула.

— Да, я понимаю, но не хочу, чтобы мистер Буш думал, будто я думаю, что он мог оклеветать меня. Если вам нужно… Если мистеру Вулфу нужно поговорить с ним, я попрошу мистера Буша прийти и почти уверена, что он придет.

Я смерил ее взглядом.

— Похоже, сегодня утром вы кое о чем умолчали. Говоря о Буше, вы не упомянули, что он откликается на ваш свист.

— Я и сейчас этого не утверждаю! — возмутилась Элма. — Я говорю лишь, что он хороший человек, честный и не способный на такое!

— Вы часто встречались в неурочное время?

— Нет. После мистера Эшби я решила не встречаться с сослуживцами, ни с женатыми, ни с холостыми.

— Ладно, Буша исключим, но при условии, что вы приведете его, как только он нам понадобится. Если понадобится. — Я встал. — Давайте спустимся в кабинет, позвоним Паркеру, а потом заберем вещи, которые могут вам потребоваться, ибо вы остаетесь здесь на неопределенное время. Может быть, на двое суток, а возможно, и на два месяца. Когда мистер Вулф…

— Два месяца? Но я не смогу!

— Сможете. И в случае нужды останетесь. Если вас тоже убьют, мистер Вулф лишится почти всех шансов посрамить Крамера, а это навеки ввергнет его в печаль и, значит, он станет вовсе невыносим. Если вы хотите привести в порядок лицо и волосы, хотя, по-моему, они и так в порядке, я подожду вас в кабинете.

Пока я ждал ее, чтобы позвонить Паркеру (он не мог действовать, не услышав голоса своей клиентки и не убедившись в ее существовании), мне пришло в голову звякнуть Вулфу в оранжерею и спросить, хочет ли он видеть у нас Эндрю Буша в шесть часов. Но я решил не делать этого: Вулф наверняка настоял бы, чтобы Буш пришел вместе с остальными. Ведь я — мягкотелый добряк.

Элма спустилась вниз намного раньше, чем это сделала бы на ее месте любая другая девушка после дневного сна. Я набрал номер Паркера, сообщил ему, что все устроено, но Буша надо вычеркнуть из списка ответчиков, и передал трубку Элме. Паркер спросил, начинать ли ему действовать в ее интересах в соответствии с указаниями Вулфа, и Элма ответила «да». Вот и все. Я сказал ей, что должен позвонить еще в одно место, набрал номер «Газетт», соединился с Лоном Коэном и спросил его, остается ли в силе предложение написать за тысячу долларов статью о Пите Вассосе. Лон ответил, что сначала должен посмотреть статью.

— Нам недосуг заниматься писаниной, — сказал я ему. — Мы слишком заняты. Но, если хочешь получить кое-что задаром, знай, что его дочь, Элма Вассос, обратилась за помощью к знаменитому частному сыщику Ниро Вулфу и живет в его доме. Связаться с ней невозможно. По совету Вулфа она наняла знаменитого адвоката Натаниела Паркера, и он по ее поручению готовит судебные иски против Джона Мерсера, Филипа Горана, Фрэнсес Кокс, миссис Дэниз Эшби и инспектора Крамера из управления полиции Нью-Йорка. С каждого из них она требует миллион в возмещение ущерба, причиненного клеветой. Иски будут поданы завтра, возможно, ты успеешь тиснуть это в утреннем выпуске. Сообщаю эти сведения тебе одному по указанию мистера Вулфа. Мы сказали Паркеру, что ты, возможно, позвонишь и потребуешь подтверждения. Ты его получишь. Твой Арчи Гудвин. До встречи в суде.

— Погоди, погоди! Не можешь же ты просто взять да и…

— Извини, я занят. Перезванивать бессмысленно, я ухожу. Печатай. Заплатишь потом.

Я положил трубку и заглянул на кухню предупредить Фрица, что мы уходим. Когда я вернулся к вешалке, Элма уже надела пальто и шляпку. Жила она на юге, и мы отправились на Девятую авеню ловить такси. Ходить Элма умела. Когда идешь рядом с девушкой, сразу видно, захочется ли тебе потанцевать с ней. Девушке вовсе не обязательно шагать в ногу: она может просто не поспевать. Главное — чтобы поступь была непринужденной и девушка не липла к спутнику.

Еще одно примечательное обстоятельство: когда такси свернуло на Грэм-стрит и остановилось перед домом 314, Элма не стала извиняться за убожество здешних мест. Кроме того, в декабрьских сумерках все тут выглядело не так скверно, как при солнечном свете, но это — свойство любой улицы: в полумраке грязь кажется менее грязной. Парадному, в которое ввела меня Элма, не помешало бы внимание уборщицы. А когда девушка открыла ключом дверь на лестницу, я увидел, что и там такое же неряшество.

— Третий этаж, — сказала Элма и начала подниматься по ступенькам. Я пошел следом. Честно говоря, мне показалось, что девушка немного переигрывает. Уж могла бы сказать: «Когда я получила работу, то хотела переехать, но папа не согласился». Так, между делом. Но она не проронила ни слова.

На третьем этаже Элма пошла было по коридору в сторону заднего фасада здания, но, сделав два шага, остановилась и сказала:

— Что такое?.. В квартире горит свет.

Я взял ее за локоть и шепотом спросил:

— Какая квартира?

Элма указала направо, и я увидел пробивавшуюся из-под двери полоску света.

— Звонок есть? — прошептал я.

— Он сломан, — шепотом ответила Элма.

Я подошел к двери и постучался. Вскоре дверь открылась, и я увидел мужчину примерно моего роста, с широким плоским лицом и густыми всклокоченными русыми волосами.

— Добрый вечер, — сказал я.

— Где мисс Вассос? — спросил мужчина. — Вы из полиции? О, слава Богу!

Подошла Элма.

— Но вы… как вы… Это мистер Буш. Мистер Гудвин.

— Кажется, я… — Он умолк, очевидно, не очень представляя себе, как выглядит в наших глазах, и принялся переводить взгляд с Элмы на меня и обратно.

— Предлагаю честную сделку, — сказал я. — Вы рассказываете мне, зачем пришли сюда, и тогда я рассказываю вам, зачем пришел сюда. Я пришел, чтобы помочь мисс Вассос нести сумку с одеждой и принадлежностями. Мисс Вассос гостит в доме Ниро Вулфа на Тридцать пятой улице. Меня зовут Арчи Гудвин, и я работаю на Ниро Вулфа. Ваша очередь.

— Ниро Вулф? Тот самый сыщик?

— Совершенно верно.

Он повернулся к Элме.

— И вы гостите в его доме?

— Да.

— Вчера вечером и сегодня днем вы были там?

— Да.

— Зря не сообщили мне. Я только что прибыл сюда из конторы. И вчера вечером тоже приходил. Я боялся, что вы… Рад видеть, что… Я думал, что, может быть…

— Наверное, я должна была позвонить, — сказала Элма.

— Да, пожалуй. Тогда я, по крайней мере, знал бы…

Речь его мало чем напоминала рыцарскую. Или хотя бы речь управляющего конторой.

— Если не возражаете, — сказал я, — мисс Вассос хотела войдет и уложит вещи в сумку. Она наняла Ниро Вулфа для поисков убийцы Дэниза Эшби и останется в его доме, пока преступник не будет разоблачен. Разумеется, поскольку вы убеждены, что Эшби убит ее отцом, едва ли…

— Я вовсе не думаю, что ее отец убил Эшби.

— Не думаете? Тогда зачем вы сказали полиции, что он узнал о ее отношениях с соблазнителем Эшби?

Буш размахнулся и ударил меня. Метил он верно, но оказался слишком нерасторопным: я успел бы врезать ему, пока его рука была еще на замахе. Элма — и та оказалась проворнее и изловчилась втиснуться между нами. Тем не менее, Буш нанес свинг, ловко обойдя девушку. Вероятно, он попал бы в цель, если бы я подвинул голову дюймов на восемь влево и стоял истуканом. Но я ухватил его запястье, рванул вниз и вывернул. Прием был болевой, однако Буш даже не пискнул.

Элма повернулась ко мне и возмущенно произнесла:

— Я же говорила, что это не он!

— Это не я, — подтвердил Буш.

— Тогда кто? Вам это известно?

— Нет.

— Ладно, поедете с нами, поговорите с Ниро Вулфом. Заодно и сумку потащите. А если их будет две, возьмем каждый по одной. Ступайте, мисс Вассос, я не дам ему изувечить меня.

Элма протиснулась мимо Буша, а он осмотрел и ощупал свое запястье. Я сообщил ему, что оно может немного распухнуть. Буш повернулся и вошел в квартиру, я последовал за ним. Комната была и не тесная, и не просторная, очень чистенькая, с добротными креслами и красивыми однотонными коврами; в углу стоял телевизор, на полках — книги, на столике лежали журналы.

На верхней полке стояла обрамленная картинка, которая показалась мне знакомой. Я подошел поближе и вгляделся. Так и есть, Вулф на обложке журнала «Тик». Снимок годичной с небольшим давности. Я широко улыбнулся при мысли о том, каково будет сержанту Стеббинсу или какому-нибудь другому легавому из убойного отдела, который придет взглянуть на логово душегуба и увидит на почетном месте портрет Ниро Вулфа. Однажды я слышал, как Вулф цитировал чьи-то слова: «Нельзя быть героем в глазах своего слуги». По-видимому, Вулфу удалось стать героем для своего чистильщика обуви.

Когда Элма вышла из спальни с чемоданом и небольшой сумкой, Буш, уже успевший надеть пальто, принял у нее ношу. Я посмотрел на часы. Было без пяти шесть. Когда мы приедем, Вулф уже спустится из оранжереи.

— Давайте один баул, — сказал я. — Не перегружайте запястье.

— Запястье в порядке, — ответил Буш, стараясь не стискивать зубы.

Настоящий герой.

Самообладания тоже может оказаться в избытке. В тот день я должен был подать заявление об уходе (уже в сорок третий раз), когда Вулф сердито зыркнул на меня и сказал:

— Я не стану с ним встречаться.

Ребячество в присутствии клиента непростительно. Оставив Буша в приемной, мы с Элмой вошли в кабинет, и я объяснил Вулфу, почему попросил Паркера вычеркнуть Буша из списка ответчиков, затем рассказал о случившемся на Грэм-стрит, сообщил, что, уходя оттуда, я поговорил с консьержем, и тот подтвердил, что впустил Буша в квартиру Вассосов. Затем я спросил, желает ли Вулф говорить с Бушем в присутствии Элмы, и услышал в ответ: «Я не стану с ним встречаться». Все, приехали.

Вулф знал, что ему придется встретиться с целой оравой, он платил законнику за трюк, который заставит этих людей прийти к нам, но завтра. А нынче было сегодня, и он читал книгу, а я не позвонил и не предупредил, что везу Буша. Мне следовало бы повернуться и уйти, но неподалеку была Элма, поэтому я сказал:

— Буша можно устроить в моей комнате, я переночую тут, на кушетке.

Вулф прищурился и смерил меня взглядом. Он понимал, что я говорю на полном серьезе и не отступлю, что он напортачил, начав эту бодягу в присутствии третьего лица. Но если бы я просто молчал и пялился на него, дело кончилось бы либо моим увольнением, либо уходом по собственному желанию, поэтому я встал, сказал, что отнесу пожитки мисс Вассос в ее комнату; выходя из кабинета, покачал головой и таким образом сообщил Элме об отрицательном результате, подхватил в прихожей чемодан и сумку, поднялся на второй этаж, доставил вещи в южную комнату, вернулся на лестничную площадку, остановился и прислушался.

Так Вулфу было проще. Будь я с ним, он ничего не смог бы сделать. Но в мое отсутствие ему достаточно было спросить Элму, считает ли она, что его разговор с Бушем поможет делу. И он спросил. Я слышал голоса, хоть и не мог разобрать слова. Это продолжалось три минуты, затем наступила тишина, а когда голоса зазвучали вновь (в том числе и голос Буша), я спустился вниз.

