Хороший, Плохой, Сверхъестественный

СЕМЬ

Не просто ещё одна прогулка по Тёмной Стороне.

— Давай, Джон. Прогуляйся со мной.

Итак, мы пошли вместе, вверх и вниз по Тёмной Стороне, вперёд и назад, вверх по центральной улице и вниз по старой главной магистрали, по бесконечным скользким от дождя улицам и тёмным переулкам.

Погрузились в самые дикие клубы и самые низкие забегаловки, прогулялись под горячими неоновыми, мигающими вывесками, мимо открытых дверей весьма привлекательных частных клубов и ужасно скромных притонов, где оборотни обещали вам все удовольствия, о которых вы когда-либо слышали, или о которых мечтали.

Где посетители требовали больше безумной музыки и больше необузданных женщин и танцевали до упаду.

Один большой калейдоскоп греха, с искушением, выставленным в каждом окне, со скидкой. Чистая любовь продается на каждом углу, только в слегка грязных магазинах.

Дочери сумерек вышли в полном составе, с нарисованными улыбками и опасными бритвами, засунутыми в чулки. Вы можете найти всё, что хотите, на Тёмной Стороне, если вы готовы заплатить цену.

Мы шли и шли, а, Уокер не сказал мне ни слова с самого начала прогулки.

Он просто двигался быстрым шагом, размахивая свёрнутым зонтиком, как тростью, позволяя улицам говорить самим за себя.

Тротуары были заполнены людьми, с широко раскрытыми, нетерпеливыми глазами, в горячке, в погоне за своим грехом. Но все они расступились перед Уокером и мной, так что мы, казалось, шли в нашей собственной маленькой гавани спокойствия, как глаз урагана.

Мы поднимались и спускались, входили и выходили из всех частных владений и зон влияния и никто не бросал нам вызов. Крепкие мужчины отступали в дверные проемы, а пехотинцы дюжины различных криминальных авторитетов быстро меняли направление, или исчезали в удобных переулках. Уокер шёл впереди, я следовал за ним и никто не хотел иметь с нами ничего общего.

Через некоторое время мои ноги устали, а ступни заболели, но Уокер не замедлил шага. Я так устал, что потерял всякое представление о времени, в чем, возможно и был смысл.

Я уже дошёл до того, что был готов проглотить свою гордость и остановиться, когда Уокер опередил меня. Он резко остановился перед обшарпанной витриной магазина в явно грязном районе и величественно указал на обветшалое заведение перед нами.

Я осмотрел его и не был впечатлён. Яркая надпись над пустой витриной гласила: Добро пожаловать в туристический информационный центр Тёмной Стороны! Я не мог отделаться от мысли, что восклицательный знак в конце был совершенно необоснован. Что-то вроде покорного пожатия плечами было бы более уместно.

— Хорошо, — сказал я Уокеру. — Это что-то новенькое, уверен. Я даже не знал, что у нас есть такая штука. Разве это приносит большой доход? Я думал, что большинство людей, которые приходят сюда, уже знают, что они ищут.

— В том — то и дело, — сказал Уокер. — Может, войдем?

Он толкнул дверь и с неё посыпались крошащиеся кусочки краски. Маленький колокольчик печально звякнул, когда мы вошли в душный маленький кабинет. тёмная фигура сидела сгорбившись за грубым письменным столом, наполовину скрытая кипами папок, брошюр и разнообразных бумаг.

К стенам были грубо приклеены скрученные плакаты, с которых открывался вид на места, которые, как мне довелось узнать, выглядели совсем не так, а крупные прядильщики опутывали дешевые брошюры, которые выглядели так, словно их никто не трогал годами, там была пыль, паутина и общий запах тщеты и отчаяния.

— Картер! — рявкнул Уокер. — Почему ты опят голый?

Фигура за столом ещё больше пригнулась за стопками бумаг.

— Это помогает мне расслабиться! У меня столько всего на уме!

Я отвернулся и очень заинтересовался содержимым одной из приманок. В основном брошюры и листовки, касающиеся достопримечательностей для искушенных туристов Тёмной Стороны. всё это было написано тем фальшивым, весёлым тоном, который так любят представители торговых палат и который никого не дурачит.

Посетите яркую Улицу Богов! (Страхование путешествий — рекомендуется, особенно от действий Богов.)

Посетите удивительный торговый центр Маммона, всевозможные товары со всех миров!

Попробуйте огромный наггетс, или кокаин — колу!

Вы видели настоящих древних стариков в нижнем мире? (Рекомендуется по усмотрению родителей. Некоторые части тура могут не подходить для людей с нервными расстройствами.)

Это было всё, что я мог вынести. Я оглянулся и увидел Картера, угрюмо вышедшего из-за стола в грязной майке и джинсах. Он выглядел таким же обветшалым и ненадежным, как и то место, где он работал.

Картер был невротически худым, вызывающе нездоровым и отвратительным на генетическом уровне. У вас появлялось такое чувство, что он всё ещё будет грязным, даже если его замочить в отбеливателе на неделю. Он изо всех сил старался выглядеть важным и суровым, но я всё ещё чувствовал инстинктивную потребность дать ему пощёчину, исходя из общих принципов. Он отпрянул от Уокера и уставился на меня.

— Не беспокойтесь, я уже знаю, кто вы. Меня зовут Бэзил Картер и вы совсем не рады меня видеть. Никто и никогда не был рад. Посмотрим, будет ли мне не всё равно. И да, это место — свалка. А почему бы и нет? Сюда никто никогда не приходит. Последний человек, просунувший голову в эту дверь, просто хотел попасть в соседнюю мастерскую на коррекцию кармы. Чего ты хочешь, Тейлор? Мы закрыты, или ушли куда-нибудь на обед, или на ремонт, это всегда хорошо. Был пожар, или вспышка чумы, или бешеные ласки снова вырвались на свободу.

