Иной

Глава 6

— Ты сам веришь в то, о чем мне сейчас рассказал? — шеф расхаживал по кабинету, теребя в руках мой рапорт.

Я даже стал опасаться, что он его сейчас порвет и мне придется заново переписывать.

— Уверен, Петр Иванович. Как в том, что я сейчас сижу перед вами.

— Ты так думаешь? — спросил шеф и щелкнул пальцами.

Кабинет вместе с мебелью и прочим содержимым исчез. Исчез сразу, мгновенно, без всяких плавных переходов и мерцаний. Вместо него я находился в саду у своей тещи, в беседке построенной еще ее отцом на обрывистом берегу Волги. Откуда открывались замечательные виды на противоположный низменный берег лесного Заволжья, жизнь которого так хорошо в свое время описал Мельников — Печерский. Свежий прохладный, напоенный речными ароматами ветерок не только приятно обдувал меня, но даже намекал на необходимость одеться теплее. Шефа тоже не было. Вместо него напротив меня стояла Алена, все так же теребя в руках мой рапорт.

— А теперь, — произнесла она голосом шефа? — Теперь ты уверен?

Я подумал, что наверно что-то подобное сотворил той памятной ночью старшина Нижегородских вампиров, когда захотел со мной пообщаться.

— Вы, шеф, меня не убедили, — сказал я.

— Это почему же? — спросила Алена и вновь щелкнула пальцами.

Ветерок исчез. Вместе с беседкой и всеми прочими атрибутами садовой жизни. Я вновь находился в кабинете Соколова, а он сам все так же прохаживался, уминая туфлями ворс ковра с каким-то, явно восточным рисунком. Рапорт, впрочем, уже лежал на столе.

— Так почему я тебя не убедил? — повторил он свой вопрос.

— Ну, во-первых, вас там не было, — начал я и покосился на Соколова. — Во-вторых, я видел, как Амирова готовилась нанести удар Денису. Собирала Силу. В это время туннели пульсировали сильнее, видимо перекачивая ее. А когда я их разрубил, то все сразу закончилось. Да и подозреваемая вела себя сначала как самая настоящая сильная ведьма. Мне некогда было особо разглядывать в бою ее ауру, но думаю, что она была первого уровня Силы. Ни до этого, ни после уничтожения туннелей такого у нее я не видел. Да вы ее сами сканировали.

— Да, сканировал. Потому и спрашиваю.

— Я рассказал то, что было.

— И ты хочешь сказать, что запомнил на занятиях, которые были около года назад одно единственное, случайное, вскользь брошенное преподавателем упоминание о транссумеречных туннелях?

— Да. Вас это удивляет, шеф?

— Если честно признаться, то да.

— Почему? — поинтересовался я.

Соколов подошел к столу и уселся свое кресло:

— Да, потому, Муромцев, что если это были они, то ты наблюдал редчайшее по своей природе явление. Чтобы тебе было понятно… ну, что-то вроде… если бы ты увидел снежного человека. Или марсианина. За все историю Иных туннели наблюдали всего несколько раз. Я, к примеру, их не видел. Газзар, думаю, тоже. Мы даже не уверены, правильно ли их называем. Раньше туннели носили другое название. «Ведьмины пуповины». Не совсем эстетично, но, на мой взгляд, гораздо более верно.

— Похоже, — согласился я.

— Еще бы! — сказал шеф и продолжил. — Считается, что это явление характерно только для Темных и только для ведьм. Инквизиция изучала природу «пуповин», но пришла только к предположительным выводам. Сделать конкретные выводы мешало и мешает до настоящего времени отсутствие достаточного фактического материала. А попросту говоря нечего исследовать. Поэтому и выводы, как я уже сказал, предположительные.

Он помолчал и спросил:

— Они тебе нужны?

— На ваше усмотрение, — скромно ответил я шефу.

