Хранители магии

Глава 11

Ночь наконец ушла. Лэмберт был рад ее проводить. Он зевнул, потянулся, отчего заныли все ушибленные места, стряхнул с одежды веточки и травинки и горячо пожелал получить завтрак. Даже чашка чая сейчас была бы кстати. Лоб у него еще до конца не прошел, но место укуса не болело, если до него не дотрагиваться — глупый поступок, от повторения которого он воздерживался после первого осторожного обследования. Та боль, которая осталась ему на память о стычке с Летним газоном и мужчиной в котелке, полностью растворилась в дискомфорте от ночевки на открытом воздухе.

Когда окончательно рассвело, Лэмберт почувствовал беспокойство. Солнце встало на востоке, в этом сомнений не было, но поднимающееся светило сказало ему, что его собственное ощущение направления его подвело. Подкорректировав свое внутренние ощущение мира с помощью мысленного сальто, Лэмберт заставил себя признать, что направление, которое он считал северным, оказалось восточным. Обычно доверявший собственному восприятию мира, он был неприятно поражен происшедшим. Если его внутренний компас был способен так сильно ошибиться, то что говорить о чувстве времени и направления? В этом месте ничего нельзя было принимать безусловно.

Лэмберт постарался как можно лучше сориентироваться, прежде чем отойти от приютившего его бука. План заключался в том, чтобы разделить лес на части и последовательно их обойти. Но стоило ему сделать всего один шаг, как угол падения утренних лучей принес ему новое открытие.

Роса на траве, покрывавшей прогалину, блестела серебром. Однако она блестела не повсюду. Были две полосы, параллельные дорожки шириной с его ладонь каждая, где трава оказалась примята из-за перемещения чего-то тяжелого. Расстояние между параллельными дорожками было равно расстоянию между колесами экипажа. После тщательного обследования Лэмберт решил, что следы оставила не простая повозка. То, что проезжало по прогалине, было значительно тяжелее. Сюда не вела дорога, и отсюда не отходила дорога — и тем не менее здесь проехал автомобиль.

Лэмберт прошел по следам в мокрой траве, уходившим в деревья. Наверное, сидевшему за рулем автомобиля было нелегко ехать между деревьями.

Лэмберту изредка приходилось отклоняться в стороны, чтобы снова отыскать потерявшийся след Во время поисков он заметил знакомые голубые первоцветы, свернутые сердечки лесной кислицы с ее красноватыми стеблями и узкие, длинные листья пролески — все, что остается, когда они отцветают. Расцветают ли здесь, как в Гласкасле подснежники — память, оставленная монахами, которые когда-то обжили эти места? Если их обжили монахи. Не опередили ли их здесь другие поселенцы — гораздо более древние?

Лэмберт приостановился, оказавшись у полоски мокрой глины, которая сохранила ясный отпечаток шины. Он не был уверен в том, что прошел в этом направлении во время своих бесплодных поисков накануне, хотя ему казалось, что тут он был. Однако не помнил ни раскисшей глины, ни этой колеи. И что это была за колея! Несколько часов сражения с домкратом помогли ему составить близкое знакомство с этим узором протектора всего три дня назад.

Лэмберт прошел по следам автомобиля до следующей прогалины. Там он обнаружил «Минотавр» с брезентом, по-прежнему туго затягивавшим багаж Джейн. Машина стояла у газона, начинавшегося за буками. Лэмберт отступил в лес, чтобы внимательно осмотреть местность, перед тем как что-то предпринимать.

Приют Святого Хьюберта был небольшим по сравнению с больницами, виденными Лэмбертом в Лондоне, однако на своей прогалине он казался внушительным. Трехэтажное здание на цоколе, который прибавлял ему еще пол-этажа, имело больше ста футов в длину по фасаду и казалось необитаемым и надежно закрытым, словно стояло запертым уже много лет.

Лэмберта удивил безлюдный вид здания. Несмотря на то что время раннее, он ожидал заметить хоть какие-то признаки того, что в нем живут. Даже сумасшедшим требуется завтрак. Лэмберт с тоской вспомнил содержимое корзинки для пикников, которая, наверное, до сих пор стояла под брезентом вместе с остальным багажом. Они прикончили все сэндвичи, но коврижка-то еще оставалась.

Лэмберт незаметно прошел вокруг громады здания, стараясь скрываться. Он не торопился, и утро было уже в разгаре, когда он вернулся на то место, с которого начал обход, так и не определив, откуда лучше всего проникнуть внутрь. За все это время он так никого и не увидел. Тишина, царившая здесь, его тревожила. Однако тишина не была полной. Время от времени слышались пение птиц или шелест деревьев. Однако никаких звуков извне не долетало: ни гудка паровоза, ни мычания коров, ни блеяния овец. Это все больше беспокоило Лэмберта.

Еще через полчаса Лэмберт отказался от надежды на внезапное озарение. Удачной возможности проникнуть в здание незамеченным просто не существовало. Неудачной — тоже. Возможность была всего одна: воспользоваться парадной дверью.

С огромной неохотой он оставил дерево, за которым укрывался, и пересек газон. К двери вели четыре широкие каменные ступени, и он бесшумно поднялся по ним и дотронулся до дверной ручки. Заперто. Никаких неожиданностей.

Лэмберт поднял руку, чтобы постучать в грубо отесанную дубовую дверь, но не успел он проверить свои костяшки, как дверь распахнулась. Утренний свет прорвался через плечо Лэмберта, высветив часть сумрачной прихожей. Адам Войси шагнул в сторону, пропуская его в пустой вестибюль.

