Хроники особого отдела — 2. Глава 3.7. Что мы ищем?
1129 год. За день до весеннего солнцестояния.
Позади остались долгие седмицы изнуряющего пути. Караван, наконец, приблизился к Мазари-Шариф, оказавшись на родине его молодости. В Балхе он жил давным-давно, в тот самый благословенный момент, когда женщины казались слаще вина, а будущее - таким же неизменным, как горный поток после дождливой зимы. Но пролетела жизнь, и Омар понял, что все когда-то заканчивается. А ещё он устал. Устал не от тяжёлого перехода. Жаловаться на трудную дорогу в этот раз ему было бы просто смешно. Сам глава караванного пути вёл обоз. Все блага, возможные для путника, были предоставлены ведущим – его гостям. А Омар был самым почетным гостем. Его поместили следом за главой, в начале каравана. И даже местные эмиры являлись только с одной целью — познакомиться и выразить почёт ему, безродному сыну ткача, прожившему столь длинную, славную и необычную жизнь.
А прекрасноликая пери-Весна плескалась красками. Ожерелья из белых и розовых рододендронов свисали с зеленеющих мхом гранитных валунов, словно бесценные морские жемчуга, а очистившийся за холодные месяцы от людских миазмов воздух призывал к совести и чести. Даже мерзкие мелкие блохи ещё не мучали верблюдов. В Курдских горах раздувались до размеров полноценной реки мелкие ручьи. Они смеялись тысячами звонких голосов, они осыпались серебром ледяной капели на головы правоверных, они игриво подталкивали камни – а те летели, будто выпущенные из пращи. Красивое время и опасное время. Ведущие караван рабы не зря считали себя в конце пути почти погибшими, каждую минуту ожидая водяного шквала.
Жизнь радовала его старые глаза.
***
***
Остановив, на раскинувшей большими крыльями амфитеатра площади Умм ал-билада (Балха), обоз караванщик с плохо скрываемым раздражением узнал, что все места для отдыха усталым людям заняты. Увы, за последние три дня внезапно прибыло сразу шесть караванов, и переполненная старая площадь бурлила – разноязыкий гомон голосов требовал еды, воды, костров и шатров, то и дело сцепляясь в ссорах…
Старый Абдер-Мохаммед-Рахман недаром считался мудрым – он ни с кем ссориться не стал, а принял решение занять под одалисок и почетных гостей пустующую старую башню. В ней давно не замечали признаков жизни, да и пещерный вход-провал, заросший за зиму колючим кустарником, не манил путешественника. Правда, рассказы про это обиталище иблисов ходили скверные, а потому пугали. Тем не менее, туда никогда не проникал дождь, и всегда было светло. А вязанка-другая хвороста могла бы разогреть не только душу, но и живот - добрым куском горячего мяса. Таким образом, старому торговцу бояться рассказов про живущих в горе иблисов, не стоило. «В светлых белых комнатах чертям не место!» — решил он. Послав рабов убираться, караванщик пошёл присматривать место для остального обоза.
***
Ночь подкралась к городу чёрной кошкой, быстро расплескав тьму, она принесла бурю. Молнии, сверкавшие зарницами ещё с вечера, уже ближе к полуночи белым острым забором отгородили горы от людей. На землю упал удар тяжелого небесного молота. Громовой раскат прокатился по долине… и больше не стих.
С неба полились потоки воды, с гор - грязи. Громовые раскаты глушили крики погонщиков и призывы о помощи. К утру на долину сошёл сель…
Только ближе к полудню, когда разленившееся после зимы солнце все-таки спекло коркой сошедшую с гор глину и камни, люди смогли оценить масштабы своих потерь.
Обиженно кричали застрявшие в бурой вязкой жиже верблюды; опасно звенели колокольцы городских нищих, созывавших в свои ряды братию на воровской промысел; горестно кричали потерявшие в одночасье свои товары караванщики, и рвали на себе полы пропитанных влагой халатов местные ткачи. Потери последних были безграничными. Целая улица, расположившая у башни под горой свои мастерские, оказалась замурованной взбесившейся за ночь рекой. Мастера остались без шерсти, без красок и без жён, тихо сидевших в роковую ночь на тюках с дорогой пряжей. Пряжа оказалась воистину бесценной - она стоила жизни не только женам, но и дочерям…
Именно в это время на залитой грязью и нечистотами площади оказался еще один странник, верхом на угольно-синем, словно крылья вестника смерти — ворона, немного усталом и очень сердитом скакуне.
