сейчас еле слышно звенел на верху башни.
Раздались приближающиеся знакомые крики, а потом показалась и сама Оливия. Она
пробиралась сквозь толпу темных, забыв об опасности и расталкивая их руками. Увидев
меня живой, подруга остановилась, и помимо слез на неё лице появилась улыбка. Оливия
сорвалась с места и с разбегу обняла меня.
– Дура. Дура, – шептала она, сжимая меня. – Прекрати меня так пугать!
Джеймс давно уже взволнованно наблюдал за магами, непреднамеренно окруживших
нас, а вот я с подругой только сейчас осознала серьезность ситуации, и мы втроем
создали маленький круг, стоя спиной к спине, и приготовили волшебные палочки. Магов
стала больше на человека три. Кажется, я пропустила, как пара троек увеличилась в
масштабах и превратилась в девять вооруженных мужчин, почему-то до сих пор не
попытавшихся нас убить.
– Не то что бы я была не рада тебя видеть, но зачем ты пришла? – тихо спросила я Оливия, разглядывая людей в черных плащах. Черные плащи – как типично…
– Я увидела, как ты падаешь и… как-то сама собой оказалась тут, – простодушно ответила
она, а потом шепотом добавила: – Я знаю, где Миса.
– Нам тоже будет интересно узнать, где Бладмикс, – из толпы вышел статный маг.
Я сглотнула и прижалась поближе к Оливии. Под капюшоном черного плаща блеснула
усмешка, она даже не пыталась скрыть грязные мысли мужчины. Странно, что столь
безупречная улыбка принадлежала такому отвратительному человеку. Не дождавшись
ответа, маг направился обратно в толпу. Неожиданно резко развернулся и махнул в нашу
сторону палочкой, но не успел он произнести заклинания, как его перебил знакомый мне
голос: «Отпаус». Палочка внушительно дрогнула в руках мага. Мужчина повернул голову в
сторону смельчака. Коннон бесстрашно прошел к нам и встал в круг.
– Милана, а ты обещала рассказать, если что-то узнаешь, – прошептал на ухо Коннон, ему
пришлось наклонить голову, так как он был повыше меня.
– Прости, поздно узнала. Как-нибудь в другой раз расскажу.
Боковым зрением я видела, как Коннон улыбается. Он жаждал, наконец, показать свою
силу.
Я не сводила глаз с впередистоящего мага, который уже не улыбался, а злился. Первый
удар следовало ждать именно от него. Царила тишина, только кто-то, медленно
передвигаясь где-то в редком кругу магов за моей спиной, хрустел снегом. Затишье.
Оскорбленный маг пустил в нас голубую молнию, и во все стороны полетели заклинания.
«Бэк», - только и успевала использовать я. Заклинания летели слишком часто и с разных
сторон, все они сверкали и блестели, глаза болели от вспышек. Я уже наугад метала
волшебной палочкой, отражая заклинания. Всех в мгновение остановил крик из окна:
– Мы знаем, где Бладмикс! – крикнул мужчина.
Все застыли в позах, которых были. Мои глаза встретились с глазами мага, напавшего
первым. Каждый из нас готовился ринуться к Мисе и остановить любого, кто рискнет
помешать. Эти минуты глаза в глаза, казалось, тянулись вечность, но, наконец, темный
сорвался, он кинул в нас заклинание и скользнул в арку под окно, где виднелась голова в
темном капюшоне. Джеймс крикнул «Бэк», но поздно, заклинание сбило нас с ног.
Темные прикрывали спинами мага, поспешившего за Мисой. Я встала и подалась за ними
прямиком на взрывающуюся вымощенную дорожку, но Оливия, схватив меня за руку, потянула к другой арке.
– Идем, нам не туда.
Подруга преодолела порожек и застыла. Я посмотрела ей через плечо и отшатнулась: в
нескольких сантиметрах от Оливии стояла старуха. Она пристально смотрела на мою
подругу, совершенно не волнуясь насчет моего присутствия. Она была абсолютно уверена
в своих силах (по моему мнению, прилично их переоценивая) или не сомневалась в
отсутствии опасности с моей стороны. Кто знает, что у этой хрычовки в голове… Старуха
подняла правую руку, выставляя чертов указательный палец. Словно заколдованный, взгляд Оливии заставил меня действовать: «Откинься!» - крикнула я, махнув палочкой над
плечом подруги. Бездушная на худощавых ногах проехала по полу и, попав каблуком в
щель от отколовшегося от пола кусочка, всей массой своего истощенного тела рухнула на
пол. Плащ сполз с её острых плеч, обнажив поношенное черное платье и костлявые руки, покрытые пигментными пятнами. Оливия посмотрела на меня стеклянным взглядом, заставив сердце забиться быстрее, но, после того как она моргнула, её глаза приобрели
естественный серо-голубой живой цвет.
– Милана, – еле слышно произнесла она, смотря на меня взглядом наполненным
добротой. Это было чем-то вроде «спасибо».