Соколов поморщился. Он мог бы сказать, что это пока не моего ума дело и, утершись, я бы ушел. Но это обидело бы меня, и Соколов это прекрасно понимал. Вздохнув, он заговорил:

— Дело не в «пуповинах» или «туннелях». Дело в тех, кто их создает. В тех сущностях, возможно, целиком Сумеречных, которых ты видел. Они и подпитывали Амирову, давая ей Силу Иной. Кто эти сущности и откуда они никто не знает. Предположительно обитатели Сумрака, его самых глубинных, пока еще толком неизведанных слоев. Тех слоем, где еще никто из Иных не был.

— А что, шеф, есть и такие?

— Есть, Муромцев, есть. Там много чего есть. Ты уже мне поверь на слово. Во и вылазит оттуда время от времени в наш мир всякая нечисть. Причем похуже вампиров.

Соколов встал и снова принялся расхаживать по кабинету:

— С известной долей вероятности Инквизиция предполагает, что сущности используют не инициированных Иных для каких-то целей. Амирова скорее всего и не понимала, что делает. Загадка в другом. Каким образом клиент Сашина, я имею в виду того странного деда, о котором ты упоминал, связан с Амировой? Ее то, он мог знать и наверняка знал, но вот как быть в этом случае с сущностями? Или это случайное совпадение? Такое тоже могло быть.

— Еще охрана из вампиров… — подсказал я.

— Да, — согласился шеф. — И охрана из вампиров. Зарегистрированных притом. Это отдельная загадка и отдельный вопрос к Газзару. Мы с ним на этот счет еще поговорим.

— Опасное оказывается это дело, Сумрак, — произнес я может быть впервые задумавшись над многообразием того, что мы называем Сумраком. — А как быть с нулевкой?

— Правильно, что опасаешься, — заметил шеф. — В основном сущности ведут себя пока безвредно, но был случай, когда вмешательство в их деятельность привело к гибели сотрудника Патруля. Ночного Патруля. Правда, это было довольно давно. А нулевка? Что нулевка? Ее мы снимем. К завтрашнему утру уже не будет. Пусть твой адвокат работает спокойно.

— Это, конечно, утешает, — сказал я. — Но слабо. Вдруг опять появятся?

— Не появятся. И пусть тебя утешает то, что вы с Денисом остались живы. И то, слава Богу. Больше ты с ними никогда не встретишься. Слишком мала вероятность. — Соколов помолчал. — Андрея жалко.

— Петр Иванович…, - начал я, но Соколов жестом велел мне замолчать.

— Все знаю, что скажешь, Сергей. Все, — он остановился возле меня.

Я вяло подумал, что надо бы встать, но передумал. Не в ФСБ.

— Пойми, — сказал Леон. — Никто не может всего предусмотреть. Никто.

— Даже вы? — довольно наивно спросил я.

— Даже я, Сережа. Даже я. Даже еще более сильные и опытные маги. Этого не может никто. Мы всю свою долгую жизнь Иных учимся, копим Силу, набираемся опыта. Но этому предела нет. Так вот. В силу своего опыта ты не мог предусмотреть связи ведьмы и сущностей. Не мог предусмотреть охрану у неинициированной Иной. И я бы не предусмотрел, скорее всего. Быть может более опытный маг и почувствовал присутствие нежити, ту же вампирью тропу разглядел бы в Сумраке, а может быть, и нет. Ведь это твое всего лишь второе настоящее задание. Зато теперь при аналогичных обстоятельствах не ошибешься. И помощь вызовешь, и тропу вампиров проверишь. Перестрахуешься с запасом. Десятикратным. А после нескольких десятков заданий, если выживешь, наберешься достаточно опыта и почувствуешь себя гораздо свободнее. Тогда тебе все проще будет.

