Император-дракон

Худая бледная рука Анри вынырнула из складок шатра и вцепилась в лацкан моего камзола.

-- Пожалуйста, всего одно заклинание, - успел шепнуть он, прежде чем я стряхнул цепкие пальцы со своего рукава. Все-таки ему удалось меня убедить. Одно заклинание не повредит. Даже на расстояние я мог видеть построение вражеского войска, ряд шлемов и блестящих нагрудных кирас, лес острых копий и блестящие наконечники заранее подготовленных стрел. Они слишком зловеще блестели в багровой закатной полосе. Всего одно заклятие, твердо решил я и пусть оно будет направлено на то, чтобы ни одна из этих стрел не достигла цели.

-- Я сделал все, что мог, - объяснил я Анри и королю, и покинул поле битвы еще до того, как к багрянцу заката примешался нестерпимо яркий, пурпурный цвет пролитой крови. Я не хотел чувствовать запах смерти и будить зверя, который после долгих ночных полетов беспокойно спал внутри, ожидая своего часа. Я знал, кто победит еще до того, как огласили победу. Отбив первую атаку с помощью потусторонних сил, в последующих боях Анри будет вынужден решать все самостоятельно.

С вершины высокого холма я всего лишь раз оглянулся на поле боя, а потом никто не смог заметить, как взметнулся к тучам золотой силуэт. Только жители в Ларах, любившие веселиться по вечерам, видели, как распластавший крылья дракон пролетел над чередой городских крыш. Над ними гулял ветер, а внизу на узких улочках только гравий скрипел под ногами. Никто из прохожих, встретивших меня, бесцельного бродившего по замкнутому городскому пространству не смог бы догадаться, что еще минуту назад я не шел по земле, а наслаждался песней ветра в облаках. Вот и тот переулок, где еще вчера я спешил за мечтой. Там, на булыжной мостовой остановился так некстати появившейся экипаж. Где теперь та карета? Даже следов не осталось от ободьев колес. И самое главное, где теперь она - муза?

У одного яркого освещенного бального зала я остановился и запрыгнул на просторный балкон второго этажа. Погода стояла теплая, поэтому стеклянные двери, ведущие на веранду были распахнуты настежь. Тихо колыхались шторы, ряд стройных колонн отделял бальный зал от раскинувшегося на балконах цветника. Я перепрыгнул через мраморную балюстраду и, оказавшись на просторной веранде, стал наблюдать за танцующими парами. Прежде я никогда не бывал в этом доме и сам не знал, что здесь меня так привлекло. Я забрался сюда просто по наитию и теперь увлеченно осматривался.

Оркестр расположился на высокой галерее менестрелей. Из бального зала к ней вела спиральная лестница, видны были мраморные перила. Я даже видел, как поблескивают в свете канделябров отполированные корпусы нескольких скрипок, слышал, как опоздавший музыкант в спешке настраивает свой инструмент, подтягивает колки, чтобы привести в порядок струны, достает смычок. Где-то в уголке перешептывались две нарядные сплетницы, прикрываясь веерами. Я мог расслышать даже, о чем они шепчутся, до меня долетели обрывки фраз о какой-то принцессе. Откуда ей взяться в Ларах? Стоило переключить внимание на других гостей, на элегантных дам и кавалеров, на то, как они разговариваю, шутят, флиртуют, делают тур вальса и вновь возвращаются в какой-нибудь укромный уголок, освещенный настенным бра. В этом зале все были живыми, никто не помышлял о бессмертии, никто не мог прочесть мысли своих собеседников, и никому не нужно было трепетать перед властью всемогущего, всезнающего императора. Я невольно позавидовал им. Мне бы вернуть былую беспечность и неприкосновенность, чтобы войти в зал, заранее зная, что это не аметист позвал меня, что я снова юн, смертен и свободен, как за день до памятного пожара.

Что-то внутри вздрогнуло, сокрушаясь о потерянном, а другая темная половина моего существа напротив радовалась тому, что я могу узнать все о каждом, присутствующим здесь. Разве не причина торжества то, что все они смертны, а я единственное высшее существо во всей этой великолепной, облицованной мрамором зале.

Я уже хотел смело выйти из-за колонн, но тут мое внимание привлекли два странно сочетающихся цвета - черный и алый. Почему? Я вспомнил лишь через минуту. Ведь после того, как начали погибать женщины из-за перстня, я по какой-то странной прихоти запретил являться ко мне в замок или в резиденцию фей в алом, потому, что это цвет крови, самый распространенный оттенок покрытых мелкими шипами кустовых роз. Но, ведь здесь не моя империя. Это просто один из знаменитых, процветающих городов - один из центров цивилизации. Здесь часто бывают праздники и вечерние балы, но не часто удается увидеть на них нечто подобное. Девушка в пышном алом платье грациозно двинулась через зал. Я слышал, как шуршат оборки на бальном наряде, видел, как блики свечей ложатся на изящные обнаженные плечи. У нее была чистая кожа удивительной белизны. Один темный локон, как бы случайно, упал на обнаженное плечо. Выразительный и загадочный взгляд устремился на ту колонну, за которой прятался я. Видела ли она как мелькнул край алого плаща, как мои ногти оцарапали мраморную поверхность колонны. Я пристально следил за ней из своего укрытия, но не смел подойти ближе. Ведь она настоящая, живая, а я здесь на положении призрака. Разве можно омрачить своим появлением еще и ее жизнь.

Однако, роковой шаг был сделан. Я ступил в зал, и музыка на галерее менестрелей стихла. Я просто не мог уйти, найдя здесь ту самую музу, которая уже однажды промелькнула на темной площади перед зачарованным домом. Остановив первого пажа, который попался на пути, я по какому-то странному наитию спросил:

-- Ее имя - Роза?

Паж посмотрел в ту же сторону, что я и коротко кивнул в ответ, при этом предупредив:

-- Не советую вам ухаживать за ней.

-- Почему? - его замечание показалось мне довольно фамильярным, и надо было до боли сжать кулаки, чтобы удержаться от искушения как следует встряхнуть неучтивого мальчишку.

-- Ну все знают чем кончаются такие ухаживания...- чуть замявшись сказал он, надеясь, что остальное я сам домыслю и крайне удивился, когда я серьезно поинтересовался:

-- Чем?

-- Разбитым сердцем, - доверительно сообщил он и с излишней поспешностью скрылся за углом, а оттуда поспешил в комнату для прислуги, где никто из гостей уж точно не сможет его потревожить. Ни у кого не возникло подозрения, что на бал проник кто-то не приглашенный лишь потому, что мой необычный мерцающий взгляд предупреждал всех и каждого " я везде свой и любая хижина или любой дворец, если я захочу равно мои владения". Кто-то отворачивался сразу, другие были любопытнее, а иногда какая-нибудь незнакомка подолгу и с восхищением разглядывала меня, но я смотрел только на девушку в алом.

-- Роза! - зловещим, но с какой-то незнакомой толикой нежности шепотом повторил я, и в голове тут же пронеслась странная мысль "вот она - истинная любовь, и то, что я ощущаю сейчас не повториться уже никогда, потому что все чувства, переживания и страсти до этого мига были всего лишь вихрем теней".

Я хотел подойти к ней и открыть ей душу, или просто сказать " Я дракон лишь благодаря проклятой случайности и до сих пор я жалел о том, что стал чародеем, но стоило пережить вечность, чтобы увидеть тебя".

Вдруг Роза обернулась. Темные локоны приятно зашелестели. Она двинулась ко мне через весь зал. Я позаботился о том, чтобы люди на балу не видели больше ни ее, ни меня. Они отошли к краям залы и стали всего лишь фоном для еще одной роковой встречи, для нового готического романа. Такое уже не раз случалось между драконом и его жертвой, но на этот раз все было особенным.

Присутствующие были заняты своими пустыми светскими разговорами и не обращали внимание на красавицу, идущую на зов смерти. Оркестр все еще молчал. С галереи менестрелей не доносилось ни звука. Роза остановилось возле меня, но вместо того, чтобы сделать реверанс, как это положено, протянула руку и осторожно коснулась золотого локона, упавшего на щеку, провела пальцами по бархатным складкам плаща. И я снова подумал, будь проклят колдун, который заставил обреченных любоваться мной за миг до своей гибели.

Бросив быстрый взгляд на ее пальцы, я облегченно вздохнул. Кольца на них не было. Лилейная кожа чуть мерцала и я едва удержался от того, чтобы не задать ей вопрос, с которым многократно обращались ко мне самому "живая ли ты?"

Молчание длилось слишком долго, оковы сна не спадали с глаз гостей. Нельзя насколько оставлять землю под властью мрачного волшебства, но мне не хотелось, чтобы на нас смотрели свидетели. Я обхватил девушку за талию, чтобы закружить в танце. Пусть музыканты играют, велел я, и зазвучала музыка. Никто не видел нас, но все послушно уступали нам центр залы. На глазах гостей оставалась пелена.

Одной рукой Роза придерживала свой шлейф, другую положила мне на плечо. Это было прикосновение жизни. Казалось, мы уже не скользим в танце по натертому до блеска льда паркету, а летим над ним. Этот полет был так свободен. Я, правда, оторвал ее от пола и мы чуть-чуть поднялись над залом, не переставая вальсировать. Вдруг очень некстати часы на стене пробили три. Какой глухой мерный звук! Маятник резко закачался в такт ему.

В зале вдруг стало неприятно и душно. Резкий запах духов ударил в голову. Дым от горящего воска заставил слезиться глаза. Я резко развернулся и устремился к выходу, напоследок небрежно, но повелительно взмахнул рукой - пусть чары развеются. Узкая мраморная лестница вилась спиралью. Скользкие ступеньки спускались в сад. Скорее туда, там ночь, ветер, шум крыльев мотылька - родная стихия для создания темных сил. Только спустившись вниз, я понял, что все еще бессознательно сжимаю тонкое запястье Розы, и она вынуждена идти за мной. Я тут же отпустил ее и поспешно отстранился, постарался прислушаться к тончайшим вибрациям паутины на стволах вековых дубов, к тихому журчанию фонтана, к далеким крикам припозднившихся голубей. Там, в бальной зале пахло только благовониями, потом и воском, а здесь, в безбрежной ночи рассыпались мириады звуков и запахов.

Я слышал перешептывание гнездившихся на недалекой колокольне летучих мышей, видел, как бабочки облепили запыленное оконце нижнего этажа, где в чьей-то каморке одиноко полыхал светильник. Мне надо было поскорее выбраться из этого мрачноватого, райского уголка, отвернуться от бьющих струй в трехъярусном фонтане, от фасада, оплетенного жимолостью и плющом, и от стройного силуэта в алом, застывшего возле меня.

Надо что-то сказать! Я обернулся к Розе, но не нашел нужных слов. При взгляде на ее поразительную красоту я терялся, как школьник и это было неприятно, потому, что заставляло меня чувствовать себя чужим, в мире, где все могло бы принадлежать мне, если только я решу завоевать этот мир с помощью силы и огня.

-- Мне пора, - только и смог выговорить я и сам не зная зачем добавил. - Прости! Ночь зовет.

Она затеребила оборку на платье, потом с сожалением обернулась на мрачный фасад дома и вдруг совершенно серьезно попросила:

-- Возьми меня с собой!

-- Тебя?! - признаться, я был ошарашен. Понимает ли, она о чем просит или даже не догадывается о том, кто я. В то время, как я впервые за долгие годы растерялся, что-то в волевом выражение ее глаз объяснило, она сумела заглянуть мне в душу, все увидеть и все понять. Она могла разоблачить меня в любую минуту, но предпочла промолчать.

-- Ты хоть понимаешь, что, связавшись со мной, тебе придется жить в постоянном страхе? Я опасен, Роза. И сегодня не причинил тебе зла лишь потому, что ты напомнила мне одну ...богиню.

Лишь один раз, как во сне перед ней промелькнули крылья дракона и отразились в зрачках ее глаз. Это случилось еще в бальном зале, а сейчас она видела перед собой лишь красивые человеческие черты на вечно юном лице, мерцающую бледную кожу, то есть всего лишь оболочку. А под кожей в обожженных драконьим огнем внутренностях начала гноится новая рана, куда более глубокая и болезненная, чем от розового шипа.

-- Мне хотелось бы пойти за тобой, прочь от зависти, сплетней и мишуры, - просто и без стеснения объяснила она, с презрением махнув в сторону освещенных балконов верхнего зала.

-- А если вслед за мной тебе придется пойти в самый ад? - зловещим вкрадчивым шепотом осведомился я.

Она небрежно пожала плечами и ответила:

-- Значит, я найду туда дорогу.

-- Не стоит, - я попытался снова представить себя злодеем с очерствевшими чувствами и не смог. - Я сам покажу тебе путь в царство теней, но сначала подожди, скажем год или три года, а там если не передумаешь я буду ждать тебя у запретных, незримых ворот.

Тонкая рука Розы осторожно скользнула под плащ, обвилась вокруг поясницы. Я хотел отстраниться, но не смог. Что ж, она не первая бросается обнимать собственную смерть? Каждая жертва беззастенчиво кидалась мне на шею, но не об одной из них я так сильно не сожалел.

-- Я всего лишь хочу пощадить тебя, - хотелось шепнуть мне ей на ухо, но лучше было промолчать.

-- Ты ведь принцесса? - вместо этого зашептал я. - Я слышал, как наверху шептались о какой-то принцессе. Кто ею может быть, кроме тебя.

Какой изощренной местью было бы убить ее, а с другой стороны это было бы святотатством - погубить такое совершенство. Наверное, надо было обратиться к ней, как того требует этикет, то есть поклониться и почтительно произнести "ваше высочество", но вместо этого я сказал:

-- Прощай, муза!

Всего лишь пара слов, вместо рокового шага к смерти или долгого расставания, но по крайней мере я назвал ее тем, чем она была для меня. Не принцессой, а вдохновением. И надо было скорее идти прочь, чтобы кольцо осужденной рано или поздно не засверкало на ее безымянном пальце.

