Идеальный герой

Глава 2: Деревня Чжэнмин

Перед Яном предстало редкое зрелище: туман, что спускался с гор и застилал равнину на многие ли вокруг, сегодня был не таким густым как обычно. Ничем не ограниченный взгляд Яна устремился вдаль, до самого горизонта.

Широкое окно обрамляло живописный пейзаж. По правую сторону проходил горный хребет, он заворачивал в сторону горизонта драконьим хвостом. Под лучами яркоцвета сияние снежных шапок гор могло быть сравнимо только с утренней росой в затопленных рисовых полях.

Слева змеилась черная река, от её бурного потока отражались лучи света, блики чешуйками плясали на водной глади. И горы, и река, как направляющие линии, указывали прямо к центру, туда, где люди воздвигли портовый город. Они выбрали это место не случайно — только там рос яркоцвет. В провинции Реки Черного дракона это была гигантская магнолия.

Ствол цветка был виден за многие сотни ли. Он мог посоперничать по толщине с рощей многовековых дубов. Яркоцвет тянулся высоко к небу, его листья то и дело закрывали облака. Горный хребет лишь немного изменил траекторию роста ствола. Даже почва и камни не могли удержать титаническое растение в утробе земли: оно буквально прорывалось сквозь каменную породу, изменяя весь ландшафт провинции.

Бутон состоял из девяти розовато-белых лепестков, расположенных в три ряда. Первый ряд — наружный, он разворачивался в самом начале цикла дня и ночи. В нем было четыре лепестка. Второй ряд, тот что посередине, уже имел три лепестка, как и последний — внутренний. Цикл только начался. Бутон развернул один лепесток, и даже этого хватило, чтобы разогнать тьму. Из открывшейся бреши в мир пролился ярчайший свет тычинок яркоцвета.

Так время и отмеряли — по раскрытию яркоцвета. Чем больше расцветала магнолия — тем светлее становилось. Ночью цветок закрывался, чтобы под утро вновь начать цикл цветения.

На горизонте вырисовывались очертания Цветочной столицы провинции — Магнолии. Так уж повелось — называть города как яркоцвет, который в нём рос. Портовый город у истока реки Черного дракона. Казалось до него рукой подать, хоть сейчас выходи в путь. Но у Яна были обязанности и долг перед теми, кто его вырастил, поэтому стоило придерживаться плана. Да и пока он не почувствует энергию, ни о каком путешествии речи быть не могло.

До полудня оставалось ещё три лепестка. Резво поднявшись с циновки, Ян прошелся пальцами вдоль предплечья: бамбук врезался в кожу, оставляя там следы. Ровно восемь отпечатков. Старики говорили, что спать на бамбуковой плетенке полезно для кровообращения. Раз полезно, значит он будет продолжать — хоть и жестко.

Ян внимательно посмотрел на ладонь. Этот жест всегда успокаивал его. Естественные изгибы и линии кожи таили в себе скрытый смысл. Говорят, люди даже могли предсказать по ним судьбу. Круговой рисунок на пальцах походил на ступенчатые рисовые террасы, вырезанные прямо в холме. Вслед за рисовыми полями в его голове появились образы богатого предместья и рыжеволосой девушки, их поцелуя и смерти. Ассоциации помогали вспомнить сны.

Ян узнавал многое из наваждений. Опыт последних часов жизни нельзя назвать приятным, но и игнорировать его было глупо. Оставалось только анализировать и задавать вопросы, выуживать каждую частичку информации. Только так он сможет побороть наваждения.

Кошмарные сны, в которых Ян на собственной шкуре переживал чужую смерть, начались несколько лет назад, когда ему было всего двенадцать. Иногда наваждения отступали, оставляя его в покое на несколько месяцев, но всегда возвращались с новой силой. Так продолжалось на протяжении четырех лет. Сегодня, по подсчетам Яна, наступила сто седьмая смерть.

Говорят, тот, кто пережил собственную смерть, меняется. Что же до Яна — сотня смертей сделала его таким, каков он сейчас. Не изменила, а сформировала и помогла найти мечту всей жизни.

Единственное, что спасало парня от сумасшествия — собственный разум. Он не запоминал всех подробностей кошмара, как бы отсекая весь тот ужас. Часто даже полностью забывал сам момент смерти. Возможно, это был некий предохраняющий механизм. И всё же, видения смерти то и дело просачивались в обыденную жизнь Яна. Они напоминали ему, что каждому под небесами отведен свой срок.

