Глава 5

И побежал по тропам и полянам,

Исхоженным в дневное время мною…

На следующее утро, как только позволили приличия, Лэмберт посетил дом Брейлсфордов. Он обнаружил, что миссис Брейлсфорд снова нездоровится. Мисс Джейн Брейлсфорд приняла его в утренней гостиной — приятной солнечной комнате — и предложила чаю. Она прекрасно выглядела в белом полотняном платье с тончайшим кружевным воротником: такая скромная и застенчивая, что даже мыльный пузырь не решилась бы повредить.

— Эми пока не выходила из спальни. — Джейн вручила Лэмберту чашку чая, милосердно не испорченную молоком, сахаром или беглыми чаинками. — Хотите, я позвоню и попрошу принести что-нибудь более существенное? У Эми такая чудесная кухарка, что можно рассчитывать на удачу. У нее могут оказаться даже плюшки.

Лэмберт сел прямо и не мешкая приступил к делу.

— Я просто зашел, чтобы сообщить вам о том, что мы, похоже, выдумали мужчину в котелке.

— Правда? — заинтересовалась Джейн. — Как это безответственно с нашей стороны! Рассказывайте.

Радуясь столь хорошей слушательнице, Лэмберт изложил ей рассказ привратника, закончив своими собственными дальнейшими умозаключениями.

— Я подумал, что могло иметь место какое-то недоразумение, и потому вернулся обратно и снова поговорил с Тилни. Ужасно рассердил его тем, что усомнился в его словах. Затем я расспросил двух других людей, которые, по его словам, находились в тот момент поблизости. Преподаватели Гласкасла — прекрасные свидетели. В жизни не встречал людей, которые были бы настолько уверены в себе. Они тоже не видели мужчины в котелке, оба. Никто его не видел.

— Какая досада!

Похоже, Джейн что-то тщательно обдумывала.

— Ага. Даже если один из свидетелей что-нибудь потом вспомнит, все трое уже поклялись торжественно, что в то время дня в ворота не проходил никто, кроме нас. А когда кто-то в Гласкасле высказывает какое-то мнение, то его не любят менять, не проведя настоящего диспута.

Вид у Джейн стал раздраженным.

— А что по этому поводу думает ваш мистер Фелл?

Лэмберт поморщился.

— О, Фелл считает, что мне необходимо расспросить в Гласкасле всех. В алфавитном порядке. И, если возможно, по росту. Ему нравится, когда я оставляю его в покое. Что я и делал, насколько это было в моих силах. Когда вчера после обеда я пытался у него это выведать, он прикинулся глухим. А потом вообще притворился, что заснул. Ловкий фокус, если учесть, что при этом он курил сигару.

Джейн сочувствующе посмотрела на него.

— Как усердно трудится мистер Фелл! Как вы думаете, ему не захочется еще раз проехаться на автомобиле Робина? Не исключено, что это помогло бы ему прояснить мысли.

— Спросите его.

— Спрошу. Подождите, пока я напишу ему записку. А если мистеру Феллу не захочется кататься на машине, приведите его вместо этого на чай. Я должна сегодня поговорить с ним, и чем раньше, тем лучше.

Джейн вызвала горничную и отправила ее за бумагой и чернилами. Пока Лэмберт допивал чай, Джейн настрочила короткую записку с приглашением, аккуратно промокнула свою подпись и сложила бумагу, как только чернила высохли.

— Пожалуйста, дайте ему понять, что мне необходимо сегодня поговорить с ним. Для меня это очень важно.

Лэмберт положил записку в нагрудный карман пиджака.

— А не хотите вернуться вместе со мной? Вы могли бы сами расспросить привратника.

Тилни назвал Джейн болтливой молодой дамой. Ну что ж: ему не повредит, если часть этой болтовни окажется обращена к нему самому.

— Я бы предпочла увидеться с мистером Феллом за пределами его колледжа, — ответила Джейн. Она взглянула на Лэмберта сквозь полуопущенные ресницы. — Я уверена, что вы узнали от привратника больше, чем удалось бы мне.

— Поскольку вы всего лишь женщина и все такое, конечно. — Лэмберт даже не пытался скрыть саркастические нотки. — Перестаньте, ладно?

Джейн рассмеялась.

— А мои томные взгляды вас нервируют, мистер Лэмберт? Как странно. Мне казалось, что вы неуязвимы для моих чар. Можно было бы даже сказать, невосприимчивы к ним.