Входя в кабинет и шествуя к своему столу, я, разумеется, смотрел прямо перед собой. Мне пришлось обогнуть одно из желтых кресел, занятое Бушем и придвинутое вплотную к столу Вулфа. Вулф тем временем вещал:

— …и я намерен это сделать. Я не обязан отчитываться, что мне за интерес в этой истории. Можете считать, что мною движет раздражение. Мистер Вассос никогда не подводил меня и содержал мою обувь в порядке. Найти ему замену будет непросто, и тот, кто лишил меня его услуг, горько пожалеет о содеянном. Раз уж вы здесь, давайте поговорим о вас. Мистер Гудвин и мисс Вассос застали вас в ее квартире, и вы выразили тревогу за мисс Вассос. Это подлинная тревога или напускная?

Буш сидел прямо и неподвижно, положив руки на колени.

— Я тоже не обязан отчитываться перед вами, — заявил он гораздо громче, чем того требовали обстоятельства. — Откуда мне знать, что вы задумали?

— Вы и не знаете. Но узнаете. Не буду с вами препираться. Ступайте. Вы еще вернетесь.

Я стиснул зубы. Все-таки он решил провернуть свой трюк. Он выпроваживал Буша, используя уловку, которая вынуждала меня молчать. Будь поблизости какой-нибудь утес, я бы столкнул Вулфа с его верхушки. Но трюк не прошел. Буш взглянул на Элму, сидевшую в красном кожаном кресле. При этом он повернул голову, и я не видел его лица, но, наверное, на нем был немой вопрос. Во всяком случае, Элма ответила:

— Он сделает то, что обещал, мистер Буш. Он намерен выставить на посмешище инспектора по имени Крамер. Если он хочет, чтобы вы ему что-то рассказали, и если вы хотите…

— Хочу. Вы станете моей женой?

Элма лишилась дара речи.

— Очень толково, мистер Буш, — прорычал Вулф, уже уразумевший, что его уловка не сработает. — Великолепный ход, мгновенно и неопровержимо доказывающий, что ваша тревога непритворна. Итак, вы не верите, что мистер Эшби соблазнил мисс Вассос?

— Нет. Я знаю, что этого не было.

— Вы сказали мистеру Гудвину, что не знаете, кто оговорил ее в полиции.

— Не знаю.

— Но вам было известно, что кто-то это сделал.

— Не то чтобы известно. Я знал или подозревал, что полицейские держатся такого мнения. Судя по вопросам, которые они мне задавали.

— Именно поэтому вы так встревожились за мисс Вассос, что отправились к ней домой вчера вечером и уговорили консьержа впустить вас в квартиру, а сегодня сделали то же самое?

— Отчасти да, хотя я поступил бы так в любом случае. Вчера она волновалась, потому что ее отец не вернулся домой, и я пытался выяснить, в конторе ли он. Затем стало известно, что он мертв, нашли его тело. Я позвонил Элме домой, никто не ответил, и я отправился туда. Сегодня от нее тоже не было вестей, полиция не знала, где она, и я пошел к ней снова. Я понимаю, куда вы гнете. Вы хотите знать, почему я ждал Элму дома. Потому что волновался за нее или потому, что хотел убить. Ведь кто-то наверняка жаждет с ней расправиться. Кто-то оболгал ее перед отцом, а потом и в полиции.

Вулф кивнул.

— Вы полагаете, что ее отец поверил в эту ложь, убил Эшби и покончил с собой.

— Нет, не полагаю. Но предполагаю, что так могло быть. Возможно, вам покажется, что у меня хорошо подвешен язык, что мне было легко произнести эти слова, но на самом деле я больше года не решался поведать Элме о своих чувствах, о том, что она замечательная, что нет на земле другой такой девушки, что я никогда…

— Да, да. Вы сказали все это, попросив ее руки. Вполне вероятно, что и мисс Вассос поняла вас. Без сомнения, при первой возможности вы услышите это от нее самой. Она убеждена, что отец не поверил бы в такую ложь, а значит, он не убивал Эшби и не кончал самоубийством. Поэтому я хочу знать как можно больше о том, кто чем занимался и когда.

Судя по напечатанному в газетах отчету медицинского эксперта, Петер Вассос сверзился со скалы и погиб в понедельник между десятью часами вечера и полуночью. Поскольку мисс Вассос определенно не выйдет за вас замуж, если вы — убийца ее отца, — давайте исключим вас из числа подозреваемых. Где вы провели эти два часа?

— Дома. Я лег спать около одиннадцати.

— Вы живете один?

— Да.

— Хорошо. Итак, алиби у вас нет. А между тем, человека, имеющего алиби, следует подозревать в первую очередь. Теперь поговорим о мистере Эшби. Где вы были без двадцати пяти одиннадцать утра в понедельник?

— В своем рабочем кабинете.

— Один?

— Да. Я уже говорил полицейским. Мисс Вассос приходила составлять письма, но ушла примерно четверть одиннадцатого. Пит пришел где-то без четверти одиннадцать и начистил мне башмаки. А так я был один.

— Из кабинета выходили?

— Нет.

— Дверь была открыта? Кто-нибудь проходил мимо?

— Дверь была открыта, но мой кабинет в конце коридора, и я никогда никого не вижу.

— Значит, существенной помощи от вас ждать не приходится. Но вы подтвердили то, что мистер Вассос говорил о своих передвижениях. Если он пришел к вам в кабинет без четверти одиннадцать, начистил вам туфли и отправился прямиком в кабинет мистера Эшби, значит, он вошел туда примерно без восьми минут одиннадцать. Сюда он прибыл в три минуты двенадцатого. Вы знаете, где он был перед приходом к вам?

— Да, он драил туфли мистеру Мерсеру в его кабинете.

— А до того?

— Не знаю. Полиция тоже об этом спрашивала. Они думают, что он был в кабинете Эшби дважды. Вошел через другую дверь и убил его.

— А в вашем кабинете есть дверь, ведущая во внешний коридор?

— Нет, такая дверь есть только в кабинете Эшби.

Вулф поднял голову и посмотрел на настенные часы. До обеда оставалось тридцать минут. Он взглянул на Буша.

— Итак, сэр, как я сказал вам с самого начала, я пришел к заключению, что мистер Вассос не убивал мистера Эшби. Я намерен найти и изобличить настоящего убийцу, и в этом вы можете мне помочь. Кому смерть Эшби принесет чувство безопасности, удовлетворения или благополучия? Cui bono?

— Не понимаю… Ах да, это же латынь, — Буш кивнул. — Полицейские меня тоже спрашивали, хотя и в других выражениях. Я сказал им, что не знаю, и это так. Я очень мало встречался с Эшби вне конторы. Был знаком с его женой, когда она у нас работала. Ее девичья фамилия Снайдер. Но с тех пор, как два года назад она вышла за Эшби, я видел ее всего пару раз. Так что не знаю, кому его смерть принесет удовлетворение, безопасность и благополучие, как вы выражаетесь.

— А что сослуживцы?

— Его никто не любил. Я тоже. Даже мистер Мерсер, наверное, не любил. Все знали, что Эшби спас фирму и обеспечил ей процветание, но он нам не нравился. Девушки жаловались мне на него, неохотно входили в его кабинет. Несколько месяцев назад одна даже уволилась из-за него. Когда я пошел обсуждать это с мистером Мерсером, он сказал, что Эшби, конечно, не безгрешен, и если чего-то захочет, то возьмет без колебаний, и что благодаря этому фирма теперь в десять раз крупнее, чем была четыре года назад. Впрочем, говоря, что его никто не любил, я должен сделать одно исключение. — Он посмотрел на Элму, потом опять на Вулфа.

— Мисс Вассос?

— Боже милостивый, нет! — Буш был просто потрясен. — Вы подумали так, потому что я посмотрел на нее? Это случайность. Захотелось, вот и посмотрел. Нет. Мисс Кокс. Фрэнсес Кокс, секретарь в приемной. Своей секретарши у Эшби не было, вот мисс Кокс и делала для него секретарскую работу: договаривалась о встречах, и все такое. Разве что не стенографировала. Может быть, он ей нравился. Полагаю, такое вполне возможно. В конторе немало сплетничали на их счет, но конторским сплетням верить нельзя. Если управляющий начнет воспринимать все сплетни серьезно, он просто сойдет с ума. Однако прошлой весной жена Эшби, Джоан, бывшая Джоан Снайдер, пришла ко мне и попросила уволить ее.

— Уволить мисс Кокс?

— Да. Сказала, что та дурно влияет на ее мужа. Я только рассмеялся, не смог удержаться. Дурно влиять на Дэниза Эшби! Я сказал, что не могу уволить мисс Кокс, и это была правда. Эшби дважды повышал ей жалование, не спросив меня.

Вулф хмыкнул.

— Мисс Вассос упоминала еще одно имя: Филип Горан. Он коммивояжер и, надо полагать, подчинялся непосредственно Эшби?

— Да.

— И рассчитывал получить должность, которая досталась Эшби?

— Да.

— И был очень зол?

— Да.

— Значит, гибель Эшби не опечалила его?

— Ничуть.

— Что-то вы стали очень кратко отвечать на вопросы. Я коснулся больной темы?

— Э… По-моему, Фил Горан вполне заслуживал этой должности. Я и сейчас так думаю.

— Теперь должность достанется ему?

— Полагаю, что да.

— Не стану спрашивать, мог ли он убить Эшби, чтобы получить должность. Вы не беспристрастны и наверняка ответите отрицательно, — Вулф взглянул на часы. — Вы когда-нибудь сидели за одним столом с мисс Вассос? Делили с ней трапезу?

— Не понимаю, какое это имеет отношение…

— Никакого. Мне просто любопытно.

— Нет, никогда. Она дважды отклоняла мои приглашения.

— Тогда глупо было просить ее руки. Нельзя узнать женщину, не увидев ее за столом. Приглашаю вас отужинать с нами. Подадут куриный суп со щавелем, яичными желтками и хересом и жареных перепелов под соусом из белого вина, телячью вырезку и виноград. Не бойтесь нас объесть, снеди вдоволь.

Я не слышал ответа Буша, потому что был поглощен мысленной беседой с самим собой. Правило: «За едой — ни слова о делах» соблюдалось строжайшим образом, и мне придется съесть суп, перепела и сыр, выпить кофе и высказать Бушу свое просвещенное мнение. А когда он уйдет, меня спросят, была ли его тревога за мисс Вассос искренней, и потребуют ответить, да или нет. И если я не смогу дать ответ, значит, немало доброй снеди было потрачено зря.

Так оно и вышло.

Волна поднялась. Первая зыбь показалась в начале третьего пополудни в четверг, во время обеда, когда позвонил Паркер и сказал, что говорил с адвокатом Джона Мерсера, Филипа Горана и Фрэнсес Кокс. Еще раньше, до полудня, он тоже звонил и сообщил, что подал все пять исков. Паркер уведомил представителя ответчиков, что его клиентка, Элма Вассос, заплатила ему задаток и распорядилась начать судебное преследование по совету Ниро Вулфа, который расследует дело в ее интересах и рад тому, что его клиентка может подать обоснованную жалобу, но не намерен обсуждать ее с адвокатом противной стороны на этом этапе расследования, что после долгих раздумий Вулф счел почти невозможным достижение мирового соглашения до суда и что он, разумеется, передаст этот разговор своей клиентке, которая гостит в доме Ниро Вулфа.

Я вернулся в столовую и пересказал все это Вулфу, который не пожелал прерывать трапезу и подходить к телефону.

Второй вал накатил двумя часами позже, и на сей раз волну подняла вдовушка. Вулф отправился в оранжерею, Элма пошла с ним любоваться орхидеями. Нельзя сказать, что Вулф оттаял и смягчился, просто ему показалось, что Элма положила на меня глаз, а значит, чем меньше мы с ней будем оставаться наедине, тем лучше. Зазвонил телефон, я снял трубку.

— Кабинет Ниро Вулфа, Арчи гудвин слушает.

— Я хочу говорить с Элмой Вассос, — произнес капризный женский голос.

— Назовите ваше имя, пожалуйста.

— Да что вы! Она там?

— В кабинете ее нет, но я могу позвать. Если вы согласитесь сообщить мне свое имя.

— Чего ж не согласиться? Джоан Эшби. Можете не звать ее, вы тоже сгодитесь, если и впрямь Арчи Гудвин. Я только что говорила с тем законником, Паркером, и он сказал мне, что девка Вассос свила гнездышко в доме Ниро Вулфа. Я ему заявила, что, если она хочет подать иск на миллион долларов, пусть себе подает. Дай, думаю, и ей скажу то же самое. А Паркер ответил, что предпочел бы говорить с моим адвокатом, и как было бы здорово, если бы я нашла себе адвоката. Но чем мне ему заплатить, адвокату этому? Скажите Элме Вассос, что, если она сумеет содрать несколько миллионов с остальных, пусть хоть частично оплатит долги моего муженька, я буду ей глубоко признательна и, вероятно, смогу, наконец, перекусить. Хотелось бы мне с ней повидаться. Лицезреть дамочку, из-за которой его угробили.