Ян был готов поклясться, что Инь тоже преследовал морок. Несколько раз он заставал её кричащую во сне, всю в холодном поту, а когда расталкивал, его сестра лишь отмахивалась, говоря об обычных кошмарах. Как всегда, темнила.

Тревожные мысли о сестре притянули его взгляд к ней. Она мирно посапывала слева от него, всем своим видом показывая нежелание вставать в такую рань. Инь буквально вцепилась в циновку. Её спальное место было ближе к стене, в тени, подальше от лучей яркоцвета. Он поправил локон её черных волос, упавший на лицо — сестра поежилась, но не проснулась. Ян вздохнул, а потом накрыл её своей циновкой. До полудня от неё не будет никакого толку, только одни беды. Так что он оставил её досматривать сны.

Бросив быстрый взгляд в окно, Ян заметил, как в небо устремилось сверкающее золотом облако. Оно распространялось в стороны от бутона и медленно стелилось на землю. Благословение для крестьян и проклятье для его сестры — пыльца яркоцвета. Стоило ей только попасть в нос Инь, как та исходила на слезы и сопли. Из-за недуга сестра предпочитала вставать только к вечеру, когда вся пыльца уже улеглась.

Ян убрал бамбуковую палку, что держала вертикальные ставни раскрытыми, прикрыл окно. Так пыльца не потревожит сон Инь вплоть до вечера.

Третье спальное место справа пустовало. Тайцзи опять пропадал где-то всю ночь.

«Циновку он свернул и забрал с собой, значит, спал на улице. Если ночью его не задрал оборотень, то от нагоняя дедули Цао лентяю точно не уйти».

Ян достал из сундука брусок туши, размером с кулак, тушечницу, два чистых листа бумаги и кисть. Аккуратно разложил всё это на деревянном полу. Тушь, как его учили, он делал из сосновой сажи и костного клея. Приняв упор лежа, Ян начал отжиматься на левой руке. Правой рукой он налил воды на тушечницу и стал растирать по ней тушь плавными круговыми движениями.

Как закончил, смочил в тушечнице кисть, убрал лишнюю краску и принялся писать. Начинать день стоило с пробы пера. Не отрывая кисточки от листа, парень записал два иероглифа, вместе они обозначали слово «жизнь». Скоропись позволяло ему изливать на бумагу всю страсть и желание. Размашисто, с толстыми штрихами и небрежными линиями.

Рождение и судьба — два иероглифа в слове «жизнь». От рождения и до смерти, человека ведет его судьба. Ян скривился. Он сложил лист пополам и порвал ровно посередине, разделив на два слова. За неуважительное обращение с бумагой учитель всыпал бы и ему.

После нехитрого ритуала пришел черед настоящей практики. Чтобы не нарушать распорядок дня, его сначала нужно записать. Сегодня он изучал написание иероглифа «мужчина». Тот состоял из двух ключей: «рисовое поле» и «сила». Это прекрасно подходило для начала списка дел.

Под заголовком «один», он обозначил работу в поле. Раз сестра ещё спала, а Тайцзи опять куда-то улизнул, работать ему придется вплоть до позднего вечера.

«Время пересадки саженцев, чуть запоздаешь с ним — и сбор урожая тоже пойдет не по расписанию», — вспомнил он слова бабули Чухуань.

Ян аккуратно выводил каждый иероглиф — тут уже не до самовыражения. Когда первый пункт был записан, он согнул большой палец и стал отжиматься на четырех.

Следом пошли другие пункты: нарубить дров, сварить ужин и, конечно же, кульминация сегодняшнего дня — фейерверки дядюшки Мо. Под конец, Ян отжимался только на указательном пальце.

Закончив с разминкой, он убрал инструменты для письма обратно в сундук. Ян старался сделать это тихо и всё же несколько раз нашумел. Когда он повернулся проверить сестру, та даже ухом не повела, только крепче обняла циновку.

Из дома он вышел босиком и в безрукавке на голое тело, а мешковатые белые штаны подвернул до колен. Только так можно было работать на затопленных террасах.

Внутренний двор со всех сторон света прижимали стены четырех лачуг, построенных из бамбука. Выходить оттуда надо было через сквозной дом. У его порога уже стоял дедуля Цао. Старик приветствовал новый день, складывая ладони в молитвенном жесте. Он даже попытался выпрямить спину, на что та с хрустом воспротивилась.

Испещренное глубокими продольными морщинами лицо старика напоминало кору. Особенно, когда он улыбался. Его улыбка древесного духа не сулила ничего хорошего. Ян прошел к учителю и тут же решил взять инициативу в свои руки:

— В холодной воде у вас мышцы сведет, околеете и сляжете на весь сезон, кто тогда будет нас учить?

