Инфернальная команда

Глава 14

Вернувшись в пещеру, отшельник с видом продавца подержанных карет, только что объегорившего клиента на крупную сумму, довольно потер ладонь о ладонь и обратился к гостям:

— Ну а теперь не грех и перекусить, дорогие мои.

Хъяр театрально взмахнул руками, и перед изголодавшимися с дороги путниками, откуда ни возьмись, материализовался стол, уставленный всякими разносолами и напитками на любой вкус. Аромат изысканных блюд распространился по всей пещере.

Неожиданно в боковом кармане куртки Гвенлина что-то затрепыхалось, и вскоре оттуда показалась заспанная мордашка третьего члена братства. Поводив носом, Мандрагор бесцеремонно поинтересовался:

— Сыр подали?

На что алат, расплывшись в добродушной улыбке, ответил:

— Вылезай, соня, специально для тебя пять сортов лучшего сыра.

— Гвенчик, а это что еще за рожа ко мне обращается? — Недоуменно захлопал глазенками магический корень. — Откуда такого страшилу откопали?

— Мандрагор, кончай хамить благодетелю и кормильцу нашему — славному отшельнику Хъяру! — Бурно отреагировал на непочтительные словеса товарища Шмультик. — А что малость страшен, так это с непривычки — поди, не каждый день тебе выпадает счастье с алатами встречаться. К тому же, на свою мордашку как-нибудь на досуге повнимательнее посмотри — с бодуна примерещится, считай бедняге кирдык со смертельным исходом. Вместо того чтобы кого-то хаять с недосыпу, давай-ка лучше тяпнем по рюмочке за здоровье достопочтенного хозяина.

Слова демона явно задели корня за живое, однако он хоть и обиделся, но не полез в бутылку, а, насупившись, перебрался по руке ухмыляющегося Гвена на стол и молча приступил к дегустации поданного персонально для него угощения…

Через час, поблагодарив хозяина за гостеприимство, гости попрощались с Хъяром и направились вниз по тропе обратно в долину, чтобы еще засветло успеть миновать узкий перевал — единственную дорогу, ведущую из зажатой со всех сторон горными хребтами долины. Путники рассчитывали через недельку-полторы добраться до Ошена, а там попробовать найти какого-нибудь чародея, способного отправить их компанию в Майран или хотя бы туда, где найдется достаточно квалифицированный маг. Если в столице Тартлана им не повезет, и подходящий колдун не обнаружится, была надежда до объявленного срока начала турнира попасть в Изиль — главный город соседнего королевства Эйнар. Уж там-то обязательно должен быть независимый чародей соответствующей квалификации. Гвенлин высказал опасение, что найденный ими маг-транспортник может ничего не знать о существовании не только Майрана, но и самого великого государства Кангур. На что Шмультик, самоуверенно ухмыльнулся и, не скрывая собственного интеллектуального превосходства, выдал:

— Как ты думаешь, для чего продвинутый отпрыск едва ли не самого древнего рода Инферналиума изучал глобус твоего задрипанного мирка? — И не дожидаясь реакции товарища на свой вопрос, сам же дал на него ответ, хлопнув себя по лбу ладонью для пущей наглядности: — Координаты Кангура вот они где находятся, клещами не выдрать. Это означает, дайте мне только подходящего колдуна, и он получит все необходимые данные для отправки нашей банды в славное королевство, грозным правителем которого очень скоро станет наш дорогой Гвен…

— … а смотрителем королевской кухни и сокровищницы — один магический корень. — С удовольствием поддержал приятеля Мандрагор.

— Не торопитесь раньше времени праздновать победу! — Поспешил добавить "ложку дегтя" в "необъятную бочку меда" общего народного ликования Гвенлин. — Шмультик, ты помнишь, что нам предсказал Хъяр?

— Это ты насчет того, что нас поймают и казнят? Не бери в голову! Как-нибудь прорвемся. У тебя меч, какого в этом мире ни у кого нет…

— Чего-то я не очень тебя понимаю, Шмуль. — Гвенлин осуждающе посмотрел на товарища. — Не так давно кое-кто мечтал о том, чтобы этот мир населяли какие-то немцы или китайцы — как я понимаю, очень правильные и рациональные люди. Откуда в тебе ни с того ни с сего вдруг появилось столько необоснованного оптимизма?