«Окаменей!» - крикнул подбежавший Коннон. Пытавшаяся встать бездушная застыла в
неудобной позе. Он пропихнул нас мимо старухи в длинный коридор, оставляя её там
одну, застывшую на полу. «Ох, и любит этот парень темные места», - подумала я, пропуская вперед Оливию. Мы побежали за ней. С её лица не уходило смятение насчет
Коннона, и тогда он соизволил представиться:
– Коннон Гримм, третий курс «В» класса, – не останавливаясь, сказал он.
Конечно же, он ответил не на все интересующие её вопросы, но она перестала
непонимающе и подозрительно коситься на него. Толкая тяжелую дверь, Оливия открыла
рот, чтобы интеллигентно представиться и сказать, что ей очень приятно, но Коннон
опередил и сделал все за неё:
– Оливия Стоун. Я знаю.
Мы вошли в просторную комнату без окон и мебели, только свечи витали в воздухе, тускло освещая боковую дверь слева от нас, высокие двери в другом конце зала и три
знакомых лица. Парни у дверей напротив напряглись. Они щурили глаза, вглядываясь в
наши лица, пытаясь разглядеть и узнать их.
– А это Оливер Вармент, Эван Прус и Фред Вармент, – сказал Коннон, показывая, какой он
осведомленный (его осведомленность не моих рук дело, мы на эти темы не общались).
Я не знала о существование этой комнаты, да и многих других, и это меня пугало. Я
вообще мало знала этот мир, да и жизнь вряд ли хорошо знала. Почти четырнадцать лет
уже существую, почти полгода в этом мире, почти четыре тысячи триста восемьдесят
часов в этой школе, а ничего не знаю об этих местах, культуре людей, среди которых
живу, школьных правилах, да и большинстве предметов, которые изучаю (хотя раньше
тройки не мешали мне жить без угрызений совести).
Мы подбежали к ребятам. Свет восковых свечей осветил радостные лица Оливера, Эвана
и профиль Фреда, опустившего взгляд в пол, на его лице была озабоченность и
нежелание признать свою ошибку, как обычно и делают все парни.
– Где Миса? – спросила я.
Не успела я услышать ответ, как с грохотом вылетела боковая дверь. Сквозь поднявшеюся
пыль вошли трое магов. Лицо Оливии побледнело, она схватила за руку Оливера. Он
взглянул в её глаза и крепко сжал её ладонь. Мне захотелось спрятаться и больше не
участвовать в битве, но вместо этого я решительно выставила ногу, готовясь обороняться, крепко сжала в руке волшебную палочку. След от ожога на запястье нервно пульсировал.
Вперед вышел высокий, широкоплечий маг. По мне, Оливии, Оливеру, Фреду Эвану и
даже Коннон цепью пробежала дрожь. Один из магов, вышедший вперед, рассек воздух
двумя легкими взмахами волшебной палочкой и выкрикнул: «Импулерит!», на нас
побежали две синие волны. Чем выше они от пола, тем были прозрачней и слабее.
– Милана, «Бэк»! – подсказал Коннон.
Одна из волн уже была очень близко ко мне, и я соизволила среагировать, как и Коннон,
«Бэк» - выкрикнула я. Оливер оттолкнул назад Оливию, прикрыл её собой и повторил
использованное мной заклинание. Волна чуть побледнела, но все-таки откинула нас со
всеми в сторону, открывая темным магом проход к дверям. Один из них удивленно
хихикнул. Хоть пришли сюда только втроем, они не ожидали столь хилой обороны
Полукровки. Маги решительно зашагали к двери, их плащи развевались при ходьбе, придавая волшебникам героический или, правильней будит сказать, устрашающий вид.
Встав с пола первым, Коннон упорно вышел навстречу высокому мужчине. «Вол!» -
крикнул он. Заклинание ударила мага в плечо, тот чуть отклонился и остановился.
Мужчина равнодушно взглянул на место, куда ударил сгусток сжатого воздуха, и
направился уже прямиком на Коннона. Другой маг с длинными белыми волосами, видневшимися из-под капюшона, ранее не ожидавшей от нас настойчивости и
бесстрашия, поспешилдостать волшебную палочку (я поняла, что это мужчина, увидев
идеально проглаженные брюки со стрелками и большие белые кожаные туфли). А вот
третьей была женщина, уже знакомая мне волшебница с черными кудрявыми, запутанными волосами и истерическим смехом. Она, не обращая никакого внимания на
нас, шла дальше. Ещё не подойдя к дверям, волшебница жадно протянула руки к
дверным ручкам. Я стояла у двери и шагнула к женщине. Краем глаза я заметила золотое
сияние, которого не видела, стоя лицом к двери. «Они заколдовали её», - догадалась я и
невольно остановилась, но, боясь подсказать женщине-магу, что на двери защита, пошла
дальше. Как можно незаметней разглядывая узор заклинания, я наткнулась на взгляд
Оливии с другой стороны от двери. Она показала палочкой на заклинания, я ей кивнула.
