Иной

Глава 1

Я шел на легком четырехместном самолете на трехстах метрах немного севернее аэродрома. Это был последний круг. «Все никак не могу привыкнуть к летному жаргону, именующему все последнее — крайним, — подумал я». «А нужно ли привыкать? Тебе ли, Иному, который в состоянии, пусть пока и с большим трудом, просмотреть линии реальности и оценить степень возможности неблагоприятных событий опускаться до предрассудков!» Прищурившись и глянув сквозь Сумрак, я ничего не увидел. Облом. Что же практики маловато. Да опыта почти никакого. Потом надо будет еще раз попробовать.

Настроение было прекрасное. Недавно я вернулся из командировки, где весьма успешно выполнил задание, впервые лично мне порученное самим Соколовым. Ликвидировать в дремучих Заволжских лесах группу «Святого Дозора» было непросто. Конечно, пришлось повозиться, да и ошибок наделал немало, но все закончилось благополучно. Шеф похвалил и особо отметил правильное поведение при контакте с главой Нижегородского Дневного Патруля, Темным магом Вне категорий — Газзаром. Так, что начало моей карьеры у Иных складывалось довольно успешно. Данилов должен быть доволен.

Мне оставалось сделать третий и четвертый развороты. Потом с прямой выйти на длиннейшую, целых два с половиной километра бетонку аэродрома, которой когда-то с лихвой хватало даже для «МиГов» местного полка ПВО. Не то, что для маленькой аэроклубовской «Цессны».

Этот самолетик не так давно был куплен у какого-то разорившегося фермера на американском «Диком Западе» и попал в аэроклуб в очень хорошем состоянии. Жаль было, что все приборы показывали данные в футах, дюймах, а температуру даже в фаренгейтах. Шеф-пилот Нижегородского городского аэроклуба Назимов первое время постоянно путался в них. Потом стал просто писать на обрезках бумаги «нормально», «ненормально» и клеить их рядом со шкалами приборов. Все было «нормально» до тех пор, пока однажды не отклеилась бумажка указателя давления топлива. Привыкший к такой «информации» Михаил Иванович не заметил, что давление снизилось и, легендарно надежный ста шестидесяти сильный «Лайкоминг» неожиданно встал. Дело было над Волгой. Благо высота около двух тысяч метров позволила Назимову спланировать на аэродром и совершить посадку. После этого Михаил Иванович ликвидировал всю «эту макулатуру» и просто расчертил шкалы зеленым и красным, обозначив рабочие и нерабочие характеристики систем самолета. С той поры все пошло как по маслу.

Я знал про этот случай, поскольку сам присутствовал при мастерской посадке Михаила Ивановича, которую никак нельзя было спутать с посадками других пилотов. После этого, Назимов всех курсантов стал готовить к внештатным ситуациям еще тщательнее. Скоро это предстояло и мне.

Близился разворот и, как требовало руководство, я осмотрелся по сторонам. Мне нравилось летать. Прекрасная погода. Как говорится: видимость миллион на миллион. Послушный удобно обтянутый кожей слегка потертый штурвал. Внизу зеленый лесной ковер и многочисленные прогалины небольших лесных озер. А дальше на северо-восток синело в полуденной дымке Горьковское море с золотистыми полосками песчаных пляжей. Все это создавало хорошее настроение. К тому же внизу был буфет, где наверняка уже готовы мои любимые пирожки с луком и яйцом. Предстоящий завтрак занимал почти все мысли, потому что инструктор без отдыха гонял меня с самого рассвета и, есть хотелось до смерти. Конвейер, вещь сама по себе достаточно утомительная и однообразная. Взлет, полет по кругу, посадка и снова взлет без остановки. Это и есть конвейер, где не очень радивые пилоты, вроде меня, и совсем зеленые новички оттачивают искусство взлета-посадки.

Ну, вот и третий. Пора. Я взглянул еще раз на полосатый торец полосы, медленно уплывающий назад, и собрался было ввести машину в разворот, как инструктор по самолетному переговорному устройству неожиданно гаркнул:

— Вводная! — и тут же вытянул до предела регулятор качества смеси, заглушив двигатель. — Отказ двигателя! Действия пилота в особых случаях!