— Добро пожаловать в Аркадию, Сэмюэль. Я уже начал думать, что вы не придете.

Войси одарил Лэмберта широкой улыбкой.

— Войси?! — Лэмберт воззрился на него через порог. — Что вы здесь делаете?

Войси поманил его к себе:

— Входите, входите. Входите, вы, наверное, умираете от голода. Я наблюдал за вами уже несколько часов — с искренним восхищением. Вы действительно осторожны, правда? Отличное это качество — осмотрительность, но нельзя же вечно прятаться в кустах. Входите и садитесь. Я как раз собирался перекусить.

Лэмберт попытался понять свое нежелание повиноваться и пересекать порог. Можно было подумать, что он только что не затратил несколько часов на изобретение способа проникнуть в это здание. Он исчерпал возможность что-то выяснить путем наблюдения. Ему необходимо было попасть внутрь.

— Спасибо. — Лэмберт прошел за Войси в дом. — А почему вы не в Гласкасле?

Вестибюль оказался строгим, безупречно чистым и совершенно необставленным. Тут было даже прохладнее, чем на утреннем воздухе. Сквозняки скользили над голым полом, словно холодные руки, хватающие за щиколотки.

— Сейчас я здесь ради тостов по-бомбейски. — Войси провел его по вестибюлю в небольшую комнату, которая, похоже, выполняла сразу две функции: столовой и кабинета. — Я что-то не помню: вы едите анчоусы?

Войси начал складывать карту, которая покрывала весь стол в центре комнаты. Спустя несколько секунд все бумаги уже были переложены со стола на буфет.

— Вообще-то нет. И анчоусную пасту не переношу. — Лэмберт уселся на предложенный ему стул. — Запах у нее как у какого-то кошачьего лекарства. — Он встревожился, обнаружив, что снова потерял ориентацию. Ему казалось, что тесная, захламленная столовая находится в восточной части здания, но он не был в этом уверен. Этот вопрос не имел особого значения сам по себе, но повторная неспособность сориентироваться его обеспокоила. — Что вы здесь делаете?

— Значит, анчоусы вы не будете. Простите, я должен отдать распоряжения поварихе. Вам подадут тосты с сыром.

Войси ушел в другую дверь.

Даже при дневном свете Лэмберту не удалось точно определить свое местоположение. Выгоревшие занавески на окнах закрывали почти весь свет и вид наружу. Если Войси и наблюдал за приближением Лэмберта, то он никак не мог это делать отсюда.

Похоже было, что книги складывали на буфет задолго до того, как Войси переместил на него свои бумаги. Несколько листов почти выбились из покосившейся стопки. Лэмберт узнал среди них знакомый затрепанный уголок. Он наклонил голову, присматриваясь. Уголок принадлежал поспешно сложенным чертежам устройства «Аженкур», которые он нашел в кабинете Николаса Фелла и передал Роберту Брейлсфорду. Лэмберт почувствовал, что волосы у него на затылке зашевелились, совсем как в тот момент, когда он убедился в неработоспособности компаса. Это ощущение только ухудшило дело. Ловким движением он вырвал план из стопки и спрятал его в карман. Остальные бумаги не посыпались на пол.

Дверь бесшумно открылась: Войси вернулся.

— Все отлично. Скоро нам принесут поесть.

Где-то совсем недалеко завыла собака. Лэмберт наклонил голову, прислушиваясь. Казалось, звук доносится сверху. И, судя по всему, собака была не маленькая. Возможно, даже волк.

Войси улыбнулся тому, как Лэмберт отреагировал на вой.

— У поварихи есть собака. На самом деле — гончая. И я не могу ее винить: место здесь уединенное. Оно было выбрано именно за свою удаленность.

— И вот вы здесь едите тосты по-бомбейски вдали от всего мира, — поторопил его Лэмберт. Чертеж морозом обжигал ему карман, доказывая, что Роберт Брейлсфорд побывал здесь до него. — Что вас сюда привело?

— Мой милый Сэмюэль, ради тостов по-бомбейски я готов ехать практически куда угодно — при условии, что их приготовят как надо.

— Что вы здесь делаете?

Войси перестал улыбаться.

— Вы должны были обратить внимание на то, что я вам этого вопроса не задал, дорогой мой. Я рад вас видеть. Ваша помощь может нам пригодиться. Вы решили головоломку. Это должно убедить моих коллег, что вы достойны того, чтобы к нам присоединиться.

Дверь для прислуги открылась, и женщина, одетая как повариха, внесла поднос. Безмолвно и умело обслужив их, она ушла. Были поданы тосты по-бомбейски для Войси, тосты с сыром для Лэмберта и вечный, неизбежный и вездесущий чайник с чаем.

При виде тостов с сыром у Лэмберта заурчало в желудке. Он взялся за вилку. Никогда еще тосты не казались ему настолько аппетитными. Темная корочка запеченного сыра намекала на растаявшую консистенцию, скрывавшуюся под ней. Он без усилий смог представить себе смесь наслаждений от первого укуса: хрусткий, но нежный, острый, но богатый вкусовыми оттенками. От запаха у него потекли слюнки.

Тосты с сыром выглядели так, как должны выглядеть тосты с сыром, подаваемые в раю. Лэмберт вдруг сообразил, что в его увлеченности поставленной перед ним тарелкой есть нечто большее чем простое чувство голода. Он вспомнил предостережение Кадвала и положил вилку.

Желудок снова громко запротестовал. Он сурово приказал себе игнорировать блюдо. Осторожно он попробовал задать новый вопрос:

— А почему вы вызвали меня на стрельбу по целям, когда проект «Аженкур» уже был закрыт?