«Раз, два, три», - просчитала я про себя и крикнула одновременно с подругой:
«Откинься!», махнув палочкой в наложенное на дверь заклинание. Оно с удвоенной
силой отлетело в черноволосую женщину. Она, прогнувшись, вылетела в дверь, из
которой пришли мы.
У дверей уже началась битва. Всё казалось поставленным: удар, отражение, удар, защита, удар, - пока Коннон, пролетев несколько метров, не грохнулся на пол.
– Коннон! – побежала я к его неестественно сложившемуся телу.
Видя Коннона в таком состоянии, я почувствовала, как неприятное, гнетущее ощущение
сжало ребра. Казалось, я потеряла что-то очень важное для жизни, но не ткани тела, ни
ногу, ни руку, ни физиологические функции. Внутри что-то дорогое-дорогое упало, сжалось, задрожало, сердце заныло. Я на собственном опыте убедилась, как быстро
чужой человек может стать родным. В мыслях каждую секунду возникали самые жуткие
картины финала.
– Милана! – окликнул Оливер.
Я инстинктивно обернулась. Воспользовавшись моментом, блондин откинул Оливера в
заколдованные двери. «Что он хотел…?» – не успела подумать я, как ответ сам влетел в
меня. В спину ударило заклинание, и по мне побежал разряд тока. Я рухнула, и тело
забилось в судороге. Мышцы бешено одна за другой сжимались, что сопровождалось
резкой болью. Меня всю колотило, а перед глазами: Оливер влетел в защиту, его тело
блеснуло, глаза, перед тем как закрыться, широко раскрылись, и тело обмякло.
Заклинание на двери ещё с большей силой откинуло его. Я потянулась непослушной
рукой к нему. «Оливер», - прошептали губы.
Всё ещё сильнее начало болеть и ныть, я дергалась как в припадке, глаза непроизвольно
закатывались. Судорога заставляла забыть об Оливере. Кто-то подбежал и собрал меня в
кучу, жадно сжимая в руках.
– Терпи. Терпи, Милана, – шептал мне на ухо Коннон, прижав к себе. – Все пройдет, терпи. Пожалуйста, Милана, терпи, – умолял он, крепче меня сжимая.
– С-з-з-за-зади, – если слышно шептала я непослушными губами. – С-за-з-зади.
– Что? – Коннон посмотрел на меня своими серыми глазами сквозь упавшие на лицо
пряди черных волос, пытаясь понять мою невнятную речь. В его глазах было не стыдно
раствориться, в них было не страшно утонуть.
Я продолжала шептать. Он взглянул в мои глаза и обернулся в ту сторону, куда был
направлен мой взгляд. На нас летел, переворачиваясь, куб, посланный женщиной-магом.
Отпустив меня одной рукой, Коннон схватил свою волшебную палочку. «Шилд», -
использовал он заклинание, которому успел научить и меня. Из его палочки появился
полупрозрачный, зеленый щит, с медленно выползающими из центра змеями, которые, дойдя до краев, должны были сделать его крепче. В широкий щит ударил куб, не дав
змеям закончить свою миссию. Мы поехали по полу. Сопротивляясь, Коннон ещё крепче
сжал меня и подтянул на себя, он начал тормозить ногами. Когда мы встретились со
стеной, судорога сошла на нет, и я вскочила из-за щита, чтобы использовать заклинания. «
Ви интерно», – крикнула я, создавая небольшой шар и запуская его в женщину. Она упала
на пол, и я рухнула за ней следом. Ноги, шею – все тело свело, но я превозмогая боль, поднялась на ноги, не обращая внимания на то, что не чувствовала ног, а только
пульсацию в мышцах.
Эван и Оливия еле держались против высокого мага. Фред отбивался, нервно поглядывая
на тело брата. Он всем сердцем стремился к нему. Увидев оживившего Оливера, тихо
стонущего и тяжело переворачивающегося, я, не думая, поспешила к нему, но, наткнувшись на взгляд Фреда, я не посмела лишить его возможности помочь брату, о
которой он сейчас так молил.
– Иди! – крикнула я, подбегая и отталкивая Фреда.
Я кинула заклинание-бомбу к бездушному, тот отскочил от разлетевшегося каменного
кирпича. На лице Фреда показалась благодарная улыбка, но она быстро сошла с его лица
и сменилась страхом. Он упал на пол к брату, обхватывая его и помогая встать.
Отвлекаясь то на испачканного кровью Оливера, то на Оливию с Эваном, я только
успевала кричать «Бэк», махать волшебной палочкой и получать заклинания то в живот, то
в ногу или плечо. Мы были в одном зале, мы были духовно вместе, но далеко друг от
друга. Я молилась, чтобы в зал кто-нибудь вбежал и помог избавиться от этого ужаса, страха за друзей и чувства приближающегося поражения. И в зал вошли люди, пророчащие финал, но не желанные, а те, которых я до дрожи боялась.