— Возвращайся позже, или вовсе не приходи, посмотрим, волнует ли меня это. Таковы мои официальные ответы на любые запросы. Я говорю с тобой только потому, что Уокер меня ударит, если я этого не сделаю.

— И тоже совершенно правильно, — сказал Уокер. — Я никогда не знал никого, кто заслуживал бы новых ударов по голове и спине больше, чем ты, Картер. И не смей жаловаться. Если бы здешние люди знали, кто ты на самом деле, они бы вытащили тебя из этой лавки и скормили в промышленный измельчитель древесины, ногами вперёд.

Картер громко чмокнул, вызывающе влажно и неприятно.

— Когда вы предложили мне эту работу в качестве альтернативы пожизненному заключению в Глубокой Тени, я должен был знать, что в договоре будет подвох. Работа в этой адской дыре должна считаться жестоким и нетривиальным наказанием. По крайней мере, мне не приходится много общаться с людьми. Я никогда не был общественной персоной.

— Тогда тебе не следовало закапывать их так много под досками пола, — резко сказал Уокер. — Мне нужен был кто-то на эту должность, чьё существование отбило бы у людей охоту приходить сюда и ты идеально подходил для этой работы.

— Уокер, — сказал я. — Зачем мы здесь? Ты не вёл меня через всю Тёмную Сторону только для того, чтобы встретиться с этим… типом, не так ли?

— Не думай об этом, сказал Уокер. Подойди сюда.

— Если бы я мог так ходить, мне не понадобилась бы акупунктура, — хихикнул Картер.

Уокер ударил его.

Скрытая дверь в задней части офиса вела в гораздо большую комнату. Я последовал за Уокером, а Картер снова занял свой пост за столом и вот так я оказался в совершенно другом мире.

Новая комната была огромной, простирающейся во все стороны, её стены от пола до высокого потолка были покрыты сотнями и сотнями обзорных экранов. Изображения приходили и уходили быстрее, чем я мог следить за ними, постоянно меняясь и обновляясь.

Повсюду стояли компьютеры, стойки с незнакомой машинерией, яростно работающей над непостижимыми задачами.

И мили и мили висячих кабелей, извивающихся и вращающихся в огромных петлях, перекрещивающихся, как паучья паутина кислотных оттенков. Посреди всего этого сидела молчаливая фигура в простом белом одеянии, удерживаемая в кресле рядом тугих кожаных ремней. Он сидел совершенно неподвижно, с пустым лицом, уставившись в никуда тусклыми немигающими глазами.

Дюжина толстых кабелей выходила из его бритой головы, где были просверлены отверстия, позволяющие им проникать в мозг. Он не отреагировал ни на меня, ни на Уокера. Он даже не знал, что мы там были.

Уокер плотно закрыл дверь и запер её, затем подошёл к безмолвной фигуре и проверил несколько черепных контактов, чтобы убедиться, что кабели надежно закреплены. Он похлопал неподвижную фигуру по плечу и радостно улыбнулся, как гордый отец.

— Добро пожаловать в мою секретную Штаб-квартиру, Джон в это специальное место, откуда я всё вижу и слышу, скрытое за идеальной отталкивающей маскировкой.

— Аргус — он позволяет мне делать то, что я делаю, не так ли, дорогой мальчик?

Аргус — это, конечно, не настоящее его имя, это — описание работы. Никто не помнит, кто он такой. На самом деле, я сомневаюсь, что даже он помнит. Это не имеет значения. Таких, как он, были сотни и без сомнения, будут ещё сотни. Компьютеры и магические шары не могут сделать всё — вам нужен человеческий разум, чтобы выбрать то, что имеет значение, выбрать из океана информации, поступающей ежесекундно.

— Итак, Аргус. Бог с тысячей глаз. Видит всё, знает всё и никакой личности, чтобы встать на пути. Хотя они имеют тенденцию выгорать довольно быстро. Впрочем, не стоит волноваться, недостатка в заменах никогда не бывает.

— Не беспокойся, Джон, он нас не слышит. Все его чувства сосредоточены исключительно на Тёмной Стороне. Его высшие функции были удалены хирургическим путем, так что они не могут помешать его наблюдениям.

— Его мозг был хирургически скорректирован, так что он может идеально взаимодействовать с компьютерами и наблюдать тысячи сцен одновременно, по всей Тёмной Стороне и никогда не скучать и не отвлекаться. Не происходит ничего такого, о чём бы Аргус не знал, не докладывал и не привлекал внимания, если в его программе это обозначено красным флажком. Имена и лица, такое у тебя, Джон. Он всегда за тобой присматривает.

— Что ты думаешь о моей секретной Штаб-квартире, Джон? Признайся, ты всегда думал, что у меня есть какое-то большое подземное логово, где я наблюдаю за армией тайных осведомителей и тайной полицией, докладывая обо всем, что они видят. Ну, в каком-то смысле ты прав, но мы вернёмся к этому позже. Почему ты хмуришься, Джон?

— Я указал на Аргуса. — Он ведь не доброволец, правда?

— Ну, вряд ли. Это было бы жестоко. Только действительно мерзкие ублюдки могут пройти процедуру Аргуса. Люди, которые этого заслуживают. Как говорит Бэзил Картер — зачем тратить время и деньги, запирая их? Конечно, есть и Глубокая Тень, но это для таких чудовищ, как Шокоголовый Петр, те которые заслуживают страданий.

Все остальные делают полезные вещи для Тёмной Стороны, в качестве компенсации за свои преступления.

Этот конкретный Аргус зарабатывал создав грязную схему, они вырезали нерождённых младенцев, — на продажу. Теперь он выполняет полезную функцию и хорошо обеспечен. Его регулярно кормят, поят и подмывают и он проведёт всё оставшееся время здесь, помогая защищать Тёмную Сторону от таких людей, как он. Что может быть более подходящим?

— Вы что-то говорили о тайной полиции, — сказал я.

