Имперец. Том 4

Глава 10

У особняка рода Корсаковых стояла скорая. Немногочисленная прислуга была отлично вышколена, а потому профессионально игнорировала происходящее.

Этикет-с.

Мы беспрепятственно вошли в здание, поднялись на жилой этаж и только там столкнулись с братом Василисы.

Матвею было около двадцати пяти, и он выглядел немного взъерошенным и потерянным. В таком возрасте стать главой хоть и не аристократического, но рода — удовольствие ниже среднего. И пускай скрывать эмоции у парня не выходило никак, он пытался сохранять лицо. В таком возрасте тяжело терять родителей, даже если ты знаешь, что их время стремительно утекает. А если с этой смертью на тебя ложится неподъемный груз ответственности за семью, сложно стоять с прямой спиной.

— Успела? — вместо слов приветствия спросила Василиса.

Матвей кивнул, и они оба посмотрели на дверь спальни, из которой как раз вышел нотариус. Девушка растерянно посмотрела на брата, обернулась на меня и перевела взгляд на дверь.

Страшно, маленькая? Смерть — это всегда страшно, но она все-таки естественная часть жизни.

Я взял холодную ладошку Василисы в руку и повел ее в спальню.

На огромной кровати полусидел умирающий мужчина. Пожалуй, я бы его не узнал — так сильно смерть отпечаталась на его лице. Он посмотрел на нас неожиданно ясным, спокойным взором и тихо произнес:

— Василиса, оставь нас.

Девушка, стоящая рядом со мной и, кажется, боявшаяся даже дышать, вздрогнула, медленно кивнула и вышла. Корсаков-старший смотрел на меня и некоторое время молчал. Может быть, хотел произвести пугающий эффект, но я видал смерть и пострашнее курильщика на пуховых подушках, так что…

— Я не дурак и понимаю, что Василиса выполнит условия нашего договора еще раньше, чем закончится отведенное ей время, — заговорил он. — Я умираю и могу позволить себе быть честным. Так вот, ты мне не нравишься. И если бы я не был болен, черта с два моя девочка бы осталась с тобой. Но меня рядом не будет, и Матвей не сможет ею управлять.

Мужчина закашлялся, раздраженно вытер кровь с губ белоснежным рукавом рубашки вместо оставленного прислугой платка, и устало откинулся на подушки.

— У меня много имущества, но выходит так, что самое ценное я оставляю тебе. Я не могу тебе приказать, и уже не в том состоянии, чтобы давить, — продолжил он. — Поэтому я просто прошу тебя — сбереги мою девочку.

Я выдержал тяжелый взгляд умирающего человека и спокойно произнес:

— Даю слово.

Москва, ресторан «Охотник», Виктор Сергеевич Нарышкин

Князь Голицын от многих прочих левых и правых отличался тем, что при всем своем широком круге общения ни с кем не поддерживал тесных связей. В основном потому, что слишком близкие контакты мешали работе мужчины. И речь не про Министерство иностранных дел. Будучи членом Свободной фракции, князь Голицын работал… На императора.

— Его Величество благодарит тебя за содействие, — проговорил боярин Нарышкин, придвигая к Голицыну тонкую папку с гербом дома Романовых.

Беседа проходила за деловым обедом, так что князь, работавший ложкой над каким-то супешником из дичи, лишь кивнул в ответ. Нарышкин тоже занялся едой — свободного времени у таких занятых мужчин было мало, и тратить его на светскую болтовню хотелось в последнюю очередь.

— Что-то известно по стрелкам? — между переменой блюд спросил Голицын. — А то наше любимое высшее общество уже вовсю муссирует тему моего непосредственного участия в покушении на цесаревича.

— Известно, — кивнул Нарышкин. — Но ничего такого, чем бы я мог тебя порадовать.

Голицын недовольно цокнул.

— Я Петру, конечно, сделал внушение, но сам понимаешь, там бесполезно… — произнес князь с плохо скрываемым разочарованием. — Весь в мать пошел. Тюфяк и тряпка.

— Был бы ты чаще в Российской Империи, может быть, что путное и вышло, — усмехнулся Нарышкин. — На родовой характер нельзя нанять репетитора.

— То-то твоя дочурка дала всем прикурить, когда узнала о помолвке, — оскалился Голицын.

— Ну, дать — дала, но сделала, как сказали. Важен результат, — пожал плечами Нарышкин.

— Результат, — недовольно протянул князь. — Вот у Меншикова тоже результат. Может быть, тебе уже донесли, что он хочет изменить наследника в завещании?

— Попробовать может, — пожал плечами Нарышкин. — А на деле… У нас такой ужасный документооборот, ты же знаешь.

Голицын хмыкнул:

— Смотри сам, я тебя предупредил, — сказал он.

Боярин благодарно кивнул в ответ.

— А что скажешь про Мирного? — вдруг спросил Голицын.

— Скажу, что далеко пойдет пацан, — произнес Нарышкин. — Талантливый, но без приглашения никуда не лезет.

— Говорят, цесаревич создал свой потешный полк и поставил этого безродного им командовать, — заметил князь.