Хлопанье крыльев и гомон на колокольне усилились. Для летучих мышей это последние часы свободы перед зарей и их бешеный полет, кружение целой стаи вокруг колоколов напоминало шабаш. Они чуяли, что я рядом и злились, ведь я мог приказать им все, что угодно, стеснить их свободу, но если я позову они ринуться ко мне, как мотыльки на пламя свечки. Мое место там с летучими мышами и другими ночными тварями, а не здесь с принцессой, решил я про себя. Два шага к калитке, самостоятельно распахнувшейся передо мной, показались мне самыми сложными в жизни.

И вот я уже далеко, за несколько кварталов от памятного, обвитого жимолостью фасада. Впереди лишь переулки и скверы, огражденные цветники возле чьих-то домов. Потерявший ориентацию мотылек скользнул крыльями по моей щеке и хотел лететь дальше, но я поймал его в кулак и раздавил, даже не понимая, зачем это делаю. Просто мне надо было на ком-то выместить злобу, разделить с кем-то нестерпимый порыв боли.

-- Эдвин! Как я рад, что нашел тебя! - счастливое восклицание раздалось еще раньше, чем из-за угла вынырнул сам Винсент.

В самую последнюю очередь я ожидал увидеть здесь его. Трудно было поверить, что он бросил безопасное поместье, ради того, чтобы вернуться к прежней бродяжьей жизни.

-- Что с тобой? - Винсент сразу понял, что что-то не так и обеспокоился. И, действительно, я смотрел на него, но видел все, как в тумане. Очертания зданий казались размытыми и смазанными, будто во время сильного дождя, но стоило обернуться назад к оставшейся далеко позади колокольне и ее шпиль был хорошо различим, невзирая на высокие коньки множества крыш и на расстояние, разделявшее нас.

Винсент хотел прикоснуться к моему лбу, но вспомнил, что врачебные методы в нашем случае совершенно бессмысленны. Температура кожи зависела вовсе не от состояния здоровья, а от магического огня, то вспыхивающего, то угасающего внутри. Что-то взволнованно прошептав, Винсент схватил меня за плечи и легонько встряхнул, прежде чем я успел оттолкнуть его.

-- Зачем ты это делаешь?

-- Прости, я думал, что ты пьян, - Винсент поспешно спрятал руки за спиной, очевидно, опасаясь, что иначе я захочу их ему переломать.

-- Пьян, - устало повторил я. - К сожалению, хмельные напитки не действуют на таких, как мы с тобой. Ты разве этого не знал или просто еще не успел проверить на опыте? Можешь пить, сколько хочешь, но твой разум останется трезвым, ведь ты давно уже не человек. У посетителей кабака хотя бы есть, чем залить горе, а у нас нет.

-- Нельзя впадать в меланхолию, - Винсент все-таки осмелел и схватил меня за руку. - Я так давно не был в Ларах. Здесь многое изменилось. Город не узнать. Появилось столько новых зданий, памятников, парков, торговых рядов. Я хочу, чтобы ты показал мне здесь все, давай сходим в театр, пройдемся по тавернам, заглянем на какую-нибудь ассамблею или просто без дела пошатаемся по улицам.

Винсент говорил так непринужденно. Можно было подумать, что он всю жизнь был моим лучшим другом, а не недавним соперником.

-- А почему ты уехал из поместья? Может жители окрестных деревень снова ополчились на меня, а застали в пустующем доме только того, кто очень похож на моего сообщника?

-- Ничего подобного. В поместье все тихо, по крайней мере, пока, но Селвин все равно выделил для охраны твоих владений отряд драгун. С караулом надежнее.

-- Значит, ты уехал по собственному желанию, без принуждения со стороны воинственно настроенных крестьян?

-- Мне стало скучно. Я решил разыскать тебя, - просто ответил Винсент. По выражению его лица невозможно было понять, лжет он или говорить лишь слегка приукрашенную правду.

-- Мне так и не удалось разыскать твой дом, - печально вздохнул он.

-- Откуда ты знаешь, что я купил здесь дом? Ведь я тебе об этом не говорил.

-- Ну, стоило только немного расспросить самых смелых прохожих и они начинали шептать мне на ухо под строгим секретом о том, что необычной внешности, златокудрый господин купил дом в самом центре, только вот дорогу к этому дому показать мне никто так и не смог. Все знают, что это здание стоит вблизи главной площади, но никто не может вспомнить конкретный адрес. Одни говорят поверните влево, другие вправо, но стоит туда пойти и следующие встречные объясняют, что я, наверное, свернул не в ту сторону, а идти надо туда-то, где опять нет и намека на то, что я ищу. Такое ощущение, что дом играет с ними в прятки.

Винсент коротко рассмеялся.

-- Держу пари, я мог протоптать мостовую у твоего крыльца и даже не заметить, что топчусь у самой двери.

-- Ты очень проницателен, - тихо заметил я. У меня нестерпимо болела голова, и панорама ночного города сливалась перед глазами. Винсенту хотелось обнять меня и шепнуть пару утешительных слов, но он не решался, заранее предвидя какой будет моя реакция. Я сам едва удерживался от того, чтобы не присесть на первой попавшейся скамейке и не рассказать Винсенту о том, что произошло со мной менее получаса назад. След в памяти все еще полыхал огнем, но Винсент расценил мое уныние по-своему.

-- Не расстраивайся, королевство еще можно вернуть, - бодро сообщил он. - Старик - король явно предпочел бы видеть на троне тебя, а не своего полоумного сына. Простолюдинов впечатлит твоя внешность и щедрость конечно тоже, не одна армия не устоит против колдовства, а придворным интриганам придется смириться с неизбежным. И, кроме того, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, я же твой друг.

-- Винсент, - я остановился и едва удержался от снисходительной улыбки. - Ты так и не понял, что в жизни может быть что-то важнее, чем корона.

-- Вот бы уж не подумал. Ты оказывается еще и моралист, - Винсент неодобрительно фыркнул, как щенок, которого пытаются согнать с удобного места. Несмотря на свою хитрость, он взаправду решил, что раз трон и скипетр интересуют его самого больше всего на свете, то и я наконец, образумившись, заинтересовался тем же.

-- Кстати, жители еще поговаривают, что господин в камзоле, на котором вышиты золотые драконы теперь новый правитель Лар, - как бы между прочим вставил Винсент и с надежной спросил. - Это правда?

Теперь мне, действительно, стоило трудов не рассмеяться. Винсент с таким волнением ожидал ответа.

-- Разве о таких серьезных вещах стали бы говорить, не имея на то основания? - слегка поддразнил я его.

-- Я так и знал, вы никогда не остаетесь в проигрыше, - искренне обрадовался он. - Не скромничайте, а лучше расскажите, вы навсегда решили оставить столь живописное владение за собой, - он очертил в воздухе круг рукой, словно пытаясь обнять весь город.

-- Что-то же должно принадлежать дракону. Мне больше всего по душе этот уголок вселенной, хотя ты, например, можешь предпочесть другое райское местечко, ведь мир широк.

-- Я лучше останусь с вами, - тут же вставил Винсент. - Мне здесь нравится.

Он сорвал с куста ветку акации и начал ощипывать желтые цветочки, нервно поглядывая на все еще открытые двери припозднившихся кабачков.

-- Для осмотра достопримечательностей сегодня уже слишком поздно, - уныло заключил он. - Так вы покажите мне свой знаменитый дом у площади?

-- Конечно покажу, и заранее чувствую, что в этом доме теперь станет теснее, - заключил я. Уже изучив повадки Винсента, я знал, что он задержится у меня как можно дольше, сославшись на то, что спешить ему некуда и в гостях гораздо веселее, чем дома. Я сильно сомневался, что у него есть собственный дом, отвечающий его требованиям, разве только какая-нибудь лачуга или укромное заколдованное подземелье, где он хранил свои книги и необходимые атрибуты магических наук. Кроме вещей необходимых чародею, которые были где-то надежно припрятаны, поклажи у Винсента было совсем немного. Он считал, что все необходимое всегда можно раздобыть и не таскал с собой свой скудный узелок, а смело отправлялся в любое путешествие с пустыми руками. Даже сейчас у него с собой ничего не было, он во всем полагался на фортуну и отчасти на меня. Было бы просто стыдно отказать в ночлеге тому, кто вдруг решил на совесть разыгрывать роль моего друга и помощника.

Убедившись, что слухи о новом правителе Лар правдивы, Винсент даже перешел на почтительное "вы". Ему хотелось бы без умолку болтать о том, как красивы отреставрированные и заново отстроенные особняки, но по дороге к моему дому он соблюдал почтительное молчание, очевидно, опасаясь, что если сболтнет что-то лишнее, то я еще чего доброго передумаю и откажусь оказать гостеприимство. По опыту он уже знал, что такого вспыльчивого хозяина, как я легко разозлить. Я его отлично понимал. Стоит лишь сказать дракону что-либо напоминающее о переживаниях прошлого и он уже в гневе. С недавних пор у меня вошло в привычку критиковать себя самого, так же, как Ротберт критиковал мои первые неумелые магические трактаты.

Винсент был в восторге от того, что я пустил его в свой дом, невидимый для окружающих. Он резво поднялся по крутой лестнице на второй этаж, выбежал на балкон и пытался нагло окликать или дразнить редких припозднившихся прохожих, просто для того, чтобы проверить услышат ли они его. Конечно же, все кто находился по ту сторону магической черты, не замечали ни самого Винсента, ни его слишком смелых шуток. Только иногда до кого-то доносился слабый отголосок, более легкий, чем затихающее эхо. Такой прохожий останавливался, оборачивался, оглядывался по сторонам, но ничего необычного не видел и шел дальше, а Винсент заливисто смеялся, облокотясь о кованые перила балкона.

-- Как вы талантливы, монсеньер, - Винсент успел повторить эту похвалу несколько раз за остаток ночи. - Кажется, я все это время недооценивал вас.

-- Лучше расскажи о чем-нибудь, - я силой утащил его с балкона и заставил сесть на кушетку, вдали от искушения дразнить прохожих и бродяг. Я подумал, что если заставлю его говорить о чем-нибудь смешном, то освобожусь от мыслей о темном фасаде, шепчущей толпе и красавице по имени Роза.

-- Рассказать? О чем? - удивился Винсент. - Я и так все вам рассказал. ..Ну, кроме некоторых деталей, которые вам были бы неинтересны.

-- Ты был привязан к своему брату? - ну вот, нашел веселую тему, одернул я сам себя. Зачем вспоминать о том, что Поль погиб так же, как и запылавшая столица. Возможно, он даже не успел проснуться до того, как небесный огонь обрушился на мириады городских башен и покатых крыш.

-- Привязан? - Винсент скорчил кислую физиономию. - Нет, после того, как я сбежал из дома, чтобы учиться мы не поддерживали отношений. Мы и до этого мало общались. Конечно, после печально известных событий я предложил ему свою помощь. Он всегда был человеком принципа. По крайней мере, на публике для него важнее всего были честь, долг и все такое прочее, но после того, как остался без поместья, он предпочел, что лучше расстаться с принципом, чем с душой. Оно и к лучшему. У него не было особых талантов к колдовству, через мост его бы не пропустили. А я в те времена был недостаточно влиятелен, чтобы замолвить словечко за неспособного.

-- Хорошая у вас была семья. Отец - предатель и заговорщик, старший брат - колдун, младший - разбойник. Каждый при любимом занятие.

-- Ага, - сонно кивнул Винсент. Он даже не обиделся на столь вольное высказывание, наоборот решил, что если я так непринужденно общаюсь с ним, то останусь его другом, а не стану господином, несмотря на приобретенную власть над Ларами.

-- У тебя не найдется какой-нибудь еды, я голодал всю дорогу, - тут же пожаловался Винсент. Его чрезмерная худоба заставляла не сомневаться в правдивости последних слов. Я сомневался, что у меня в погребе найдется что-то кроме яблок. Мне самому еда была почти не нужна. Чувство голода возникало лишь перед очередным превращением, но его нельзя было удовлетворить простой пищей. Хищнику нужна охота и жертвы, а не заранее обжаренное и приправленное мясо. Винсент бы не смог этого понять даже после объяснений или бы просто испугался. Раз пригласил к себе компаньона, то не кормить же его страшными рассказами. Монеты всегда можно было обменять на ужин в таверне, но все таверны под утро закрыты. Винсенту пришлось ограничиться яблоком и куриной ножкой, завалявшимися в кладовой. Он был доволен и этим. Кушетка с яркой обивкой и подушечками тоже вызвала у него восторг, хотя я намеревался выкинуть ее еще неделей раньше, чем здесь объявился Винсент.

Он мог проспать весь день и ему бы не приснились кошмары. В отличие от меня ему не нужно было ни отвечать за империю, ни завоевывать Лары. А страхи прошлого были для него, как тень и не занимали в его жизни столько же места, сколько в моей.

Проснулся Винсент только к вечеру, с благодарностью принял в подарок пару червонцев и умчался на поиски развлечений. Деньгами я попытался откупиться от него, потому что был не в настроении в мрачный дождливый вечер появляться на публике в сопровождении столь шумного и подозрительного компаньона. Винсент даже в жару не расстегивал глухой черный воротник. Это подталкивало к подозрениям и интриговало, но я никак не решался спросить зажили ли на его горле те раны, которые нанесла ему Дебора. Такой нескромный вопрос разорвал бы наше хрупкое перемирие. Я удовлетворился выводом, что если Винсент застегивает свой ворот до ушей, то ему есть, что скрывать.

Моросил мелкий дождь. Капли барабанили по окнам соседних домов, но не попадали за наспех начерченную у моего дома линию. Заклинание действует, пока силен чародей. Возле лужи у самой черты белел какой-то предмет. Издалека он выглядел, как скомканный лист бумаги. Подброшенное послание по всем правилам анонимности было обернуто вокруг камушка и должно было бы быть брошено в стекло, но, очевидно, не долетев какой-то метр до назначенной цели, упало на влажную мостовую. Никто до сих пор не поднял его из любопытства и даже не взглянул. Площадь истоптало множество каблуков, но ни один из них не наступил на бумажку.

Нехотя я вышел из дома, поднял и развернул записку. Уже заранее зная от кого, она я все-таки не мог преодолеть интереса. Что на этот раз понадобилось Анри? Удивительно, бумага столько времени пролежало под дождем, но не промокла, чернила не растеклись, как это обычно бывает в случае попадания на них воды. Записка была написана неаккуратным размашистым почерком, будто автор писал левой рукой. Буквы наклонялись под каким-то кривым углом. В начале первой строчки вместо моего имени расплылась клякса. Я не обиделся на Анри лишь потому, что знал - ему трудно держать перо в своей костлявой, слабеющей руке.