— А почему бы и нет, миссис Эшби? Приходите, милости просим. Если вы дома, вам до нас рукой подать. Наш адрес…

— Знаю я ваш адрес, но не приду, не дождетесь. Поутру вышла на улицу, а там — орава писак и фотографов. Можно подумать, что я — Элизабет Тейлор. С Элмой встретиться, конечно, охота, но не настолько, чтобы опять нарываться на эту шайку. Просто скажите ей, что с меня она не получит даже на жетон для подземки. Если она хочет…

— Она тоже хотела бы повидаться с вами.

— Это уж как пить дать.

— Нет, правда. Она сама мне сказала вчера вечером. Почему бы мне не привести ее к вам? Мы можем прибыть через двадцать минут. Вы потеряли мужа, она — отца. Встреча пойдет на пользу вам обеим.

— Еще бы! Утрем друг дружке слезы. Милости прошу, только привозите носовые платки с собой, я пользуюсь бумажными салфетками.

Она бросила трубку. Я позвонил по внутреннему телефону в оранжерею и доложился Вулфу.

— Возможно, она блефует и врет про долги, — прорычал он. — Мисс Вассос сейчас спустится. Только не привозите несчастную вдовушку сюда.

— Но вы хотели видеть их всех.

— Только не ее, пока этого можно избежать. Фу! Решишь сам. Ум плюс опыт, тебе их не занимать.

Когда пришла Элма, спустившись по лестнице, а не в лифте, я уже надел пальто и ждал ее у двери. Я сказал ей, что, судя по тому, как миссис Эшби беседовала со мной по телефону, разговор может оказаться нелегким, и Элма ответила: раз уж я выдержал, она и подавно выдержит, а потом, когда мы сели в такси на Девятой авеню и поползли на восток, я передал ей свой разговор со вдовушкой слово в слово.

— Звучит ужасно, — сказала Элма. — Но, если он оставил кучу долгов… Конечно, это не имеет значения, ведь мы и не рассчитываем что-то получить.

Дом на Восточной тридцать седьмой улице, адрес которого был указан в газетах, стоял между Парк-авеню и Лексинггон-авеню. Если тут и дежурили журналисты, я их не заметил, но было почти пять часов, наступали сумерки. Нажав в парадном кнопку с фамилией Эшби, я услышал голос, вопрошающий, кто там, и сообщил забранной решеткой дырке наши имена. Раздался щелчок, я толкнул дверь, и мы вошли.

Вестибюль был тесный, со стенами, отделанными алюминиевыми панелями, и лифтом без лифтера. Я нажал кнопку третьего этажа, мы поднялись и вышли. И тут же увидели вдовушку, которая стояла, привалившись к притолоке распахнутой двери.

— Удвоенная свита покойника, — молвила она. — Это я только что придумала. — Вдова с прищуром воззрилась на нас. — И еще кое-что придумала. Мужу нравились рекламные тексты: езжай сейчас, заплатишь потом: ешь сейчас, заплатишь потом. Может, сгодится и убей сейчас, заплатишь позже? Мне нравится. Надеюсь, вам тоже.

Она стояла совершенно неподвижно. Еще во время телефонного разговора мне стало ясно, что вдовушка под мухой. А с тех пор она, должно быть, успела еще разок приложиться к бутылке. В трезвом виде она, вероятно, была весьма приятной человеческой особью: большущие черные глаза, широкий влажный рот. Но только не сейчас. Элма протянула было ей руку, но тотчас передумала. Я отчетливо проговорил:

— Миссис Эшби, это мисс Вассос, а я — Арчи Гудвин. Можно войти?

— А вы меня удивили, — сказала вдовушка Элме. — Такая маленькая. Не подросток, конечно, просто малютка. Ему нравились крупные женщины, как я, но он делал исключения. Нервы у вас — что надо, раз вчиняете мне иск на миллион. Мне следовало бы по суду стребовать с вас все, что он потратил на ваши удовольствия. Он дарил вам золотой цветок с жемчужиной в серединке? Смотрю, вы эту брошь не носите. Я видела такую в коробочке в конторе тем утром, когда убили мужа. Я видела. Убей сейчас, заплатишь позже. Мне это нравится. Надеюсь, вам тоже. — Она протянула дрожащую руку. — Спасибо, что пришли, большое спасибо. Мне хотелось взглянуть на вас. Вы такая маленькая, Боже мой.

Я улыбнулся ей широкой дружелюбной улыбкой.

— Миссис Эшби, что это за золотой цветок с жемчужиной в серединке? Вы видели его на столе супруга в понедельник утром. Ведь вы не думали, что увидите эту брошь на мисс Вассос, не правда ли?

— Конечно, нет. Она в полиции. Я сказала им, что видела ее в кабинете, а они говорят, у них, мол, брошь. — Она сделала над собой усилие и снова посмотрела на Элму. — Но и у вас есть такая, наверняка есть. У всех есть. Восемьдесят долларов у Йенсена. Иногда дерут и больше.

Элма открыла рот, но я опередил ее.

— Полагаю, ваш супруг был в кабинете, когда вы вошли туда в понедельник утром, миссис Эшби. В котором часу это было?

— В десять. — Она улыбнулась мне. — Вы — сыщик. — Вдова наставила на меня трясущийся палец. — Отвечайте, да или нет?

— Да, но я не легавый.

— Знаю, знаю. Ниро Вулф. Слушайте, я понимаю, что пьяна. Я знаю, что говорила и какие бумаги подписывала. Я ходила туда тем утром в десять часов, я постучалась в дверь, и он открыл, и я вошла, и он дал мне сорок долларов, и я ушла и купила себе пару туфель на эти сорок долларов, потому что в кредит мне больше не отпускали…

Она выпрямилась, закачалась, ухватилась за дверь, попятилась и с грохотом захлопнула дверь перед нашим носом.

Я мог бы это предотвратить, сунув в проем мысок башмака, но решил не утруждать себя. Она пребывала в таком состоянии, что ум, помноженный на опыт, едва ли помог бы мне сладить с ней, а я уже и так добился большего, чем рассчитывал, узнав, что утром в понедельник она побывала в кабинете Эшби и что легавым известно об этом. Разумеется, они уже провели проверку, и, если продавец, у которого вдовушка приобрела туфли, подтвердит названное ею время, миссис Эшби можно будет исключить из числа подозреваемых. Это было вполне вероятно, посему я последовал за Элмой к лифту.

Элма молчала, пока такси не остановилось перед красным светофором на Пятой авеню. Повернувшись ко мне, она выпалила:

— Это омерзительно!

— Да, я вас предупреждал, что она — не подарок, но мне следовало сперва самому посмотреть на нее. Это ее «убей сейчас, заплатишь позже» — еще туда-сюда. Все дело в том, кто платит.

— Это она его убила?

— Исключено. Он не оставил ей ничего, кроме долгов. Вы слышали ее слова.

— Как это все мерзко. Не хочу я с ней судиться. Может, исключим ее из числа ответчиков?

Я похлопал ее по плечу.

— Не суетитесь. Сделанного не поправишь, и кто-то крепко схлопочет. Вы пришли к мистеру Вулфу с просьбой и получите то, о чем просили, так что расслабьтесь. Сейчас вы убедили меня, что у вас с Эшби не зашло слишком далеко. Зная, что вам предстоит встреча с миссис Эшби, вы все-таки неровно наложили помаду. Я и раньше в вас особо не сомневался, но теперь все ясно.

Элма раскрыла сумочку и достала зеркальце.

Расплатившись с таксистом перед нашим старым домом, поднявшись с Элмой на крыльцо и отомкнув замок, я с удивлением обнаружил, что дверь закрыта еще и на цепочку. Было всего половина шестого, и Вулф наверняка сидел в оранжерее.

Я уже прижал палец к кнопке звонка, но тут дверь распахнулась, и я увидел Фрица. Должно быть, он дежурил в прихожей, поджидая нас. Фриц поднес палец к губам, поэтому я понизил голос и спросил:

— Гости?

Фриц взял у Элмы пальто и отнес его на вешалку, я тем временем освободился от своего.

— Их трое, женщина и двое мужчин. В кабинете. Мистер Мерсер, мистер Горан и мисс Кокс. Дверь закрыта. Я этого не люблю, Арчи, ты же знаешь, мне никогда не нравилось следить за людьми…

— Да, да. Но если они принесли бомбу, она не взорвется до их ухода. — Я не потрудился понизить голос, поскольку кабинет у нас был звуконепроницаемый. — Давно они здесь?

— Минут десять. Мистер Вулф велел мне передать им, чтобы возвращались через час, но они уперлись, и тогда он распорядился провести их в кабинет, а самому оставаться в прихожей. Я сказал ему, что делаю заливное, но мистер Вулф ответил: один из них — убийца. Я не прочь помочь вам, Арчи, ты же знаешь, но разве я состряпаю хорошее заливное, если буду следить за убийцами?

— Наверняка не состряпаешь. Но Вулф может заблуждаться. Вполне возможно, мы с мисс Вассос только что беседовали с убийцей, причем мертвецки пьяным. — Я повернулся к Элме. — Эта сцена может оказаться еще безобразнее, поэтому вам, пожалуй, лучше подняться к себе. Я дам вам знать, если понадобитесь.

— Благодарю вас, мистер. Гудвин, — проговорила она и направилась к лестнице. Фриц пошел на кухню, я — за ним. Он приблизился к большому столу, заставленному судками для заливного, а я достал из холодильника молоко, налил стакан, подошел к столику у стены, где стоял внутренний телефон, и позвонил в оранжерею.

— Да?

— Это я. Мисс Вассос отправилась к себе, а я на кухне. Докладываю о миссис Эшби, — сказал я и поведал о недавних событиях. — Так что привозить ее и впрямь не стоило. Мне пришлось бы втаскивать ее на крыльцо на руках. Заметьте, я ничего у нее не вытягивал, вдовушка сама заявила, что была там в понедельник утром. С вердиктом подожду. Какие будут указания относительно той компании в кабинете?

— Никаких.

— Подняться к вам?

— Не надо, мне и так много мешали. — Он повесил трубку.

Истинный гений. Будь у него хоть какой-то план действий, в чем я сомневался, не составило бы труда догадаться, какая роль отведена в нем мне. Я неторопливо допил молоко, подошел к нише в прихожей и, отодвинув дощечку, открыл маленькое окошко. Со стороны ниши оно квадратное, а со стороны кабинета его скрывает картина с изображением водопада.

Джон Мерсер, президент «Мерсерз-Боббинс», развалился в красном кожаном кресле и постукивал ладонями по подлокотникам. Его белоснежная шевелюра изрядно поредела, но все еще была на месте, и смахивал Мерсер, скорее, на адмирала в отставке, чем на торговца нитками. Фриц поставил желтые кресла перед столом Вулфа, и двое других гостей расположились в них. Посетители тихонько переговаривались, обсуждая телефонный звонок покупателя, которого они то ли дождались, то ли не дождались…

Филип Горан был плечист и длиннорук, с продолговатой костлявой физиономией и живыми бегающими карими глазами. А Фрэнсес Кокс оказалась крупной девицей, такую и не облапишь. Впрочем, фунты ее плоти были распределены по телу довольно равномерно. Посмотрев на ее гладкое умное лицо, вы нипочем не догадались бы, что у нее за плечами три нелегких дня. А ведь ей, должно быть, пришлось попереживать.

Я стоял возле оконца, созерцая пришельцев, до тех пор, пока не услышал скрежет лифта. Тогда я обогнул угол, открыл дверь кабинета и остановился на пороге, пропуская Вулфа. Тот подошел к своему столу и стоя оглядел всех гостей по очереди. Остановив взор на Мерсере, он проговорил:

— Вы — Джон Мерсер?

— Да, это я, — ответил Мерсер с заметной хрипотцой и откашлялся. — Мисс Фрэнсес Кокс, мистер Филип Горан. Мы хотим…

— Если позволите, это мистер Гудвин, — перебил его Вулф, и я подошел к своему столу. Сам Вулф остался на ногах. — Сомневаюсь в правомерности ваших действий, мистер Мерсер. Мисс Вассос подала против вас троих судебный иск, поэтому общаться должны ваши поверенные. Я — сыщик, а не законник.