— Потешный отдел, — поправил собеседника Нарышкин. — Но да, все так.

— Не боишься, что со временем ваш род подвинут? Все-таки у пацана широкие полномочия возникли, — уточнил Голицын.

— Не боюсь, — усмехнулся боярин. — Одно дело командовать отрядом, другое — отвечать перед самодержцем за всех идиотов в стране. Это немного разный уровень ответственности, и пацан это прекрасно понимает. Хотел бы Мирный грести в сторону власти, уже б давно работал в моей структуре и пытался бы пролезть наверх.

— А он? — приподняв бровь, спросил князь.

— Соскакивал изо всех сил, — пожал плечами Нарышкин.

Голицын посмеялся:

— Сколько веревочке не вейся, система тебя все равно затянет…

— Все так, — покивал Нарышкин.

Они не были товарищами, не были коллегами в прямом смысле этого слова, но были людьми, преследовавшими одну цель — сохранить Российскую Империю единой и сильной для собственных детей и внуков.

Особняк бояр Румянцевых, Кирилл Нахимов

Добиться внимания выбранной девушки оказалось гораздо сложнее, чем княжич рассчитывал. Анна Румянцева держала дистанцию практически профессионально, хотя границы вежливости не нарушала. И, удивительное дело, это добавляло азарта.

Они никогда не встречались специально, Кириллу приходилось немало потрудиться над каждой случайной встречей. Она не принимала подарки, Кирилл искал способы порадовать ее, не используя избитые цветы и конфеты. Она взвалила на себя слишком многое, и Нахимову ужасно хотелось ей помочь.

Так сильно хотелось, что сегодня княжич просто наплевал на все законы приличия и снова явился без приглашения. Удивительное дело, но двор оказался почищен, хоть и плохонько, а в самом доме как будто кипела жизнь.

Впрочем, это было не совсем точное определение. Не жизнь кипела — бурлил скандал.

— Я заплатила вам за замену системы отопления! — распалялась Румянцева, стоя перед высоким, крепким мужчиной лет сорока.

«Бригадир», — решил про себя Нахимов и оказался прав.

— Мы и заменили то, на что хватило денег, — произнес мужчина.

— Вы ничего не заменили! — возразила разгневанная девушка.

— Ну помилуйте, боярышня, мы поменяли прокладки на вентилях, покрасили батареи…

— А должны были продуть батареи и заменить котел! Когда его поставят?

— Какой котел? Вы знаете, сколько он стоит? На него никак не хватит выделенных вами средств, — с невозмутимым видом парировал мужик.

— Ты что, думаешь, если я — баба, меня можно вот так нагло дурить? — прошипела взбешенная Румянцева.

Но бригадира это не проняло. Он склонился к ней и так же негромко проговорил:

— Я думаю, что ты девчонка без денег, связей и протекции и слишком много о себе возомнила, как и всякая аристократишка, — ответил он.

Тут невольно подслушивающий этот разговор Нахимов понял, что испытывает безотчетное желание убивать. Убивать долго и мучительно.

— А я думаю, нужно вызвать полицию, — произнес княжич, входя в дом. — Анна, вызовете наряд? Господин — вор и мошенник, таким не место среди добрых людей.

— Очень дельное предложение, — отозвалась Румянцева и, вздернув свой хорошенький носик, вышла в соседнюю комнату.

Нахимов же подошел к бригадиру и без долгих рассусоливаний и объяснений, без предупреждения и почти без замаха пробил мужику в грудину. Тот, несмотря на впечатляющую комплекцию, мгновенно сложился у ног Кирилла.

— Деньги должны быть у вашей заказчицы через час, — склонившись к лежащему на полу бригадиру, негромко произнес княжич. — Ты меня понял? Иначе полиция тебя не арестовывать будет, а труп забирать.

— Понял, — просипел мужчина и не то на карачках, не то ползком сбежал из дома.

Кирилл вздохнул и, обернувшись, понял, что Румянцева стоит в дверном проеме и смотрит на него каким-то другим, новым взглядом.

— Спасибо, княжич, — тихо проговорила девушка, мигом растеряв всю свою злость и командный тон.

— Ерунда, — отмахнулся Кирилл. — Но, кажется, вы теперь остались без ремонтной бригады. Может быть, я могу предложить своих проверенных людей?

Румянцева чуть замялась, но все же кивнула:

— Можете, княжич.

— Просто Кирилл.

— Кирилл… — повторила девушка и едва заметно улыбнулась уголками рта.

И для княжича Нахимова эта даже не улыбка, а намек на нее, казался невероятной победой.

Первым прорывом ее ледяной обороны.

Москва, месяц спустя, Александр Мирный

Я знал получше прочих, что самое действенное лекарство от скорби — работа. А потому после похорон Корсакова-старшего запряг Василису по полной программе. Девчонка училась днем, работала по вечерам, а на выходных занималась обустройством нашей квартиры. Мне, конечно, приходилось проявлять особое геройство и выбирать «Вот эти вот вазочки вместо тех, потому что тут два разных фарфора, ты что, не видишь?», но результат в целом того стоил.

— В выходные ждем вас на новоселье! — радостно произнесла Василиса, плюхнувшись за наш стол на завтраке.

