Химеры

Глава 6

Налетает порыв ветра, песок взвивается вверх призрачными смерчами, море идёт рябью. Потемнело. На солнце накатилась тяжёлая грозовая туча, я зябко передёргиваю плечами: — К грозе и основательной, ноги делать надо, сейчас так шваркнет, мало не покажется, — я с тревогой смотрю на своих друзей.

Где-то вдали, тёмная серость горизонта осветилась мощными фиолетовыми вспышками, но грома пока не слышно. Пахнет озоном, в воздухе появляется солёная пыль. Акулы неторопливо идут на глубину. Недовольные чайки, то одна, то другая, взмывают воздух. Даже крабы, что рыскали по берегу, группками сваливаются в море.

— Я видел подобное в Аргентине, восточнее от Анд, на высокогорном озере, — как бы, между прочим, заявляет Аскольд, — это надвигается не просто гроза — это будет шквал из воды, ветра, электричества и ещё какой ни будь хрени, пляж точно смоет морем.

Меня будто обухом ударило по голове: — А как же люди, те, что на пляже?

— Их смоет в море, — внешне невозмутимо говорит Аскольд, — если мы не сможем их убедить убраться подальше в скалы, — после небольшой паузы добавляет он.

— Надо спасать людей! — кричит Семён.

Длинный ветвистый электрический разряд калечит небо над головами, освещается немыслимо ярким светом и, внезапно грянул такой ужасающей силы гром, что я едва устоял на ногах, Семён отшатывается, сереет лицом, Аскольд улыбается: — Однако поторапливаться надо, князь.

Налетает тугой порыв ветра, мигом сносит с моря клочья пены и, небо будто лопается. Шквал из дождя тяжёлыми струями ринулся на берег, моментально изменив весь пляжный ландшафт в нечто суровое, страшное, серое. Бесчисленные молнии, наскакивая друг на друга, вызывают такую оргию огня, что зрелище буквально гипнотизирует. Раскаты грома звучат неправдоподобно мощно, перепонки едва выдерживают канонаду. Ветер стремительно усиливается, море бушует, клочья пены взвиваются в воздух, и тяжёлые волны вздыбливаются над пляжем.

— Берегом не пройдём, уходим в скалы! — кричит Аскольд.

— А как же люди? — Семён белее мела.

— Мы им нечем не поможем. Но, думаю, не бараны, догадаются уйти в скалы! — мрачно кричит Аскольд.

Мы ринулись к крутым скалам, по которым, вперемежку с глиной, пенистыми потоками несутся струи воды. С первого взгляда видно, испытание будет не лёгким, а клокочущие волны уже догоняют. Мы как горные козлы карабкаемся по опасным склонам, а волны разъярённо бушуют у подножья скал, изредка окатывая спины едкой солёной пеной.

Как не сорвались, одному богу известно, но это восхождение не забуду всю жизнь. Дождевые потоки, смешанные с глиной делают поверхность каменных стен такой скользкой, что, даже опытных скалолазов постигла бы печальная участь, но нас словно оберегают свыше.

Мокрые, грязные, в крови, мы выбираемся на поверхность, и нас чуть не сбрасывает ураганным ветром обратно со скал. Ползком, хватаясь за густую траву, лихорадочно покидаем опасные склоны. Шестое чувство, указывает мне укрытие. Я нахожу груду камней заросших лишайниками и травой и маленькую пёщерку под ними. Аскольд, ловким движением отрывает голову хозяйке этого места, толстой змее и мы оказываемся в относительной безопасности. Тесно прижимаемся друг к другу. Дрожим от холода, а вокруг бесчинствует гроза, полыхают молнии, ветер гудит в траве, но от ливня мы избавлены.

Гроза продолжается несколько часов, то затихает, то наращивает свою мощь. Молнии, огненными столбами бьют в опасной близости, яростно шипят, трещат, разбрасывают искры и распространяют вокруг себя неповторимый запах, какой-то освежающий, резкий и грозный.

Семён забивается в угол пещерки в тоске и в страхе. У Аскольда, напротив, глаза горят в восхищении, на щеках выступил лёгкий румянец. Что касается меня, всё это будоражит кровь, адреналин заставляет учащённо стучать сердце, но эта непогода… мне нравится, я наслаждаюсь ею. Странно, правда?

