Иной среди Иных

13.

Они опять явились вдвоём – Антон был в джинсах и тонком, обтягивающем грудь сером свитере, Лена – в длинном, едва ли не до пят, платье из какой-то искрящейся материи. Дмитрий никогда в таких тонкостях не разбирался. Халатов оба, разумеется, не надели. Зачем? Всё равно обычные люди их не замечали.

– Вот что, Дмитрий Александрович, – вместо приветствия сказал Антон, – придётся подъехать к нам в офис. Прямо сейчас.

– Это ненадолго, – добавила Лена.

– Но неизбежно, – Антон был сух и деловит. – Шеф настоятельно требует. А когда Борис Игнатьевич настоятельно требует, спорить бесполезно.

Дмитрий поглядел на них с тоской.

– Вы что, с ума оба сошли? Именно в этот момент? Сейчас, когда…

– Да, именно сейчас и именно когда! – непреклонно возразил Антон. – И именно из-за того. Главным образом. Пожалуйста, Дмитрий Александрович, не вынуждайте нас применять всякие… меры. Мне ведь это и самому противно…

– Это похоже на арест, – вяло огрызнулся Дмитрий.

– Это приглашение, – парировал Антон. – Приглашение Светлого Иного к шефу московского Ночного Дозора. Вот если бы вас, допустим, начальник МУРа к себе пригласил, официальной повесткой, тоже бы скандалили?

– И не волнуйтесь, здесь и без вас управятся, – внесла окончательную ясность Лена. – Теперь это обыденная медицинская работа.

И когда они спускались по лестнице к выходу – Антон впереди, Лена замыкающей, Дмитрий, обернувшись, увидел, как Лена показала ему большой палец. Торжествующе воздетый вверх.

Дмитрий ожидал увидеть навороченный джип или «Мерседес» – но, к его удивлению, садиться пришлось в обычную, и притом не первой свежести «девятку». Вела машину Елена Николаевна, Антон оккупировал переднее сиденье.

Наверное, Лена водила не первый год. И даже не первый десяток лет. А может, и не второй. Машина двигалась удивительно плавно, не рвалась изо всех своих псевдолошадиных сил, послушно тормозила, где положено. И, однако, они умудрились не попасть ни в одну пробку, никто не пытался их подрезать, а гаишники с полосатыми жезлами (обтянутыми шкурой зебры – ни к селу ни к городу подумал Дмитрий), похоже, вообще не замечали тёмно-синюю «девятку».

Антон, однако, не страдал избытком оптимизма. Негромко – хотя Дмитрию всё ровно было слышно – он то и дело напоминал:

– Линии проверяешь? Что-то подозрительно спокойно.

– Да смотрю я, смотрю. – Лена не поворачивала головы. – И ты тоже ведь смотришь, и даже дальше. Так чего суетишься? В Багдаде всё спокойно.

– Не знаю, как в Багдаде, а за нас я на сто процентов не поручусь, – Антон говорил, словно катал языком маленькие ломкие льдинки. – Кто знает, на какую отчаянную глупость их пробьёт?

– А смысл? Ты представь итоги разбора. И сколько они потеряют.

– Ох… – только и проворчал Антон. – Ну и каша… наваристая. А всё вы, Дмитрий Александрович, – бросил он через левое плечо.

– Что я? – спросил Дмитрий.

– А это пускай вам шеф скажет, что вы.

Антон отвернулся и более уже не заговаривал.

Более всего офис Ночного Дозора напоминал среднего уровня фирму. Состоятельную, даже преуспевающую, но не шикующую напоказ. Паркетные полы хоть и не натёрты до зеркального блеска, но вполне чистые. Вместо люстры – настенные светильники, выполненные в виде бронзовых факелов. Кадки с тропическими растениями, стены, отделанные под белый мрамор.

У входа их встретила охрана – двое молчаливых молодых людей в строгих чёрных костюмах. Антон не стал показывать им никаких корочек, просто сказал пару фраз – и сейчас же у одного из парней пискнул мобильник.

– Шеф подтверждает, – на суровом, подобающем античной статуе лице вдруг расплылась совершенно простецкая улыбка. – Проходите.

