Иные миры

Глава 3 Предел стремлений

Придя на следующее утро, мисс Барнет застала Верховного судью за чтением утренней почты. Он поднял голову, приветливо поздоровался и осторожно спросил:

— Ну, как вы»? Полегчало? Спали хорошо? Вот и славно. Жаль, что вы вчера не увидели самое настоящее чудо!

— Что еще случилось? — с замиранием в голосе спросила Хлоя.

— Да уж случилось кое-что, — ответил лорд Эргли.

Лицо его приобрело торжественное выражение. — До вчерашнего вечера я пребывал в твердой уверенности, что Джайлс морочит голову Монтегю по своей обычной вредности. Но теперь я отнюдь в этом не уверен. Кажется, он и сам не ждал, что так получится.

— Что произошло? Не томите, лорд Эргли!

Верховный судья коротко и точно пересказал ей окончание вчерашнего вечера.

— То есть камень воспроизводит сам себя? — переспросила Хлоя. — Волшебство какое-то! Так не бывает.

Лорд Эргли покачал головой.

— Я бы не стал с определенностью утверждать, что это невозможно. Если деление происходит на атомарном уровне…

Правда, я и сам был потрясен, когда увидел три абсолютно одинаковых камня. Знаете, дорогая, есть что-то противоестественное в этой картине: Реджинальд Монтегю, производящий камни Сулеймана ибн Дауда со скоростью две штуки в минуту при помощи молотка и зубила.

— Именно это я и чувствовала, — убежденно проговорила Хлоя. — Поэтому и удрала вчера. Лорд Эргли, как вы считаете… — она замялась, — может быть, все дело в этих буквах? Они настоящие?

— Видимо, и знаки, и камень существуют в действительности, — задумчиво ответил лорд Эргли, — но только это иная действительность, может быть, большая или, наоборот, меньшая, чем наша. Да нет, чушь это все, — поморщился он, — у реальности не может быть степеней. Но, с другой стороны, мы же с вами знаем, что с помощью камня можно перемещаться в пространстве, и я своими глазами видел, как камней стало сначала два, а потом три, и ни один из них при этом ничего не утратил. А сегодня утром мне принесли вот это, — он протянул Хлое какой-то официальный бланк.

«Министерство иностранных дел, — прочла девушка. — 10 мая с.г.

Дорогой Верховный судья, не могли бы Вы уделить мне сегодня несколько минут? Если Ваши дела позволяют, не сочтите за труд, позвоните мне в министерство. Нам хотелось бы посоветоваться с Вами по делу, связанному с Вашим дальним родственником, сэром Джайлсом Тамалти. Я виделся с ним два-три раза, и он вызвал у меня впечатление человека, с которым непросто иметь дело. Вот я и подумал, не упростить ли мне задачу, переговорив предварительно с Вами.

Умоляю извинить за беспокойство.

Искренне преданный, Ваш Дж. Брюс Кумберленд».

Хлоя подняла глаза от письма.

— Вы думаете, это связано с короной?

— Я бы не удивился, — ответил лорд Эргли. — Впрочем, не обязательно. Джайлс обычно ведет несколько тем одновременно, некоторые вполне безобидны, но уж одна-две, будьте уверены, совершенно отвратительны. Министерство иностранных дел уже имело неприятности из-за него. Была недавно темная история, в которой до конца никто не сумел разобраться, зато одному из Секретарей пришлось подать в отставку. Неудивительно, что Брюс Кумберленд проявляет осторожность.

— А кто он? — спросила Хлоя.

— Меньший из тамошних великих, — слабо улыбнулся лорд Эргли. — Постоянный представитель множества непостоянных комитетов. Я уже позвонил ему и договорился на полдень. Хочу .

В дверь постучали, и на пороге появилась служанка.

— Милорд, вас хочет видеть сэр Джайлс Тамалти, — сообщила она.

— Сэр Джайлс? — лорд Эргли быстро взглянул на секретаршу. — Ну что ж, просите его. — Он встал и встретил раннего посетителя у двери. — Привет, Тамалти, что это вас понесло из дома в такую рань?

Сэр Джайлс вошел, бросил быстрый взгляд на Хлою и уселся.

— Сразу три причины, — скороговоркой произнес он. — Во-первых, мой дом пытались ограбить сегодня ночью, во-вторых, сейчас я еду в Бирмингем, а в-третьих, хочу предостеречь вас, а вернее, других людей с вашей помощью.