— Хорошо, я фантазер и мечтатель, в таком случае, что ты сам имеешь предложить? — Разобиделся демон, больно задетый вполне обоснованными замечаниями молодого человека.

— Я?… Да, в общем-то, ничего. Будем действовать согласно нашего совместно разработанного плана. Только прошу раньше времени не веселиться и не праздновать победу, дабы не сглазить.

— Какие мы суеверные. — Негромко проворчал демон, но замечание друга принял к сведению и разговоров на тему предстоящего восшествия Гвенлина на престол больше не заводил…

Часам к двум пополудни дорога, по которой топала наша троица, пошла резко в гору. Ровный грунтовый тракт превратился в петляющую между огромными валунами едва проторенную тропинку, на которой вряд ли смогли бы разъехаться два рыцаря в полном вооружении. Характер растительности по краям дороги менялся буквально на глазах: сначала буйные тропические джунгли уступили место широколиственным лесам средней полосы, затем путешественников обступили мохнатые темно-зеленые ели. Температура воздуха стала резко понижаться и совсем скоро у Гвенлина, знавшего о существовании снега только из книг и рассказов бывалых людей, от холода зуб на зуб не попадал. Испытавшему на собственной шкуре пятидесятиградусные морозы междуречья Яны и Индигирки Шмультику было все ни по чем, он бодро топал впереди, громко насвистывая какой-то бравурный марш. Наконец демон обернулся и посмотрел на притихшего друга.

— Эко, паря, тебя скукожило! Чего молча костями гремишь?

— А ч-ч-чего з-з-зря б-б-болтать-то. — Трясясь от холода отозвался Гвен.

В ответ демон эффектно щелкнул пальцами, и в его руке появилось нечто пестрое, по виду очень мягкое и, судя по имеющимся рукавам, воротнику и капюшону, служащее предметом верхней одежды.

— Куртка «Аляска», тройной синтипон, плюс меховая подкладка. — С видом рыночного торговца демон представил товар, что называется, лицом. — Сейчас ты у нас моментально согреешься…

Без лишних уговоров Гвенлин натянул на свое до костей прозябшее тело невиданную доселе в этих местах одежку, а когда с помощью бывалого Шмультика застегнул странные застежки с чудными названиями «молнии» и «липучки», мгновенно почувствовал распространяющуюся по всему телу волну тепла, будто подаренная демоном куртка сама служила ее источником.

— Ну как, Гвен? — Придирчиво осматривая мгновенно раздавшуюся вширь фигуру товарища, спросил демон.

— Здорово, Шмуль! Не куртка, а самая настоящая печь, а капюшон получше всякой шапки будет.

— Погодь, паря, щас мы тебе еще и подходящие штанишки сварганим, да и чуни твои безразмерно-бесформенные никуда не годятся, по горам в таких не полазаешь — вмиг без ног останешься. — Тут же перед юношей появились утепленные штаны и высокие ботинки на липучках и молниях — все красивое, издающее непередаваемый манящий запах. — Снимай свои опорки, да штопанные-перештопанные портки, и выбрось их к чертовой бабушке.

Переодевшись, Гвенлин все-таки не внял совету товарища — он аккуратно завернул свои старые ботинки в куртку и штаны и убрал в рюкзак. Шмультик только осуждающе покачал головой, но отчитывать приятеля за столь вопиющее проявление крохоборства не стал.

Мандрагору также очень понравилось новое походное жилище. Забившись в недра самого глубокого кармана куртки, он тут же начал издавать характерные мерные звуки, однозначно свидетельствовавшие о том, что, выражаясь словами поэта: "никакая сила ада его блаженства не смутит".