Дедуля Цао небрежно вытянул руку, её било мелкой дрожью. Ян тут же поклонился ему, ладонь старика легла на макушку парня.

— Не только Пламенный владыка смог обуздать огонь! — хрипло смеялся старик, всклокочивая рыжие волосы ученика.

— До расцвета ещё много времени, ложитесь спать.

— Эти ноги, — он постучал по бедру, — знавали холодную водицу, когда вы ещё с сестрой на перегонки из мамки лезли! Я рассказывал тебе как в молодости… — начал было старик.

— Старшая сестра проснется к четвёртому лепестку, Тайцзи тоже прибежит — его совесть заест. В поле я буду не один — не волнуйтесь.

Старик отвернулся и побрел внутрь сквозного дома, где он жил вместе с бабулей Чухуань. Сегодня его упрямство могло посоперничать с ослиным.

«И так каждую годовщину», — подумал Ян.

Внутри их уже поджидали. Сколько Ян себя помнил, старики просыпались раньше первых петухов. Возможно, не хотели упустить и часа уходящей жизни.

Бабуля Чухуань стояла с банкой чеснока в меду. Полная старушка с руками по-старчески мягкими, седые волосы собраны в жесткий узел, чтобы не мешались. От неё парень перенял рецепты и место у плиты. Готовка на семь человек — изнурительный труд, справиться с ним не каждому по силам, особенно, в таком преклонном возрасте.

Старушка достала деревянные палочки и зачерпнула кусочек липкой массы. Чесночные дольки плотно склеились, от них к банке тянулась тонкая медовая нить. Первая порция сразу пошла в дело. Дедуля Цао опомниться не успел, как у него во рту оказали головки чеснока. Несмотря на его сегодняшнюю непреклонность, сопротивляться старик не стал.

Бабуля не теряла времени зря — следующая порция уже направлялась к Яну. Ему опять понадобилось наклониться. Так же он взял её трясущуюся ладонь в свою и направил палочки ко рту. В прошлый раз она чуть было не лишила его глаза. Второй раз так рисковать парень не хотел. Шрамы красят воина, и всё же история о неравной схватке с бабулей и палочками не то, о чем он хотел бы рассказывать в будущем.

Ян раскусил дольки, распробовал на языке и проглотил. Настоявшийся в меду чеснок стал мягким, потерял резкий запах и остроту, зато приобрел нотки липы. Этот ритуал они проходили каждое утро, вот уже десять лет.

На столе уже стояла завтрак. Грибы, размоченные в горячей воде, и рыбный бульон из карпа с бамбуковыми побегами. Дедуля уселся и стал тщательно разжевывать грибы тремя оставшимися зубами.

Ели все дважды в день. Ян готовил только по вечерам, да так, чтобы хватило на завтрак. Однако, раз сегодня годовщина смерти — он сделал исключение. К ужину был готов рис и крольчатина, добытая им намедни. А бабуля сказала, что достанет из погреба кувшинчик рисового вина.

Ян сел напротив учителя и тоже принялся завтракать. Сегодня ему понадобится много сил. Послевкусие от чеснока приятно разбавил бульон. Парень не торопился — с едой никогда нельзя торопиться, иначе она плохо усваивалась.

— Припадки были? — так дедуля называл наваждения, мучившие Яна. Спросил он явно на всякий случай.

На вопросы Ян привык давать честные ответы и ожидал такого же поведения от остальных. Он рассказал о сне, не вдаваясь в подробности про девушку. Когда рассказ дошел до десяти огненных шаров в небе, старики переглянулись. Яна не покидало чувство, что они знали больше, чем говорили. Закончил парень ко второму лепестку.

Когда старушка подошла ближе, Ян придвинулся к её уху, чтобы прошептать:

— Бабуля, мне нужна помощь, — он покосился в сторону старика.

— Не беспокойся, — улыбнулась беззубая старушка.

Она развернулась к учителю, насупила брови и выпалила:

— Ничего нельзя тебе доверить!

Дедуля, чуть было не поперхнулся, вцепившись в стол. Будто её крик мог сбить с ног.

— Не ори! Я не глухой!

— Я всю ночь глаз не сомкнула! — разрыдалась она, — живо, найди его!

— Кого? Тайцзи что ли? Так он… — начал было дедуля Цао.

— Так и не пришел! — закончила она за него.

— Брось ты, дрых он под лунным хороводом.

— Пока собственными глазами его не увижу, чтоб ноги твоей не было во дворе!