— Ограбить? — переспросил судья. — Так. Намеренное ограбление? Случайное? А кто ограбил, вы не знаете?

— Конечно, знаю, — отмахнулся сэр Джайлс. — Люди из иранского посольства. Не удивлюсь, если к этому приложил руку сам Али Хан. Как это еще они меня не тронули?

В общем-то, они быстро управились. Шустрые такие ребята.

Пошарили у меня под подушкой, знаете, мне стоило большого труда удержаться от смеха, обыскали кабинет, заглянули в открытый сейф, и при этом почти не шумели. Если бы я спал, мог бы и не услышать.

— Они получили то, что искали? — спросил судья.

— Получили?! — почти завизжал сэр Джайлс. — Да вы что? Неужели вы думаете, что какие-то придурки могут найти то, что я решил спрятать? Да ни за что на свете! Мы с Сулейманом собрались навестить Пеллишера в Бирмингеме, а по пути я решил оставить одного из наших меньших приятелей погостить у вас, а другого — у Реджинальда. К нему я уже заезжал, а этот — ваш. — Он достал из кармана камень и бросил на стол.

— Теперь насчет предостережений. Вы ведь связаны с этим обезьянником на Уйатхолле. Персы обязательно начнут дергать за те веревочки, от которых наши макаки начинают скакать, как ошпаренные. Если дойдет до этого, предупредите их: со мной шутки плохи. Захотят выцарапать у меня корону — получат куда больше, чем хотели. Пусть только попробуют устроить мне неприятности. Я понаделаю столько камней, что хватит сложить стену вокруг Лондона. Я их буду продавать уличным мальчишкам по пенсу за пару. Да у «Вулвортса»3 все витрины будут завалены этими камнями, и вся проклятущая дыра, которую вы зовете Лондоном, будет играть с камнями в пряталки и догонялки. Я дам им много сувениров, так и передайте. Я уже написал Али Хану и посоветовал в случае чего обращаться к вам за консультацией. — Сэр Джайлс повернулся, чтобы уйти, но на пороге задержался. — Да, а если они попробуют огреть меня по голове в темном переулке, это им тоже не поможет. Камня они не получат, зато над моей могилой насыплют курган из их чертовых реликвий!

— С этими словами сэр Джайлс вылетел из кабинета, но не успел судья произнести «Вот забавное создание», как старый джентльмен снова возник на пороге.

— А вам обоим я бы посоветовал помалкивать, как бы к вам ни приставали министерские или посольские бездельники! У вас, Эргли, ваш пост, у мисс Барнет — ее пол, вот вам и линия поведения: Закон и Невинность, хотя, сдается мне, вы оба не очень-то соответствуете этим понятиям.

Отпустив эту ядовитую шпильку, сэр Джайлс исчез теперь уже бесповоротно. Они услышали, как внизу хлопнула входная дверь.

— Глядя на сэра Джайлса, я всегда вспоминал одну старую загадку, — сказал лорд Эргли. — Что бы вы предпочли: быть противнее, чем кажетесь, или казаться противнее, чем вы есть? Ответ-то простой: не надо ни того ни другого, но, что поделать, и то, и другое во мне есть. Ну и что же нам теперь предпринять? — он посмотрел на часы. — О! Мне пора в министерство. Мисс Барнет, если заглянет кто-нибудь из иранского посольства, повидайтесь с ними, хорошо? Не надо им ничего рассказывать. Просто будьте с ними нелюбезнее. Принимайте корреспонденцию, допрашивайте тех, кто будет звонить, ну, вы сами знаете. Может, не стоит и с министерством связываться, но я уже обещал Кумберленду, да к тому же мне и самому интересно. Я распоряжусь, чтобы гостей из посольства направляли прямо к вам. До свидания, удачи вам. К ленчу вернусь.

— А вас не оставят на ленч в министерстве? — спросила Хлоя.

— Может, и оставят, да я не останусь, — категорически заявил лорд Эргли. — Нам надо будет обсудить все вдвоем.

Ну а это, — он взял камень, — это полежит пока у меня в сейфе. До свидания. Если останется время, разберитесь с примечаниями к очередной главе.