Но вот, ветер стихает. Ливень превращается просто в дождь, молнии ушли за горизонт, гром мурлычет далеко за лесом. Я выбираюсь из камней, подставляю испачканное в глине тело под прохладные струи дождя. Аскольд, присоединяется ко мне, а под камнями всё ещё дрожит Семён, не решаясь выбраться из сырого убежища.

Небо очищается от серости и черноты, чистое солнце улыбнулось с небес, и заливает округу тёплыми лучами. Тройная, нет, четверная, или даже пятерная радуга проявляется над морем и заполняет сердца восторгом и надеждой. На этот раз и угрюмый Семён, кряхтя, подходит к нам и, глядя на радугу, вдруг как ребёнок, улыбается широко и открыто.

Море ещё в клочьях пены, а самой поверхности не видно и этот контраст ярко синего неба с великолепной радугой и все ещё разъярённой поверхностью приводит в изумление. Как прекрасен этот мир!

Обычно невозмутимый, хорошо скрывающий эмоции Аскольд млеет от восторга, дышит полной грудью, впитывает свежий слегка солёный воздух. Семён и я, также наслаждаемся первобытной чистотой ещё не загаженного людьми мира.

Не торопясь идём вдоль обрыва в сторону лагеря. Что там произошло? Как люди пережили удар стихии? Я пытаюсь сострадать, но где-то внутри меня говорит, всё в порядке. Мнём и рассекаем собой густую траву, одежда прилипает к телу, холодит, но солнце уже крепко печёт, и от одежды струится пар. Высоко в небе застыли несколько грифов, выискивая добычу. Каждый может унести в своих когтях человека, но я их не боюсь. Пусть они боятся нас!

Аскольд подвязал к поясу убитую им змею, может шкуру снимет, а вероятнее — съёст, но скорее всего — то и другое.

Семён косится на неё, вздрагивая от отвращения, Аскольд улавливает его взгляд, вздёргивает бородку к верху: — Жирная, на углях запечь, язык проглотишь. Первый кусок тебе, мой друг.

Семён едва справляется с тошнотой, кидает на Аскольда осуждающий взгляд, тот истолковал по-своему и вновь гвоздит: — Уговорил, два куска дам.

— Пошёл ты! — не справился с раздражением Семён.

— Хорошо, всю отдам, — потешается Аскольд.

Я не слишком брезгливый, поэтому меня не заводит их диалог. Где-то слышал, что запеченные в углях змеи, действительно вкусные, я бы попробовал.

Семён, пыхтя, обгоняет нас, демонстративно уходит далеко вперёд, но над степью проносится странный тяжёлый звук и вслед за ним, резкий рёв, далеко, у самого леса пасётся стадо доисторических слонов. Семён резко сбавляет шаг, в нерешительности останавливается.

— Они далеко, — успокаивающе произносит Аскольд.

— А мне по барабану, — неучтиво изрекает Семён, ему не понравилось, что увидели его испуг.

— А-а, тогда конечно, — усмехается Аскольд. — Но в той стороне, какой-то хищник охотится… да не на нас, на зайцев, это лисица, — увидев как изменился в лице Семён, со смехом добавляет он.

— С чего решил, что это лисица? — я замечаю, как в отдалении колыхнулась трава, и мелькнул длинный рыжий хвост, затем массивный бок с полосами. — Сдаётся мне, тот хищник не на зайцев охотится, — я коснулся пистолета, но передумываю и поднимаю копьё, от него толку сейчас больше, чем от пуль девятого калибра, даже при наличии бронебойных пуль.

Аскольд нерешительно кивает: — Я обознался, то не она, — и тоже поднимает своё копьё.

— Что происходит? — Семён чуть не роняет дубину.

— Быстро отходим к обрыву! — командую я.

— Там пропасть! — едва не взвизгнул Семён.

Зверь услышал наши голоса и замер, но я догадываюсь, что он достаточно близко, чтобы в несколько прыжков настигнуть нас, я ощущаю его взгляд и от него становиться нехорошо.

— Этот кто? — пискнул Семён, его дубина всё же падает на землю.

— Старый знакомый, — не оборачиваясь, произношу я.

— Тигр? — неуверенно спрашивает Аскольд, его лицо бледнеет, бородка заостряется, но копьё держит цепко, а во взгляде нет и следа от страха, лишь тяжёлое ожидание.