"...Проехать в Лары было невероятно сложно. Ворота закрыты, но я готов был перелезть через крепостную стену или проскрести ногтями подземный ход, потому что знал - ты в городе. Я чувствую это по запаху, слышу тонкую вибрацию твоих мыслей, ощущаю жар от огня, который бушует в твоей крови. Для меня совсем не трудно отыскать тебя, я, как ищейка, иду по горячему следу. Ты, как осколок от той империи, которая высасывает из меня жизнь, и мне нужно поговорить с тобой. Встретимся в Старом квартале, в театре "Марионетта", перед антрактом в фойе. Я буду ждать тебя у зашторенного окна в оперном плаще и маске. Ты можешь принять меня за актера, который загримирован под смерть, так сильно я изменился. Жду тебя. Анри."

Подпись разъехалась по краю бумажки так, что ее едва можно было прочесть. Кривые буквы, как будто пустились в пляс смерти. Анри, наверное, было очень плохо, раз он даже не смог с гордостью нацарапать под подписью свой высокий титул и прибавить к этому, что он единственный законный сын и наследник короля. Он привык разговаривать с подданными так, будто сам без пяти минут король, а тут вдруг покидает родину, о которой так скучал, только для того, чтобы без разрешения проникнуть в чужой город и дожидаться меня в каком-то театре. Вряд ли это ловушка. В театре во время представления слишком шумно и многолюдно. Да и разве хватило бы у Анри сил расставить хитроумный капкан.

В записке говорилось, что он будет ждать во время антракта. Значит, это скоро. Я могу и не успеть. Задержавшись только для того, чтобы захватить оперную накидку, шпагу и маску, я пешком отправился по указанному адресу. Записку я все еще бессознательно комкал в руке. В ней не было завернуто никакого камушка, а только сорванный засушенный цветок - роза. Сухие шипы больно терлись о кожу, когда я надавливал на них, а лепестки мелким крошевом осыпались на бумагу. Зачем Анри прислал мне розу? Что он хотел выразить этим символическим подарком? Неужели узнал о том, как я поранился о шипы?

Когда я был в указанном в записке квартале, он был еще только отстроен, а теперь уже носил название старого. Не то, чтобы на фасадах домов облупилась краска или обветшала лепнина, просто сама архитектура навевала воспоминания о прошедших веках. Теперь таких темных приземистых зданий уже не строят, дома стали светлее и просторнее. Освещенный фонарями фасад театра с искусно разрисованной вывеской резко выделялся на фоне мрачных, прижатых друг к другу зданий. Возле названия "Марионетта", выведенного крупными алыми буквами, был четко вырисован стройный силуэт балерины в маске, с черным веером в руке и с розаном, приколотым к корсету. Может, послав мне розу, Анри хотел дать опознавательный знак, чтобы я не прошел мимо входа.

Маленький театр, тесный холл и забитый зрителями душный партер. По собственной воле я бы ни за что не пришел в подобное дешевое заведение. Я мог бы незаметной тенью проскользнуть в одну из пустующих лож. Никто бы не заметил меня в ее темном бархатном углубление, меж полуопущенных портьер. Однако я предпочел расплатиться с консьержем и на полных правах занять крайнюю ложу над сценой. Ряд лож в левой стороне был отведен специально для знатных господ, по случайности заглянувших в "Марионетту", чтобы не тревожить ни зрителей в партере, ни тех, что теснились на галерках. Анри в фойе не было. Я стряхнул капли дождя с серого атласа накидки, отодвинул пыльную портьеру и бросил взгляд на сцену, ожидая, что с минуты на минуту сзади, из черного провала аванложи, раздастся хриплый, зловещий шепот, и худое проворное тело Анри скользнет на затененное сидение подле меня.

А пока можно изучить сцену, огни рампы, бледные, выцветшие декорации и изношенные костюмы. Край бардового занавеса с золотистыми кистями колыхался в углу у моей ложи. Мог ли я подумать, что за этим занавесом на сцене я снова увижу ее? В первый миг мне захотелось засмеяться. Принцесса здесь! Это невозможно, но передо мной была именно она. Мне ли перепутать с кем-то ее черты. Даже бинокль, забытый кем-то на бортике ложи был не нужен. Такое лицо, как у Розы невозможно забыть, даже если она играет, поет и в заранее отрепетированные моменты кокетливо подносит к лицу алую полумаску. Я напрягся и попробовал прочесть ее мысли, кажется актрису, которая исполняла главную роль сбил экипаж принцессы и чтобы не сорвалось представление, Роза предложила на замену себя. Смелая девочка! Сейчас она испытывала мгновение своей славы, несколько сотен зрителей жадно ловили каждое ее слово и движение. Мысленно я аплодировал ей.

А потом я углубился в спектакль и был поражен. На соседнем кресле лежала смятая программка. На титульном листе блестящими чернилами было выведено название "Тень и маркиза". Я даже не решился пролистать либретто. В памяти и так слишком свеж был след, оставленный первой жертвой. Роза играла маркизу Сабрину. Маркизу, которая поклялась расквитаться с демоном, который когда-то сжег город, где находилось поместье ее отца. Дальше следовала сделка с колдуном и договор, скрепленный кровью. Оказавшись при дворе, маркиза открыто насмехается над слухами о демоне, но втайне измышляет планы мести. Я заранее знал все, хотя не читал краткое содержание. Знал, что вместо ожидаемого безобразного негодяя, которого легко завлечь в свои сети и погубить, Сабрин видит на балу, похожего на золотистую тень незнакомца и влюбляется в него, а он и есть крылатый демон.

Я зачарованно следил за Розой. Она чувствовала себя так свободно и уверенно, будто привыкала к сцене с малолетства, а не переступила через рампу в первый раз, чтобы отдать себя на суд требовательной толпы. Однако в отличие от прочих актрис ее никто не осуждал, ею восхищались. Я сам затаил дыхание, ожидая следующих ее слов и искренне радовался, что никакой Анри пока еще не дышит мне в затылок. Падший эльф с его упреками и претензиями может подождать, а триумф девушки, которая меня очаровала, может быть первым и единственным.

Я не сразу заметил, что костюм маркизы сшит из дешевого материала, лишь издали напоминающего парчу и подколот булавками, чтобы зрители не заметили, что он чуть велик главной исполнительнице. Драгоценные камни на корсете и в тиаре всего лишь стекляшки. Зато сама Роза была бесценна. Она благосклонно слушала, как паж докладывает о злом духе, поселившемся в заброшенном поместье, кивала, в нужным местах отпускала реплики.

Роза начала читать стихи и вдруг резко вскинула голову, будто кукловод дернул марионетку за ниточки. Принцесса ощутила мое присутствие. Она взглянула на мою ложу, и слова оборвались. Роза побледнела. Мне показалось, что сейчас она упадет в обморок, пропустив момент своего триумфа, но она устояла на ногах. Это представление было слишком хорошо для того, чтобы сорвать его из-за случайного совпадения. Одно долгое мгновение Роза смотрела на меня и молчала. В затянувшейся паузе повисло напряжение. Неужели мое лицо так сильно фосфоресцировало в полутьме, что она могла рассмотреть каждую черту. Красиво очерченные алые губы Розы чуть шевельнулись.

-- Ангел! - едва слышно прошептала она. Даже не слово, просто восторженный вздох, но я все расслышал, хотя даже на сцене это слово осталось почти без внимания. Ведь актриса играет в первый раз, а даже те, кто часто выступал до нее могут, заметив в зале кого-то знакомого, от волнения спутать слова в репликах. Главное, что б смысл от этого не изменился. Роза быстро пришла в себя и постаралась сосредоточиться на продолжение стихов, а я чуть отодвинулся за портьеру.

Анри все еще не объявился. Взглядом я искал его в пустых ложах и даже в переполненном муравейнике партера. Его нигде не было. Вокруг только смертные, никаких флюид темного колдовства. Хотя нет, я принюхался к душному, пропитанному множеством запахов воздуху и уловил присутствие другого чародея. Не на галерках, чуть ниже. В ложе по центру в первом ряду. Я перевел взгляд туда и увидел Винсента. Он вцепился длинными пальцами в тонкий бархатный барьер и смотрел на сцену с каким-то странным, алым огоньком в глазах. Неужели он восхищен. Я никогда еще не видел его таким, никогда не замечал, что он восхищен кем-то. Обычно никто, кроме собственной персоны, не мог вызвать у него восторженного преклонения. Однако от сегодняшней примадонны он был не в силах оторвать глаз. Его воротник распахнулся, обнажив красные полоски шрамов от пяти когтей скрипачки, но Винсент даже не замечал этого и ему, кажется, было плевать, что кто-то из зрителей может заметить его изуродованное горло.

Как странно! Мало того, что мы с Винсентом не сговариваясь заранее пришли в один театр, мы еще и увлеклись один и тем же. Я не сразу ощутил, что из противоположной ложи ко мне несутся флюиды зла. Анри сидел там и в упор смотрел на меня, будто сцена не разделяла нас, будто он может взмахнуть полами серого плаща, как крыльями, и, перелетев через оркестр, легко опуститься на бортик моей ложи. Без маски он напоминал актера, забывшего смыть сценический грим. А без огней рампы любой грим выглядит белым шероховатым пятном с аляповатой подводкой на веках и губах. Анри снял шляпу и неестественно изогнутые, как острые крылья летучей мыши, его уши уродовали и без того некрасивое лицо.

-- Пойдем! - звал его взгляд. - Нам нужно поговорить!

Его губы не шевелились, но слова долетали до меня, как подсказка из суфлерской будки. Если бы Анри сказал это во всеуслышанье, намереваясь разоблачить меня перед зрителями и примадонной, то я бы, не задумываясь, опалил его огнем. Я взмахнул накидкой и стал невидим для всех. Невидимкой я покинул театр и стал дожидаться на мостовой. Несомненно, после спектакля Роза останется, чтобы принять цветы и поздравления. Незамеченным я проскользну назад, чтобы разделить с ней ее триумф и при этом остаться невидимым. А сейчас мне надо было узнать, чего хочет Анри. Он не спешил выходить из уютного здания театра. В стенах, где полно людей, он чувствовал себя более защищенным, чем на пустынной улочке. Я заметил его силуэт в освещенном окне фойе. В наглухо запахнутом сером плаще он напоминал смерть с театральных подмостков. Что ж, придется вернуться.

Всего лишь небольшое усилие мыслей, и окно второго этажа распахнулось, защелка отлетела и царапнула Анри по руке. Одним прыжком я преодолел разделявшее нас расстояние и сел на подоконник.

-- Ты хочешь поссориться на публике? Лучше было бы сделать это на улице, вдали от зрительного зала.

-- Публика, затаив дыхание, наблюдает за восходящей звездой, - нагло парировал Анри. - Я бы и сам был не прочь пройти за кулисы, чтобы поздравить примадонну, но боюсь, как бы она не отшатнулась, ощутив запах разложения.

Он тихо и гадко рассмеялся.

-- Так мне задержаться после окончания или нет?

-- Не смей! - спокойно, но твердо приказал я, и Анри испугался этого спокойствия больше, чем открытого проявления силы.

-- Я счел твою записку слишком дерзкой.

-- Я не поэт. Сочиняю, как могу, - гневно дернулся Анри. - Красивые пустые слова, это ваше пристрастие, а не мое.

-- Даже если б ты и был красноречив, это бы не компенсировало отсутствия вежливости. Будь учтив и спокоен, иначе скоро у подданных твоего отца зачешутся руки, чтобы вооружиться, кому чем удобнее, и общими усилиями свергнуть самозванца.

-- Да, как вы...- Анри сжал кулаки, на миг забыв о том, что слишком слаб даже для поединка с человеком, не то, что с драконом.

-- Тише! - велел я, заметив, что у входа в фойе прошлись запоздавший посетитель и консьержка. Мне не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем нашей очередной разборки. Не хотел, чтобы появился еще один человек, вроде помилованного разбойника из Рошена, который будет сидеть в кабаке и всем рассказывать о том, что он видел дьявола в прекрасном обличье.

-- Чего ты хочешь? - обратился я к Анри. - Надо либо в конец обнаглеть, либо напиться до беспамятства, чтобы рисковать шкурой и подкидывать мне послание во второй раз. Нельзя будить спящего хищника, все в моей империи уже усвоили этот урок.

-- Ты не в своей империи.

-- Я в городе, в котором уже давно, мало кто осмелится мне перечить. Исключением из общих правил может стать только безумец или тот, кому надоело жить.

Если бы не вечная не проходящая бледность, Анри бы покраснел от гнева. Я старался стоять от него чуть в стороне, потому что предполагал, что если чуть приближусь, то в ноздри мне ударит зловонный трупный запах, смешанный с благовониями и притираниями, так модными при дворе. Анри, заметив такую брезгливость, с пониманием скорчил насмешливую гримасу.

-- Посмотри на меня! - предложил он, но его голос тут же надорвался, и он прикрыл лицо худыми ладонями, будто стыдился своего вида. - Мои вены высохли, по ним больше не течет кровь, кожа чешется и шелушится. Даже не знаю, с помощью какого волшебства я еще дышу, двигаюсь, живу. Живу?! Да, я теперь ходячий труп. Скоро рассыплюсь в прах.

-- Ну, до этого еще далеко, судя по твоей расторопности, - я решил, что он чересчур драматизирует. Если бы я впал в подобную истерику при первом превращении, то кончилось бы это весьма плачевно. Всегда лучше искать выход, чем плакать, но как объяснить это тому, кто упорно не хочет ничего понимать?

-- Ты обязан мне помочь, - под всеми своими несчастьями Анри подвел уже знакомый мне итог. - Ты ведь все можешь, Эдвин! Ты умеешь колдовать, одним мановением руки, одним взглядом, одним словом ты способен совершать невозможное. Верни мне красоту, юность, жизнь, и я навсегда отстану от тебя. Спрячусь в своем королевстве и клянусь, ты больше обо мне не услышишь.

Вспомнит ли он хоть раз об этой клятве после того, как получит долгожданную помощь? Его благодарность еще была под вопросом. К тому же, не в моих силах было освободить волшебное существо от уз, связывающих его с миром ему подобных. Выбирать было не из чего - выход лишь один.