Как путник смог спуститься в долину в такое время знали только шайтаны, которые,скорее всего, и охраняли его путь. Но людям в этот бедственный час не было дела до завернутого в чёрный дорогой и невероятно грязный бишт (1) поверх не характерной для путешественников и тоже чёрной, заляпанной глиной кандуры (2).
Спрыгнув с раздражённого и явно намеревающегося укусить коня, он что-то зло прошипел. В ответ жеребец с силой пнул хозяина в пах, отчего последний громко охнул и согнулся. С головы соскочила гурта(3), тоже не характерного пестрого, красно-коричневого цвета, и упал в грязь, похожий на болотную гадюку игал (4 ).
— ЗабЕэль! (5) — услышала базарная площадь.
Чёрный, похожий на иблиса зверь повторно показал зубы и нагло заржал…
***
Омар сидел на полу в одной из многочисленных каменных келий, разбросанных по этажам странной старой башни, богато украшенной древними письменами и резными каменными статуями.
Он чувствовал себя старым, слабым и разбитым. Колени, которые скверно ныли ещё в начале пути, покраснели и распухли.
И позаботиться о нем было некому. Караванные рабы пропали. С приходом грозы даже в его, выделенное только для почетного гостя, отдельное маленькое помещение набилось огромное количество народа.
Слуги, вежливо кланяясь и непрерывно извиняясь, привели мерзко стонущих женщин. Мужчины пришли позднее сами.
Никто более не обращал ни малейшего внимания на старика. А он, спрятав голову в колени, беззвучно стонал от изнурявшей его боли.
Наконец, чтобы хоть как-то отвлечься, Омар потянулся за сумкой. Вытащив свиток, перо - начертал:
«Дарить себя — не значит продавать.
И рядом спать — не значит переспать.
Не отомстить — не значит все простить.
Не рядом быть — не значит не любить.» (6)
Затем задумавшись над текстом, улыбнулся и задремал. Сидя. Как умеют делать только старые люди…
Он проснулся от прикосновения. В помещение сквозь узкое окно проникало солнце, и в комнатке уже никого не было. На плече лежала чья-то рука. Омар охнул. Старые кости привычно отозвались болью. Оказалось, он так и сидел с пером в руке на полу, спиной опираясь о выбеленный временем камень. Склонившийся над ним человек читал свиток.
— Ты удивительные вещи пишешь, Омар, — услышал поэт. — Не устаю восхищаться!
Показавшийся смутно знакомым гость смотрел на него словно на беспомощного ребёнка. Старик вздрогнул – он вспомнил, кем является вошедший в его келью.
— Ты? Но как? Сколько лет? Почему?
— Бывает.
Пришедший пожал плечами. Затем протянул руки и помог Омару встать.
— А ты сильно сдал, мой старый друг.
— Люди в отличие от богов стареют, — дрогнули губы старика. — Ты за мной? Я готов.
— Вообще-то за тобой, но по другому поводу, — почесал затылок гость старой кельи. — Никогда не замечал за собой жажды убийства, особенно пожилых поэтов…
Омар сощурил ясные, несмотря на преклонный возраст, карие глаза, вгляделся в непроницаемую физиономию и усмехнулся.
— Нам, пожалуй, надо выпить… чай.
Потом тяжело вздохнул, с трудом сделал первый шаг. Ноги выстрелили болью, он сморщился и попросил:
— Возьми мои вещи. Не думаю, что вернусь, а раба не видно. Пропадут.
В глазах предательски потемнело, и поэт непроизвольно охнул. На плечи легли ладони.
— Тут недалеко, — прозвучал голос незваного гостя. - Повезло. Сегодня день весеннего равноденствия. Я смогу помочь.
Они не торопясь, осторожно спустились на два яруса вниз. Наконец, перед взором уставшего жить странника предстал белый парадный зал, в центре которого он увидел столб света.
— Сам дойди и встань. Вылечит, - услышал приказ старик.
Ноги понесли сами. Белый свет коснулся, и его окутало тепло.
И издалека, будто сквозь шум прибоя он услышал:
— Постой подольше. Загадай желание. Загадай на жизнь…
Старик вздрогнул. Мысли о необратимом обожгли, и поэт поспешил покинуть светлый волшебный столб …
— Почему? - услышал он обиженный вопрос.
— Старость не красит, мой друг. Пойдём, отметим нашу встречу. Я достаточно прожил. Не прибавляй мне лишних забот.
Ночью гости оседлали своевольного скакуна и большого белого верблюда. А с первым вестником зари, уже преодолев перевал, они спустились в долину к Мазари-Шарифу. Тут всадник на смоляном коне начал бубнить и жаловаться последнему,рассматривая медленно тающие на небосводе звезды.