Шеф Ночного Дозора оказался подстать своему офису. Среднего роста дядечка, не обременённый ни пузом, ни избытком волос. Жилистый, загорелый. На вид ему можно было дать лет шестьдесят – но Дмитрий уже зарёкся судить о возрасте Иных.

– Здравствуйте, Дмитрий, – хозяин кабинета вышел к нему из-за стола. – Присаживайтесь. Вот сюда, в гостевое кресло. Вы кофе будете? Не стесняйтесь, кофе настоящий. Вам, кстати, сейчас очень даже показано. Для поддержания сил. – Он снял телефонную трубку. – Наташа, солнышко, два кофе, и лучше с бубликами. Против бубликов не возражаете? – не кладя трубки, повернулся он к Дмитрию.

Тот молча кивнул. Ни в кофе, ни в бубликах ничего совсем уж бесовского не ощущалось. Да и, откровенно говоря, хотелось есть. Основательно хотелось. Отбивную бы… две штуки. Или три… и с гарниром.

– Извините, сразу не представился, – усаживаясь в своё кресло, сказал шеф. – Меня зовут Борис Игнатьевич, я, как вы, наверное, уже знаете, руковожу московским филиалом Ночного Дозора. Что такое Ночной Дозор, чем он занимается, вам Антон ведь уже рассказывал?

– Да, я в курсе, – кивнул Дмитрий. – И, честно говоря, особого восторга не испытываю. Давайте уж начистоту, Борис Игнатьевич. Я православный христианин, и я считаю, что все эти ваши дела несовместимы с самими основами христианской веры. И потому принял жёсткое решение – держаться от них подальше. Жить обычной жизнью, не впутываясь в магию. Надо ли объяснять, почему? Небось, всю мою аргументацию вы и так знаете?

– Разумеется, – улыбнулся Борис Игнатьевич. – Вы у нас не первый такой. К тому же я в курсе ваших бесед с Антоном Городецким. Но понимаете, Дмитрий… Позвольте уж и мне быть с вами откровенным. Ситуация очень непростая. Непростая и для вас, и для Дозора. Вы самостоятельно попали в Сумрак и вышли оттуда Светлым Иным. Это факт. Неприятный для вас, но никуда от него не деться. При этом в вас скрыта редкостная сила – которая пробуждается спонтанно. Не всегда по вашей сознательной воле. Так было и с оборотнем, и с потерявшейся девочкой, и в тверской электричке. Наверное, это будет случаться и дальше. Несмотря на ваше искреннее желание жить обыденной жизнью, не касаясь магии. Не получится, понимаете? Это уже в вас. Но вы же не на необитаемом острове. Вокруг вас жизнь. И обычные люди, и Иные. А среди Иных действует Договор, с которым вы не хотите, да и пока попросту не можете считаться. Значит, вы запросто влипнете в ситуацию, когда за нарушение Договора суд Инквизиции приговорит вас к наказанию… вплоть до высшей меры. Причём это будет не мученичество за веру, а просто нелепая гибель, горе для ваших близких. Вам это надо? Я не говорю уже о том, что пострадать могут и другие люди… и Иные, и обычные. Вы же о последствиях не думаете.

В дверь просунулась симпатичная особа, осторожно поставила на стол подносик с дымящимися чашками и хрустальным блюдом с аппетитными бубликами.

– Спасибо, Наташенька. Весьма признателен, – улыбнулся Борис Игнатьевич. – Так вот, – продолжил он, отхлебнув кофе, – пока речь шла о мелочах, Тёмные не особо суетились. Драку с оборотнем считать не будем, в той ситуации вас удалось отмазать. С девочкой тоже всё не страшно, шестой уровень силы. Ну и с милиционером – тем более. Формально, конечно, они могли прицепиться, выторговать за ваше прощение… да такие же пустяки и выторговать. Им это неинтересно. Но они заметили другое – что, во-первых, силы в вас таятся огромные, а во-вторых, что вы совершенно не умеете ими пользоваться и не контролируете спонтанные проявления. Это их напугало всерьёз. Бывали ведь случаи, когда Светлый, из самых благородных побуждений наплевав на Договор, шёл громить Тёмных направо и налево. Этакий, знаете ли, дон Румата с бодуна. И кто падёт вашей жертвой? Этого они предвидеть не могут. Конечно, в любом случае крик поднимут ужасный, потребуют компенсации – но ведь всё равно это спутает их долгоиграющие планы, расчёты…