Мерсер выпрямился.

— Ваш адвокат сообщил моему, что это вы велели мисс Вассос подать иски.

— Да.

— И что она живет в вашем доме.

— Да, но вы ее не увидите.

— Не слишком ли вы своевольничаете?

— Нет, просто осторожничаю. Она прибегла к помощи закона, чтобы восстановить справедливость, так что пусть переговоры ведут поверенные.

— Но ее адвокат не желает говорить! Он заявляет, что не будет обсуждать дело, пока вы не продвинетесь дальше в своем расследовании.

Вулф передернул плечами, приподняв их ровно на четверть дюйма.

— Очень хорошо. Тогда зачем вы здесь? Вы пришли по совету своего адвоката?

— Нет, мы пришли заявить вам, что расследовать больше нечего. Вы видели дневную «Газетт»?

— Нет.

— Это на первой полосе. А на второй — фотографии всех нас, инспектора Крамера и ваша. Столь сенсационная огласка чревата опасностью для уважаемого делового предприятия. Это просто позор. Мы всего лишь ответили на вопросы полиции, которая расследовала убийство. Это был наш долг. Что там еще расследовать?

— Убийство. Два убийства. Чтобы подвести основание под иск мисс Вассос о клевете, я должен выяснить, кто убил мистера Эшби и мистера Вассоса. И адвокат мисс Вассос поступил очень разумно и правильно, отказавшись обсуждать дело с вашим адвокатом до того, как я его раскрою.

— Но это нелепо! Кто убил Эшби и Вассоса? Вы должны это выяснить? Вы? Но полиция уже все выяснила! По мнению моего поверенного, вы проворачиваете какой-то трюк с целью вымогательства, и я думаю, что он прав!

Вулф покачал головой.

— Он заблуждается. Законникам это свойственно. Он не знает того, что знаю я. Что полиции не удалось установить личность убийцы. Дело вот в чем. Убийца этих людей почти наверняка повинен и в нанесении ущерба доброму имени мисс Вассос, и я намерен вывести его на чистую воду. Поданные ею иски — всего лишь ход в игре, и ход, очевидно, сильный, коль скоро вы, мисс Кокс и мистер Горан здесь. Существует довольно большая вероятность того, что один из вас и есть преступник.

Мерсер уставился на Вулфа, разинув рот.

— Один из нас?

— Да, сэр. Такова моя рабочая гипотеза, основанная на заключении, которое мне есть чем подкрепить. Вы можете с презрением отвергнуть ее и уйти, а можете остаться и обсудить эту гипотезу.

— Но ведь вы шутите. Не может быть, чтобы вы это всерьез!

— Может. И я не шучу. Именно это я и собираюсь расследовать. Единственный способ остановить меня — убедить меня в моей неправоте.

— Разумеется, вы не правы!

— Убедите меня в этом.

Мерсер посмотрел на Филипа Горана и Фрэнсес Кокс. Те переглянулись между собой и уставились на него. Наконец мисс Кокс выпалила:

— Это шантаж!

— Надо было привести нашего адвоката, — сказал Горан.

— Он бы не пришел, — ответила мисс Кокс.

Мерсер посмотрел на Вулфа и спросил:

— И как же, по-вашему, мы должны вас убеждать?

Вулф кивнул.

— В том-то и вопрос. — Он сел и поерзал в кресле. — Быстро и доходчиво, вот как. У нас всего один способ установить истину. Мистер Горан, мистер Вассос когда-либо чистил вам ботинки?

Послышалась трель дверного звонка. Я поднялся и, обогнув желтые кресла, вышел в прихожую. Зажег свет на крыльце. Там стоял инспектор Крамер, почти касаясь приплюснутым носом дверного стекла. И, судя по выражению его широкой круглой багровой физиономии, он пришел к нам отнюдь не с миллионом долларов.

Иногда в присутствии посетителей нам приходится пользоваться вымышленными именами, чтобы сообщить друг другу о прибытии нового лица, желательного или нежелательного. Любое имя с двумя буквами «д» означало, что пожаловал Крамер. Я вошел в кабинет и объявил:

— Мистер Дурдон.

— О! — Вулф посмотрел на меня, склонив голову набок, и его брови поползли вверх. — Правда? — Он повернулся к остальным. — Под дверью ждет мистер Крамер из полиции. Может быть, пусть присоединится к нам? Как вы полагаете?

Все трое безмолвно таращились на Вулфа.

— По-моему, не стоит, — продолжил тот. — Разве что он вам нужен. Прошу меня извинить.

Он встал и направился к двери, я посторонился, пропуская его, и зашагал следом. Вулф поставил на место цепочку, приоткрыл парадную дверь, насколько позволяла совокупная длина звеньев, и сказал в образовавшуюся двухдюймовую брешь:

— Я занят, мистер Крамер, и не знаю, когда освобожусь. У меня мисс Фрэнсес Кокс, мистер Джон Мерсер и мистер Филип Горан. Я решил сам сообщить вам об этом, а не посылать мистера Гудвина, потому что подумал…

— Открывайте!

— Нет. Я не возражаю против вашего присутствия при моей беседе с этой троицей, но ведь вы…

— Я пришел к Элме Вассос. Открывайте дверь.

— То-то и оно.

Заслышав шум за спиной, мы с Вулфом обернулись и увидели, как из кабинета высовывается Филип Горан. Вулф снова приник к щели.

— То-то и оно, — повторил он, — что мисс Вас-сос не желает видеть вас… Как я уже говорил, общаясь со служителем закона, гражданин пользуется правами, сформулированными весьма бессмысленно и даже вздорно. Я могу отказаться впустить вас в дом, но если уж впущу, то сразу же окажусь совершенно беспомощным. Вы сможете свободно совать свой нос повсюду, беседовать, с кем вам будет угодно, и я не посмею вам помешать. Если я потребую, чтобы вы убрались, вы просто не обратите на меня внимания. Позвав полицейского, чтобы выдворить вас, я лишь выставлю себя на посмешище. Следовательно, я впущу вас только при наличии ордера.

— Вы прекрасно знаете, черт побери, что ордера у меня нет. По вашему наущению Элма Вассос подала на меня жалобу, и я намерен обсудить это с ней.

— Поговорите с ее поверенным.

— Тьфу! С Натом Паркером? Да он пляшет под вашу дудку. Откроете вы эту дверь иди нет?

— Нет.

— Богом клянусь, я получу ордер.

— На каком основании? Советую вам тщательно выбирать выражения, составляя запрос. Вы не можете заявить, что вам необходимо обыскать мой дом, чтобы найти улики. Улики чего? Вы не можете обвинить меня в попытке препятствовать правосудию. Если вы напишете, что я мешаю официальному расследованию, я спрошу: какому расследованию? Наверняка не расследованию гибели Дэниза Эшби: судя по публикациям и по тому, что вы сказали вчера утром мистеру Гудвину, дело, как я понимаю, закрыто. Что касается обыска моего дома с целью обнаружения мисс Вассос, это и вовсе вздор Находясь при исполнении служебных обязанностей, вы не имеете права встречаться с ней и прикасаться к ней. Вчинив вам гражданский иск, она не нарушила никаких законов. Советую…

— Она — основной свидетель.

— Правда? А по какому делу? Народ штата Нью-Йорк — против Петера Вассоса, обвиняемого в убийстве Дэниза Эшби? Ха! Петер Вассос мертв. Не думаете ли вы сейчас, что убийца Эшби до сих пор жив? Если думаете, то кто ходит у вас в подозреваемых и каким образом мисс Вассос может быть основным свидетелем против одного или нескольких из них? Нет, мистер Крамер, ничего не выйдет. Я занят, а в щель дует холодный ветер. Я закрываю дверь.

— Минутку. Вы прекрасно знаете, что девица не добьется от меня возмещения ущерба.

— Возможно. Но вполне вероятно, что ей удастся вынудить вас дать присягу и ответить, кто сообщил вам, что у нее были неподобающие отношения с Дэнизом Эшби. Вчера мистер Гудвин спрашивал вас об этом, и вы злобно посмеялись над ним. Может быть, скажете мне сейчас? Обещаю на вас не ссылаться.

— Нет. Вы сами знаете, что не скажу. По-вашему, у нее не было неподобающих отношений с ним? И Вассос не убивал Эшби?

— Разумеется. Потому-то я и позвал сюда этих людей и намерен обсудить дело с ними. Поданные иски…

— Черт возьми, Вулф, откройте же дверь!

— Наоборот, сейчас я ее закрою. Если вы передумаете и решите ответить на мой вопрос, у вас есть номер нашего телефона.

Крамер иногда кое-что соображает. Зная, что вдвоем мы с Вулфом весим четыреста пятьдесят фунтов, он не стал совать в дверной проем башмак. Зная, что мы видим его сквозь зеркальное стекло, он не стал потрясать кулаком и корчить страшные рожи. Он просто повернулся и ушел.

Мы с Вулфом тоже повернулись. Горан больше не подглядывал за нами, а просто вышел в прихожую. Заметив наше приближение, он развернулся и юркнул в кабинет. Когда мы входили туда, он объявил:

— Это был инспектор Крамер. Вулф захлопнул дверь перед его носом. Инспектор ушел.

— Черта с два вы захлопнете дверь перед носом полицейского инспектора, — полнозвучно проговорила Фрэнсес Кокс.

— Так или иначе, Вулф это сделал, — ответил Горан и снова опустился в кресло. Мы с Вулфом заняли наши места, и Вулф вперил взор в Горана.

— Продолжим. Итак, Петер Вассос чистил вам ботинки?

Глаза Горана забегали, и он метнул взгляд на Мерсера, но президент хмуро смотрел на угол стола Вулфа и не пожелал встретиться взглядом со своим подчиненным. Тогда Горан снова воззрился на Вулфа.

— Нет, не чистил. Полагаю, вы хотите знать, не я ли рассказал Вассосу о его дочери и Эшби? Я не рассказывал. Я никогда не видел Вассоса. Как я понимаю, он приходил около половины одиннадцатого, а меня в это время не бывает в конторе, я наношу визиты покупателям. В понедельник утром я, правда, сидел на рабочем месте и несколько минут общался с Эшби, но я ушел, когда не было еще и десяти часов.

Вулф хмыкнул.

— Неважно, были ли вы там утром в понедельник. Любой мог незаметно проникнуть в кабинет Эшби через дверь, ведущую в коридор. В том числе и вы. Меня интересует…

— Тогда почему вы избрали нас? Если войти мог любой желающий?

— По двум причинам. Одна из них — более веская, другая — менее. Менее веская — клевета на мисс Вассос. Более вескую я пока не назову. Я охочусь не за человеком, который рассказал Вассосу об отношениях его дочери с Эшби. По-моему, никто ему ничего не рассказывал. Я охочусь за тем, кто просветил полицейских. Это были вы?

— Я уже отвечал на этот вопрос. Мне пришлось.

— Если вы не дурак, то прекрасно понимаете, что никто вас не принуждал. Даже о себе и своих передвижениях вы говорили добровольно, а уж сплетничать о ближних и вовсе не были обязаны. Верно?

— Я не сплетник! Все, что я рассказал полицейским, занесено в протокол. Можете спросить у них.

— Уже спрашивал. Вы сами только что слышали, как я справлялся у мистера Крамера. Вы несколько раз просили одну из сотрудниц разузнать, какие отношения связывают мистера Эшби и мисс Вассос. Что сказала вам эта сотрудница?

— Спросите ее.

— Я спрашиваю вас.

— А вы спросите ее, не меня.

— Надеюсь, что мне не придется этого делать. — Вулф покосился вправо. — Мисс Кокс, в каких отношениях были вы с мистером Вассосом?

— Ни в каких не была. — Она вскинула голову и выпятила подбородок. Он был очень красив, но лишь в те мгновения, когда обладательница забывала о нем. — Он был нашим чистильщиком обуви.

— И отцом одной из ваших сослуживиц. Вы, конечно, об этом знали.

— Разумеется.

— Он вам нравился? А вы ему?

— Я его не спрашивала. А сама относилась к нему равнодушно. Он чистил обувь, вот и все.

— Бывает, что люди любезны и с чистильщиком обуви. Вы много с ним беседовали?

