— Мне думается, что впервые за все время нашего знакомства я поймал Свами Савачарью на ошибке.
Ярроу Гобель стоял у стойки по пояс высотой, что отделяла кухню от остальной Совиной Пещеры. Затем генеральный инспектор повернулся и побрел по всей длине помещения. В конце концов он помедлил, чтобы подобрать метровой ширины шлем комбинированного спасательно-штурмового скафандра и подивиться одной из наиболее красочных неудач Великой войны — устройству, которое не выполняло ни одной из своих предполагаемых функций и убило почти всех своих пользователей.
Сова, занятый сложными операциями с полдюжиной накрытых крышками горшков и сковородок, ограничил свой отклик уклончивым покряхтыванием.
— Вы несколько раз говорили мне, — продолжил Гобель, чей гулкий голос эхом разносился по огромному замусоренному каземату, — что нет ничего на старушке-Земле, что вам бы хотелось иметь здесь, на Ганимеде. Леса, горы, озера, травянистые степи, голубое небо, зеленые просторы океанов, птицы, бабочки, цветы, туман, дождь, снег — ни по чему из перечисленного вы абсолютно не тоскуете.
— Совершенно верно, — Сова снял герметичную крышку с кастрюли, хмуро оглядел ее содержимое, керамической ложкой снял пробу и восстановил закупорку. — У меня есть трюфели, у меня есть грибы. У меня есть чеснок, шафран, имбирь и тмин — все это природным образом выращенное. Земле попросту нечего мне предложить.
Гобель прошагал назад, чтобы снова облокотиться о прилавок и понаблюдать за кулинарными ритуалами Совы.
— Уверен, вы искренне это говорите. Но тем не менее существует одно природное свойство Земли, которое вам бы определенно понравилось. Одна вещь, которой жители Земли располагают и которую принимают как должное. Мало того, они, может статься, даже о ней не сознают, но вы безусловно ее желаете. — Он сделал паузу, ожидая скептической усмешки Совы. — Вам бы хотелось иметь здесь, на Ганимеде, земное атмосферное давление.
Сова бросил тревожный взгляд на плиту с ее обширным набором накрытых крышками сковородок. Затем он кивнул.
— Все, больше ни слова. Я признаю свою неправоту. Просто загадка природы, почему люди, которые определенно не эволюционируют в отношении блюд из приготовленной пищи, непременно должны считать точку кипения воды в одну сотню градусов по Цельсию идеальной для нужд кулинарии, — он указал керамической ложкой на свои кухонные сосуды. — Я рад видеть, что хотя бы вы понимаете мое затруднение. Если я готовлю с открытыми сковородками, то вода при местном ганимедском давлении имеет точку кипения на тридцать градусов ниже. Если я закрываю их герметичными крышками и готовлю под давлением, я не могу снимать пробы и помешивать так часто, как это необходимо. А ведь постоянное снятие проб существенно важно в кулинарном искусстве. Снятие проб и помешивание лежат в самом сердце процесса получения тонких привкусов и ароматов. Земные повара в этом смысле уникально счастливы... Однако мы делаем, что можем. — Сова принялся снимать крышки и торопливо перемещать содержимое сковородок в тарелки для подачи на стол. — Еще пять минут сосредоточенных молчаливых усилий — и тогда я предоставлю вам сказать мне, насколько я преуспел.
— Неудачи пока еще не бывало, — Ярроу Гобель понял намек насчет «молчаливых усилий» и побрел в другой конец Совиной Пещеры.
Сова вернулся к своим нелегким трудам. Ярроу Гобель этого еще не знал, но сегодняшний обед, безотносительно к качеству блюд, должен был стать не слишком приятной оказией.
Ибо Сова наконец готов был признать свое поражение. Через генерального инспектора он получил достаточное финансирование для идентификации всех, кто работал с банками данных Паллады и вообще был на Палладе в конце войны. Многие погибли в последнем сражении, а большинство остальных уже умерло — ничего удивительного, ибо это случилось четверть столетия тому назад, — но Сова лично связался со всеми уцелевшими и подробно их расспросил. Никто не смог рассказать ему ровным счетом ничего о стирании данных, касающихся астероида Мандрагора. Никто даже не помнил названия переоборудованного рудовоза «Океан».