Планам путников преодолеть перевал до наступления темноты не суждено было осуществиться, поскольку, за пару часов до захода солнца поднялся шквалистый ветер, а из облаков, до которых казалось, при желании можно дотянуться рукой, повалил густой липкий снег. Поначалу невиданное ранее явление природы под названием снегопад приводило впечатлительного юношу в неописуемый восторг, но совсем скоро холодные липкие хлопья начали его раздражать, а буквально через полчаса он от всей души проклинал снежный заряд вместе с теми, кто наслал эту напасть на его и Шмультика бедные головы. Впрочем, демон не растерялся, как только повалил снег он тут же поменял свой щегольской прикид на такой же, как у Гвена костюмчик, и теперь товарищи, как метко заметил демон, напоминали двух полярников, выполняющих на льдине, дрейфующей в водах Северного Ледовитого Океана, очень важное задание Партии и Правительства. Поскольку дальнейшее продвижение оказалось затруднительным, пришлось искать место, где можно было бы спокойно переждать природный катаклизм, а заодно приготовить что-нибудь на ужин.

Дождавшись пока очередной атмосферный заряд немного поутихнет, Шмультик и Гвенлин начали внимательно изучать поросшие хвойными деревьями склоны обступивших их с двух сторон гор. Вскоре более глазастый демон заметил шагах в пятидесяти нечто подходящее: скальный козырек, нависающий над довольно обширной площадкой, защищенной с наветренной стороны гранитным уступом.

— Бегом туда, Гвен, пока ветер немного поутих! Все равно пятизвездочный отель мы здесь вряд ли обнаружим.

Легкой трусцой товарищи поспешили к укрытию, а когда до цели оставалось не более полутора десятков шагов, оба одновременно увидели темный зев уходящей вглубь скалы пещеры.

— Шмуль, кажется, нам повезло больше, чем мы сами того ожидали! — Восторженно крикнул Гвенлин.

— Погодь, паря, радоваться! Приготовь на всякий случай свой меч. Вдруг там какая плотоядная тварь затаилась?

К счастью (для плотоядной твари, конечно) оспаривать право провести ночь под каменными сводами им не пришлось. Пещера оказалась не только свободной, более того, ничто не указывало на то, что кто-то из местных обитателей пользовался ею как минимум последние полгода.

Пока Шмультик таскал в пещеру сухой валежник для костра, Гвен своим универсальным мечом нарубил елового лапника и соорудил себе приличное ложе. Приготовление похлебки много времени не заняло. После ужина Мандрагор тут же зарылся в колючую хвою и успокоился. Гвенлину спать совершенно не хотелось — сказались переживания связанные с событиями уходящего дня. Глядя на пожирающее сухие смолистые ветки пламя, юноша задал демону вопрос, мучивший его последние несколько часов:

— Шмуль, объясни, что имел в виду Хъяр, когда говорил о натянутых отношениях между алатами и демонами? Что за черная кошка пробежала между вашими народами?

Потомок одного из самых древних инфернальных родов задумался на пару минут и, когда Гвенлин уже потерял всякую надежду дождаться от него ответа, вдруг заговорил:

— Никто не знает, по какой причине и как давно началась вражда между демонами и алатами или по-другому — воинами тьмы и света. Как ты понимаешь, роль воинов тьмы алаты отвели моим соотечественникам. Истинные масштабы этой войны трудно представить даже мне, поскольку гибель целого континуума — по вашему вселенной, можно вообразить либо под воздействием сильного психотропного препарата, либо, находясь в стенах специального лечебного заведения. Таких Армагеддонов мои предки и воины света устроили аж целых три, пока до них не дошло, что в непримиримой взаимной борьбе запросто могут сгинуть без следа и демоны, и алаты. Короче наши народы сумели между собой договориться о разделе сфер влияния, но взаимная неприязнь, как ты сам сумел убедиться, существует до сих пор, даже спустя миллионы лет. Если тебе интересно, в разных мирах у многих народов есть куча мифов, посвященных нашей с алатами войне и масса всяких предсказаний конца света. В Инферналиуме даже выпустили сборник наиболее интересных из них. Диву даешься, как изощренно человеческая фантазия может извратить реальные события и приспособить их под собственные нужды. Единственное чему я не перестаю удивляться и возмущаться, это тот факт, что демонов принято считать силами зла, а алатов, соответственно, — добренькими ангелочками, как будто в беспощадной войне, направленной на тотальное истребление целой вселенной вместе с триллионами разумных обитателей, может быть добрая или злая сторона.