Он помолчал, потом заговорил вновь:

— Не кори себя за гибель Андрея. Ты знаешь, что подавляющее большинство работников обоих Патрулей, Служб, рано или поздно гибнет в схватках. Немногие доживают до нашей естественной старости. Уж больно долго ее ждать, — улыбнулся Соколов. — За это время всякое может случиться. Так ведь?

— Сколько же ждать, Учитель?

— Долго, ученик, долго. У всех по-разному.

Покинув офис, я обзвонил обоих своих спутников по поездке в Салехард. Меньшиков был у себя дома. Сказал, что пьет пиво с друзьями. Видимо заливает горе по Андрею, что само по себе сомнительно при его толстокожести, либо спрыскивает радость, что остался цел. Это было не менее сомнительно для Светлого Иного. Я напомнил ему быть в аэропорту не позднее, чем за два часа до вылета и набрал номер сотового телефона инструктора. Звонок Назимову еще раз доказал мне, что в любое время Михаил Иванович может быть только в одном месте. В воздухе. В крайнем случае, на аэродроме. Впрочем, он сам мне напомнил о завтрашнем дне не забыв присовокупить, что рад служить Свету.

Я подумал, что, не слишком ли долбанул инструктора Силой, втягивая в свою северную авантюру? Может оно и так. Завтра надо не забыть ослабить воздействие до шестой или может быть даже до седьмой степени. Но только в самолете. Оттуда Михаил Иванович уже не сбежит. Светка его и сад будут уже далеко. Третий звонок был Сашину. Он бедный подумал, что я с него уже деньги назад требую и стал сбивчиво объяснять про свою ситуацию. Но я остановил его невнятные разглагольствования сказав, что успешно разрулил его проблему. Клиенты будут.

— Как? — удивился он.

— Как ты погоду регулируешь, когда водки выпьешь больше чем нужно? — спросил я. — Так и я — руками, — и тут же не дожидаясь его ответа, отключился.

Остаток дня я провел дома. Отдыхая и раздумывая, что взять с собой в дорогу. А когда пришла Алена, мы пили чай с пирожными и смеялись над нашей с генералом вчерашней попойкой. Узнав ее причину, Алена сменила напускной гнев на милость. Пришила новые погоны, заставила одеть форму. Я, было, воспротивился, поскольку мне было лень, но она настаивала и, в конце концов, мы решили ограничиться кителем, который я одел прямо на футболку. Алена самолично прикрепила орден со значком и, некоторое время любовалась. Только непонятно было чем: толи ими толи мною. В конце концов, мне это надоело, и мы вернулись к семейному чаепитию, которое как-то само собой затянулось за полночь. В итоге легли поздно. Я снова не выспался, чуть не опоздал на самолет и продремал всю дорогу до Москвы. Да и в такси, везущем нас в Шереметьево тоже давил на массу со всей возможной силой. Только при посадке на рейс до Салехарда немного развеялся. Что-то не ладилось в сложном организме этих огромных воздушных ворот столицы. В конце концов, где-то все-таки срослось и, продержав нас минут тридцать под некстати зарядившим противным мелким дождиком, дежурная пригласила на посадку. Спустя еще четверть часа мы были уже в воздухе. Старый «Ту-134» на удивление бодро пробивал облака, набирая заданный эшелон. Видимо сказывалась прохладная погода.

— Командир! — рявкнул сидящий по соседству Назимов, в который раз обращаясь ко мне за сегодняшнее утро. Причем рявкнул так, что я вздрогнул. — Докладываю: до Салехарда одна тысяча девятьсот шестьдесят километров. Эшелон: девять шестьсот. Время в пути с промежуточной посадкой четыре часа сорок пять минут. Какие будут приказанья?