— Чтоб тебя, старая! Уж время сеять, а она… — Цао так и не закончил, просто встал и вышел из дома, хлопнув дверью.

На всякий случай, парень выглянул проверить, в какую сторону отправился учитель. К счастью, он пошел к лесу, а не в поля. На сегодня старика удалось спасти от навязчивого желания работать до потери пульса.

— Спа… — не успел он закончить, бабуля Чухуань встала на цыпочки и прикрыла ему рот ладонью.

— Не хочу слушать благодарности от того, кто будет гнуть спину и мокнуть в холодной воде до вечера, — Ян нагнулся, чтобы старушка не перенапрягалась, и она поцеловала его в лоб. — Тебе спасибо!

За едой и беседами мог пройти весь день. Время утекало сквозь пальцы, когда на него не обращаешь внимание. Ян не намеревался терять драгоценные минуты. Парень оставил бабулю хлопотать по дому, велел ей не перетруждаться, взял мешок с пророщенными рисовыми саженцами и отправился к затопленным террасам. В их деревеньке было всего три таких. Они стояли друг на друге, как ступени, а вода лилась с самой верхней на две нижние, равномерно покрывая участки почвы с посевами.

Природа облачилась в цветастые наряды и пела о начале сезона Чистого света. Цвела дикая вишня, да так обильно, что Ян не мог увидеть её ветвей. В воздухе разливались чудесные ароматы цветения, а земля покрылась нежной зеленью вперемешку с желтыми и красными бутонами цветка смерти. Поверхность водоемов затягивали крохотные ряски. Во всё горло чирикали воробьи.

Никаких дорог в деревне не имелось, протоптанная тропа единственное, чем Яну и остальным приходилось довольствоваться. До Цветочной столицы отсюда идти и идти, так что местная знать не утруждала себя постройкой дорог, предпочитая оставлять деньги у себя в карманах. Только если через деревню или посёлок проходил Нефритовый путь, там прокладывали дорогу и следили за её безопасностью. Вдоль торгового пути без остановки курсировали караваны, доверху набитые нефритом. На них то и дело совершали нападения бандиты.

Можно сказать, что их деревушка стояла вдалеке от неприятностей, забытая всеми, на краю провинции. Меньше проблем, но и меньше защиты. В случае нападения им придётся обороняться самим. Если от мечей и топоров ещё можно отбиться, то от недуга — не получится, его можно только пережить.

Почерневшие остовы домов, за годы поросшие зеленью, напоминали о прошлой трагедии. Чтобы болезнь не распространилась, мертвецов, их одежду и жилища пришлось сжечь. Погребальный костёр горел тогда высоко, пламя стремилось укусить небосвод. Сегодня настала очередная годовщина с того дня. Нужно вспомнить погибших, тогда их путь по Желтому источнику станет легче.

Ян вошел в воду по пояс и тут же содрогнулся от того, какая она была холодная по утру. Они выращивали не обычный сорт риса, а глубоководный, так что ему предстоял заплыв. Рядом с ним проплыл карп. Бабуля строго-настрого запретила ловить здесь рыб, они тут для урожая, как она говорила. Так что ему придется следить за Инь и Тайцзи, чтобы те не набили животы рыбой.

«Для Инь слишком много мороки с этой рыбной ловлей», — заключил он.

Тайцзи же — совсем другой случай, энергии в нем хоть отбавляй, только занимается он всякой ерундой. Тренируйся этот остолоп усерднее, давно бы обошел брата с сестрой.

— Раз, два, три… — Парень шел и разбрасывал ростки по полю, кидал их прямо в воду. Они способны и сами укорениться в почве.

«Люди в эпоху тьмы тоже должны стать как эти ростки и выживать, несмотря на невзгоды», — Дедуля Цао накрепко вбивал это в учеников.

— Четыре, пять, шесть… — он считал не ростки, а карпов, проплывающих рядом. Хорошее занятие для ума: рыбы плавали быстро и походили друг на друга. Чтобы не упустить из виду ни одну рыбину, ему приходилось концентрироваться. Счет всегда радовал Яна, он придавал даже скучнейшему делу структуру и не давал отвлекаться. Спроси его сейчас — сколько в воде карпов, Ян ответил бы без промедления.

Время шло, магнолия успела раскрыть все лепестки и уже начала закрываться — значит, дело к вечеру. Вода, прогретая за день, вновь начала холоднеть из-за недостатка тепла. Карпы кончились ещё в самом начале дня. Потом Ян принялся считать облака на небе и деревья в лесу. Всё что попадалось ему на глаза, получило свой номер в длинной математической цепочке.

