Пустая и тёмная комната давила на меня. Потрескавшаяся от времени краска на стенах вызывала ощущение безысходности.
Уже час я сидела в одном положении, пытаясь совладать с внутренней паникой. С того момента, как меня привезли в штаб, я ни на секунду не оставалась одна. Конвоиры всё время стояли надо мной и следили за каждым моим движением.
Я так и не смогла прочитать записку от отца и понять, что он хотел мне сообщить. Неизвестность пугала меня. Мне хотелось любой ценой увидеть отца и узнать, что с ним случилось. Но на все мои вопросы об отце конвоиры не давали никаких ответов. Этот факт злил меня.
Я сжимала в кармане листок бумаги. Мне хотелось верить, что отец жив и ему ничего не угрожает.
– Дмитрий Сергеевич, – я решила нарушить тишину и попытаться поговорить со своим надзирателем, – как долго вы собираетесь держать меня взаперти? Когда я смогу увидеть отца?
– Екатерина, вы пробудете здесь столько, сколько потребуют обстоятельства, – ответил конвоир. – Ваш отец выполняет свой долг. Вам ли не знать об этом.
– И в чём заключается его долг? – спросила я, прожигая мужчину тяжелым и требовательным взглядом. – Когда я смогу увидеть отца?
– Вам следует отсидеться в безопасности. Ситуация серьёзная. Вы подверглись нападению диверсантов и могли пострадать от рук опасного террориста. Ваше заключение – это необходимые меры безопасности.
– Нападения террориста? – я знала, что слова военного чистая ложь и они не имеют ничего общего с реальной ситуацией. – Что известно об этом диверсанте? Кто он, сколько ему лет, и как он пробрался в наш город? Где были ваши конвои, когда в город проникала банда диверсантов?
– При всём уважении к вашему отцу, я не намерен делиться конфиденциальной информацией с малолетней девчонкой, – ответил конвоир.
– Мне исполнилось восемнадцать лет. Разве на службу не берут с этого возраста? И разве не вы готовите своих будущих служителей с раннего возраста?
– Ты точная копия своего отца. Но ты женщина, и твой характер может сыграть с тобой злую шутку.
Рация конвоира захрипела, и он тяжело вздохнул. Впервые за долгое время он отошёл в сторону. Из динамика рации раздался чей-то голос, но мне удалось разобрать лишь несколько слов: «У нас чрезвычайная ситуация. Мы не можем… Срочно приступить к действиям! Главнокомандующий, он…» Разговор резко оборвался, и я не могла поверить в услышанное. Очевидно, это было сообщение о моём отце.
В штабе происходило что-то ужасное. Конвоир спрятал рацию и повернулся ко мне спиной.
– Сиди здесь и не выходи. Мне придётся оставить тебя на некоторое время. Если хочешь выжить, ни при каких обстоятельствах не покидай эту комнату.
Он вышел из кабинета быстрым шагом, а я осталась сидеть на месте, радуясь возможности побыть наедине с собой. Я достала из кармана клочок бумаги, который уже давно там лежал. Развернув его, я увидела корявый и плохо различимый почерк отца.
«Екатерина, Катя!
Если ты читаешь это, значит, мои действия оказались напрасными. Прошу прощения за всё, что я совершил, и за эту тяжёлую ложь, которая длилась восемнадцать лет.
С самого твоего рождения моя жизнь изменилась. Даже до наступления апокалипсиса я всегда был одинок. Большую часть своей жизни я посвятил служению Родине и защите интересов нашей страны. В то время Россия находилась не в лучшем положении. Мир стоял на грани Третьей мировой войны, и я был нужен своей стране. Однако, отдавая долг Родине, я лишился права быть счастливым. Я так и не создал семью и не узнал, что такое любовь.
Но твоё появление всё изменило. Я не знал твою мать и не знал, кем она была и откуда пришла. В тот день, когда ты родилась, она появилась на моём пороге, моля о помощи. Я не смог оставить девушку в беде. Я был одиночкой до мозга костей – безжалостным и бесчувственным солдатом.