Войси отложил вилку с выражением блаженства на лице.

— Ровно столько карри, сколько нужно. Повариха действительно знает свое дело. А вы даже не попробуете ваши тосты с сыром?

— А вы не намерены ответить ни на один мой вопрос? — спросил Лэмберт.

— Хорошо. — Войси был дружелюбен. — Я вас испытывал. Проверял, искренне ли вы интересуетесь проектом. Я убедился, что это так. Ваша помощь в разработке проекта до сей поры была бесценной. И сейчас у меня есть возможность увеличить роль, которую вы можете сыграть.

— Проект «Аженкур» закрыт, — напомнил ему Лэмберт. Он вспомнил слова Стоу. — Если только вы не занялись каким-то побочным его направлением.

— Это ваши собственные слова, Сэмюэль? — Похоже, что такое предположение позабавило Войси. — По правде говоря, так и есть. То направление, в котором я надеюсь заручиться вашим содействием, на более теоретическом уровне. Но вы не дотронулись до чая, и, наверное, я могу угадать причину. Я знаю, что гораздо больше подходит к тостам с сыром. — Войси позвонил, вызывая повариху. — Пинту эля моему другу Сэму, будьте любезны. — Обращаясь уже к Лэмберту, он добавил: — Тут вдоволь еды и питья, рад вам сообщить.

Когда перед Лэмбертом оказалась пинта эля, он нашел это зрелище зачаровывающим. Это был обычный стакан, однако в нем коричневый эль ловил лучи солнца и приобретал красновато-золотистое свечение. Даже не притрагиваясь, Лэмберт знал, что стакан окажется прохладным на ощупь, но не слишком холодным. Не годится убивать вкусовые оттенки. Он даже знал, каким будет ощущение от прикосновения тонкого слоя пены к губе при первом глотке — мимолетный поцелуй перед покалывающим язык напитком.

Лэмберт с трудом оторвал взгляд от стакана и решительно устремил его на Войси.

— Спасибо, не надо.

— А что я могу предложить вам взамен?

Любезность Войси не знала границ. И, похоже, терпение его было бесконечным.

— Спасибо, ничего. — Желудок Лэмберта снова протестующе заурчал, обнаруживая всю лживость его слов. Лэмберт не стал обращать на это внимание. — Я бы предпочел выслушать ваши объяснения полностью.

— Какой вы настойчивый. — Войси был воплощением благожелательности. — Вам известно, что цель проекта «Аженкур» — это создание оружия. Наши враги создают армии и военные флоты Мы отвечаем тем же. Но армии и военные флоты существуют уже много веков. В этой гонке победить невозможно. Финишная прямая не зафиксирована. — Войси позволил себе еще несколько глотков. — Нам необходим новый вид оружия.

— Но разве вам все равно не нужны будут армия или флот, чтобы применить это оружие? — спросил Лэмберт. — Те самые храбрецы, о которых вы упоминали, когда в последний раз говорили об этом?

— Для защиты империи мы ищем усовершенствования для устаревших средств ведения войны. — Войси начал увлекаться своей речью. — Эволюционное усовершенствование, если хотите. Мы ищем оружие, которое поможет империи так быстро и убедительно, как большой лук помог нашей стороне в битвах при Креси и Аженкуре. Моя задача — вернее, наша задача — состояла в том, чтобы выбрать самую эффективную из предлагавшихся конструкций, выверить все аспекты теории, связанной с лежащей в ее основе магией, создать прототип и проверить, будет ли она действовать как задумано и без сбоев. Вас привлекли в помощь на третьем этапе проекта. Теперь третий этап завершен. Прототип создан, и мы испытываем его здесь.

Лэмберт обдумал услышанное.

— Почему именно здесь? Почему было не испытать его в Гласкасле?

Войси взмахнул рукой, отметая такое предложение.

— Гласкасл для такого мероприятия чересчур открыт. Испытания требуют полной тайны.

— А почему? Устройство не действует? — Что-то в самодовольном выражении лица Войси заставило Лэмберта внезапно увериться в том, что на самом деле все обстоит как раз наоборот. — Оно действует даже слишком хорошо? Это нельзя отнести к достоинствам. Если его задействовать в Гласкасле, кто-то обязательно это заметит. Никто не сплетничает так много, как младшекурсники.

— Это мощное оружие, — признал Войси. — Не стоит идти на ненужный риск.

— Но вы ведь не думаете, что можно долго испытывать пушку так, чтобы не привлечь к этому внимания? Даже здесь, в лесах, рано или поздно люди что-то заметят.

Войси был явно ошарашен.

— А вы решили, что все это время мы работали именно над этим? Над пушкой?

— Не над простой пушкой, иначе вы не считали бы ее идеальным оружием. Но над чем-то вроде пушки. И очень большой, сдается мне.

Лэмберт изо всех сил старался даже не думать о чертежах, лежавших у него в кармане, — о чертежах, из которых было ясно, что устройство «Аженкур» нисколько не напоминает пушку.

— В первоначальном проекте действительно говорилось о пушке. Беспорядочное разрушение, осуществляемое на расстоянии. — Войси не скрывал отвращения. — Но верх одержали более тонкие умы. Результатом стало оружие, которое, слава богу, ничем не связано с идеями артиллерии. Это исключительное личное оружие и в высшей степени меткое. Именно в этом ваша помощь была столь значительной. Измерение вашего восприятия позволило нам лучше понять научные принципы меткости.

Хотя Лэмберт догадывался, что восхищение, прозвучавшее в голосе Войси, имело целью ему польстить, он все равно почувствовал глубокое удовлетворение. Досадуя на себя, он холодно откликнулся:

— Вы меня тоже многому научили.

