Харрис (СИ)

9

Что же касалось самой лаборатории и работавших там учёных, некоторым из них было крайне далеко до успокоения. Гордон уже курил, не выходя в специальное помещение, и перелопачивал результаты исследований крови Маркина. Учитывая, что в работе непосредственно с инопланетными организмами осталось только рассуждать и спорить, это было самое интересное направление деятельности, на которое он напросился сам. С другой стороны, ему не нравилась сама мысль о том, что кто-то, вошедший в непосредственный контакт с этой инопланетной формой жизни, находится в карантине. Не то чтобы его заботила судьба старшего офицера Маркина и то, что он чувствует, находясь в изоляции. Скорее, он больше волновался за остальных и себя в частности, как представителя тех, кто находился по другую сторону от карантина.

Если зараза, так или иначе испускаемая этими существами, больше всего напоминающими паразитов, смогла преодолеть защиту штатного скафандра гарнизона, то она сможет пробраться и дальше. В первую очередь важно выявить механизм, по которому происходит заражение, чтобы модифицировать имеющиеся средства защиты. Не будь они самыми совершенными на данный момент, это можно было делать вслепую, а так оставалось только пугаться по поводу того, каким образом это существо смогло заразить Маркина.

Частично защита и сыграла злую шутку. У тех, кто входил снаружи через шлюз уже не брали анализ крови. Современные протоколы контроля стали мягче благодаря улучшившимся протоколам защиты. Они исследовали кровь с запозданием. Анализ был запущен, и все разошлись по каютам — только Гордон остался, чтобы дождаться и получить результаты первым.

И он дождался, чего хотел — в крови были найдены эритроциты, имеющие изменения в строении. Над этим он размышлял уже битый час. В первую очередь, как относиться именно к этому анализу. Это можно было бы считать победой, потому что учёные получили возможность исследовать что-то физическое, и у них даже есть зацепка, но анализ был взят слишком поздно. Первична ли эта патология? Скорее всего, нет, потому что это фактически не является заражением. Другой вопрос — как они так быстро появились, эти изменённые эритроциты?

Гордон поднял анализы крови старшего офицера, сделанные ещё во время приёмки на корабль. Ни цифры, ни заключение автоматического анализатора не говорили о том, что у крови Маркина вообще существуют какие бы то ни было особенности, тем более патологического характера. Он эти особенности приобрёл.

Более точный анализ выявил изменение гемоглобина. В некоторых клетках он оказался мутированным, но всё ещё нельзя было понять, каким именно образом это произошло? Но что ещё важнее — какую это представляет опасность для остальных? Подобная опасность, по крайней мере в данный момент, угрожает, разве что, будущим детям Маркина. И то ещё не факт. Новый гемоглобин по-прежнему выполнял свои функции.

— Как у нас дела? — спросила Кейт, вернувшаяся в пустую лабораторию.

— Нашёл патологию. Не знаю, — он пожал плечами.

Рассказывая о своих выводах Кейт, он повторил всё ещё раз для себя. Не слишком помогло.

— И ты думаешь, что с этим делать?

— Нет. Если это заражение, то заражение чем-то странным. Это не вирус, который передастся через касание или через кровь.

Гордон беспомощно пожал своими худыми плечами и закурил новую сигарету, после чего подвинул Кейт дисплей, на который выводилось изображение с микроскопа.

— Гемоглобин икс, — улыбнулась она.

— Да, это всё тот же гемоглобин, но с другой структурой. Сейчас сложно спрогнозировать, какие он вызовет изменения, если полностью заменит обычный. Может быть, особенно никаких.

— Может быть, там где-то была радиация?

— Нет. Уж её мы бы сразу заметили. И потом, от неё их скафандры хорошо защищены. Дело тут не в ней, а в чём-то ещё.

— В чём же?

— Понимаешь, я не могу найти механизм, по которому он заразился. В его анализах такая особенность крови должна была быть отмечена, но раз её нет, он приобрёл её уже после отлёта. Здесь — вряд ли. Остаётся только тот корабль, но они же были полностью изолированы от внешней среды. Как это могло получиться? Ладно халатность, повреждение или если бы на них напали, но ничего этого не было.

— Может быть, ты зря напал на остальных за то, что они отправились спать, не решив эту проблему. Тебе самому не помешало бы отдохнуть и немного освежить голову. Может быть, решение очень близко, но ты не можешь его найти только из-за зацикленности.