-- Ты должен вернуться в империю ...ненадолго. Больше одного вечера в месяц я не стану там тебя терпеть, но за это время можно успеть почерпнуть ту энергию, которая будет питать твое тело жизнью и поддерживать красоту до следующего посещения резиденции фей. Так тебе и придется перебиваться от одного полнолуния до другого.

-- Выходит, я навсегда прикован к тебе и твоей проклятой стране? - снова вспылил Анри. Ему было все равно, что начался антракт, и публика, с шумом выходящая из зрительного зала и верхних лож спешит прогуляться в фойе. Шелестят платья дам в коридоре, уже у самых дверей, взмахивают веера, множества голосов наперебой обсуждают прекрасную "маркизу".

-- Я все сказал! Мне не за чем лгать тебе, Анри, - я внимательно следил за распахнутыми дверями и всеми, кто входил в фойе. Предусмотрительно понизив голос на несколько октав, я старался не привлекать к себе внимания.

-- Возвращайся на один вечер, по истечении месяца на следующий и приводи с собой всю свою компанию.

-- Мы должны снова идти на поклон к императору, чтобы все твои избранные, распрекрасные дамы и кавалеры косились на нас, как на отверженных и злорадствовали.

-- Они все сами не без изъяна. Крылья, острые пальцы и уши, даже некоторые мелкие уродства, прикрытые драгоценностями и кружевами, очень часто бывают нежелательным дополнением к самой возвышенной красоте.

-- А твой изъян сидит внутри тебя, и как бы он не распахнул драконьи крылья на глазах у всех этих завсегдатаев театра, перед которыми ты стесняешься повысить голос.

-- В отличие от тебя я не вспыльчив и умею контролировать своего демона.

-- Так ли это? - Анри подозрительно сощурился.

-- Возможно, что один раз ты заставишь его выйти из-под контроля и тогда берегись, Анри! - я прошел мимо, толкнул его плечом и на ходу шепнул. - До полнолуния!

Он что-то недоброжелательно фыркнул и поспешно нацепил маску, чтобы никто на выходе из театра не задержал его, как зараженного чумой. А, ведь он был похож на чумного и при этом с презрением отзывался о единственной помощи, которую я мог ему предложить.

Поймав в коридоре уже знакомого консьержа, я с видом любителя поинтересовался:

-- А кто автор пьесы? Он ждет за кулисами? - обычно драматурги чуть ли не селились на подмостках, наблюдали из-за кулис за каждым представлением, а если выйдет в конце наслаждались успехом. Поэтому я удивился, услышав в ответ:

-- Его нет здесь. Он никогда не посещает спектаклей. Кто он - загадка. Явился к нам в первый раз только, чтобы отдать рукопись, как будто вырос из тумана, директор вначале над ним посмеялся, но после ...успех все меняет. В общем, приходит он редко, только для того, чтобы забрать часть прибыли.

Где-то в глубине шевельнулось смутное подозрение.

-- А как он выглядит?

-- Странный такой паренек, рыженький, очень худой, одевается кое-как. Те старомодные тряпки, что на нем похоже сняты с отца. Он всюду таскает за собой видавшую виды арфу в потрепанном футляре.

-- Камиль, - вслух подумал я.

-- Так вы его знаете? - обрадовался консьерж.

-- Что? - мне показалось, что я ослышался. Уж слишком все просто. Камиль бы наверняка выбрал себе псевдоним, а не разбалтывал всем, кто он такой.

-- Камиль - так его зовут, - пояснил консьерж. - Еще он выбрал себе прозвище - Живописец. Это все, что я о нем знаю. Об остальном вам лучше расспросить директора. Они вместе запирались в его кабинете и подолгу о чем-то беседовали, - он как-то неприязненно покосился в ту сторону, где должен был располагаться директорский кабинет, словно на двери остались заразные отпечатки пальцев загадочного посетителя. - В общем, это не мое дело, - поспешно заключил он.

-- А исполнительница главной роли? Как ее зовут?

-- Роза...Роза Бель, - последовал ответ, при произнесении имени язык консьержа слегка заплетался, выдавая, что на этот вопрос ему сегодня пришлось ответить не один десяток раз. - Это ее первое представление.

У нее хватило сообразительности не называть своего полного имени. Красавица - самый распространенный театральный псевдоним, но только она одна носит его заслуженно.

Я пробрался за кулисы так быстро и легко, что никто не смог бы задержать меня. Да и кому удастся рассмотреть того, кто может прикинуться невидимкой? Пройдя в тесную гримерную, завешенную костюмами, которые нуждались в починке и пыльными париками, я расположился в кресле и стал ждать. Сюда почти не долетал гром аплодисментов, шепот и одобрительные крики, раздававшиеся за плотной стенкой напоминали пчелиный рой. Зато быстрые шаги в коридорчике и скрип двери заставили встрепенуться. Роза быстро прошла к зеркалу, бросила на тумбочку легкий шарф, слишком поспешно сняла с шеи фальшивое ожерелье. На туалетном столике было полно румян, белил и баночек с помадой, но Роза выступала без грима. Кожа на красивом лице была нежной и чистой, как у ребенка, а ресницы темными и длинными. Мне захотелось подойти к ней и поцеловать розовые, по-детски припухлые губы, но я прогнал от себя эту мысль, как если бы она была ересью. Я отказался от любви с тех пор, как занялся колдовством.

То место, где я сидел, было отгорожено от двери ширмой, поэтому Роза не сразу заметила меня. Она даже не обернулась в темный уголок. В гримерных всегда царит полутьма, а здесь горела всего одна лампа и в ее неверном свете принцесса различила в зеркале позади себя второе отражение. Не мое лицо - маску. Ту самую маску, которую я предусмотрительно захватил с собой и успел надеть, дожидаясь Розы.

Я почтительно встал, сложил руки за спиной и сделал движение, напоминающее легкий поклон. Вельможа может поклониться актрисе чуть насмешливо, но не слишком низко. Бархатную маску с окаймленными золотом прорезями для глаз мог надеть только аристократ, она это знала, но нельзя было дать ей понять, что я знаю о том, кто она на самом деле.

Роза подумала, стоит ли сделать реверанс, но отказалась от этой идеи, сообразив, что это она здесь на полных правах, а я вторгся к ней без разрешения.

-- Кто вы? - тихо, но требовательно спросила она, присмотрелась ко мне и чуть приоткрыла рот от изумления, будто что-то вспомнила. Ее губы округлись. Сейчас она задаст вопрос, который решит все.

-- Я ваш самый преданный поклонник, дорогая, - опередил я ее, а потом, пытаясь придать сказанном форму шутки, добавил. - Даже спустя столетия я буду только вашим поклонником и ничьим больше. Это ли не преданность?

-- Почему вы так говорите? Почему так пристально смотрите на меня?

Я сначала пожал плечами, пытаясь этим простым жестом освободить себя от ответа, а затем все-таки нерешительно признался:

-- Просто я никогда еще не видел воплощенного совершенства.

-- Вот как, - она снисходительно кивнула. Уж не сочла ли за сумасшедшего?

За оконцем, загороженным свинцовым переплетом по булыжной мостовой ритмично звучали чьи-то шаги. Я бросил туда быстрый взгляд и заметил Винсента, который ходил взад-вперед перед закрытыми окнами, как отвергнутый влюбленный. Это сравнение меня бы рассмешило, но вдруг мимо Винсента вихрем пронесся кто-то в сером плаще, направляясь к ожидающей возле фонарей двуколке.

-- Он давно уже ходит вокруг театра. Тот худой человек, загримированный под смерть, - голос Розы донесся откуда-то издалека. Она тоже подошла к окну и следила за тем, как Анри ловко запрыгнул в двуколку и приказал кучеру ехать.

-- Вы его знаете?

-- Пообещайте мне кое-что, Роза, - я обернулся к ней, чтобы заглянуть в ее подозрительные мерцающие глаза. - Обещайте, что если он вернется, если подойдет к вам под каким-либо предлогом, ни в коем случае не принимайте его помощь, не идите вслед за ним. Вы обещаете мне?

Я, как проситель, схватил ее руку и на миг наши пальцы переплелись, теплая живая кожа соприкоснулась с мертвенно - холодной. Прикосновение жизни и смерти, ангела и демона.

-- Обещаю, - произнесла Роза. - А теперь снимите маску.

-- Нет, - я отступил на шаг назад, будто это могло спасти меня от разоблачения. Она, может быть, уже узнала мой голос, а я трусливо прячусь в тень. Набрался дурных манер от Анри.

-- В чем дело? Вы изуродованы? - с притворным сочувствием поинтересовалась Роза.

-- Изуродован?

-- Ну, да. Как тот молодой человек, что ходит под окнами. У него, кажется, обожжено или изранено горло, но он, по крайней мере, этого не стыдится. А у вас тоже самое произошло с лицом?

Откуда только она успела набраться опыта. Никто не смог бы так умело спровоцировать меня снять маску. Стоило труда не поддаться.

-- Я, кажется, забыл поздравить вас с первым удачным выходом на сцену. В честь этого положено дарить хотя бы корзину цветов, а я не принес с собой ничего. Как неловко, - ну вот, за что только Анри назвал меня сочинителем, если я не могу изобрести никакой нейтральной темы для разговора, кроме избитого флирта. Высвободив из-под плаща руку, я махнул ею в воздухе, слегка щелкнул пальцами. Роза так и не смогла понять, откуда вдруг в моей ладони появился небольшой, но пышный букет садовых лилий.

-- Я бы предпочла получить в подарок вашу маску, - чтобы скрыть волнение Роза наматывала на палец голубую ленту, прикрепленную к букету до тех пор, пока та не закрутилась в спираль.

-- Мою маску, - я поднес руку к лицу. - Я пришлю ее вам ...попозже.

-- А почему не сейчас?

-- Так будет не интересно. Тайна привлекает лишь до тех пор, пока неразгаданна.

Роза обиженно надула губки. Сразу было заметно, она не привыкла к тому, чтобы поклонники ей в чем-то отказывали.

-- Я приду на ваше следующее представление, - пообещал я, направляясь к выходу.

-- В следующий раз меня здесь не будет, - Роза обвела глазами тесную гримерную, перекинутые через ширму платья, которые давно нуждались в штопке, шиньоны и парики на деревянные болванках. - Это все не мое, - объяснила она. - Сюда вернется другая, когда выздоровеет. Судьба любезно предоставила мне лишь один вечер в "Марионетте" и, я не смогла отказаться.

-- Вы говорите об этом незнакомцу.

-- Вы обо всем уже знаете. Во всяком случаем мне так почему-то кажется, - она слегка передернула обнаженными плечами. - Мне кажется, что нет ни в Ларах, ни в мире ничего такого, о чем бы вы не знали или не могли узнать.

-- Откровенность за откровенность. Скажите о своем желании директору театра, и он предоставит вам бессрочный контракт.

-- Бессрочный контракт кончиться тогда, когда на сцене меня увидит кто-то из знакомых. В этом случае пострадаю не я одна, а также все, кто работают здесь и даже посетители. Жизнь жестока, - заключила Роза тоном капризного ребенка. Час от часу она казалась мне все более привлекательной и необычной. С кем-то можно прожить рядом много лет и даже не проникнуться симпатией, а к кому-то страстно привязаться всего за две минуты. Роза была из тех, кого хочется навсегда оставить с собой и уже не отпускать.

В гримерной раздались какие-то шорохи. Это мотыльки протиснулись сквозь переплет окна и теперь кружили над масляной лампой. Я прикрутил фитиль, чтобы пламя стало чуть слабее. Маленькие крылышки, шелестящие за ширмой и у окна, как будто напоминали, что мне пора уходить. Оранжевые отблески фонарей манили на опустевшую после закрытия театра улицу. Даже Винсент успел куда-то уйти. На миг меня поразила странная догадка, что он заглянул в окно и увидел здесь меня.

-- До встречи, дорогая, - довольно фамильярно попрощался я и, взявшись за ручку двери, уже более серьезно добавил. - Надеюсь, что следующая встреча состоится.

На самом деле я не собирался уходить насовсем. Полчаса спустя я все еще стоял возле театра и наблюдал, как отъезжает экипаж принцессы. Какое-то необычное предчувствие заставило меня обернуться в темный тупик квартала. Там облокотившись о цоколь какого-то здания, стоял Винсент. Он не провожал взглядом карету, он пристально смотрел на меня. Я почувствовал себя странно, будто кончики иголок вонзились в кожу.

Винсент выпрямился и двинулся ко мне через мостовую. Движения были гибкими и грациозными, как у хищника. Лицо чистым пятном белело в полутьме. Благообразный вид еще ничего не значил. Винсент мог вцепиться в горло любому прохожему, мог пырнуть ножом из-за угла и исчезнуть быстро, как тень. Ему не стоило доверять. Я скрестил руки на груди и в упор посмотрел на него, пытаясь мысленно предупредить "я жду, действуй быстрее, Винсент".

В ответ не раздалось ни звука. Винсент приблизился в плотную, молча сунул мне в руки какой-то сверток и помчался прочь, так быстро, будто черти гнались за ним по пятам.

Сверток был тяжелым и угловатым. Я развернул заляпанный кровью кусок тафты и увидел ...золоченую скрипку Деборы.

Гнаться за Винсентом было уже бессмысленно. Его уже и след простыл. Лакированный корпус скрипки был в нескольких местах оцарапан. Позолота местами осыпалась. Мне показалось, что из царапин сочатся кровавые капельки, похожие на слезы. Какой-то голос шептал надо мной в ночи, но я не мог, да и не хотел разобрать слов.

Рок? Предупреждение? О чем Винсент хотел меня предупредить? О том, что девушка только, что уехавшая из театра может повторить судьбу несчастной скрипачки. Столько лет я не мог найти реликвию Деборы, а она была у Винсента. Совсем рядом, можно сказать всего в метре от меня, когда я договаривался о покупке поместья, а неимущий аристократ промчался мимо, унося скрипку с собой.

Винсент вернулся домой только под утро. Всю ночь он бродил где-то и судя по его состоянию пил. Под глазами залегли темные круги от бессонницы и излишка вина.