— Хорошо, что ты обратил внимание. Я сделал так: есть сотни других преступников, их головы так же пусты, как у Аргуса, они ходят по Тёмной Стороне в разных направлениях, их мозг связан с ним через компьютеры.

Они запрограммированы на то, чтобы выглядеть и говорить, как все, даже если в их головах никого нет дома. Они ходят повсюду и видят всё и никто никогда не замечает их.

— Подчинив этих людей можно выявить и наказать ещё больше преступников?

— Конечно, — сказал Уокер. — Возьмите браконьеров и превратите их в егерей. Великая старая традиция…

Он посмотрел на меня, ожидая какого-то ответа, какой-то реакции на то, что он говорил, но я ещё не был готов.

— Я указал на сотни экранов, покрывающих стены.

— Ах да, эти, — сказал Уокер. — Отсюда я могу говорить со всеми в мире.

Он сказал это вовсе не для того, чтобы похвастаться. Для него всё это было лишь частью работы. — Отсюда я могу вызвать любое подкрепление, которое мне понадобится, чтобы помочь и привести в исполнение мои решения.

Я могу получить вооруженных людей из Церкви, Армии, Института Карнакки и любого другого специализированного учреждения. Я могу говорить с Властями, Британским Правительством и местами силы по всему миру и нет такого места на Земле, где они не ответят на мой звонок. Потому что все знают, насколько важна Тёмная Сторона и насколько она опасна.

Конечно, только специально обученные войска допускаются на Тёмную Сторону. Нельзя предполагать, что обычные солдаты справятся. Я бы сказал, что единственные люди, с которыми я не разговариваю, — это Друды. Они запрещены на Тёмной Стороне по давнему соглашению.

От их игр становиться дурно.

— Он резко замолчал, когда Аргус начал раскачиваться взад и вперёд в своём кресле. Когда он заговорил, его голос был грубым и резким, как будто он не использовал его очень давно.

— Он идёт из тьмы. Он поднимается из того места, откуда нет путей. И о, он такой яркий, такой яркий!

Уокер быстро шагнул вперёд и приблизил губы к самому уху Аргуса.

— В чем дело? Что это?

— Такой старый, такой древний, намного старше, чем думают люди.

— Но это никогда не было тем, чем оно нам кажется. Он могуч, ужасен… и сияет так ярко, что больно на него смотреть. Единственный сохранившийся целым из золотого века, потому что мы не были достойны его. Теперь он вернулся. И да поможет нам всем Бог.

Он замолчал и Уокер ничего не мог сделать, чтобы заставить его сказать что-нибудь ещё. Уокер не понимал, о чём говорит Аргус, но я думал, что знаю.

— Вы сказали, что у него не осталось личности, — сказал я. — Но он казался очень испуганным.

— Они всегда могут тебя удивить, — наконец сказал Уокер. — Я бы об этом не беспокоился. Его состояние делает его сверхчувствительным к определенным нарушениям в эфире. Он только повторяет то, что говорит кто-то другой… Сомневаюсь, что это что-то важное. Плохие вещи всегда приходят на Тёмную Сторону. Это то, ради чего мы здесь. Он повернулся спиной к Аргусу и широко раскинул руки, оглядывая всю обстановку. — Итак, Джон, что ты думаешь о моей секретной Штаб-Квартире?

— Типично для тебя, — сказал я. — Всё твоё влияние и могущество должно проистекать из страданий других.

— Они страдают, потому что заслуживают этого. И через своё покаяние они служат и защищают людей, на которых они охотились.

Он коротко улыбнулся.

— Однажды всё это может стать твоим, или ты прикроешь систему и станешь слепым к тому, что нам угрожает? Позволить плохим парням остаться безнаказанными и позволить всем остальным страдать?

— Чем бы ты это заменил? Видишь? Всё не так просто, как ты думал, правда, Джон? Я делаю только то, что необходимо для общего блага. И ты тоже, Джон. Всё это может быть под твоим управлением. Все тайные линии влияния, контроля и власти… Скажи мне, что ты не испытываешь искушения.

— Отойди от меня, Уокер, — сказал я.

Он рассмеялся.

Затем он повел меня в клуб «Лондиниум», самый закрытый и избранный из клубов, где элита Тёмной Стороны собирается вместе, чтобы пообедать и обсудить дела, а также обсудить уничтожение своих врагов.

Ты никто на Тёмной Стороне, если тебя не пригласили стать членом старейшего клуба в мире. Я не член клуба. Таких, как я, они и на спор не примут.

Хотя, как известно, я вмешиваюсь, обманываю и запугиваю — это мой путь, когда мне нужны ответы, которые я не могу найти больше нигде. Это не сделало меня популярным среди членов клуба, но я научился жить с этим.

Нынешний швейцар увидел, что я приближаюсь и выглядел так, будто хотел поднять подъёмный мост и поджечь ров — но я был с Уокером и никто не говорит Уокеру нет. Швейцар натянуто поклонился, когда мы проходили, его лицо было совершенно бесстрастным — но язык его тела предполагал, что внутри него происходит нечто ужасное.

— Ты видишь, что значит иметь власть? — сказал Уокер, когда мы вошли в элегантные объятия вестибюля клуба. — Вы можете пойти куда угодно и они должны улыбнуться, поклониться и впустить вас. Ни одна дверь никогда не закрывается и никто никогда не остаётся недоступным.

— И тебе так нравится держать мир за горло, не так ли, Уокер? — сказал я и он удивил меня, серьёзно обдумав вопрос.

— Я стараюсь не делать этого, — наконец сказал он. — Это мешает работе.

Появились слуги в ливреях, чтобы взять пальто Уокера. Они попытались взять мой плащ, но я только взглянул на них и они отказались от этой идеи. Слуги сосредоточились на Уокере, улыбаясь, кланяясь и спрашивая, не могут ли они чем-нибудь помочь ему и пока я наблюдал, как они заискивают перед ним с фальшивыми улыбками и подобострастными жестами, мне оставалось только гадать, хочу ли я этого.