Но когда я принял роды у твоей матери и взял тебя на руки, мой мир перевернулся. Твоя мать умерла сразу после рождения ребенка. Она успела только произнести твоё имя – Екатерина. Это была её последняя воля. Труп твоей мамы я похоронил на заднем дворе своего дома.
Когда я вернулся домой и увидел новорождённого младенца, то понял, что не смогу больше тебя оставить. Ты стала моим источником света. Как писал Островский в своём произведении «Гроза»: «Катерина – луч света в тёмном царстве». Ты и есть этот луч света, и всегда им будешь.
Пусть я не был твоим биологическим отцом и не связан с тобой кровными узами, но ты моя духовная дочь. Я никогда не забуду твой первый прыжок на мои руки. Твои ручки тянулись ко мне, а комнату пронизывал жалобный и отчаянный писк. Этот писк стал твоим криком и твоей силой.
Используй свою силу с умом и никогда не забывай, кто ты есть. Ты дочь генерала Петра Ивановича Вознесенского, и всегда будешь ею.
Теперь ты свободна в жизни. Я больше не смогу защищать тебя и сдерживать твою силу. Используй силы, данные тебе Богом, во благо людей, но никак не во вред.
Где-то в этом разрушенном мире есть лекарство от этой заразы. Я верю, что мир придёт в норму, и ты увидишь его таким, каким видел его я в своём детстве.
Ты достойна большего, чем сидеть взаперти, словно загнанный зверь. Парь по жизни, словно гордый орёл, и никогда не давай сломить себя. Будь тем гордым волком, который ни при каких обстоятельствах не исполняет чужие команды.
Пусть я не говорил тебе этого при жизни, но на бумаге я могу сказать тебе, как сильно я люблю тебя. Екатерина, ты моё наказание и моя награда, моё проклятье и моё освобождение…»
Руки дрожали. Я с трудом разбирала последние слова из-за слёз, застилавших глаза. Я не могла поверить в то, что прочитала. Как и не могла поверить, что отец не является мне кровным родителем. Всю жизнь он защищал меня, каждый день рисковал жизнью и положением ради меня. И вот к чему это привело. Отца казнят сразу после того, как меня раскроют. Он погибнет ради девчонки, которая даже не была ему родной дочерью.
Ход моих мыслей прервал хлопок. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился бледный и запыхавшийся отец.
– Папа! – вскрикнула я, кидаясь к мужчине. – Ты жив? Но как? Они тебя не раскрыли?
– Нет времени объяснять. Хватай вещи и бегом за мной.
– Папа, я не понимаю. Твоё письмо. Ты…
– Отставить разговоры! – Крик отца и его жёсткий взгляд заставили меня собраться и заглушить все эмоции. – Без лишних слов и разговоров следуй за мной и не произноси ни звука. Задача ясна?
Я молча кивнула и взяла небольшую сумку с немногочисленными вещами, которые взяла ещё из дома. Отец схватил меня за руку и повёл в сторону коридора. Уже у самого выхода он достал пистолет и снял его с предохранителя.
Вид боевого оружия не удивил меня. Но я не верила, что отец может начать силовое противостояние со своими же подчинёнными. Это казалось невозможным.
Мы быстро шли по коридору штаба. На каждом повороте отец останавливался и жестом приказывал мне сидеть тихо и не высовываться. Я не знала, куда мы идём.
На одном из поворотов мы увидели конвой, который внимательно осматривал кабинеты здания. Оружие военных было заряжено и могло начать действовать в любой момент.
Отец затащил меня в одну из комнат и тихо закрыл за нами дверь.
– Катя, ты помнишь, где находятся камеры заключённых в штабе? – спросил он.
– Камеры? Ты про карцер? – переспросила я.
– Именно. Ты сможешь переместить нас туда?
– Нас? – я взвизгнула. Ладонь отца мгновенно зажала мой рот.
Он затащил меня за большой письменный стол и усадил на грязный пол. Отец выглянул из-за стола, осматривая дверь и вход в комнату. Дуло его пистолета было направлено прямо на дверной проём. Убедившись, что комната по-прежнему пуста, он вернулся на своё прежнее место.
