Хозяин-барин

Глава 7 РАЗРЫВ В КОНТИНУУМЕ

— Сами сможете? — спросил Хмурый, отдуваясь. Лицо его под шлемом покрылось мелкими бисеринками пота.

Вадим все отчетливо слышал, видимо, Хмурый включил его рацию.

— Смогу, — сказал Вадим и с усилием встал.

Кровь тотчас ударила в голову, грудь стиснуло словно железным обручем, под лопаткой закололо, ноги сделались ватными, и он понял, что не устоит, грохнется мордой о бетон, именно мордой, потому что каких-то двадцать секунд назад едва не ответил Хирургу согласием. В том, что Хирург существовал на самом деле, он ни капельки не сомневался. Но нет, устоял, мокрый, разбитый, дрожащий от напряжения и какой-то внутренней беззащитности. И Хирург, и все эти твари были рядом, и никакая физическая оболочка, никакой скафандр не смогли бы защитить от них. Перед Хирургом была его сущность, его голое «я», и это «я», оказавшись вновь в теле Вадима, трепетало, как овечий хвостик, потому что знало: от Хирурга не скрыться. И нечего себя крыть последними словами за трусость. А вот что организм в изнеможении, в этом виновата болезнь с красивым названием лучевая. Три недели — и алее капут. Хорошо, когда этого не знаешь, топ, а сдаешься постепенно, уступаешь этап за этапом, а когда знаешь, то руки опускаются и уже нет ни малейшего желания бороться.

Мысли путались, скакали, менялись с жуткой быстротой, никогда еще Вадим не чувствовал себя таким раздерганным. То он себя ругал, то напротив — оправдывал. Порой возникало ощущение, что внутри у него затаились потусторонние твари и по очереди дергают за веревочки. Одна тварь держит он думает так, вторая — этак, третья — совсем по-другому, а где-то между тварями мечется дрожащее от страха «я» и пытается отобрать веревочки.

Хмурый вдруг резко хлопнул Вадима по плечу, и круговерть в его бедной голове прекратилась. Оказывается, Хмурый что-то говорил, и молчание Вадима, сопровождаемое жуткими гримасами, сильно насторожило его.

Он так и сказал:

— Вы, Петров, строили такие рожи, что я, честно говоря, испугался за вас. Может, ушибли голову? Вы говорите, не стесняйтесь.

После чего взял Вадима под локоток и бережно повел к БТРу.

Никаких тварей вокруг не было, и Вадим с надеждой подумал, что, может, все это привиделось, пока он был без сознания, все эти козлоподобные монстры. Хирург, каменный червь, а главное, этот страшный, как смертный приговор, срок — три недели. Об этом в диспансере и разговора не было, чтобы три недели, напротив, речь шла о временной изоляции на период следствия, об интенсивной терапии и последующем переходе на обычный режим в специализированной больнице. Упадок сил — временное явление, товарищ, организм борется. Кажется, так говорил бородатенький щупленький доктор, пробиваясь к сознанию Вадима сквозь липкую сонную одурь.

— Товарищ подполковник, вы видели? — спросил Вадим неожиданно для себя.

— Что именно? — холодно осведомился Хмурый.

— Ну, всех этих, — сказал Вадим. — Их тут было полным-полно.

— После, Петров, после, — отрывисто произнес Хмурый, будто шикнул: молчи, мол, не болтай лишнего.

— Я видел. Из люка, — раздался в наушниках голос Завехрищева. — Точно так же, как тогда, — сначала заискрило, потом появились эти. Теперь отсюда нипочем не выбраться. Хана нам, ребята.

— Молчать! — рявкнул Верблюд.

Завехрищев притих, слышно было лишь, как сипло, с натугой он дышит. Три недели, три недели. Но вот наконец они подошли к БТРу.

Первым насторожился Верблюд.

— Что-то больно долго едем, — сказал он и посмотрел на часы. — Тебе не кажется, Акимов?

— Так точно, кажется, — ответил водитель. — Кружим и кружим, хотя с бетонки не съезжали.

— А я что говорил? — мрачно заметил Завехрищев. — Мы тут все облазили. Через канализацию хотели просочиться — ан шиш. Если бы не Вадик с этим мужичком… Козлы мы последние, что сюда приперлись.

— Заткнулся бы ты, Завехрищев, а? — попросил Верблюд, — Нудит тут, нудит.

— Я вам не хамил, — сказал Завехрищев с плохо скрытой угрозой. — И вам не подчиняюсь.

«Вляпались, — подумал Вадим равнодушно. — Раньше был Хозяин, теперь Хирург. Этот уже так просто не отпустит, этот человеком никогда не был. А кислороду, между прочим, на три часа, и час уже точно прошел. Покрутимся, попетляем, потом поневоле придется этой дрянью дышать. Нам-то с Завехрищевым все едино, мы уже нахватались своего, а что делать Верблюду? Ведь эта сволочь житья не даст, когда поймет, что облучается сверх меры. Из начальников попадет в кандидаты на тот свет, как и мы с Завехрищевым, да разве ж он это переживет? Хмурого жалко. Как ни странно. Завехрищева жалко, бугаев этих. И ведь никакого выхода. Никакого. Разве что на карачках приползти к Хирургу. Мол, согласен. Терять-то нечего, все равно же уроют, все равно маме пойдет похоронка. Черт, обидно».