Большинство людей воздерживались от того, чтобы расстраивать меня, потому что боялись моей репутации. Они делали то, что я им говорил, потому что боялись того, что я могу сделать, если они этого не сделают.

Было ли это действительно по-другому?

Мы с Уокером прошли в ресторан, где великие и достойные, влиятельные и могущественные игроки Тёмной Стороны сидели вместе, как множество хищников, разделяющих один и тот же водопой.

Царило всеобщее перемирие, потому что это место было действительно нужным. Уокер легко перемещался среди членов клуба, приветствуя их всех по имени, очаровывая и запугивая и убеждая всех нужных людей. Всё в той же спокойной, уравновешенной и совершенно уверенной манере, ни разу не повысив голоса. Куда бы он ни пошёл, хорошие и плохие люди лишь слегка нервно улыбались и соглашались со всем, что он говорил. Они восприняли это как цену за ведение бизнеса.

В конце концов, мы с Уокером оказались перед столом, накрытым излишне близко к кухне, что указывало на то, что люди, сидящие там, могли быть членами клуба с хорошей репутацией, но всё ещё находились в самом низу иерархии клуба «Лондиниум». Удивительно, но старик и его жена не только не выглядели довольными, увидев нас, но и не пытались это скрыть. Уокер приподнял котелок, приветствуя их обоих.

— Джон Тейлор, позвольте представить вам Дэша Забвение, секретного оперативника и его жену Ширли Ден Адель, некогда костюмированную авантюристку, известную как Леди Фантазм.

— О, пожалуйста, — сказала седовласая дама с жемчужной подвеской. — Зовите меня просто Ширли.

Дэш только что-то проворчал, сосредоточившись на еде. Это было горячее карри и от его запаха у меня заурчало в животе. Дэш был худощав, как хлыст, в элегантном синем блейзере и белых брюках.

Лысый, с орлиным носом и кустистыми белыми бровями, он был очень похож на человека. Ему должно было быть за восемьдесят, но его холодные голубые глаза всё ещё были проницательны. Он резко выпрямился в кресле и его руки с синими прожилками и печеночными пятнами ни разу не дрогнули, когда он запихивал еду в рот.

Ширли бросила на мужа взгляд, в котором читалось одновременно раздражение и удивление.

— Не обращайте на него внимания, мистер Тейлор. Он терпеть не может, когда ему мешают обедать. Он всегда считал, что разговор должен следовать за едой, а не прерывать её.

— Ты ведь ни для кого не изменишь своего образа жизни, правда, дорогой?

Дэш снова хмыкнул и она тихо рассмеялась. Ширли Ден Адель была хорошо сохранившейся женщиной лет семидесяти, с легким европейским акцентом, который я не мог точно определить. Её взгляд и голос были достаточно тверды, а непринужденные манеры не скрывали привычной властности и силы.

— Рада наконец-то познакомиться с вами, мистер Тейлор, — сказала она с искренней теплотой. — Томми всегда очень хорошо отзывался о тебе.

— Томми не отличал свою задницу от локтя, — сказал Дэш, в его голосе всё ещё преобладал резкий Чикагский акцент. Он отодвинул пустую тарелку и уставился на меня тяжёлым взглядом.

— Ему не следовало становиться частным детективом. Это не для всех.

Он сердито посмотрел на Уокера.

— И держаться подальше от этого одиночки. Он — плохая новость.

— Ты ранишь меня, Дэш, — сказал Уокер. — В конце концов, всему, что я знаю, меня научил ваш сын Хэдли. До того, как он… ушёл.

— Пока он не сошёл с ума и не сбежал в Тайную Школу, — проворчал Дэш. — Работа сломала его, как ломает всех.

— Он ушёл, чтобы спасти свою душу, — твёрдо сказала Ширли.

— Или то, что от неё осталось, — сказал Дэш.

— Эта работа не для всех, — сказал Уокер. — Но мне нравиться.

Он с вызовом посмотрел на них и они отвели глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Уокер взглянул на меня, чтобы убедиться, что я видел, как они подчиняются его Власти.

— Итак, — непринужденно произнёс Уокер. — Чем ты сейчас занимаешься, Дэш?

Дэш зарычал на него, очевидно глубоко погрузившись в меню десертов, поэтому Ширли ответила за него.

— У меня такое ощущение, что это происходило много раз.

— Дэш сейчас на пенсии. Мы оба на пенсии. Он садится, и я работаю над нашими мемуарами. О, какие истории мы должны рассказывать! Разумеется, публикаций не будет, до тех пор, пока мы оба благополучно не умрём.

Это не все, кто были легендарными героями в тридцатые и сороковые годы, а затем смогли организовать триумфальное возвращение в семидесятые и восьмидесятые годы! Мы могли бы продолжать… но мы оба чувствовали, что сделали всё возможное. Так что теперь мы просто консультируем при случае и пусть молодые индивидуумы делают всю тяжёлую работу. Разве не так, Дэш?

— Я даже кое-что для тебя сделал, Уокер, втихаря…

Сказал Дэш, злобно ухмыляясь.

— Я всё ещё могу показать этим ребятам, как это делается.

— Но не слишком часто, — сказала Ширли. — Мы заслужили свою пенсию.

— Вы никогда не скучаете по старым временам? — спросиля.

— Иногда, — сказала Ширли с легкой грустью. У нас была хорошая война, путешествовали, преследуя диверсантов и пятую колонну по всей Америке… А злодеи в те дни были все такие колоритные. У них был стиль. Банда Врила, — нацистский череп…

— И Ву Фан, — добавил Дэш. — Сажали его раз десять, но он всегда выплывал. Нам не следовало позволять ему пить кровь дракона в сорок первом.

— О, тише, дорогой, — сказала Ширли. — Он умирал. И он не был плохим человеком. Для китайца.