Семён глубоко вдыхает воздух, ладонью сбивает с лица пот, решительно поднимает дубину: — Князь, уходи, я его задержу, — неожиданно говорит он, ввергая меня в изумление своей проснувшейся смелостью.

Аскольд с одобрением глянул на Семёна и соглашается с ним: — Никита, отходи, ты нужен народу.

— А вы козлы! — выругался я. — Ага, разбежался, вас сейчас будут жрать, а я спрячусь в скалах, как трусливый пингвин!

— Причём тут пингвин? — удивляется Аскольд.

Наблюдают и хохочут…», — цитируя эти строки, решительно шагнул вперёд, до судорог сжимая копьё, и в эту секунду раздаётся угрожающее рычание, переходящее в злобное клокотание, волосы на голове приподнялись дыбом и я в панике думаю, что сейчас поседею… как стыдно, но вспыхивает злость и ум проясняется.

Аскольд хватает меня за руку, я отмахиваюсь, с гневом говорю: — Не отводи в сторону копьё, сейчас прыгнет! Обопри его тупым концом в землю, пусть сам на него насаживается, это единственный шанс!

Зверь понял, что обнаружен, но его обескураживает наше поведение, мы не несёмся прочь, а о чём-то спорим, угрожающе взмахивая какими-то палками, это его настораживает, и он вновь рычит, стараясь нас напугать и разогнать в стороны, чтобы легче выбрать жертву. Но я этого не допускаю: — Не вздумайте поворачиваться спиной, тигр моментально атакует, и смотрите ему в глаза… копьё держи!

— Но это не простой тигр, а саблезубый! — в отчаянье стиснул свою дубину Семён.

— Да мне наплевать! — взрываюсь я. Как мне уже надоели эти первобытные хищники, устал бояться и вздрагивать от каждого шороха. На меня словно накатывается безумие, я начал поливать тигра таким отборным матом, что Семён оцепенел от неожиданности и даже вечно невозмутимый Аскольд краснеет.

Хищник заходится в кашле, в разные стороны разлетаются стебли, тигр, не скрываясь, приподнимается и я ахнул, увидев, какого он размера. Это не тот зверь, с кем мы столкнулись в лесу, настоящий махайрод, весом не менее, пол тонны, такого и из гранатомёта не сразу повалишь. Он открывает пасть, его клыки как сабли, сверкнули на солнце, тяжёлое рычание вводит в ступор, но я не свожу взгляда с его жёлтых глаз, что-то внутри говорит, если я чуть замешкаюсь, даже на сантиметр отведу копьё, произойдёт прыжок зверя.

Вероятно, есть бог, внезапно слышится утробное рычание и словно холм встаёт на дыбы — это медведица с медвежатами случайно забрела в охотничьи угодья саблезубого тигра… ему не повезло, она его в два раза больше.

Махайрод со злобой разворачивается, прижимается на передние лапы, пятится, он не конкурент этому мега хищнику.

— Теперь можно отходить, — нервно шепнул я друзьям, — только спиной не поворачивайтесь.

Отходим медленно, хотя есть невероятное желание, не разбирая дороги, пустится бегом и хоть в пропасть, так страшны эти звери. Аскольд пытается сдвинуть меня назад, а самому быть лицом к лицу хищникам, но я сверкнул глазами и он слушается, в смущении заходит за мою спину, бородка его взмокла и с её кончиков капает пот, Семён тоже тормозит, у него не слушаются ноги.

— Кажется, пронесло, — выдыхаю я.

— Кого? — пытается шутить Аскольд и демонстративно вдыхает воздух.

— Им не до нас, — я больше обращаюсь к Семёну, что б как-то подбодрить, но он самостоятельно приходит в себя: — Какой-то фильм ужасов, — его челюсть пытается отважно выдвинуться, но на половине пути застревает в суставах и тягучая слюна некрасиво повисла на нижней губе.

В этот момент медведица ринулась на махайрода, это словно обвал каменой лавины, но тигр предпочитает не связываться с разъярённой мамашей и резко отпрыгивает в сторону, хотя и пытается пугать её своими кинжаловидными клыками, но и у неё они не маленькие, плюс туша с тонну. С неожиданной для своего веса реакцией, медведица настигает тигра и, со всего размаха наваливается, сминая рёбра, круша кости, огромной лапой вышибая страшные клыки, а где-то в густой траве в восторге повизгивают медвежата.

— Бежим! — выкрикиваю я и мы, не разбирая дороги, несёмся прочь, нам не хочется дожидаться кульминации.