Ему стало вдруг донельзя жалко себя. Как-то уж все это очень быстро произошло, не успел морально подготовиться, хлюпик. Еще десять дней назад впереди была не больно-то в принципе веселая, но все равно целая жизнь. Обязательно институт, непременно семья, сын. А чем мы хуже других? ан нет, оказалось, что хуже. Где-то там в небесах на его будущем был поставлен жирный крест, и теперь жалей себя, не жалей, уже ничего не изменишь.

«Кому-то, убив меня, ты поможешь прямо сейчас, кому-то потом, когда овладеешь Знанием».

Слова малютки Веревкина всплыли в памяти как нельзя более кстати, и Вадим, мысленно рисуя синюшное лицо в зеленых очках, подумал: «Эй, Хирург. Я согласен».

Но ничего не случилось. БТР продолжал гнать на всех парах по бесконечной бетонке в никуда, а Верблюд побелевшими от злости глазами буравил нагло ухмыляющегося Завехрищева.

— Чо смотришь? — бросил Завехрищев и хихикнул. — Думаешь, сейчас домой приедем, и мне хана? А ни хрена мы домой не приедем. Будем ехать и ехать, пока солярка не кончится, а нейтрончиков тут, промежду прочим, что блох на собаке.

«Хирург, — повторил Вадим, — я согласен».

Нет, не слышит, а может, не хочет слушать. Дорога ложка к обеду. Надо было соглашаться, когда предлагали, а теперь все, желающие на хлебное место найдутся. Веревкин-то, поди. не рассуждал, сразу изъявил готовность. Еще не успели спросить, а он уже: «Да, да, йя, йя».

Наверняка кого-то уже присмотрел, более сговорчивого.

«Марьевка, — услышал Вадим хриплый голос — не то высокий мужской, не то низкий женский. — Пещера, Знание. Юго-западная сторона периметра, там начинается тропинка через болото и там разрыв в континууме. Идти желательно одному, но можно и всем, нехай сопровождают Хозяина. БТР не пройдет, придется бросить. Через сорок пять минут разрыв затянется».

Вот она — подсказка, и это явно не Хирург, хотя голос похож, потому что Хирургу вовсе не обязательно, чтобы Вадим тащился в Марьевку за ученической тетрадкой, он сам носитель Знания. Кто же тогда? Ладно, Бог с ним.

— Мы можем выйти через Марьевку, — сказал Вадим.

— Откуда вы знаете? — спросил Хмурый.

— Знаю.

— Там все затоплено, — заявил Хмурый. — Там теперь болото.

— Я знаю тропинку.

— Врет он, — бросил Верблюд. — Один хамит, другой врет.

— Могу и без вас. — Вадим пожал плечами. — Было бы предложено, а неволить грех.

— Ты, Петров, сколько раз бывал на Объекте? — спросил Верблюд.

— Сейчас второй, — ответил Вадим.

— А в Марьевке?

— Ни разу.

— Свистит, — убежденно произнес Верблюд. — Что за молодежь пошла — то хамят, то свистят. То понос, то золотуха.

— Иначе не выйти? — спросил Хмурый.

— Не выйти, — ответил Вадим. — А если еще с полчаса проканителимся, то и там не пройдем, потому что разрыв затянется.

— Какой разрыв? — тихо спросил Хмурый.

— Разрыв в континууме, — сказал Вадим, с трудом выговорив незнакомое слово.

Хмурый с Верблюдом переглянулись.

— Назад, Акимов, к Объекту, — приказал Хмурый.

Когда вернулись к Объекту, Верблюд сказал:

— Придется через зону, другой дороги нет. Сплошной лес.

— А тропа наряда? — напомнил Хмурый.

— Там и мотоцикл с коляской не проедет.

Завехрищев, зайдя в КПП, открыл транспортные ворота и, как только БТР въехал на территорию, вновь закрыл. Порядок есть порядок. При этом он пару раз крепко выругался.

Погрузившись в БТР, Завехрищев проворчал:

— Там крыс как собак нерезаных. Хорошо хоть трупы смикитили убрать.

— Куда ехать-то? — поморщившись, спросил Акимов. Верблюд наклонился к нему и сказал:

— Поезжай между этими энергоблоками, а дальше посмотрим. Там тоже должны быть транспортные ворота.

Вадим взглянул на часы. Оставалось тридцать две минуты.

— Откуда там транспортные ворота? — буркнул Завехрищев, усомнившись в словах Верблюда.

— Дорога на Могильник, — ответил Верблюд.

Через семь минут они остановились напротив транспортных ворот.

Завехрищев вышиб ногой запертые на ключ двери КПП, и они вышли наружу.