-- Твой знакомый Анри нашел в бедняцком квартале какого-то ученого доктора. Надеется, что тот излечит его от неизлечимого недуга, - холодным бесцветным тоном сообщил Винсент и попытался рассмеяться. - Я встретил их в кабаке.

-- Ты кутил в их компании?

-- Нет. Зачем? Меня никогда не тянуло в компанию к обреченным. От Анри несет затхлостью могилы, а от доктора зловонием микстур. Что общего может быть у меня с ними?

Он скрестил руки на груди и уставился в окно. Скрипка лежавшая на столе передо мной его, как будто совсем не интересовала. А мне до сих пор казалось, что мелкие трещины в полированном корпусе кровоточат.

-- Зачем? - спросил я у Винсента и пораженный неожиданной догадкой предположил. - Из мести? Ты хотел расквитаться с ней за то, что она изуродовала твое горло?

Винсент надменно изогнул бровь. Он как будто был изумлен тем, что я еще всего не знаю.

-- Нет. Не за это, - все-таки ответил он и усмехнулся. - За это я рассчитался с ней еще тогда, когда оттащил в суд. Я опалил ей крыло - мы квиты. Скрипку я оставил у себя, чтобы понять, что так привлекало тебя в ее музыке. Интересно, если бы я играл так же, прогнал ли бы ты меня от своих дверей, когда я впервые предложил тебе союз и дружбу, причем должен заметить не из корыстных побуждений, а от чистого сердца. Ведь в те времена никто в здравом уме и трезвой памяти не дал бы за твою жизнь ломаного гроша. Ты был заключен в стране своего отца, как в мышеловке, а я предложил тебе бегство, поддержку, спасение.

-- И я должен быть тебе за это благодарен?

-- Я вернул тебе реликвию Деборы. Почему же ты не несешь ее скрипачке?

-- Она вся исцарапана, - я провел пальцами по поверхности инструмента и ощутил шероховатость, там, где раньше корпус был тщательно отполирован. Одна струна лопнула и чуть не порезала мне палец.

-- Дело не в скрипке, - нагло констатировал Винсент. - Тебе теперь наплевать на свои манускрипты и на затворницу. Ты нашел нечто более ценное.

Струны жалобно звякнули, хотя я не прикасался к ним.

-- Что ты имеешь в виду? Тебе тоже понравилась девушка?

-- Ты ее погубишь, - Винсент прислонился лбом к холодному стеклу. - Как Сильвию, как скрипачку, как эту безрассудную Франческу.

После долгой ночи жители Лар начали неохотно просыпаться. В утреннем тумане на площади началось оживление. Прогромыхала по мостовой телега, полная ящиками с цветами. Я уловил запах свежесрезанных роз.

Винсент закрыл шторы, чтобы свет зари не проникал в наше жилище. Он протрезвел и заговорил ровным, чуть обиженным голосом.

-- Зачем она тебе, Эдвин? Разве мало в твоей империи красивых злодеек под стать тебе самому?

-- Ты считаешь, что даже император ее недостоин? - изумленно поинтересовался я. Мне хотелось услышать его мнение.

-- Этот земной ангел слишком хорош для тебя, - без лести признался Винсент. Вне сомнений, это был первый честный ответ в его жизни.

Я накрыл скрипку все тем же грязным куском тафты, чтобы вид исцарапанного корпуса больше не смущал меня, чтобы воображение не рисовало больше картину того, как кто-то невидимый перебирает пальцами уцелевшие струны.

Теперь вместо мостовой под окнами театра Винсент мерил шагами потертый ковер, доставшийся мне вместе с домом. У Винсента вошло в привычку при отсутствии полезного дела просто ходить из угла в угол и на ходу отпускать остроумные замечания, но на этот раз он был сильно расстроен. В таком дурном настроение я видел его лишь однажды, когда он вломился ко мне в склеп и начал обвинять во всех смертных грехах, лишь потому, что мне досталось то, о чем он мечтал всю жизнь.

-- Лучше всего было бы облегчить страдания Анри, пока он не создал нам лишних хлопот, - в совете Винсента на этот раз зазвучала настойчивость.

-- Каким образом?

Винсент выразительно провел пальцем прямую линию у себя на шее, будто намеревался обрубить голову.

-- Это можно сделать любым тебе известным способом, лишь бы только он не мешался под ногами. Иначе жди бед, - Винсент уже не советовал, а предостерегал. Значит, узнал что-то такое, о чем ему не хотелось заявлять вслух.

После долгого ночного бодрствования в утренние часы он обычно отправлялся спать, но на этот раз задержался, оперся руками о стол, за которым я сидел, чуть наклонился ко мне и прошептал:

-- Ты не должен был становиться таким красивым. Сам того не желая, ты погубил слишком многих женщин, но не причиняй зла своей музе.

Причинить ей зло? Винсент так ничего и не понял. Мне было страшно находиться рядом с ней, потому что прикажи она мне разжечь погребальный костер для себя самого и я бы подчинился, как до этого подчинялся приказам князя и сжигал в неожиданных массовых аутодафе совершенно незнакомых мне людей. Единственное, чего я боялся - это снова попасть в зависимость от кого-то, и, тем не менее, днем вышел на городскую площадь, чтобы понаблюдать за Розой.

Винсент никак не мог избавиться от привычки спать целый день, поэтому не сопровождал меня. Только благодаря его отсутствию я мог следить за ней, находясь на расстоянии. Если бы Винсент находился рядом он бы тут же начал приставать к ней, при этом выдав и меня.

Роза мерила шляпки возле лотка под навесом и, я отодвинулся подальше, чтобы она не заметила мое отражение в зеркале, которое поднес ей продавец. Такие старые мутные зеркала, которые выставляют в лавках для покупателей, всегда действовали на меня плохо. Дешевое стекло с амальгамой ловило золотые искорки в моих глазах, и вместо собственного отражения я почему-то видел золотого змея. Я закрыл лицо ладонями, когда солнечный луч, отразившийся от зеркала, ударил мне в глаза. Без всякой видимой причины я ощутил, что утрачиваю физическую оболочку и становлюсь невесомым крылатым змеем, а ведь этого не могло быть, я научился контролировать превращения. Отняв руки от лица, я заметил, что какой-то старик, неподвижно застывший по другую сторону площади внимательно наблюдает за мной. Круглая шапочка, какую обычно носят аптекари и седая борода, обрезанная клином не сочетались с тяжелым меховым дублетом. Почему он так тепло одет, ведь солнце светит по-летнему жарко и почему так пристально смотрит на меня?

Отвернись, мысленно приказал я ему. На минуту наши взгляды перекрестились и как ни странно боролись, а потом он подчинился.

Роза уже выбрала соломенную шляпку с пышным плюмажем из фиалок и хотела расплатиться, но тут в зеркальце позади нее возникло чье-то черное отражение. Анри незаметно подкрался сзади, чуть хриплым голосом поздоровался и прежде, чем Роза успела что-то сказать, щедро оплатил ее покупку.

Старик больше не смотрел на меня, но я все еще ощущал на себе его пронзительный взгляд. От злости на Анри я не мог больше контролировать свои чувства и почти чувствовал, как за спиной раскрываются тяжелые крылья и только плащ прикрывает их от постороннего внимания. Скорее в темный переулок, там никто не заметит сверкающего змея, а оттуда мимо крыш нетрудно будет взмыть к небесам. Никто бы из окон не заметил, что над черепичными кровлями домов парит нечто золотое, свившиеся кольцами и крылатое, но моя тень закрыла собой солнце, и на площади стало совсем темно. Все жители побежали прятаться по своим домам, продавцы оставили лотки с товаром и кинулись прочь. Солнечное затмение к добру не приводит, особенно если на солнце лежит тень дракона.

Посереди площади остались только двое. С высоты крыш я отлично видел их - крошечные фигурки, как среди опустевшей арены, моя принцесса и ссутулившейся человек в измятом черном плаще. Вся его поза выражала трусость и коварство. Зачем он увивался вокруг принцессы? Неужели решил использовать ее в своих планах?

Роза подняла голову и увидела выше крыш очертания моего крыла, ее глаза от удивления распахнулись еще шире, губы приоткрылись.

-- Кто-то парит над городом, - певучим тоном сказала она. - Говорят, есть крылатый хозяин всех крупных городов, которые может погасить свет и превратить все эти дома в пепел.

На площади сильнее сгустилась тьма, и только изумрудные шпильки в волосах принцессы загадочно мерцали.

-- Ваше высочество верит в такие сказки? - льстиво осведомился Анри, пытаясь сделать вид, будто не придает всему этому значения, однако руки у него дрожали. - Значит ли это, что вы верите в страну фей?

-- А почему бы и нет, - откликнулась она. - Надо же во что-то верить.

На пустой площади ее голос звучал, как на сцене. Казалось, она не говорит, а поет.

-- Пойдемте в мою карету, ваше высочество, - предложил Анри. - Я отвезу вас домой.

Роза недоверчиво покосилась на него и отступила на шаг. Он хотел заманить ее в свою карету. Та уже ждала в переулке. Кони нетерпеливо ржали. Я чуть пригнулся над крышами, схватил экипаж когтями и раздавил его, как яичную скорлупу, причем сделал это так молниеносно, что Роза уловила только эхо шума, да предсмертное ржание коней, которые и конями-то были лишь временно. Обломки колес и крыши выскользнули у меня из когтей и посыпались на мостовую. Раздробленная рама от дверцы упала к чьему-то крыльцу. Бархатная обивка сидений лоскутами покрыла мостовую. Хрустнули сломанные рессоры. Роза вздрогнула, услышав, как драконьи когти, как будто играя, провели несколько глубоких прямых царапин по булыжной дорожке между домами. Душераздирающий скрип заставил ее прижать ладони к ушам.

-- Простите, но мне пора, - Роза ловко проскользнула мимо Анри.

-- А если сейчас по мостовым промчится призрачная карета монсеньера дракона? - злорадно прошептал Анри и громче спросил. - Вам не страшно?

-- Страшно, но я должна идти, - Роза быстро миновала обломки кареты и побежала по узкой улочке. Кончиками пальцев она сжимала ленты подаренной шляпки так осторожно и брезгливо, будто на них осталась печать зла, хотя Анри и не успел прикоснуться к подарку.

Я отлетел чуть дальше, но как только моя тень соскользнула с солнечного диска на небо набежали облака. Не имело значения, что сам дракон исчез, все уже видели его тень и не смели выходить из домов. Дав выход гневу, я мог спокойно принять прежний вид красоты и невинности. Кто узнает смерть в лицо, встретив ее в как будто уснувшем городе? Анри или Роза? Кто из них попадется мне на пути? Минуту я сидел на крыше, оглядывая пустынную улицу внизу, потом, убедившись, что никто не выглядывает из окон, прыгнул вниз, ухватился руками за водосточный желоб и на секунду повис в воздухе. За углом раздавались чьи-то голоса. Я бесшумно приземлился и прислушался. Анри беседовал с тем самым стариком, который заметил меня на площади. Он был лекарем. От его дублета исходил тошнотворный запах порошков, снадобий и ядов.

-- Приготовьте лекарство скорее, - настаивал Анри. - Нас тринадцать, хватить зелья должно на каждого. Знаю, вам нужны ингредиенты. Хватит ли одного убитого, чтобы приготовить тринадцать порций вашего снадобья или бальзама. Как там вы называли это лекарство?

Сомнение. Страх. Я четко уловил и то и другое в голосе Анри. Он надеялся на то, что доктор вылечит его, но не верил в возможность исцеления до конца. Ему просто захотелось рискнуть. Вдруг все выйдет без посторонней помощи, тогда можно объявить того, кто отрицал возможность спасения, деспотом.

-- Как вы собираетесь осуществить ваш план? - Анри нервничал.

-- Он боится креста? - спросил лекарь. Задумчивый старческий голос. Где-то уже я слышал его, но это было давным-давно в лаборатории звездочетов. С такой фанатичной, пророческой интонацией говорил астролог, собиравшийся лишить меня жизни.

-- Креста? - усмехнулся Анри. - Мы все этого боимся. Он не исключение. Да и вы тоже.

Голоса удалились от меня. Шагов не было слышно, но я догадался, что говорившие свернули в самые бедные кварталы города и последовал за ними. Окраины Лар были не такими убогими, как в других городах, но на фоне великолепия главных улиц и дворцов они конечно же смотрелись бедно. Анри смело последовал за аптекарем в его дом. В окне второго этажа тускло вспыхнула лампада. Я остановился у кованого крыльца и постарался запомнить дом. В отличие от других зданий, он был недавно отремонтирован и отличался отпечатком некого величия, присущего лишь храмам наук. Сразу было видно, здесь жил ученый. На первом этаже гулял, влетавший в окно ветер и раздавался сухой шелест бумаг.

Я залез в окно соседнего дома, где по счастью отсутствовали хозяева, нашел в ящике комода коробочку с цветными мелками и захватил с собой один белый осколок мела. Легко поднявшись по ступенькам на крыльцо, я начертил на деревянной двери дома лекаря две прямые пересекающиеся линии - крест. Весь мел раскрошился, пока я старался сделать отметку ярче. Теперь нужный дом помечен, но обрадуется ли хозяин такой метке, которую нельзя будет ни смыть, ни стереть.

А теперь смогу ли я догнать Розу? Может, она еще на улице, блуждает где-то по пустынному лабиринту, ища дорогу домой. Я безошибочно отличал те улицы, по которым она недавно прошла, от тех, где искать ее было бы бесполезно. Ее незаметные для других следы на тротуаре, как будто полыхали огнем, и я шел по этим следам, пока не заметил мраморный фасад дома, где она остановилась. Свет горел на первом этаже, слышались звуки клавесина. Роза с кем-то разговаривала, попутно пытаясь разучить мелодию. Отвечала она без всякого интереса, клавиши скользили под пальцами, ноты сплывались в одну сплошную линию. Она была расстроена. Не надо было быть чародеем, чтобы это понять. Всего лишь раз она выглянула на улицу, будто искала там кого-то, а потом встала и закрыла окно, прежде чем я успел оставить на подоконнике подарок, который захватил с собой специально для нее - черную бархатную маску.