— Мне положено не пользоваться никакими стимуляторами, вы не забыли? Оставьте свои женские уловки для остального света. Со мной они вам не нужны. Вы победили. Я обизонен.

— Что это значит? Это что-то из вашего шоу «Дикий Запад»? Обизонен… — Джейн повторила это слово, словно пробуя его на вкус. — Обизонен.

— Вы меня задурили, вот что это значит.

— Я? Задурила вас? — Джейн покачала головой. — Напротив. Это вы дурите других, мистер Лэмберт. Вы галантны, когда вам это нужно, и прикидываетесь простачком только тогда, когда решаете обезоружить противника.

— Тогда как вы, мисс Брейлсфорд, считаете любого мужчину мира достойным зрителем, чтобы испробовать на нем роль роковой женщины. Не то чтобы я вас винил. Очень обидно, что вам нельзя быть в Гласкасле своей только потому, что вы — девушка. Если вас утешает то, что вы превращаете в обезьян всех мужчин, которые вам позволяют это с собой проделывать, — прекрасно. Просто не разменивайтесь на меня. Пусть у вас вид такой, будто вы сделаны из сахарной ваты, но если судить по тому, как вы водите автомобиль, то вы такая же ранимая, как кусок дубленой кожи. Ваш брат говорит, что у вас есть причуды. Насколько я мог видеть, причуд в вас столько же, сколько в пинте уксуса.

— И кто это мог попытаться вас задурить? — Джейн смотрела на него, не скрывая веселья. — Что я сказала такого, что вы решили, будто мне хочется быть в Гласкасле своей? Вставать в немыслимую рань и петь до хрипоты ради вящего блага сообщества? Есть жидкую кашу на обед и ужин? Спасибо, не надо!

— И вам не обидно, что вас отстраняют? Что впускают так неохотно, а потом заставляют ходить только там, где разрешается, и только тогда, когда вам предписано?

Лэмберт замолчал, смущенный силой своих слов. Он не собирался выдавать так много.

Джейн смотрела на него, прищурившись.

— Нет, мне это не обидно. Не слишком. Но, похоже, вам это обидно, и даже очень.

— Мне? Мне совершенно все равно. Я знаю правила. — Лэмберт поставил недопитую чашку на стол. — Для меня честь вообще оказаться в Гласкасле. Пока я сюда не попал, мне даже в голову не приходило, что такие места существуют. Места, где обучают магии, словно это рукоделие или химия.

— Какие оригинальные сравнения! А как, по-вашему, люди должны этому обучаться? — спросила Джейн.

Лэмберт пожал плечами.

— Когда я впервые увидел настоящую магию, то решил, что это что-то данное человеку от рождения. Я никогда не связывал ее с образованием.

— А что это была за магия? — Джейн была заинтригована.

— Я не знаю, как она называется. Я был в Париже с шоу. Иногда кайова Боб посылал вызов кавалерийскому полку, предлагая кому-нибудь из солдат попробовать проехаться на одной из наших лошадей. Я имею в виду диких. Из тех, что брыкаются.

Лэмберт посмотрел на Джейн, проверяя, понимает ли она, о чем идет речь.

— Ясно, — сказала Джейн.

— Очень редко находится кавалерист, которому это удается. Это при том, что все они прекрасные наездники. Видите ли, это вопрос опыта. Одно дело научиться такой езде со временем. Но чтобы освоить это с первой попытки, когда на кон поставлены деньги и на вас смотрят все ваши друзья, — ну, это непросто.

— Могу себе представить.

Лэмберт продолжил:

— В тот раз кавалеристы привели одного из своих коней, чалого с белым пятном на лбу. Странно, как часто коней с белой отметиной на лбу бывает трудно объездить. Французские кавалеристы предложили, чтобы на нем усидел кто-то из наших наездников. Трое наших лучших ковбоев попытались это сделать — и все трое только что шеи себе не сломали.

— Наверное, французы были довольны.

— Вид у них был очень счастливый. Но вы можете себе представить, до чего диким был тот конь. Косил глазами, ронял пену. Смотреть было страшно.

Лэмберт нахмурился, вспоминая.

— И иметь с ним дело, наверное, тоже было страшно.

