Химера

Глава 5

Алва летела в Берлин не на самолете авиакомпании Lufthansa, а на крыльях мести. Она находилась в лихорадочном возбуждении, предвкушая будущую расправу над Фергюсом, а, главное, над тем мальчишкой, которого она увидела рядом с ним в московском аэропорту. Поэтому два часа полета промелькнули для нее незаметно.

Международный аэропорт Berlin Brandenburg International, по обыкновению, вызвал у Алвы раздражение. Она все еще считала его выскочкой, не по заслугам, а только по злой воле городского совета Берлина, заменившим старые добрые аэропорты Тегель и Шёнефельд, к которым она привыкла, и от которых ей, как и всем иностранцам и немцам, пришлось отказаться уже лет десять тому назад. С некоторых пор Алва начала предпочитать старинное новомодному. Это произошло после того, как ее муж, Лахлан, стал членом Совета ХIII. Изменение социального статуса мужа повлекло за собой перемену привычек его жены. Алва позабыла о том, что когда-то пела в дешевом второразрядном парижском cafе chantant, и приобрела вид респектабельной женщины. Но, надо отдать ей должное, в душе она осталась прежней беспутной Алвой. Однако вместо множества любовников, которых она имела раньше, у нее остался только один, кобольд Джеррик. И не потому, что она устала от бесчисленных связей или любила Джеррика. Она его смертельно боялась. Это объясняло ее постоянство.

В аэрпорту Алва взяла такси. Резиденция главы Совета ХIII, в которой обитал также и кобольд Джеррик, находилась в самом центре Берлина. Автомобиль миновал обломки разрушенной Берлинской стены, некогда разделявшей Германию на две страны. Затем площадь Жандарменмаркт, которая считалась самой красивой в городе благодаря Французскому и Немецкому соборам. Потом площадь Александерплац с Часами мира и телебашней. И только после этого он оказался на одной из тех тихих улочек, о существовании которых в современных мегаполисах узнаешь совершенно случайно. Здесь, в густой тени деревьев, скрывался старинный особняк, в котором Алва надеялась найти поддержку своим злобным мстительным планам.

Было время, когда Алва часто посещала этот особняк. Сначала по прихоти эльбста Роналда, затем как всеми признанная любовница кобольда Джеррика. Но в последние год-два пыл кобольда поутих, либо у него стала отнимать слишком много времени его тайная борьба за власть, которую он вел против главы Совета ХIII. И визиты Алвы становились все реже и реже. В последний раз она была в этом особняке полтора месяца тому назад. И не была уверена, что сейчас ее примут с радостью. Но это ей было почти безразлично. Рад ей будет Джеррик или не рад, но ему придется выполнить ее просьбу. Или требование, если дело дойдет до этого. Так думала Алва. Так она была настроена, выходя из такси. Возбужденная своими мыслями, она даже забыла дать водителю чаевые, на что обычно в последние годы не скупилась, покупая если не уважение, то благодарность окружающих.

Алва подошла к кованой ограде, отделявшей особняк от улицы, и нажала на кнопку переговорного устройства. Об этой кнопке знали только избранные. Она пряталась в пасти дракона, серебряная голова которого была прикреплена к прутьям решетки, выполненным в форме дубовых листьев. Эльбст питал слабость к символам. С древних времен дубовые листья символизировали бессмертие и стойкость. И только много времени спустя к ним добавилась верность. Подумав об этом Алва презрительно фыркнула. Они часто смеялись с Джерриком над возрастающей с каждым годом сентиментальностью дряхлеющего эльбста Роналда. Как правило, в постели, после любовных игр. Джеррик был неутомимым любовником и часто доводил Алву до изнеможения. Но это было лучше того, что делал с ней эльбст, превращая ее в бездушный кусок мяса, который он только что не пожирал, утоляя свои противоестественные сексуальные потребности…

– Кто? – прервал мысли Алвы голос, раздавшийся из пасти дракона. Он был незнаком Алве. Эльбст или кобольд снова сменили секретаря, видимо, чем-то не угодившего им. Это происходило часто, поскольку угодить обоим сразу не смог бы даже ангел, спустись он, паче чаяния, на землю.

– Эльфийка Алва, – ответила она.

– К кому?

– К кобольду Джеррику.

– Тебе назначено?

– Пожизненно, – насмешливо произнесла она. – И поторопись. А то Джеррик будет недоволен.

– Жди, – буркнул голос.

Ждать пришлось долго. Или просто непривычно долго для нее. Алва привыкла, что ворота распахиваются почти мгновенно, едва она произносит свое имя. Алва уже почти бесилась от ярости, когда ее впустили.

Джеррик принял ее в своем рабочем кабинете. Но Алву это не обескуражило, так как она хорошо знала, что потайная дверь из этого кабинета ведет прямо в спальню кобольда. Она много раз ходила этим путем.

