Искатель, 1998 №3

— Профессор Стелсон?

— Да, это я. С кем имею честь разговаривать?

— Меня зовут Кеннет О’Брайен, мы незнакомы. Друзья сказали, что вы один из величайших египтологов нашего времени. У меня есть одна вещь, которая может вас заинтересовать.

— Я вас внимательно слушаю.

— Мне удалось нелегально купить одну уникальную вещь. Я, конечно, понимаю, что это не совсем законно, но… — Он будто в смущении развел руками. — Принести ее сюда невозможно, она достаточно велика, но вот весьма четкая фотография каменной плиты, покрытой непонятными знаками, посмотрите, пожалуйста. Анализ показал, что этой надписи больше десяти тысяч лет.

Стелсон недоверчиво улыбнулся.

— Вы, разумеется, шутите?

— Нет, это правда. Я провел три независимых экспертизы. Больше, к сожалению, не получилось: товар контрабандный.

— Этого просто не может быть. Тогда и письменности еще не существовало.

— Я вас очень прошу, профессор, попробуйте разобраться. Мне кажется, что эта вещь дорогого стоит.

Но Стелсон уже не слушал его. Забыв про гостя, он нес драгоценный снимок к себе в кабинет. О’Брайен надел шляпу и вышел.

«У него много песка. У него много времени. Он пересыпает песок из ладони в ладонь, и время перетекает вместе с песком. Иногда он слегка раздвигает пальцы, и песчинки отправляются в самостоятельный путь. Эта была нашей. Зрящие узнали ее еще когда она не выросла. Только потом она превратилась из пылинки в камень, из камня в валун, из валуна в гору. Когда ей осталось два круга пути, думающие открыли план спасения.

— Не нам с ним бороться. Мы живы только пока он не знает об этом. Гора не расколет наш шар и даже не сдвинет его. Но десять тысяч кругов после жить будут плохо. Не все смогут это перенести. Мы можем передвинуть шар, но тогда потеряем с таким трудом отвоеванное место. Пусть все идет своим чередом.

— Что же нам делать? — спросили остальные.

— Мы уйдем в складки времени. Двенадцать тысяч кругов пролетят для нас как двенадцать. Мы построим вход, но гора разрушит его. Уходя, мы оставим манипулов. Они переживут столкновение и восстановят сооружения. Мы заложим в них агрессию, и, выполнив работу, они уничтожат друг друга.

— А если другие займут наш шар?

— Кто осмелится тягаться с нами? Мы предупредим всех, кого знаем, и оставим предостережение остальным. Да будет так!

— Да будет так!

Мы покидали наш шар. Светило наполовину скрылось за наклонными треугольными гранями входного сооружения. Огромные толпы манипулов, заполонившие окрестности, молча провожали нас глазами. Обитатели соседних шаров, прибывшие на исход, читали высеченные на плитах предостережения. Когда вошли все, кроме меня, я приблизился к лежащему на песке стражу и произнес слово камня. Страж поднялся и запел. Манипулы в страхе попадали и закрыли головы руками, пытаясь спрятаться от его голоса. Голос стража — единственное, что будет связывать нас с шаром из складок времени. Когда мы будем возвращаться, он предупредит непрошенных гостей, и они успеют удалиться. Если же кто попытается разрушить вход, страж позовет нас, и горе тому безумцу. Я снова произнес слово камня, и страж замер на долгие тысячи кругов нашего отсутствия.

Теперь мне осталось только вывести эту строку».

— Мистер О’Брайен?

— Да, это я.

— Я послал вам факс с переводом, вы получили его?

— Да, он пришел только что. Я, правда, не совсем понял, о чем речь.

— У египтян существуют предания, согласно которым перед концом света заговорит Сфинкс. А еще говорят, что мир падет, когда пирамиды отдадут свою последнюю тайну. Теперь вы понимаете?

— Если это и так, то что с того?

Профессор бросил трубку. Побегав немного по комнате, он принялся лихорадочно собирать чемодан. Укладывая рубашки, он злобно бормотал сквозь зубы:

— Невежда, неуч! Самый последний болван знает, что в бесконечной последовательности букв можно встретить любое произведение литературы. Так где же гарантия, что один из этих туристов не произнесет случайно набор звуков, который окажется словом камня? Нет, только я могу предотвратить безвременную кончину нашего общества тупых манипулов.

Последнее слово он произнес особенно едко, а затем, схватив чемодан, выскочил из квартиры. Кен О’Брайен пришел к своему знакомому в отличном настроении.

— Меня не переспоришь. Я же говорил, что все ученые— потенциальные сумасшедшие. Читай!

Он кинул приятелю номер «Таймс» с обведенной карандашом маленькой заметкой.

«Известнейший египтолог, профессор Стелсон, был помещен вчера в одну из лучших психиатрических клиник Каира. Причиной послужило странное поведение профессора. В течение нескольких последних дней он без устали бегал вокруг статуи Сфинкса, умоляя туристов говорить как можно тише, дабы не произнести невзначай какое-то загадочное «слово камня». Доктора утверждают, что налицо явные признаки шизофрении».

— С тебя полсотни, дружище!

— Деньги ты получишь, но сначала скажи, как умудрился смонтировать такое фото, что обвел вокруг пальца самого Стелсона?

— Да ничего я не монтировал. Лет пять назад я был в Каире, и один старый египтянин показал мне эту плиту. Так что снимок подлинный. Давай, давай, раскошеливайся, приятель.