– Только их? – усмехнулся Дмитрий. – Ваши ведь, небось, тоже…

– И наши, само собой, – согласился шеф Ночного Дозора. – Я же и не говорил, что это невыгодно лишь им. Это невыгодно всем. Вот потому Тёмные и зашевелились. Потому они послали к вам Валерия. Тут всё просто. Сперва попробовать договориться. Если получится, то прекрасно. Вы связали бы себя словом. Слово – это для нас очень серьёзно. Когда вы, Иной, сознательно даёте некое обещание Иному – вы тем самым изгибаете линию своей судьбы. Именно своей силой. Причём куда вывернет в конце концов этот изгиб, вы чаще всего просчитать не в состоянии.

Дмитрий вспомнил, как настойчиво вытягивал из него обещание Антон – тогда, неделю назад. И ведь добился же, хоть и частично, а добился. Дмитрий пообещал не использовать свои способности. И сколько раз нарушил? Три? Или четыре, если Люду и капитана Кузьмина считать за разные случаи? А не оттого ли и с Сашкой случилась беда? – похолодело внутри. Вряд ли это сознательная месть Антона… непохоже. Не тот стиль. Или уж хотя бы намекнули… А ведь и намекали, скривился он. Валера очень даже намекал, что Тёмные тут никоим боком не замешаны. Так что же – поверить ему? Или всё сложнее? Действуют некие неизвестные законы. Законы? Независимые от воли Божией?

– Ну а если вы не согласитесь, – продолжал Борис Игнатьевич, – тогда ему было поручено разозлить вас и вызвать на магический поединок. Есть такая вещь. Договором дозволяется. Если оба противника согласны биться, если выполнены все условности… Тогда победитель не несёт ответственности. Но и тут скрыта ловушка. Исключительно для Светлого. Если тот вдруг осознает, что был неправ… если его одолеют муки совести… тогда он может добровольно развоплотиться… навсегда уйти в Сумрак. У нас несколько лет назад был такой печальный случай. – Он помолчал, и лицо его на миг заострилось. – Наконец, остаётся последний вариант – что вы, новичок-неумеха, всё же победите. Тогда, по крайней мере, Тёмные получат о вас много ценнейшей информации.

– А Валера? – подал голос Дмитрий.

– А что Валера? – Борис Игнатьевич пожал плечами. – Валера – пешка. Маг четвертого уровня. К тому же и глуп, и бесперспективен. Тёмные легко идут на подобные гамбиты. Небось, ему намекнули, что если до боя дойдёт, то они помогут… силы вольют. Ну и обещано ему было за операцию… кое-что. Очень для него желанное. И Валера старался на совесть… ну, или что там у Тёмных вместо совести… Ошибся лишь в одном – позволил себе поддаться эмоциям и не успел объявить вам формальный вызов. Прозевал ваш переход в Сумрак и атаку. Хотя, скорее всего, на это его начальство и рассчитывало. Вызова не было – значит, не было и дуэли. Значит, вы, Дмитрий Алексеевич, совершенно необоснованно напали на законопослушного Тёмного и изувечили его в Сумраке.

– Так он вроде остался жив-здоров, – напомнил Дмитрий.

– Жив – да, – кивнул Борис Игнатьевич. – А вот что касается «здоров»… Впрочем, ладно. В любом случае я в ближайшие дни жду от Дневного Дозора формального обвинения. И нам будет очень нелегко отбиться. Тем более что вы первым вошли в Сумрак и первым нанесли удар.

– А вы, – печально съязвил Дмитрий, – сидели на трибуне? Небось скандировали: «Тёмные – отстой»?

– Ну, нельзя же было совсем оставить вас без наблюдения, – не менее печальным тоном отозвался Борис Игнатьевич. – Вам ведь опасность грозит, Дима. Очень реальная опасность. Поставить вам защиту мы без вашего согласия не можем. А вы же не согласны?