Останавливаемся у тропы, ведущей в наш лагерь, не можем отдышаться, ноги подкашиваются, мутит, во рту пересохло, хочется пить, но разбирает смех. Мы ходим по кругу и ржём как лошади, затем с удивлением смотрим, друг на друга и вновь взрываемся от смеха, причём Аскольд почему-то называет меня пингвином. Наконец-то приходим в себя, осматриваемся — шумит степь, в вышине летают огромные грифы, пахнет дымом от коптильни.

— Как прекрасен этот мир! — странно, но я не шучу, говорю искренне, и в этот раз мы остались живы.

— Арктодус, — произносит Семён.

— Что ты сказал? — удивляется Аскольд.

— Та медведица — арктодус, самый крупный медведь всех времён, — в некотором потрясении говорит Семён.

— Откуда знаешь? — спрашиваю я, теперь и мне интересно.

— В журнале видел… разве мог подумать, что встречусь наяву! — Семён роняет дубину и садится на землю.

— А как тебе махайрод? — с ехидством спрашивает Аскольд.

— По сравнению с ней, котёнок, — широко открывает глаза Семён. — Ребята, объясните мне, как мы сможем здесь выжить?

— У нас есть мозги, — с сомнением произношу я, — как-нибудь проживём. Срочно ограду надо делать… из обычных кольев не получится, только из брёвен.

В лагере, для всех, мы появляемся неожиданно, не снизу, а сверху. Игнат уже собрал мужчин, собирается отправляться на наши поиски. Родные женщины кидаются на шеи. Ладушка меня лихорадочно целует, Ярик вцепился в рубашку, Олеся висит на шее растроганного Семёна, Яна берёт за руку невозмутимого Аскольда, а его дочурка отчитывает папаню за долгое отсутствие, но увидев на его поясе змею, искренне радуется, стащила её и побежала показывать свой трофей завизжавшей от страха малышне. Наши матери стоят счастливые, мужчины улыбаются. Интересно, что они там себе удумали насчёт нас?

В лагере значительно прибавилось народа. Незнакомые люди небольшими группами рассредоточились на каменистой площадке, все мокрые, многие растерянные, некоторые пострадали от ударов стихии.

Как я заметил, некоторые бассейны с водой смыло потоками воды, разрушило спальные места, навесы, но коптильня устояла, и сейчас из неё валит дым. Каким-то чудом сохранился костёр, укрытый ветками, там что-то запекается. Вот бы кто ни будь, сказал: «царь трапезничать желает», — мелькает шутливая мысль, и я сглотнул голодную слюну. Тем временем Аскольд оглядывает промокших, усталых, несколько растерянных людей.

— Самое время представить тебя народу, — шепчет он мне, — в таком состоянии легче принять тебя, им нужен защитник, они ждут его.

Аскольд обводит всех взглядом и вдруг, задорно вздёрнув тощую бородку, без подготовки, властно кричит: — Всему населению срочно собраться у костра для экстренного сообщения!

Голос его хорошо поставлен, чувствовался прирождённый оратор, я даже позавидовал немного. Вот чего мне всегда не хватало так это владеть искусством пламенных речей, доводящих до экстаза толпы.

Люди, удивлённо косясь на нас, задвигались и скоро сгрудились вокруг костра, где мы расположились.

— Слушайте люди, народ нашей новой родины. Господь дал нам этот мир и мир этот не плох, я вам скажу. Только мы хилые и не можем по достоинству оценить этот воистину божественный дар. Мы должны доказать Ему и себе, что достойны жить здесь и не сгинем поодиночке, голодные, истерзанные зверьми и не менее кровожадными людьми. Мы должны быть вместе и нам нужен мудрый, справедливый человек. Мы обязаны подчиняться ему. Нам как жизнь, нужна твёрдая рука, которая не допустит праздности, шатания, анархии в любых проявлениях, так как это смерти подобно для нашего маленького народа, который сейчас как тлеющий уголёк, может внезапно потухнуть, а это смерть, или вспыхнуть в великое пламя, а это наши дети, внуки, правнуки — жизнь надёжная, счастливая, умная и сытая. На наше счастье есть человек, который поведёт нас вперёд, и не я его выбрал, и не вы, как сказал один неглупый человек — это свыше. Для меня выпала большая честь представить его.