— Нет, почти никогда.

— Как это обычно происходило? Он заглядывал в приемную, где сидели вы, что потом?

— Он спрашивал, можно ли войти. Первым делом Пит всегда отправлялся в кабинет мистера Мерсера. Если мистер Мерсер был не один, все зависело от того, кто с ним. Иногда он не хотел, чтобы его беспокоили, и тогда Пит шел к мистеру Бушу. Его кабинет напротив кабинета мистера Мерсера.

— Двери расположены строго напротив?

— Нет. Дверь в кабинет мистера Мерсера — первая с левой стороны, а кабинет мистера Буша — с правой стороны, почти в конце коридора.

— После мистера Мерсера и мистера Буша мистер Вассос шел к мистеру Эшби?

— Да, но при этом ему приходилось пересекать приемную, и по пути он спрашивал меня, не занят ли мистер Эшби с важным клиентом. В таких случаях мистер Эшби не хотел, чтобы Пит появлялся в кабинете.

— Мистер Вассос обслуживал еще кого-либо из сотрудников конторы?

— Нет.

— Никогда?

— Нет.

— Именно так все и происходило в понедельник утром?

— Насколько я знаю, да. Когда пришел Пит, мистер Мерсер был один: вскоре Пит выглянул из-за угла коридора, я кивнула, и он отправился в кабинет мистера Эшби.

— Вскоре? Что это значит?

— Минут через пятнадцать.

— Вы видели, как он входил к мистеру Эшби?

— Нет, дверь кабинета ведет в другой коридор. В любом случае я не могла видеть, входил ли он в кабинет: мой стол стоит в углу приемной.

— Сколько было времени, когда Вассос выглянул из-за угла коридора и вы кивком разрешили ему проследовать в кабинет мистера Эшби?

— Без десяти одиннадцать. Может, без девяти или без восьми. Полиция требовала назвать точное время, но я не смогла.

— Насколько вы были правдивы в отношении мистера Эшби и мисс Вассос?

Вопрос сбил ее с толку, но лишь на мгновение, и она продолжала неотрывно смотреть на Вулфа. Отвечая, мисс Кокс немного повысила голос:

— Думаете, вы такой умный?

— Нет, не думаю. Я либо недостаточно умен, либо слишком умен. Что вы рассказали полиции о мистере Эшби и миссис Вассос?

— Отвечу вам, как мистер Горан: спросите полицейских.

— А что вы рассказали им о ваших собственных отношениях с мистером Эшби? Сообщили ли, что вы были близки? Что миссис Эшби просила сотрудника компании уволить вас, поскольку вы дурно влияли на ее супруга?

Мисс Кокс улыбнулась уголком рта.

— Похоже, вы наслушались Энди Буша, — сказала она. — Вам ведь все равно, кого слушать, не так ли, мистер Вулф? Может быть, вы и впрямь недостаточно умны.

— Но я настойчив, мадам. Полиция оставила вас в покое, потому что сочла свою задачу решенной. Я так не считаю и в случае нужды готов извести вас вопросами. Вы значительно упростите дело для нас обоих, если расскажете о своих отношениях с мистером Эшби. Вы готовы?

— А не о чем рассказывать.

— Что ж, подождем. — Вулф вместе с креслом повернулся к Джону Мерсеру. — Браво, сэр, восхищен вашим терпением. Должно быть, вас уже раз десять подмывало вступить в беседу, но вы не вмешивались. Это достойно похвалы. Как я уже говорил, остановить меня можно, лишь убедив в том, что я заблуждаюсь. Мистер Горан и мисс Кокс ничего не добились. Предлагаю и вам попробовать. Не стану обстреливать вас вопросами, вы их и так знаете. Лучше просто послушаю. Начинайте.

Завершив изучение угла письменного стола Вулфа, Мерсер повернулся не к хозяину кабинета, а к своим сотрудникам — коммивояжеру и секретарше. Пока Вулф расспрашивал Горана, Мерсер ел того глазами, а потом, во время опроса мисс Кокс, таращился на нее. Поскольку он сидел лицом ко мне, не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: его главная забота — убедить не Вулфа, а самого себя. Судя по выражению глаз Мерсера, он и сейчас пребывал в растерянности. Посмотрев на Вулфа, президент повел такую речь:

— Прежде всего, хочу заявить следующее. Мне не следовало говорить, что мой адвокат считает это вымогательством. Беру эти слова обратно. Считаю возможным, что мисс Вассос убедила вас, и вы думаете, будто ее оклеветали, а значит, действуете из добрых побуждений.

— Хм, — произнес Вулф.

Мерсер скривил губы. Он все никак не мог решиться.

— Разумеется, если это всего лишь трюк, вас ничем не убедишь, — сказал он. — Но если не трюк, вас убедит истина. Я намерен пренебречь советом моего поверенного и рассказать вам, что произошло. Мне кажется…

В этот миг его речь заглушил нестройный дуэт.

— Нет! — с нажимом произнес Горан, а мисс Кокс воскликнула:

— Не надо, мистер Мерсер!

Он не обратил на них внимания.

— Мне кажется, это — лучший способ прекратить… положить конец огласке. Я рассказал полицейским о мисс Вассос… Про ее отношения с мистером Эшби. А мистер Горан и мисс Кокс подтвердили мои слова. Мы все втроем сделали это заявление в полиции. Мы не клеветали. Возможно, вы правы, и закон не обязывал нас сообщать об этом, но полиция расследовала убийство, а мы считали своим долгом ответить на все вопросы. Мой адвокат держится мнения, что, если вы будете настаивать на иске, суд откажет вам.

Вулф прижал ладони к крышке стола.

— Давайте выясним все до конца. Вы сообщили полицейским, что мистер Эшби совратил мисс Вассос?

— Да.

— Откуда вы сами об этом узнали? Надо полагать, вы не наблюдали это действо воочию?

— Нет. Я спросил Эшби. Некоторые сотрудницы жаловались на его поведение, особенно в отношении мисс Вассос. Мне об этом сообщили.

— Кто сообщил?

— Мистер Горан и мисс Кокс.

— А кто просветил их?

— Эшби сболтнул мисс Кокс. Горан не желает раскрывать источник своей осведомленности.

— Вы пошли к Эшби, и он во всем признался?

— Да.

— Когда?

— На прошлой неделе, в среду, восемь дней назад.

Вулф смежил веки и набрал в грудь воздуху. Вдохнул, как и полагается, носом, выдохнул через рот. Он добился большего, чем рассчитывал. Неудивительно, что легавые и районный прокурор купились на эту байку. Загрузив легкие еще одной порцией воздуха, Вулф на миг задержал дыхание, выдохнул и открыл глаза.

— Вы можете это подтвердить, мисс Кокс? Эшби сам сказал вам, что совратил мисс Вассос?

— Да.

— А кто сообщил об этом вам, мистер Горан?

Горан покачал головой.

— Ничего не выйдет. Я полицейским не сказал, а вам и подавно не скажу. Не хочу втягивать в эту грязную историю других людей.

— Следовательно, вы не сочли своим долгом ответить на все вопросы полиции?

— Не счел.

Вулф посмотрел на Мерсера.

— Я должен посовещаться с мисс Вассос и ее поверенным. Я буду рекомендовать ей либо отозвать иски, либо потребовать возбуждения уголовных дел против вашей троицы. Сговор с целью опорочить доброе имя. Не знаю уж, как это будет звучать на языке законников. И не знаю, какой совет дам ей. — Он отодвинулся вместе с креслом от стола и поднялся. — Вам сообщат. Вероятно, адвокат мисс Вассос поставит в известность вашего. А пока…

— Но я рассказал вам правду!

— Не исключено. А пока мне надо как следует изучить планировку вашей конторы. Это необходимо. Я хотел бы, чтобы мистер Гудвин осмотрелся на месте, но сперва должен обсудить с ним создавшееся положение, а уже время ужинать. Он прибудет в контору после ужина, скажем, в девять часов. Полагаю, дверь будет на замке, так что, пожалуйста, распорядитесь, чтобы кто-нибудь впустил его.

— Но зачем? Какой в этом прок? Вы сами сказали, что любой мог проникнуть в кабинет Эшби через вторую дверь.

— Осмотр необходим, если вы хотите убедить меня. Я должен уразуметь, кто где был, проследить, насколько возможно, передвижения людей. В особенности, мисс Вассос. Итак, в девять часов.

Мерсеру это совсем не понравилось. Впрочем, ему сейчас понравилось бы только чувство уверенности в том, что все позади или скоро закончится. Остальные двое тоже были не в восторге, но им пришлось проглотить свое недовольство. Мы условились, что один из них встретит меня в вестибюле здания на Пятой авеню в девять часов.

Ушли они все вместе. Мисс Кокс — со вздернутым подбородком, Мерсер — с опущенным, а Горан — с еще более вытянувшейся костлявой физиономией. Когда я выпустил их и вернулся в кабинет, Вулф все еще стоял и мрачно улыбался красному кожаному креслу, словно Мерсер по-прежнему сидел в нем.

— Что за бред! — выпалил я. — И Мерсер, и мисс Кокс ссылаются на слова покойника, а Горан и вовсе не раскрывает источник сведений. Все они врут напропалую. Я теперь зову мисс Вассос Элмой. Если она продинамит Буша, приударю за ней сам, пожалуй. Только сперва выясню, умеет ли она танцевать.

Вулф хмыкнул.

— Невинность и утехи несовместимы. Черт возьми, она невинна, в том-то и беда. Кабы она вела себя неприлично и в итоге ее папаша убил бы Эшби, а потом — себя, девушка не осмелилась бы прийти ко мне, разве что она совсем спятила. Такая возможность существует всегда. Как, по-твоему, она в своем уме?

— Да. Добрая, славная и довольно умная девочка с интересным личиком и стройными ножками.

— Где она?

— У себя.

— Что-то не хочется мне сидеть с ней за одним столом. Пусть Фриц отнесет наверх поднос.

— Я сам отнесу. И свой прихвачу. Наверняка она захочет узнать, как вы разобрались с этой троицей. В конце концов, она внесла доллар задатка.

Всякий промысел имеет свои премудрости. Любой мало-мальски толковый сыщик со временем вырабатывает привычки и навыки, которые действуют автоматически. Например, умение примечать, что творится вокруг. Когда тем вечером, без четырех минут девять, я свернул на Восьмую авеню, я даже не отдавал себе отчета в том, что изучаю окрестности. Это происходит само собой. И только когда глаза сообщили мне, что у бордюра стоит женщина, фигура которой кажется им, глазам, смутно знакомой, в работу включилось мое сознание.

Да, это была Фрэнсес Кокс в своем сером шерстяном пальто с серым меховым воротником. Она уже заметила меня. Когда я остановился напротив здания, мисс Кокс поманила меня рукой. Я перешел через улицу и приблизился к ней.

— В кабинете Эшби горит свет, — сообщила она мне.

Я задрал голову и увидел на десятом этаже два освещенных окна.

— Уборщики?

— Нет. Уборщики начинают с верхнего этажа и добираются до десятого в половине восьмого вечера.

— Инспектор Крамер. Жаждет улик. У вас есть ключ?

— Разумеется. Я пришла, чтобы впустить вас. Мистер Мерсер и мистер Горан заняты.

— Встречаются с адвокатом?

— Это вы у них спросите.

— Ваша беда в том, что вы слишком словоохотливы. Ладно, давайте поднимемся и поможем Крамеру.

Мы пересекли авеню и вошли в здание. Оно было старым, и вестибюль выглядел соответственно. Стар был и ночной сторож, развалившийся в кресле и зевавший во весь рот. Когда мы входили в лифт, сторож кивнул мисс Кокс. По пути наверх она спросила лифтера, доставлял ли он кого-нибудь на десятый этаж, и получила отрицательный ответ. Мы вышли, мисс Кокс показала рукой налево через коридор и сообщила:

— Кабинет Эшби в той стороне.

В противоположной стене было две двери, одна — в шести шагах слева от лифта, другая — в шести шагах справа. На ней красовался номер 1018, а под ним висела табличка с надписью «Мерсерз-Боббинс». Еще ниже было начертано: «ВХОД». Я спросил, не за этой ли дверью находится приемная, и мисс Кокс ответила: да.

— Нам не обойтись без маневра, — сказал я. — Если мы оба войдем через приемную и свернем за угол, он услышит нас и удерет по этому коридору. Дверь открывается изнутри?