— Даже пробовать не хотелось. Кусался, лягался — вытворял все, что мог. Пока парни из шоу решали, кто следующим попытается оседлать его, вышел какой-то незнакомый мужчина и спросил, нельзя ли ему посмотреть на чалого. Он был не из кавалеристов — и не из наших. Хорошо одетый и держался вежливо — обычный солидный человек. Если не считать того, что в нем ощущалось такое спокойствие, с каким я прежде не сталкивался. Не могу как следует это описать. Он спросил, нельзя ли ему позаботиться о чалом. И в тоне его вопроса было что-то такое, что все отступили на шаг и позволили ему это. Он не издал ни звука и почти не коснулся коня. Но пока он спокойно стоял, совершалась настоящая магия. Я никогда в жизни ни в чем не был настолько уверен.

— Почему? Что он такого сделал?

— Ничего. Никакой абракадабры, никаких жестов. Ничего такого, что можно было бы передать словами. Но я нисколько не сомневаюсь в том, что он сделал что-то. Он взял поводья у мужчин, которые пытались удерживать чалого. А потом просто стоял там тихо и мирно. Поначалу конь туго натянул поводья, пытаясь попятиться, но мало-помалу голова у него стала опускаться, а уши подвигаться вперед. Очень скоро он встал прямо и застыл, совершенно успокоившись. А потом мужчина провел рукой по шее чалого, от ушей до холки. Конь не шелохнулся. Стоял такой милый, словно игрушечный.

— Этот человек сам поехал на том коне?

— Ему не понадобилось. Он просто потрепал чалого, передал поводья обратно кавалеристам и ушел. Француз несколько раз объехал на чалом арену, проверяя, как он будет себя вести. Но с той минуты конь был объезжен.

— И ваш таинственный мужчина получил приз?

— Нет. Как только он помог коню, он не стал задерживаться. Оно и к лучшему: человек с таким умением мог за час оставить всех наших объездчиков диких лошадей без работы.

— Интересно. А почему вы так уверены в том, что он использовал магию?

— Не могу объяснить. В нем было какое-то непонятное спокойствие, новое для меня. Я никогда раньше подобного не чувствовал. И не думал, что когда-нибудь снова почувствую. И не чувствовал. Пока не попал в Гласкасл. И даже тут это случилось только тогда, когда я впервые услышал гимны. — Лэмберт встряхнулся, заставляя себя вернуться к настоящему. — А почему мы вообще об этом заговорили? Я передам Феллу вашу записку, посмотрю, что он скажет. Если ему захочется проехаться в шикарном автомобиле вашего брата, то, надо думать, он даст вам знать.

Пристальный взгляд Джейн не дрогнул.

— Робин немного рассказал мне о том, как вы сюда попали. Гласкасл отправил наблюдателей на состязание стрелков, чтобы найти меткого человека.

— «Соверены». Знаете, я решил, что состязание названо в честь каких-нибудь правителей, монархов, что-нибудь в этом духе, — признался ей Лэмберт. — Я даже не подозревал, что название связано с призовыми деньгами.

— Одна сотня золотых соверенов лучшему стрелку страны. Щедрая награда за день, посвященный стрельбе по мишеням.

— Один день года, — согласился Лэмберт. — А для победы всего-то и нужно, что целая жизнь подготовки. На состязание приехали несколько лучших стрелков мира, мужчин, учившихся стрелять у своих отцов, которые в свое время побеждали в «Соверенах». Я даже подумал, не передается ли здесь все от отца к сыну, как утверждает Дарвин. Выживание самых зорких.

— А вы тоже унаследовали зоркость от отца?

— Нет, не думаю, хотя он и был зорким. Но, по-моему, я унаследовал ее от матери. Она до сих пор защищает свой сад от вредителей с помощью кольта «Миротворца». Я помню множество случаев, когда она поднимала взгляд от корыта со стиркой, видела какого-нибудь легкомысленного зайца, набитого самодовольством и соседскими морковками и явившегося понюхать ее горошек или капусту. Она вытирала руки о передник, прицеливалась — и у нас на обед была зайчатина. Один заяц — один выстрел. Такое было у нее правило.

— Господи!

— Ее отец был бомбардиром в артиллерии. От него она и унаследовала меткость. Наверное, все так передается, от поколения к поколению.

— И вы стали победителем «Соверенов». Немалая честь.

Лэмберт пожал плечами.