Боковым зрением Ян увидел черные точки. Сначала он подумал на насекомых. Черный рой то увеличивался в размере, то вовсе пропадал, а когда парень решил отогнать паразитов, его рука просто прошла сквозь. Мошкара так не умела. Обман зрения — наваждение пришло к нему прямо средь бела дня. Такого раньше не случалось. Он выругался, — Дедуля Цао научил их и этому, — и как мог, быстро побрел прочь с поля.

Тяжесть воды не позволяла ему бежать, да и под ногами было скользко из-за грязи. Выбора у Яна не оставалось — надо добраться до суши, если наваждение накроет его прямо посреди поля, то он упадет в воду и захлебнется.

Как назло, рядом никого не было.

«К этому времени Инь уже должна была проснуться, да и Тайцзи — вернуться в деревню. И где их могло носить? Может, не стоило отговаривать дедулю Цао побыть со мной в поле?»

Перед глазами роились черные точки, они заполонили весь обзор, ноги совсем не держали. Плеск воды исказился и теперь наполнял его голову пронзительным гулом.

Первые признаки кошмара накрыли Яна, когда он стоял на самой высокой террасе. Значит, ему необходимо было спуститься с неё на нижние. Он выбрал правую, потому что она находилась ближе к границе между полями, и пошел к ней.

Ян перемахнул одной ногой через земляную стенку террасы, нащупал носком землю и уже собирался опустить вторую ногу, когда его тело предательски накренилось. Он перевернулся, упав головой вперед, вода ударила в нос. Не сдаваясь стихии, парень попытался подняться, только вот на скользкой грязи ноги расходились в стороны, им не на что было опереться. Глубина кое-где была выше пояса: водоем оказался смертельной ловушкой. Силы начали покидать Яна так же, как и последний воздух.

Барахтаясь в воде, он наконец нашел опору: стенку верхней террасы, с которой только что слез. Покрепче уперся в неё спиной и смог на мгновение вынырнуть. Глубокий вдох тут же прервался — его снова повело вниз. Пожадничай Ян хоть немного, и вместе с вожделенным воздухом в легкие влилась бы грязная вода с полей.

Его положение ухудшалось с каждым мгновением, тело отказывалось слушаться, проваливаясь в полудрему. И всё же, он смог пережить шок, ударивший по нему в первые мгновения. Не сдался смерти так легко. Осознание беспомощности сменилось непоколебимым желанием жить. Холодный рассудок остудил горячую голову. Ян сгруппировался и поплыл, гребя вперед из последних сил. Если ему и суждено сегодня погибнуть, то — в борьбе, как настоящему воину.

Ян не знал куда плывет, веки потяжелели и не желали открываться, в ушах стоял гул, руки онемели, и он почти перестал их чувствовать. Оставалось надеяться, что ему хватит сил добраться до следующей стенки и вынырнуть на сушу.

Так и случилось: парень врезался прямо в ступень, вытянул руки и схватился за её край. Мокрые пальцы скользили и не желали как следует сжиматься. Он прильнул к стенке грудью, кожа ощущалась чужой, тело — куском льда, о который затупилась когда-то острая кирка его рассудка. Парень смог вытянуть верхнюю часть тела, ноги уже не держали, трепыхаясь под водой как водоросли. О том, чтобы просто перемахнуть через последнюю ступень, можно было забыть. Ему придется подтянуться на локтях, хватаясь пальцами за траву и всё что попадется под руку.

Ян предпринял последний рывок к жизни. Горячая кровь будоражила задубевшие в холоде мышцы, заставляя их работать. Когда под его хваткой с корнем вырвалась трава, парень успел ухватиться за колючий кустарник. Многолетнее растение крепко вросло в землю. Держась за него, он смог вылезти на сушу.

Ян перевернулся с живота на спину, его глаза раскрылись навстречу свету и тут же сощурились — так тот был ярок. Порезы на пальцах, онемение по всему телу, пронизывающий его холод — всё ушло. Без всяких усилий парень поднес к лицу раскрытую ладонь. На ней были расчерчены чужие линии.

Он и не заметил, как уснул и оказался тут. Рисовые поля исчезли, родная деревушка на четыре дома пропала следом, а за ней и магнолия, освещавшая горизонт последними лучами. Успел ли Ян выбраться или прямо сейчас стихия принимает его с распростертыми объятиями?

Каждое мгновение ощущалось как целая вечность. Сердце не переставало бить в набат. Сон наяву разверз пасть и сожрал его без остатка.

Впереди его ждала сто восьмая смерть.