Послышался стук в дверь и Фрэнк отложил книгу, которую пытался заставить себя прочитать. Библиотека, которой он пользовался, предоставляла такой убогий набор книг, что сборник задач по квантовой физике на их фоне выглядел гениальным художественным произведением. В комнате прошёл худощавый, молодой узкоглазый человек — секретарь Вонга.
— Мистер Грин, хозяин ваш ждёт, — проговорил он любезно и поклонился.
Люди, которые работали на Вонга, испытывали к нему смесь рабского благоговения и страх. Каким образом маленький китаец смог внушить такие чувства, Фрэнк так и не смог понять. Он поднялся с дивана и направился в кабинет Вонга. После того, как Фрэнк надел электронный замок в виде браслета, Вонг стал относиться к своему подопечному с большим доверием.
— Питер, садитесь, — проронил благодушно Вонг. — Как вам нравится ваши прогулки? — поинтересовался он.
— Неплохо, — ответил Фрэнк уклончиво.
Ошейник и браслет слишком ограничивали зону, в которой Фрэнк мог находиться. Если сказать точнее, стены его тюрьмы расширились ненамного.
— Понимаю ваше недовольство. И готов это немного поправить. Как вы относитесь к театральному искусству?
— Не очень хорошо. Не люблю розовых соплей, мелодрам, истеричных идиотов, которые жертвуют жизнью ради других, — объяснил Фрэнк.
— Отлично. Отлично, — с довольной миной проговорил Вонг, показывая в ухмылке мелкие острые зубы. — Сегодня вечером мы вместе посетим спектакль, в котором все будет наоборот. Надеюсь, вам понравится. Какой костюм вы предпочитаете — смокинг, фрак?
— Обычный костюм-тройка, без излишеств. Лучше тёмного цвета.
Когда часовая стрелка часов подошла к цифре шесть, Фрэнк с Вонгом вышли из лаборатории. Они миновали длинный, извилистый арочный коридор из толстого стекла, закреплённого в толстых, металлических рамах и затем через систему шлюзов попали на вокзал, который скорее напоминал станцию метро, с элегантно оформленным входом, над которым высился барельеф из башен, имитирующих город.
Вход на перрон перекрывали стальные ворота, которые открывались лишь тогда, когда приходил поезд. Когда прибыл экспресс, Вонг провёл Фрэнка в вагон, который разделялся на отдельные купе, с установленными там мягкими креслами, обитыми красным бархатом, будто театральные места.
Поезд тронулся, стал набирать ход, проследовал в стеклянный тоннель. Как заворожённый Фрэнк наблюдал, как перед ним вырастают башни, уходящие ввысь, в толщу воды, которая становилась светлее ближе к поверхности.
Стены заросли светящимися водорослями розового, зелёного, голубого цвета. Мимо проносились стайки яркоокрашенных рыбок. Наконец, экспресс остановился, и Вонг сделал знак Фрэнку, что они прибыли.
Этот уровень отличался от остальных богемной роскошью. В зале ожидания высокие стеклянные поверхности окон драпировались темно-бордовым бархатом с золотистыми шнурами, на которых опускались и поднимались скульптуры.
Мозаика на стенах представляла собой сцены из театральных постановок, пол покрывала мраморные плитки, соединённые в швах позолоченными стержнями. Широкий коридор с переходами, оформленными в виде арок, опирающихся на гладкие полуколонны, вёл в круглый зал с широкой мраморной лестницей, с фигурными балясинами, скульптурами, украшавшими каждый пролёт.
Они поднялись в другой коридор, ограниченный с одной стороны высокими окнами, стеклянную поверхность которых поддерживал каркас из фигурных металлических планок. За окнами переливались огнями неоновой рекламы развлекательные сооружения города. Правда, как и вся подводная часть, этот уровень сильно обветшал и постепенно проигрывал океану. Из щелей в стеклянном потолке лились потоки воды, большая часть скульптур покрывала грязь, часть из них были сильно повреждены.
Стеклянная дверь с золотым вензелем с буквой «R» с мягким шелестом поднялась, Фрэнк с Вонгом прошли внутрь. Интерьер театра зрительного зала по меркам всего уровня был достаточно скромным — два яруса балконов, украшенных резным орнаментом и несколько рядов кресел, обшитых бордовым бархатом. Потолок украшала небольшая люстра, похожая на гроздь винограда.