В вышибленную дверь вошел маг, единственный со снятой мантией, а за ним горстка
темных. Одним легким взмахом он откинул нас: меня, Оливию, Оливера, Фреда, Эвана, Коннона - на стену. Шестеро из толпы выбежали и подхватили нас, приковав к стене, словно веревками.
– Неужели они вам ещё не надоели? – возмутился маг знакомым бархатным голосом.
Капюшон уже не накрывал тенью его лицо, и можно было разглядеть светло-русые
волосы мага, апатично лежавшие в укладке, и золотистые глаза. Он не был бездушным, он был не старше тридцати трех лет, но двое магов с пустыми глазами покорно
пропустили его к дверям. Молодой мужчина осмотрел защиту и без удивления и
промедления принялся снимать её. Как только он проводил по трем сцепленным пустым
треугольникам волшебной палочкой, они начинало святиться золотом. Обведя все три, маг назвал заклинание «Узел защиты», оно вспыхнуло и разбилось, как стеклянное, падая
на пол и погасая, оставляя полупрозрачные осколки. Сверху вниз со скоростью света
пробежала золотая нить – защита снята.
– Как? – прошептал Эван сквозь сжатые зубы и поник головой.
Маг посмотрел на нас и усмехнулся. Он легонько толкнул двери, и они послушно
раскрылись.
Я чувствовала угнетение. «Я не смогла сдержать слово, приглядеть за Мисой, поступить
правильно, не смогла спасти Мису, не смогла… - я осеклась, - оценить свои силы».
Последняя фраза что-то задела во мне, и я отказалась принимать поражения. «Нет! Это не
конец!» - решила я и начала дергаться, пытаясь освободиться. Я вырывалась, бесполезно
дрыгалась, вися на стене с прикованными заклинанием запястьями, шеей, лодыжками.
«Откинься», - я согнула кисть с волшебной палочкой и на удивления попала прямо в мага
удерживающего меня. Слетая со стены, я выкинула вперед руки и приземлилась на
корточки, упираясь руками в пол. Я встала и побежала к Мисе, готовая прикрыть её собой, не отдать её им.
Глава 19.
Закрыв рот рукой, я, вся дрожа, рухнула на колени на пол к Мисе и не решалась
дотронуться до неё или промолвить хоть слово, прошептать, закричать или заплакать. Все
рухнуло. Бороться за свою жизнь - страшно, а когда человек лишает себя жизни, за
которую ты бился, - ты проиграл. И наплевать на проигрыш, потерянную жизнь жалко.
Волосы, которые раньше спадали до плеч, были раскинуты на сером полу, обрамляя
бледное лицо. Карие глаза были закрыты. В Комнате было очень холодно, а из
приоткрытого рта не шел теплый, белый пар. Из неколыхающейся груди торчал
серебряный нож с ледяной резной ручкой, а розовая мешковатая блузка была пропитана
кровью. У бледной руки лежала скатившаяся с ладони волшебная палочка, самая
красивая и необыкновенная, которую я когда-либо видела: ручка была изящным
единорогом с кудрявой гривой, удобной для держания, аккуратной, а самой палочкой
служил длинный, вьющийся хвост волшебной белоснежной лошади.
Маг равнодушно подошел к холодному телу, опустился над ним и ощупал запястье Мисы.
Его лицо сразу переменилось. Мужчину трясло от злости, он всеми своими силами
пытался удержать её в себе. Маг смахнул алые пятна с испачканной кровью руки, сжал её
в кулак, вдавливая ногти в ладони.
– Поздно, – сжав крепко челюсти, прорычал он. Темный маг медленно обернулся к своим
людям и приказал: – Разнесите здесь всё!
В эти секунды в зал вбежали учителя: Мадам Греми, мистер Хангриус, мистер Фаст, дядя
Джеймс, Эльбрус Волд, мадам Рул. Учительница видоизменения одним взмахом
волшебной палочки сбила с ног пять магов, и братья Вармент, Эван, Оливия и Коннон, прикованные к стене, упали на пол.
Темные сорвались с мест. Главный маг прошествовал из маленькой комнаты в большую, он направил палочку на волшебника, которого я сбила, чтобы освободиться. Без всякого
призывающего заклинания мантия потянулась к молодому магу, открывая голову и
потертую одежду испуганного темного. Плащ слетел с него, но запутанные завязки давили
мужчине на шею, он вскинул руки, пытаясь освободиться. Волшебник вовсю боролся с не
поддававшимся шнурком. Устав ждать, светло-русый маг дернул палочкой плащ на себя
сильнее, и мужчина, возившийся с ним, упал, выскальзывая плаща. Маг надел
подлетевший плащ и накинул на голову капюшон. Он, не обращая ни на что внимания, пошел к выходу сквозь сражающихся темных магов и учителей. Он шел, совершенно не
уклоняясь и абсолютно уверенно, все заклинания пролетали мимо, в дюймах от него, но
ни одно из них его не задело. Неужели ему позволят просто так уйти? Я ринулась с места
за магом. Он не может просто уйти!