Я начал потеть. Не то, что бы испугался. Просто одно дело, знать эти самые случаи, которые могут возникнуть в полете теоретически. В воздухе все совсем по-другому. Сколько раз убеждался, что на практике многое выглядит иначе. Я ругал себя, за то, что твердо решил не применять навыков Иного в пилотировании самолетов и вертолетов. За исключением острой необходимости. Был ли это тот самый момент? Кто может сказать заранее? Хотя вероятнее всего нет. Ведь выключение не самопроизвольное. Рядом инструктор, а под крылом бетонка. Надо только умудриться, как-то попасть на нее.

Посмотрев вниз, я про себя отметил, что полосы уже не видно. Значит, надо поторапливаться. «Цессна», будучи очень легким самолетом, весьма охотно теряла скорость и через несколько секунд уже была готова, свалиться на крыло, а может быть и в штопор. Продолжая потеть, я доложил руководителю полетов об отказе двигателя, толкнул штурвал от себя, направив нос самолета к земле и, одновременно ввел «Цессну» в разворот. Быстрый взгляд на высотомер. Почти триста метров. Так. Высоты достаточно. Даже, пожалуй, многовато. Теперь вариометр. Снижение два метра в секунду. Я подумал, что надо бы побольше, а то можно промахнуться и резче отдал штурвал от себя. Самолет дернулся. «Тихо ты, чистокровный „янки“».

— Спокойнее, — назидательно сказал Назимов. — Всегда помни: пла-авно, но энергично. В авиации нет понятия «резко»!

Я мельком взглянул на этого здоровенного пилота. Михаил Иванович неподвижно, как гранитная глыба сидел в левом кресле, демонстративно приподняв руки, давая тем самым понять, что не вмешивается в управление самолетом. И, похоже, не собирается вмешиваться. Ветер посвистывал в лопастях неподвижно, как простая палка висящего, винта. Земля приближалась со скоростью уже шесть метров в секунду.

«Пора или не пора делать четвертый?», — гадал я как та бабка. От его своевременности зависела точность выхода на полосу. «Промахнусь, и второй попытки не будет». В конце концов, решил, что пора и, сделав последний разворот, посмотрел на ВПП. Торец был несколько левее, но это исправимо. Пока все в пределах допустимого. Надо лишь слегка дать левую ногу. Так, теперь скорость. Сто тридцать. Великовата. Снижение? Те же шесть семь метров в секунду. Вроде нормально. Торец? На месте.

— Закрылки, — напомнил Назимов.

«Тьфу ты, чуть не забыл», — подумал я, выпуская их сначала на десять градусов, а потом и на максимально возможный угол.

Закрылки вышли и «Цессна» сразу «вспухла» и ее нос теперь был выше торца полосы. Зато скорость упала. Я снова толкнул штурвал от себя. Вот так. В поле моего зрения вновь возник торец. Теперь снова, какая скорость? Сто двадцать. Или шестьдесят пять узлов. Приборы то штатовские. Норма. Снижение? Два. Три. Пять метров в секунду. Теперь сойдет. Скорость не растет? Порядок. Высота? Сто пятьдесят. В норме. Торец? На месте. Как говорится все приборы в кучку. К тому же раз инструктор молчит, значит все нормально. Теперь ждать. Ждать. «Цессна» в почти полной тишине несется к земле. Только воздух свистит в подкосах. Все ближе яркие белые полосы («зебру» недавно обновили) на старой серой бетонке. Вот и торец. Последний взгляд на высотомер. Двадцать метров. Все- таки высоковато. Это высота верхушек берез вокруг аэродрома. Надо бы на метров пять семь пониже. Небольшой перелетик намечается. Ну, ничего. Инструктор молчит, а полоса длинная. Уместимся.

— Без двигателя, с закрылками выравнивай энергичнее, — совет Назимова на этот раз не к месту. Я это помнил хорошо.

Еще чуть и теперь прибрать на себя. Еще. «Цессна» выравнивается с небольшой просадкой. Двигатель то стоит… Сколько? Наверно метра три. Еще чуть штурвал на себя и, вот он этот пресловутый в авиации метр высоты. Или около того. Знаменитый «последний дюйм». Самолет теряет скорость. Теперь замереть! Взгляд вперед и слегка влево. Ждать! Ждать! И вот каким-то седьмым чувством понимаю, что пора и нежно, как девушку при первом поцелуе тяну штурвал на себя. Еще. «Цессна» задрала нос. Все выше и выше. Уже ничего не видно за широченным капотом двигателя, но я знал, что так и должно быть. Вот где-то сзади тонко взвизгнули пневматики. Катимся. Но еще не сели. А носовую опору держать. Держать. Нет. Не удалось. Через пару секунд носовая стойка шасси тоже коснулась бетона, и мы покатились уже по-настоящему. Назимов с чуть заметным облегчением в голосе сказал:

— Ну, вот и все. А ты боялся! Тормози и давай заруливай на стоянку.