Хлоя старалась. Но сегодня ее не увлек даже фрагмент о законе как развивающемся свойстве человеческого сознания с противоречием естественного внутреннего, присущего человеку и узаконенного, и неестественного вешнего, навязанного человеку ситуацией. Может, и правда, весь свод уголовных законов стоило признать неестественным — именно до этого места добрался в своих рассуждениях Верховный судья, — но Хлоя понятия не имела, собирается он дальше обосновывать или опровергать эти предположения. Честно говоря, ее мысли занимало совсем другое.

— Оно должно быть живым, — неожиданно для самой себя произнесла Хлоя вслух. «Но тогда оно должно сознавать происходящее, — продолжала размышлять она, — а значит, должно знать, что мы с ним творим? Но разве камни могут думать и чувствовать? — Ответа на этот вопрос Хлоя не знала, но продолжала размышлять все о том же. — Если оно знает, чего добивается Монтегю, может ли оно воспрепятствовать этому?»

Снова появилась служанка.

— Мисс Барнет, там внизу джентльмен из посольства.

Лорд Эргли сказал, чтобы я его наверх вела, так вести или нет?

— Конечно, ведите, — воскликнула Хлоя.

Спустя минуту голос служанки возвестил за дверью:

«Господин Ибрагим», — и в кабинет вошел низенький, очень старый джентльмен в европейском костюме и с зеленым тюрбаном на голове.

— Проходите, пожалуйста, садитесь, — пригласила Хлоя, справившись с охватившим ее волнением. — Вы, наверное, знаете, лорду Эргли пришлось срочно уехать по делам.

Он просил передать свои сожаления и предложил оставить записку. Я его секретарь.

Хаджи Ибрагим поклонился и сел в предложенное кресло.

— Я думаю, вам известна причина моего визита? — тихо спросил он.

— К сожалению, лорд Эргли только предупредил меня, что она весьма важна, — ответила Хлоя.

Старик едва заметно улыбнулся.

— Вполне допускаю, что лорд Эргли не успел рассказать вам суть дела. Но ведь прошлой ночью вы и сами кое-что видели, не правда ли? Вчера вы сопровождали лорда Эргли в дом сэра Джайлса Тамалти…

— Если вам известно об этом, — холодно ответила неприятно удивленная Хлоя, — то вам должно быть известно и то, что я ушла довольно скоро, во всяком случае, раньше господина Верховного судьи.

— И все-таки вы там были, — кивнул Хаджи Ибрагим. — Я совершенно не собираюсь спорить с вами о продолжительности вашего визита, мисс Барнет. Я правильно расслышал ваше имя? Не стоит попусту растрачивать время и душевные силы. Вы знаете, что мы ищем, хотя едва ли представляете значение этого предмета. Наша пропажа именуется Пределом Стремлений.

— Пределом Стремлений? — невольно переспросила Хлоя.

— Еще его зовут Белым камнем, или камнем Сулеймана ибн Дауда, мир да пребудет с ним, — продолжал Хаджи. — Впрочем, есть у него и другие имена. Но имя, которое я назвал, наиболее полно отвечает смыслу лучшего из сокровищ Сулеймана ибн Дауда. Вчера сущности камня умножились, и теперь он может принести миру немало бед. Я уверен, что лорд Эргли достаточно мудр и сделает все возможное, чтобы вернуть камень. Нет, нет, не стоит, — воскликнул Хаджи Ибрагим, приподняв руки и останавливая Хлою, готовую еще раз отречься от своей причастности к происходящему. — Я ценю ваше стремление, но в данном случае оно напрасно. Я же вижу, камень знаком вам, вы даже наблюдали его в действии.

— Если вы соблаговолите оставить послание, — с трудом выговорила Хлоя, — я непременно передам его господину Верховному судье, как только он вернется.

— Наверное, вы уже догадываетесь о его содержании, — снова улыбнулся Хаджи Ибрагим. — Скажите мне, мисс Барнет, не устрашилось ли ваше сердце при виде чудес камня? Иначе почему вас так взволновал наш разговор?

— Я вовсе не взволнована, — с возмущением соврала Хлоя.

— Милая деточка, — тихо проговорил старик, — вы изо всех сил стремитесь остаться верной, но глаза выдают вас. Там, в глубине, я читаю страх. Прошу вас, не бойтесь нас, смиренных слуг камня, бойтесь тех, кто пытается повелевать им.