— Я победил, потому что мисс Оукли больше не стреляет. Будь она здесь, все было бы по-другому. Интересно, что бы тогда стали делать ученые из Гласкасла? Вы думаете, они пригласили бы ее помогать им в исследованиях? Я так не думаю.

— Проект «Аженкур». — Джейн кивнула. — Робин рассказал мне о нем. Совсем чуть-чуть. Достаточно, чтобы я не стала задавать дурацких вопросов. — Поймав скептический взгляд Лэмберта, она добавила: — Я не пытаюсь… задурить вас, заставив думать, будто он рассказал мне больше, чем на самом деле. Они отправились на «Соверены» специально для того, чтобы найти самого меткого стрелка. Изучая механику человеческой меткости, они рассчитывают увеличить точность своего устройства. Для чего нужна пушка, какой бы она ни была большой, если нельзя доверять точности ее прицела?

— Так это пушка? — Лэмберт позволил себе выказать всю свою неуверенность относительно проекта. — Они сказали мне не больше, чем вам. А может, даже меньше. Но у меня появилось сомнение в том, что все рассказанное соответствует истине.

— В этой политике нет ничего плохого, — сказала Джейн. — Если принять во внимание любовь Робина к секретности, то это устройство может оказаться чем угодно. Но, надо думать, на что бы это оружие ни было похоже, степень его точности жизненно важна. Единственному человеку, чье умение настолько ценно, не разрешают даже выпить чашку кофе, чтобы не уменьшить его меткость. Это правда, что вы можете попасть в центр туза пик с тридцати шагов?

— Нет. — Лэмберт был честен. — Хотя я бы не удивился, если бы услышал, что мисс Оукли это может сделать. Но если я вижу цель, то стараюсь в нее попасть.

— Если верить Робину, вы можете поразить любую цель, какую захотите.

— Зависит от оружия. Если это винтовка с приличным прицелом, я справляюсь неплохо. Стрелять из лука трудно. Никак не почувствую натяжения тетивы. Один раз Войси заставил меня попробовать арбалет. Получилось немного лучше. И я не слишком обрадовался, когда он заставил меня попробовать метать ножи.

Джейн явно удивилась.

— Так тут не только огнестрельное оружие?

Лэмберт спрятал улыбку.

— В детстве я лучше всего владел пращой. Тогда я стрелял особенно метко. Сэм-Без-Промаха. В нашей округе не было ни единой белки, которая могла бы спокойно спать, не опасаясь меня.

— А Робин об этом знает? На этом вас тоже проверяли?

— Похоже, пока им это не пришло в голову. И они не просили меня подавать мячи. Когда-то я мечтал стать следующим Кристи Мэтьюсоном, но этому не суждено было сбыться. — Лэмберт сжалился над озадаченной Джейн и объяснил: — Лучший подающий в «Нью-йоркских гигантах». Самый лучший правша спорта. Бейсболист. Но не важно.

Похоже, Джейн это мало что сказало.

— О! Бейсбол. Это крикет, да?

— Приблизительно. — Лэмберт встал. — Я вернусь в колледж и узнаю, как Фелл относится к поездке на машине.

— Уговорите его согласиться. На этот раз я не стану превышать скорость. Даю слово.


Способности Лэмберта убеждать остались непроверенными, поскольку Фелла в колледже Тернистого Пути не оказалось. И на этот раз только тиканье часов служило знаком того, что эти комнаты являются местом обитания человека. Лэмберт знал правило: если Фелл не спит, он работает. Не задерживаясь, он снова вышел и направился к Зимнему архиву.

Несмотря на лето, у входа в архив собралось с полдюжины студентов, явно голодных, не выспавшихся и угрюмых. У одного в руках была масштабная модель аэроплана из бумаги и фанеры, хрупкая, как воздушный змей, и еще менее практичная. Лэмберт протиснулся мимо них и вошел.

Поднимаясь по скрипучей лестнице в кабинет Фелла, Лэмберт услышал громкий стук, словно от падения застекленного книжного шкафа. Оставшуюся часть лестницы он преодолел бегом.

— Какого черта?

Лэмберт влетел в полуоткрытую дверь кабинета Фелла. Сначала он не увидел никого, а потом обнаружил, что Фелл катается по полу позади письменного стола, борясь с мужчиной в котелке. Во время схватки один из шкафов был повален, и вывалившиеся книги и осколки разбитого стекла еще сильнее осложняли борьбу под большим деревянным столом.

