И смерть уродам

22 Повторение — мать учения

С огромным трудом мне удается вырваться из объятий моей очаровательной подруги, но стрелки на часах не ведают, что такое любовь, и приходится им подчиниться. Сандэй в чем мать родила остается стоять посреди моей спальни, а я включаю четвертую скорость и вылетаю на улицу в поисках такси. Сначала надо заскочить за моей машиной.

Прекрасно. Вот она, прямо у дверей. В оперативности Энди Зигману не откажешь. Благодаря этому мне удается сэкономить целых четверть часа… и не придется теперь нестись как сумасшедшему.

По дороге я перебираю в памяти последние эпизоды этого приключения и — можете поверить — чувствую себя каким-то опустошенным — все это кажется мне настолько бесцветным…

Даже сегодняшнее утро, проведенное с Сандэй Лав… Боже мой, а ведь не зря я все время откладывал свое, скажем, посвящение… То, чем я сейчас с ней занимался, представляется мне совершенно нормальным, несомненно, приятным и способным освежить и сделать быстротечными ваши утренние часы… но явно недостаточным… Такое впечатление, что теперь у Сандэй Лав не осталось от меня абсолютно никаких секретов… Я напрягаю память, вспоминаю… А существует ли еще что-нибудь, что я с ней не испробовал?

В этом плане мое образование просто достойно сожаления. Мне совершенно необходимо все разузнать. Должны же быть еще какие-то технические тонкости, ускользнувшие от меня с первого раза. А иначе… Я так ей и сказал. Да, надо попробовать с тремя или четырьмя сразу… или найти девицу побольше размером, чтобы было куда руки деть…

Я с большим трудом уворачиваюсь от грузовика, который, кажется, решил, что мне плохо виден его фирменный знак, и начинаю думать об овсяной каше, чтобы хоть как-то сбросить давление в крови. Я терпеть не могу овсяную кашу, а когда мне было одиннадцать лет, мама настолько набивала меня этой гадостью, что приходилось засовывать два пальца в рот, чтобы вернуть хоть ту часть, которая причиталась бедным. Воспоминания не из самых приятных, и я чувствую, что мой пульс вот-вот остановится. Это как раз то, что мне и нужно.

К аэродрому я подъезжаю за десять минут до назначенного часа. Майк и Энди уже на месте, и они знакомят меня с несколькими парнями крепкого телосложения и с одним худеньким темноглазым и умным на вид мужичком. Он меряет меня холодным взглядом, который затем неожиданно смягчается в улыбке.

— Обер Джордж, — представляет его Майк Бокански, — один из лучших местных агентов.

Я пожимаю ему руку. Кажется, вся команда уже в сборе.

— Знаете, Рок, — говорит Энди, — самолет будет готов минимум часа через полтора. Я на вашем месте пошел бы в ресторан чего-нибудь выпить, а потом вздремнул бы чуть-чуть.

— Я не устал, — отвечаю я.

— Ничего другого предложить вам не могу, — продолжает Энди. — Мы с Майком должны торчать тут и следить за приготовлениями, да еще надо закончить первый отчет… А Обер может составить вам компанию.

— А Гарри?

— Мы успели ему позвонить, — отвечает Энди… — Так что ваш приятель будет вовремя. А вы уже выехали. Ваша… гм… секретарша нам так сказала.

— А… да-да, — подхватываю я, — это моя секретарша.

Обер увлекает меня к ресторану, огромные стеклянные окна которого выходят прямо на летное поле.

— Там есть и комнаты отдыха, — сообщает он, — может быть, вы захотите прилечь…

— Никогда не ложусь один, — отвечаю я…

— О, — бормочет Обер, — я уверен, что вы легко себе кого-нибудь найдете… Здесь полно официанток и горничных… Только, понимаете… там на улице в машине моя жена, и я хотел бы с ней попрощаться…

— Конечно, — говорю, — я как-нибудь сам разберусь.

Он уходит, а я оборачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с Берил Ривс и Моной Coy, старыми подружками, с которыми я вас познакомил в самом начале в «Зути Слэммер» у Лема Хэмилтона.

— О! Рок… ну вот и вы, наконец!… — восклицает Берил. — Мы разыскиваем вас с самого утра. Гарри не пожелал сказать нам, где вас можно найти, и… гм… ваша секретарша тоже была не очень любезна… А давно это вы обзавелись секретаршей, а, Роки?

— С сегодняшнего утра.

— Мне показалось, что я ее узнала, — шепчет Мона Coy.

— Вы, наверное, видели ее с Дугласом, — поясняю я. — Это он мне ее рекомендовал…

— Да… в общем… она все-таки сказала, где вас нужно искать, — говорит Берил.

Откуда же она сама-то узнала?! А! Понятно. Ведь Энди звонил мне домой.

— Вы что, были у меня дома?

— Ну да, Роки… Вас уже три дня не видно… Идемте, вон там наша машина. Поедем, покатаемся. Вы же еще не сейчас уезжаете?

— Да, еще есть немного времени… — отвечаю я.

Мы садимся в «кадиллак» Моны — я в середине между девушками, а Берил за рулем — и выезжаем на шоссе. Но очень скоро машина тормозит возле очаровательной виллы.