— Ура! — воскликнула Нарышкина. — Вечеринка!

— Новоселье, Мария, — строгим тоном поправила подругу Демидова, но взгляд Дарьи выдавал непреодолимое желание оттопыриться без лишних глаз.

— Простите, новоселье, — поправилась боярышня.

— Новоселье — это прекрасно, — широко улыбнулся Алмаз. — У меня дома завалялась одна трофейная бутылка, наконец-то будет повод ее распечатать.

Демидова закатила глаза:

— Алмаз, на новоселье традиционно дарят что-нибудь полезное дому…

— Вот я и говорю — бутылка, — кивнул в ответ Тугарин. — Очень полезное!

Присутствующие заулыбались, а Нарышкина обратилась к Василисе:

— Если есть какие-то пожелания, можешь прислать мне список, чтобы мы не мучились с выбором.

— Свободное время подарите, — отшутилась моя невеста, — а остальное мы уже купили.

Девушек этот ответ не устроил, и они принялись обсуждать, что же лучше всего подарить нам на новоселье, а моя невеста парировала все предложения фразой «уже купили». Наверное, они бы долго перебирали всю номенклатуру местных икей для небедных, как Нахимов внезапно подал голос:

— Вы не возражаете, если я приду с девушкой? — спросил Кирилл.

Весь стол уставился на него с удивлением. Можно даже сказать, слегка шокировано.

— Я сейчас озвучу, наверное, общий вопрос, — произнес Лобачевский, суетливо поправив очки на носу. — Кто она?

— Анна Румянцева, — легко ответил Нахимов. — Надеюсь, ни у кого с ней нет конфликтов?

Присутствующие отрицательно покачали головами, а Ермаков спросил, смотря на друга очень внимательным взглядом:

— Кто она тебе?

Кирилл выдержал пристальный взгляд друга и ответил так естественно, словно такие новости от него можно было услышать по сто раз на дню:

— Надеюсь, моя будущая невеста.

Что и говорить, бедный княжич оказался в центре всеобщего внимания, мгновенно сместив фокус от нашего новоселья. И только Василиса смотрела на меня такими выпученными глазами, словно случилась какая-то катастрофа.

И точно.

— Алекс, это катастрофа! — заявила моя невеста, едва мы отделились от компании.

— Что конкретно? — осторожно уточнил я.

— Кирилл с девушкой! — таким тоном, как будто мне от этого должно было стать понятнее, пояснила Василиса.

— И чем тебе это не нравится?

— Нет, за Кирилла я очень рада, — мотнула головой Корсакова. — Но для нас это катастрофа!

Следующую минуту я слушал, в нужных местах сочувственно кивая головой, что у нас нет лишних комплектов каких-то не то цветочков, не то салфеток. Когда, наконец, у встревоженной девушки кончился воздух в легких, я смог вставить свои пять копеек для решения проблемы:

— Так, может, докупим?

— Когда?! У нас ни минуты свободного времени! — воскликнула Василиса в полном ужасе.

— Ну вот прямо после пар, например, — предложил я. — Где ты там все эти свои финтифлюшки покупала, в Охотном ряду?

— «Финтифлюшки», — закатила глаза Василиса, но спорить не стала. — Да, там.

— Ну и хорошо, поедем после пар. Как раз я хотел присмотреть себе новый костюм.

Как и в моем мире, здесь Охотным рядом назывался подземный торговый центр, расположенный под боком у Кремля. Местечко было крайне дорогое и крайне оживленное. Можно сказать, в этом мире примажоренный ЦУМ располагался в Охотном ряду — если кому-то из аристократов или просто богатых дельцов-купцов хотелось потратить баблишко, люди шли сюда. Это было особым шиком обронить в разговоре «Я вчера был в Охотному ряду, на бегу прикупил что угодно».

Как и положено мужчине в походе по магазинам, я исполнял роль карточки на ножках. И хоть в нашем проекте появилась первая монетизация, и у Василисы резко стали увеличиваться доходы, я не давал ей тратить на общий быт ни копейки личных денег. Еще не хватало, чтобы моя женщина обустраивала наш дом за свой счет!

В общем, мы двигались по этажам, уходя все глубже под землю, когда я заметил боярышню Шереметьеву. Девушка сидела в кафе с вазочкой с разноцветными шариками мороженого и то и дело кидала взгляды в сторону выхода с парковки. И судя по тому, как резко уменьшилось количество неблагородных и непроверенных людей на самых глубоких уровнях, Иван времени зря не терял.

— Смотри, боярышня Шереметьева, — тоже заметила девушку Василиса. — Как думаешь, нам стоит к ней подойти? Или она тут кое-кого ожидает и это невежливо?

Боярышня действительно кое-кого ожидала, и этот кое-кто должен был появиться с минуты на минуту, судя по засуетившейся охране этажа.

— Думаю, нам лучше не беспокоить боярышню, — ответил я и уже хотел было предложил Василисе тоже съесть какое-нибудь вкусненькое мороженое или пирожное на другом этаже, но не успел.

В подземном торговом центре прогремел взрыв.