— Ты не понимаешь. Что бы это ни было — вирус, бактерия, паразит, который помогает распространяться этим тварям, он не спит, и сейчас он думает, как преодолеть нашу защиту. Я всё равно не усну, пока не добьюсь решения, или не сдам утром эту проблему в чьи-то другие руки.

— Ты молодец, Гордон, но ты ошибаешься. Он не спит, это верно, но если ты утром не будешь в нормальной форме, то ты не одолеешь его. Он победит тебя. Так что, раз уж пока он у нас в руках, можно дать ему время, но и самим взять передышку, а утром напасть на него с новыми силами. Вот увидишь, его положение не слишком улучшится за те шесть часов, что ты поспишь до новой смены.

Гордон задумался. Ещё раз взглянул на живое изображение, несколько снимков, наиболее ярко отражающих картину изменений, и другой дисплей, на который были выведены таблицы с результатами данных анализов. Да, ему не помешал бы свежий взгляд на всё это. Картина перед ним, и все нужные детали в ней есть, но он определённо что-то упускает. Что именно? Он не знал, и подкрепил отчаяние глубоким вдохом и выдохом.

— Гордон, — Кейт приблизилась и положила свою руку поверх его, — ты же понимаешь, что я права.

— Хорошо. Я только сохраню все данные и сброшу их на свой носитель.

— Как будто их кто-то украдёт, — она улыбнулась.

— Вдруг, не смогу сразу уснуть. Открою у себя, — он запустил процесс копирования, — понимаешь, нужен более глубокий анализ. В первую очередь не компьютерный, а логический. Чтобы мы всё ещё раз просмотрели и нашли недостающее звено. Или звенья. Или нужно искать не только в крови…

Он выпустил дым и, убедившись, что все данные скопированы, отсоединил ячейку памяти от компьютера и положил её в карман.

— Всё не может быть просто так, — продолжил он, — да. Нужно взять у Маркина ещё больше анализов, если потребуется. В том числе — пробу костного мозга.

— Думаешь, разгадка там?

— Это как минимум то, с чего нужно начать. Кровь должно было что-то создать. Я понимаю, что это не такой быстрый процесс, но мы должны попробовать всё.

Гордон поместил образец в дополнительную защитную среду, после чего запустил расширенный анализ. Может быть, система обрадует его утром? Потом выключил свой компьютер и всё остальное оборудование, которое не требовалось для нового анализа, после чего вместе с Кейт направился на выход.

— Эта кровь, — продолжил он, когда они уже были в коридоре, — если и опасна, то опасна только для его потомков, но не для нас, и тем не менее, это неизвестная патология, которая может быть следствием чего-то более серьёзного. Изменение деятельности мозга. Мы как-то о нём забыли. Но опять же, нужно выяснить его физическую причину. Чёрт бы побрал это всё.

— Ты устал. Поспи, только не шесть часов, а сколько захочешь. Я скажу, что ты переработал сегодня, и тебе можно прийти попозже.

— Нет. Я должен быть здесь вовремя. Всё нужно сделать.

Вернувшись в свою комнату, Гордон порывался подключить ячейку памяти к компьютеру, чтобы всё ещё раз просмотреть, но решил, что это, пожалуй, будет лишним. Он оставил её в кармане, а сам лёг в кровать. Мысли успокаивались. Он настроил себя на то, что поспать будет действительно полезно. Завтра, собравшись с силами вместе со своими коллегами, они одолеют эту угрозу.

Он проспал. Забыл включить будильник. Смена начиналась в девятьь, а он явился на работу в десять пятнадцать. Немного растрёпанный и помятый, но всё же полный сил и готовый работать. Пожалуй, Кейт была права, сказав, что ему нужно поспать побольше — до самостоятельного пробуждения. К счастью, его коллега, как и обещала, оповестила всех о его переработке, и у него не было никаких проблем, связанных с опозданием. Были проблемы другого рода — куда более неприятные.

Всё дело в том, что в девять утра Маркин потребовал провести новый анализ. И, к удивлению всех, система на этот раз не показала угрозы. После проверки крови в ней не было найдено никаких изменений — старший офицер был полностью здоров. Однако даже не это было главной проблемой. Главной проблемой, ввергшей в ступор сначала Кейт, а потом и самого Гордона, было отсутствие патологий в образце, в котором они ещё вчера были.