– Не согласен, – подтвердил Дмитрий. – Скажите, вот вы следили за мной… вы всё время следили? И в монастыре?

– Там – нет, – качнул лысиной его собеседник. – Не то чтобы это было сложно технически… Но здесь этический момент. Нехорошо это. Вы к своей святыне пришли, а мы в замочную скважину… Да и просчитали вероятности, просмотрели линии вашей судьбы на те дни. В монастыре вам ничего не грозило. Можете счесть это знаком свыше. А я, старый агностик, просто оставляю без комментариев.

– Ну так вот, – дождавшись паузы, продолжил Дмитрий. – Там, в монастыре, я получил от старца наставление и благословение. На то, чтобы не иметь с вами никаких дел. Не пользоваться вашей помощью. Не участвовать в ваших затеях. Оставаться человеком. Если мне грозит опасность – то Господь силён меня защитить. Если сочтёт нужным. В любом случае я полагаюсь на Его волю, а не на свою.

Борис Геннадьевич вздохнул.

– А анекдот про машину, лодку и вертолёт вы знаете? Да знаете, все его знают. Впрочем, богословскими спорами займёмся в другой раз. Следующий номер нашей программы – это сегодняшнее исцеление. Ну, во-первых, поздравляю, конечно. «Луч любви» – очень сложное заклятье, немногим доступное… А теперь «во-вторых». Произведено, – тон его сделался сухим, официальным, – несанкционированное магическое воздействие первой степени. С минуты на минуту поступит жалоба Тёмных. И они получат право на равное по силе воздействие. Остаётся лишь догадываться, какое. Например, развяжут локальный военный конфликт с десятками человеческих жертв. Или наведут смертельную болезнь на кого-нибудь. Вполне возможно, тоже на маленького ребёнка.

– Они что, поголовно садисты-извращенцы? – тяжело вздохнул Дмитрий. Положительный ответ ничуть бы его не удивил. Взять того же омерзительного Валеру…

– Встречаются у них и такие, – подтвердил Борис Игнатьевич. – Но не слишком часто. Тут другое… Валера вам говорил, что обычные люди для Иных – это питательный субстрат? Знаете, есть у нас поговорка: человеку верь наполовину, Светлому – на четверть, а Тёмному не верь никогда. Но тут он в общем и целом прав. Только одного не уточнил – какими именно человеческими эмоциями поддерживают свою силу Тёмные. А они ведь страданием питаются, горем, тоской, завистью, похотью, яростью… Потому и стремятся сделать жизнь человечества как можно хуже. Вот так-то, Дима. Сегодня вы спасли своего сына – но тем самым, возможно, убили другого ребёнка.

Кофе показался Дмитрию удивительно гадким. Хотя, надо полагать, здесь потребляли только элитные, проверенные временем сорта.

– По-вашему, я должен был молча смотреть, как умирает мой сын? – спросил он глухо.

Борис Игнатьевич ответил не сразу.

– Вы могли, по крайней мере, позвонить Антону. В виде исключения мы задействовали бы некие резервы. Неприкосновенный запас. Не забывайте, что суть Договора – именно равновесие, а не полный отказ от магии. Каждый наш промах даёт карт-бланш им, но верно и обратное. И потому у нас есть своего рода фонд… который, конечно, мы не спешим растранжирить. Но бывают особые случаи. Ваш, например.

Дмитрий молчал. Всё это было здраво, понятно и даже относительно этично. По крайней мере, в обывательском понимании. Но… хотелось большего.

– Знаете, Борис Игнатьевич, – сказал он наконец, – в одной лишь Москве ежедневно умирают сотни детей. А может, тысячи, я ж статистики не знаю. Но вы собирались потратиться именно на меня. Вернее, на Сашку. Почему? Из особой любви и жалости к ребёнку, которого, скорее всего, и не видели не разу? Не логичнее ли предположить, – он помедлил, собираясь с духом. – Не логичнее ли предположить, что ваши мотивы не столь бескорыстны? Что Сашкино исцеление меня кое к чему обязало бы? Я даже догадываюсь, к чему именно. К себе на службу небось позвали бы? В Ночной Дозор?