— Ах, Сэмюэль, если бы только мне было позволено рассказать вам все с самого начала! — Войси отложил нож и вилку и удовлетворенно вздохнул. — Вы не намерены ничего есть, так ведь?

— Я не голоден, — соврал Лэмберт.

— И пить тоже не будете?

Лэмберт покачал головой.

— В высшей степени прискорбно, — грустно проговорил Войси. — Похоже, этот фольклор существует повсюду, раз уж даже вы сталкивались с этим принципом.

— «Змей соблазнил меня, и я отведала их». Я достаточно хорошо знаком с этим.

Войси глубокомысленно произнес:

— Наверное, даже у краснокожих индейцев существует какая-нибудь легенда относительно пленной принцессы, попавшей в подземное царство.

— Ее звали Персефоной, — сказал Лэмберт. — И если она не станет есть гранатовые зерна, ей ничего угрожать не будет.

— Но Персефона все-таки не оставила гранаты в покое, не так ли? — Войси нахмурился. — Возможно, я неправильно вас оценил. Все это время вы казались мне человеком услужливым, Сэмюэль. Жаждущим знаний и в основе своей неиспорченным. Однако теперь я начинаю в этом сомневаться. Кажется, вы, выражаясь идиоматически, водили меня за нос. Возможно, вы приобщились к цивилизации гораздо сильнее, чем я предполагал. Вероятно, мне следовало соблазнять вас шампанским и черной икрой, а не простой и здоровой едой.

— Икра и шампанское — это тоже простые и здоровые продукты, — возразил Лэмберт.

— Но вы и их от меня не приняли бы, так ведь?

Войси снова принял скорбный вид.

— Сейчас — нет, спасибо.

Войси осмотрел Лэмберта с глубокой серьезностью.

— Если я не могу соблазнить вас традиционным способом — так тому и быть. У меня есть сведения, которые вас могут заинтересовать. Я имел разговор с деканами колледжей Трудов Праведных и Святого Иосифа. Существует вполне реальная вероятность, что по моей рекомендации вас примут в число студентов Гласкасла.

— Это неправда.

Лэмберт с трудом справился с нотками досады, готовыми прорваться в его тоне. Похоже, Войси был совершенно убежден в непреодолимости этого соблазна.

— Правда, уверяю вас. Я вас не обманываю. Получив мою рекомендацию, вы могли бы стать студентом на осенний триместр.

— Существуют правила. Вы сами постарались в самом начале мне их объяснить. Помните?

— А вы еще не поняли? Правила могут на вас не распространяться — больше никогда. Послушайте, Сэмюэль. С моей помощью для вас нет ничего невозможного. — У Войси сверкали глаза. — Разве не этого вам хотелось с того дня, когда вы вошли в главные ворота?

Лэмберт знал, что ему нужно молчать. Его досада переросла в гнев.

— Вы ведь разрешили себе мечтать, не так ли? Стать свободным членом Гласкасла, равным любому другому? Вы будете свободны, и перед вами не будет закрыта ни одна дверь, ни одно знание не окажется для вас запретным. Вы сможете пойти куда угодно, говорить что угодно. Гласкасл станет вашим.

Лэмберт тряхнул головой. На этих условиях Гласкасл был ему не нужен. Стать исключением из всех правил? Оказаться там в качестве какой-то диковины? С него этого хватило. Ему хотелось заслуживать Гласкасла, быть там своим — но он ни капли не верил тому, что Войси может это осуществить. Даже лучший маг в мире не способен был произнести заклинание, чтобы Лэмберту внезапно оказалась знакома латынь. Нет — Войси был лгуном. Теперь это было ясно видно. Тогда почему его слова продолжали звучать в ушах?

Подумав об этом, Лэмберт вспомнил слова Джейн, когда она ясно дала ему понять, что означало бы пребывание в Гласкасле для нее. И он едко процитировал их Войси:

— Вставать ни свет ни заря и до хрипоты распевать гимны для вящей пользы всего сообщества? Есть жидкую кашу за двумя трапезами из трех? Господи, вот это предложение! Спасибо, не надо.

Казалось, Войси это позабавило.

— Как странно, Сэмюэль. Мне представлялось, что вы именно ради этого отказались бы даже от надежды на рай. Что ж, значит, я ошибся. Тогда, боюсь, вы не оставили мне выбора. Если вы не хотите добровольно помочь мне в испытаниях устройства «Аженкур», вам придется делать это по принуждению. Мне и правда очень жаль.

По голосу Войси не чувствовалось, чтобы он о чем-то жалел. Казалось, он очень доволен. Из черного саквояжа, в каком могли бы лежать врачебные принадлежности или хирургические инструменты, Войси извлек устройство причудливой формы, сверкающее, словно новенький горн. Он навел устройство на Лэмберта.

В мире было не так много вещей, которые Лэмберту не нравились бы сильнее, чем анчоусная паста и предсказание его судьбы. В этом списке значились боль, жажда и голод. Но на первом месте в списке ненавистных ему вещей стояло нацеленное на него оружие.

Не успело сверкающее устройство выровняться, как Лэмберт бросил пинту эля в Войси и нырнул под стол. Слыша наверху приятный хруст стекла, он пролез между ножками стола и бросился к двери в коридор.

Войси выругался.

— Ко мне! — крикнул он. Из соседнего коридора послышался приближающийся топот.