Расположившись за массивным столом из розового дерева, которое произрастало только в Бразилии и Гватемале, кобольд с озабоченным видом перебирал какие-то бумаги. Его огромные черные губы отвисали почти до груди, иногда он плотоядно облизывал их огромным шершавым языком. Увидев Алву, кобольд ухмыльнулся, обнажив покрытые ржавым налетом кривые клыки.

– Привет, дорогуша, – просипел он тоненьким голоском. – Рад тебя видеть.

За то время, что они не виделись, Джеррик ничуть не изменился. Он был все тем же безобразным карликом с морщинистой кожей ярко-красного цвета. По тому жадному взгляду, который он бросил на нее, Алва поняла, что она все так же сексуально привлекательна для него. Это ее обрадовало. Но она сумела скрыть свои эмоции.

– А я уже начала сомневаться, дожидаясь под твоими дверями, – заявила она, усаживаясь вместо стула на край стола и закидывая ногу на ногу. При этом ее короткая юбка стала почти невидимой, обнажив роскошные бедра. Это было продумано Алвой заранее.

– Дурак секретарь не сразу мне доложил, – начал оправдываться Джеррик. При взгляде на бедра Алвы у него непроизвольно начала течь слюна изо рта по отвислым губам на бумаги, лежавшие на столе. Но он этого не замечал. – Новенький. Ничего не знает и не понимает.

И, понизив голос, он пояснил, как будто это все объясняло:

– Его взял Роналд. – И уже громко добавил: – Видимо, придется от него избавиться.

Алва улыбнулась.

– Если из-за меня, то не стоит. Я уже простила.

Она лицемерила, и они оба это знали. Но кобольд сделал вид, что поверил.

– Ты очень добрая, Алва, – польстил он эльфийке. И нежно погладил ее пышное бедро.

– Ошибаешься, – сказала она, убирая его руку. – И я немедленно тебе это докажу.

Алва знала, что если она удовлетворит похоть кобольда раньше, чем получит то, ради чего она пришла, то может ничего не получить взамен. Эльфийка вела хитрую игру.

– Ты уже доказала, – обиженно скривил губы кобольд. – Ты не добрая, ты жестокая. Какая муха тебя укусила, Алва?

– Я пришла к тебе по делу, Джеррик. Удовольствие потом.

Кобольд нахмурился. Его тон сразу изменился, стал раздраженным и злым.

– У меня и без того много дел, Алва. Я готовлюсь к заседанию Совета тринадцати. Голова идет кругом. Мы не могли бы поговорить о твоем деле после заседания?

Алва не стала спорить. Она произнесла только одно слово:

– Фергюс.

Джерри посмотрел на нее с недоумением.

– Тебе явился его призрак?

– Ошибаешься, дорогуша, – передразнила его Алва. – Уж призрака я бы сумела отличить от живого духа. Я видела его в аэропорту Москвы, живого и здорового, всего несколько часов назад.

– И что тебя так испугало? – ухмыльнулся кобольд. – Что оживший эльф лишит твоего мозгляка-мужа места в Совете тринадцати?

– Что он лишит тебя головы, – с презрением взглянула на него Алва. – Как в свое время Грайогэйра. Или ты забыл? А, впрочем, зачем тебе голова! Ты ведь думаешь другим местом. А это такая мелочь, что на него даже Фергюс не позарится.

Алва умела быть очень злой, когда хотела этого. И беспощадной.

– Что же ты хочешь от меня? – хмуро взглянул на нее кобольд.

– Его головы, разумеется, – улыбнулась эльфийка. – Ты знаешь закон. Око за око. И так далее.

– У меня нет времени на это, – буркнул кобольд. – Это прошлое. Для всех он ушел к праотцам. Так пусть там и остается. Знала бы ты, над чем я сейчас ломаю голову, ты не пришла бы ко мне с такой ерундой. На кону судьба всего человечества! А ты пристаешь ко мне с каким-то жалким эльфом. Elephantum ех musca facis. Делаешь из мухи слона.

Но если кобольд намеревался смутить Алву, заговорив на древнем языке духов, который позднее переняли римляне, привлеченные выразительностью и лаконичностью его высказываний, а современные люди, назвав латинским, считали мертвым, то он ошибся. Несмотря на то, что духи, почти изъяв этот язык из повседневного общения, продолжали говорить на нем только в самые торжественные и патетические моменты своей жизни, подчеркивая их значимость, Алва, став женой члена Совета ХIII, сочла необходимым изучить его. И теперь легко и едко парировала выпад Джеррика.

– Ах, да, я и забыла, что ты amicus humani generis – друг рода человеческого, – насмешливо произнесла Алва. – Но ты забыл одно правило, которому неукоснительно следовали наши предки. Auferte malum ех vobis. Исторгните зло из среды вашей. Cave! Остерегайся!

– Кажется, ты мне угрожаешь? – нахмурился кобольд.