Шеф резко отодвинул ладонью недопитую чашку и наклонился к Дмитрию. Под глазами у него отчётливо набухли желваки. Похоже было, что прошлой ночью не спал и он.

– Да. Ни к чему играть в кошки-мышки. Вы правы. Я действительно очень хочу принять вас к себе в Дозор. Мне не хватает людей.

– Вы, наверное, хотели сказать «Иных»? – поправил его Дмитрий.

– Я сказал то, что сказал! Обычные ли, Иные ли – это всё равно люди. И можно быть человеком, а можно… – он брезгливо махнул ладонью, будто отгоняя комара. – И тут не столь важен уровень силы… Просто вот вам, Дима, я мог бы доверять стопроцентно. Увы, далеко не о каждом Светлом я могу это сказать.

– А я вам? – Дмитрий украдкой посмотрел на часы. – Мог бы я вам доверять стопроцентно? Не думаю. Впрочем, это беспредметный разговор. Из разряда детских вопросов, кто кого поборет, кит или лев.

– Дмитрий, – устало протянул Борис Игнатьевич. – Поймите, что именно в Ночном Дозоре вы как раз и могли бы приносить наибольшую пользу. Не мне, не Светлым – а людям. Обычным людям. Которых вы, вообще-то говоря, обязаны любить как самого себя. По заповеди Спасителя. Как знать, не этого ли в сложившихся обстоятельствах требует ваш долг христианина? И не бежите ли вы сейчас от своего креста?

И что ему ответить? Звучало это заманчиво, открывало лазейку… и даже не слишком обдерёшь бока, протискиваясь. Господи, взмолился Дмитрий, ну помоги… Снова помоги, как утром. Дай разумение… Ведь я же не выстою. Сломает он меня… это не Антон с Леной… это настоящий…

Он сам не знал, кто «настоящий». Искуситель? Князь ада? Нет, не чувствовалось в пожилом Ином ничего этакого… инфернального. На какие бы чудеса он ни был способен – всё равно ведь человеческое… слишком человеческое.

Но старик в кресле ждал ответа. А слов не было. Господь не спешил с подсказкой.

Почему-то вдруг Дмитрию стало скучно. И он вновь взглянул на часы – теперь уже в открытую.

– Вы очень складно говорите. Но ведь вы же сами не верите во Христа? Значит, все ваши слова – это попытка посмотреть на вещи моими глазами. Но этого у вас никогда не получится, потому что у вас нет веры. Я… извините, но я уж как-нибудь сам разберусь со своей совестью и со своим крестом. А сейчас… Вы извините, но мне пора. Меня жена в больнице ждёт. И сын… Борис Игнатьевич… Ну вы что, силой меня тут будете держать?

– Ладно, идите, – шеф Ночного Дозора махнул рукой. – Но вы же понимаете, что этот разговор будет не последним?

– Да уж понимаю, – вздохнул Дмитрий.

– И, пожалуйста, ни во что больше не встревайте, – попросил Борис Игнатьевич. – Тёмные же теперь от вас не отстанут. Охоту они на вас начали. Вы, чуть что – звоните обязательно. Антону или лучше сразу мне. В вашем мобильном уже есть мой номер. До встречи, Дмитрий. Скажите Наташе, чтобы вас подвезли до больницы.

Выходя из кабинета, он вдруг остановился на пороге. Внезапная мысль – наивная, полудетская, заставила его обернуться.

– Борис Игнатьевич… Вот объясните… Раз уж вы следили тогда за мной в электричке … Вы помните, что сказал Валера об Иисусе? За что получил по физиономии? А вот вы… Вы что об этом скажете? О его словах?

Старик в чёрном кожаном кресле молчал долго. А ответил – коротко.

– Без комментариев. Легенды такие действительно среди Иных ходили, а уж насколько им доверять… Иные живут долго. Очень долго. Но сейчас на Земле нет ни одного Иного, своими глазами видевшего Христа. Значит, всё это – вопрос веры.

Дмитрий кивнул и вышел из кабинета. Выпрашивать автотранспорт у секретарши он не стал. На метро доедет, не развалится…