Другая блестящая идея Совы также закончилась полной неудачей. Вычисления потребовали целую вечность, но в итоге он все-таки получил траектории спасательных капсул, баллистически запущенных с «Океана» перед тем, как «искатель» его уничтожил. Все капсулы были направлены в сторону Внутренней системы, имея в качестве ближайшей планеты и логического места для приема сигнала бедствия Марс.
Там определенно не было недостатка в сигналах бедствия. Война только что закончилась, и суда, пострадавшие в последних катастрофических баталиях, были разбросаны по всему космосу от Земли до Пояса.
Причем записи о тех сигналах бедствия и спасательных операциях не были утеряны. Они хранились в архивах Цереры. Сова исследовал все записи до единой, проверяя идентификации кораблей, положения капсул и характеристики спасенных. И не нашел ничего необычного — ничего, что заставило бы его предположить, что хотя бы один из тех спасенных находился в капсуле, выпущенной с «Океана». Тогда он продвинул вычисления и поиск на целых два месяца после окончания войны — на то время, за которое ограниченные запасы кислорода, воды и пищи в любой капсуле гарантированно должны были закончиться. И опять ничего не обнаружил. Отсюда вытекало, что спасательные капсулы с «Океана», куда бы они ни ушли, уцелевших в себе уже не содержали.
Сегодня вечером Ярроу Гобель ожидал доклада о ходе расследования. Свою часть сделки он выполнил: обеспечил финансирование в обмен на периодические визиты в Совиную Пещеру ради деликатесного обеда и обсуждения Великой войны. Однако докладывать, по сути, было не о чем. Никакого «хода» расследование не получило.
Сова начал подносить полные тарелки к приготовленному для них столу.
— Еще две минуты.
— Что это? — Гобель стоял в дальнем конце помещения, изучая плоскую коробочку сантиметров тридцать шириной. — Похоже, что-то новое.
— Действительно, новое — и неожиданное. Подарок Церерского музея. Как оценка той небольшой работенки, которую я проделал, прослеживая судьбу одного пропавшего экспоната. В этой коробочке находится управляющий диск для «Шутихи». Только это и осталось от марсианского флота в сорок кораблей, который принимал участие в битве при Психее. Посылка прибыла, когда я уже готовил обед, так что у меня не было возможности как следует ее изучить. Согласно ярлыку, диск находится в превосходном состоянии, и его, судя по всему, еще можно прочесть. Посмотрите... если вам интересно.
Последняя фраза была попыткой Совы иронизировать. Генеральный инспектор был одержим всеми аспектами Великой войны, и его интерес к диску «Шутихи» был заранее гарантирован. Расставляя блюда на столе, Сова немедленно услышал шелест жесткой обертки, за которым последовал скрип крышки и слабый щелчок.
— Будьте добры принести его к столу, — сказал Свами Савачарья. — Поскорее, пожалуйста. — В его голосе прозвучала редкая настойчивость. — Этот соус необычайно деликатен. Любая задержка разрушит его букет.
Ответа не последовало. Никакого звука приближающихся шагов. Сова, с соусницей в руках замерший над тарелкой, бросил раздраженный взгляд в другой конец помещения. Одной из причин, почему он мог переносить визиты Ярроу Гобеля, стало то, что генеральный инспектор довольно неожиданно оказался наделен весьма чувствительным нёбом и разборчивостью в еде.
Гобель стоял, склоняясь над открытой коробочкой. Лица его не было видно, но что-то странное присутствовало в его полной неподвижности. Сова поставил соусницу на место, с сожалением взглянул на обремененный блюдами стол и направился в другой конец каземата.
На полпути туда он помедлил. Связь событий была слишком явной, чтобы так просто ее проигнорировать. Неожиданная посылка. Ее обнаружение Ярроу Гобелем. А теперь — молчание и застывшая поза.
— Инспектор? — Сова не стал подходить ближе, а сдвинулся вбок и пригнулся — так, чтобы он смог взглянуть на обращенное вниз лицо.