На мой путь вышел высокий бездушный, прикрывая мага. Мужчина быстро остановил
меня: «Откинься!» - крикнул он, и я влетела в неподалеку находившуюся стену. После
пары заклинаний, которые он выкрикнул в мою сторону, голос вдруг прозвучал
удивительно знакомо. Я врезалась в стену, и зрение поплыло, и всё перед глазами
зашаталось. Я схватилась холодными руками за звеневшую голову, боясь, что она
рассыплется на кусочки. От ледяных пальцев на висках мир начал снижать скорость
вращения. «Бомбс!» - попыталась отвлечь бездушного вскочившая на ноги Оливия. Маг
чуть отшатнулся, и с его головы слетел капюшон, освобождая светло-русые волосы
золотого оттенка. Открыть лицо для бездушного было не страшно, ведь их и так выдавали
пустые глаза. Любого волшебника с отсутствием зрачков можно без объяснений посадить
в тюрьму, конечно, если сможете его поймать, и разрешено безнаказанно такого
человека убить.
Разозленный маг при помощи заклинания поднял хрупкую Оливию в воздух, как
тряпичную куклу, и, развернувшись, ударил её об пол. Я увидела его лицо, и мое
мировоззрение разбилось вдребезги. Золотисто-русые волосы, курносый нос, высокие
скулы, длинные ресницы … «Папа», - тихий шепот безвольно вырвался из моих губ.
Зрение плыло, но я продолжала пристально, неотрывно смотреть на него, на черты лица, сравнивая их со своими и с фото, где он совсем молодой. Пара секунд нирваны, до того
как папа направил палочку на Оливию, тянулись райской вечностью. Я наслаждалась
осуществлением ранее казавшейся нереальной мечты. «Ири томент», - произнес отец.
Оливию начало крутить, ломать, из её горла вырвался болезненный крик, звоном
ударивший по ушам. У меня заболело под ребрами. Под сердцем. Папа с ухмылкой
наводил палочку на извивающее тело моей подруги.
– Милана, Милана, – кричал, пытаясь обратить на себя внимание, Эван. Из-за стона
Оливии мурашки пробежали по спине. Я ждала, ждала, что это закончится. Папа не такой!
Но его пустые глаза наслаждались её болью. – Милана! – сорванным голосом, хрипя, кричал Эван. – Милана Грей! – Я перевела на него рассеянный взгляд, не зная, что делать.
Откинув мага, он повернулся в мою сторону. Но не только Эван обратился ко мне, но и
светловолосый бездушный заинтересованно перевел на меня все внимание. –
Останови…Бэк! – отбил Эван удар. – Убей его! – крикнул он и отлетел из-за попавшего в
ноги заклинания.
Бездушный внимательно всматривался в мое лицо, прищурив глаза, и на его лице
появилось наигранное радостное удивление. Мужчина, предвкушая, прикусил нижнюю
губу и направил на меня волшебную палочку. «Анимал доместико!» – выкрикнул он. Из
волшебной палочки выползала гигантская, противная, полупрозрачная, зеленая змея. Всё
вокруг затихло и замедлилось, только крик Оливии гремел в голове. Противное
пресмыкающееся, то ускоряясь, то замедляясь, ползло ко мне. Тварь была ростом с
взрослую анаконду и такой же зловещей. Когда она подползла ко мне и обвила собою
мое тело, я почувствовала, что её кожа, как у настоящей змеи, холодная и чешуйчатая.
Она повернула мое лицо своей тяжелой головой на отца и Оливию. Змея зашипела мне на
ухо, казалось, её мокрый, противный язык касался моей мочки уха. Я прекрасно
различала каждое сказанное ей слово:
– Милана, Милана Грей, – шептала змея. Произнеся мою фамилию, она довольно
смаковала. – Ты наверно скучала по папе, – сладко баюкала она на ухо. – Ты же не
обидишь своего отца? Зачем тебе эта девчонка? Ты, наверно, так долго хотела его
увидеть, так вот он тут, с тобой. Посмотри же на него.
От бессилия я позволила слезам сорваться с глаз. Ведь я и правда мечтала увидеть его, а
сейчас он вот, совсем рядом стоит, такой же, как и раньше. Я изучала папу с ног до
головы, через столько лет, наконец, увидев его, а змея настойчиво напевала приятные уху
слова, что я и забыла о важности и опасности происходящего. Я словно зачарованная
наблюдала за показавшимися венами на руках, отросшими волосами, небритой
золотистой щетиной, морщинами на лбу, у уголков глаз… «Глаза!» - вспыхнуло у меня в
голове. Эта мысль даже заглушила шепот зеленой твари. Увидев пустые глаза, снова
почувствовала горькую реальность. Я видела теряющую сознание от боли Оливию, мучающего её бездушного. Бездушного, не отца! Я смахнула скользкую тварь с себя. Упав, она злобно зашипела и превратилась в легкий дым.