— Все было по-другому, когда временной сдвиг вышвырнул нас сюда, в семидесятые, — сказал Дэш. — Ужасное место, тогда и сейчас. Поэтому мы засучили рукава и принялись за работу. Нужно было многое сделать.

— Никогда особо не любила семидесятые, — сказала Ширли. — Ужасно циничные времена. Хотя восьмидесятые оказались ещё хуже… Я была рада уйти в отставку. Но мы продолжали участвовать, помогая обучать наших преемников. Я работала с Мисс Фэйт, когда она только начинала. Сейчас она очень хорошо справляется сама.

— Что тебе от нас нужно, Уокер? — сказал Дэш. — Ты никогда не появляешься, если тебе, что-то не нужно.

— Я расследую исчезновение Томми, — осторожно сказал я. — Работаю с его братом Ларри, а не с Уокером. И похоже, что ваш старший сын, Хэдли, тоже каким-то образом замешан в этом деле. Я надеялся, что вы сможете рассказать мне что-нибудь.

Дэш и Ширли посмотрели друг на друга и они вдруг показались старше и слабее. Руки Дэша сомкнулись на столе перед ним и Ширли накрыла их своей ладонью.

— Не могу сказать, что одобряю то, что сделал из себя Хэдли, — наконец сказал Дэш. — Детектив инспектор, ради Бога!.. Мы не должны были оставлять его одного все эти годы. Конечно, это не наша вина, но…

— Он попал в плохую компанию, — сказала Ширли, свирепо глядя на Уокера. Мы только прибыли и он исчез, а когда он вернулся… мы больше не разговаривали. Мы никогда его не видим. Бывает он время от времени пишет нам письма. Но это не одно и то же.

— Он был нашим первенцем, — сказал Дэш. — Он так много для нас значил. Мы возлагали на него такие надежды…

— Ларри и Томми появились позже, — сказала Ширли. — Хорошие ребята, оба. Ничего общего с их старшим братом. Мы тоже на них надеялись… но Ларри был убит своим же напарником и мы потеряли Томми в войне Лилит.

— Никогда не любил напарника Ларри, — сказал Дэш. — Эта Мэгги Бонифаций… заносчивая маленькая штучка. Просто потому что её семья была в ладах с Вуду.

— Я так и не поняла, что он в ней нашёл, — сказала Ширли.

Дэш неожиданно усмехнулся.

— Я могу сделать хорошее предположение. У неё был балкон, с которого можно было играть Шекспира…

— Да замолчи ты, противный старик, — сказала Ширли.

И они улыбнулись друг другу.

— Ларри стал другим с тех пор, как восстал из мёртвых, — сказала Ширли. — Мы стараемся ухаживать за ним, как можем, но он держит нас на расстоянии. Как будто нас может не беспокоить, что он мёртв. Сама эта мысль… Он наш сын.

— Видно намного хуже, чем ходячие мертвецы, — сказала Дэш, кивая. — Гораздо хуже.

— Мы потратили кучу времени и денег на поиски Томми, — сказала Ширли. — После окончания войны. Но повсюду царил хаос, всё было в таком беспорядке… и так много людей пропало без вести. Никто ничего не знал.

Дэш изнемогал, ходил взад и вперёд по улицам, искал что-то, какой-то знак… пока, наконец, я не заставила его остановиться. Мы подумывали о том, чтобы нанять вас, мистер Тейлор, но мы слышали, что вы уже испробовали свой дар, но безрезультатно. Так что мы привыкли к мысли, что наш бедный Томми погиб, став ещё одной жертвой этой проклятой войны.

— Ларри никогда не отказывался от своего брата, — сказал Дэш. — Этот мальчишка всегда был упрям, как мул.

— Они оба были хорошими мальчиками, — сказала Ширли.

— Молодцы, — похвалил Дэш.

Они сидели рядом, держась за руки и склонив головы.

— Мы не очень хорошо ладили с нашими детьми, — сказала Ширли. — Ларри мёртв, Томми пропал, а Хэдли… Одному Богу известно, что такое Хэдли. Трое сыновей, но ни одного внука и вряд ли у него теперь будут внуки. Неужели всё, что мы делали, было напрасно? Мы спасли мир, по крайней мере, три раза. Президент вручил нам медали. Наедине. И всё ради чего? Состариться и увидеть, что наши дети потеряны для нас. Разве мы не заслуживаем чего-то за всё, что сделали?

— Мы сделали это не ради награды, — сказал Дэш, сжимая её руку. — Мы сделали это, потому, что это нужно было сделать.

— Долг и ответственность, — кивнул Уокер. — Единственное, что имеет значение.

— Отвали, Уокер, — сказала Ширли.

А мне хотелось аплодировать.

После клуба «Лондиниум» мы с Уокером нанесли визит в городской совет по неестественной торговле. Большое, величественное здание в самом центре делового района Тёмной Стороны.

Всё очень торжественно, очень достойно и по-деловому. В воздухе вестибюля явственно чувствовался запах свежих банкнот. Уокер водил меня в разные офисы, где не считались с затратами, а комфорт и показная роскошь были нормой. Он представил меня целому ряду могущественных и влиятельных людей, которые все поголовно делали вид, что рады меня видеть.

Потому, что если я был с Уокером, то я должен быть личностью, достойной знакомства. Они предложили мне густой, мутный херес, от которого я отказался и слушали каждое моё случайное замечание, как будто в каждом содержались тайны мира. Я улыбался, кивал и уклонялся от ответа на их изысканные, прощупывающие вопросы о том, что я делаю рядом с Уокером. Пусть удивляются и страдают.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, почему Уокер хотел, чтобы я встретился с этими высокими городскими типами. Это были люди, которые снабжали Уокера личной и конфиденциальной деловой информацией изнутри. Например, кто поднимается вверх, кто падает вниз, на кого можно оказать давление, или шантажировать…

Всё это для того, чтобы Уокер мог быть в курсе событий и вносить коррективы, когда это необходимо. Не один крупный бизнесмен с бледным и потным лицом отодвинул меня в сторону, чтобы прошептать, как Уокер раздавил того, или иного человека, или даже заставил их исчезнуть… потому что они ставили свои личные финансовые интересы выше интересов Тёмной Стороны.