Лэмберт не стал дожидаться и смотреть, кто откликнется на призыв ректора. Он вырвался в коридор и бросился к ближайшей лестнице, попавшейся ему на пути. После того как он столько времени потратил на то, чтобы пробраться в приют Святого Хьюберта, он не намерен был уходить, не осмотревшись. Лэмберт поспешно поднялся наверх и попытался затеряться в мрачных переходах дома умалишенных.

Он преодолевал марш за маршем, площадку за площадкой, поднимаясь по все более крутым ступеням, пока шум преследования не затих далеко позади. Лэмберт решительно достал кольт "Миротворец», прихваченный с собой, и взял его наизготовку, ощутив холод металла в потной руке. Он медленно двинулся вперед. Глазам понадобилось несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к полумраку. Он остановился и прислушался. Если у дерева, камней и плиток здания были какие-то присущие им звуки, то, передвигаясь по этажам, он их уловить не смог. Он слышал только шорох одежды при каждом своем осторожном шаге — и еще собственное дыхание и биение сердца.

Он оказался в пронизанном кислым запахом коридоре с чередой дверей. В каждой на уровне глаз находилась решетка для наблюдения, а внизу — прорезь, через которую можно было просунуть поднос с едой. Он осторожно прошел по коридору, заглядывая через решетку в каждую дверь, вдоль которой двигался.

Первая комната оказалась пустой, если не считать кошки, которая спала, свернувшись клубком на одеяле. Там был поднос с едой и питьем и лоток с песком в углу. Не похоже было, чтобы животное страдало от недостатка внимания. И тем не менее что-то в этом встревожило Лэмберта. Он потрогал дверь. Кошка, в одиночестве запертая в комнате. В этом было нечто неправильное. И кошка, которая спала настолько крепко, что даже не потрудилась поднять голову, когда кто-то оказался у двери? Это было просто неестественно.

В следующей комнате оказался грязный спаниель. Еда и вода рядом с ним казались нетронутыми. Когда Лэмберт проверил замок, пес поднял голову, но тут же уронил ее обратно на лапы, словно смирившись со своим одиночеством. Ни поскуливания, ни лая. Беспокойство Лэмберта усилилось.

Лэмберт проверил следующую дверь — и при виде того, что он там увидел, у него снова встали дыбом волосы. В комнате оказался взрослый олень-самец с четырьмя разветвлениями рогов. Животное бросилось к двери, как только Лэмберт тронул замок. Стук, с которым он налетел на дверь, глухо разнесся по коридору. Это был первый звук, который Лэмберт услышал за достаточно долгое время, так что от неожиданности он вздрогнул. Пока он смотрел сквозь решетку, олень прижался рядом, с широко раскрытыми глазищами и раздутыми в страхе ноздрями. Каждый его вздох, хоть он и был тихим, Лэмберт ясно слышал. Было неестественно, что олень стоит так неподвижно. Все это существо создано для стремительных движений — и то, что оно стояло настолько близко, что можно было рассмотреть каждый волосок на его шкуре, наполнило Лэмберта изумлением и смятением.

Часть беспокойства оленя передалась Лэмберту. Он вспомнил звуки вчерашней ночи и того оленя, который прошел в темноте за пределами круга света от его костра. Но действительно ли те звуки производил олень? Непонятное пребывание оленя в доме не объясняло всей странности его собственных ощущений. Здесь неправильно пахло, здесь царила неправильная атмосфера — и только прохлада пистолета в руке помешала Лэмберту поддаться желанию отступить. Ему хотелось прятаться до тех пор, пока он не разберется, с чем столкнулся. Но единственный способ это узнать — держаться твердо и идти дальше.

Лэмберт подумал о Кадвале и Полидоре. Удалось ли этим молодым людям сбежать, перебравшись через стену приюта? Или они до сих пор ищут выход? Или с ними случилось нечто совсем иное?

Олень продолжал стоять у двери — в совершенно неестественной близости. Лэмберт почти прижал лицо к решетке. Смущение и осторожность заставили его говорить очень тихо.

— Кадвал? Полидор? Фелл?

Ответа не было. Лэмберт прижался лбом к решетке, ругая себя за то, что ожидал отклика. Дать волю фантазии — это одно. А его поведение было вообще за гранью разумного.

Олень попятился и наклонил голову, готовясь к очередной атаке на дверь.

— Не делай этого. Ты только себе повредишь.

Лэмберт пригляделся к двери, проклиная темноту в коридоре. Из-за нее он даже не мог разглядеть детали дверной ручки и замочной скважины. Прикосновение сказало ему больше, чем зрение. Заперто — значит заперто. Немного поспорив с собой о том, насколько разумно пытаться отстрелить замок, Лэмберт двинулся дальше.

В остальных комнатах также оказалось по одному животному. Еще собаки, еще кошки, еще один олень — на этот раз молодая самочка.

— Джейн? — прошептал Лэмберт — и не получил ответа.

Он обнаружил одного барсука и одну недовольную чайку. В последней комнате, перед лестницей в дальнем конце коридора, оказалось одно кресло. В этом кресле лицом к двери, положив руки на подлокотники, выпрямив спину и решительно выставив вперед подбородок, сидела Джейн Брейлсфорд.

Лэмберт воззрился на нее, потеряв дар речи от радости, что нашел ее целой и невредимой. Джейн смотрела на него, широко раскрыв свои красивые глаза. Молчание между ними царило до тех пор, пока чувство облегчения, испытанное Лэмбертом, не трансформировалось в опасения.

— С вами все в порядке? Он с вами ничего не сделал?

— Я в полном порядке. — У Джейн чуть дрогнул голос. Она сделала глубокий вдох, выдохнула и проговорила уже совсем нормально: — Я просто никак не могу разорвать эти чары.