— Есть на стоянку, командир, — ответил я повеселевшим голосом, поскольку ожидал серьезных замечаний, — слегка притормаживая, развернул «Цессну» и направил ее к нагретой теплым майским солнцем площадке.

— Ну как, Михаил Иванович? — все же рискнул я спросить инструктора, запихивая колодки под пневматики самолета.

Назимов, стягивая перчатки, и, глядя на меня сверху вниз и поверх темных очков, сказал:

— Нормально. Пока нормально, но была бы полоса короткая — выкатились. Учти это. Все из-за того, что у тебя практики маловато. Летаешь редко. Сколько часов налетал?

— Часов шестьдесят, — сконфузился я и добавил. — За полтора года.

Назимов подождал, пока не стихнет рев стосильного двигателя медленно рулящего к старту «Бекаса», как новогодняя елка увешанного химоборудованием, потом заговорил вновь:

— Оно и видно. Раз в месяц. Раз в два месяца. Это разве тренировка? Вот и потеешь, — и похлопал по темным разводам на моем комбинезоне. — Пошли в буфет.

Но поесть мне не пришлось. В нагрудном кармане голосом артиста Гарина дал о себе знать телефон: «Какая отврати-тель-на-я р-рожж-а!»

Такой звонок был установлен только для Соколова. «Значит не судьба и сегодня побыть на аэродроме весь день. Хоть бы в субботу оставили в покое!» — вздохнул я и полез в карман. Назимов, зная о характере моей работы в ФСБ, только махнул рукой и один пошел к голубому вагончику буфета.

— Слушаю, Петр Иванович, — я присел на еще не совсем остывший пневматик «Цессны».

— Как посадка? — поинтересовался Леон.

— Вашими молитвами.

— Не забывай, о своих возможностях, — посоветовал Соколов. — Молодые Иные в критических ситуациях часто не помнят о них. Забывают, что они уже не люди-человеки.

— Да ничего особенного не было. Тренировочная посадка и только.

— Все равно. Ты когда в город?

— А когда нужно?

— Вообще-то сейчас. Но если ты занят…, - отпустил шпильку Соколов.

— Не настолько, что бы отказать вам в аудиенции, Леон, — ответил я.

— Ну, вот и хорошо. Когда ждать? — спросил шеф.

— Часа через полтора.

— Почему так долго? — удивился Петр Иванович.

— Пробки, шеф.

— Ладно. Постарайся успеть к двум часам, — согласился Соколов и отключился.

Я подумал, что главе Ночного Патруля надо чаще бывать на улицах в часы пик. Хотя основной поток машин в это субботнее время идет из города в сторону многочисленных по Городецкому направлению садов и дачных поселков, проехать все равно сложно. Не имеющие терпенья водители, стараются объехать многокилометровые пробки по встречке, мешая проезду в город тех несчастных, которые были обречены провести выходные в городе.

Несмотря на явную срочность вызова, я все — таки решил забежать в буфет, где уже толпились после прыжков громогласные загорелые в ярких комбинезонах парашютисты и парашютистки. Однако, стоящий впереди всех Казимов пропустил меня и, захватив на дорогу пару пирожков с банкой холодного чая я уже через пару минут выехал с территории аэродрома.

Пока мой «Форд» перед трассой прыгал по многочисленным кочкам давно и основательно разбитой проселочной дороги я несколько раз пытался, в основном ради практики, просчитать вероятность аварии по дороге в Нижний. Как и в воздухе у меня ничего не получилось. От третьего раза, уже при выезде на шоссе Заволжье — Нижний Новгород я отказался после эсэмэски Соколова издевательского содержания:

«И не пытайся, нерадивый ученик мага. Я все уже проверил. Можешь ехать, но не более ста двадцати в час. Если хочешь прогнуться перед магом первого уровня, то Городецкий объезд тебе будет в самый раз. Доберешься быстрее.»

— Шеф в своем амплуа, — пробормотал я и, оказавшись, наконец, на главной дороге, с удовольствием утопил в пол педаль газа.