— Тут у меня родственники живут, — объясняет Берил. — Только сейчас дома никого нет. Так что пошли, выпьем чего-нибудь.

Мы оставляем «кадиллак» на улице у ворот, чтобы потом не терять времени, а сами выходим из машины и устремляемся в сад. На улице так хорошо, как может быть только в Калифорнии. Воздух такой мягкий и теплый, что стоит его вдохнуть — и сразу понимаешь, что значит жить…

— Давайте побудем здесь, — предлагаю я. — Благодать-то какая…

— Нет, нам нужно с вами поговорить, — возражает Мона.

Ну и ну! Сразу быка за рога… Мы устраиваемся в гостиной, и Берил тут же переходит в наступление:

— Это что еще за девушка у вас дома, Рок? Вы с ней спали?

— Да… гм… а вас это вообще не касается, — мне явно не по себе.

— Касается! — вмешивается Мона. — Еще как касается! Мы все это время не приставали к вам только потому, что знали, что вы ни о чем не хотите слышать до двадцати лет, но если вы так держите свои обещания, то и мы про них забудем. Раздевайтесь.

— Но, Мона, — пытаюсь возразить я умоляющим голосом, — я падаю от усталости… Ну подождите еще несколько дней. Вот когда я вернусь…

— Это мы уже слышали, — говорит Берил. — Нечего, попались, теперь мы вас не отпустим. Подумать только — пройти боевое крещение, и с кем — с этой маленькой уродиной!…

— Где же ваш вкус? — подхватывает Мона. — Ведь у нее ни груди, ни задницы, сама тощая, как гвоздь.

— Но в конце концов, — я все еще не сдаюсь, — не здесь же. Ведь кто-нибудь может прийти… И потом, у меня нет времени.

— У вас есть целый час, — протестует Берил. — Этого более чем достаточно. А мы и так собираемся облегчить вашу задачу. Ну давайте… снимайте все это, а то сейчас мы возьмемся за дело сами… Носки можете оставить.

— Закройте хотя бы дверь…

— Так и быть, закрою, — соглашается Мона, — только чтобы доставить вам удовольствием. А ты, Берил, пока помоги ему раздеться. И никаких возражений! Тоже мне, прельститься такой вертихвосткой!

Она захлопывает дверь, оборачивается и расстегивает платье. Грудь выпрыгивает наружу… Конечно, у Сандэй Лав нет ничего похожего… У меня по пояснице уже забегали мурашки. Черт возьми, это будет уже двенадцатый раз за сегодняшний день… Не многовато ли?

— Эй, Мона, только не надо так спешить, — протестует Берил, — дай же и мне привести себя в соответствующий вид.

А Мона уже суетится вокруг меня… На ней остались только чулки и еще какая-то штучка из кружев телесного цвета, которая их поддерживает. Она такого же оттенка, как и… ну, в общем, точно такого же оттенка. Девушка разгорячилась, и от нее вкусно пахнет женщиной… а старина Роки, похоже, не так уж и валится с ног, как может показаться… Мона стягивает с меня рубашку, снимает брюки. Я не сопротивляюсь. С нижним бельем ей приходится чуть труднее, так как оно уже цепляется…

— Мона, назад, я тебе говорю, — визжит Берил. — Сейчас будем тянуть жребий.

На ней уже тоже ничего не осталось… Чулки она скатала до щиколоток… А я лежу и пытаюсь сравнивать.

— Эй, — я поднимаю голову, — вы за кого меня принимаете?…

— Молчать, — приказывает Мона. — Она права. Мы вас сейчас разыграем…

— Нет, так не годится, — протестую я. — А если мне кто-то из вас нравится больше?

Я с трудом выговариваю слова. Эти девушки довели меня до такого состояния, что я мечтаю лишь об одном: все равно которую — только немедленно.

— Хорошо, — соглашается Мона, — мы сейчас завяжем вам глаза и приступим к делу, а вы скажете, с кем вам приятнее.

— Надо еще связать ему руки! — кричит Берил, возбуждаясь все больше и больше…

Она бросается к окну и срывает один из шнурков, которыми задергивают шторы… Я даю им себя связать, так как уверен, что могу порвать эту веревку в любой момент, и, как только дело сделано, Мона опрокидывает меня прямо на ковер…

— Берил, давай сюда шарф.

Я лежу на спине… к счастью, а то мне просто было бы больно… и ничего не вижу. Две руки ложатся мне на грудь, а чьи-то длинные ноги вытягиваются вдоль моих… Я уже готов завопить, настолько нестерпимо это ожидание, и вдруг одна из девушек ложится на меня сверху… Я вонзаюсь в нее изо всех сил… но почти в ту же секунду она отстраняется, и ее место занимает другая. Я отчаянно напрягаю мышцы… и веревка, связывающая мне руки, разлетается на куски… Но девушка не замечает этого, и в тот момент, когда она в свою очередь собирается встать, мои руки смыкаются у нее на спине… Я продолжаю удерживать ее одной рукой, а второй умудряюсь поймать за ноги другую красотку. Я заставляю ее опуститься рядом и скольжу губами вдоль ее бедер, вверх… вверх, насколько вообще возможно… И мне это нравится, очень нравится… Они обе ничинают чуть слышно постанывать…

…А время идет.

Сегодня оно идет особенно быстро.