Придется вернуться еще раз, чтобы отдать ей то, что обещал. Постояв еще немного возле закрытого окна, я побрел назад к дому лекаря. Спрятавшись за углом, я ждал, пока хозяин, отчаявшийся оттереть дверь, ругаясь, направился к ближайшему торговому ряду, чтобы приобрести краску. Он так и не догадался, что, даже перекрасив каждую доску в двери, он не сумеет закрасить крест. Что говорить, ученый, а не колдун? Откуда ему что-то знать. Однако что-то интересное он знал, иначе бы не следил за мной днем. Понаглому забравшись в окно, я очутился в комнате, заставленной полками и стеллажами. Баночки, пузырьки, флаконы с какими-то мазями и жидкостями стояли в ряд. На каждой склянке висел ярлык с надписью. Книги были свалены в кучи на полу, прямо на запыленном ковре, бумаги ворохом устилали стол. К такому беспорядку я не привык, поэтому не сразу заметил книгу в кожаном переплете, очевидно написанную самим лекарем. В конце все еще оставались чистые, неисписанные ровным бисерным почерком страницы, а чернила, которыми была сделана последняя запись, еще не высохли, поэтому книга лежала раскрытой. Я поднял тяжелый фолиант с тумбочки и положил на стол, предварительно сметя с него на пол все бумаги. Что там писал наш ученый? Я пролистал первую треть книги. Какие-то медицинские записи, в которых лишь изредка встречались мистические предположения.

Пальцы скользили по бумаге. Я переворачивал страницу за страницей и находил лишь довольно туманные медицинские термины, условные знаки, наспех набросанные на полях рисунки и, записанные в столбик, результаты личных исследований. Довольно схематичные, выполненные карандашом, а иногда и чернилами зарисовки вначале не произвели на меня впечатления, но потом я начал угадывать в них что-то знакомое. Какая-то искра подозрения начала нервно пульсировать в уме, и я стал прочитывать все подряд, чтобы найти подтверждение тому, о чем подумал. На рисунках внутренности человека и животных не выглядели столь уж необычно, если бы рядом с ними изредка не встречались наброски органов, которые никак не могли принадлежать на людям, ни животным. Я смотрел на неумелый ряд эскизов и узнавал формы, очертания и особенности, которые до сих пор замечал лишь у своих соплеменников. Комок сильных мышц, вместо обычного сердца, толстые вены, по которым вместе с кровью растекается пламя и видоизмененные внутренние органы, как на некоторых набросках, я видел лишь однажды, когда вспорол брюхо хозяину кургана. Тогда это был результат кровавой бойни, а здесь все рассматривалось с научной стороны. Под каждым рисунком бежали мелкие строчки с названиями, определениями и перечислением пользы, которую можно извлечь из того или другого ингредиента. Ингредиентами для своих лекарств доктор называл все то, что можно извлечь из рассеченного брюха дракона, из пасти и даже сама туша, разрезанная по кусочкам, представляла для него интерес. Использовать можно было все: растертые в порошок кости и позвонки, вырванные зубы, мозг, печень, желудок, даже слюну. Для всего было свое предназначение, а для каждого чудодейственного снадобья требовалась хотя бы маленькая частичка, извлеченная из драконьей туши. Кусочек жира, кожи, когтей - все было уже оценено докторами на вес золота. В конце всех этих нелепых утверждений было написано, что капельки драконьей крови коснувшись земли превращаются в янтарь, а слюну можно использовать для изготовления стойких красок, духов и пурпурных чернил.

Мне хотелось засмеяться, но смех застрял в горле. По спине пробежал неприятных холодок, будто мне к горлу уже подставили лезвие ножа. Вот почему старый доктор так смотрел на меня. От этого взгляда, действительно, могла пробрать дрожь, ведь так смотрит в сторону жертвы только выжидающий убийца. Ему ведь нужно было готовить из чего-то свои снадобья. Та туша, убитого мною дракона, которую он нашел, наверное, уже успела утратить все свои чудодейственные свойства. Анри хорошо бы заплатил за свое исцеление, но чтобы приготовить для него лекарство нужно было одно - мертвая туша дракона, а точнее извлеченное из нее сердце.

Меня прошиб озноб, как если бы я был смертным. Почему я сижу в этой затхлой, пыльной комнате и испытываю страх перед каким-то немощным стариком? Я не мог дать этому разумное объяснение. Надо было давно уже выйти на улицу и, дождавшись пока хозяин вернется домой, спалить его вместе с домом, но вместо этого я застыл возле книги, тупо уставившись на последнюю исписанную страницу. Можно было сойти с ума, сидя вот так на одном месте и без конца перечитывая о том, что кровь дракона, упав на землю, застывает на ней янтарем. Даже легкий плащ вдруг стал давить тяжестью на плечи, я сбросил его, потом отстегнул перевязь с оружием и положил на стол. Если верить тому, что написано здесь, то вскоре многие сумасшедшие ученые положат жизнь на то, чтобы истребить могущественное племя, которое пока подчиняется только мне.

Для меня самого все это не имело значения, я привык к тому, что за выживание приходиться сражаться, но моих соплеменников очень часто губили их же собственные жадность и коварство.

Протяжно скрипнула входная дверь, щелкнула отскочившая задвижка, зашуршали длинные полы чьего-то плаща. Вернулся ли доктор? Нет, скорее всего, это без стука вошел один из постоянные клиентов, чтобы купить лекарство. Как не вовремя. Вместо доктора неудачник найдет здесь разгневанного дьявола.

Легкие быстрые шаги в коридоре. Я опрокинул единственную лампу, и в комнате стало темно, но вошедший уже услышал шум и направился в нужную сторону. Маленький ручной фонарь со стуком опустился на столик в прихожей и тихий, мелодичный голос окликнул:

-- Есть кто здесь?

-- Никого, кроме тени, - прошептал я, и пытаясь прибегнуть к гипнозу добавил. - Уходи!

Но дверь уже распахнулась, впустив в комнату лучистые отблески фонаря. Возникший на пороге стройный силуэт лишь в начале показался мне мальчишеским. Длинные вьющиеся пряди, спадающие на ворот камзола и очень нежные черты тут же выдавали девушку. Я хорошо видел ее в полутьме, а она меня нет. Для принцессы я всегда оставался незнакомцем, затаившемся во мраке.

-- Ты, - удивленно произнес я. Меня мучил вопрос, что она делает здесь в таком странном одеяние. Вышитый камзол и бархатный плащ, конечно же, шли ей, но мне почему-то казалось, что они были позаимствованы у пажа.

-- Вы не аптекарь? - насторожилась Роза и чуть попятилась к двери.

-- Конечно же, нет, - рассмеялся я из темноты.

Дверь захлопнулась за ее спиной по моему приказу.

-- Зачем ты пришла? Может быть, я смогу помочь тебе.

-- Я хочу купить лекарство, - Роза резко двинулась на голос. Ее глаза постепенно привыкали к темноте. Длинные пряди волос хлестнули по полке и, склянка с густой жидкостью, слетев, разбилась о пол.

-- Лекарство для тебя? Ты больна? - инстинктивно я подался вперед и вдохнул воздух, пытаясь ощутить запах болезни, но его не было.

-- Не я, - возразила Роза.

-- А кто?

-- Женщина, оказавшая мне гостеприимство, - по тону Розы становилась ясно, что весь этот допрос вызывает у нее подозрения.

-- Нужные тебе склянки на полке в углу, - безошибочно предположил я.

Роза подошла туда и начала перебирать ярлычки. Похоже, что привыкнув к темноте, она начинала видеть, как кошка. Наконец, она выбрала то, что нужно и потянулась за кошельком.

-- Сколько я вам должна?

-- Можешь взять его бесплатно, - великодушно разрешил я. - Сегодня день благодеяний и я не только подарю тебе жизнь, вместо того, чтобы лишить ее, но вдобавок к ней разрешу взять все, что тебе здесь приглянется.

Вместо того, чтобы обрадовать Розу такая щедрость ее почему-то насторожила.

-- Почему дверь закрыта? - спросила она ровным тоном, но я ощущал ее внутреннюю дрожь.

-- Потому, что я так хочу, - беспечно ответил я, не ожидая на свое заявление особо бурной реакции, но вместо того, чтобы прибегнуть к бесполезным требованиям, как сделали бы в ее случае другие, Роза смело шагнула к столу и выхватила из кобуры мушкет.

Я был довольно неосторожен, положив свою перевязь с оружием прямо на столешницу. Дуло было направлено точно мне в грудь, в то место, где у человека бьется жизненно важный и легко ранимый орган - сердце. Будь я простым человеком или трусом, то оказался бы в неприятной ситуации, но дракону пуля не повредит, а принцу Эдвину было все равно наставят на него шпагу, мушкет или заранее подписанный без суда и следствия смертный приговор. Этот безрассудный смертный мальчишка все равно продолжал бы сражаться за жизнь. А сейчас он же, ставший чародеем, лишь слегка пожал плечами и насмешливо спросил:

-- Тебе так не терпится избавиться от моего общества?

Тонкий палец плотнее прижался к курку. Она умело играла со смертью. Вне сомнений Роза держала в руках оружие не в первый раз.

-- Как хочешь, принцесса, - сказал я, и дверь резко распахнулась. Она вздрогнула, услышав обращение. Неприятно знать, что кто-то, прячущийся во тьме, знает тебя и может назвать по имени.

Роза спрятала склянку с лекарством под плащом, но не знала, как поступить с мушкетом, ведь он все-таки ей не принадлежал. Она лихорадочно обдумывала, оставить ли оружие под дверью и предупредить ли меня о том, что она не собирается украсть хорошо начищенный и по виду дорогой мушкет.

-- Оставь его у себя. Это мой подарок тебе, - милостиво разрешил я ее сомнения. - Он тебе еще пригодиться. Ночь небезопасна, принцесса!

Через считанные секунды ее и след простыл. Ушла, даже не попрощавшись и не поблагодарив. Это на нее не похоже. Значит, хозяйка того дома, где Роза остановилась, действительно, серьезно больна и я догадался почему. Роза отдала этой женщине подарок Анри, который оказался не таким уж безобидным для простой смертной. Самой Розе прикосновение Анри вряд ли смогло бы причинить вред. Она была особенной. Я чувствовал это. Даже я не мог прочесть ее мысли, если она сама того не позволяла.

Доктор все не возвращался. Мой интерес к его записям уже поостыл. Стоит ли бояться какого-то ненормального, которые решил раздобыть для своих лекарств кровь и внутренности дракона. Население земли, все, кроме жителей Лар, скорее всего посмеялось бы над такими нелепыми предположениями. Я позаботился о том, чтобы врата в потусторонний мир открывались, как можно реже. Мне не хотелось, чтоб люди встречались с моими подданными. К сожалению, у последних потребность пошалить или причинить зло смертным чаще была сильнее голоса разума и тогда, люди замечали нечто невероятное, а после рождались страшные легенды, подтверждение которым уже было невозможно найти до следующего визита мне подобных в человеческий мир.

Совсем не хотелось исследовать полки со склянками или рыться в прочих аптекарских принадлежностях. Я не знал, как скоротать время в ожидании прихода хозяина дома. Мне хотелось дождаться его и припугнуть, чтобы он прекратил вести свои темные записи и оставил тщетные поиски подходящей жертвы.

До сих пор я был охотником, а теперь жертвой избрали меня самого. Это могло бы рассмешить при более благоприятных обстоятельствах, но в атмосфере самого дома угадывалось нечто мрачное и подавляющее. Я поднялся на второй этаж, не применяя физической силы, лишь с помощью силы магической я выломал запертую дверь в спальню. Балдахин кровати оброс толстым слоем пыли и паутины, очевидно, доктор здесь давно не спал. Я прилег на выцветшее покрывало, подложил руки под голову, чтобы затылок не коснулся старой подушки и попытался представить себе, что происходило в этих четырех стенах раньше. Убили ли здесь кого-нибудь? Из чего и как были сделаны все те снадобья, выставленные длинной чередой на полках и стеллажах? Но вместо того, чтобы, бросив взгляд в прошлое, обнаружить там что-то страшное, я как во сне увидел перед собой мертвенно - бледное, мраморное лицо своего единственного кумира. Роза или Ланон Ши? Я так и не смог понять, кто передо мной, чьи длинные тонкие пальцы коснулись ворота моей рубашки и расстегнули жемчужную пуговицу, чтобы обнажилась тонкая кожа и артерия. Ведь Ланон Ши выпивала кровь своих возлюбленных?

-- Разве не так? - спросил я у видения, надеясь, что оно поймет меня с полуслова.

Все равно я буду называть ее Розой, темную музу, вдохновлявшую меня. Роза склонилась надо мной, красивая, мерцающая и ...крылатая, словно ангел. Мне хотелось коснуться ее крыльев, чтобы понять настоящие ли они, но я не смог пошевелить рукой, все члены налились свинцов. Я не мог сопротивляться, когда бледные бескровные губы коснулись моих губ. Какой холодный поцелуй.

Я проснулся. Из губ у меня сочилась кровь. Во рту застыл неприятно - солоноватый, железный привкус. Никакого особенного вкуса я не различал, разве только к железному примешивался привкус гари. Значит ли это, что кровь дракона почти ни чем не отличается от человеческой? Над этим стоило подумать. У меня, как и у хозяина этого дома на все было свое мнение. Я никогда не прислушивался к советам и всегда поступал по-своему. Вот и на этот раз не послушался Винсента, а он ведь предупреждал, что лучше убрать Анри с дороги, пока тот не навлек на меня новых бед. Его старый ученый стал один из таких нежданных несчастий.

В комнате я был не один. Кто-то медленно приближался к постели. Не крылатый призрак Ланон Ши, а отвратительный старик с горящими безумным фанатичным огнем глазами. В темноте сверкнуло лезвие, достаточно остро заточенное для того, чтобы рассечь нежную кожу на горле и перерезать артерию.

-- Бритва? - я был так удивлен, что произнес это вслух. - Вы собираетесь убить меня бритвой?

Одним молниеносным движением я вышиб острый предмет из его руки, при этом намеренно задев пальцем лезвие. Из пореза, прежде чем он затянулся, капнула кровь и впиталась в ковер.

-- Как видите, она не превратится ни в янтарь, ни в карбункул, ни в бриллиант или на что там вы еще надеялись? - пытаясь изобразить вежливый интерес, я поднялся, отряхнул от пыли камзол и попробовал изобразить послушного любознательного ученика, роль которого мне не раз приходилось разыгрывать перед князем. Что скажет мне этот старик? Неужели внешняя сияющая оболочка не производит на него впечатления? Значит ли это, что он может заглянуть глубже и увидеть не маску, а суть - темное и злобное существо внутри меня.