Вонг провёл Фрэнка к их местам в партере, и спектакль начался. Когда поднялся занавес, Фрэнк увидел на стилизованном утёсе абсолютно голого, высокого, тощего мужчину в лохматом, ярко-рыжем парике, похожем на клоунский, с вытянутым унылым лицом, крупным носом и длинным, губастым ртом. Это сразу рассмешило, и Фрэнк решил, что это комедия, но поскольку никто не рассмеялся, решил повременить выражать свои чувства. Стоя наверху в картинной позе, персонаж начал заунывно произносить длинный монолог, который сводился к тому, что он — великий архитектор и быдло таких людей не понимает и не принимает их идеи. «Я никогда не считался с желанием моих клиентов, и вообще с чьими либо желаниями или идеями. Мне на них наплевать», — меланхолично вещал голый гений. «Я никогда не хотел доставлять людям удовольствие и не хотел никому нравиться. Творец никому не служит и всегда живёт только для своего дела и для себя самого. Самое главное, что нужно для того, чтобы творить — независимость от мнения толпы и свобода. Независимость — вот единственный критерий значимости человека и его достоинств. Идеал добродетели — эгоизм». Закончив свой вступительный монолог, он сгорбившись, медленно спустился с утёса и нацепил на себя нечто похожее на старый, потёртый, махровый халат и шлёпанцы.
Декорации сменились на жилище великого гения, представляющее собой крошечную комнатку с колченогим табуретом, столом, заваленным бумагой и грязным, замусоленным матрасом, брошенным в углу. «На декорациях явно сильно сэкономили» — подумал Фрэнк с усмешкой. К архитектору, который оказался его тёзкой — Фрэнком Рэнсли, начали приходить клиенты с разными просьбами, они приносили с собой эскизы с изображением домов, представлявшие собой странную мешанину из архитектурных стилей и направлений — от готики до модерна.
Рэнсли вешал наброски на одну из голых стен и быстрыми движениями чертил на них толстым, чёрным карандашом, превращая в комбинацию кубов, пирамид или цилиндров, сваленных друг на друга. Клиенты жалобно возмущались, пытались отговорить великого архитектора превращать их идеи в набор детских кубиков, на что тот отвечал, что «архитектор не подчиняет свой талант желаниям заказчиков.
Они заказывают ему проект не для того, чтобы загрузить его работой. Принуждение делать что-то, входящее в разрез интересов гения — отношения раба и господина». Когда поток клиентов окончательно иссяк, гениальный архитектор долго-долго смотрел в окно, рассуждая вслух, что самые совершенные архитектурные творения на земле — это небоскрёбы Нью-Йорка. И Фрэнк с наигранной обидой подумал, что небоскрёбы Сан-Франциско ничем не хуже. Чтобы воплощать свои великие идеи в жизнь, Рэнсли начал взрывать здания старинной архитектуры, каждый раз на импровизированных развалинах произнося длинный монолог о том, что уничтоженное здание в стиле барокко или готики устарело и не позволяет сливаться с природой жителям, жившим в нем. Пока он это вещал с умным видом, сзади него под бравурную музыку поднимался фанерный щит с изображением очередной «обувной коробки» с маленькими окнами-бойницами. И хотя это было очень комично, Фрэнк нахмурился, вдруг вспомнив обрушившиеся здание, созданное по проекту Рея Говарда, ясно напомнившее эскизы, которые чертил персонаж спектакля.
Второй акт начался с того, что к великому архитектору пришла довольно симпатичная женщина в вечернем наряде и потребовала, чтобы он её изнасиловал. Рэнсли долго мерил шагами комнату, бубня под нос очередной высокопарный монолог, а женщина по имени Долли терпеливо ждала, сидя на колченогой табуретке, когда он закончит. Потом он набросился на неё, начал разрывать на ней платье, и избивать. Оставив её совершено голой, Рэнсли прижал ей шею ногой и сам разделся, после чего последовала чрезвычайно натуралистическая сцена изнасилования, от которой Фрэнка чуть не стошнило. Когда, наконец, мерзкое действо завершилось, дамочка с самыми настоящими синяками по всему телу, возлежав на дранном матрасе, произнесла длинный, нудный монолог, который сводился к тому, что она безумно счастлива, что её изнасиловали, потому что только унижение может дарить наслаждение. Половой акт женщины с мужчиной неизбежно требует насилия. «Только желание получить боль и унижение может быть причиной того, что женщина отдаётся мужчине», — произносила она тоскливым, усталым голосом с видом побитой собаки. «Сама сущность этого акта выражает лишь презрение и насмешку над женщиной. Если мужчина проявит, хоть малейшую нежность и ласку, она останется совершенно холодной к проявлению его чувств. Половой акт — это поступок властелина, вершителя судеб, который с презрением овладев женщиной, дарит ей невыносимый восторг, который она с огромным нетерпением ждёт».
С отвращением слушая этот бред, Фрэнк морщился. Вдруг перед глазами вспыхнуло лицо Сирены. «Видно на неё неизгладимое впечатление произвело это гнусное шоу. Боже, я ведь её убил! За что? Она была лишь орудием в руках Уолта. Так же, как и я». От жалости заныло сердце, и настроение испортилось окончательно. Фрэнк отвлёкся от спектакля, демонстрирующего удивительную безвкусицу и глупость, ушёл в свои мысли. «Может быть есть возможность воскресить Сирену?» — подумал он с надеждой. В зале зажёгся свет и Вонг спросил, как обычно ощерив кривые зубы в мерзкой улыбке:
— Ну как, Питер, вам нравится спектакль?
