Аня отговорила его ехать первой электричкой. Ну, не успеет к ранней литургии, так успеет к поздней. А надо же ему хоть немного выспаться, после всех переживаний.
Самой ей тоже не мешало бы отоспаться, но куда там! Она прочно прописалась в больнице, не отходила от Сашки. Объективной нужды не было, функции коры восстановились полностью, стопроцентно. Лариса Викторовна сперва всё поговаривала о научной публикации – неслыханно, сенсационно. Но потом осознала – а о чём писать-то? Никаких новых методик не применялось. Просто разрушенный мозг вдруг оказался здоров. Ни с того ни с сего. Засмеют коллеги. Чудо Господне к диссертации не подошьёшь.
Оставались, конечно, переломы. Но это, по словам врачей, был вопрос даже не месяцев – недель.
Дмитрию не пришлось ничего доказывать жене – та сама велела ему завтра же ехать в Лавру. Приложиться к раке преподобного Сергия, помолиться, поблагодарить Господа за чудесное исцеление.
– И Татьяне сегодня же позвони, пускай батюшке передаст! Это ж такое чудо… мы оба недостойны его.
В последнем Дмитрий нисколько не сомневался. Насчёт себя так уж точно. …На Ярославском вокзале было людно, шумно, суетливо. Подходил к концу дачный сезон – и горожане стремились доделать бесконечные садовые дела. Даже хмурое небо, намекавшее на скорый дождь, никого не пугало. Москвичам ли шарахаться от капризов погоды?
В каждую кассу стояла изрядная толпища, и двигались очереди в темпе медленного танца. Дмитрий уж всерьёз прикидывал, а успеет ли он на отходящую через десять минут Александровскую электричку, как откуда-то спереди его окликнули:
– Дмитрий Александрович! Здравствуйте.
Он машинально шагнул вперёд на голос – и тут же очередь сзади плотно сомкнулась. Теперь если что – «вас тут не стояло, мужчина».
– Дмитрий Александрович! Вы тоже куда-то едете?
Максим Ткачёв стоял почти у самого окошка кассы. В синей джинсовой куртке, с маленьким рюкзачком на плече. Очень обрадованный встрече.
– Доброе утро, Максим!
– Вам куда билет брать? – деловито спросил мальчик. – Давайте деньги. Стоявшая за ним старуха высказалась в пространство, что вот, мол, всякие там норовят по блату влезть без очереди, а электрички у всех уходят. На что Максим, повернувшись к скандальной бабке, совершенно спокойно ответил:
– Ну как же вы не понимаете? Ведь это же мой классный руководитель! Оказалось, им на одну и ту же электричку. Максим ехал до конца, до Александрова.
– У меня там бабушка живёт, – пояснил он, когда они вышли через турникеты на платформу. – Вот я и еду…
Вид у него почему-то был не особо весёлый.
– А нам сказали, что вы болеете, – сообщил Максим в тамбуре. Только туда и удалось войти – вагон был набит под завязку. – У нас алгебру Наталья Афанасьевна замещает. А геометрию пока никто. А вы когда вернётесь?
– Да завтра уже выйду, – сказал Дмитрий. – У меня тут, понимаешь, проблемы были. Сын попал в аварию, несколько дней в реанимации. Но вот вчера дело пошло на поправку. Так что с завтрашнего дня продолжу вас мучить графиками парабол.
– А… – махнул рукой Максим. – Параболы мы с Натальей Афанасьевной уже начали. Это нестрашно. А в Сергиев Посад вы зачем?
– В Лавру. Помолиться о выздоровлении Сашки… сына. Поблагодарить Бога, что помог. Ведь вчера утром уже всё казалось безнадёжным. И только в самый последний момент… Так что обязательно надо съездить.
– Я понимаю, – согласился Максим. – Я хоть в Бога и не верю, но вы правильно едете. – Он помолчал и вдруг добавил глухо: – А я вот не знаю, правильно ли еду.