— Да.

— Тогда я останусь здесь. А вы, пожалуй, позовите лифтера, пусть он обойдет помещение вместе с вами. Тот парень может кинуться в драку.

— Я способна постоять за себя и не намерена исполнять ваши приказания.

— Что ж, тогда я сам позову лифтера.

— Нет. — Она снова вздернула подбородок. Чертовски жаль: он был очень хорошенький. Когда она зашагала к двери справа, я тихо сказал ей вслед:

— Не пытайтесь подкрасться к нему, стучите каблуками.

Я подошел к левой двери, прижался спиной к стене возле притолоки и пожалел, что нарушил одно из моих собственных правил, установленное несколько лет назад, когда я месяц провалялся в больнице: расследуя убийство, ни в коем случае не ходить на задания безоружным.

Когда просто стоишь истуканом, обратившись в слух, какие только мысли не лезут в голову. Например: а что, если Эшби был членом шайки наркоторговцев и держал в шкафах в своем кабинете катушки ниток, начиненные героином, а в понедельник сообщник или сообщники пришли и кокнули его и теперь вернулись, чтобы найти катушки, и вот-вот появятся здесь с товаром?

Или, к примеру, какой-нибудь конкурент, знавший, что «Мерсерз-Боббинс» увела у него клиентуру благодаря способностям Эшби, решил положить конец…

Дверь открылась, и показался человек. Он не видел меня, потому что пятился, будто рак. Мгновение спустя он тихонько прикрыл дверь, но не до конца: я прижал ладонь к пояснице незнакомца и толкнул его обратно в приемную, причем толкнул довольно мощно. Человек споткнулся, но сумел удержаться на ногах. Послышался голос Фрэнсес Кокс:

— Ах, это вы!

— Это начинает набивать оскомину, мистер Буш, — сказал я. — Стоит открыться какой-нибудь двери, и за порогом оказываетесь вы. Кто из нас двоих больше любит устраивать сюрпризы?

— Грязный предатель! — вскричал Эндрю Буш. — Жаль, что мне не справиться с вами голыми руками. Я это уже выяснил. И с Ниро Вулфом тоже. Чертовски жаль. Мерзкие крысы! — Он пошел к двери, но не к той, что вела во внешний коридор, а к другой, возле которой стояла мисс Кокс.

— Чепуху городите, — ответил я. — Почем мне было знать, кого я толкаю? И вам мы ничего не должны, поскольку работаем на Элму Вассос. — Буш обернулся, и я подошел к нему. — А то, что я здесь с мисс Кокс, неудивительно: ведь кто-то должен был меня впустить, чтобы я мог осмотреться на месте. Вот зачем я пришел. А вы? В прошлом я, помнится, уже задавал вам такой вопрос.

— Идите вы к черту. По-моему, вы лжец и негодяй.

— Вы не правы, но сейчас я не в силах переубедить вас. Вы, конечно же, что-то искали и, если нашли, я хотел бы знать, что. Сейчас я вас обыщу. По вашим собственным словам, вы со мной не справитесь, но в этом нет ничего постыдного: я профессионал, а вы — управляющий конторой. Пожалуйста, не двигайтесь.

Я зашел ему за спину и быстро обшарил карманы. Буш не ожидал, что его застукают, значит, не было нужды просить его снять ботинки, но я добросовестно убедился, что при нем нет никаких бумаг и вещей, найденных в кабинете Эшби.

Ничего такого у него не оказалось. Мисс Кокс уже оставила свой пост у двери, подошла и безмолвно наблюдала за нами. Буш стоял, будто каменное изваяние.

Когда я отступил на шаг и сказал: «Ладно, похоже, вы ничего не нашли», — он побрел к двери, ведущей во внутренний коридор, и скрылся за порогом. При этом он не произнес ни единого слова.

Я огляделся. Похоже, все было в полном порядке. Все ящики картотечных шкафов задвинуты. Контора как контора, только одна стена почти полностью скрыта этими ящичками. Никакой полированной коряги из окаменевшего дерева на столе не было, вероятно, она все еще в полицейской лаборатории.

Я приблизился к двери, через которую вышел Буш, переступил порог, повернул направо, прошел девять шагов, увидел справа дверь, открыл ее и очутился в приемной. Мисс Кокс следовала за мной по пятам. Прямо напротив меня была дверь во внешний коридор, на ней-то и красовалась табличка «Мерсерз-Боббинс». Справа от нее стояли кресла, слева — стеллажи с образцами продукции фирмы. В правом углу размещались письменный стол и коммутатор. В ближайшем к двери кресле, положив ладони на колени, сидел прямой и неподвижный Эндрю Буш.

— Я работаю в этой корпорации, — заявил он. — Я здесь свой, а вы чужой.

Оспаривать это утверждение я не мог, а посему просто не обратил на него внимания и повернулся к мисс Кокс.

— Это ваш стол?

— Да.

— Где кабинеты Мерсера и Буша?

Она показала мне дорогу, и я отправился в путь. Планировка была такая. Если войти в приемную из внешнего коридора, стол и коммутатор будут в дальнем левом углу, а в дальнем правом — дверь во внутренний коридор. Пройдя в эту дверь и свернув налево, вы окажетесь в тупичке, в который выходит только одна дверь — дверь кабинета Эшби. Она расположена по левую руку. Если вы пойдете прямо, то очутитесь в более длинном коридоре, который заканчивается окном. В этот коридор выходят двери кабинетов Мерсера (по левую руку) и Буша (чуть дальше по правую руку). Значит, мисс Кокс не лгала: сидя за столом, она не могла видеть ни одной из этих дверей.

Еще одна привычка, которая волей-неволей вырабатывается у сыщика, заключается в том, что он почти бессознательно заглядывает в ящики письменных столов, шкафы и серванты и подчас находит вещи, которых даже не ищет. Не увяжись за мной мисс Кокс, я, вероятно, пошарил бы в кабинетах Мерсера, Буша и Эшби. Но я ограничился тем, что начертил грубый план помещения на выданном мне секретаршей листе бумаги, сложил его, сунул в карман и шагнул к креслу, на котором оставил пальто и шляпу.

— Минутку, — сказал Эндрю Буш, вставая. — Теперь я вас обыщу.

— Черт возьми, да неужели?

— Вот именно. Если вы что-то уносите, я хочу знать, что именно.

— Молодчина, — похвалил я его и бросил пальто на кресло. — Предлагаю сделку. Скажите, что вы искали в кабинете Эшби, а я дам вам пощупать себя, если вы обещаете не щекотаться.

— Я и сам не знаю, что искал. Просматривал картотеку. Думал, может, найду какую-нибудь подсказку и пойму, кто его убил… Я на стороне Элмы Вассос. Вы, по вашим словам, тоже, но я думаю, что вы лжете. Ведь вы пришли сюда с ней, — он наставил палец на Фрэнсес Кокс. — А она — тоже лгунья. Она солгала полицейским.

— Вы можете это доказать?

— Нет, но я знаю ее как облупленную.

— Осторожнее. Она может подать на вас в суд за клевету. Нашли что-нибудь полезное в картотеке Эшби?

— Нет.

— Вы — работник фирмы. Почему же вы попытались удрать в коридор, заслышав шаги?

— Я подумал, что это она, и решил отступить, чтобы узнать, что у нее на уме.

— Хорошо. Вы заблуждаетесь насчет нас с Вулфом, но время все расставит по местам. Вам будет легче обыскивать меня, если я подниму руки, — сказал я, поднимая руки над головой. — Но, если мне будет щекотно, наша сделка отменяется.

Действовал он гораздо сноровистее, чем можно было ожидать: не пропустил ни одного кармана, даже пролистал мою записную книжку. Набив руку, Буш мог бы стать неплохим вором-карманником.

Наконец он завершил обыск и, буркнув: «Ладно», — снова опустился в кресло, а я надел пальто и шагнул к двери, где меня ждала мисс Кокс, облаченная в свое пальто с меховым боа. По-видимому, она хотела проводить меня на улицу. С тех пор как она воскликнула: «Ах, это вы!», — они с Бушем не обменялись ни единым словом, а общение со мной мисс Кокс свела лишь к совершенно необходимым высказываниям.

Я открыл дверь, пропустил мисс Кокс вперед, она вызвала лифт и вдруг, коснувшись пальчиками моего рукава, произнесла:

— Я умираю от жажды.

Я и представить себе не мог, что она способна говорить таким голосом. Вне всякого сомнения, она заигрывала со мной.

— Пощадите, — ответил я. — Сперва Буш ни с того ни с сего превращается в Цербера, потом вы — в сирену. Со всех сторон обложили.

— Вас обложишь, — молвила она все тем же тоном. — Никакая я не сирена. Просто поняла, что вы за человек. Вернее, каким человеком можете оказаться… Мне стало любопытно. А когда в девушке просыпается любопытство… Я всего лишь сказала, что хочу пить. А вы?

Я коснулся кончиком пальца ее дивного подбородка, приподнял ей голову, заглянул в глаза и сказал:

— А у меня дыхание сперло.

В этот миг пришел лифт.

Спустя час и десять минут, сидя в углу гриль-бара Чарли, я пришел к выводу, что выкинул на ветер семь долларов, принадлежавших Ниро Вулфу (включая чаевые). Начала мисс Кокс за здравие, но не смогла продолжить в том же духе. Едва успев пару раз приложиться к первому бокалу, она спросила:

— Что это за фишка с Энди Бушем? Вы сказали, что уже спрашивали его, зачем он здесь. Где это «здесь»? Я и не знала, что вы встречались прежде.

Когда меня норовит перехитрить знаток своего дела, я не имею ничего против. В конце концов, это хорошая школа. Но сейчас я почувствовал себя оскорбленным. Пока я надеялся извлечь из мисс Кокс что-нибудь полезное, я утолял ее жажду, расплачиваясь деньгами Вулфа и не включая эти траты в издержки, которые войдут в предъявленный клиенту счет. Потом я посадил даму в такси и пошел домой пешком, одаривая свои легкие щедрыми порциями холодного декабрьского воздуха. Когда я преодолел семь ступенек и поднялся на крыльцо, было половина двенадцатого. Вероятно, Вулф уже улегся.

Но нет. Из кабинета доносились знакомые голоса и стук моей пишущей машинки. Отправив пальто и шляпу на вешалку, я прошагал по коридору и вступил в святая святых, благо дверь была открыта. Вулф восседал за своим столом, Элма — за моим. Она-то и печатала. В красном кожаном кресле расположился Сол Пензер, а в одном из желтых устроился Фред Дэркин. Я остановился. Никто из собравшихся даже не взглянул на меня. Вулф продолжал вешать:

— …но, разумеется, чем скорее, тем лучше. Факты должны убедить меня и, с моей помощью, полицию. Что до судьи и присяжных, то их убеждать не обязательно. Звоните примерно раз в час, независимо от того, раздобудете что-нибудь или нет. Может статься, вам придется помочь друг другу. Арчи не будет большую часть дня, он посодействует мисс Вассос в устройстве похорон и проводит ее отца в последний путь. Обычные ограничения доступа ко мне с девяти до одиннадцати утра и с четырех до шести пополудни отменяются. Звоните, как только будет о чем сообщить. Я хочу покончить с этим делом как можно скорее. Если потребуются траты, ничего не поделаешь, но это будут мои деньги: счет посылать некому. Помните об этом. Арчи, выдай им по пятьсот долларов.

Открывая сейф и выдвигая ящик с запасом наличных, я подумал, что на словах Вулф демонстрирует куда большую широту души, чем на деле: ведь он все равно спишет эту сумму как издержки и уведет из-под налогообложения. Даже если Сол и Фред промотают все до цента, общие потери Вулфа составят не более двух сотен. Разумеется, надо учесть еще гонорар — десять долларов в час Солу Пензеру, лучшему оперативнику по эту сторону земной атмосферы, и семь с половиной — Фреду Дэркину, который хоть и уступал Солу, но был далеко не середнячком.

Я пересчитал видавшие виды пятерки, десятки и двадцатки. Сол и Фред уже встали и собрались уходить. Похоже, инструктаж завершился. Вручив им богатство, я сообщил Вулфу, что набросал план конторы «Мерсерз-Боббинс», и предложил парням взять его с собой, но Вулф ответил, что в этом нет нужды. Я сказал, что застал в кабинете Эшби Эндрю Буша, который надеялся отыскать там какое-нибудь указание на личность убийцы, но Вулф заявил, что и эти сведения бесполезны.