— Да, очень. Шедевр. Никогда не видел ничего лучше. Очень интересные, важные идеи, — ответил Фрэнк, стараясь, чтобы в его голосе не слышалась насмешка.
Но маленький китаец не заметил иронии, и расплылся в широкой ухмылке.
— Отлисно, отлисно, Питер, — просипелявил он. — А что вы поняли из сюжета?
— Авторы дают понять зрителю, что главное жить только для себя и ценить только своё мнение. Ни деньги, ни слава гению неинтересны. Великий человек не нуждается в признании. А его артистическая натура требует самовыражения в необычных для обывателя проектах, — объяснил Фрэнк, как можно убедительней, и подумал саркастически: «история о бездарном неудачнике, который пытается самоутвердиться в глупостях».
— Великолепно! Питер, вы можете прогуляться, пока не начался третий акт, — изрёк Вонг.
Обстановка тяготила его, Фрэнк решил выйти в коридор, остановившись у окна. Полюбоваться на раскинувшийся за высокими окнами из толстого стекла, великолепный пейзаж из высоких башен, с ярко-сверкающей неоновой рекламой на фасадах. Это место производило сильнейшее впечатление своей необычностью и удивительной гармонией. Тон задавал стиль ар-деко с египетскими мотивами и элементами греческой архаики, простые геометрические формы, гладкие фасады из камня и металла, горизонтальные окна. Самое потрясающее заключалось в том, что неведомый гений смог выстроить это великолепие на дне океана.
Между башнями проплывал, еле двигая хвостом, большой кашалот. С трудом оторвавшись от разглядывания красот, Фрэнк побродил по коридорам, и нашёл маленький уютный бар со стеклянной, монолитной стеной, за которой на дне виднелись водоросли, кораллы, ползали морские звезды, стаи серебристых ставрид стройной колонной проплывали мимо. Он заказал скотч и устало расположился за столиком, наблюдая за морским царством. «Надо вернуться в комнатушку, где Сирена жила с Финнеганом. Черт, но как мне все это сделать?» Опрокинув в рот стаканчик, Фрэнк закашлялся, ощутив, как жидкость обожгла горло и пищевод. «Больше похоже на чистый спирт, подкрашенный чаем, чем на скотч», — раздражённо подумал он. «Если бы один был, морду расквасил бармену. Ладно, черт с ним». Он развернул программку, решив все-таки убедиться, что то, что он увидел, не комедия. Под напыщенным названием: «Фонтан мыслей» стояло: «Драма в трёх действиях». Увидев имена автора пьесы и постановщика, Фрэнк чуть не расхохотался, несмотря на отвратительное настроение. Автором пьесы значилась Алиса Розенберг, постановщиком — Сальвадор Каваллини. «Вот куда они перебрались», — подумал Фрэнк насмешливо, в основной части города их идеи оказались не нужны. Он откинулся на спинку диванчика, закрыв глаза.
— Пожалуйста, стакан яблочного сока и эклер, — послышался до боли знакомый голос.
Фрэнк мгновенно открыл глаза и замер, пытаясь мучительно осознать, ошибся он или нет. Через два ряда спиной к нему сидела женщина в платье светло-кофейного цвета. В висках от волнения застучали маленькие молоточки. Постаравшись унять дрожь, он поднялся и медленно подошёл к столику, где сидела женщина. Обошёл вокруг и счастливо улыбнулся.
— Берта? — воскликнул он, присел напротив, разглядывая её лицо, будто видел в первый раз. — Ты жива?! Боже!
Берта угрюмо взглянула на него, демонстративно вытащила из кармана револьвер и положила перед собой.
— Что тебе нужно? — спросила она хмуро.
— Пожалуйста, помоги мне, — еле сдерживая волнение, пробормотал Фрэнк.
— А почему я должна это делать? — спросила саркастически Берта. — Ты говорил, что ты ни в чьей помощи не нуждаешься.
— Прости меня, пожалуйста, — проронил он, сжав ей руку, которую она тут же брезгливо отдёрнула. — Я схожу с ума. Это мучительная, страшная пытка, ни с чем несравнимая.
— Да? И мне какое дело до этого? — спросила Берта, привстав, собираясь уйти.
Он не попытался её удержать, только тяжело вздохнул, опустил глаза. Когда он вновь взглянул вверх, то увидел, что Берта пристально изучает его. Затем, она вновь присела и более доброжелательно спросила:
— Расскажи, что случилось.
— У меня едет крыша, Берта, — признался Фрэнк с горечью. — Уолт лишил меня воспоминаний. Они настигли меня, крутятся в голове какие-то куски мозаики, которые я никак не могу соединить. Ты не представляешь, как это больно.
— И что ты вспомнил? — поинтересовалась Берта.
— Родителей, Эллис, сына, — ответил Фрэнк и в конце его голос предательски дрогнул. — И главное об Ирэн. Господи, Берта, я отдам все только, чтобы вернуть ее. Я схожу с ума от тоски.