Веяло от его тона чем-то промозглым, скучным. Как мокрая серость за окном.
– Что-то случилось? – осторожно спросил Дмитрий.
Максим помолчал. Видимо, решал, стоит ли рассказывать.
– Я с мамой поссорился, – наконец сообщил он, глядя в заплёванный пол. – Ну и решил уехать к бабушке пока… чтобы она поняла, что я не просто так… что это серьёзно.
Вот это номер! Максим, доселе казавшийся не по годам спокойным и рассудительным, вдруг выкинул фортель!
– Причина серьёзная? – Дмитрий чувствовал, что серьёзная. Не стал бы Максим устраивать такое по пустякам.
– Понимаете, – вздохнул Максим, – у мамы последнее время всё хуже и хуже было на работе. Она же на телевидении работает, выпускающим редактором. Ну вот, их телеканал кто-то сейчас перекупил… там какой-то контрольный пакет акций, которые считали по одному, а теперь оказывается, что надо было по-другому. Был какой-то суд… В общем, им уже два месяца зарплату не платят и вообще обещают всех поувольнять, а потом взять на контракты. Но не всех, а некоторых… Маме, наверное, не светит.
– Да, ситуация понятная, – кивнул Дмитрий. – Но какая связь? Ты-то тут при чём?
– А вы не дослушали, – мягко упрекнул Максим. – В пятницу маме позвонил один её знакомый с питерского телевидения. И предложил работу, там, в Питере. Там у них новая программа открывается, «Второй взгляд». В смысле, что на первый взгляд всем кажется одно, а на второй… Короче, её зовут туда ведущей. И обещают всякие перспективы…
– Так это же хорошо!
– Кому как, – Максим упрямо качнул вихрастой головой. – Это ж значит, надо переезжать туда, в Питер. Продавать здесь квартиру, покупать там и ехать. На всю жизнь. А я не хочу. У меня тут друзей полно, и по старой школе, и… – он замолчал, поморщился, словно прислушиваясь к дёргающей боли в зубе. – Я не хочу всё это бросать. Тут всё своё, а там чужой город. Чужие люди. И ещё неизвестно, как там сложится мамина карьера, – приплюсовал он взрослый аргумент. – Может, и там всё развалится, но в Москву уже не вернёшься… представьте, снова продавать квартиру… а тут ведь они гораздо дороже. А мама ведь и здесь могла бы работу найти. Просто ей очень захотелось в этот «второй взгляд». Она увлекающаяся натура…
Дмитрий едва сдержал улыбку. Сказать, что Максим нетипичный подросток – это ничего не сказать.
– Послушай, – стараясь изгнать из своего голоса педагогические нотки, начал он. – Я тебя понимаю. Но уверен ли ты, что такими вот демаршами сможешь изменить ситуацию? Ну, приедешь ты к бабушке. Она, кстати, знает, что ты едешь?
– Нет, – сознался Максим. – У них там до сих пор телефон не провели. Она же на окраине живёт, в деревянном доме. Считается, что город, но на самом деле это посёлок.
– Ну вот, – кивнул Дмитрий. – Значит, когда ты внезапно к ней заявишься, она испугается, перенервничает. Пожилой человек всё-таки, надо бы поаккуратнее. У меня вон тёща, когда с Сашкой беда случилась, тоже слегла. Сердце… Ну хорошо, допустим, с этим всё будет в порядке. Но вот мама… она, кстати, в курсе, куда ты собрался?
– Я ей записку оставил. Она сегодня очень рано ушла на работу. У неё ж выходные – самое горячее время.