Рассказ показался юноше весьма забавным, и он задал Шмультику следующий вопрос:

— Почему в нашем мире остался только Хъяр, куда делись остальные его соплеменники?

— Кто их знает? Наши яйцеголовые мужи предполагают, что алаты достигли предела своего развития, ограниченного грубой материальной формой бытия, и перешли в состояние тонких энергетических субстанций…

— Шмуль, я же просил выясняться понятным языком. — Не скрывая раздражения, Гвенлин сделал сто первое замечание другу.

— Ладно, объясню по-простому. Все соплеменники Хъяра разом или поочередно превратились в духов и витают теперь в горних высях, общаясь на равных с второстепенными богами, ибо сами стали точно такими же богами. Непонятно, по какой причине задержался отшельник. Может быть, грех какой замаливает, или должок перед кем-то на этом свете у него имеется. Однако рано или поздно ему также суждено отправиться на встречу со своими собратьями в надпространственные сферы. Могу тебя обрадовать — в конце цепочки перевоплощений, предопределенной каждому индивидууму самим Создателем, любой из нас достигнет энергетической формы бытия, а со временем и других более тонких состояний.

— Меня вполне устраивает мое тело, — заявил юноша. — На земле уютней, чем на небесах.

— Детский лепет примитивного неандертальца. — Криво ухмыльнулся демон. — Переход в энергетическое состояние дает индивидууму такую власть над материальным миром, коей позавидовал бы самый крутой из колдунов, обитавших когда-либо под небом этого мира. Твоему учителю Моргелану вместо того, чтобы плутать в трех соснах в поисках вечной молодости стоило бы заняться тренировкой собственного духа, глядишь, годков через двести или триста ему бы повезло освободиться от бренной оболочки и встать в один ряд с прочими высшими существами…

Вскоре утомленного юношу начала разбирать зевота. Он уже не так внимательно прислушивался к рассуждениям хитроумного демона о преимуществах энергетической формы бытия над обыкновенной телесной. Он начал откровенно клевать носом и в полном соответствии с народной приметой о том, что со сном также бесполезно бороться, как и с голодом, пожелав другу спокойной вахты, без каких-либо угрызений совести удалился на покой. Справедливости ради нужно отметить, что в самом начале знакомства с демоном юношу приводил в смущение тот факт, что его инфернальному другу предстоит провести всю ночь в одиночестве и без сна, но со временем он попривык и стал относиться к ночным бдениям Шмультика с пониманием и одобрением…

Едва усталое тело приняло горизонтальное положение, сознание Гвенлина отделилось от материальной оболочки и со скоростью мысли устремилось в необозримые дали, о которых совсем недавно так увлекательно рассказывал Шмультик.

Маленький комок чистой энергии, мчался в темно-фиолетовом эфирном мареве. Мимо проплывали добродушно улыбающиеся планеты, в опасной близости пролетали косматые кометы, комариным роем мельтешили вокруг назойливые метеориты. Подлетев поближе к темной небесной тверди, Гвен разглядел разгуливающих по ее поверхности вниз головой каких-то маленьких человечков. В правой руке каждый малыш держал светящийся шар величиной со средних размеров арбуз, а в левой — небольшую бархатную тряпочку, которой самозабвенно натирал свое сокровище.

"Так вот почему звезды мерцают в ночи, — подумал Гвен. — Оказывается, каждый человечек стремится сделать так, чтобы именно его звезда была самой чистой и светлой. Как же этим забавным уродцам удается удерживаться на поверхности небосвода и не свалиться на землю?"

Юноша посмотрел вниз на свой родной мир и вместо привычной плоской поверхности увидел сверкающий, будто драгоценное украшение, огромный шар, расчерченный сеткой координатных линий, в точности похожий на глобус, виденный им в пещере горного отшельника.