– Я только предостерегаю, – ответила Алва. – Dixi et animam levavi. Я сказала и облегчила свою душу, успокоила совесть. Решать тебе. И отвечать, кстати, перед Советом тринадцати тоже. Пусть ты и не боишься его.

Кобольд задумался. Иногда он машинально почесывался, раздирая кожу в кровь там, где его особенно злобно кусали блохи. Тело кобольда было покрыто клочковатой шерстью, и от этих мелких тварей его не могли избавить никакие снадобья и заговоры. Сам он так привык к этому, что даже не замечал. Наконец он прервал молчание.

– Повторяю свой вопрос: что ты хочешь? Только давай обойдемся на этот раз без риторики и красивых словесных оборотов. Они не идут ни мне, ни тебе. Тебе, потому что ты и так красива, и своей красотой затмеваешь их. А мне… Мне потому, что я такой, какой есть, и лучше уже ни стану, какими бы погремушками я ни украсил себя.

Алва от души рассмеялась. Кобольд был безобразен, но умен и, несомненно, обладал чувством юмора. Именно это и привлекало Алву к нему. Во всяком случае, давало возможность не придавать слишком большого значения его отвратительной внешности.

Она взяла руку Джеррика и положила ее на свое бедро.

– Вот таким ты мне нравишься, Джеррик, – томно проворковала эльфийка. – Будь таким всегда, пожалуйста!

У Джеррика снова начала течь слюна из отвислой губы. Алва спохватилась, что дело еще не закончено. И поспешила заявить:

– Я хочу, чтобы ты отдал приказ задержать Фергюса и всех его сообщников. А меня назначил координатором этой операции. Я прослежу, чтобы твой приказ выполнили. И горе тому духу, который вздумает его проигнорировать.

– Уж не войну ли ты хочешь начать с беднягой эльфом? – пошутил кобольд. Но, заметив, что Алва начала хмуриться, успокоил ее: – Впрочем, мне все равно. Я издам такой приказ.

И его пальцы побежали по бедру Алвы, норовя очутиться между ее ног.

– Немедленно, – потребовала эльфийка, сильно сжав его пальцы ногами. – И вот что еще. Я слабое существо, а Фергюс очень опасен. Мне нужен телохранитель, который в случае необходимости смог бы защитить меня от Фергюса и подчинялся бы только мне. И слепо, без рассуждений. Добавь это в свой приказ. Желательно из рарогов.

– Зачем тебе связываться с рарогами? – возразил Джеррик. – Гномы намного дисциплинированнее и надежнее.

Алва знала это и сама. Рароги были беспокойным, кочевым народом, многие из них зачастую не знали даже, где они родились и кто их отец и мать. Чтобы прокормиться, они могли ограбить и даже убить. Но убить они могли не только за деньги, а даже из-за плохого настроения. И тут же забыть об этом, не мучаясь ни угрызениями совести, ни страхом за возможное возмездие. Но именно поэтому Алва сейчас и выбрала представителя этого племени. Эта черта характера рарогов могла пригодиться ей, когда она настигнет Фергюса. Не каждый согласится лишить ребенка жизни. Для рарога это пустяковое дело. Достаточно доплатить ему сверх обычной цены процентов десять. Но посвящать в эти подробности кобольда Алва не собиралась.

– С рарогами мне легче найти общий язык, – сказала она и, поддразнивая Джеррика, высунула свой язычок из алых губок, он затрепетал, словно бабочка.

– О, да, ты умеешь им пользоваться, – хмыкнул кобольд. Но он уже не протестовал. Продолжая одну руку держать между ног Алвы, второй он взял перо и написал несколько строк на белоснежном листе бумаги, лежавшем перед ним на столе. Буквы, которые он выводил, напоминали грязные кляксы. Закончив, он поставил лихой росчерк, состоящий из огромной буквы «Д» со множеством завитушек, и протянул лист Алве. – Это твоя охранная грамота. С этой минуты можешь считать себя специальным агентом Совета тринадцати.

Алва внимательно прочитала написанное кобольдом. И только после этого разжала колени. Пальцы Джеррика тут же скользнули в щель, образовавшуюся между ее ног. А сам он заурчал от удовольствия.

Для Алвы пришло время платить. Она знала, что ждет от нее похотливый кобольд, которому отказывали в интимной близости даже проститутки, настолько он был безобразен. Разумеется, если у них был выбор.

Алва встала со стола, медленно, расчетливо неторопливыми движениями, скинула с себя юбку и блузку и осталась в крошечных кожаных трусиках. Ее большие мягкие груди выпирали из чашечек кожаного бюстгальтера, словно пытаясь освободиться от их оков. Она подошла к кобольду, который продолжал сидеть в кресле, встала перед ним на колени, приникла губами к его огромному волосатому уху и замурлыкала французскую песенку о любви, которую в свое время с успехом исполняла в парижском cafе chantant. Глаза кобольда закатились под веки от удовольствия, а слюна обильно полилась из его черных отвислых губ, стекая эльфийке на груди.