Никому не разрешалось угрожать статус-кво, пока Уокер был на работе. Какими бы богатыми и могущественными они не считали себя.

Следующей была Улица Богов. Портативная Хроно — машина Уокера теперь работала сверхурочно, перебрасывая нас с места на место. Мы с Уокером шагали по улице бок о бок и целая куча Существ, Сил и Божеств других измерений решила удалиться в свои частные храмы, запереть двери и спрятаться под алтарями, пока мы не уйдем.

Другие Существа и их прихожане обязательно выходили на улицу, просто чтобы быть замеченными дружелюбно беседующими со мной и Уокером и продемонстрировать всем остальным, что они были в хороших отношениях с нами. И ни в коей мере не бояться нас обоих. Уокер, как всегда, был очень вежлив и даже позволил нескольким Богам благословить себя.

— Неужели тебе это никогда не приходило в голову? — спросиля его, когда мы оставили позади наших поклонников.

— По-своему это довольно приятно, — сказал Уокер. — Это одно из преимуществ нашей работы. Но это ложь. Ни один из них не любит и даже не уважает меня по-настоящему. Это сопутствует положению и силе. Они бы так же быстро склонились перед тобой, будь ты на моём месте.

— Было время, когда люди так делали, — сказал я.

— Ещё тогда, когда кое-кто видел во мне потенциального короля в изгнании. Не могу сказать, что мне это очень нравилось. Они говорили не со мной, а с тем, кем, по их мнению, я мог быть.

— Ты заставил людей уважать себя, — сказал Уокер. — Приложили немало усилий, чтобы создать себе репутацию. И в отличие от многих на Тёмной Стороне, ты действительно сделал большинство ужасных вещей, которые должен был сделать.

— Репутация помогает отгонять мух, — сказал я. — Но она нужна, чтобы защитить меня, а не тешить моё эго.

— И это полезный инструмент, чтобы заставить людей делать то, что вы хотите, чтобы они делали. — Сказал Уокер.

— Да, — ответил я. Но…

А потом я замолчал, потому что не знал, что будет дальше.

Уокер только улыбнулся.

Какое-то время мы спокойно шли вместе.

— В обычном случае я бы отвёл тебя в «Клуб изгнанников», — сказал Уокер. — Познакомил тебя со всеми потусторонними и сверхъестественными Королевскими особами в изгнании, выброшенными к нам, на берега Тёмной Стороны, через временные сдвиги, или пространственные проходы, или по итогу какой-либо прискорбной небесной катастрофы.

— Все потерянные Короли и Королевы, Императоры и Божества… Хотя бы для того, чтобы показать тебе, что Королевская семья может быть настоящей занозой в заднице, как и все остальные. И всё же нет ничего лучше, чем когда Король, или Королева склоняют перед тобой голову, это помогает поднять настроение в скучный день.

— К сожалению, изгнанники в настоящее время немного злы на меня, с тех пор, как я счёл необходимым убить некоторых из них для поддержания общественного порядка. Ты же помнишь, Джон.

Я молча кивнул.

Я вспомнил их отрубленные головы, насаженные на железные пики возле клуба «Лондиниум». Королева Елена, Монарх Вечера из будущей сумеречной зоны. Таффи Льюис из Верхнего города, криминальный авторитет и подонок из подонков. И генерал Кондор, великий вождь людей из какого-то будущего, генерал космического флота, который заключил несколько неудачных союзов в своём стремлении поступить правильно.

Уокер никогда не колебался, был твёрд имея дело с любым, кто мог бы оспорить его авторитет.

Может быть, он пытался по своему намекнуть мне? Неужели он приготовил железный шип для моей головы, если я ему откажу?

Это была главная сила Уокера — он всегда заставлял вас гадать.

К моему удивлению, следующей остановкой оказался Крысиный переулок, где бездомные искали выброшенную еду или место, где можно было бы преклонить голову. Крысиный переулок — это широкая мощёная площадь и несколько узких отнорков, расположенных позади рядов из лучших и самых высококлассных ресторанов Тёмной Стороны.

Здесь, вне поля зрения прекрасной клиентуры, которая входит через парадную дверь, существует небольшая община тех, кто упал с края и не может найти дорогу назад. Бездомные, нищие, потерявшиеся и оборванные, изуродованные калеки и проклятые, живущие в картонных коробках, навесах, под листом пластика, или только в слоях одежды и редких одеялах. Беженцы из мира, который все мы воспринимаем как должное.

Однажды я провел здесь некоторое время.

Крысиный переулок в эти дни был более неприятным и опасным местом, в связи с потерей их святого ангела-хранителя, сестры Морфин.

Эдди Бритва по-прежнему часто здесь спал, держа стервятников на расстоянии и конечно же, у них всё ещё была Жаклин-Хайд.

Она вышла из тени, чтобы преградить нам путь, закутанная в грязные лохмотья того, что когда-то было дорогим пальто.

Уокер и я остановились, чтобы показать уважение к её территории. Все знали историю Жаклин.

Эта мрачная, грязная фигура когда-то была дебютанткой и высоко летала, пока она не совершила ошибку, экспериментируя с формулой своего деда. Теперь она олицетворение одной из самых печальных любовных историй Тёмной Стороны. Жаклин влюблена в Хайда, а он — в неё, но они могут встретиться только на мгновение, в момент перехода.