– Ну вот вернётся она, прочтёт записку – и что? Огорчится – несомненно. Поедет за тобой – и ёжику понятно. Но вот отменит ли она своё решение? Наверняка это не от неё одной зависит, она, быть может, уже сделала какие-то шаги…
– Да какие там шаги! – дёрнул плечом Максим. – Всего ж два дня прошло. Ещё не поздно передумать. Она хотя бы поймёт, насколько это для меня серьёзно. Я ж никогда раньше так не делал. Вы, наверное, скажете, что это шантаж? Может, и шантаж. А если другого пути нет? Я весь день вчера её убеждал. Но она, по-моему, думает, что я ещё маленький, что это типичная детская реакция. Что через пару дней я успокоюсь, смирюсь. А я ведь не успокоюсь! Ну нельзя мне уезжать из Москвы, понимаете? Ну, есть причины! – выпалил он.
Народ в тамбуре не обращал на них ни малейшего внимания. Да и шумно было. Электричка уже тряслась, отъезжая от вокзала, кончились перроны, потянулись запасные пути, серебристые ангары багажных складов.
Дмитрий догадывался о неназванных причинах. Четырнадцать. Возраст первой любви. И не дай Бог убеждать мальчика, будто всё перемелется и лет через десять он с улыбкой вспомнит свои нынешние терзания. Только разрушишь хрупкий, неустойчивый контакт.
– Мужчины, мороженого не желаете? – из соседнего вагона впёрлась в тамбур необъятных размеров бабища с таких же габаритов сумкой. – Пломбир, вафельные рожки, стаканчики. Эскимо, «Ленинградское»…
Дмитрий потянулся за кошельком.
– Спасибо, но мы сегодня не в настроении, – опередил его Максим. – Извините.
Видимо, такого тётке за всю её торговую карьеру слышать не доводилось. Во всяком случае, от четырнадцатилетних мальчишек. Изумлённо качнув копной крашеных волос, она стремительно ввинтилась в вагон. Как это ей удалось, Дмитрий рационально объяснить себе не мог. Может, тоже Иная? – мысленно улыбнулся он.
– Ну что я могу сказать? – протянул Дмитрий. – Каждый из вас по-своему прав, и ты, и мама. Тут нет какой-то единой правды. А значит, надо искать какой-то… какой-то общий знаменатель.
– Это вам не дроби, – хмуро возразил Максим. – Тут ведь одно из двух, или мы уезжаем, или остаёмся. И решать сейчас нужно, в ближайшие дни. Потому что потом это место уже займут. Мне бы хоть неделю продержаться… – доверительно прошептал он.
– Максим, а ты подумал вот о чём? Ну, настоишь ты на своём, останетесь вы в Москве, мама подчинится твоей воле… Но вот какие после этого будут отношения? Вы сможете доверять друг другу, как и раньше? – Дмитрию не хотелось читать мораль, но он понимал, что сказать это необходимо. – Ты сам произнёс слово «шантаж». Так вот, шантаж всегда бьёт по обоим. И шантажист подчас страдает ничуть не меньше. Тебе настолько надо остаться? Даже такой ценой?
– Вот и он так же говорил… – шмыгнул носом Максим. – Слово в слово.
– Это ты о ком?
– Ну, понимаете… – смутился Максим. – Есть у меня один друг. Он тоже взрослый, даже старше вас. Я ему вчера вот это всё рассказал. Я думал, он поможет как-то. Убедит маму… или ещё как-нибудь иначе. А он говорит: это жизнь, ничего тут не изменишь, ты должен заботиться о маме, а Питер – это не дикое болото, там тоже можно жить, там тоже люди есть… В общем, без толку, – сказал он со взрослой горечью в голосе.
– А что это за взрослый друг? – хмыкнул Дмитрий. – Мамин знакомый?
– Да нет! – махнул рукой Максим. – Мой. А, ладно… Чего уж теперь говорить!
Он отвернулся к пыльному окошку в дверце, перечёркнутому тремя стальными прутьями. И Дмитрий понял, что всё равно больше, чем сказал, Максим уже не скажет. И если ломиться в его душу, требуя откровенности – тебя пошлют. Мягко, интеллигентно, как из всех сверстников Максима умеет только он. Как вчера он послал своего загадочного взрослого друга.