Лэмберт едва слышно вздохнул от облегчения.

— Господи, а я уже совсем встревожился. — Он потряс замок и тихо выругался. — Не знаю почему. Я ведь сказал Бриджуотеру, что вы можете постоять за себя.

— Где вы были?

Судя по лицу Джейн, она была рада его видеть, но голос ее звучал сердито.

— Любовался мизерикордами. А вы что подумали? — Лэмберт помахал кольтом. — Закройте уши.

— Не могу. — Голос Джейн стал еще более раздосадованным, если такое было возможно. — Если бы могла пошевелиться, то разве я здесь осталась бы? На это кресло наложены чары, которых я не знаю, и мне пока не удалось их разорвать.

— Если вы не можете двигаться, то как вы разговариваете?

Лэмберт отстрелил замок, убрал пистолет и открыл дверь. Подхватив Джейн под руки, он потянул ее вверх. Безрезультатно. Он отказался от этой идеи, зашел за кресло и начал толкать его к двери. К счастью, ножки кресла были с колесиками. Двигать его приходилось медленно, но все-таки это не было невозможно. Не совсем.

— А вы тяжелее, чем может показаться, знаете ли.

— Идиот. — Голос Джейн стал жизнерадостным. — Я могу говорить, потому что Войси хочет, чтобы я отвечала на его вопросы. Ему не удается добиться, чтобы его магия подействовала на меня должным образом, и ему хочется понять, в чем дело.

— Зачем?

У Лэмберта не хватало дыхания на более длинный вопрос. Он выкатил кресло в коридор и поставил его у лестницы. Но теперь ни один из вариантов действий не казался удачным. Джейн необходимо высвободить из кресла. Других альтернатив не было. Он привалился к стене, чтобы отдышаться, и тем временем наблюдал за девушкой.

— Если верить литературе, то ключом является невинность. Он не может превратить меня в животное, если я, — тут Джейн откашлялась, — не потеряла невинности.

Ее голос звучал спокойно, но цвет лица выдал смущение: она покраснела.

Лэмберт почувствовал, как его собственные уши загорелись словно из сочувствия.

— Большей глупости мне еще слышать не приходилось.

— Я согласна. И Фелл, кажется, тоже. А вы знаете, где он? Войси сказал мне, что он где-то здесь.

— Это место больше всего похоже на лондонский зоопарк. Но я никого, кроме вас, не видел. А что Фелл здесь делает?

Войси ответил из-за их спин с явным удовольствием:

— Я решил помочь ему сосредоточиться исключительно на его исследованиях. Видите ли, в Гласкасле было столько помех. Это очень вредило его работе.

— А, это вы. — Держа в руке пистолет, Лэмберт повернулся к Войси. К его изумлению, ректор, похоже, был один. — Что так долго?

— Просто хотел заручиться помощью. — Войси излучал жизнерадостность. — Но кажется, она мне не понадобится.

— По лестнице позади вас поднимаются двое мужчин, — объявила Джейн. — Они не вооружены, если не считать ошейника и поводка, которые они несут.

— А им оружие не понадобится, — заверил Войси Лэмберта, направляя на него устройство «Аженкур». — В нем не будет необходимости, как только я с вами закончу.

Лэмберт не решился повернуться к Войси спиной, чтобы встретить поднимающихся по лестнице.

— Не приближайтесь! — громко объявил он. — Я вооружен и не завтракал. Так что лучше со мной не связывайтесь!

— Они остановились, — сообщила ему Джейн, — но не ушли. Похоже, ваше предупреждение их не слишком напугало.

Лэмберт повернул кресло так, чтобы Джейн оказалась спиной к стене. Кресло все равно осталось слишком близко к лестнице, что Лэмберту не нравилось, но места для маневра было мало, а кресло было таким громоздким, что затрудняло его передвижение. Он встал между креслом и мужчинами на лестнице и посмотрел на Войси, держа оружие выше головы Джейн.

— Это вы выбираете, в какое животное мне превратиться, или я могу выразить пожелание?

— О, выбор за вами, — любезно ответил Войси. Он навел бронзовое устройство на голову Лэмберта. — Феномен как-то связан с тем, что свойственно вашей природе, каким бы ни оказалось в результате животное. Я тут ничего не решаю. Роберт Брейлсфорд превратился в овчарку-колли. Я ожидал чего-то гораздо более внушительного. Тем не менее это ему идет. Относительно высокий интеллект, острое чувство долга и блестящая черная шерсть с белыми пятнами. Моя первая успешная трансформация.

— Что вы с ним сделали? — вопросила Джейн.

— А какими были неудачные трансформации? — поинтересовался Лэмберт.

Войси игнорировал вопрос Лэмберта.

— Он где-то тут, поблизости. Повариха подкармливает его на кухне.

Джейн издала низкое горловое рычание — звук ярости и отвращения, приглушенный беспомощностью.

— Он вам доверял.

Войси изобразил сожаление.

— Не до конца. К тому времени, когда ваш брат начал допрашивать меня относительно чертежей прототипа, которые я подбросил в кабинет Фелла, у него уже появились серьезные сомнения в проекте. Он собирался предостеречь графа Бриджуотера, но я настоял на том, чтобы милый Роберт остался здесь.

— А кто такой олень-четырехлетка в дальнем конце коридора? — спросил Лэмберт.

Войси задумался.

— Кажется, викарий. По крайней мере, никто из ваших знакомых.

— А где обитатели дома для умалишенных? — поинтересовался Лэмберт. — Что вы сделали с ними?

— Сколько вопросов, Сэмюэль! — укорил его Войси. — Вы, случайно, не пытаетесь тянуть время?