Она зарычала на Уокера и меня, и её тело внезапно взорвалось мускулами и массой. Хайд стоял перед нами, раскачиваясь и рыча, его огромные руки хватали воздух, готовые рвать и терзать, ломать кости и извлекать костный мозг. Он возвышался над нами, его грубое лицо пылало ненавистью ко всему человечеству. Жаклин-Хайд — две души в одном теле, вместе и разделённые одновременно.

— Спокойно, — сказал Уокер. — Медленно и спокойно, вот так. Ты же не хочешь причинить нам вред, Хайд. Это Уокер. Ты помнишь Уокера?

Если бы кто-то другой попытался вести себя спокойно и разумно, Хайд превратил бы его в труп на дороге. Но Уокер использовал Голос, умиротворяющий и успокаивающий, а не свои обычные резкие команды. Огромная голова Хайда медленно покачивалась взад — вперёд, глубоко посаженные глаза смущённо моргали под тяжёлыми надбровными дугами, затем он внезапно отвернулся и исчез в тени.

— Я не знал, что ты можешь так говорить, — сказал я.

— Ты многого обо мне не знаешь, Джон, — весело сказал Уокер. — Я мог бы написать книгу. Если бы только у меня было время.

Он легко двигался среди промокших картонных коробок и груд одеял, осторожно ступая по грязи, покрывавшей мощёную площадь. Он приветствовал многих бездомных по имени, когда они один за другим выходили из своих убежищ и укрытий, чтобы неловко присесть перед ним, как стая подозрительных диких собак.

Большинство не хотели подходить слишком близко, но другие открыто заискивали, выпрашивая еду, или лишнюю мелочь, или доброе слово — какой-то признак того, что они не были полностью забыты реальным миром. Уокер пробормотал что-то тихое, позволив им понюхать его руки и они быстро потеряли интерес и вернулись в свои маленькие мирки.

Уокер легко улыбнулся.

— Это последнее место, куда можно упасть до того, как могила призовёт тебя.

— Раньше это был Питэр Пендрейк, — сказал Уокер, указывая на закутанную фигуру, прижавшуюся к задней стенке покрытого плесенью ящика. — Ты ведь раньше работал на меня, Питэр? Пока я не поймал тебя с рукой в кассе.

— Давным-давно, Генри, — произнёс сухой призрачный голос из тени в глубине лежака. — Я теперь совсем другой человек. Ты можешь забрать меня обратно. Я всё ещё могу делать свою работу.

— Я ведь не только за этим тебя застукал, правда, Питэр? Ты действительно был очень плохим мальчиком. Но вот, что я тебе скажу: держи ухо востро и продолжай докладывать, а я подумаю.

Болезненно худой человек, весь в пятнах и грязи, в рваных остатках футуристического скафандра, съежился от холода под самым примитивным навесом. Он собственнически схватил свою бутылку и прижал её к груди, глядя на Уокера с угрюмым вызовом.

— Это был знаменитый реактивный Ас Брэнниган, — сказал Уокер. — Воздушный герой из какой-то альтернативной временной линии. Летал на сверхзвуковом реактивном самолёте собственной разработки, борясь с преступностью в небе. Затем он пролетел через временной сдвиг и оказался здесь. Ты ведь тоже когда-то работал на меня, Эйс? Охотиться на драконов в ночном небе? Пока выпивка не добралась до тебя и ты не разбил свой самолёт на главной улице, убив сто двадцать семь человек. Ты ушёл почти без единой царапины, но после этого я не мог позволить тебе снова летать.

— Я никогда не пил, — сказал Эйс. — Пока не встретил тебя.

Меньше всего Уокер хотел, чтобы я увидел дрожащую развалину, пытающуюся укрыться от холода и сырости единственным тонким одеялом. Он выглядел лет на сто, его лицо было цвета выбеленной кости, черты скрывались за тяжёлыми морщинами. Он отвернулся, не желая, чтобы его заметили. Уокер долго смотрел на него.

— Эта жалкая развалина была когда-то Сомерсетом Смитом, джентльменом — искателем приключений, — сказал он наконец. — Работал на Хэдли, потом на меня, разбираясь со всеми этими важными, необходимыми, но очень неприятными ситуациями, с которыми иногда приходится мирно разбираться таким людям, как ты, Джон.

— В своё время его имя было довольно известным, у него была чертовски хорошая репутация. Но потом он попытался сбить меня с ног и я сломал его. Многие мои враги оказываются в таких местах. Гораздо приятнее, чем просто убить их.

— Ты меня предупреждаешь, — или угрожаешь мне?

— А ты как думаешь, Джон? — спросил Уокер.

Куда бы мы ни пошли, люди замечали Уокера. Они улыбались и кланялись, сверкали глазами и отворачивались… но никто никогда не игнорировал его. Это был Уокер. Все знали, кто он такой и чем занимается. Но единственное, что их всех объединяло, если смотреть сквозь улыбки и приятные слова, было то, что никто никогда не был искренне рад его видеть.

Многие из них очень хорошо притворялись, так хорошо, что, возможно, только такой опытный и искушённый глаз, как мой, мог бы заметить фальшь, но я знал и я был почти уверен, что Уокер тоже знает. Мне оставалось только гадать, есть ли у Уокера ещё настоящие друзья, или он просто видит в этом слабость, которой воспользуются другие. Он держал свою жену и своих сыновей вне Тёмной Стороны, в совершенно отдельной жизни.

Но я знал, что у него были друзья. Хорошие друзья. Их было трое, крепкие, как братья и крепкие, как грабители, трое молодых парней, решивших преуспеть в этом мире и изменить его к лучшему. Генри, который стал Уокером. Марк, ставший Коллекционером. И Чарльз, мой отец. Я сказал об этом Уокеру, но он только пожал плечами.

— У меня нет времени на семью, не говоря уже о друзьях. Работа — это всё — моя жизнь, моя жена, моя любовница… Это большая ответственность.

— Дело в долге и ответственности в том, что они похожи на Морского Старца. Как только ты их поднимешь, ты не сможешь их снова отпустить. Никогда.