— А как ты здесь оказался? — спросила она, даже не пытаясь скрыть подозрительность.
— Решил вернуться в твою лабораторию. Чтобы взять генетический материал. И воскресить тебя, — объяснил Фрэнк смущённо.
— Понятно. Фрэнк, но если я верну твои воспоминания, ты ведь станешь прежним. Другим человеком. Хорошим, — проронила Берта. — Понимаешь?
— Понимаю, — ответил он твердо.
— Впрочем, я вижу, что мне особенно и делать-то ничего не надо, — улыбнувшись, подытожила она. — Ты сам вырвался из этих цепей.
— Нет, не вырвался. Уолт управляет мною, и я не знаю как, — глухо пробормотал Фрэнк. — Он контролирует Ирэн. Лишил воспоминаний обо мне. О нашей любви, — добавил он, отводя взгляд, чтобы Берта не увидела предательски заблестевшие от накопившихся слез глаза.
— Ладно, Фрэнк, идём в мою лабораторию. Я постараюсь тебе помочь.
— Нет, — покачав расстроено головой, сказал Фрэнк. — Не могу. Я тут в тюрьме. Отсюда никуда, иначе… — он расстегнул воротник рубашки, показав мерцающий светло-зелёным светом ошейник из бусинок. — Эта хрень взорвётся к чёртовой матери. Вместе со мной.
— Кажется, знаю, что это такое, — проронила она через паузу. — И кто тебя держит? На этот раз?
— Когда я вернулся в город, меня зацапали копы. Бросили в обезьянник. А там меня выбрали для каких-то экспериментов, которые проводит китаец Чен Вонг, — рассказал Фрэнк. — Можешь себе представить? Он тоже работает на вездесущего Уолта! — раздражённо бросил он. — Я подсмотрел, как они разговаривали в кабинете Вонга. Больше всего на свете, я хочу убить Уолта. Самым страшным, мучительным способом, — кровожадно сказал Фрэнк, сжимая кулаки. — Извини, Берта. Ничего поделать с собой не могу.
— Я работала вместе с Вонгом, — задумчиво произнесла она. — Талантливый учёный-генетик, но удивительно беспринципный, аморальный. Из любой самой мерзкой истории выходил сухим из воды. Не останавливается ни перед чем. Даже перед убийством своих сородичей, если получит за это хороший куш. Это устройство имеет вторую часть, переносной маячок, который фиксирует местонахождение объекта. Радиус действия — полмили. А где находится лаборатория Вонга?
— На каком-то служебном уровне. Мы ехали сюда на поезде где-то полчаса, — ответил Фрэнк.
— Понятно, она по-прежнему там, — задумчиво произнесла Берта. — Значит, этот маячок где-то близко. Странно.
— Вонг носит его с собой! — воскликнул обрадованный своим прозрением Фрэнк. — Он здесь, со мной на этом мерзопакостном шоу. Я отошёл от него немного, и цвет индикаторов стал более светлым. Сейчас удушу его, заберу «маяк», и приду к тебе, Берта! — воскликнул Фрэнк, вскакивая в радостном возбуждении.
— Подожди. Не торопись! — остановила его Берта. — Если ты его убьёшь у всех на глазах, тебя схватят. Лучше, если ты сделаешь это менее заметно. Ведь тебе еще надо выбраться из этой части города.
— Ладно, тогда я постараюсь сделать иначе, — задумчиво проронил Фрэнк. — Берта, как тебе все-таки удалось выжить? — поинтересовался он.
Берта пристально взглянула на него, раздумывая, сообщать ли человеку, который пытался её убить, как ей удалось остаться живой. Или нет.
— Ребята успели меня спасти, — коротко ответила Берта. — Если смогу выбраться, позвоню тебе. Ладно, не обижайся, — миролюбиво добавила она, доставая из кармана клочок бумаги. — Моя лаборатория находится на уровне Эдема. Вот здесь, — поставив крестик, объяснила она. — Буду тебя там ждать. Надеюсь, что ты не захочешь меня убить ещё раз, — закончила она с мягкой улыбкой, пытаясь его подбодрить.