Внезапно что-то изменилось, эфир вокруг звездного странника неприятно завибрировал, отзываясь легкой щекоткой во всем виртуальном теле. С каждым мгновением вибрация продолжала усиливаться, грозя развеять его духовную сущность, и вызывала уже не безобидное ощущение щекотки, а острую невыносимую боль. Юношу подхватила чья-то незримая рука и со всего размаха метнула прямиком в парящий в волнах эфирного тумана «глобус». Из-за невообразимой скорости у Гвенлина перехватило дух. Ему показалось, что совсем скоро он врежется в земную твердь и разлетится как зеркало на миллионы осколков. От страха, или по какой другой причине молодой человек начал терять сознание. Совсем скоро сверкающий и переливающийся мириадами ограненных бриллиантов мир космоса померк перед глазами юноши…

— А, вот ты где, бездельник! Стоило мне только оставить тебя одного, как ты тут же связываешься с подозрительными личностями и встреваешь в сомнительные предприятия. Почему бросил своего мертвого учителя на произвол судьбы? Почему не дождался гильдейского дознавателя? — В голове юноши громом прогремел такой родной, такой до боли знакомый голос его мертвого наставника.

Гвену стало понятно, что он вновь вернулся в свое привычное тело и теперь стоит рядом с Моргеланом на лесной поляне у входа в жилище своего внезапно ожившего учителя. Вечерело, солнце стремительно несется к горизонту, и в его закатных лучах благородные седины старца кажутся облитыми кровью. Не успев толком испугаться, он вспомнил, что перед ним обыкновенный безобидный мертвец и немного осмелел.

— Размечтался, старый пень! Может быть, мне самому влезть в петлю или утопиться?

— Самоубийство — тяжкий грех! — Погрозил пальцем старый колдун.

Сразу же после этих слов где-то в районе желудка юноши зародилась тупая боль и, полоснув ножом по солнечному сплетению, устремилась вверх в направлении гортани. В мгновение ока эта жуткая боль сделала молодого человека неспособным оказать сопротивление даже малому ребенку. Потеряв равновесие, Гвенлин грохнулся на землю. Некоторое время из-за невыносимой боли он катался по траве, но, в конце концов, затих, свернувшись калачиком.

— Что вы со мной делаете? — У бедняги только и хватило сил, чтобы задать вопрос чародею, поскольку он сразу же догадался о причине своего внезапного недомогания.

— Это тебе небольшое наказание за неучтивость, проявленную в отношении своего бывшего учителя, который кормил, поил, обувал и одевал одного бездельника, а тот в качестве благодарности отправил своего благодетеля на тот свет.

— Ага, а сколько раз вы меня ни за что ни про что толстенным дрыном охаживали? К тому же, одежду и еду я с лихвой отрабатывал, а на тот свет вы попали благодаря собственной глупости и самонадеянности…

Острая боль отступила так же внезапно, как и накатилась. Гвенлин с удовольствием вытянулся на травке и, отдышавшись, присел. Затем он посмотрел в неожиданно смягчившееся лицо своего бывшего учителя. Таким старого Моргелана он отродясь не видывал: добрым, улыбающимся, открытым.

— Знаю, мальчик, по причине моей глупости едва не произошла непоправимая ошибка. Я очень благодарен тебе за то что, подменив ненароком ингредиенты, ты отвел неминуемую беду от жителей соседнего городка и тем самым спас мою душу. А бессмертие и вечная молодость — плевать на них. Пока существует цепь перерождений в какой-нибудь последующей жизни всегда можно наверстать упущенное. К сожалению не я выдумал закон о неотвратимости возмездия для всякого, посягнувшего на жизнь мага Гильдии и не мне его отменять. Я также не имею никакого морального права осуждать тебя за то, что ты связался с этим сомнительным типом из Преисподней, поскольку сам призвал его в наш мир…

Гвен, вылупив глаза, смотрел на своего бывшего учителя и не верил собственным ушам. Чтобы этот самовлюбленный индюк с безразмерным чувством собственного превосходства откровенно признался в своей глупости, такого он даже в самом радужном сне не мог себе представить. В ожидании карающего небесного огня молодой человек вдавил голову в плечи и зажмурился от страха. Однако пронесло — ни самого святотатца, ни невольного свидетеля его крамольных речей Небеса наказывать, вроде бы, не собирались.