Вы несете их тяжесть до тех пор, пока не упадете и лучшее, на что вы можете надеяться, — это то, что найдется кто-то, кто возьмет на себя эту ношу вместо вас. Когда я начинал, мне казалось, что я знаю, на что иду, но я не знал.

Вы не можете знать, вы не можете понять, насколько велика работа, пока не примете всю её тяжесть на свои плечи.

Ты думаешь, это та жизнь, которую я хотел, Джон? Жизнь, которую я бы выбрал для себя? Я не управляю Тёмной Стороной — она управляет мной.

— Это верно. — А как же Хэдли? Он был главным до тебя. Как он справлялся?

— Возможно, он этого не делал, сказал Уокер. — Он всё бросил и сбежал в Тайную Школу, а теперь он детектив — инспектор. Как бы то ни было. Никто не уходит с этой работы, Джон. Мы сходим с ума, или нас убивают, или нас настигает наше прошлое. Однако это единственная работа, которую стоит делать. Другой такой работы нет.

Мы шли через Верхний город, элита и отбросы приходили, чтобы выпить и перекусить, чтобы посмотреть и показать себя. Уокер легко перемещался среди знаменитостей и главных игроков, приветствуя их всех по имени и ставя на свои места, если они становились слишком фамильярными. Всё, что ему нужно было сделать, это высказать свои желания и люди повиновались. Я никогда не получал такого почитания, несмотря на всю мою с трудом завоёванную репутацию.

— Видишь, Джон? — Наконец сказал Уокер. — Моя работа не в том, чтобы наказывать виновных, или уничтожать нечестивых, или даже спасать и сохранять мир. Всё дело в сохранении статус-кво.

— Справляясь со всеми стрессами по мере их возникновения, играя одну фракцию против другой, поощряя того, или иного индивида, или прихлопывая его. Я держу котёл закрытым, поддерживаю устойчивый баланс, чтобы шестерёнки бизнеса могли вращаться плавно. Каждый, кто приходит сюда, может получить всё, о чём он думает, о чём мечтает.

Тёмная Сторона существует, чтобы обслуживать и поглощать всё зло мира, все негативные элементы и это моя ответственность — предотвратить любой их выброс в ничего не подозревающий повседневный мир.

— Если бы это зависело от меня, я бы взорвал всё это безумное шоу уродов и покончил с ним. Но, так как власть имущие не позволяют мне, я хожу по ночам и делаю всё возможное, чтобы держать уродов в клетках.

Я остановился и Уокер остановился со мной. Я внимательно посмотрел на него.

— Достаточно. Хватит, Уокер. Мне больше не нужно ничего слышать и я увидел всё, что мне нужно.

Он коротко улыбнулся.

— Ты ещё ничего не видел. Тёмная Сторона больше, чем вы думаете, больше, чем вы когда-либо подозревали, как и мои обязанности и ответственность. Я не могу передать это кому попало.

— Сколько раз мне нужно повторять это, Уокер? Мне не нужна твоя работа! Я не хочу её, она мне не нужна и если бы я это сделал, не было бы ничего хорошего. Пусть новые Власти выбирают себе преемника.

— Ты бы доверил им это сделать?

— Больше, чем я тебе доверяю, — сказал я.

Он снова улыбнулся. — Очень хорошо, Джон. Ты учишься.

— Я не пойду дальше. У меня есть дело, помнишь? И ты кое-что знаешь о Томми Забвение. Расскажи об этом мне.

— Хорошо, — сказал Уокер. — Это был Марк. Коллекционер. Он перешёл от коллекционирования вещей к коллекционированию людей.

— Знаменитые, важные, или интересные люди — все они теперь для него трофеи.

— Найдите его нынешнее логово, где бы оно ни было и там вы найдёте Томми Забвение и всех прочих пропавших людей. Но будь осторожен, Джон. Сейчас я не могу оценить душевное состояние Марка. Желаю удачи. Поговорим позже.

Он ушёл, ничуть не уставший и не встревоженный, весело, но с достоинством помахивая свёрнутым зонтиком. Я смотрел ему вслед, обдумывая всё, что он сказал и всё, чего не сказал. Во-первых и это самое очевидное, он не знал, где в эти дни скрывается Коллекционер, иначе он рассказал бы мне. И это само по себе… необычно.

Где мог спрятаться Коллекционер со своей обширной коллекцией, так, чтобы даже люди Уокера не смогли его найти? И во-вторых, почему Уокер чувствовал необходимость торговаться со мной, обменивая свои личные знания на прогулку по Тёмной Стороне? Ладно, человек умирал и время истекало, но я никогда не видел, чтобы Уокер на переговорах действовал с позиции силы.

Но с этим придётся подождать. У меня было дело. Я дал своё слово. Я должен был найти Коллекционера. Я вздрогнул, когда образ Томми заполнил мою голову, приколотый к гигантской карте дисплея, как пойманная бабочка.

Уокер и Коллекционер работали вместе с моим отцом во время войны Лилит. Тогда Коллекционер, казалось, шёл на поправку, он уже не так явно сходил с ума.

Что же произошло с тех пор, что довело его до крайности? И почему Уокер хочет, чтобы я пустил стрелу в Коллекционера, после того, как он терпел гнусные подвиги своего старого друга в течение стольких лет? Может быть, это связано с новым аппаратом для путешествий во времени, украденным Коллекционером? Устройство которое могло бы перенести его сознание в другое тело… Такое устройство было бы идеальным путем к бегству, так что Коллекционер никогда не мог быть пойман, или наказан, независимо от того, что он делает. Уокер не мог этого допустить.

Так что, возможно, он хотел, чтобы я уничтожил Коллекционера, потому что, хотя это и должно было быть сделано, он не мог сделать это сам. Не для человека, который мог быть его единственным оставшимся другом.

В этом-то и была вся беда с Уокером. В конце концов вы начинали думать, как он.