— Но что это за камень? — спросила Хлоя, тщетно пытаясь выдать охватившее ее волнение за чисто деловой интерес.

— Что ж, я расскажу вам, — просто ответил Хаджи Ибрагим. — Я расскажу, что говорят о нем люди, а вы расскажете господину Верховному судье, когда он вернется. Предания утверждают, что в короне царя Сулеймана ибн Дауда сиял чудесный камень, которым в древности владели исполины — Нимрод-Охотник и его дети. Именно с помощью силы, заключенной в камне, Нимрод пытался возвести Вавилонскую Башню и достичь Небес. Какая-то связь с Небесами действительно есть у тех, кто владеет камнем. До Нимрода он принадлежал отцу нашему Адаму, мир да пребудет с ним! Это единственное, что Адам взял с собой из Рая, спасаясь от пылающих мечей архангелов Михаила, Гавриила и Рафаила, да будут они благословенны! Есть, впрочем, и такие, кто утверждает, будто камень украшал корону Иблиса Проклятого в тот день, когда его свергли с Небес, говорят даже, что пока Иблис не утратил камень, падение его не было окончательным. Еще говорят, что Всемилостивейший Единый, творя миры, вначале создал камень, и когда в одной из Своих ипостасей, которую иудеи именуют Шехина4, он взглянул в него, миры обрели бытие, а уже после того камень перешел к Иблису, затем к Адаму, от Адама к Нимроду, а от Нимрода к Сулейману. Позже он украшал скипетр императора Октавиана, затем перешел к Константину, а из Византии скрытно был переправлен на Восток, и тогда владыка наш Мухаммед, мир да пребудет с ним, возрос в силе, возглашая единство Божие. Дальше камнем владели один за другим семь халифов, и последний из них вместе с Верными отправил его в Испанию, откуда он попал к императору Шарлеманю5 и долгое время украшал рукоять его знаменитого меча Жуайеза6, именно поэтому и звавшегося так; франки использовали это имя как свой боевой клич: «Монжуа! Сен-Дени!»7. Благодаря силе камня и непреклонной воле император стал владыкой мира. С его гибелью мир погряз во зле, а камень вернулся в место своего успокоения, где и пребывал до недавнего времени. Вот и вся история камня Сулеймана ибн Дауда, — закончил Хаджи Ибрагим и добавил значительно:

— Но понять ее непросто. Для этого надо держать открытыми уши души.

— А они пользуются им, чтобы… — вырвалось у Хлои, но она вовремя спохватилась.

Перс улыбнулся.

— Я знаю, — кивнул он. — Они пользуются камнем по своему желанию, но мы-то с вами помним, как на самом деле зовется эта реликвия.

— Я не уловила, почему вы связываете Предел Стремлений со злом? — спросила Хлоя.

— Если Предел настает в ярости и силе, за ним следуют хаос и безумие, — пояснил Ибрагим. — Даже в малых вещах не каждый вынесет прыжки взад-вперед в пространстве, во времени или в мысленных сферах, что уж говорить о великом! До него надо дорасти, тогда достойно примешь покой истинного Смирения. Если бы вы вот сейчас надели корону и открыли душу камню, он легко овладел бы вашей природой и взял бы вашу жизнь. Здесь мера и суть всего даже для тех, кто на пути.

— На пути? — не поняла Хлоя.

— На пути к камню, заключенному внутри камня, — сказал старик. — На вашем челе я провижу священный знак, он означает, что рано или поздно Аллах приведет вас к Смирению. В глубинах своего сердца вы принадлежите исламу.

— Я? Исламу? — воскликнула пораженная Хлоя. — Вы хотите сказать, что я — магометанка?

— Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его, — торжественно и нараспев произнес Ибрагим. — Истинное Смирение в глубинах вашей сущности. Передайте вашему хозяину что хотите, только уговорите его, если он действительно мудрый судия, помочь нам вернуть камень.

— Но ведь сэр Джайлс купил его… — начала Хлоя.

— И продавец и покупатель равны в грехах перед Аллахом, — остановил ее Ибрагим. — Передайте своему господину, что я явлюсь сразу же, когда бы он ни захотел видеть меня. Я не хочу, чтобы мой племянник зажег в мире пожар новой войны.

— Как — войны? — ахнула Хлоя.