— Гвен, ты наверняка очень удивлен, даже озадачен моим визитом. — Продолжал старик. — Видишь ли, сегодня ночью истекает срок пребывания моей души в телесной оболочке мага Моргелана. Завтра она взлетит к дневному светилу и, пройдя очистительное горнило небесного огня, вернется обратно в наш мир, чтобы возродиться в другом теле. К великому моему сожалению, все накопленные за долгие годы упорного труда знания при этом будут потеряны безвозвратно. Так вот, пока я не совсем покинул этот мир в моих силах передать какому-либо индивидууму часть своей мудрости. Мой выбор пал на тебя, несмотря на то, что по своей натуре ты полный бездарь и к тому же безнадежный лентяй, предпочитающий день и ночь напролет махать мечом и щитом, вместо того, чтобы сунуть нос в умную книгу и почерпнуть из нее крупицу божественного откровения. Будь у меня другой ученик, я, конечно, все передал бы ему, но, как говорят умные люди: "На безрыбье и рак — рыба". Вряд ли, из тебя со временем получится что-нибудь стоящее, но мне ничего другого не остается как…

Гвенлину надоело выслушивать оскорбительные разглагольствования выжившего из ума старикана, и он, напрочь забыв о реальной перспективе получить еще один весьма болезненный урок вежливости, грубо оборвал нудную проповедь:

— Подавитесь вы своими тайными знаниями, старый пердун! Не нужно мне от вас ничего, только катитесь побыстрее в это самое очистительное горнило, и чтобы ваша тощая задница больше никогда не мелькала перед моими глазами!

От подобных выражений старый уважаемый человек удивленно разинул рот, да так и остался стоять с отвисшей челюстью. Не то чтобы Моргелан никогда не слышал ничего подобного, совсем наоборот, мастер магии сам любил блеснуть более изощренным и витиеватым "красным словцом" в адрес любого непонравившегося ему индивидуума. Однако грозный чародей никак не ожидал, что кто-либо когда-нибудь рискнет применить по отношении к его уважаемой персоналии те самые словеса, которыми он привык щедро отсыпать в адрес других.

— Что?… Немедленно повтори, что сейчас произнес твой поганый рот!

— А то и произнес: подавись и сдохни, жаба! Не желаю принимать от тебя никаких подарков! Для того чтобы предлагать что-то порядочным людям, научись сначала разговаривать с ними по-человечески.

— Значит, ты отказываешься?! - Сверкая глазами, грозно прошипел колдун.

— Катись колбаской по Малой Спасской! — Гвен весьма удачно припомнил одно из крылатых выражений своего инфернального друга и незамедлительно пустил его в ход.

— Ах, так! — Моргелана аж всего затрясло от гнева. — В таком случае желаю вам удачи, молодой человек, и разрешите откланяться.

С этими словами колдун топнул ногой о землю. Его фигура начала терять очертания, и как только она полностью растворилась в воздухе, Гвенлин проснулся.

Факт своего внезапного пробуждения юноша осознал не сразу — погружение в иллюзорное состояние сна было настолько глубоким, что он еще некоторое время недоуменно крутил головой из стороны в сторону, пытаясь понять, куда это на сей раз занесла его нелегкая. Увидев спину сидящего у костра Шмультика, Гвен потихоньку начал приходить в себя. "Выходит, это был всего лишь сон", — подумал с облегчением. Затем поднес к глазам сжатую в кулак ладонь правой руки и обнаружил в ней небольшой кусочек пергамента. Юноша готов был поклясться в том, что этому лоскутку выделанной специальным образом телячьей кожи просто неоткуда было взяться, если только он не валялся в пещере до прихода путников и Гвенлин во сне случайно не подобрал его.