Возвращался в зал Фрэнк в таком приподнятом настроении, что третий акт мерзопакостной пьесы воспринимал даже с удовольствием. По проекту одного из врагов великого гения, Пола Читинга, для бедняков было выстроено жилое здание. Фрэнк Рэнсли, увидев его, флегматично произнёс монолог о том, что этот дом создан мерзким паразитом, врагом прогресса, который воспользовался альтруизмом как орудием эксплуатации, перевернув с ног на голову нравственные принципы человечества. «Тот, кто пытается жить для других — иждивенец», — с кислым выражением лица вещал Рэнсли. «Он паразит и делает паразитами тех, кому служит. Это приводит к рабству. А человек, добровольно соглашающийся быть рабом, становится самым ничтожным, низменным существом на планете. Он позорит достоинство человека. Гуманист начинает с признания в любви к человечеству, а кончает морем крови. Мир гибнет в оргии самопожертвования». Рэнсли потребовал, чтобы ему выделили деньги для воплощения своего проекта — самого высокого в мире небоскрёба, который будет доступен только самым лучшим альпинистам. В доме не должно быть лестниц и лифтов. «Ибо любая помощь развращает человека, унижает его!» — доказывал он. Для него нашёлся заказчик, который смог выделить средства. В муках создав творение, Рэнсли передал проект и удалился в свою нищую комнатушку, ожидая с нетерпением конца строительства. Но мерзкие враги гениального архитектора, проникли в подсобку прораба стройки, и внесли искажения в великий проект. Небоскрёб воздвигли, но к своему ужасу, Рэнсли увидел, что злоумышленники привнесли катастрофические изменения — в доме установлены широкие лестницы, высокоскоростные лифты и самое ужасное — пандусы для инвалидов. Никто не мог утешить Фрэнка Рэнсли в его горе. Пробравшись ночью к дому, он заминировал его и взорвал вместе с жителями.
Сцена повернулась, и перед глазами предстал зал заседания суда, где за дощатой перегородкой сидел великий гений с видом великомученика. Он встал, картинно выставив вперёд ногу, и сложив руки на груди, начал произносить финальный монолог. Через четверть часа, Фрэнк заметил, что большая часть актёров, совершенно откровенно зевает, даже не пытаясь скрыть это от зрительного зала.
Прокурор, одетый в угольно-чёрный костюм в широкую белую полоску, что делало его похожим на гангстера, с совершенно отсутствующим видом, оперся о стол, за которым сидел клевавший носом судья, и делал все, чтобы не упасть на пол и не уснуть. Адвокат, развалившись на стуле, уставился в потолок и, прикрыв глаза, что-то бормотал себе под нос. Между тем Рэнсли вещал: «Вы говорите, что в этом доме жили бедняки? Но их бедственное положение не давало им право на мой труд. Я разрушил этот дом, потому что такова была моя воля. Моё великое творение изуродовали посредственности. Поэтому я не позволил ему существовать. Я не признаю никаких обязательств перед кем-либо».
По странной интонации, непонятным смысловым ударениям и выражению лица бедного актёра, изображавшего главного героя, было очень заметно, что он совершенно не понимает, какую чушь несёт, и выглядел он, как не сделавший домашнее задание ученик, которого к его большому несчастью вызвали к доске отвечать. Наконец спектакль закончился победой великого гения, актёры вышли на сцену на поклоны. И через некоторое время к ним присоединилась двое — мужчина в потёртом фраке с бутоньеркой в виде завядшей розой, и тараканьими усиками, в котором Фрэнк узнал Каваллини, и немолодая, приземистая женщина с иссиня-чёрными волосами и пронзительными глазами — Алиса Розенберг.
— Ну что, Питер, вы довольны посещением спектакля? — спросил Вонг, когда они сели в поезд, отправлявшийся назад, на уровень с лабораторией.
— Да, очень. Игра актёров, постановка — все на высоте, — ответил Фрэнк, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и восторженно. — И главное, очень важные идеи, которые мне очень близки. Гимн индивидуализму и эгоизму в хорошем смысле этого слова.
— Прекрасно, прекрасно, — обрадовался Вонг. — Думаю, что завтра я смогу вас познакомить с причинами, по которым мы выбрали вас.
Ну, уж, встречаться с Уолтом Фрэнку было совершенно не обязательно. Как бы не поступил Хозяина, встреча была чрезвычайно нежелательна. Вернувшись в лабораторию, Фрэнк ушёл в свою комнату, расположился на диване, обдумывая план спасения. Решившись, надел пижаму, и совершенно не таясь, направился в душ. Быстро взобрался к вентиляционной решётке и дополз до отверстия в кабинет Вонга. Увидев, что там никого, и свет погашен, снял решётку.
Осторожно спрыгнув вниз, Фрэнк начал перерывать ящики стола, шкафчики бюро. «Черт, значит, он прячет этот «маяк» в другом месте», — подумал Фрэнк в отчаянье, и уже решил вернуться, но вдруг задел картину, которая висела на противоположной стене от двери. Она сдвинулась, и показался кусочек панели сейфа. «Вспомним мои способности по взлому», — подумал Фрэнк в азарте. Размял руки и начал осторожно двигать ручку, пытаясь определить по щелчку нужный код. Сейф выглядел страшно анахроничным и Фрэнк совершенно не удивился, когда понял, что код состоит всего из четырёх цифр. Набрав комбинацию, он медленно потянул за ручку. Дверца со скрипом поддалась, обнажив внутренности, состоящие из нескольких полочек и ещё одного, закрытого на ключ ящичка. Фрэнк оглянулся по сторонам, взял пару скрепок, и, разогнув, быстро отпер ящичек. «Маяк» в виде второго браслета лежал там! Быстро вытащив, Фрэнк положил его в карман. «Так, ну нужно ещё чем-нибудь поживиться. О, отлично», — сказал он мысленно, доставая револьвер, и пачки денег. «Мистер Вонг мне совсем не платил за работу, которую я для него выполнял. Так что все честно». И чуть не подскочил от радости, увидев на нижней полочке выстроившиеся в ряд пробирки с разноцветной жидкостью. Быстро засунув их в карманы, Фрэнк закрыл аккуратно сейф, на всякий случай стер свои отпечатки и вновь оказался в вентиляционной шахте. Медленно, стараясь не раздавить добычу, вернулся в душ. Оказавшись в своей комнате, Фрэнк упал на диван, пытаясь успокоить колотившееся сердце. Отдышавшись, быстро оделся и, распихав добычу по карманам, направился к выходу из лаборатории.