Фелл был невысоким, но жилистым. Коверная борьба сводила к минимуму различие в силе, так что он выдерживал напор чужака за счет упрямства, ругани и различных неспортивных приемов.

Лэмберт вмешался в схватку и стащил мужчину с Фелла. Сбив котелок, Лэмберт встряхнул незнакомца и вопросил:

— Что здесь происходит?

Мужчина хорьком вывернулся в руках Лэмберта и выдал ему пинок и серию ударов кулаками, заставивших Сэмюэля с сипением согнуться. Незнакомец вырвался и бросился бежать, отчего половицы протестующе заверещали у него под ногами. Лэмберт сумел захватить достаточно воздуха, чтобы выругаться, посмотрел на Фелла, который казался более или менее целым, и бросился в погоню.

Под Лэмбертом ступени верещали так же громко, как и под тем, кого он преследовал. Дверь внизу лестницы уже закрывалась, когда Лэмберт до нее добежал. Он выскочил на улицу, протолкался мимо младшекурсников, которые все еще стояли у входа, и оказался на каменных ступенях портика. Мужчина в котелке только что сошел с дорожки, чтобы пересечь Летний газон на пути к главным воротам.

Весь мир сжался до трудных вдохов и тяжелых шагов: Лэмберт преследовал убегавшего мужчину на максимальной скорости. Податливо хрустящий под ногами гравий сменился бархатистой мягкостью травы. Два шага — и Лэмберт упал: он окончательно задохнулся, и у него подогнулись ноги. Мир накренился, закружился и начал меркнуть по краям, пока он тщетно хватал ртом воздух.

«Так вот почему нам запрещают ступать на траву!» — подумал Лэмберт, тщетно пытаясь заставить ноги повиноваться. Он даже не мог вдохнуть. Он дергался и изгибался, с сипением ловя воздух. Где-то за пределами поля его зрения слышались приближающиеся шаги. Сильные руки подхватили Лэмберта и помогли ему перебраться обратно на гравий.

По прошествии показавшегося ему вечностью приступа одышки и кашля он пришел в себя и, моргая, посмотрел на Фелла.

— Спасибо, — попытался сказать он, но сумел выдавить только хриплый шепот: — Вам лучше?

Тревога Фелла была очевидной, хотя его голос звучал, как всегда, спокойно.

— Да вроде жив. А куда он убежал?

Лэмберт вытянул шею, осматриваясь. Вокруг не было никого, кроме стайки студентов, которые глазели на него с любопытством стада овец.

— Понятия не имею. — Фелл заставил его снова лечь. — И, честно говоря, меня это не интересует. Кто бы он ни был, похоже, он может приходить и уходить, когда ему заблагорассудится. Давайте просто решим, что он вернется, когда ему этого захочется в следующий раз.

— Он напал на вас!

Лэмберт решил, что способность дышать вернулась к нему окончательно, и начал садиться.

— Да, знаю. — Фелл помог Лэмберту подняться на ноги. — В высшей степени странное поведение.

Когда Лэмберт встал, у него потемнело в глазах, и он нагнул голову, чтобы прийти в себя. О магии было приятно размышлять абстрактно, а вот испытать ее на себе было неприятно. Спустя несколько секунд в голове у него прояснилось, так что он снова обрел способность думать.

— Я оповещу администрацию. — Но не успел он сделать и шага, как Фелл остановил его, поймав за руку. — В чем дело?

— Не сейчас. Я займусь всем этим позже. — Фелл повернулся обратно к Зимнему архиву. — Пойдемте со мной.

Недоумевая, но не споря, Лэмберт поплелся за Феллом в его логово. Там, среди хаоса, созданного при нападении, Фелл поднял свалившийся стул и, протерев сиденье, предложил его Лэмберту:

— Вам скоро станет лучше.

Лэмберт хмуро посмотрел на Фелла, но на предложенный стул опустился.

— Мне уже лучше некуда.

Он лгал. За глазницами у него скапливалась головная боль — как гроза собирается летним днем, когда воздух становится жарче и влажнее. Он игнорировал ее. Дыхание у него восстановилось, а это самое главное.

— Правда? Вам повезло. — Фелл заглянул под стол. Он обнаружил там котелок и внимательно его рассмотрел снаружи и изнутри. — Гм. Хорошее качество.

Он положил котелок на стол и начал поднимать с пола бумаги.

— Не порежьтесь.