— Папа, я знаю, кто это, — шепчет мне в ухо сияющий от счастья Ярик, — дядя Аскольд говорит о тебе. Все говорят, что ты притягиваешь людей.

Я окидываю взглядом людей, против воли получается властно и с достоинством. Наблюдаю, многие и родные и чужие смотрят на меня, кто, открыл рот от восхищения, кто равнодушен, а кто и с откровенной неприязнью — и всё это относится к моей персоне, какой груз. А нужен ли он мне? Но я чувствую, поезд ушёл, обратной дороги нет. Почему выбрали меня? Непонятно. Вот Игнат, в таких переделках побывал, на корабле, если гаркнет, так у команды ноги от страха подкашиваются. А сколько энтузиазма, любит руководить, приказывать, буквально наслаждается этим. На меня смотрит, вроде бы даже со злостью, знает, уходит от него власть. Интересно, а вот дать ему всю её полноту, как он ею распорядится? Нет, над ним должен стоять сильный начальник, а он капитан, в рамках строгих законов. А вот пронзительно смотрит на меня незнакомый мужчина. Сильный взгляд лидера, но он молчит. Интересно, что происходит в его душе? Я уверен, он выбирает меня? По каким критериям оценивает? Он абсолютно незнаком мне и я ему. Пристально смотрю в глаза и слегка улыбаюсь. Взгляд незнакомца смягчается и, вроде полностью успокаивается. Может у него были сомнения насчёт меня, но сейчас развеялись. А вот два незнакомых, очень крепких парней, наверное, кровные братья, не скрывают свою неприязнь ко мне. Чем успел им насолить?

Я, нарочно равнодушно с некой брезгливостью гляжу на них. Их лица вспыхивают от негодования, но взгляды отводят, жидкие на расправу. Катерина с Геннадием, который зачем-то развязал себе руку, приветливо улыбаются мне. Тесть хранит суровое молчание. Надюша как обычно хихикает. Стасик со своей Ирочкой стоят в обнимку, ребятам не до меня, им не важно, что на их глазах творится история, как говориться, есть дела и важнее. Семья рыбаков, радостно таращит глаза. Студенты негромко переговариваются друг с другом, делают едкие замечания на счёт моей персоны, посмеиваются. Это и понятно, в их возрасте они все знают, всё умеют, авторитетов у них мало, зарабатывать его надо, в поте лица. Мать стоит строгая, она, как ни кто другой понимает меня, я знаю, она никогда не предаст меня и любит по-матерински беззаветно и навсегда. Жена, сын, мои родственники, как хорошо, что они есть, их всех люблю, я счастливый человек.

Аскольд, как настоящий оратор, говорит немного, но ёмко, проникновенно, знает, самое важное впрессовывается в души людей в первые пять-десять минут, далее люди просто слушают, а потом и вовсе может произойти обратный эффект. Я понимаю, хитрец Аскольд добился своего, наш маленький народ дошёл до кондиции и проглотит всё, что он скажет.

Наконец он торжественно поворачивается ко мне и, неожиданно в глазах возникает изумление.

После дождя, я скинул мокрую рубашку, стою перед народом с оголено торсом, сейчас многие так поступили, ливень не пощадил никого. На верёвках, сушится одежда, дымятся костры, согревая прислоненную к горячим камням обувь. Хорошо, что солнце полностью очистилось от марева и его лучи ласково согревают озябших людей, вот и плечо моё нагревается и вспыхивает болью…

Возглас изумления вырвался у толпы и, в тот же час, Аскольд выкрикнул: — Вот он, человек, который нас поведёт, Великий князь Никита Васильевич!

Я скосил взгляд на своё плечо и обмер, шрам в виде короны пылает огнём. Внезапно понимаю, он просто удачно осветился лучами солнца, но на людей это произвело гипнотическое воздействие. Толпа охнула как один человек — это произошло, я Великий князь. Подождав, когда люди немного успокоятся, поднимаю руку, моментально возникает тишина.