— Али (7), скотина, предателем оказался, помер, шести десятков не разменяв; ты, Омар, козлом выпрыгнул. Вот скажи мне, Мрак, почему мы с тобой одни? И ведь не сдохнешь, а эти гады помереть вон могут! Ну ничего! И у нас арба с товаром перед носом перевернётся. Знать бы когда.
Старый поэт смотрел на друга и думал, как ему повезло встретить такое чудо…
***
Омар Хайям Нишапури смог вернуться в родную Персию. Ноги его были здоровы.
Он скончается среди учеников в весьма преклонном возрасте — восьмидесяти трёх лет.
Будучи математиком и астрологом он за год вычислил дату своей кончины.
В последний день он отказался от пищи и воды. Оставшееся время читал «Книгу исцеления» великого Авиценны. Затем приказал принести ему свиток и составил завещание. В нем, помимо хозяйственных и имущественных вопросов и распоряжений, имеется запись, удостоверенная кади (8) большой красной печатью: «… с величайшим сожалением, дорогой мой друг (знаю, что ты со временем прочитаешь этот документ), соглашаюсь с тобой. Арабский мир останавливается в развитии, будто кто-то настойчиво тормозит его. Без страха жду приход смерти, но сожалею, что, не разобравшись, не помог тебе. Люди глупы. Глуп и я. Надеюсь, что в подлунном мире, рано или поздно, ты найдёшь своих друзей». После этого Омар Хайям встанет и поклонится до земли всем четырём частям света. Скажет ученикам: «Я был не прав, оказавшись в Балхе. Но я счастлив, что знал Его».
Потом громко произнесёт: «Прости меня! Поскольку я познал Тебя, поскольку я к Тебе приблизился».
Вздохнёт. Ляжет. И перестанет дышать.
Стоящие рядом ученики, тщательно описав последний день жизни Великого Учителя,с благоговением решили, что последние слова были адресованы Богу…
***
Всего несколько часов назад это местечко было самым уютным и опрятным в окружающих поселение горах. Ныне оно напоминало боевой штаб во время осады. Вокруг валялись сухие палки, топор, части разобранной и обратно не поставленной палатки, трусы близнецов и рубаха Ильи, рисковавшая улететь в пропасть, но заботливой ру… кхм, ногой друга закинутая на чахлый кустик у самой дороги.
Виновник созданного безобразия, щурясь от яркого солнца, искал свои солнцезащитные очки, с упорством землеройки перерывая вещи не только у себя, но и у приятелей. Но сей необходимый для создания имиджа предмет пропал.
— Мне нужны очки! — наконец, сдавшись, сообщил он. - Как на базар идти! Я так плов не сделаю!
— А без очков на базар нельзя? — осторожно поинтересовался Илья.
— А торговаться я как буду? — последовал исчерпывающий ответ.
На горной полянке воцарилась тишина, которую кроме стрекота кузнечиков и щебета птиц в придорожных кустах не нарушали даже близнецы. Взаимосвязь солнечных очков и успешной торговли поразила даже их юные мозги.
С самого утра на ровной площадке из камней, притащенных пыхтящими близнецами, медленно вырастал очаг - мангал. Готовились к приготовлению шах - плова от Начальника Особого отдела. Лично!
Выбранное компанией место располагалось в небольшой, слегка затемнённой, а потому ещё зелёной седловине перевала, между двумя господствующими над городом возвышенностями. Вид с площадки, больше похожей на большой зелёный карниз, с небольшой, сохранившейся с весны струей водопада, был обращён на лежащий в долине город — Мазари-Шариф.
Пока велись поиски, солнце успело окончательно повиснуть в центре синего неба. Температура повышалась, внизу разворачивался базар.
С горы было видно, как расстелив коврики, купцы в молитвенный час склонили головы после протяжных призывов муэдзина (9).
Потом, словно по волшебству, запестрели палатки, появились огромные полосатые шатры и завертелось колесо торга. Оптовые торговцы неспешно расходились по чайханам - обсуждать будущий день. Ремесленники готовились к перепродаже последним своих изделий.
Ян, тяжело осмотрев с горы всех действующих лиц, вздохнул и стал собираться.
Близнецы, отправившиеся с неугомонным полковником, по дороге успели прослушать лекцию и узнали, что имя города, расположенного в 20 километрах от легендарного Балха, переводится как «благороднейшая гробница». Именно здесь покоится некий Али, шурин и одновременно двоюродный брат пророка Мухаммеда. Личность,чрезвычайно почитаемая шиитами и потому прославившая город, в результате считающийся святой землей.