-- Однажды перед тем, как убить дракона я попробовал его кровь и знаете какая она была на вкус? Омерзительная, горькая, обжигающая, как ртуть, как горючая смола. Из нее можно было бы приготовить яд, а не бальзам. У меня у самого потом долго жгло нёбо, а совестливые сородичи чуть не отдали меня под суд за убийство соплеменника. Вы считаете, что вас в отличии от меня они признают достойным почтения и разрешат безнаказанно охотиться за избранными? Прощение за убийство волшебного существа трудно получить даже императору.

-- Присаживайтесь, - я кивнул в сторону кресла. - Или вы боитесь надолго задерживаться в этой комнате, ведь ее до меня уже не раз посещал демон. К кому он являлся? Явно не к вам?

-- К поэту, которого за ее приходы потом сожгли на костре, - нехотя ответил ученый. Зрачки его глаз быстро бегали по комнате в поисках оружия, ненароком где-нибудь завалявшегося ножа, скалки или топорика, но здесь, кроме упавшей бритвы не было никаких острых вещей.

-- Она являлась к нему, - я нехотя вздохнул, вспомнил бледное, бескровное, но такое прекрасное лицо и шепотом добавил. - Я ревную.

Вспомнилось дуло мушкета, направленно на меня. Я отпустил Розу, вместо того, чтобы ее задержать и считал, что поступил милосердно.

Ко мне милосердия никто проявлять не собирался. Взять хотя бы этого доктора, который так и рыскал глазами по спальне в поисках хотя бы тяжелого подсвечника, которым можно ударить. А людям на городских улицах или в деревнях стоит только указать на логово дракона, как они вооружаться, кто чем может и с факелами и воплями двинуться туда. Интересно, а если бы Роза узнала, что я дракон, как бы она тогда отнеслась ко мне?

-- Забудьте о своих планах, - велел я, и в этот миг на первом этаже рукописная книга вспыхнула огнем, страницы начали чернеть и сворачиваться, обращаясь в горстку пепла. - И еще передайте Анри, что я жду его в полнолуние.

Несколько грациозных движений до распахнувшегося окна. Я чувствовал, как ненавидящий взгляд жжет мне спину. Бритва скрипнула под подошвой сапога. Я легко вскочил на подоконник и усмехнулся на прощание. Мне просто не хотелось сжигать одно из зданий в Ларах. Здесь был к месту каждый придорожный камень, и не хотелось разрушать даже самую малую деталь из пока что целостной картины.

От резкого прыжка плащ взметнулся на ветру, как крылья. Интересно, если принцесса уедет из Лар, хватит ли у меня глупости полететь вслед за ней? Во всяком случае в одном я был прав, мушкет Розе еще пригодился. Винсент вернулся домой с пораненным плечом.

-- Девушка ни в чем не виновата, - на ходу объяснял он, пытаясь остановить кровотечение и достать пинцетом крошечный кусочек свинца. - Просто я должен был оставить цветы у двери, а не лезть в окно.

-- Что ты натворишь в следующий раз? - я легко вытащил пулю и провел рукой по ране. От легкого прикосновения она затянулась, так же быстро и безболезненно, как заживали мои травмы.

-- Как тебе это удалось? - Винсент, забыв обо всем, потрясенно уставился на меня, как ребенок на умелого фокусника.

-- Это все...- я хотел сказать манускрипты, но запоздало вспомнил, что не успел их расшифровать. Только несколько символов, которые теперь стали мне более понятны и помогли сотворить чудо. Рана Винсента исчезла. Я действительно раньше не мог делать все так быстро. Неужели пришло долгожданное понимание и новая магия открылась мне так же легко, как когда-то безграмотному мальчику в один миг стали понятны азбука и запретные письмена.

-- Нет, этого не может быть, - подумал я вслух, не обращая внимания на заинтересовавшегося Винсента. - Не может все даваться кому-то с такой легкостью.

-- Тебе все давалось слишком просто, но везение здесь ни при чем, - тут же поддержал Винсент. Он звонко и мелодично рассмеялся, радуясь то ли своему чудесному исцелению, то ли какой-то новой мысли, которую еще не успел высказать.

-- Ты отмечен десницей судьбы, - пояснил он. - Точно не знаю. Рок? Зло? Высшая сила? Я не пытаюсь залезть в книгу начал, чтобы узнать, чем обусловлено твое появление на свет, а ты сам слишком горд, чтобы вдаваться в такие подробности.

-- Почему ты говоришь об этом именно сейчас? - обиженные нотки в его голосе вызвали у меня подозрение.

-- То есть, почему вдруг я решил быть с тобой до конца откровенен? - переспросил он и невесело усмехнулся. - Ты прав все это накипело на душе гораздо раньше, но, как в пословице всегда находиться соломинка, переломившая спину верблюду.

Я хотел попросить его выражаться конкретнее, но решил, что лучше предоставить ему право голоса, чтобы каким-то неосторожным замечанием не вызвать очередную вспышку гнева. Винсент и так сильно волновался и переживал, хотя пытался скрыть свои чувства под маской хладнокровия. Подобное лицедейство удавалось ему мастерски. Лишь я один мог понять, что внутри под застывшими, как у изваяния чертами, сейчас бушует пламя ничуть не слабее драконьего. Винсент ведь тоже чародей и если б захотел, то смог бы причинить всем окружающим, кроме меня самого, много зла, но он держался молодцом. Он сражался только с теми, кто задевал его и не трогал слабых, а по сравнению с тем, что часто творилось в человеческом обществе, это был рыцарский кодекс чести или даже выше. Ведь рыцарская честь никогда не распространялась на низшие сословия.

На этот раз весь энтузиазм Винсента куда-то исчез. Он даже не мерил шагами комнату, а просто стоял и пристально смотрел на меня.

-- Принцесса ждала тебя, а не меня, - наконец объяснил он. - Бьюсь об заклад, что если бы ты влез в окно без приглашения, то не получил бы ни ножевую, ни огнестрельную рану. На тебя она бы не стала нацеливать мушкет.

-- Ошибаешься, - грустно протянул я и продолжил, хотя Винсент отнесся к такому заявлению скептически. - Любой из смертных, кому представился бы шанс обезглавить меня, не упустил бы такой возможности и принцесса не исключение. Если тьма и магия влекут ее к себе, это еще не значит, что она благосклонно отнесется к тому, кто обитает в этой тьме. Даже в Ларах полно поклонников темных сил, но все они шарахаются в сторону, когда я прохожу мимо. Не всякий, кто захочет призвать дьявола, будет рад его появлению. У дочери колдуньи может возникнуть естественное влечение к злу. Во мне Роза видит падшего ангела, учителя и наставника. Я не исповедую запретные искусства, а пытаюсь воздвигнуть преграду между первооткрывателями тайных знаний и последователями. Если я обучу принцессу всему тому, что знаю сам, то создам себе самого сильного, возможно, непобедимого соперника, точно так же, как князь создал себе неодолимого врага из меня. Тогда повторится история колдуна и падшего принца. Ты этого хочешь, Винсент.

-- Ты не должен винить Розу в том, что она дочь Одиль, - тут же вставил он.

-- Не произноси при мне имени королевы, - отрезал я и только после задумался. А если я, правда, сам создам себе соперника. Я ведь имею права выбрать себе ученицу и несмотря на то хочет она или не хочет заставить ее унаследовать мои знания. Так эгоистично в свое время поступил со мной князь, значит, я сам мог бы последовать его примеру. Тогда хотя бы несколько лет выбранный ученик обязан был бы провести со мной. Незабываемых лет, потому что каждый день я смогу видеть вблизи красивое со скульптурными чертами лицо и следить за тем, как в не по юному умных прекрасных глазах зарождается выражение высокомерия и пренебрежения к миру. Я бы даровал своей единственной ученице бессмертие и был бы удовлетворен при мысли, что такая поразительная красота, как у Розы, никогда не исчезнет с лица земли. Жаль только, что вырвавшись из-под контроля любой ученик, какого бы я себе не взял, душевные качества здесь уже не имели значения, ведь соблазн единоличной власти слишком велик, стал бы моим же врагом. Так же, как я сам стал врагом князя. Я мог бы провести Розу по темным закоулкам и лабиринтам всего тайного и запретного, я бы спокойно следил за тем, как эта хрупкая красавица постепенно набирает силу равную моей и в конце концов наступил бы такой момент, когда я бы уже не смог удерживать ученицу в зависимом положении. Мы бы стали бороться за власть. А что станет с двумя соперниками, один из которых безумно влюблен в другого.

Винсент не смог бы понять моих опасений, потому что он не наблюдал за мной во время заключения и не знал, как жажда мести постепенно охватывала меня. Я жадно принимал знания, которые мне навязывали лишь для того, что впоследствии с их помощью отомстить своему учителю. В последнем я почти что преуспел. Ротберт многого лишился, хотя с моей помощью надеялся все это сохранить. Сейчас он затаился на своем острове или где-то еще, и даже перстень, казалось, навеки утратил свою силу. Уже так давно не было ни принудительного зова, ни новых жертв. Значит ли это, что я одержал победу?

Винсент оказался неплохим советчиком, ведь это он настаивал на том, чтобы я пренебрежительно относился к своим несчастьям. Если бы вместо пренебрежения я выказал ранимость, то список моих преступлений умножился бы еще в десять раз. А сейчас я был рад передышке и даже спросил бы мнения Винсента, если б он не был так расстроен.

-- На моем месте ты бы стал из-за минутной прихоти создавать угрозу собственной власти? - все-таки поинтересовался я.

-- Нечестно спрашивать, если заранее знаешь ответ, - с оскорбленным видом буркнул Винсент. Он бы ни за что не отказался даже от малой доли того, чем владел я.

-- Кстати кто разрешил тебе приставать к ее высочеству?

-- Не все ли равно, - Винсент ничуть не испугался строгого тона, видимо решил, что если минуту назад я вылечил его, то не имею желания ему навредить. - Она уедет из Лар довольно скоро. Принцесса не имеет права сама распоряжаться своей судьбой. Ей положено находиться при дворе и здесь она оказалась случайно, из-за своеволия и жажды приключений. Возможно, некая могущественная сила направила ее сюда, на перекрещивание двух дорог - путей демона и музы. Так ты, кажется, ее называешь? Война ничего не решает, путь от Лар к столице свободен. Конечно, только в том случае, если ты захочешь выпустить Розу из города.

Последнее замечание было сделано осторожно. Винсент замолчал и ждал, как я восприму очередной тонкий намек.

-- Она здесь гостья. Несправедливо будет ее задерживать против воли.

-- В жизни нет справедливости, - хмыкнул Винсент. - Каждый сам за себя.

Я прикусил губу так, что из нее засочилась кровь. Наверное, это было трусостью с моей стороны, но я решил, что лучше отпустить ее, чем брать в ученицы. Слишком велик риск того, что князь решит отыграться на ком-то, кто станет мне дорог. Открытая схватка с Одиль тоже не сулила ничего хорошего. В Ларах я заперся, как в убежище, но где-то по темным задворкам города бродил неугомонный Анри. Я оказался в замкнутом кругу, вырваться из которого мог только применив силу, но мне не хотелось больше убивать, не хотелось видеть, как жадный огонь, вырвавшись изнутри меня, пожирает хрупкое великолепие стремящегося к развитию и совершенству мира.

Не сказав больше ни слова, я вышел из дома и побрел к колокольне, которую приметил раньше. Туда, где остались лишь молчащие колокола и летучие мыши. Винсент, как тень брел за мной, соблюдая угрюмое молчание, хотя ему хотелось выговориться. Любопытную картинку мы собой представляли - двое бледных со светящейся кожей юношей примерно одного возраста и положения, судя по одежде и шпагам, какие могут носить только аристократы. Один золотоволосый и статный, отворачивается каждый раз, когда кто-то пытается заглянуть ему в глаза, а второй весь в черном неотступно следует за ним, будто заранее купил его душу и теперь дожидается смерти.

Я отворачивался, потому что не хотел, чтобы кто-то заметил тень дракона в моих глазах. Я легко запрыгнул на колокольню, потревожив стаю летучих мышей. Винсент последовал за мной. Он сел на каменном бортике и болезненно щурился на свет желтой меди, потом скользнул в самый дальний темный угол. Присутствие здесь было для него болезненным, но он не решался оставить меня в одиночестве.

-- Я чувствую, как щиплет всю кожу. Странное ощущение, будто меня сжигают на костре, - признался он, но продолжал мужественно терпеть неудобство. Он прислонился к стене. Красивый и бледный, в темноте он казался призраком.

-- Что ты здесь забыл? - уже более веселым тоном осведомился он.

-- Эти нежеланные жильцы, - я указал на летучих мышей. - По-твоему, они смогли бы постоять за чьи-то права?

-- Они могут больно покусать, - согласился он. - А может и поцарапать.

-- Тогда все решено, - я встал у каменного барьера и наблюдал, как стая летучих мышей сорвавшись с места, устремилась в ночь, вслед за чьей-то гербовой каретой. Я не хотел говорить Винсенту за чьей, но возможно именно эта карета, промчавшаяся внизу увозила из города Розу.

-- Ты чуть ли не молился на нее издалека каждую ночь, а теперь даешь ей уехать, - упрекнул меня Винсент.

-- Они полетели вслед за ней, - я имел в виду нетопыриное полчище.

-- Ты считаешь, что стайка мохнатых крылатых мышей может противостоять капризам королевского двора?

-- Посмотрим, - без особой уверенности заявил я, потому что вспомнил, что противостоять Одиль довольно сложно.

-- Глупо думать, что ее величество сдаст тебе целый город без борьбы. Ей было бы жаль расстаться даже с маленькой провинцией, не то что с Ларами. Поверь мне, она просто выжидает, - заметил Винсент, и как выяснилось позже оказался прав. Не только ворон, даже летучие мыши начали прилетать к окну моего дома, принося тревожные известия. Несмотря на то, что военные действия продолжались, королеве удалось таки найти незанятые делом, но многочисленные роты, которыми вполне можно было пожертвовать за возвращение ее любимого города. Полк расквартировался в самом близком к Ларам небольшом городке и теперь выжидал, когда же наступит подходящий момент. Одиль была слишком хитра, чтобы надеяться на одни лишь военные силы. Вместе с командирами прибыла женщина, которая должна была указать им нужный день и час для нападения. Женщина, скрывающая свое лицо под капюшоном и странный менестрель, который прислуживает ей. Пантея - самая мудрая и древняя из богинь - прях и ее бесшабашный слуга.