— Эй, ты куда? — услышал он грозный окрик охранника.
— Погулять, — спокойно ответил Фрэнк. — Голова разболелась, хочу свежим воздухом подышать.
То ли охранник был туп, как пробка, то ли ему было лень разбираться, но зевнув, он посторонился и пропустил Фрэнка, который беспрепятственно вышел и быстро направился к станции. «Чёрт!» — расстроено выругался он, увидев, что первый поезд будет только в семь утра. «Твою мать, как же выбраться-то?» Он оглянулся и вдруг увидел на скамейке аборигена в потёртых джинсах и клетчатой рубашке.
— Чувак, как доехать до «Парка»? — спокойно спросил он.
Абориген зевнул, и лениво смерив Фрэнка равнодушным взором, проронил:
— А чё утром никак не можешь?
— Мне сейчас надо. Я бы заплатил, сколько надо, — заговорщицки пообещал Фрэнк.
— Трэсси может, только дорого, — задумчиво проговорил мужик.
Выложенная невзначай купюра в десять баксов на скамейку произвела впечатление. Абориген, уже с большим интересом взглянул на случайного прохожего и пробормотал:
— Пошли покажу.
Нащупав в кармане револьвер, Фрэнк проверил барабан и пошёл следом. К своему удивлению, тот довёл Фрэнка до маленькой, дощатой хижины, и пробурчал:
— Здесь.
Он ушёл, перешагивая через грязные лужи и разбросанные бутылки. Фрэнк громко постучал в дверь лачуги, она отворилась, и на пороге возник заспанный хозяин в синих, полосатых трусах, украшенных красными сердечками, и засаленной на внушительном брюшке майке.
— Ну и чё те надо? — спросил он, зевая. — Горит что ли что? — поинтересовался он равнодушно, правой рукой держа дробовик, а левой — почёсывая с густой чёрной порослью грудь.
— До парка доехать надо. Заплачу, — коротко ответил Фрэнк.
— Триста баксов, — ответил лениво владелец семейных трусов.
Хотя карман оттягивало несколько объёмистых пачек, украденных из сейфа Вонга, Фрэнк решил сделать вид, что у него нет таких денег.
— Давай за сто.
— Нет, найди ещё сто, и поедем, — объяснил хозяин, собираясь закрыть дверь.
Потоптавшись на пороге, Фрэнк, наконец, будто после мучительных размышлений, ответил:
— Хорошо. Но только мне сейчас надо.
— Ладно. Загулял что ли? Жена со сковородкой будет ждать? — поинтересовался мужик, ухмыльнувшись.
С кислой миной Фрэнк кивнул, тяжело вздохнув. Мужик вернулся в дом и через пару минут вернулся, одетый в растянутые на коленках штаны и старую куртку с заштопанным рукавом. Он довёл Фрэнка до старой дрезины из рамы на четырёх колёсах, наподобие вагонных колес и двух деревянных скамеек, одна напротив другой.
— Садись, поедем с ветерком, — сказал мужик.
Когда Фрэнк залез на платформу и уселся на скамейку, хозяин транспортного средства лениво приземлился напротив и бросил:
— Хватайся.
Фрэнк взялся за рукоятку, и дрезина двинулась. Вначале путь шёл с небольшим подъёмом, который дрезина, скрипя и дёргаясь, преодолела с большим трудом. Но затем пошёл спуск, и им удалось развить приличную скорость. Фрэнк, работая, рукояткой, с затаённым страхом думал, что он все больше отдаляется от лаборатории и если ошибся, то неминуемо погибнет. Наконец, дрезина, выехала из туннеля на станцию.
— Приехали, — сказал мужик. — Давай двести баксов, и гуляй.
— Так это ж не «Парк», — сказал недовольно Фрэнк.
— Отсюда на батисфере доберёшься, — объяснил хозяин дрезины. — Или копов позову, — хмуро пообещал он.
По скрипу несмазанной телеги Фрэнк понял, что дрезина отправилась в обратный путь. Засучил рукав, заметив радостно, что индикаторы браслета не изменили свой цвет, значит, Берта оказалась права. Оглядев перрон, направился к выходу, но уткнулся в закрытый воздушный щит. С другой стороны платформы он тоже оказался в тупике. Растерянно осмотревшись, он увидел у самого входа в туннель незаметную дверь, которая почти сливалась со стеной.