— Возможно, война была бы наименьшей из бед, способных произойти по вине камня, — вздохнул старик. — Пусть ваш господин поразмыслит над судьбами мира. Они теперь и в его руках тоже.

Хаджи Ибрагим Торжественно поклонился, пробормотал благословение и оставил Хлою в почти невменяемом состоянии дожидаться возвращения лорда Эргли.

Впрочем, Верховный судья вернулся домой тоже не в лучшем расположении духа. Но до окончания ленча он ни о чем не стал расспрашивать Хлою, и только вернувшись в кабинет и предложив ей сигарету, перешел к делу.

— Ну вот теперь давайте поговорим, — предложил он. — Нет, сначала давайте возьмем то, что оставил нам Джайлс.

Судья сходил за камнем и совершенно серьезно установил его в центре стола между ними.

— Расскажите мне о сегодняшнем госте, — сказал он.

Хлоя, как смогла, передала свой разговор с Хаджи Ибрагимом. Судья внимательно выслушал ее и задал вопрос:

— Вы не сказали ему о разделении камня?

— Да я вообще ему ничего не говорила. Он мне и рта раскрыть не дал.

— В конце концов, это и требовалось, — заключил лорд Эргли. — Я занимался примерно тем же, только с меньшим успехом. Брюс Кумберленд разве что не подпрыгивал от возбуждения, и при этом все извинялся, что побеспокоил меня из-за сущей безделицы, но — вот беда-то! — я наиболее достойный человек, способный повлиять на сэра Джайлса. И они хотят, ну очень хотят выяснить, в какую историю на этот раз ввязался сэр Джайлс. На днях проходила конференция не то по поводу финансирования Белуджистана, не то насчет организации полицейской службы в окрестностях Эрзерума, и вот на этой конференции посол Ирана кое-что шепнул нашему министру иностранных дел Белсмеру. Речь шла о некоей мусульманской реликвии, приобретенной неким англичанином за крупную взятку. Сам посол не придает тому особого значения, да и Реза Шах тоже, но восточные фанатики… вы же понимаете… Да, конечно, министр понимает. Белсмер привык к намекам, знает им цену, но, кажется, в последнее время ситуация на Ближнем Востоке несколько усложнилась, и продолжает усложняться. Поэтому Белсмер сделал стойку. Не может ли его превосходительство посол подсказать… О, ничего определенного… так, слухи. Не случалось ли его превосходительству министру слышать о Сулеймане ибн Дауде, собственно, даже не столько о нем, сколько о его короне… Да, так вот она пропала.

И в связи с этой пропажей называют имя некоего сэра Джайлса Тамалти… Упаси бог, никаких обвинений! Это совершенно неофициально. Просто посол по старой дружбе решил известить его превосходительство министра. Возможно, имамы пожалуются Реза Шаху, поэтому лучше бы правительство Ее Величества было в курсе… Даже здесь, в иранском посольстве, есть один молодой человек весьма ортодоксальных взглядов, со временем его хотели перевести в Москву… Короче, дорогая моя, на Белсмера нажали. Его ждали в Сандринхейме8, он уехал, свалив дела на Кумберленда, а уж Кумберленд оказал мне честь, вспомнив о нашем родстве с сэром Джайлсом. Не позвоню ли я ему? Не слышал ли о чем-нибудь? И нельзя ли деликатно разобраться в этой истории? Я обещал подумать, что можно сделать, и ушел. Вот пока и все.

Они некоторое время посидели, глядя друг на друга.

Потом лорд Эргли сказал:

— Сейчас я могу предпринять только одну безотлагательную вещь: остановить Реджинальда. Надеюсь, он не захочет неприятностей со стороны правительства, если только миллионы не совсем отшибли ему разум. Но задержать его просто необходимо, по крайней мере до тех пор, пока я не повидаюсь с Джайлсом. — Он снял телефонную трубку. — Дайте мне, пожалуйста, город, 57-38 — Вы хотите встретиться с сэром Джайлсом, когда он вернется? — спросила Хлоя.

— Мне придется встречаться со всеми, — вздохнул лорд Эргли. — И с Джайлсом, и с вашим Хаджи, и с Кумберлендом. Что поделаешь, раз уж я попал в самую середину этой истории… Мистер Монтегю? Ах, нет? А нельзя ли его позвать? Это лорд Эргли. Это ты, Реджинальд? Слушай, я только из министерства иностранных дел… и я тебе самым настоятельным образом советую ни единой живой душе ни слова не говорить о камне У тебя ведь есть один? Ну вот, лучше даже не смотри на него… Что?!