Лэмберт осмотрелся, пытаясь найти что-то, чем можно собрать разбитое стекло. Хотя кабинет Фелла и был страшно захламленным, ничего похожего на половую щетку в нем не оказалось.

— Боюсь, вы опоздали. — Фелл поднял руку, демонстрируя ее Лэмберту. Царапина и порезы были неглубокими, но кровоточили. — Ничего серьезного.

— И вообще, что тут все-таки случилось? — вопросил Лэмберт.

— Точно не знаю. Он хотел, чтобы я пошел с ним. — Фелл поднял книжный шкаф и начал осторожно складывать осколки стекла в мусорную корзину. — Он забыл упомянуть, куда именно.

Увидев, что руки Николаса чуть подрагивают, Лэмберт понял, что тот не настолько спокоен, каким хочет казаться.

— Почему? Кто он такой?

— Об этом он тоже не упомянул. По правде говоря, он вообще говорил очень мало. — Фелл снова нырнул под письменный стол и, покопавшись там, появился с пистолетом в руках. — Он выронил вот это.

Лэмберт вскочил со стула и отнял у Фелла пистолет.

— Следите, куда направляете! — Он разрядил оружие и бережно положил рядом с котелком. — Очень неосмотрительно с его стороны — оставить здесь это.

— Совершенно верно. — Фелл стал рассматривать пистолет. — И очень неосмотрительно было возвращаться, если уж на то пошло.

— Однако теперь мы можем не сомневаться относительно того, что он делал здесь раньше. Искал вас.

Лэмберт потер голову. Над левым ухом ощутилось болезненное место, хоть он и не мог вспомнить, чтобы его туда ударили. Подробности схватки уже начали стираться из памяти.

— Да. Ему нужен именно я. Интересно зачем? — Фелл сосредоточил свое внимание на оставленных предметах. — Наверное, мне лучше было бы поддаться, чтобы узнать что-нибудь еще.

— Неудачная мысль.

Лэмберт почувствовал, что его головная боль стала разнообразнее: к ней добавились пульсирующие удары у основания черепа.

— Возможно.

Казалось, Фелл его не слушает. Лэмберт спросил:

— Если такое случается, когда по ней идешь, то как вы вообще стрижете здесь траву?

Фелл пристально посмотрел на Лэмберта.

— Вы уверены, что чувствуете себя нормально?

— Да. Честно. Мне просто интересно, вот и все.

Лэмберт смутился. Он не собирался вот так выпаливать свой вопрос. Он вообще не собирался ничего говорить.

— Преподаватели Гласкасла по очереди занимаются газонами. Это составляющая равноправия, лежащего в основе нашего учреждения. Первокурсники поют, чтобы поддерживать защиту, а ученые мужи сидят на воротах и следят за территорией. Благодаря этому мы не теряем скромности и смирения.

Похоже было, что Фелл говорит совершенно искренне.

Неожиданно для себя Лэмберт фыркнул. Смирение? У Фелла? Он с большим трудом подавил смех.

— Ну, не знаю, как насчет этого, но выглядит все очень мило.

— Давайте я отведу вас в лазарет. Надо показаться врачу, — сказал Фелл. — Нарушать правила Гласкасла — дурная мысль.

— Я себя отлично чувствую. И больше этого не сделаю. Я вообще не собирался это делать. Просто увлекся. Жар преследования и все такое.

Фелл снова принялся рассматривать котелок и пистолет, сосредоточенно дергая себя за ус.

— Странно, что это повлияло только на вас.

— В прошлый раз все было точно так же, он срезал дорогу по траве. Похоже, его это нисколько не смутило.

Лэмберт жалел, что всего лишь схватил мужчину и встряхнул его, оттаскивая от Фелла. Следовало бы крепко дать ему в лоб — для начала.

— Однако по траве Летнего газона или через любой другой двор колледжа может идти только сотрудник Гласкасла.

— Мне он не показался похожим на сотрудника Гласкасла. Больше — на хорька.

Фелл выгнул бровь.

— Этот тип не был сотрудником Гласкасла. — Он сгреб патроны и ссыпал их себе в карман, спрятал пистолет в другой карман и сунул котелок под мышку. — Пойдемте.

Морщась, Лэмберт поднялся на ноги. За то недолгое время, пока он сидел на стуле, у него уже успели одеревенеть мышцы.

— Куда мы отправляемся?