Спрыгнув вниз, Фрэнк мгновенно оказался рядом, выбил дверь, и зашагал по коридору. Оказавшись у лестницы из нескольких пролётов, быстро поднялся, перешагивая сразу несколько ступенек, вдрызг разбитых. Дверь с верхней площадки вела во двор, окружённый глухими, плохо оштукатуренными извёсткой, стенами пятиэтажных домов, с изредка попадающимися окнами. Фрэнк в растерянности побродил по двору, чертыхаясь, натыкался на разбитые бутылки, банки, тряпье, и вдруг заметил на четвёртом этаже одного из домов приоткрытое окно. По стене проходила старая, пожарная лестница, которая заканчивалась на уровне балкона первого этажа.
Осторожно, чтобы не создавать шума, Фрэнк притащил большой мусорный контейнер, забрался на него, и запрыгнул на балкончик первого этажа. Поднявшись по лестнице, заглянул внутрь. В небольшой комнатке работал маленький, черно-белый телевизор, который показывал диснеевский мультфильм о моряке Папайе. В кресле спал хозяин в коричневых брюках и майке, крепко сжимая в руке недопитую бутылку пива. Вокруг него валялось море уже опустошённых бутылок. Фрэнк осторожно поднял окно, влез. Нашёл одну из пустых бутылок и со всей силы шандарахнул хозяина по голове. Тот хрюкнул и ничком свалился вниз, распластавшись на полу. Фрэнк осторожно обошёл комнаты, проверяя присутствие домочадцев, но в квартире было пусто. «Если Вонг уже послал погоню, то надо, хотя бы, переодеться», — подумал Фрэнк.
Распахнув гардероб, он тихо присвистнул. На вешалке висело длиннополое, кожаное пальто. «Я такое всегда хотел иметь», — с азартом подумал Фрэнк, вытаскивая его и надевая на себя. Оно оказалось немного коротковато, но сидело отлично. В другой тёмной комнатке-чулане Фрэнк обнаружил целый арсенал. «Это я хорошо вошёл», — радостно подумал он. На дощатом столе лежало несколько бронежилетов, пистолеты нескольких марок, в маленьком ящичке гранаты, у стены выстроились в ряд дробовики, винтовки, автоматы. «Крутой мужик здесь живёт», — подумал Фрэнк. «Видать мафиози». Надев под пиджак бронежилет, а сверху кожаное пальто, Фрэнк, обыскав комнаты, нашёл большую спортивную сумку, сложил туда оружие, коробочки с патронами и направился к выходу. «Черт, а ведь меня могут копы зацапать. Надо хоть какие документы приобрести».
Он вернулся в комнату, и все обшарил. Ему повезло, в пиджаке хозяина, который небрежно висел на стуле, лежал паспорт и идентификационная карточка. С фотографии смотрело лицо безжалостного бандита с низким лбом, квадратной челюстью, широким носом и плотно сжатыми, тонкими губами. «Карло Манфреди», — прочёл Фрэнк. «Отлично, цвет волос совпадает, то, что надо», — подумал он, засовывая документы итальянского мафиози в карман пальто. В прекрасном настроении Фрэнк беспрепятственно вышел из квартиры и спустился вниз по лестнице, мурлыча себе под нос «Балладу Мэкки-ножа», хорошо подходящую под обстановку. Быстро зашагал по улице, мимо закрытых щитами витрин магазинчиков, подъездов, освещённых тусклой лампочкой.
Заслышав нарастающий шум перестрелки, Фрэнк юркнул в незаметный переулок, который вёл на задний двор магазина. Спрятавшись за мусорным контейнером, из которого жутко воняло, приготовился ждать, когда лихие ребята пробегут мимо. Но тут же понял, что серьёзно ошибся — в переулок влетел мужчина в чёрном костюме с пистолетом в руках. Он остановился, сделал пару выстрелов, и, тяжело дыша, огляделся. «Черт, ну попал», — подумал Фрэнк. Мужчина, перепрыгнув через контейнер, оказался лицом к лицу с Фрэнком. «Манфреди?» — спросил тот. «Карло, помоги, пожалуйста!» — умоляюще попросил он. «Черт, зря я надел это пальто», — подумал Фрэнк. Во двор влетело несколько парней в таких же костюмах с «пушками» в руках. «Отлично, пятеро против двоих. Силы равные», — подумал Фрэнк.