— Здесь знатные барашки продаются. Сейчас две ноги сразу хапнем. Только не мешать мне, — доверительно сообщил приятелям Ян на подходе к остро пахнущему пряностями Восточному Базару.
Близнецы бодро закивали. Несчастные! Они не подозревали, что их ждет…
У входа дружную компанию приветствовали торговцы с анашой и кусочками чистой смолы для жевания. Заинтересованный Пётр потянул было брата к прилавку, но был остановлен бдительным руководителем процессии:
— Марихуана. Плохая здесь. Гашиш лучше… И вообще вам вредно! Отец узнает - убьёт. Не советую.
Потом пошли бесконечные ряды с непортящимся товаром. Курага, халва, набат, кишмиш огромными яркими горами высились на прилавках.
И началось.
Ян после десятиминутного ожесточённого спора приобрёл небольшой кулёк урюка и долго ворчал что-то в адрес несговорчивого, «совсем не дружелюбного» пенджарца. Приблизительно за такое же время купили зиру и набор перцев. Близнецы,оглушительно чихая, на вытянутых руках несли добычу.
На рис и морковь потратили уже минут сорок (и это были впечатляющие сорок минут!). Торговец громко кричал, расхваливая каждый корнеплод, ему вторил покупатель, всячески ругая размеры и толщину взращённого заботливыми руками овоща. Рис пересыпали туда и обратно раза три, пока не сошлись на цене. Масло, чеснок, лук, нут — покупали с криками. Павлу стало просто страшно, когда маленький и щуплый афганец вдруг скинул халат и яростно на нем затоптался, как агрессивный умалишенный. Но безумие торговца продлилось недолго - он сплюнул на землю вязкую корку слюны. И, потоптав халат, с яростным ворчаньем надел его обратно.
— У нас же достаточно денег? — потихоньку недоумевали-возмущались перегревшиеся на жаре мальчишки.
— Не ломайте кайф, глупые малявки, — хихикал Ян, продолжая размахивать руками и громко браниться.
Мясо тоже выбирали долго и придирчиво. В абсолютной тишине, периодически причмокивая и повторяя, как молитву одну и ту же фразу «гусфанд гусфанд» (10), качая головой и вытягивая в сторону висящих кусков длинный, даже внешне увеличившийся в размерах нос, полковник дважды обошёл ряды. Наконец, выбрав, он поинтересовался ценой…
Через два часа, усталые и облитые для верности ведром воды, мальчишки с трудом втащили добычу на выбранное место для пикника. Следом бодро шагал обладатель небольшого нового казана и двух вожделенных бараньих ног!
***
В 1977 году окончательно закрылась страница «Президента с мальчишеской улыбкой». Попытка повернуть ход истории не удалась. Кто-то, чья власть выше стран и сильнее мыслей их правителей, не позволил объединить необъединимое.
Спустя три десятка лет известный российский дипломат и журналист Валентин Сергеевич Зорин попытался показать в эфире подготовленный им документальный фильм-расследование, в котором подробно разобрал последние минуты жизни Джоржа Ф.Кеннеди и доказательства причин его гибели. Однако передача не вышла в эфир. Он с некоторым недоумением отметил сей факт в интервью с Виктором Гунеевым, рассказывая, что версия об убийстве Ли Харви Освальдом… просто плохо сделанная фальшивка.
Проведя анализ, он также отметил, что к 1977 году исчезли все свидетели, которые хоть каким-то образом были задействованы в расследовании инцидента. Ещё более странным явилось внезапное открытие специальным комитетом по убийствам повторного расследования в 1975 году, которое было закрыто почти сразу после смерти последнего свидетеля в 1977 году (всего умерло, убито, или погибло при странных обстоятельствах за этот срок 16 человек).
В заключение Валентин Сергеевич сказал: «У меня создалось впечатление, как кто-то третий правит миром, ловко управляя марионетками-правителями, ведя планету к одному ему ведомым целям».
———————————
1. Носимая высокопоставленными арабами поверх кандуры накидка
2. Платье у арабских мужчин, как правило белого цвета, надеваемое на тонкие штаны и рубаху
3. Платок на голове бедуинов
4. Черное плетёное кольцо, часто используемое в качестве кнута
5. Мусор, грязь — арабское ругательство
6.Омар Хайям Нишапури. Рубайи
7.Авиценна. Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн аль-Хасан ибн Али ибн Сина (долгое время учился жил и работал в Балхе)
8.Судья
9. Человек, который провозглашает призыв к ежедневной молитве (салат) пять раз в день( молитва Фаджр ,молитва Зухр, молитва Аср, молитва Магриб и молитва Иша) в мечети.
10. Баран