– Нас. Это наш единственный шанс выбраться отсюда живыми. В ином случае мы оба обречены.
– Я никогда не перемещала других людей, – сказала я. – Я даже себя не всегда могу переместить и делаю это на близкие расстояния. Я не смогу…
– Катя, вспомни всё, чему я тебя учил, – отец перебил меня. – Никогда не позволяй себе испытывать неуверенность и страх. Если ты хоть на мгновение позволишь себе отдаться эмоциям, то твоя жизнь оборвётся так же стремительно, как гаснет пламя свечи под действием ветра.
– Папа, я не смогу сделать этого. Нам надо найти другой выход.
– Другого выхода нет, – строго сказал отец. – Теперь возьми себя в руки и сделай всё для нашего спасения.
Перед дверью раздались шаги. Я услышала несколько мужских голосов. Ручка на двери начала дёргаться и поскрипывать. Я схватила отца за руку и закрыла глаза. От волнения у меня участился пульс. Перед глазами возник туманный образ карцера – помещения, где я была лишь пару раз за всю жизнь.
Раздался тихий хлопок, и в глазах потемнело. Рука по-прежнему сжимала потную и холодную ладонь отца. Все звуки прекратились. Голоса военных исчезли, как и скрип старых дверных петель. Когда зрение вернулось, я увидела тёмное помещение карцера. Пустые и мрачные клетки были безжизненны. Я не знала, что здесь никого нет. По моим предположениям, карцер должен был быть заполнен диверсантами и непокорными жителями города. Но он был пуст.
Отец отпустил мою ладонь и бросился к глухой железной двери, похожей на вход в бункер. Он открыл дверь и шагнул в темноту. В нос ударил запах плесени, крови и экскрементов. Меня затошнило, но я попыталась сдержать позыв.
Из темноты послышалось шарканье и мычание. Через мгновение из темноты показался бледный отец, несущий на плече чьё-то тело. В тусклом свете настенных фонарей я разглядела бледный силуэт парня. Его лицо было опухшим от побоев, но я узнала в нём диверсанта из допросной, пойманного отцом. Парень был сильно искалечен, но пытался освободиться из хватки отца.
Отец сбросил тело на пол. Он попытался снять маску с лица искалеченного парня. Глаза молодого человека были полны лютой ненависти, а его голос звучал максимально жестоко.
– Если ты думаешь, что сможешь заставить меня говорить таким образом, то можешь сразу вернуть меня обратно, – сказал он. – Я не сотрудничаю с фашистами.
– Молчи, – отец с трудом сдерживал весь спектр нахлынувших негативных эмоций. – Сейчас ты закроешь рот и выслушаешь меня. Я даю тебе шанс выбраться отсюда живым и отпущу тебя на все четыре стороны.
– В чём суть? Пытки не дали результатов, и ты решил добиться от меня содействия, играя в добродетель? – парень изобразил максимально ироничный и фальшивый смех. – Боюсь тебя огорчить, но я не ведусь на такие уловки. Особенно со стороны фашистов.
– Послушай меня, идиот. Я предлагаю тебе шанс выжить и избежать смертной казни утром, – отец сжал кулаки. – Но мне нужна от тебя одна услуга.
– Тебе? От меня? – парень засмеялся ещё более наигранным смехом. – И что же? Если ты попросишь встать на колени и совершить непристойные действия, то я лучше выберу самую жестокую казнь, которая есть у вас в арсенале, чем пойду на это.
– Прекрати этот треп! – отец схватил парня и поставил его прямо перед собой. – Ты сбежишь вместе с этой девушкой и поможешь ей добраться до Москвы. Ты поможешь ей скрыться и быть необнаруженной. После этого можешь идти на все четыре стороны и отправляться прямо в ад.
– Что? Ты просишь меня спасти какую-то девчонку и помочь ей устроиться в столице? И это после того, как ты приказал убить меня и подвергал жестоким пыткам? Не пойти ли тебе на… ,Гитлер, – парень плюнул прямо в лицо отцу.