— Что вы с ними сделали? — яростно спросила Джейн.

— Ничего, даю вам слово. — Войси улыбнулся ей. — По правде говоря, они мне не показались особенно сумасшедшими. Я отправил их по домам. Пусть ими занимаются родственники.

— Вам никто не кажется сумасшедшим. — Джейн не скрывала своего осуждения. — Наверное, это вполне логично. По сравнению с вами они, наверное, были в здравом рассудке.

— Ну зачем же опускаться до оскорблений? У вас есть еще какие-то вопросы? — подсказал Войси. — Нет? Отлично.

Он навел на Лэмберта сложную систему бронзовых цилиндров.

Лэмберт выстрелил. Звук выстрела и отдача заставили его содрогнуться. Даже при самозащите ему тошно было нажимать на спуск. Ему вспомнились слова отца, которые остались с ним с той поры, когда он впервые прикоснулся к огнестрельному оружию: «Никогда не направляй пистолет на человека, если не собираешься его убить». Он повернулся в сторону лестницы, на тот случай, если люди Войси решат на него броситься. Там остался только один мужчина. На ступеньке рядом с ним фокстерьер отрывисто гавкнул и убежал вниз, оставив на месте, где он стоял, только ошейник с поводком.

— Промахнулся. — Войси рассматривал свое устройство, хмуря брови. — Такого еще не бывало.

— Вы или я? — спросил Лэмберт.

Он переводил взгляд со своего кольта на Войси. Оба казались ему в полном рабочем порядке, а это означало, что неправильность была еще в чем-то. Судя по выражению лица Войси, тот думал примерно то же самое о Лэмберте.

Голос Джейн из-за раздражения стал резким.

— Вы оба промахнулись. Он же все-таки маг из Гласкасла, Лэмберт. Вам следует отдать ему должное: инстинкт самосохранения у него работает, если того же нельзя сказать еще о чем-то.

— Вы хотите сказать, он сделал себя пуленепробиваемым?

Лэмберту было легче поверить в такое, чем в то, что он мог промахнуться с такой близкой дистанции.

— Хочу. Вам повезло, что вы остались целы, — пуля срикошетила.

— А с вами все в порядке?

Лэмберт наклонился к Джейн, заглянув ей прямо в лицо.

Хотя красивые глаза Джейн были полны эмоций, внешне она оставалась такой же спокойной, как всегда, — только голос звучал сдавленно, выдавая ее волнение.

— Кажется, да. Очень трудно сказать точно, поскольку от плеч и ниже я ничего не чувствую. У меня кровь не идет, так ведь?

— Вы выглядите отлично. Просто отлично. — Запоздало Лэмберт поинтересовался: — А почему в полном порядке я? Почему я не превратился в терьера?

— Он в вас не попал, вот почему. — Похоже, Джейн была озадачена. — Наверное, поэтому. — Уже гораздо медленнее она добавила: — Поэтому ведь?

— Не мог я промахнуться!

Войси закончил осмотр устройства и теперь снова направил его на Лэмберта.

— Поосторожнее с ним. А то у вас подручные закончатся. — Лэмберт заметил, что мужчина за его спиной отступил на полдюжины ступенек, чтобы оказаться достаточно низко на лестнице и не попасть на линию огня. — Думаю, вам тоже следует побеспокоиться о рикошете, Войси. Интересно, что за животное из вас получится.

— Змея, — мгновенно ответила Джейн.

— Право, Сэмюэль. — Войси говорил с преувеличенной терпеливостью. Он тщательно прицелился. — Я принял все предосторожности. — Он опустил устройство и с силой его встряхнул. — Проклятье!

— Ну надо же, Лэмберт! — Похоже, Джейн была довольна. — Если так пойдет и дальше, то вам дадут отдельное кресло!

Лэмберт не рискнул взглянуть на нее. Все его внимание было сосредоточено на мужчине, в которого он целился.

— О чем это вы?

— Только не говорите мне, что вы тоже невинны!

Лэмберт поморщился. Он не мог придумать такого ответа, который не превратил бы догадку в уверенность. Он почувствовал, что у него загорелись лицо и шея.

— Значит, так и есть! — Джейн бросила в сторону Войси: — Одно очко в пользу полевых испытаний! Вообразите себе, что было бы, если бы с этой небольшой проблемой вы столкнулись в боевых условиях! Это могло бы резко изменить стандарты при наборе в армию. Не говоря уже о потребности в маркитантках. — Джейн вдруг сменила тон на серьезный. — Бегите, Лэмберт! — крикнула она, вскакивая на ноги.

Она молча повернулась к Войси, который уставился на нее, раскрыв рот.

— Вы не можете… — начал Войси. — Я вам запрещаю!

Лэмберт потянулся за рукой Джейн. Он был намерен убежать вместе с ней. Им необходимо было вместе отступить вниз по лестнице, сколько бы подручных Войси там ни затаились. Однако руки не было. Не было даже ткани рукава, за которую можно было бы ухватиться. Он пытался поймать пустой воздух.

Джейн молча стояла перед Войси, дожидаясь его реакции. Она по-прежнему касалась кресла.

Лэмберт дернул Джейн за платье — вернее, попытался. Прикоснуться оказалось не к чему, хотя видение Джейн стояло тут, точное до мельчайших деталей. Она была настолько бестелесной, что ее можно было принять за привидение.

— Бегите! — крикнула Джейн, и голос у нее дрожал от напряжения.

Лэмберт сдался. Он повернулся и бросился наутек вниз по лестнице.