— В Лондон, — ответил Фелл. — В людном месте гораздо легче спрятаться. Если вам нужно объяснение, почему я хочу спрятаться, то лучше все-таки пойти в лазарет.

— О, спасибо за заботу! — Лэмберт не потрудился скрыть свое раздражение. Он запустил руку в карман и извлек записку Джейн. — Перед тем как мы уйдем, прочтите вот это.

Фелл прочел и нахмурился.

— Я протелеграфирую ей из города.

— Она будет разочарована.

Про себя Лэмберт решил, что Джейн придет в ярость, но он прекрасно понимал, что мысль о гневе мисс Брейлсфорд Фелла не остановит.

— Печально, но ничего не поделаешь. — Фелл уронил записку на стол. — Поезд будет через полчаса. Соберите вещи побыстрее. — Словно опомнившись, он забрал записку со стола и отправил себе в карман — тот, где лежали патроны. — И не берите много багажа.


Джейн проследовала за Лэмбертом от дома Брейлсфордов до главных ворот, держась на почтительном расстоянии. Пусть лето и выдалось дождливым, но день стоял чудесный: легкий северный ветер умерял жару, так что Джейн без труда удавалось притворяться, будто она просто вышла на утреннюю прогулку.

У ворот она вынуждена была ждать. Если ее догадка верна, Фелл постарается избежать встречи с ней. Если он сочтет нужным уйти из Гласкасла через ворота Пембрук, ему это удастся. Но если Фелл будет верен своей привычке и выберет главные ворота, появится шанс поймать его и, коротко отчитав за дурные манеры, передать ему слова Фэрис.

Были и другие варианты. Множество. Лэмберт мог уговорить Фелла встретиться с ней и даже принять ее приглашение. Фелл мог выслушать слова Фэрис вежливо и внимательно. Или рак мог свистнуть. Джейн была готова смотреть на все непредвзято. Или Лэмберт мог вообще не найти Николаса Фелла. Ночью Фелл мог куда-нибудь скрыться. Или, наоборот, мог осознать свою неправоту и по доброй воле стать хранителем.

Джейн ждала и наблюдала за воротами.

К немалому ее неудовольствию, первым под аркой ворот появился мужчина в котелке — только без котелка. Он не обратил никакого внимания на привратника — и привратник, похоже, его не заметил. Не останавливаясь, хотя никаких признаков преследования не было, мужчина пробежал мимо Джейн. Вид у него был скорее раздраженный, а не расстроенный. Можно было подумать, что он способен бежать целый день и не обращать на это внимания. За воротами народа было не много, но при такой скорости незнакомец способен был исчезнуть из виду в считанные секунды.

Джейн решила не позволить ему это сделать Она прошла следом за ним несколько ярдов — достаточно далеко, чтобы выйти из-под тени арки. А потом, сожалея о немалой трате энергии, которая была неизбежна при попытке творить магию в такой близости от Гласкасла, она изменила вид небольшой кучки конского навоза. В лучах солнца заблестела горка золотых гиней.

Мужчина без котелка повернул к деньгам, привлеченный блеском золота. Он остановился и наклонился, чтобы схватить монеты. В этот момент Джейн смогла его догнать. У нее темнело в глазах от боли, вызванной использованием магии, но, налетев на мужчину, она заставила его потерять равновесие. Когда он упал, Джейн сумела оттянуть его ногу назад и крепко ухватиться за щиколотку и носок, лишив способности двигаться. А потом она полностью обездвижила его, усевшись ему на спину.

— Слезь с меня!

Мужчина попытался сбросить девушку. Когда это ему не удалось, он разразился ругательствами.

— Помогите!

Джейн не могла махать руками, чтобы привлечь внимание привратника, но, когда ситуация того требовала, способна была пустить в ход неплохой объем легких и довольно пронзительный голос. Не переставая звать на помощь, Джейн рассеяла свои чары. Мужчина с непокрытой головой издал вопль отвращения и начал ругаться еще более витиевато, когда золотые гинеи, которые он сжимал в руке, снова превратились в конский навоз.

Джейн и самой хотелось выругаться. Ее головная боль заслуживала самых сильных выражений, а нежелание привратника прийти ей на помощь наполняло ее яростью. Чем бы Гласкасл ни гордился, как бы ни были его члены преданы идее создания неудобств гостям во имя неукоснительного исключения посторонних, основных понятий безопасности в этом списке не было.

Загрузка...