Я попыталась встать, чтобы прикрыть подругу собой, чтобы спасти её от своего отца, но
жуткая боль в ноге пронзила все чувства насквозь. Схватившись за неё, я причинила себе
адскую боль и, испугавшись, отдернула руки от ноги. Она лежала неестественно выгнуто, и по ней пульсировала боль после недавней неудавшийся попытки встать. Передо мной
стояла Оливия, понимающая и всегда поддерживающая меня, которая переживала и
заботилась обо мне в трудные минуты, и папа, мой кумир, подаривший мне жизнь, радость маме, спасение Джеймсу, отец, с которым мы были столь похожи: не только
внешне, но и внутренне. Я надеялась, что я такая же верная, сильная, храбрая, как он. В
моей жизни мне приходилось принимать много решений, но это самое сложное, единственное, где от шанса выбирать хотелось отказаться, но было нельзя. Никто не
сделает его за меня. Внутри меня боролось всё: сердце, логика, душа, память, ответственность, характер, привязанность, воспитание. Сделать больно отцу или
позволить ему убить Оливию?
То, что творилось во мне, нельзя никак описать. Боль, причиняющую мне эти мучения, не
каждому понять, я бы её вычеркнула из всех сердец мира, чтобы никто, никто и никогда
не оказывался на моем месте. Меня распирал страх, что я опоздала с выбором, и я отдала
все свои силы, чтобы спасти Оливию. «Ви интерно», и в папу… в бездушного летит
сверкающий шар.
– Джейсон! – прокричала девушка в плаще и побежала к нему. Ветер освободил большие
светлые кудри от черного капюшона. Изящные ноги волшебницы подвели её, и она упала.
Папа повернул голову, услышав сорвавшийся на визг крик. Увидев шар, быстро
приближающийся к нему, он распахнул глаза в удивлении: не от страха, он не боялся
смерти. Глаза расширились только на мгновенье, они сузились от звериной злости, верхняя губа обнажила оскал. «Найф!» - выкрикнул он и швырнул в меня свою волшебную
палочку. В полете она сверкнула стальным блеском и устремилась на меня ещё с большей
скоростью, скользя и разрезая воздух. Через пару секунд мое заклинание ударило папу в
грудь. Зачерпнув губами воздух и ворвавшийся в двери белый дым, он взглянул на меня
появившимися зрачками и упал без сознанья на пол.
«Глупая», – обвинила себя я, всеми силами пытаясь встать. От боли голова зазвенела, из
глаз побежали искры. Чуть приподнявшись и оперевшись о сломанную ногу, я рухнула
обратно, ударившись головой об стену. Заклинание опустошило меня, и у меня даже не
хватало сил заплакать. В живот влетела папина волшебная палочка. От удара тело
прогнулась, голая поясница коснулась холодной стены. Из сжавшихся от боли легких
вырвался воздух. Руки сами метнулись к ране и наткнулись на рукоятку ножа. Обхватив
его двумя руками, я выдернула его и закрыла кровоточившую рану руками, зажимая, и
захлебываясь в боли.
В голове гремело тяжелое дыхание. Зал вновь помутнел и расплылся. Воздуха было
невыносимо мало, и мне совсем его не хватало. Горький ком застрял в горле. В комнату
ворвались люди в синих костюмах и масках, они пробирались по густеющему дыму, держа палочки наготове. Голова и веки потяжелели, и я потеряла сознание.
Глава 20.
– Я конфет принес, – громко прошептал Оливер за ширмой.
– Я тоже пару нашел. Ливи, хочешь? – спросил Фред.
– С вареньем хочу, – прошептала она. Её голос был невероятно прозрачным.
В глаза била белизна и чистота комнаты. Впервые, очнувшись, я не хотела двигаться, хотелось опять заснуть. Как бы я не мечтала, но больничные ширмы не скрывали меня от
мыслей и яркого холодного света. Несмотря на близкие голоса, я впервые очнулась
наедине с собой, и, казалось, вместе со мной сразу же пробудились мысли. Я винила
себя, но никогда бы не поменяла свое решение. Единственное, от чего бы я отказалось, это от нужды выбирать. Я потратила много времени, чтобы представить, что было бы, если я сделала другой выбор, но почти ничего бы не изменилось. Много путей на гору, а
вид с горы всё равно одинаковый. У меня было два пути, но на вершине меня ждала одна
и та же боль.
Послышался шорох оберток и скрип койки. Пружины громко заскрипели под чьим-то
весом.
– А можно и мне?
– С добрым утром, Коннон, – сказала Оливия.
– Милый носик, – съязвил Оливер.
– Спасибо, тебя тоже неплохо раскрасили.
Раздался очередной шелест и хлопок конфеты об пол. Коннон тихо нагнулся за сладостью, заскрипев кроватью. Громкий шелест и сладкое смакование.
Я сжалась клубочком и, не чувствуя тепла тела, накрылась с головой одеялом, заставляя
себя снова провалиться в безликий мир сновидений. Легкость и никакой боли в теле. Мне
не было страшно умереть. Я жаждала спрятаться.