Гобель снова двинулся, позволяя открытой коробочке выпасть из его ладоней на пол. Сова испытал облегчение, которое тут же испарилось, стоило ему только увидеть лицо генерального инспектора. Оно было пустым, лишенным всякого выражения.
— Где я? — озадаченный вопрос словно бы произнес непонимающий голос ребенка. — Что случилось?
— Вы в полной безопасности, — Сова отступил на пару шагов. Крышка коробочки была по-прежнему приоткрыта. — Сядьте вон в то кресло, справа от вас. Вы знаете, кто вы?
— Конечно, знаю, — голос стал энергичнее. — Я Ярроу Гобель. А вы кто?
— Я Свами Савачарья. Пожалуйста, сядьте, — Сова протянул руку к коммуникационному пульту и стал говорить в ту сторону. — Скорую помощь. Срочно, ко мне. Нет, не могу вам сказать, есть ли по-прежнему опасность — в отношении меня или кого-то другого. Но мне следует предположить, что она еще должна оставаться. — Он снова повернулся к генеральному инспектору. — Итак, Ярроу Гобель, я хочу, чтобы вы сделали то, что я вам скажу. Прежде всего, сядьте и не двигайтесь. К нам очень скоро прибудут гости.
— Хорошо, сэр, — Гобель наконец сел и стал с любопытством оглядывать рассеянное повсюду содержимое Совиной Пещеры. — Какое странное место.
— Вы не помните, вы раньше здесь бывали?
— Нет, я здесь никогда не бывал. Я в этом уверен. А почему я сейчас здесь? Почему я не в школе?
Восемь часов спустя Свами Савачарья запер скользящую дверь каземата, направился к своему любимому креслу и, дрожа, осел в него.
То был вечер множества унижений. Сова мог насчитать по меньшей мере четыре таковых.
Первое: кто-то имел беззастенчивость вторгнуться в неприкосновенное пространство Совиной Пещеры с тем, что можно было расценить только как опасное оружие. Следовало признать, что медперсонал Ганимеда не обнаружил у Ярроу Гобеля каких-либо физических повреждений. Они идентифицировали синтетический нейропередатчик, извлеченный из посылки, и теперь работали над расшифровкой молекулы, которую этот передатчик запустил генеральному инспектору в мозг через гематоэнцефалический барьер. Они также утверждали, что со временем — скажем, месяцев через пять-шесть — Гобель полностью восстановит свою память и свой взрослый разум. Тогда он уже не будет тем восьмилетним ребенком, который приветствовал их сегодня вечером в Совиной Пещере.
Но на этом оскорбления не закончились.
Второе: самого Свами Савачарью, бурно протестующего, выволокли из пещеры и подвергли унизительной серии физических и психиатрических тестов. Это закончилось только после того, как Сова, дабы доказать ясность своей памяти, процитировал несколько интересных страниц из личного компьютерного досье на своего главного мучителя.
Третье: желая отвлечь от себя внимание, Сова вынужден был пойти на умышленную ложь. Он сказал сотрудникам службы безопасности, что посылка была предназначена для ее инспекции Ярроу Гобелем. Сам Гобель был не в том положении, чтобы выразить несогласие, а на всем Ганимеде не удалось обнаружить никого, кто признался бы в доставке посылки или хотя бы о ней слышал. Но тем не менее это была ложь, а следовательно, поступок, недостойный Свами Савачарьи.
Четвертое: мир и покой в голове у Совы был непоправимо нарушен. Многие годы он думал, что Совиная Пещера — абсолютно безопасное укрытие. Теперь это уже было не так. Следовало ли ему в таком случае отсюда сбежать? И если да, то куда? Сова не мог придумать ничего безопасней пещеры — никакого места, чьи входы, выходы, слепые пятна и тайники он знал бы лучше. В то же самое время, если он останется в Совиной Пещере, тогда ему придется признать, что он может стать в буквальном смысле сидячей мишенью для нового нападения.
Сова оглядел свой многолетний дом, остановил взгляд на обеденном столе и добавил к перечню оскорблений своей персоны пятое: святотатственное кощунство. Кулинарный шедевр был непоправимо разрушен, прежде чем он или Ярроу Гобель успели попробовать хотя бы кусочек. Если бы он только попросил генерального инспектора подождать и открыть посылку после обеда... но тогда Сова с большой долей вероятности оказался бы достаточно близко, чтобы разделить с Гобелем содержимое посылки.