– Слушай, – решил сменить пластинку Дмитрий, – а ты раньше один к бабушке ездил? Ты там не заблудишься?
Максим, не поворачиваясь, характерно пожал плечами – встопорщилась и вновь разгладилась джинсовая куртка.
– Ну, найду, наверное. Раньше мы только с мамой ездили и с дядей Серёжей, её братом. Но у меня адрес записан. Если забуду, как там ориентироваться, спрошу у кого-нибудь.
Так, присвистнул Дмитрий. Интересное кино.
– А ты вообще в городе ориентируешься нормально? – спросил он осторожно.
Максим ощутимо замялся.
– Ну… так себе. Я очень невнимательный, я отвлекаюсь всё время, могу зачитаться и остановку свою проехать. Меня мама только с этого года начала одного отпускать, если далеко куда надо. Но тут уж я не проеду, Александров – конечная.
Дмитрий лишь головой покачал. Перспектива складывалась невесёлая. Мальчишка, выходит, и в Москве-то ориентируется с трудом, а тут Александров, почти незнакомый город. Сойдёт не там, спросит не того, столкнётся не с теми…
В памяти услужливо возникла картинка – Люда Беляева, брошенная в гнилом заплёванном подвале. Тонкие бледные руки, стянутые чёрной змеёй электрического кабеля.
– Ещё вопрос, – тронул он Максима за плечо. – У тебя паспорт с собой есть? Ты уже успел получить?
– Когда? – вздохнул Максим. – Мне же четырнадцать только летом исполнилось, я на даче был, у дяди Серёжи. Мама только недавно нужные бумажки собрала, ещё в паспортный стол не сходила. – А что?
– А то, – сухо разъяснил Дмитрий, – что первый же милицейский патруль может тебя остановить и потребовать документы. А раз нет, значит, в отделение доставят и будут твою личность выяснять. А это, при некотором желании, можно делать очень долго. Мне с такими случаями приходилось сталкиваться, ещё когда в массовой школе работал. Уж поверь мне, весьма противное приключение.
– Да кто меня остановит? – вяло отмахнулся Максим. – Кому я нужен? Что я, на уголовника похож?
Дмитрий не стал отвечать. Всё тут было понятно.
Никак нельзя отпускать мальчишку одного! Обязательно ведь случится какая-нибудь пакость. Такой неприспособленный к грубой жизненной прозе… да ещё в таком взвинченном состоянии. Не надо быть Иным, чтобы ощутить сгустившуюся над ним опасность. Липкое бесцветное облачко над головой. Готовое в самый неожиданный момент разразиться молнией беды.
Он передёрнул плечами, отгоняя видение. Что, опять? Опять начались «иные» штучки? Как тогда, с Людой?
Дмитрий беззвучно прошептал молитву, но облачко никуда не делось. И немудрено – успел ведь убедиться, что молитва на это действует как и на электричество. То есть никак.
– Вот что, дорогой. Скажи, а ты очень в Александров торопишься?
– Да я не знаю… – удивился Максим. – Мне главное бабушку дома застать, а то вдруг она на рынок уйдёт или ещё куда-нибудь. А что?
– Да вот мысль у меня возникла, – вдохновенно начал Дмитрий. – Что, если ты со мной в Лавру съездишь? Ты ведь раньше в ней не бывал? Поверь, там очень интересно. Не только верующему. Древняя архитектура, музей народных промыслов. Погуляем там. А потом, если ты всё-таки захочешь ехать в Александров, я тебя провожу. Времени у меня полно, жена в больнице, с Сашкой сидит, дома никого.
Максим задумался. Видно было, что ехать одному в Александров ему было слегка страшновато. А может, просто тоскливо.
– Ну ладно, – помолчав, согласился тот. – Но я действительно не буду вам обузой?
– Ни на вот столько! – абсолютно искренне произнёс Дмитрий.