Путь до офиса действительно оказался не так долог, как ожидалось. Пробки были небольшие, а двигатель приемист. Так что спустя час с небольшим, я припарковался на, как всегда стерильно чистой и почти пустой парковке «Альфы и Омеги».

Около полутора лет назад впервые оказавшись на ней и выйдя из старенькой шестерки Андрея, я тоже не увидел машин. Теперь как, полноценный Иной, прошедший годичный курс обучения и имеющий гарантированный четвертый уровень Силы я видел сквозь Сумрак многое. Например, что парковка, не смотря на субботний день, основательно забита. Просто на почти все машины наложено не только охранное заклинание, но и заклинание незначительности. В обиходе именуемое просто «Шапка — невидимка». Поначалу это очень смешило, вызывая ассоциации с русскими народными сказками, но со временем стало привычным. Этот порядок был заведен Соколовым сразу после введения в строй Волжского автозавода, когда приобретение собственного автомобиля перестало быть проблемой. По крайней мере, для Иных. Нечего было лишний раз привлекать взгляды посторонних обилием машин у вроде бы обычного монтажного управления. Времена изменились, но традиция скрывать автомобили, стоящие перед офисом осталась.

В приемной Соколова как всегда пришлось немного подождать. У шефа был кто-то из своих, в широком смысле, конечно, потому, что когда Раечка, секретарь Соколова, пригласила зайти, в кабинете никого уже не было.

— Садись, — как, всегда не здороваясь и не поднимая головы, предложил шеф.

Теперь он был занят своим любимым делом. Рассматривал через увеличительное стекло какого-то уродливого жука. Я плюхнулся в модерновое кресло типа «Президент», стоящее напротив Соколова и сказал:

— Вот уже год наблюдаю вашу возню с насекомыми, Леон. Мне бы давно надоело. И противные они…

Петр Иванович, не торопясь долюбовался чем-то отдаленно напоминающим тропического жука — носорога. Потом аккуратно положил его в коробочку, и убрал в ящик стола. Потом отложив в сторону десятикратную лупу, сказал по — немецки:

— Каждому свое, подмастерье. Каждому свое. Вот ты же барахтаешься в своих болотинах. Рыбу ищешь. А там тина, пиявки, я уже не говорю о гадюках. Но тебе нравится. Или летаешь. Кстати как твои успехи? Когда экзамены?

— Петр Иванович, — удивился я. — Сдал больше года назад. Я ж вам рассказывал. А сейчас просто тренируюсь.

— Я о вертолетах, — уточнил Соколов.

— А…, - разочарованно протянул я. — Вероятно на днях.

Вертолеты мне не нравились и, я не понимал, зачем Соколову понадобилось отправлять меня на эти курсы. Тем более, что желание обучиться летать на вертолетах изъявили и Андрей и браться Меньшиковы. Странно, что Соколов остановился на моей кандидатуре. В Нижегородском Ночном Патруле я пока внештатно потому, что продолжал служить в ФСБ. Да и Иным то стал всего без году неделя.

— Смотри у меня, что бы сдал, — шеф погрозил пальцем. — На каких машинах учат?

— На «Робинсонах», — сказал я. — Сорок четвертых.

Интерес Соколова к вертолетам был, по меньшей мере, странен. Он, как впрочем, и другие старые маги на дух не переносил всю технику. Можно сказать даже опасался. Пользовался ею только в крайнем случае. А тут вдруг вертолеты ему подавай! Не иначе все медведи в тайге передохли.

— Какая у него вместимость? — спросил шеф.

Я поднял брови. Мысленно конечно. С тех пор, как меня молодого сотрудника УФСБ по Нижегородской области внедрили к Светлым Иным и, я попал в Ночной Патруль, то видел и слышал много удивительных вещей. Но это?

— Тр… простите, четыре человека включая пилота.

Соколов помолчал, видимо что — то прикидывая в уме и, сказал:

— Маловато. А побольше машин у них в клубе нет?

— П-побольше нет, Петр Иванович. А зачем вам побольше?

— Мне это ни к чему.

— Из иностранных есть американские «Белл» пяти шести и восьмиместные. Очень хорошие машины. Есть какой-то итальянский примерно той же вместимости, но и те и другие только в Москве. Из наших…, - я замялся, раздумывая, — из наших «Ми-2». Ну и конечно «Ми-8». В Стригино стоят. Принадлежат то ли геологам, то ли газовикам. Есть еще губернаторский. С эксклюзивным VIP салоном. Подойдет?