Пора было заканчивать сетовать и начинать думать. Итак, кто и почему?
Прежде всего, мишень нападения. Предположительно, сам Свами Савачарья — но вовсе не обязательно так. Визит Ярроу Гобеля не был секретом; кто знал, скольким людям сам Гобель об этом рассказал? И генеральный инспектор немного опоздал, прибыв вскоре после того, как посылка была подброшена в Совиную Пещеру рассыльным «фон Нейманном». Впрочем, если бы Гобель прибыл вовремя, он все равно получил бы посылку, поскольку Сова был занят приготовлением пищи, а зная интересы генерального инспектора, не могло быть никаких сомнений, что он немедленно пожелал бы осмотреть доставленный диск.
Так что мишенью мог быть или Савачарья, или Гобель, или они оба. Однако инстинкт подсказывал Сове, что в данном случае целились именно в него. Если бы эти люди заодно прихватили и Гобеля, они, надо полагать, не сильно бы расстроились.
Но почему?
Имелось только два правдоподобных мотива, ибо Сова был связан только с двумя новыми предприятиями: он нащупывал путь назад во времени — к пассажирам и грузу злополучного «Океана», выискивая причину его бегства с Мандрагоры и уничтожения одним из собственных орудий Пояса. И он пытался найти в пределах системы Юпитера тайного противника Сайруса Мобилиуса.
У Совы уже начали складываться кое-какие идеи касательно второй проблемы, но об этом никто не должен был знать. Он ни с кем по этому делу не разговаривал, а Сайрус Мобилиус пообещал строгую секретность.
Это, разумеется, не означало, что Мобилиус с необходимостью ее обеспечил. Первое правило совиного анализа имело непосредственное следствие: «Не существует такой вещи, как надежная персона, — есть лишь разные степени ненадежности». И отсюда вытекало еще одно непосредственное следствие: «У каждого — своя программа».
Так что, вполне возможно, Мобилиус с кем-то переговорил — или даже был непосредственным участником нападения. Но это была довольно маловероятная версия. Линия мысли, которая выглядела для Совы наиболее правдоподобно, включала в себя «Океан». Что заключало в себе подлинную иронию, ибо этим самым вечером он готов был бросить эту охоту как безнадежную и бесцельную.
Но если кто-то так хотел оставить знание о прошедших событиях скрытым, что отважился атаковать его напрямую...
Сова сгорбился в своем кресле. На его недавно побритый череп был натянут черный капюшон. Пока что все вроде бы шло как надо, но он упускал из вида что-то важное.
Ага, сама атака. Она была какой-то... нерешительной. Коробочка такого же размера могла вместить в себя достаточно взрывчатки, чтобы обратить в пар Сову, Гобеля и все в Совиной Пещере. Однако вместо этого было использовано оружие, которое не являлось ни смертельным, ни физически вредоносным. Более того — если верить медикам, нанесенный им ущерб даже не являлся необратимым.
Сова поднялся с мягкого сиденья и заковылял к коммуникационному терминалу. Он отменил все запросы на финансирование всего, связанного с «Океаном» или с периодом, близким к концу Великой войны. Затем Савачарья написал две докладные записки Магрит Кнудсен. Одна недвусмысленно заявляла, что его недавние расследования Великой войны оказались бесплодными, другая подчеркивала, что он больше не может тратить на них ни времени, ни средств. Наконец Сова стер из компьютера все файлы, содержащие информацию об «Океане», Мандрагоре, банках данных Паллады и траекториях спасательных капсул.
После чего он забрался в каталог «Мегахиропс», спрятанный под семью слоями внутренних указателей и рассчитанный на сопротивление самому изобретательному, могущественному и настойчивому компьютерному взломщику. Все файлы, связанные с «Океаном», были уже скопированы туда и надежно защищены от прочтения и переписывания.
Свами Савачарья отнюдь не закончил с «Океаном». Уже нет. Если уж на то пошло, он это Ярроу Гобелю задолжал.
Но теперь следовало уйти в глубокое подполье.