Похоже, я мало чем мог им помочь, разве что проводить Сола и Фреда до двери, открыть ее для них и закрыть за ними. Что я и сделал, сопроводив свои действия рядом замечаний, приличествующих беседе старых друзей и собратьев по поприщу. Когда я вернулся в кабинет, Вулф встал, но Элма по-прежнему сидела за машинкой. Я вручил ему набросок, Вулф взглянул на листок и вернул его мне.

— Я доволен. Кто тебя впустил?

— Мисс Кокс. Отчитаться, или вы уже мысленно с Солом и Фредом?

— Отчитайся.

Я отчитался. Вулф внимательно слушал, но, когда я умолк, только кивнул. А потом сообщил мне, что мисс Вассос перепечатывает состоявшийся между ними разговор, пожелал нам спокойной ночи и отправился к своему лифту. Элма сказала, что почти закончила, и спросила, не желаю ли я почитать. Я взял бумаги и сел в красное кожаное кресло.

Четыре листа через два интервала, с полями, совсем не похожими на те, какие обычно оставляю я. Очень аккуратный текст, ни забивок, ни подтирок. А содержание было целиком посвящено ее отцу, точнее, тому, что отец говорил Элме о своих клиентах в «Мерсерз-Боббинс» и о Фрэнсес Кокс, которая клиенткой не была. Судя по всему, Пит щедро делился с дочерью и сведениями, и своими суждениями.

Дэниз Эшби. Для Пита он был не более чем стабильным источником средств — доллар и двадцать пять центов в неделю. Когда Элма сообщила отцу, что именно Эшби вытащил фирму из ямы, Пит ответил: может, ему просто повезло. Я уже упоминал о его реакции на слова Элмы о том, что Эшби пригласил ее на обед и в театр. Могу добавить, что Вассос ответил ей: если попадешь в передрягу с этим Эшби, ты мне больше не дочь.

Джон Мерсер. Не такой преданный клиент Вассо-са, как Эшби: ведь он проводил часть рабочего дня на фабрике в Нью-Джерси. Но Пит отзывался о нем восторженно. Джентльмен и истинный американец. По словам Элмы, отец был очень благодарен Мерсеру за то, что он дал ей хорошую работу по просьбе Пита.

Эндрю Буш. Мнение Пита о нем менялось каждую неделю. До того, как Элма стала работать в фирме… Впрочем, какой смысл читать отзыв отца Элмы о человеке, который не далее как вчера просил ее руки? Такое предложение неизбежно влияет на даваемую девушкой оценку. Вероятно, она написала в своем отчете правду, но можно лишь гадать, о чем она умолчала.

Филип Горан. О нем ничего. Элма подтвердила его слова. Пит никогда не чистил Горану обувь и, вероятно, ни разу не встречался с ним.

Фрэнсес Кокс. Мне показалось, что Элма старается по возможности смягчать выражения, но все равно характеристика получилась убийственная. Судя по отчету, мисс Кокс была зазнайкой и волокитой в юбке. По-видимому, общаясь с Вассосом, она никогда не превращалась в сирену.

— Не знаю, зачем нужны эти бумажки, — сказала Элма, когда мы складывали оба экземпляра. — Мистер Вулф задал мне тысячу вопросов об отце и его мнении об этих людях.

— Ума не приложу, зачем, — ответил я. — Я — всего лишь наемный работник. Если меня осенит во сне, утром просвещу вас.

В пятницу пополудни, в половине четвертого, когда Сол Пензер выяснял, какую надпись Пит Вассос вывел на камне пальцем, смоченным собственной кровью, я стоял на тротуаре перед греческой православной церковью на Сидар-стрит и готовился сесть во взятый напрокат лимузин вместе с Элмой и тремя ее подругами. Перед нами стоял катафалк с гробом. Вскоре мы последуем за ним на кладбище, расположенное где-то на окраине Бруклина. Я предложил Элме отвезти ее туда в седане, зарегистрированном на имя Вулфа, но на деле принадлежавшем мне. Однако Элма пожелала ехать на черном лимузине.

Я спросил Элму, нужна ли ей стопка долларов, которую мы хранили в сейфе, но она ответила, что в состоянии оплатить погребение отца. По-видимому, у нее были какие-то сбережения.

Будь это свадьба, а не похороны, я и тогда не испытывал бы радости: еще бы, Сол и Фред где-то занимались неведомым мне делом, а я убивал день, сопровождая и обслуживая девушку, к которой не испытывал ни личного, ни профессионального интереса. Но, когда в половине восьмого утра я поднялся в спальню Вулфа, чтобы получить указания, он заявил мне, что отпускать Элму без присмотра опасно.

Будь моя воля, я бы отправил с Элмой оперативника, а сам остался бы дежурить в конторе. Вулф прекрасно знал, что я хотел бы поработать с Солом и Фредом, а я прекрасно знал, что он не стал бы выкидывать семнадцать с половиной долларов в час плюс издержки, если бы не был уверен, что эти траты не напрасны. Но нам уже не раз доводилось препираться по сходным поводам, и я не видел смысла ввязываться в очередной спор, тем паче что Вулф вкушал свой завтрак..

Поэтому я провел день, исполняя обязанности телохранителя. А то, что хранимое мною тело весило сто десять фунтов и принадлежало миловидной девушке с печальным личиком, мало утешало меня. Я ничего не имею против сострадания, но лишь когда мои мозги отдыхают, а сейчас они были заняты делом. Мысленно я был с Солом и Фредом, и это само по себе очень раздражало меня, поскольку я не знал, где они. Не сомневаюсь, что подруги Элмы сочли меня холодным и бесчувственным, как рыба.

Когда мы, наконец, вернулись на Манхэттен, доставив подруг Элмы по домам, шел уже седьмой час вечера. Элма расплатилась с водителем лимузина. Поднявшись вместе с ней на крыльцо и увидев, что дверь не заперта на цепочку, я понял, что у нас, по крайней мере, ничего не взорвалось. Но, войдя, я увидел, что к нам кое-кто ворвался.

На вешалке в прихожей висели знакомые предметы одежды: коричневая шерстяная кепка, серая шляпа, синяя шляпа и три пальто. Принимая пальто у Элмы, я сказал ей:

— Поднимитесь к себе и прилягте. В кабинете посетители. Инспектор Крамер, Сол Пензер и Фред Дэркин.

— Но что… зачем они…

— Это ведомо только Господу и, возможно, мистеру Вулфу. Вам обо всем расскажут. Если вы желаете…

Я умолк, перехватив ее взгляд. Элма смотрела на входную дверь. На крыльце стоял Джон Мерсер, готовый надавить на кнопку звонка, за его спиной маячили Филип Горан и Фрэнсес Кокс. Я велел Элме скрыться из виду и открыл дверь, только когда она поднялась наверх.

Итак, Вулф считал дело раскрытым. Впуская посетителей, помогая им раздеться и провожая в кабинет, я гадал, до чего додумался Великий Человек. Не раз я наблюдал, как он шел ва-банк, имея в своем распоряжении лишь ничтожную зацепку, рискуя подчас крупными гонорарами, не беря задатка, тратя свои собственные средства. Что ж, он был вполне способен поставить на карту все, не имея даже ничтожной зацепки.

Вулф знал, что я вернулся: когда раздался звонок, из кабинета выглянул Сол и увидел, как я впускаю гостей. Мне захотелось отправиться на кухню и посидеть там над стаканом молока. Я мог бы присоединиться к остальным, но лишь в качестве зрителя. А ну как представление окажется провальным? Но, пока я размышлял, на крыльцо поднялся еще один гость — Эндрю Буш. Я открыл дверь, прежде чем он успел нажать кнопку звонка.

Поскольку и я, и, кажется, Вулф тоже вычеркнули его из списка подозреваемых, приход Буша мог означать только одно: сегодня будут раскрыты все карты. Или победа, или поражение, ничего другого. Поэтому я провел Буша в кабинет и вошел туда сам. И увидел, что вся труппа в сборе. Джоан Эшби сидела на кушетке слева от моего стола, накинув на плечи норковое манто, за которое, надо полагать, еще не успела расплатиться. Крамер угнездился в красном кожаном кресле. Сол и Фред стояли в углу возле здоровенного глобуса. Мерсер, Горан и мисс Кокс рядком сидели в желтых креслах лицом к столу Вулфа. Одно кресло оставалось свободным и предназначалось Бушу.

Когда я занимал свое место, Вулф выговорил Бушу за опоздание, и Буш промямлил что-то в ответ. Я сел, и Крамер заявил, что настаивает на присутствии Элмы Вассос.

Вулф покачал головой.

— Вы здесь по доброй воле, мистер Крамер, и можете либо сидеть и слушать, либо встать и уйти, как мы и условились. Я уже говорил вам по телефону: вы не имеете права вмешиваться как должностное лицо, поскольку расследование насильственной смерти, к которой причастны эти люди, закончено. Точнее, вы закрыли дело. Вторая насильственная смерть — вне вашей юрисдикции. Вы согласились слушать или уйти. Желаете покинуть нас?

— Начинайте, — прорычал Крамер. — Но Элме Вассос следовало бы быть здесь.

— Она неподалеку, если понадобится, пригласим. — Вулф отвернулся от Крамера. — Мистер Мерсер, я говорил вам по телефону, что, если вы приведете мисс Кокс и мистера Горана, мы, вероятно, сможем достигнуть взаимопонимания в вопросе об исках, поданных мисс Вассос. Присутствие миссис Эшби и мистера Буша тоже показалось мне желательным, и я попросил их прийти. Сейчас я на гораздо более твердой почве, чем был вчера. Тогда я знал лишь, что мистер Вассос не убивал мистера Эшби. Теперь мне известно, кто его убил. Я буду краток…

— С этой минуты я здесь как должностное лицо! — встрял Крамер. — Вы утверждаете, что можете назвать имя убийцы! Откуда вы знаете, что Вассос не убивал Эшби?

Вулф вперил в него испепеляющий взор.

— Вы дали мне слово. Слушайте или уходите.

— Я выслушаю ваш ответ на мой вопрос!

— Я как раз и собирался его дать, — сказал Вулф и повернулся к остальным гостям. — Итак, я кратко расскажу вам, как мне открылась истина. В четверг вечером мисс Вассос пришла ко мне, чтобы воспользоваться моими услугами. Она сказала, что кто-то оболгал ее в полиции, убедив служителей закона в том, что Эшби соблазнил ее, а Петер Вассос узнал об этом, убил Эшби и покончил с собой. Она сказала, что все это — неправда, что, по словам ее отца, я — величайший человек на свете; что она хочет нанять меня для выяснения и доказательства истины, а в качестве гонорара отдает мне все долларовые бумажки, которыми я более трех лет расплачивался с ее отцом за чистку моих ботинок. Общим счетом это около пятисот долларов.

Вулф поднял руку и перевернул ее ладонью кверху.

— Ну что ж. Если она действительно дурно вела себя и если в результате ее отец совершил убийство и самоубийство, что могло заставить мисс Вассос прийти ко мне — величайшему человеку на свете, по мнению ее отца, а следовательно, к человеку, которого не обведешь вокруг пальца? Что могло заставить мисс Вассос предложить мне значительную, по ее меркам, сумму денег за установление истины? Это было нелепо. И я поверил мисс Вассос.

Вулф перевернул ладонь.

— Не буду делать вид, что меня побудили к действию долларовые бумажки, мелкие затруднения мисс Вассос или приверженность истине и справедливости. Мною руководило раздражение. В понедельник, за день до прихода мисс Вассос, мистер Крамер заявил мне, что я способен прикрыть убийцу, лишь бы не возиться и не искать нового чистильщика обуви. А в среду он сказал мистеру Гудвину, что я обманут шлюхой, и выгнал мистера Гудвина из своего кабинета. Вот почему…

— Я его не выгонял!

Вулф не обратил на него внимания.

— Вот почему мистер Крамер здесь. Я мог бы попросить районного прокурора прислать кого-нибудь, но предпочел мистера Крамера собственной персоной.

— Я здесь, и я вас слушаю, — прошипел Крамер.

Вулф повернулся к нему.