Несмотря на то, что юноша находился от костра на почтительном расстоянии, в его неверных отсветах он сумел заметить, что на листочке было что-то нацарапано. Вот теперь последние остатки сна окончательно улетучились из его головы. Он резко вскочил на ноги и, подойдя к костру, приземлился рядом с сидящим на бревне Шмультиком.

— Не спится? — вежливо поинтересовался демон.

Гвенлин нетерпеливо махнул рукой, мол, не до сантиментов, развернул пергамент к свету. Молодому человеку хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, от кого это послание и для кого предназначено. Оно гласило:

"Дорогой Гвени, хоть ты и отказался от моего подарка, помни — твой учитель совсем не обижается на своего непутевого ученика и от всего сердца желает тебе удачи. Беру также назад свои слова относительно твоего инфернального приятеля. Ши-Муль-Алан-д-Тик вполне приличный демон, лет триста назад мне посчастливилось познакомиться с его батюшкой Бе-Гайль-Алан-д-Тиком, так что при первой возможности пусть передаст ему привет от почившего с миром закадычного друга и собутыльника. Прощайте и не поминайте старого чародея лихом. Ваш Моргелан".

— Ну-ка колись, дружок, от какого это ты подарка успел отказаться пока дрыхнул без задних ног?

Хоть Гвен и не был расположен, обсуждать тему ночного видения, но упорство и настойчивость демона сделали свое дело. Бывшему ученику чародея пришлось сдаться, и он с простодушной чистосердечностью поведал товарищу все о своей ночной встрече с покойным учителем. Из-за царившего в пещере полумрака в обманчивых отблесках костра он не мог правильно оценить реакцию Шмультика на свой рассказ. Если бы молодой человек мог бы это сделать, он десять раз подумал, стоит ему выкладывать все подробности этой встречи или попытаться кое-что утаить. Будь Гвенлин хоть чуточку внимательнее, он наверняка обратил бы внимание на то, как напрягаются желваки на лице компаньона, как белеют костяшки крепко сжатых в кулаки пальцев и, наконец, как недобро щурятся его разноцветные глаза. На свое счастье или беду (понимай, как хочешь) юноша был настолько увлечен, что ничего этого не заметил.

Все-таки нужно отдать должное выдержке демона — Шмультик ни словом, ни жестом не выдал своего отношения к рассказу товарища до тех пор, пока тот не закончил говорить. Однако после того как Гвенлин закрыл рот, над его головой разразилась самая настоящая буря, да что там буря: тропический ураган, серия разрушительнейших торнадо, двенадцатибальный шторм — все это лишь жалкие эпитеты, очень отдаленно отражающие суть того, что на самом деле произошло под сводами горной пещеры.

В полном соответствии с законами жанра буря началась с легкого ветерка и туманной дымки над горизонтом — то есть с, казалось бы, невинного риторического вопроса демона:

— Так ты, значица, добровольно отказался от инициации?

— А что мне оставалось делать, если этот козел оскорбил меня до самой глубины моей души? — Вопросом на вопрос ответил Гвен.

— Понятно, значица, душа у нас тонкая трепетная не выносит, когда к ней прикасаются грязными лапами, да еще с нестриженными когтями. Сочувствую своему корешу и горжусь им от всего сердца.

Не чувствуя подвоха, Гвен расплылся в широкой улыбке, мол, знай наших, мы еще и не на такое способны.

— Может быть, мне заказать орифламму в ближайшей златошвейной мастерской с твоим портретом, — продолжал куражиться Шмультик, — и ходить по дорогам, прославляя бессеребренника Гвена…

Лицо юноши еще шире расплылось в елейной улыбочке.

— … добровольно сунувшего голову в петлю, — закончил демон.

Молодой человек не сразу осознал тот факт, что его вовсе не собираются хвалить, а совсем наоборот. Его круглая физиономия все еще продолжала улыбаться, хотя в потускневших глазах уже не было той прежней искрометной радости.