***
У Коннона был сломан нос, и из больницы он сбежал буквально на следующий день. В
первый раз, когда я его увидела уже вне больницы, нос у него был ровнее обычного и
шикарно смотрелся на бледном лице.
***
Фред не был сильно поврежден, но все свое время до выписки брата он проводил в
больничной палате. После того случая с Оливером он боялся расставаться с ним надолго, даже медсестра не могла его выкурить из больничного крыла. Фред прятался от мадам Ли
под койками, за ширмами, залезал в палату через окно, даже один раз попытался пройти
сквозь стену, но у него застряла пятка, и вытаскивали его из стены всей школой.
***
– Стойте! – завопил Оливер, когда медсестра протянула руки, чтобы вправить ему
сломанный нос.
– Вы же только медсестра. Вы уверены, что умеете чинить нос? – волновался за брата
Фред.
– Милана так часто у меня бывает, и каждый раз с новым диагнозом. Я на ней уже весь
медицинский справочник натренировала, – ответила медсестра и снова потянулась к
сломанному носу.
Я никак не среагировала на её шутку и продолжила без особого интереса наблюдать за
происходящим.
Оливер схватил Лилу Ли за руки и с совершенно серьезным, испуганным лицом спросил:
– Вы нос когда-нибудь людям вправляли?
– Так, хватит! – ударила по рукам Оливера медсестра. – На счет три вправляю. Раз, –
проговорила она, положив руки на нос Оливеру, и он заойкал. – Я ещё ничего не сделала.
– Да, простите.
Оливер глубоко вдохнул и громко выдохнул. Фред любопытно наблюдал за мадам Ли, сидя прямо напротив неё и Оливера, чтобы удобней было все видеть. Мадам Ли начала
считать, и он заинтересованно открыл рот. Не досчитав до трех, медсестра вправила
Оливеру нос. После громкого хруста, чуть вскрикнув, Оли схватится за него.
– Убери руку, – приказал брату Фред. – Убери, не видно же. – Оливер послушался. Его
глаза выдавали мольбу об оценке. – Боже! – закричал испуганно Фред, и Оливер
вздрогнул. – Да он… он… Да он идеальный!
Оливер облегченно выдохнул, даже не ответив брату на издевку. Фред расхохотался над
лицом брата, а Оливия потянула Оли за рукав, чтобы он повернулся и дал ей оценить
работу мадам Ли. Медсестра довольная собой, прошествовала в каморку.
У Оливера помимо сломанного носа были многочисленные ушибы и ожоги от защиты на
двери, в которую он влетел, и выписали его почти самым последним из нас.
***
Оливию пару дней не покидала слабость, и хорошее настроение проходило мимо неё.
Она недолго пролежала в больнице, но тот роковой день она запомнит навсегда. Ещё
долго при мимолетном упоминании о первом утре нового года она вздрагивала, улыбка
пропадала с её лица, а по глазам, казалось, что она снова и снова переживала тот день.
***
Даша тяжело восприняла новости о сестре. Она корила себя за все, хоть её никто и не
обвинял. Её родители сразу как смогли забрали домой, и больше я её не видела. Перед
уездом она дала мне прочесть записку Мисы, которую нашли у неё в кармане. На бумаги
нервно плясала темно-фиолетовая волна:
« Прости меня, прости. Я давно решила. Я с самого начала знала, что должна так
поступить в этой ситуации. Прости меня, прости, что не сказала раньше, ты бы
попыталась меня переубедить. Я всегда слушалась тебя и испугалась, что не смогу
пойти против твоих слов и в этот раз. Прости меня, если можешь, прости. Мне очень
страшно умирать, но это спасет всех, это отложит освобождения Пожирателя душ
хотя бы на время поиска новой Бладмикс. Я хочу, чтобы ты и родители жили без
страха. Моя жизнь ничто по сравнению со счастьем моей семьи и всего измерения.
Прости меня, прости и попроси за меня у всех прощения. Из-за меня столько людей
пострадало, и столько людей были готовы биться за меня... Скажи им спасибо. У меня
была великолепная жизнь. Спасибо и прости меня» .
Под наивной внешностью Мисы скрывалась умная и героическая душа. Зная, что портал
откроет только свежая кровь, она пожертвовала собой. Она всегда бегала за Эваном и
Дашей не потому, что с ней никто не дружил или кто-то заставлял её это делать, а потому
что они были единственными, с кем Миса могла не скрывать, кто она, и не чувствовать
себя лгуньей. Я понимала, почему она так поступила, но была уверена, что можно было
найти другой выход, но уже поздно… Она бы стала замечательной женщиной-магом.
***
Я долго восстанавливалась со своей сломанной ногой, неуспевающим нормально зажить
виском, сотрясением мозга и ножевым ранением в живот. А рана в душе ещё дольше не
заживала.