Тут я вспомнил о своем вчерашнем намерении умерить служебное рвение Михаила Ивановича и слегка коснулся лежащего в кармане и заряженного под завязку самим Соколовым амулета. Конечно, боевой амулет предназначен совсем для другого. Не престало его расходовать по всяким пустякам, но много ли надо для человека? Кроме того он у меня не единственный. Рядом с креслом в брезентовом чехле дремлет дожидаясь своего часа уже испытанная многозарядка вампиросокрушающего восьмого калибра. Мы не люди и можем себе позволить протащить в самолет через контроль что угодно. Хоть атомную бомбу. Скучающий в кресле напротив Меньшиков, наоборот отказался от всего магического реквизита, любезно предложенного ему шефом, как всегда полагаясь только на свою Силу.

Я посмотрел на Назимова. Легкое прикосновение к амулету и мой инструктор заметно расслабился. Не совсем, а ровно настолько, что бы с одной стороны не досаждать мне служебным рвением и вести себя на людях более адекватно, а с другой воспринимать поездку как нечто само собой разумеющееся. В конце концов, все утряслось, и остаток полета проходил для меня относительно спокойно. Если не считать довольно утомительной промежуточной посадки, где мы опять долго торчали в душном и тесном накопителе, пока, необъятных размеров дежурная не позвала нас на посадку. Потом Михаил Иванович и Меньшиков мирно дремали каждый в своем кресле. Я же, основательно выспавшийся еще по дороге в Москву, от нечего делать таращился через изрядно потертый иллюминатор на проплывающие далеко внизу многочисленные кучевые облака, размышляя над сумбурными событиями последних дней.

Дело было в том, что ко мне вернулось то смутное ощущение тревоги, что постоянно преследовало меня полтора года назад. В самом начале работы по «Нижегородскому меморандуму». Что-то было не так. И это что-то таило в себе опасность. Такую же пока смутную и неопределенную, как и ее ощущение. Самое неприятное было в том, что я никак не мог сформулировать причину своего беспокойства. Хотя, например, мне очень не нравилось полученное от Соколова задание. Не было в нем никакой логики. С какой это радости без году неделя оперативник провинциального Патруля заинтересовал Всемирную Инквизицию? Откуда вообще они про меня узнали? И какими такими талантами я обладаю, что мне нестрашно то, чего боятся в тайге более опытные и сильные Иные. Да и люди заодно. И почему? Ответов у меня не было.

Взяв из рук бортпроводницы бокал с минералкой, я немного поерзал в жестком кресле пытаясь устроиться. Сидушка была основательно продавлена, и хорошо усесться мне никак не удавалось. Бросив это бесполезное занятия, я откинул спинку и понял, что мне совершенно неинтересно думать о вновь появившемся чувстве беспокойства. Гораздо интереснее было понять, что за задание всучил мне шеф и почему именно мне. Я отпил из бокала, но поставить его на столик не рискнул. Вот уже минут пять наш лайнер потряхивало. Видимо попали в поток. Интересно, а Соколов проверил линии реальности нашего путешествия или поленился? Что-то в последнее время много сообщений об авиационных происшествиях. Хорошо, что падают пока все больше «Боинги». То Пермская катастрофа, то авария где-то в Европе… Я посмотрел на Назимова. Тот спал как сурок. Все правильно. Пилот в воздухе должен чувствовать себя лучше, чем на земле. Я полностью разделял это утверждение Михаила Ивановича с одной лишь поправкой: когда управление в моих руках или руках пилота, которому я целиком и полностью доверяю. Увиденный же мной мельком экипаж нашего самолета доверия никак внушить не мог. Командир лет двадцати восьми, двадцати девяти и совсем молоденький волосатый, как будто попавший сюда со школьной дискотеки семидесятых второй пилот. Видимо недавний выпускник училища. Остальных членов экипажа в расчет можно было не брать. Мне почему-то вспомнилось недавнее газетное сообщение, больше похожее на утку, что где то в российских авиакомпаниях летают два пилота до этого управлявшие только виртуальными самолетами в компьютерных играх.