Деревьев здесь не было, только невысокий, но густой мясистый кустарник, который широкой полосой тянулся вдоль периметра и у крайних вышек смыкался с лесом. Метрах в пятидесяти от периметра, там, где кончался кустарник, начиналось кочковатое желто-зеленое поле с лужицами воды, совсем не похожее на болото и потому не внушающее опасений. Дорога на могильник почти сразу от КПП плавно поворачивала влево и терялась в густых кустах.

— Марьевка там. — Верблюд махнул рукой в серую даль, туда, где в дымке мрачное небо сливалось с болотом.

«Двадцать шагов вправо по тропе наряда, — услышал Вадим. — Затем налево в кусты. Ориентир будет обозначен черным сфероидом».

Действительно, откуда-то сбоку вынырнул маленький черный мячик и заплясал впереди на высоте человеческого роста.

Вадим отсчитал двадцать шагов по заросшей бурьяном тропинке (видно, давненько здесь не ходили) и нырнул в кустарник. И застрял.

Невидимый помощник сказал что-то на тарабарском языке, после чего кусты стали более податливыми, как густая трава.

«Предупреди своих, чтоб не растягивались», — услышал Вадим.

— Не отставать! — обернувшись, крикнул Вадим. Шедший вслед за ним Завехрищев отпрянул и сказал:

— Ты можешь не орать, Сусанин?

Все шли довольно плотно и уже вошли в кустарник, только Акимов замешкался и отстал шагов на десять. Эти десять шагов стали для него роковыми — кустарник встал перед ним неприступной стеной.

— Эй, — заорал Акимов, на что-то еще надеясь, — а я? Товарищ подполковник, подождите.

Скосившись через плечо, Вадим увидел, что Акимов бегает туда-сюда по тропе наряда, пинает ненавистную растительность, затем разбегается и прыгает. И падает животом на упругие ветки, не пролетев и двух метров.

«Не останавливаться», — услышал Вадим и понял вдруг, что потерял маленький черный шарик. Только что он был впереди в трех метрах, а теперь пропал. Дернуло же его оглянуться!

— Товарищ подполковник, — взывал запутавшийся в ветвях Акимов.

— Слушай, ты, заткнись, а? — подал голос один из «понятых». — Сам виноват.

Откуда-то снизу вынырнул и завертелся вокруг собственной оси маленький сфероид.

— Плотнее ко мне, — сказал Вадим. — Не останавливаться.

Наконец кусты остались позади, и они вышли на болото. Воды здесь было много больше, чем ожидалось. Кочки тонули под тяжестью тела, но, к счастью, не до конца, где-то там застревали, и ноги оказывались по щиколотку во взбаламученной жиже. Увидев, что все вышли на «ровное» место, Акимов заголосил, как помешанный, пустив в ход самый убойные, самые непотребные слова.

— Не психуйте, Акимов, — сказал Хмурый. — Выберемся, обязательно вам поможем. Отъезжайте от Объекта как можно дальше и ждите.

— Чтоб те лопнуть, — отозвался Акимов. — Чтоб те треснуть. Чтоб те не выйти из этого болота.

Вскоре Вадим почувствовал усталость. Балансировать на неверных кочках становилось все труднее и труднее, к тому же приходилось непрерывно следить за маленьким сфероидом. А тут еще бесполый подсказчик принялся нудеть: «Быстрее, быстрее, осталось пять минут».

— Хоп, — сказал вдруг сзади кто-то из «понятых», и Вадим услышал приглушенный всплеск. — Дай-ка руку, приятель.; Второй «понятой» промямлил что-то невразумительное.

— Осталось пять минут, — мрачно предупредил Вадим, не останавливаясь, потому что знал, что, если остановишься, непременно потеряешь равновесие.

— Дай руку, паскуда! — яростно заорал «понятой».

— Извини, парень, но тогда нам обоим хана, — невнятно отозвался второй «понятой».

— Ага, есть один, — возбужденно сказал Акимов и захихикал. — Чтоб вам всем утопнуть.

— Вот стервец! — выругался Верблюд, задыхаясь.

— Поднажать! — повысил голос Вадим.

Кочки стали поустойчивее, потверже, и через несколько шагов Вадим увидел впереди твердую поверхность — ни кочек, ни воды там уже не было.

Все вокруг заискрило, скафандр на мгновение вспыхнул ровным голубоватым свечением, с треском разорвалась невидимая паутина, и подсказчик-гермафродит произнес хриплым голосом: «Получилось».

Один за другим они выходили на площадку, каждый в искрящемся ореоле и скафандре с голубоватым свечением. Площадка была большая, метров десять в длину и три — в ширину.

Провалившийся в болото «понятой» исчез из виду — его засосало. Самое страшное, что скафандр у него, как и у всех остальных, был герметичный, с системой очистки от углекислого газа, а кислорода в баллонах оставалось примерно на час. Однако он молчал, то ли потерял сознание, то ли, к его счастью, скафандр оказался негерметичным. Акимова тоже не было слышно, и Вадим понял вдруг, что и «понятой» и Акимов живы, а не слышно их потому, что закрылся этот чертов континуум.