Я столько думала над своим решением, что вскоре наткнулась на новые вопросы:
«Почему отец не забрал меня из детдома? Почему он, оплакивающий смерть мамы, встал
на сторону убийц?» Меня предали, и я чувствовала себя никем. Я не могла злиться на
него, и вскоре, просто потеряла доверие к людям. Я вернула свою стену, прикрывающую
мои мысли и скрывающую меня от чужих эмоций, я вернула себе длинную челку.
Одиночество, вечные рассуждения губили меня, но я не хотела возвращаться. Наверно, я
эгоистка и просто боюсь, что меня предадут или я заставлю себя испытывать уже хорошо
знакомую боль. Мне было уютней одной, вдали от чужых взглядов и обвинений.
Второе полугодие пролетело в учебе, в которой я старалась забыться. Кроме Блек Фаста, все учителя меньше спрашивали меня, меньше требовали –жалость меня бесила, и урок
Темного волшебства вскоре стал самым любимом предметом. Свободное время от учебы
я заполняла книгами из школьной библиотеки, лишь бы не было времени на
причиняющие боль мысли.
Любые праздники я избегала, в том числе и свой день рождения. Мне совершенно не
хотелось праздновать тот день, когда я появилась у отца, которого собственноручно
убила. Утром 13 апреля у меня поднялась температура, и, хоть она быстро спала, я
предпочла провести весь день в пустой школьной больнице. Нераскрытые подарки я
свалила в коробку к новогодним безделушкам и задвинула вглубь шкафа.
Глава 21.
Поезд, покачиваясь, мчался по бесконечным рельсам. Первый день лета набирал
обороты, выталкивая долго не приходившую весну солнечными лучами. А я, наблюдающая через стекло за сменяющимися пейзажами, чувствовала себя медленно
угасающей весной. Неловкость в плацкарте сменилась веселым гулом близнецов
Вармент, пытавшихся разрядить обстановку. Я слушала песни, играющие во всем вагоне, которые ставила ведущая с очень приятным голосом, заполняющая паузы между треками
совершенно глупыми разговорами.
Здешняя природа мне стала родной, красивой и понятной. Меня бесконечно
очаровывало поле за окном с нежно голубыми и белыми цветами. Оно напоминало небо, упавшее на землю, по которому разгонял волны свежий ветерок.
Гул утих, когда Оливер и Фред вышли на своей станции (не совсем на своей. Их родители
сейчас гостили у каких-то знакомых, так что братьям тоже пришлось отправиться туда).
Оливия взглянула на меня просящим, ждущим взглядом, но я сделала вид, что не
заметила его, смотря в окно. Она достала толстый журнал из сумки и оставшуюся дорогу
перелистовала острые страницы изящными пальцами. Было бы обидно, если хрупкие
пальцы пострадали из-за журнала мод.
На платформе, усеянной встречающими, где меня и Джеймса ждала Лиса, я с Оливией
попрощалась холодным «пока», и мы разошлись.
Глава 22.
Две недели я корила себя за смерть отца, две недели мне потребовались на то, чтобы
понять, что я убила не своего отца, а бездушного – Джеймса Грей.
Следующие месяцы я выпала из жизни, морально умерла. Это время я выкинула из
головы, вырезала из памяти, по тому, что в каждой моей мысли жил он, тот, кого я
боготворила, тот, кто безжалостно предал меня. Я потеряла доверие к людям, ведь меня
продал родной отец, продал за такое… Я не могла его понять, как ни старалась. В грустных
фильмах отцы никогда не оставляют дочерей одних, но, видимо, у нас другой конец, и
пора перестать сравнивать жизнь с кино.
Я не могла ненавидеть его. Помимо того, что он был бездушным пытавшимся убить моих
друзей, чуть не убившим меня, он был моим отцом, подарившим мне жизнь. Я была
обязана ему жизнью, и эта благодарность не давала ненависти прописаться в моем
сердце. Я всей душой хотела ненавидеть его, но никак не получалось.
В тринадцать лет девочки мечтают о мальчиках, даже не встречаются с ними, а только
мечтают, мечтают о маминой косметичке и о красивом платье. В четырнадцать девочки
борются с приоритетами, с предрассудками общества, а я давно уже это пережила, и моя
война со всем миром превратилась в обычную жизнь. Я в последние месяцы своего
тринадцатилетия и в первые месяцы четырнадцатилетия мечтала лишь провалиться
сквозь землю, пропасть и боролась только с собой.
Колеса кареты стучали по каменному асфальту. «Я не увижу своих друзей три месяца», -
осознала я. Внутри что-то кольнуло. Меня словно водой обдали: я бы погибла, если не
друзья. Жалко, что поняла я это не так рано, как хотелось им и в данный момент хотелось
мне. Спасибо верящим в меня друзьям, для которых никогда не наступит «поздно». Я
поняла самую важную вещь в жизни: я дура, но ради них я готова исправиться.
Оливия Стоун, Оливер и Фред Вармент, спасибо, что вы есть, и не только у меня, а у всего мира.