— Да, сэр. Не буду упоминать об исках, поданных мисс Вассос по моему совету. Это был лишь прием, способ установить контакт. Я должен был встретиться с этими людьми. Я уже догадывался, кто убийца. Вы тоже.

— Если вы имеете в виду не Вассоса, то вы не правы. Я не догадывался.

— Не могли не догадываться. Я выдал вам все факты. Ну, скажем, добрую половину. Это сделал мистер Гудвин, когда передал слово в слово мой разговор с мистером Вассосом в понедельник утром. Мистер Вассос сказал, что кого-то видел. Кроме того, вечером он заявил дочери, что есть факты, о которых он умолчал в беседах со мной и полицейскими, что утром намерен прийти ко мне, все рассказать и спросить, как ему быть. Но дочери он не открылся. По-моему, все это — весьма прозрачные намеки.

— Намеки на что?

— На то, что он знал, или думал, будто знает, кто убил Эшби. Мы можем лишь гадать, где и когда мистер Вассос видел этого «кого-то», но, весьма вероятно, он заметил человека, выходящего из кабинета Эшби. Не входящего туда, ибо график известен вам не хуже, чем мне, если не лучше, а именно выходящего, причем в то самое время, когда Эшби покинул кабинет через окно. И это был человек, которого мистер Вассос не хотел выдавать, которым он восхищался, которого уважал, которому был чем-то обязан.

Тут у меня есть перед вами преимущество, мистер Крамер. Мы с мистером Вассосом взяли за правило обсуждать историю Древней Греции и ее деятелей, и я сумел понять образ мысли мистера Вассоса. Он считал насилие и даже жестокость извинительными изъянами, но ненавидел неблагодарность и неверность. И это помогло мне сделать выводы.

Вулф покачал в воздухе пальцем.

— Итак, человек — назовем его Икс, — которого мистер Вассос видел при компрометирующих обстоятельствах, когда-то завоевал симпатии мистера Вассоса, его уважение, благодарность и преданность. — Вулф отвернулся от Крамера и оглядел остальных. — Это был кто-то из вас? Вот что я пытался выяснить вчера вечером в беседе с мисс Вассос. Нам нет нужды долго судить да рядить. Только один из вас соответствует вышеприведенной характеристике. Это вы, мистер Мерсер. Вы подходите идеально. Мистер Вассос был благодарен вам за то, что вы взяли на работу его дочь. Через какую дверь вы выходили из кабинета Эшби, когда мистер Вассос заметил вас? Через дверь во внешний коридор или через другую?

— Ни через какую. — Вулф бросил Вызов, и Мерсер изготовился к бою. — Уж не намекаете ли вы, что это я убил Дэниза Эшби?

— Еще как намекаю. — Вулф повернулся к Крамеру. — Не так уж важно, какой дверью он воспользовался, но я думаю, что внутренней, это более вероятно. Разумеется, вы знакомы с планировкой конторы. Если бы мистер Мерсер, убив Эшби, ушел через дверь во внешний коридор, он был бы вынужден возвращаться через приемную, где его мог увидеть кто угодно, в том числе и мисс Кокс. Уходя через внутреннюю дверь, он, вероятно, никого бы не встретил. И его видел только мистер Вассос, который вошел в приемную. Мисс Кокс еще, помнится, кивнула ему.

— Пока вы сказали чертовски мало, — прорычал Крамер. — Я вас слушаю.

Вулф кивнул.

— Я считал себя обязанным объяснить, что именно привлекло мое внимание к мистеру Мерсеру. Вчера вечером, поговорив с мисс Вассос, я пригласил Сола Пензера и Фреда Дэркина, с которыми вы знакомы. Мистер Гудвин сегодня был занят. Существовала вероятность, что мистер Мерсер — не единственный возможный кандидат, что был кто-то еще, в том же здании, но в другом кабинете. Кто-то, кого мистеру Вассосу не хотелось выдавать, кто-то, имевший мотив для убийства Эшби. Задачей мистера Дэркина было…

— А что, у Мерсера был мотив?

— К этому я еще подойду. Черт возьми, да не перебивайте вы меня! Задачей мистера Дэркина было изучить такую вероятность, и он потратил на это весь день. Бесспорный отрицательный результат, разумеется, был недостижим, но мистер Дэркин не нашел ни одного человека, отвечавшего вышеупомянутой характеристике, зато раздобыл кое-какие красноречивые сведения. На шестом этаже того же здания расположено правление другой, фирмы, главного конкурента «Мерсерз-Боббинс». Ее президент сообщил мистеру Дэркину, что гибель Эшби стала для него ударом, поскольку он вел с Эшби переговоры о переходе последнего на работу в эту фирму, и они уже почти пришли к соглашению.

Конечно, конкурент способен вынудить вас пойти на убийство, но президент этой фирмы — не преступник, хотя бы потому, что мистер Вассос никогда не чистил ему обувь. Его услугами пользовались лишь двое сотрудников той фирмы, но ни одному из них мистер Вассос не был ни обязан, ни признателен, ни предан.

Вулф вздохнул и вперил взор в Крамера.

— Прежде чем поведать о действиях мистера Пен-зера, разберемся с мисс Вассос. Сведения о ней вы черпали из трех источников и, возможно, проверили бы их на надежность, если бы мистер Вассос погиб в подведомственном вам районе. Тем не менее, вам можно предъявить обвинение в пренебрежении служебными обязанностями. Мистер Мерсер и мисс Кокс сослались на Эшби, а он был мертв. Так, может быть, они лгали? Причина, по которой мог солгать Мерсер, очевидна: ведь это он убил Эшби и мистера Вассоса. Что до мисс Кокс, то Эшби мог из хвастовства наврать ей, что поймал жар-птицу, которая в действительности упорхнула от него. Или она — прирожденная лгунья. Или… Черт возьми, она — женщина. Расспросите ее сами на досуге. Что касается…

— Я и сейчас ему верю, — громогласно возвестила мисс Кокс.

Вулф даже не взглянул на нее.

— Что касается мистера Горана, то, как вам известно, он мечтал занять место Эшби. Он отказался назвать источник своей осведомленности. Мистер Горан либо лгал, либо был введен в заблуждение. Сейчас это несущественно. Перехожу к тому, что действительно важно. Сол!

Сол Пензер поднялся со стула и стал за спиной Мерсера лицом к Крамеру. Выглядел Сол невзрачно и вполне заурядно, но люди, которым доводилось иметь с ним дело, знали, что наружность его обманчива, и Крамер был одним из таких людей.

— Мне было поручено выяснить, чем занимался Джон Мерсер в понедельник вечером, — начал Сол. — По версии мистера Вулфа, Мерсер знал, что Вассос видел его утром выходящим из кабинета Эшби. Мерсер позвонил Вассосу и назначил встречу. Встреча состоялась, и Мерсер отвез Вассоса через реку в Джерси, в известное ему укромное местечко. Он чем-то ударил Вассоса, оглушил или убил его и сбросил с обрыва. Такая была версия, и…

— К чертям вашу версию! — прошипел Крамер. — Что вы узнали?

— Мне повезло. Я не мог начинать расследование с Мерсера. К примеру, с гаража, в котором он держал свою машину. У меня не было там связей. Поэтому я отправился на Грэм-стрит и начал расспрашивать, не видел ли кто, как Вассос выходил из дома в понедельник вечером. Знаете, как оно бывает, инспектор, можно копать неделю и ничего не нарыть, но мне повезло. Не прошло и часа, как я все разузнал.

Мистер Вулф не велел мне сразу выкладывать подробности, поскольку Мерсер присутствует здесь и слышит меня, но я раздобыл имена и адреса троих людей, которые видели, как без нескольких минут девять в понедельник вечером Вассос садился в машину на перекрестке Грэм-стрит и авеню А. В машине был только водитель, и свидетели могут дать его описание. Затем я…

— Вы сами-то давали им описание Мерсера?

— Нет. Я не вчера родился, инспектор. Затем я убил час, пытаясь отыскать эту машину на нашем берегу реки. Потом сел за баранку и отправился в Джерси, где потратил на поиски машины еще два часа. Я разыскал знакомого легавого из полиции штата, и он поехал вместе со мной к тому обрыву. Побродив по верхушке и не найдя ничего полезного, что и неудивительно, ведь прошла ночь, — мы спустились по склону к месту, где было обнаружено тело Вассоса. Там тоже все уже обшарили, да не очень дотошно. Во всяком случае, мы нашли одну улику, которую заметил бы даже бойскаут.

Вассос был жив, когда Мерсер столкнул его со скалы. Он умер только внизу, а перед смертью окунул палец в собственную кровь и вывел на камне: «МЕРС…» Надпись была смазанная, и ее залило кровью, но полиция была обязана заметить ее. Эта надпись и поныне там, и теперь ее охраняют. Тот парень из полиции штата — добросовестный легавый, так что надпись никуда не денется. Я нашел телефон, позвонил мистеру Вулфу, и он велел мне прибыть сюда. Разумеется, я уже сообщил ему все, что разузнал на Грэм-стрит.

Крамер подался вперед.

— Вы спускались вниз вместе с тем полицейским? — спросил он.

Сол усмехнулся. Улыбка его настолько же тепла, насколько сам он крут. Благодаря ей он стал лучшим из всех знакомых мне игроков в покер.

— Думаете, я сам намалевал эту надпись? Кровью, которая запеклась четверо суток назад? Интересно, как мне это удалось? Продырявил себе ляжку и вывел буквы свеженькой кровушкой? Да и группы могли не совпасть.

— Мне нужны имена и адреса тех троих свидетелей. — Крамер встал. — И я хочу воспользоваться телефоном.

— Нет! — сердито выпалил Вулф. — Сначала возьмите под стражу мистера Мерсера. Посмотрите на него. Если позволить ему уйти, он бог знает, чего натворит. Кроме того, я еще не закончил. Нынче пополудни, получив отчет мистера Дэркина, я позвонил миссис Эшби. — Он взглянул на Джоан. — Не согласитесь ли вы сообщить мистеру Крамеру то, что рассказали мне?

Я не стал оборачиваться и смотреть на нее. Для этого пришлось бы выпустить из поля зрения Мерсера. Но я прекрасно слышал ее голос.

— Я сказала вам, что мой муж никак не мог решить, увольняться из «Мерсерз-Боббинс» или нет. Он заявил мистеру Мерсеру, что останется, если получит пятьдесят один процент акций, а нет — так уйдет в другую фирму. На прошлой неделе муж потребовал, чтобы к концу месяца Мерсер дал ему ответ.

— Мне он говорил то же самое, — голосисто произнесла Фрэнсес Кокс. — И еще сказал, что хочет взять меня с собой, если уволится. Я с самого начала подозревала, что его убил мистер Мерсер. Но помалкивала, потому что у меня не было веских…

Мерсер прервал ее речь. Он хотел сделать это, вцепившись ей в горло скрюченными пальцами, но не сумел: Сол был начеку. И все же, несмотря на возраст, Мерсер оказался достаточно проворен и силен, чтобы затеять нешуточную возню. Крамер бросился на него, Джоан Эшби вскрикнула, Горан вскочил, опрокинув кресло. И, разумеется, я тоже подоспел.

Впервые в жизни я увидел человека с пеной у рта. И не хотел бы еще раз стать свидетелем такого зрелища. Струйка пены, которая потекла с губ Мерсера, когда Сол схватил его сзади, была того же цвета, что и его волосы.

— Ладно, Пензер, я его возьму, — послышался голос Крамера.

Я огляделся и заметил, что одного гостя не хватает. Эндрю Буш исчез. Он не знал, где комната Элмы, и вполне мог вломиться в спальню Вулфа, поэтому я торопливо поднялся наверх.

Добравшись до лестничной площадки второго этажа, я увидел, что дверь в спальню Вулфа закрыта, и пошел дальше. На третьем этаже дверь южной комнаты была распахнута настежь. Я остановился на пороге. Элма была у окна и видела меня, но Буш стоял спиной. Стоял и говорил:

— …значит, все позади, все в порядке. Этот Ниро Вулф — и впрямь величайший человек на свете. Я вас уже спрашивал, пойдете ли вы за меня замуж, и не буду сейчас повторять этот вопрос, но я хочу сказать…

Я развернулся и шагнул к лестнице. Может, Буш — действительно неплохой управляющий конторой, но вот рекламное дело ему предстоит осваивать с азов. Этот дурачок объяснялся в любви, стоя в десяти футах от девушки. Ну разве так можно?