Шеф, слушая меня, почесал за ухом и промурмыкал как — бы размышляя вслух:

— Понадобится, возьмем и губернаторский…

Я понимал, что все это для него пустой звук. Соколов очень старый маг и, хотя имел только первый, а не высший, как обычно у руководителей Патрулей и Служб крупных городов уровень, опыта и накопленной не за одно столетие Силы ему было не занимать. Именно это обстоятельство позволило Леону на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий занять пост главы Нижегородского Ночного Патруля. Его знали и уважали не только в Москве и Питере, но и зарубежные Иные. Но в технике, тем более авиационной он не разбирался вообще.

Неожиданно мне пришло на ум, что недавно и другой мой начальник тоже интересовался успехами в освоении вертолетов. Примерно неделю назад, когда я был у него с очередным докладом по «Фантому», генерал вдруг спросил меня сначала про аэроклуб вообще, а потом и о вертолетах в частности. Он интересовался особенностями управления этими машинами, вместимостью. Потом как-то мимоходом спросил, есть ли у меня с вертолетами, какие-либо сложности. Помнится, я тогда ответил, что у всех сложности с вертолетами. Техника это дурная. На любителя. Но скоро экзамены и думаю, что все пройдет нормально.

— А зачем это вам? — задал я тогда вопрос Данилову, точь в точь, как сейчас Соколову.

— Понадобится для работы, — уклончиво ответил Василий Петрович и уточнил. — Для твоей работы.

Правда, для какой он так и не сказал, а переспрашивать я не стал. Лишнее любопытство в ФСБ не в чести. Теперь все это навело меня на размышления о своей истинной роли в «Фантоме» и правильно ли я ее понимаю. Исходя из задач «Нижегородского меморандума», Даниловым передо мной ставилась двуединая задача: внедрение в сообщество Иных и налаживание постоянного достаточно плотного потока информации. Существовавшие полтора года назад опасения по утечке информации о моем внедрении к Иным постепенно сошли на нет.

Знакомство с Фадеевым, Соколовым, а за ними настоящая инициация, посвящение в Иные и учеба прошли тихо и спокойно. Ночной разговор со старшиной Нижегородских вампиров, его нападение на меня и несчастного Фадеева, упокоение Юсупова каких-либо негативных последствий, которых опасались Нижегородские и Московские руководители ФСБ не вызвали. Они были списаны на простую, пусть и необъяснимую случайность. Но я-то помнил, что еще была стычка с телохранителем Газзара, о которой в ФСБ ничего не знали. Поэтому я был твердо убежден, что надо заботиться о собственной безопасности и что вся эта история добром не кончится. Правда, после того, как стал настоящим Иным, мои взгляды на многие вещи претерпели существенные изменения. Когда я полностью осознал практически неограниченные возможности, фантастические с точки зрения обычного человека долголетие и здоровье, мои опасения как-то сами собой отошли сначала на второй план, а потом и вовсе стали забываться. Интересы Иных, конечно Светлой их части: проблемы, нужды, чаяния с каждым днем становились мне все ближе и ближе, а работа в Патруле стала заслонять собой службу в управлении. Там я проводил все меньше и меньше времени, за что однажды получил выговор не только от Данилова, но и от Соколова. Мне стало казаться, что в ФСБ, все как-то мелко, незначительно, и лишено всякого интереса. Вроде мышиной возни. Просыпаясь ночами я, иногда, со страхом думал, что судьба Иного могла пройти мимо и не коснуться меня.

Правда, давать задание по «Фантому» все равно было больше некому. Первое время Данилов особенно не тревожил и не требовал информации об Иных. Я тоже считал, что сначала нужно укрепиться в новой среде, стать своим и сумел убедить в этом шефа. Тем не менее, вот уже несколько месяцев, как генерал все настойчивее стал добиваться от меня конкретных сведений. В основном о Сумраке, способах ухода в него и численности Иных. Как говорится: имена пароли явки. Потом его интерес стал распространяться на такие «деликатные» для меня темы, как наличие у Иных, какого-либо оружия, а может быть и реально действующего колдовства. Если оружейную тему удалось временно закрыть, ссылаясь на секретность в среде самих Иных, то по Сумраку надо было давать конкретную информацию.