Уход Джейн из ее комнаты в «Перьях» через считанные часы после приезда в Ладлоу был позорным. Кресло крепко держало ее и туманило разум. Время от времени она начинала осознавать окружающее, несмотря на покалывание, а потом и онемение во всем теле, которое сделало ее беспомощной. Она сознавала достаточно, чтобы понять: поднимать ее вместе с креслом пришлось сильным мужчинам, которые снесли ее по лестнице вниз и погрузили в запряженную лошадьми повозку, дожидавшуюся внизу. Она сознавала достаточно, чтобы попытаться заручиться помощью гостиничной прислуги. Однако она могла только рыдать и кричать. Мужчины сказали, что она сумасшедшая, — и по молчаливым лицам людей, наблюдавших за ее сопротивлением, она поняла, что они в это поверили.

Ничего из того, что она перепробовала, не помогало. Все — даже мужчины, которые тащили ее неуклюжее кресло, — считали ее безумной. И Джейн не могла придумать ничего, что заставило бы их отбросить эту мысль. В конце концов она прекратила сопротивление.

Когда ее заперли одну в пустой камере — в относительном удобстве благодаря креслу, — она собрала все силы, которые у нее оставались. Она не знала таких чар, которым удалось бы удерживать ее бесконечно долго, при условии, что она сможет воспользоваться необходимыми знаниями для того, чтобы эти чары разорвать, — и что ее не покинут силы.

Джейн приготовилась бороться с магией, которая ее удерживала. Для решения этой задачи необходима была полная сосредоточенность. Девушка злилась на себя, когда ее мысли отвлекались от анализа чар на бессмысленные тревоги.

Почему она оказалась в таком нелепом положении? Кто привез ее в это место? Что нужно похитителям и когда им это понадобится?

Джейн отругала себя за бесполезную панику и снова принялась за работу.

После какого-то периода времени, показавшегося Джейн часами, но, как она уверила себя, вряд ли продлившегося больше шестидесяти минут, дверь ее камеры открылась — и в нее вошел Адам Войси. Он выглядел примерно так же, как в тот день, когда она в последний раз его видела: был полон спокойного самодовольства. На согнутой руке он нес устройство длиной примерно восемнадцать дюймов. Оно было вытянутым, примерно той же формы, что у игрушечной пушки, к которой крепился более узкий цилиндр такой же длины. Там было несколько цилиндров меньшей формы, часть которых целенаправленно изгибалась, словно их оторвали от музыкального инструмента. Войси похлопал по блестящим трубкам с видом гордого собственника.

— Добро пожаловать в проект «Аженкур», мисс Брейлсфорд. — Войси был, как всегда, вежлив. — Я счастлив, что вы сможете принять участие в полевых испытаниях.

— Ну а я нет, — язвительно отозвалась Джейн. — Что, по-вашему, вы делаете?

— Собираюсь испытать оружие, — ответил Войси.

Он поднял устройство к плечу и прицелился в более узкий цилиндр. Как только жерло оружия устремилось на Джейн, она смогла увидеть внутри несколько собственных отражений, словно в его глубине располагались линзы.

— Не наводите эту штуку! — крикнула она.

Войси опустил оружие и посмотрел на пленницу с глубоким удовлетворением. — Можете прекратить нытье. Я уже закончил.

Джейн изумленно воззрилась на него:

— Но вы ничего не сделали!

— Да, не сделал. Это подтвердило одно из теоретических ограничений. Хотя если бы оно на вас подействовало, то могло бы подтвердить только слухи о том, что случается с молодыми женщинами, путешествующими в одиночестве.

Самодовольство Войси заставило лопнуть терпение, которое у Джейн и без того трещало по швам.

— Прекратите разговаривать сами с собой и отпустите меня!

Войси ушел, а Джейн продолжала бушевать. В конце концов у нее пропал голос, ярость улеглась — и она позволила тишине воцариться в комнате.

Все время после этого эпизода Джейн провела в безрезультатных попытках освободиться от связывавших ее чар. Ночь сменилась днем. День сменился ночью. Джейн знала, что какое-то время спала, но этот беспокойный отдых был слишком похож на кошмарные часы бодрствования, так что она не могла сказать, сколько длился ее сон. Ночь снова сменилась днем, и где-то в середине бесконечно долгого утра она подняла взгляд — и обнаружила у двери своей камеры Лэмберта, который смотрел на нее сквозь решетку.

На Джейн нахлынуло чувство облегчения. До этой минуты она даже не знала, насколько испугана. Ей не было известно слишком многое. Она не могла оценить всю ситуацию. Но раз Лэмберт здесь и уже трудится над замком — значит, ситуация складывается в ее пользу.

Лэмберт взирал на нее так, словно она его надежда на райское блаженство. Когда он наконец нарушил тишину, его голос звучал так низко и хрипло, словно он только сейчас постепенно вспоминал, как люди разговаривают.

— Все в порядке? Он с вами ничего не сделал?

— Я в полном порядке. — Джейн замолчала, ужаснувшись тому, каким беспомощным кажется ее голос. Она взяла себя в руки. — Я просто никак не могу разорвать эти чары.

— Господи, а я уже совсем встревожился. — Лэмберт возился с замком. Он пробормотал что-то сердитое, а потом уже более громко добавил: — Не знаю почему. Я ведь сказал Бриджуотеру, что вы можете постоять за себя.

Неожиданные порывы Джейн вернулись с прежней силой. Ей хотелось обхватить Лэмберта руками и стиснуть так, чтобы у него ребра затрещали. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он поторопился. «Помни о главном, — сказала она себе. — Сохраняй спокойствие. Прежде всего тебе нужно разорвать чары».