— Но, Шмуль, я не мог поступить иначе. Представь, какой-нибудь молодой человек идет на свидание с девушкой и несет ей пышный букет роз, а девица то ли забыла о назначенной ею самой встрече, то ли пошла с другим. Озлобленный поступком коварной вертихвостки горе-любовник вручает букет самой страшненькой из окрестных девах, не забыв при этом отпустить комплимент в адрес ее рябой и дряблой кожи, непомерно длинного носа, а также костяной ноги…

— Ой, ой, ой… какие мы нежные! Нас обозвали бездарем и лентяем, а мы на это шибко-шибко осерчали. Знаешь, кто ты после этого?

— Ну и кто же? — машинально спросил Гвенлин.

— Нет, ты не немец и не китаец. Ты даже не русский — у этих при всей их безалаберности хотя бы безупречный нюх на халяву и феноменальная способность этой халявой воспользоваться. Ты реликтовый мамонт, чудом уцелевший на просторах заполярной тундры, а имя тебе Лох-Несское чудовище. Это же каким лохом нужно быть, чтобы отказаться от халявной инициации в маги? — Шмультик резко вскочил с бревна, сорвал с головы кепку и, бросив ни в чем не повинный головной убор на каменный пол пещеры, с остервенением принялся топтать его ногами, громко выкрикивая при этом: — Дурак безмозглый! Лошара дубинноголовая! Простофиля базарный!…

Вспышка гнева инфернального существа длилась не меньше десяти минут. Каких только чудных эпитетов и забавных иногда трудновообразимых сравнений не обрушилось на голову обескураженного и раздавленного юноши.

И все-таки после всякого ненастья, пусть не сразу, но постепенно пролившиеся дождем облака рассеиваются, ветер затихает и на небе появляется ласковое солнышко. Отведя душу, демон подобрал кепон и нахлобучил его обратно на свою голову, затем вернулся к костру и, присев рядом с потерявшим дар речи Гвенлином, тихо спросил:

— Ты хотя бы осознаешь, какое счастье упустил?

— Подумаешь, не стал магом. Ну и что?

Демон сочувственно посмотрел на приятеля. Ему стало абсолютно ясно, что с глупостью и не просто глупостью, а глупостью, возведенной в квадрат или в более высокую степень, потрясанием воздуха посредством насилия над голосовыми связками бороться попросту бесполезно.

— Ты не просто не стал магом, ты упустил свою СИНЮЮ ПТИЦУ. Поясняю для особо одаренных: во-первых, приняв инициацию из рук убиенного тобой учителя, ты мгновенно получил бы отпущение всех своих грехов и полную реабилитацию в глазах Гильдии, во-вторых, тебе не пришлось бы ограничивать свой матримониальный потенциал лишь узким кругом особ королевских кровей и, в-третьих, ты не подумал о своем кореше — Ши-Муль-Алан-д-Тике и его изнывающих от горя и тоски папочке и мамочке. И чего тебе стоило пропустить слова старого маразматика мимо ушей. Ну пожурил слегка, ну побрюзжал малость, зачем из-за пустяка хай поднимать и сразу: "Подавитесь, уважаемый учитель, своим подарком, нам его даром не надо, мы и сами с усами!" А многие, скажу тебе с полной ответственностью как более опытный товарищ, ради того, чтобы получить подобный подарок с удовольствием чмокнули старого Моргелана в одно расчудесное место, находящееся чуть ниже спины, и утверждали бы, что получают при этом неописуемое эстетическое наслаждение.

— Извини, Шмуль, это дело принципа, — Гвен попытался поднять голос в свою защиту, но как-то слабо и неуверенно.

— Ладно. — Махнул рукой демон. — Проехали, чего теперь воду в ступе толочь, коль такой шанс упустили. Иди, поспи еще пару часиков, а я тем временем сварганю чего-нибудь на завтрак.

Гвен отметил тот факт, что своим «упустили» компаньон как бы снимает с него часть груза ответственности за бездарно упущенный шанс стать магом и тем самым перекладывает на свои хрупкие плечи. За это он был ему несказанно благодарен. Однако наш герой, воспитанный в суровой обстановке холостяцкого жилища, не был приучен к открытому выражению сентиментальных чувств, он лишь пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и поспешил последовать совету товарища.