Мне не очень хотелось делать это, поскольку пробыв в Патруле больше года, я был почти уверен, что никакой реальной опасности для человечества мои новые знакомые в себе не несут. Если быть честным перед самим собой, то Светлые помогают настолько же насколько и вредят. Сообщество само в себе как, скажем, секты евангелистов или свидетелей Иеговы. Конечно, это не касалось достаточно редких злодеяний некоторой части низших Темных Иных. Ну и еще были периодически случающиеся ведьмовские жертвоприношения, а иногда и браконьерство. Однако с ними довольно успешно боролись оба Патруля и вмешательства людей не требовалось. Но попробуй, объясни это генералу! Была еще возможность попытаться, используя силу, воздействовать на его разум и убедить бросить разработку Иных. Хотя такое вмешательство пока, слава Богу, представлялось мне кощунством. Я продолжал надеяться, что так оно будет и впредь. К тому же я понимал, что не смотря ни на что работа ФСБ несет в себе массу положительного, и что неплохо бы было наладить некий негласный, а может быть в некотором роде и гласный контроль за Иными. Было интересно, что слушая Данилова, я соглашался с ним, а учась у Леона, принимал его точку зрения и желание помогать своим коллегам — чекистам постепенно куда — то улетучивалось.

— О чем задумался? — я поймал на себе внимательный взгляд Соколова.

Пришлось на ходу выкручиваться:

— Размышляю о том, что выбирая вертолет, надо знать, зачем он нужен. Для каких целей. Если вы собираетесь по выходным катать проверяющих инспекторов из окружной Инквизиции, показывая старинные храмы и усадьбы по живописным берегам Оки, то тут хватит и «Робинсона». Если же штурмовать Форт-Нокс, то тут и десятка «Крокодилов» с полным боекомплектом не хватит. Есть еще правда многоцелевые вертолеты. Леон, а вам какой завернуть?

— Все шутишь. Ну — ну. Со временем узнаешь. А пока надо поработать на земле. Ты, Сергей, уже участвовал в паре операций и неплохо показал себя. Все задатки боевого мага. Помнится мне, при нашем с тобой знакомстве неплохо отделал Юсупова. Да…. К сожалению, ты не маг — перевертыш. Хотя голова у тебя работает значительно лучше, чем применяемые тобой заклинания. В последней стычке с Темными, когда брали ополоумевших оборотней у староверов, как применил Копье мага? Кстати в чем заключается особенность, а поэтому и сложность его применения?

— Что? — я не сразу понял, к чему клонит Соколов.

В этом был весь шеф Нижегородского Ночного Патруля, маг первого уровня Силы, Пресветлый Леон. Превратить разговор в своеобразный экзамен, для него было раз плюнуть.

Я плохо помнил соответствующий раздел боевой магии. Кажется, именно в это время Данилов загрузил меня каким-то второстепенным заданием, и, я пропустил ряд лекций. Само заклинание, как и подавляющее большинство, ему подобных, носящих тактический характер, было простым и крайне эффективным. Но действовало к моему великому сожалению с большой избирательностью. В этом и была вся сложность. Суть же ее я не помнил. Делать было нечего, пришлось выкручиваться на ходу:

— Как известно Копье мага, — начал я издалека, — относится к так называемым…

— Это можешь пропустить, — благосклонно сказал шеф. — И весь теоретический раздел тоже.

— …м-м… Копье мага должно быть изначально нацелено на конкретного противника. Именно это препятствие препятствует…

Шеф задумчиво, всем своим видом показывая, что будет терпелив и дослушает этот бред до конца, повторил:

— Препятствия значит препятствуют? Так?

— Да, — упавшим голосом подтвердил я в надежде, что Соколов от меня отстанет. Однако этому не суждено было сбыться.

— Удивительные познания! И в чем же эти препятствия выражаются? — задушевно спросил Петр Иванович.

Надо было что-то отвечать, и упавшим голосом я сказал:

— Мифический Радомир, который и придумал это заклинание, в силу практически полной необратимости его действия наложил на применение Копья ряд ограничений…

— Каких? И кстати, почему ты назвал Радомира — мифическим? Где твоя знаменитая логика, Сергей? Каким образом маг, который не существовал в действительности, мог придумать заклинание?

Теперь пришла пора моя очередь удивляться:

— Нам это Светлана Александровна на занятиях говорила. А что, разве нет?