– В последний раз призываю тебя одуматься. Другого шанса выбраться у тебя не будет, – сказал отец. Я впервые видела, как он не реагирует на провокации в свой адрес. – Помоги ей выбраться. От тебя зависит и твоя, и её жизнь.
– С чего мне помогать ей? И кто она вообще такая?
– Она такая же, как и ты. Она тоже относится к людям G.
Парень впился в меня взглядом.
– Она? Ты думаешь, я поверю, что ты спасаешь девчонку поколения G? Ты умом тронулся? Я никогда не поверю в это и никогда не стану тебе помогать!
В коридоре послышался топот множества ног. Звук тяжёлых армейских ботинок нарастал с каждой секундой. Пустынное и мрачное пространство карцера наполнилось громкими мужскими голосами. Отец выхватил из-за пазухи пистолет и снял его с предохранителя.
– Катя, хватай этого недоумка и уходи как можно дальше от города, – сказал он.
– Я не уйду без тебя! – я схватила отца за руку, с неконтролируемой паникой глядя ему в лицо. – Они же казнят тебя. Теперь ты такой же террорист, как он или я! Ты должен бежать с нами.
– Мы оба знаем, что ты не сможешь переместить нас всех, – тихо ответил отец. – Я восемнадцать лет пытался заглушить твои силы и сделать из тебя обычного человека. Твоя сила неподвластна тебе, и в этом виноват я. Мне не стоило заставлять тебя быть кем-то другим и подавлять твою природу. Но теперь эта ошибка будет стоить мне жизни. Я отдам свою жизнь за тебя и за шанс обрести долгожданный покой.
– О чём ты? – я вскрикнула, сглатывая слёзы, которые текли по моим щекам. – Ты не можешь остаться здесь, и ты не должен жертвовать собой ради меня. Я же даже не твоя родная дочь! Я тебе никто и не имею никакого права забирать твою жизнь…
– Ты её не забираешь, – отец провёл ладонью по моим мокрым от слёз щекам. – Ты дала моей жизни самое ценное – смысл. Пусть ты не моя кровная дочь, но ты мой истинный и духовный ребёнок. Катя, будь сильной и никогда не позволяй себе эмоции. Борись за жизнь и за себя. Никогда не доверяй людям и всегда будь готова к тому, что самые близкие могут предать.
– О чём ты?
– Я соврал тебе, когда говорил, что не любил. У меня была девушка, на которой я хотел жениться. Но началась пандемия Генезиса. У новорождённых детей проявлялись странные симптомы, а люди умирали тысячами. Моя невеста умерла, помогая ребёнку, чьи глаза стали искриться. Младенец выжег лицо моей Виктории, вместе с ней уничтожив любовь в моей душе. Но ты всё изменила. Ребёнок, который каждую минуту перемещался на мои руки. Ты подарила старику счастье и позволила вновь почувствовать любовь…
– Ты из-за этого так ненавидел всех представителей поколения G?
– Да. Но из всех правил есть исключения, – отец притянул меня к себе и обнял. – Никогда не забывай, кто ты и кто твой настоящий отец. Генерал в отставке Пётр Иванович Вознесенский.
В коридоре послышались звуки выстрелов. Стены стали осыпаться под действием крупнокалиберных снарядов. Отец закрыл меня своей массивной фигурой и указал на тело парня, который всё это время сидел закованный на холодном полу. Я попыталась схватить рукав отца, чтобы не позволить ему остаться в стороне. Пули просвистели в нескольких сантиметрах от моего лица. Я взвизгнула. В этот момент хватка отца ослабла, его тело зашаталось и затряслось. Из коридора показались силуэты вооружённого конвоя. Отец из последних сил прикрывал меня от пуль, а его тело испускало последний жизненный рывок. С громким криком я отпустила его руку. Он упал на колени и обмяк. Я взялась за закованного в кандалы парня и закрыла глаза. Раздался громкий хлопок, и всё разом прекратилось.