— Сограждане! — с чувством произношу я. — На нашу долю выпало немалое испытание, мы привыкли к той жизни, заполненной равнодушием, насилием, где каждый из нас был заперт, в своей скорлупе маленького мирка. Мы забыли, что есть настоящие друзья, везде искали хоть небольшую, но выгоду, на том и строили свои отношения, поэтому возникала фальшь и зависть. Мы перестали в кругу друзей читать стихи петь песни. Алкоголь и сплетни стали нормой. Мы убиваем, мы доносим друг на друга. Множество разных народов, великое разнообразие культур и всё это богатство стало причиной раздоров и войн. Мы уничтожаем леса, океаны, мы стараемся испортить всё, с чем только соприкасались. Конечно, не все принимал участие во всеобщей вакханалии, но мы с вами закрывали глаза, и нет нам за это оправдания, но нам дают шанс всё исправить. Мы сейчас в мире первозданной чистоты, он суров, но благосклонен, он может покарать и наградить, и он нас принял, раз мы ещё живы. Но нарушения его законов уничтожит нас как вид, а кто придёт на смену человеку, приматы или насекомые, одному богу известно. Поэтому, как ваш князь, просто гражданин, которому не безразлична ваша и моя судьба, я приложу все усилия, чтобы мы выжили, расцвели и гармонично влились в приютивший нас мир. Для этой цели я не побоюсь быть для кого-то жестоким, а кому милосердным. Время демократии, придуманное для удобства грабить и убивать, прошло. Наш мир будет намного проще, прозрачнее и в тоже время, как это ни парадоксально, сложнее и богаче, я это знаю. Как Великий князь я имею полную власть над всеми вами, но если нарушу законы, буду отвечать как рядовой гражданин. Конечно, нас ещё мало, вероятно, не более четырёхсот человек и государство лишь в проекте, но к нам придут новые люди и мы должны их достойно встретить. Недалеко, то время, когда границы нашей страны будут простираться от горизонта до горизонта, а людей — многие миллионы. Я издам первые указы, которые, считаю, необходимы на данное время, назначу людей на ответственные посты, которые станут подчиняться лично мне, они, в свою очередь, наберут свои команды и так далее. Начальником безопасности нашего государства назначается князь Аскольд, — слово «князь», выпрыгивает с моего языка, словно против воли.

Аскольд вздрагивает, но уверенно выходит вперёд, кивает: — Спасибо, Великий князь, за доверие.

— Его главная обязанность, стоять на страже законов и подбор кадров, — уточняю я. — Капитан первого ранга в отставке князь Анатолий Борисович, призывается на действительную воинскую службу, с сохранением звания, — с теплотой гляжу на тестя. Я помню, каким он был великолепным офицером. Не раз рисковал жизнью в горячих точках и если б не тяжёлая, подкосившая здоровье, болезнь, мог быть адмиралом флота, а то и выше. В данный момент, с немалым удивлением замечаю, его здоровье резко улучшилось, шрам на груди, после сложнейшей операции спасшей ему в прошлом жизнь, но ограничивший ему определённую полноценность… исчез. Неужели так повлиял на его организм новый мир? Тесть вновь здоров и полон сил и энергии, — главная его обязанность — военная безопасность от вторжения извне. На этой земле мы не одни, допускаю, сейчас некоторые лидеры строят свои цивилизации и, их взгляды, могут существенно разниться наших, при любом благоприятном случае, они на нас нападут, от этой действительности никуда не деться.

У тестя странно блеснули глаза. Он склоняет голову: — Служу нашей стране и тебе, Великий князь, — чётко, по-военному, чеканит он.

Торжественно обвожу взглядом притихший народ: — На сегодня новых назначений не будет, я мало знаю вас, но скоро теснее познакомимся, тогда вновь встретимся. Князь Аскольд и князь Анатолий Борисович приступают к обязанностям немедленно, остальные могут задать мне вопросы. Но перед тем, когда вы меня будете спрашивать, хочу представить вам мою жену, Великую княгиню Ладу.

Лада, как бы в смущении опускает глаза, что-то загадочное блеснуло во взоре, слабая улыбка трогает губы. Мой сын, Ярик, сияет от счастья как ёлочная игрушка, гордость за нас переполняет его, ещё чуть-чуть и он точно лопнет от переизбытка чувств.

Замолкаю, дожидаюсь первых вопросов.

— Что мы будем есть? Как вы решите вопрос о пропитании? — достаточно грубо спрашивает бородатый мужчина.

— Понимаю вашу заботу, прямо сейчас я организую способных к охоте и собирательству людей, уверен, здесь их немало, и сообща будем решать продовольственную проблему.

— А если я сам смогу обеспечить себя едой, обязан ли я делиться с другими?