Хлоя с беспокойством смотрела на судью. Судья же, сосредоточенно сдвинув брови, слушал. Примерно через минуту он с досадой произнес в трубку:

— Да, я понял. Но все равно, хоть об этом молчи. А кто он такой, этот Энгус М. Шилдрейк? Я не знаю такого человека… Ох ты! А до него можно добраться? Нет… нет, не думаю, что у тебя лучше получится. Ладно. Предоставь это мне. Пока.

Он положил трубку и посмотрел на Хлою.

— Ну как вам это нравится? Он уже успел продать камень какому-то новоявленному американскому Ротшильду по имени Энгус М. Шилдрейк И американец этот не то уже уехал, не то вот-вот уедет.

— Как? — воскликнула пораженная Хлоя. — Он же не мог продать свой единственный камень!

— Нет, конечно, — усмехнулся лорд Эргли. — Он поделил его и продал новый.

— А как же оправа? Он ведь собирался заказывать оправу…

— А тут ему подвернулся как раз Энгус М. Шилдрейк, самый богатый человек в Айдахо, да к тому же собравшийся уезжать. Не до оправы. Реджинальд уговорил его всего за час.

А Кумберленд еще толковал мне об осторожности! Да какая может быть осторожность, когда за дело берется Реджинальд!

Хлоя, позвоните в «Савой», узнайте, может быть, этот Шилдрейк еще не уехал?

Хлоя немедленно занялась телефоном и через несколько минут доложила:

— Его не будет в городе до понедельника.

— Так, а сегодня — пятница, — сказал лорд Эргли. — Эх, надо мне было засадить этого Реджинальда под каким-нибудь благовидным предлогом! Но теперь поздно. Что ж… С послом встречаться бесполезно, пока я не поговорю с Джайлсом. Боюсь, не начал бы и он тоже размножать камни. Однако его не поторопишь. Видно, и в самом деле придется ждать до понедельника. А тем временем попробую поговорить с этим юным коммерсантом, черт бы его побрал!

— Вы в это верите? — спросила Хлоя.

— Во что? В камень? Пожалуй, да. Вот только не пойму, почему наш друг с Востока назвал его Пределом Стремлений.

— А как вы думаете, что он имел в виду, когда говорил, что путь к камню — внутри камня? Какой путь? Куда?

— Не знаю, — покачал головой лорд Эргли. — Впрочем, наверное, он прав. Нельзя обрести знание, не прилагая усилий.

Нельзя стать сильным без тренировки. Да и вообще нельзя стать кем-то, не становясь им. По-моему, это очевидно, правда?

Однако, — продолжал он, словно размышляя вслух, — становясь кем-то, человек перестает быть тем, кем он был, и никто, кроме него, не скажет, сколько он потерял, а сколько приобрел.

А вы кем хотели бы стать, Хлоя?

Лорд Эргли часто называл ее по имени. Девушка не обратила бы на это внимания, но, видимо, на этот раз что-то в голосе судьи тронуло неведомую струну в ее сердце, и она, с нежностью взглянув на своего патрона, смущенно ответила:

— Я не знаю.

— Вот и я тоже не знаю, — печально улыбнулся лорд Эргли. — И про себя знаю даже меньше, чем про вас. Я — тот, кто я есть, но этого мало.

— Вы — Верховный судья, — подсказала Хлоя.

— Да, я Верховный судья, — задумчиво повторил лорд Эргли. — Но мой земной путь близится к концу, а я так до сих пор и не знаю, имею ли я право судить. Но все же, — он попытался вернуть голосу всегдашнюю легкость, — все же мы попытаемся сделать, что сможем, — он кивнул на страницы рукописи «Природы Закона». — Не думайте об этой истории.

Все равно до понедельника ничего не сделаешь. Если что-то произойдет раньше, я дам вам знать.

— Но, может быть, я все-таки могла бы что-то…

— Нет. Никто не может. Единственное, что нам по силам — это бросить все, как есть. Хотите попасть домой с помощью камня? — неожиданно предложил лорд Эргли.

— Нет, спасибо, — отказалась Хлоя. — По-моему, я его боюсь.

— Выбросьте все из головы до понедельника, — посоветовал лорд Эргли. — Сходите-ка лучше сегодня в театр.