Тряска прекратилась, и напряжение на лице сидевшего рядом с Денисом благообразного седого старичка исчезло. Поставив стакан на столик я подумал, что мне все же надо попытаться понять почему из огромного количества Иных был выбран именно я. И нет ли здесь связи с событиями полуторалетней давности? Тогда Темные не хотели пускать меня в Ночной Патруль. Противились, как могли, правда, только в лице вампиров, моему участию в «Нижегородском меморандуме». Хотя он был и остается до настоящего времени совершенно секретным не только для Иных, но и для подавляющего большинства чекистов документом. Светлые в возне вокруг меня никакого участия, судя по всему, не принимали. Не знали? Возможно. Но вампиры знали. Это без всякого сомнения. Откуда тогда была утечка информации? В августе две тысячи седьмого года о «Фантоме» в Нижнем Новгороде знали пять человек, включая меня. Причем существенные детали, в том числе и обо мне знали, только трое. Опять же включая меня. Начальник отдела контрразведки Кириллов и, естественно, сам начальник управления. Выходит кто-то из них? «Стоп, Игнатий, здесь плетень, — остановил я сам себя». А Москва? Кто знал там? Помнится первое лицо в нашей службе, дало добро на мою кандидатуру. И на внедрение. Об этом упоминал Данилов. Я это хорошо помню. Склерозом, пока не страдаю. И теперь уже не буду страдать никогда. Кто в Иные пойдет, тот здоровеньким помрет! Ладно. Кто еще? Возможно, что никто. Позвонить шефу? Нет, не стоит. Будем считать, что обо мне знали трое. Итак: Данилов, Кириллов и руководитель ФСБ России. Не слабый выбор. Пойдем дальше. Ауру Данилова я сканировал почти сразу после того, как научился это делать. Он человек. Кириллов тоже человек. Проверен лично мною почти одновременно с Даниловым. Впрочем, чего это я? То, что они люди, совсем не значит, что они не сотрудничают с Иными. Данилов скорее всего отпадает, поскольку сам явился инициатором разработки Иных и автором «Нижегородского меморандума». Москвич тоже отпадает. Скорее всего. Поскольку когда все начиналось десять лет назад, он даже не был нашим сотрудником. Кириллов? Впрочем, существует еще политик Андронов. Но, когда зашла речь о внедрении меня в среду Иных он уже давно ушел из ФСБ. Значит, все-таки Кириллов? Ладно. Пусть пока он. Вернусь, пообщаемся. Пойдем дальше.

Мне стало даже жарко и, одним глотком уничтожив всю оставшуюся минералку в бокале, я попросил принести еще.

— Может быть вам что-нибудь другое? — улыбнулась миловидная девушка.

— Что именно? — спросил я, бдительно сканируя ее ауру.

Ничего интересного там не было. Она просто человек.

— Чай. Кофе? — бортпроводница взглянула на мирно дремлющего Назимова. — Может быть вашему товарищу?

— Нет, спасибо. Просто воды, пожалуйста.

Человек… И это хорошо. Но хорошо ли это? Откуда бы это? А… знаю. Из какого-то спектакля Образцова. Как это там? «Внимание, внимание! Впервые на Землю совершил посадку Господь Бог. Слава Богу!» И трап с эмблемой «Аэрофлота». Вот именно. Кто знает, какие сюрпризы ждут нас впереди. Девушка уже убежала за минералкой, и я вернулся к своим «баранам».

Итак, пока неизвестный мне некто, предположительно Кириллов, знал в программе внедрения меня к Иным, ну и заложил. Или доложил. Странно. Почему-то об этом знали только Темные и, возможно, исключительно вампиры. Эпизод с телохранителем Газзара можно считать случайностью. А, может быть Светлые, эти светочи, как когда-то выразился Данилов, все-таки знали? Знали, но не проявили себя? Если так, то вообще ничего не понятно. Или наоборот это все объясняет? На днях Соколов проговорился, случайно или умышленно, это другой вопрос, что иногда Светлые и Темные объединяются. Для решения особо важных, жизненно необходимых для обеих сторон задач. Получается, что если и те и другие знали о моем внедрении еще полтора — два года назад, то нынешнее задание вполне логично вытекает из необходимости решить некую, вставшую перед всеми Иными проблему. И ее, или, по крайней мере, часть проблемы, по словам Соколова, может решить только Сергей Муромцев.