У Винсента не было шпионов ни среди воронов, ни среди нетопырей, но он, как обычно, знал обо всех новостях лучше меня.

-- Менестрель - забавный малый, - сообщил он. - Он менестрелем то стал только из нужды, а не по призванию. Сестра путем ловких интриг изгнала его из родного княжества, и теперь он скитается по городам и весям, прислуживает везде, где подвернется работа, кланяется всем, кому нужен слуга. Пантея послала его на переговоры с Ротбертом, так он расхрабрился и пошел. Для храбрости, конечно, пришлось выпить стакан другой вина, любезно предоставленного госпожой. И представляете, этот прохвост нашел общий язык с прихвостнем князя Камилем. Забавные у них вышли переговоры, которые, конечно же, ни к чему не привели.

-- О чем же они пытались договориться?

-- Посланник Пантеи старался выклянчить у Ротберта перстень с аметистом, под предлогом того, что соседи должны хоть что-то жертвовать на борьбу с иноземными захватчиками.

Я не вполне понял, кто считался иноземным захватчиком отец Анри или я сам. К числу последних мог относиться, как любой из нас, так и мы оба.

-- На вторых переговорах предлог переменился. Перстень, видите ли, очень подходит к гарнитуру королевы и подозрительно похож на тот, что она недавно потеряла, - между тем загибая пальцы, перечислял Винсент.

-- А что была и вторая встреча менестреля с князем? - удивился я.

-- Будет еще и третья, - кивнул Винсент. - Она состоится в ночь полнолуния. В это же самое время Пантея отдаст приказ своим полкам двинуться на Лары.

Время выбрано удачно, ведь именно в эту самую ночь я собирался проследить за тем, чтобы визит Анри в мою империю протекал мирно, без скандальных последствий. Как легко напасть на незащищенные владения в то время, когда хозяин отсутствует.

-- Говорят, мимо двигавшегося навстречу полка карета принцессы проехала с почестями, только вот к карете приставили почетный конвой, чтобы ее высочество по дороге домой больше не заблудилась, - сообщил Винсент, нервно теребя манжеты. - Она ведь уже один раз сбилась с пути и очутилась в Ларах, хотя в гордом одиночестве ее сюда отпускать никто не собирался, к тому же в такое хм...опасное время.

Последнее замечание Винсент сделал осторожно и тут же прикусил губу, будто сболтнул что-то лишнее.

-- Ты имеешь в виду войну? - я попытался поддержать его, но Винсент отрицательно покачал головой.

-- Я имею в виду тебя, - уже более откровенно объяснил он.

-- О, - только и протянул я, вспоминая сколько сил пришлось приложить, чтобы установить на улицах свои порядки, а потом рассмеялся. Конечно, кто же осведомленный о последних событиях захочет соваться в Лары в такой момент. Похоже Винсент прав, дракон - это катастрофа похуже войны. Кто захочет, чтобы принцесса в городе дракона встретилась бы на темной улице с исчадием зла и ...влюбилась в него.

-- Полнолуние уже скоро. Что ты собираешься предпринять? - забеспокоился Винсент.

Я почувствовал, как мои губы непроизвольно тронула коварная полуулыбка и не без тайного умысла промолвил:

-- Предоставь все мне!

ШАГИ К СЛАВЕ

Если Пантея решила, что я не успею прославиться, как деспот, то она просчиталась. Зачем мне было ждать, пока войска двинутся к моим владениям? Я решил раз и навсегда положить преграду между Ларами и остальной страной, чтобы уже ни один следующий полк храбрецов не посмел последовать за первым. А укрепить границу своего владения я мог лишь, добившись для себя страшной славы, чтобы люди трепетали при воспоминании о драконе. Лучшая защита - нападение. Я напал на город, где задержались полка, ночью. Задолго до зари над высокими коньками крыш раскрылись красные цветки огня и осветили всю округу. Пеший или конный, выехав из этого города мог бы за ночь добраться до Лар, а я проделал тот же путь за долю минуты, но меня несли вперед драконьи крылья.

Легче всего было напасть на спящий город. Что могут сделать часовые против огнедышащего налетчика. Дома загорелись, клубы дыма и пламени разогнали ночную мглу. Мне хотелось разнести все по камешкам вместе с оставшейся где-то внизу Пантеей. Пусть выживут лишь пара сотен свидетелей, чтобы разнести слухи обо мне. Так хотелось дохнуть огнем на крыши еще раз, но я остановился, потому что внезапно понял. Она в городе! Понимание пришло внезапно, как вспышка, как взрыв цветного фейерверка перед глазами. Было поздно, улицы уже пылали. Я сделал самую большую глупость в своей жизни - ринулся в самое пекло пожара, причем в обличье человека, а не дракона. Как смертный я мог узреть результат произведенного мною же кружения и масштабы пожара поразили даже меня.

Я шел по улицам мимо горящих зданий. Испуганные уцелевшие горожане в спешке покидали свои дома. Некоторые тащили за собой все, что удалось собрать второпях. Они спешили к городским воротам в надежде на спасение. Со своими пожитками, узелками или просто налегке они пробегали мимо меня. Никто не обращал внимания на встречного аристократа, идущего быстрой величественной походкой в самое горнило пожара. Только иногда кто-то указывал на меня пальцем и вскрикивал:

-- Демон!

Но другие не поддерживали боевой клич. Для них главным было собственное спасение. Пусть бегут! Все равно им не выжить. Спастись успеют немногие, только те, кому позволю я.

Какая-то женщина остановилась и крикнула:

-- Незнакомец - он наша смерть!

К ней не прислушались. Трудно долго рассуждать о чем-то, когда огонь вырывается из окон домов и опаляет кожу тех, кто находится вблизи. Пламя вырывалось из пустых пролетов дверей, выглядывало из круглых чердачных окон, лизало мостовую. Оно было, как одно живое существо - чудовище со множеством горящих языков и этого монстра, жадно пожирающего целый город создал я сам и теперь оно стремилось опалить и мою кожу. Было жарко, как в пекле. Я не раз сжигал города, но впервые наблюдал за последствиями, ощущал на себе разрушительную силу собственных поступков.

Вперед по пылающим улицам! Тонкая полоска пока еще не охваченного огнем асфальта казалась дорогой проложенной через ад. Снопы искр салютом рассыпались на проваливающихся крышах и отлетали во все стороны. Мне на плащ и оголенную кожу ладоней тоже попадали искры, но ожогов не оставалось. Я только ощущал жар и почти непереносимую боль, но ни моя одежда, ни сверхъестественная не стареющая плоть не могли стать пищей для огня. Полы плаща чуть ли не касались языков огня, но не воспламенялись.

Уже несколько минут я продолжал поиски, надеясь, что на удачу выбранный путь приведет меня к цели. Только вдохнув омерзительный запах гари и ощутив, как от едкого дыма слезятся глаза, я понял, что на случай рассчитывать нечего. На этот раз я останусь в проигрыше, если не применю колдовства. Впервые мне приходилось применять магическую силу против огненной стихии, которую выпустил на волю я сам.

Чуть прикрыв веки я пытался пробудить свое тайное зрение. Так я и с закрытыми глазами мог видеть все, что происходит вокруг, но в отличие от человека, который заметив преграду, не может видеть сквозь нее, я видел весь город, как на ладони, даже четче чем с высоты полета. Каждый дом, каждый камень, каждый обгорелый труп и всех, кто еще надеялся спастись. У моего поля зрения не было пределов. Возможным было узреть и то, что происходит в данный момент и то, что случилось за миг до того, как вспыхнул город.

Комнаты второго этажа в доме, который на ночь сняли для принцессы. Я представил их себе еще до того, как они загорелись. Роза вскакивает с постели и подбегает к окну. Перед ней всполошившейся город и ползущая по соседним зданиям огненная полоса, будто поблизости случилось извержение вулкана. Она подхватывает накидку, выбегает на улицу и видит, что в небе парит дракон. Гибкий золотой силуэт отразился в ее зрачках. Она была очарована и напугана. Жители бежали прочь, а она, застыв на одном месте, смотрела вверх на силуэт дракона, свившийся в форме буквы "З".

-- Адское пламя, - прошептала Роза, посмотрев на воспламенившиеся крыши домов и я почти услышал этот шепот совсем рядом. Как же я не догадался сразу свернуть за угол. Она, наверное, там.

-- Да, дитя, ты стоишь в городе дьявола, - шепнул ей на ухо завораживающий голос. - В этом городе с нынешней ночи правит не только король, но и господин смерть.

Она резко обернулась на голос и увидела меня всего в нескольких метрах от нее между пылающими домами. Как же так вышло, незнакомец стоит так далеко, а ей показалось, что он шепчет ей в самое ухо. Она не могла понять, как такое происходит, а я не собирался ничего объяснять. По крайней мере не сейчас, когда все пути к отступлению отрезаны и мы заперты в городе, как в разожженной печи с закрытой заслонкой.

Я протянул ей руку, надеясь, что она послушается моего зова и подойдет. Никто, кроме нее, еще был не в силах сопротивляться мне. Пахло паленым, треск огня, будто хохоча, напоминал о том, что мы попались, сквозь пламенную стену никто не решится переступить. Я так и не смог понять отчего у меня заслезились глаза от черного ядовитого дыма или от чего-то, что я понять не мог и не хотел. Я ведь давно уже должен был развернуться и улететь, а вместо этого вернулся за уже почти обреченной примадонной, чтобы после сцены она не очутилась в костре.

-- Я должен вывести тебя!

-- Но город пылает, - она оступилась и упала. Я наклонился и помог ей встать. Огненная волна уже катилась по мостовой.

-- Это тоже самое, что выпустить джинна из бутылки. Он был в твоей власти до тех пор, пока не обрел свои исконные размеры, - с иронией заметил я, имея в виду огонь, но Роза, конечно же, не поняла меня, а может и поняла, может заметила, что цвет моих локонов такой же светлый, как золотая чешуя дракона. Я поспешно отвернулся, чтобы Роза не смогла заглянуть мне в глаза. Ведь в моих глазах отражена моя душа, которая представляет собой один мрачный крылатый зловещий силуэт.

Одной рукой я обхватил талию Розы и удивился, какая она тонкая, сожми я ее чуть-чуть сильнее и хрустнули бы, сломавшись, косточки под атласным корсетом. Я быстро вел девушку по единственному уцелевшему обрывку дороги, хотя знал, что просто так нам отсюда не выбраться, придется взлететь над горящими зданиями и перенести ее в безопасное место.

-- А твоя карета...

-- Осталась за пределами города. В конюшнях не нашлось даже свободного стойла, - Роза крепко вцепилась в лацкан моего камзола, будто желая убедиться в том, что я живой. Все, что осязаемо существует реально, но в нашем случае одно прикосновение ничего не решало. До меня можно было дотронуться, ощутить быстрое биение пульса под рукавом, но от этого я не становился человеком, а продолжал быть всего лишь гостем из потустороннего мира.

-- Кто ты? - шептала Роза, пытаясь приноравливаться к моему шагу, но пышные юбки мешали ей идти.

-- Я твой пожизненный спутник, твой ангел-хранитель или просто призрак, который достался тебе в наследство, как фамильное проклятие. Ты можешь называть меня, как хочешь? - последний шаг, продолжать путь бессмысленно, пламя не преодолеть. Стало невыносимо жарко и душно. На чистом лбу Розы бисером выступил пот, она тоже страдала от жары, но не жаловалась.

-- Ты клянешься не говорить никому о том, что увидишь сейчас?

Она быстро кивнула в знак согласия, а в следующий миг ни один из нас уже не ощущал твердой почвы у себя под ногами. Клубы черного дыма, огонь и даже провалы крыш остались далеко внизу. Унося Розу от горящего города я ощущал восторг полета, как будто впервые и старался, как можно дольше сохранить человеческий вид. Даже если кто-то и взглянет в небо почему бы ему не принять силуэты плавно парящие в темноте за двух ангелов.

Я поставил Розу на землю, лишь когда мы достигли кромки леса. Где-то вблизи поблескивали вензеля на дверце ее экипажа, распряженные лошади днем паслись на лугу, а теперь спали бы, если б мое приближение не потревожило их. Роза не спешила бежать к карете, она оглядывалась по сторонам, но не находила того, кого искала.

Я понаблюдал за ней какое-то время из-за ствола раскидистого бука, а потом начал продираться сквозь кусты ежевики и валежник, к маленькой просеке, где сверкали бродячие огоньки. Я знал, что Пантея там, а вместе с ней и каким-то чудом избежавшей смерти менестрель. Он сидел на пне и усиленно втирал себе в ладони какую-то мазь. Сама Пантея с недовольным видом рылась в сундучке, который служил ей одновременно и саквояжем и аптечкой. На ряду с бальзамами оттуда сыпались веера, носовые платки и перевязанные лентами карты.

-- Ничего не помогает, - жалобно хныкал менестрель. - Теперь у меня на всю жизнь кожа останется коричневой.

-- Надо было быстрее бегать, - огрызнулась пряха, - Кто просил тебя так долго стоять на дороге и пялиться в небеса?

-- Мне интересно было посмотреть, - заикаясь, оправдывался он. - Я никогда ничего подобно не видел.

-- Теперь за свое любопытство будешь напоминать простачка, который обгорел на солнце. Как ты сможешь устроиться на работу в замок, если твой вид насторожит сенешаля?

-- Вы сказали, что сможете мне помочь?

-- Моя власть не безгранична, - Пантея собирала рассыпавшиеся по земле вещи, нехотя она сунула в руку мальчишки прозрачный флакон с розоватой жидкостью. - Это единственное, чем я могу тебе помочь, - пояснила она.

Судя по тому, как ловко паренек выбрался из пожарища, ему можно было доверить самое отчаянное задание. Я решил, что когда он останется совсем без работы, можно будет предложить ему место у меня.