Если будет необходимость, я разошлю столько же посыльных, сколько было у царицы Савской перед тем, как ей появиться у царя Соломона. Они вас разыщут.

— Я и правда собиралась в театр, — сказала Хлоя, — но теперь мне кажется, что лучше отложить это на потом.

— Ну и напрасно, — не согласился судья. — Идите. А в понедельник возьмемся за сэра Джайлса, посла, Реджипальда с его Шилдрейком, за Хаджи и Кумберленда, а если еще кто появится, и с ними разберемся. Отправляйтесь домой.

К полуночи Хлоя уже жалела, что послушалась совета лорда Эргли. Вечер не удался. Это понял даже молодой человек, сопровождавший ее. Хлоя досадовала на себя. Она весьма серьезно относилась к увеселениям и ставила себе в вину меланхолическое настроение своего спутника. Фрэнк Линдсей всю неделю корпел у себя в конторе, да и по вечерам занимался допоздна, готовясь к скорому экзамену на звание эксперта по оценке и продаже недвижимости, и хотя бы тем заслуживал маленького праздника. Но все усилия Хлои оказались напрасны. В конце концов они расстались, и ее заключительное «доброй ночи» так и не смогло скрыть обидного равнодушия, которое она старательно прятала весь вечер.

Фрэнк, естественно, не мог догадаться, что сегодня он невольно соперничал в сознании Хлои с двумя серьезными конкурентами — царем Соломоном и Верховным судьей. И если с Соломоном еще можно было кое-как справиться — за ним пока не стояло ничего, кроме изумления и страха, то несколько патетическая натура Фрэнка по всем статьям проигрывала спокойной, любезно-ироничной манере лорда Эргли. Нет, Фрэнк был вполне приятным молодым человеком, но чего-то их отношениям с Хлоей недоставало, и со временем эти отношения не становились ближе. По крайней мере, Хлое они представлялись явно недостаточными.

Впрочем, Хлое казалось, что и все остальные люди на свете едва ли способны на большее. Когда, уже лежа в постели, она подвергла нелицеприятной ревизии все свои занятия и стремления, то поняла, что жила до сих пор лишь небольшой частью своей сущности, а всплески физического возбуждения или сосредоточение на каком-нибудь предмете просто позволяли ей ненадолго забыться. Оправдания такой жизни не существовало и существовать не могло. Сейчас ей овладела печаль, так часто свойственная юности. Пожалуй, там присутствовали и толика скорби, которую в этом возрасте еще не просто осознать, и некоторая доля неудовлетворенности. Она искала и не находила хоть что-нибудь, чему можно довериться: самый высокий восторг долго не удержать; самая честная дружба таит в себе измену и страдания. По крайней мере, среди ее друзей, особенно молодых людей мужского пола, вряд ли нашелся бы хоть один, ценивший дружбу ради Хлои, а не ради собственного удовольствия. Эти мысли моментально дали ей возможность обвинить себя в эгоизме. В самом деле, кто дал ей право требовать чего бы то ни было от других людей? И чего тут вообще можно требовать, кроме тривиального полового влечения? Ну хорошо, а что за радость в этом жарком и душном туннеле сорвавшихся с цепи эмоций? Ни смеха, ни ясности, ни блеска интеллекта, которые она так ценила, ни тем паче умиротворения, которого так жаждала ее душа.

Мысли Хлои по касательной скользнули к Реджинальду Монтегю и его аферам с камнем. Может быть, в этом смысл Поредела Стремлений? Обретя камень, люди обретут новые скорости… как будто для мироздания имеет значение, насколько быстро передвигаются в пространстве Хлоя Барнет или Реджинальд Монтегю! Хлое казалось, что она ненавидит сэра Джайлса, и Монтегю, и Линдсея — бедняга! его-то за что? — она ненавидит… нет, лорда Эргли положительно не за что ненавидеть, зато можно и должно ненавидеть противного утреннего старика, до тех пор заливавшего ей про царей, героев и пророков, пока голова у нее не пошла кругом от счастья и страха.

Но больше всех она ненавидела себя. Тайна жизни не давалась в руки, в ней не было ни проблеска смысла и света, но она скользнула в сумеречные глубины, довольная хотя бы тем, что во сне можно обмануть этот непонятный, беспокойный мир.