Ай да Муромцев, ай да сукин сын! Я чувствовал, что нахожусь на правильном пути, но мне остро не хватало информации. Приняв очередной запотевший бокал, я бросил взгляд в иллюминатор. Облака почти рассеялись. До самого горизонта небо было чистым и ясным. Как весеннее утро. Наша немного облезлая «Тушка» медленно, словно в бородатой песне шестидесятых годов о геологах, плыла над бескрайним, кажущимся с высоты почти десяти километров несколько сизым морем северной тайги.

Из моих рассуждений получалось, что с самого начала Иные знали о наших планах и контролировали их. Но почему тогда Юсупов пытался уговорить меня отказаться от участия в «Фантоме»? И даже пытался убить? Одно с другим как-то не вяжется. Может быть, тогда я ошибаюсь? И, причина совсем в другом? Как много вопросов, а ответов так и нет… В любом случае ключ к разгадке это нынешнее поручение Соколова. Точнее таинственных «заказчиков». Кстати, Леон так и не сказал кто они такие. Вроде бы намекал на Инквизицию. Но кто знает? Монотонный гул турбин стал заметно тише и Назимов, проснувшись, обеспокоенно поднял голову прислушиваясь. Наш лайнер, слегка опустив к земле заостренный прозрачный нос, пошел на посадку.

— Как выспался Миша? — спросил я Назимова, решив проверить его самочувствие.

Бывали случаи, когда излишнее применение Силы заканчивалось очень плачевно. Конечно, если во время не вмешаться. Но Михаил Иванович чувствовал себя прекрасно. Все-таки здоровье летчика вещь очень полезная. Потянувшись, насколько позволяло кресло, он мечтательно сказал:

— Мне снился наш аэродром. Аэроклуб «Сокол». Синее небо. Белые самолеты на сверкающем бетоне, а вокруг изумрудная трава. Она была в чем-то розовом, — потом посмотрел на выражение моего лица, потряс головой, отгоняя наваждение, и подняв спинку кресла, добавил. — Не думай лишнего. Это был просто комбинезон.

Не удержавшись, я захохотал:

— Ну, ты, даешь! Парашютистка?

— Старая знакомая. Студентка университета, — ответил он, присматриваясь к моему еще не до конца осушенному бокалу. — А здесь оказывается можно выпить? Девушка! — взмахнув рукой, зычно позвал он стюардессу.

Но выпить Назимову так и не удалось. Самолет снижался, и весь сервис «Аэрофлота» теперь сводился к пакету, в котором Михаил Иванович не нуждался да к строгому указанию пристегнуть ремень безопасности. Пытаясь справиться с тугой пряжкой под бдительным оком бортпроводницы, он улыбнулся ей во все свои тридцать два зуба и спросил:

— Ну, зачем это? Все равно ведь….

— Положено, — непреклонно ответила давешняя девушка, которая приносила мне минералку. — Вам помочь?

— Спасибо, милая, не надо. Хотите, Надя, короткий анекдот в тему?

Я удивленно посмотрел на Михаила, но потом заметил на лацкане пиджака девушки маленький бейджик.

— Только пока стою здесь, — ответила стюардесса, с трудом вытягивая из-под ста десяти килограмм Михаила Ивановича потерявшийся замок.