Соколов поморщился и сказал:

— Копье мага действительно придумал Радомир и, конечно же, он существовал в действительности, — и, помолчав, добавил. — Твои знания никуда не годятся. Это ясно. Прочитай на досуге о его особенностях. Там немного. А пока слушай задание:

— Сормовский парк знаешь?

— Конечно, рядом с озером. По оперативной Сетке любимое место сборищ оборотней.

— Верно, — согласился шеф. — Там есть зверинец. Точнее небольшой зоопарк со смешным детским названием «Гиппопо». Как в стишках. Немного странное на мой взгляд. Я бы назвал «Лимпопо». Но это не наше с тобой дело. Гиппопотамов там конечно нет, не завезли еще, но зверья разного предостаточно. Так вот, повадился кто-то, или что-то нападать на зверушек. Начали с енотов. Потом добрались до кенгуру. А вчера погиб верблюжонок. Уже довольно взрослый.

— Люди то целы?

— Люди целы. Пока. Проблема в другом. Сначала думали на хулиганов, наркоманов. Их там по парку много шляется. Особенно по вечерам. Но подозрительно, что уж больно сильно изувечены трупы. К тому же прошлой ночью одному из служителей померещилось что-то. Нечто вроде гигантского жука, или богомола. Надо проверить, не Темные ли это шалят.

— Жуки и богомолы совсем не похожи друг на друга, — резонно заметил я и решил перед Соколовым блеснуть эрудицией. — Кроме того, Петр Иванович, общеизвестно, что насекомые крайне редкая форма трансформации оборотней. Светлые такой возможности вообще не имеют.

— Да ладно ко? — совсем по-нижегородски удивился шеф и раздраженно заметил. — В насекомых не очень разбираюсь. Хотя и коллекционирую. Я специалист иного характера. А вот тебе и карты в руки. Ты же бывший биолог?

— Биофизик.

Интересно, до какой поры мне будут поминать университетскую специальность? Я уже мало что помнил. Больше пяти лет прошло.

— Ну, это все равно, — довольно легкомысленно заметил шеф.

Я подумал, для Соколова что биолог, что биофизик действительно все равно. В его молодости наук как таковых, пожалуй, вообще не существовало.

— …фамилия работника — Ильин, — продолжал информировать меня шеф. — Он сейчас должен быть там. Поезжай и разберись. Не спеши. Особенно с выводами. Помни золотое правило Иных — «Спешить некуда, у нас впереди вечность». Поговори со всеми кого застанешь. Ну не мне тебя учить. Жук — скорее всего, пьяные бредни сторожа, но мало ли чего. Лично я склонен полагать, что это дело скорее милиции, а не Патрулей. Кстати, имей в виду, Темные там уже были. Пусто. Для очистки совести и нам надо съездить. И работу выполним и тебе практика. Согласен? А оперативники сейчас по другому делу работают. Так что послать больше некого. Сам знаешь, у нас всего-то семнадцать сотрудников вместе со мной и тобой. Кого я пошлю? Аналитиков трогать нельзя, учебный центр тоже.

О дефиците работников в нашем Патруле я знал и поинтересовался:

— А остальные?

— Остальные под Муромом. Есть там одна деревня. Называется как в сказке — Карачарово. Недалеко от нее волки порвали несколько рыбаков, — неохотно сказал Соколов. — Местные дозорные считают, что это дело заезжих оборотней. Попросили помочь. Вот и послал наших прогуляться за Оку. Заодно проветрятся. И Андрей там, и Марина…

— Даблваней послать не хотите? В зоопарк, — спросил я.

Даблванями у нас за глаза называли очень похожих друг на друга братьев: магов — перевертышей. Так как ехать в «Гиппопо» мне не хотелось, я решил предложить шефу охранников. По одному из служителей зоопарка года три назад было у меня дело. Вот и не улыбалось вновь с ним встречаться.

— Неужели, боишься? — удивился шеф.

Объяснять Петру Ивановичу все перипетии работы в ФСБ не хотелось и, я решительно встал:

— Да нет. Поеду. Просто поинтересовался.

Соколов, некоторое время, молча, смотрел на меня снизу вверх, потом медленно произнес:

— Боевых магов не отпущу. Их у меня и так, как бойцов на той высоте. Шиш, да еще маленько.

— На какой высоте? — не сразу понял я.

— На Безымянной! Пойми, офис без охраны оставлять нельзя. Ну, чистой Силы тебе, ученик. И особенно там не напрягайся. Все это так. Для проформы. Если что — звони.