Вытащив из сумки винтовку, он прицепил на неё оптический прицел, аккуратно прицелился, и спустил курок. Почти бесшумный выстрел вынес одного из бандитов и тот рухнул, как подкошенный. «Круто!» — подумал Фрэнк, с довольной миной оглядывая винтовку. Бандиты опешили, не ожидая такого отпора, и спрятались за углом. «Беттинелли, гребанный кусок дерьма, сдавайся!» — заорали они. Во дворе влетела граната, прогремел мощный взрыв. «Дело плохо», — подумал Фрэнк. И вдруг его осенило, он ринулся к сумке, достал один из шприцов с жёлтой жидкостью, воткнул себе в руку. По телу пробежала знакомая волна боли, которая мгновенно исчезла.
Следующую гранату Фрэнк с лёгкостью перехватил на лету и бросил назад. Беттинелли в изумлении взглянул на него, моргая глазами, и через паузу спросил: «Это чего такое у тебя?» Фрэнк, ничего не ответил, боясь выдать себя, вытащил из сумки парочку своих гранат и метко забросил за угол. Не ожидавшие такого мощного отпора, гангстеры явно растерялись. Фрэнк осмотрелся и увидел служебный вход в магазин. «Пошли», — хрипло сказал он, стараясь, чтобы голос звучал так глухо, что его невозможно было узнать.
Выбив дверь, Фрэнк затащил туда нового знакомого. Включив фонарик, он понял, что они в подсобке, свет отражался в чисто вымытых металлических столах на полу, выложенном кафельной плиткой, в углу стоял большой холодильник. Фрэнк сделал знак и вместе с Беттинелли они прошли в зал магазина. В конце прилавка Фрэнк увидел вход в служебное помещение, ногой распахнул дверь. Пробежали по коридору до конца, следующая дверь ввела куда-то вниз. Фрэнк немного поколдовал над ней и вместе с новым знакомым быстро сбежал в маленький погреб, уставленный стеллажами у стен из кирпичной кладки. Миновав его, они оказались на заднем дворе, окружённом высоким дощатым забором. «Здесь щель!» — радостно прошептал Беттинелли. Он оказался рядом с забором, отодвинул доску, подождал Фрэнка, и они очутились на совершенно пустой улице, освещённой тусклым светом фонарей. Беттинелли вздрогнул, присев от неожиданности, услышав мощный взрыв, прогремевший где-то в магазине.
— Растяжка сработала, — объяснил Фрэнк весело. — Ладно, бывай, — добавил он, собираясь уйти.
Беттинелли остановил его и, вглядевшись в его лицо, проговорил:
— Так ты не Манфреди? А какого черта ты меня спасал?
— А у меня был выбор? — ответил Фрэнк насмешливо. — Я пошёл. Больше не попадайся.
— Тебе куда? — спросил вдруг Беттинелли.
— На батисферную станцию, — честно ответил Фрэнк.
— Отлично. Я с тобой пойду, прошвырнусь в Парке, надо стресс залить.
По дороге Беттинелли травил анекдоты с чёрным юморком, в основном связанные с бандитами, сам же хихикал над ними, так они дошли до станции. Усевшись на скамейку, Беттинелли был также лихорадочно весел, а Фрэнк молчал, опасаясь лишний раз привлечь к себе внимания. Вдруг его новый знакомый спросит, каким образом Фрэнк оказался в пальто Манфреди. Фрэнк вздрогнул, когда услышал требовательный голос неожиданно возникшего копа:
— Документы!
Не переставая болтать, Беттинелли порылся рукой в пиджаке, и вручил свой паспорт копу. Тот, быстро оглядев его, отдал обратно, а на документах Фрэнка задержался. Фрэнк, нервно наблюдая, как коп, сощурив недоверчиво глаза, сравнивает фотографию итальянского мафиози с физиономией его нынешнего владельца, ощущал, как постепенно начинает трясти мелкой дрожью, вспотели ладони, по спине потекли струйки холодного пота. Он почувствовал, что совсем немного, потеряет контроль над собой, выхватит из сумки пистолет-пулемёт и прикончит копа. Хотя он прекрасно понимал, что уйти далеко ему не удастся. На шум выстрелов набежит толпа копов и «тогда мне конец», — подумал Фрэнк в отчаянье.
Беттинелли бросил изучающий взгляд на копа, и, хлопнув Фрэнка по плечу, воскликнул:
— Ну что, Карло, говорил я тебе, когда рожу сменишь, надо сразу новую фотку приклеить. Лейтенант, заберите этого тупого ублюдка в кутузку и отметельте, чтобы знал, зараза эдакая! — уже обращаясь к копу, весело сказал Беттинелли и расхохотался.
Коп оглядев внимательно Фрэнка, перевёл глаза на Беттинелли, вальяжно развалившегося с ухмылкой на лице на скамейке, отдал документы Фрэнку, и, откозыряв, ушёл.
— Уф, ты меня от смерти спас, — тяжело вздохнув, пробормотал Фрэнк. — Мы теперь в расчёте.
— Да брось ты, — сказал Беттинелли. — Мелочи. Я потом подумал, если бы на твоём месте действительно оказался Манфреди, он бы просто пристрелил бы меня. И помогать не стал. Хороший ты мужик, черт возьми. Пошли, вон наша батисфера пришла.