— Не обязаны. Но вы будете лишены определённых привилегий. В частности, постройка дома, изготовление одежды, защита и т. п. Если весь этот комплекс вы сможете решить сами, пожалуйста, вперёд, с песней. Да только и место для жилья вам придётся подбирать самостоятельно и не в сфере деятельности людей нашего города, а их интересы, мы будем отстаивать всегда и везде, — жёстко замечаю я.

— Это не демократично.

— Наверное, — равнодушно соглашаюсь я. — Пожалуйста, следующие вопросы.

— А, чё, Великий князь, прикольно, — высказывается худощавый парень с интересной татуировкой на лысом черепе.

— Это вопрос или что? — улыбаюсь я.

— Ремарка.

Неожиданно с места срываётся Надюша: — Никита, ты много на себя берёшь! Есть люди в тысячу раз достойнее тебя! К нам приходил Спаситель, вот кто нас должен вести вперёд — это Вася Христос! Он наше будущее! Он человек, нет, он не человек, он сын божий, а мы его Рабы! Его срочно нужно найти и просить, умолять, что бы он стал нашим владыкой, и апостолов его пригласить, вот тогда у нас будет счастливая жизнь!

В толпе кто-то засмеялся, кто-то откровенно заржал, но мне вдруг как-то стало не по себе. Я всегда опасаюсь фанатиков и знаю, что сразу найдутся люди, которые моментально воспользуются этими идеями для своих целей. А Надюшу я не узнаю, глаза лихорадочно блестят, кулачки крепко сжаты, пот бисером покрывает лицо. Так и есть, кто-то, в толпе, выкрикнул: — Женщина права, нам нужна вера, без неё никак, я за Васю Христа!

Так как стал нарастать шум, поднимаю руку. В большинстве люди смеются, но кто-то зло косится на меня, соглашаясь с Надюшей.

— Полностью согласен с теми, кто говорит, что нам нужна вера, без неё человек не совсем полноценен, верьте в Создателя этого мира, предлагаю верить в меня, не без его участия вы выбрали Великого князя. А что насчёт Васи, думаю, ушёл он с Виленом Ждановичем, ему такие люди нужны, работа для подобных деятелей, всегда найдётся.

— Тогда я иду к нему! — вскричала Надюша и моментально получает по шее от Игната.

— Я твой спаситель, — рычит он.

Надюша ойкнула, ловко увернувшись от второго удара, а я успокоился, взаимопонимание в их семье стало налаживаться.

— А если серьёзно, как вы насчёт общепризнанных заповедей: «не укради, не убий»? — задаёт вопрос парень из группы студентов.

— Очень положительно, только с некоторыми поправками. Допустим, «не убий», я добавил бы к этому, не убивай без необходимой самообороны, защищай близких вам людей и отечество, думаю, все поняли мою мысль. Я против того, если меня «ударят по одной щеке, подставить другую щёку», надо отвечать на эту подлость немедленно и не унижаться перед хамом, если, конечно, вы сами этого не заслужили, ситуации бывают разные. Я в корне против слова, раб, мы свободные граждане и не рабы, даже для своего Создателя, дети его — да, но не рабы. Надо уважать своего бога, но не пресмыкаться перед ним. Я не согласен с тем, что женщина не дочь божья, а создание из ребра мужчины — это величайшая чушь всех времён и народов, и придумана не богом, а мерзкими негодяями, чтобы принизить женщину, сделать её рабом мужчины. Женщина — величайшее творение бога, она продолжательница человеческого рода и этим всё сказано.

Где-то вдали ласково ухнул гром ушедшей за горизонт непогоды, дунул тёплый ветерок, наполненный озоном и цветочными запахами, он приносит в души людей умиротворение и спокойствие. Я чувствую, большинство людей понимает меня, ещё некоторое время отвечаю на вопросы, но они стали уже не столь острые и провокационные. Людей интересует конкретное будущее и мне удалось их успокоить, расположить к себе, осталось за «малым», выполнить всё, что обещал. На душе тревожно, груз ответственности давит на плечи. Почему-то вспыхнула боль в шраме в виде короны на плече, и я знаю, это сигнал мне, не сворачивать с намеченного пути.

Море успокоилось, морская пена растворилась в воде, целое стадо дельфинов несётся по водной глади, разгоняя чёрные плавники акул, а я вижу, как у берега плещется, сверкая серебром, целые полчища рыбы, вздыхаю с облегчением, голод нам не грозит.