Я подумал, что пора будить Меньшикова, который до сих пор спал сном праведника. Железные нервы у парня. Это хорошо. И хорошо, что Назимов вполне адекватен. Не люблю я обращать к Свету. Шо Свет, Шо Тьма, одна Сатана… Требуют мзду. То ли у меня это плохо, получается, из-за малого опыта, то ли жаль напрягать людей. Не знаю. Наверно и то и другое вместе. Я прислушался к Михаилу, увлеченно рассказывающему девушке свой любимый анекдот:

— … катастрофы упал самолет, — проникновенно вещал Назимов, все еще возясь с ремнем. — Спасатели ходят между обломков. Один другому менторским тоном и говорит: «Те, пассажиры, которые не были пристегнуты, те погибли. А те которые были пристегнуты, те сидят… Ну прямо как живые!».

Закончив рассказывать, Михаил Иванович громко захохотал, видимо ожидая такой же реакции и от Нади, но та лишь странно взглянула на него и, подергав для проверки ремень безопасности, пошла дальше оглядываясь.

— Ну, ты Михаил Иванович, даешь! — сказал я. — Нашел время и место для анекдота.

— Переживет, — ответил Назимов, поворачиваясь ко мне. — Ты, мне друг лучше вот, что скажи. Куда это ты меня втянул?

«Да, — подумал я. — Видимо слишком тебя расслабил. Ну да ладно. Обойдется».

Самолет вздрогнул, выпуская шасси, и я посмотрел в иллюминатор. Города не было видно. Наш «Ту» натужно ревя двигателями и постепенно выпуская закрылки в посадочное положение, аккуратно, блинчиком, с креном не более пяти-семи градусов, разворачивался над водной гладью Оби.

Рядом молчали: Назимов ждал ответа.

Делать было нечего, и я нехотя спросил:

— Тебе хорошо? Может быть, ты кушать хочешь?

— Есть я не хочу. Пить хочу. И еще я хочу знать, как я сюда попал.

— Я не могу этого сказать, Миша. Это секретная операция. Тебя попросили мне помочь. Этого тебе хватит?

— ФСБ?

Мне не хотелось врать. Да и не мог я. Поэтому по-прежнему, не оборачиваясь, сказал:

— Вроде того. Что мог, я тебе объяснил. Поменьше знать в твоих же интересах. К тому же, где еще ты самостоятельно, да в моей компании полетаешь на «Ан-24»?

Некоторое время Назимов молча, смотрел на меня, видимо переваривая сказанное. Я это чувствовал, и не оборачивался, разглядывая проплывающий внизу пейзаж. На берегу были видны дома. Судя по всему, пилоты уже вели лайнер по глиссаде.

— Ну и ладно. Обойдусь, — неожиданно заявил Михаил Иванович и, помолчав некоторое время, добавил. — Но с тебя, друг мой, или твоей конторы — коньяк. И не воображай, что я обойдусь прозаической «Старой крепостью» или «Араратом», пускай даже и настоящим. Мне дома еще со Светкой объясняться. Рассада то засохнет! Тут воздушный брат мой, суррогатом не отделаешься. Когда вернемся, — Назимов похлопал меня по спине, — проставишься, по полной. Как в «Песне юнкеров»: «По три звезды, как на лучшем коньяке!» И с отборными оливками.

— Ага, — облегченно согласился я.

Мне очень не хотелось снова влиять на разум Михаила Ивановича и я спросил:

— А каждая звезда — десять лет выдержки. Так?

— Так, — согласился Михаил Иванович и поинтересовался. — Полосу видно?

— Нет, — ответил я, отворачиваясь от иллюминатора. — Низко идем. Видимо скоро посадка. Будь, добр, разбуди Дениску.

— А я давно не сплю, — подал голос Меньшиков. — Все вас охламонов слушаю.

— Хм, как про коньяк заговорили, так он сразу и не спит, — повернулся к нему Назимов. — А как поговорить, так фигвам!

В этот момент, не смотря на мои сомнения в отношении экипажа нашего лайнера, его шасси на удивление мягко коснулись бетонки, оставив позади себя белые облачка дыма от сгоревшей резины. Мы были в Салехарде.