— Что? — лицо Гордона нахмурилось, челюсти сжались. Он не верил тому, что видит перед собой.

— Может быть, вы что-то перепутали? Или куда-то вкралась ошибка, — сказал Клоу, один из его коллег.

— Какая может быть ошибка? Я пока ещё в силах распознать гемоглобин! И патологии в нём, если таковые имеются. А как насчёт того, что я видел результаты анализа своими глазами?

— Да, — сдержанно сказал Клоу, — мы видим то, что видим. Вот вчерашний анализ. Он чист. Вот ваш дополнительный анализ, и он тоже чист.

— Но этого не может быть, — Гордон сжал зубы и нахмурил брови, возмущению его не было предела.

— Вот, — Клоу, немного встревоженно посмотрев на коллегу, вывел на экран данные ночных исследований.

Он не лгал, но это всё равно было абсурдом. Шутка? Если да, то очень нехорошая. Убедившись в правоте коллеги, Гордон взглянул на время проведения работ, зафиксированное в протоколе. Да, это были именно тот первый и второй дополнительный анализы, которые запускал он, но вот только результаты были совершенно другими. Нормальными. На увеличенных снимках они могли видеть кровь вполне обычного человека, лишённую каких-либо патологий, вызванных биологическим или каким-нибудь другим фактором.

— Бред! — сказал Гордон.

Он подсел к Клоу и несколько раз пролистал протокол, желая найти какое-то несоответствие, говорящее о подмене результата. В том, что это так, он не сомневался, и разбирательства, которые начнутся позже это уже другое дело. Кто и зачем это сделал, сейчас было неважно. Важно было докопаться до истины.

— Господин Гордон, вы имеете особое мнение насчёт этого анализа?

За его спиной возник не кто-нибудь, а сам Ричардс, и Городну даже показалось, что он почувствовал его ауру за несколько мгновений до того, как его стало возможно опознать по голосу. Появление начальника было вполне логичным — сейчас решалась судьба человека в карантине. Он уже стал камнем преткновения в борьбе между научной службой и гарнизоном, и теперь, когда в распоряжении у учёных был нормальный образец, у военных возникал резонный вопрос, почему они тянут с освобождением старшего офицера? Но образец этот не мог являться показателем, если учесть то, что Гордон видел вчера, и точно не мог ошибаться или что-то спутать.

— Да, — он вытянулся навстречу Ричардсу. Лицо его было озадаченным, равно как и лицо руководителя начальной службы.

— И что вы можете мне сказать?

— Я знаю, как это прозвучит — очень нелепо — но я готов поклясться, что вчера этот анализ был совершенно другим.

«Поклясться» — звучит очень и очень глупо. Тем более, что они находятся в научной лаборатории. В ситуации, где нужны точные данные и результаты. Гордон, конечно, мог призвать в свидетели Кейт, она ведь, в конце концов, тоже видела вчерашние результаты, но не спешил этого делать. Она сама здесь присутствовала, но не спешила вступать в этот разговор. Естественно, что она сомневалась. То, что ты видишь сейчас, всегда выглядит более весомым по сравнению с тем, что ты видел вчера. Она не решалась, а он посчитал, что не имеет права её привлекать. В конце концов, это тоже было не слишком весомо, потому что их могут обвинить в сговоре. И тут вдруг его осенило — копию вчерашнего анализа он сбросил себе на носитель. И уж если она окажется точно такой же, как то, что он видит перед собой сейчас, то он будет готов согласиться с тем, что он сам что-то напутал, а анализы на самом деле действительно в порядке. Насчёт отдельной ошибки, конечно, ещё можно поспорить, но это уже дело третье.

— Вы понимаете, что этого недостаточно? — Ричардс смотрел на него пристально и сам подводил их разговор в нужном им обоим направлении.

— Да. И я скопировал данные вчерашнего анализа. Думал ещё посмотреть их перед сном.

Он судорожно обыскал карманы в поисках ячейки. В первый момент даже не заметил её, но она всё-таки оказалась именно там, где и должна была быть. Сейчас на Гордоне было сконцентрировано внимание всех, кто находился в лаборатории. Этот анализ уже и так поднял шум, и если сейчас научный сотрудник продемонстрирует то, что данные каким-то образом были подделаны, это и вовсе взорвёт и лабораторию и вообще всех посвящённых.

Забавный момент — он был уверен в том, что видел своими глазами, знал, что именно этот носитель содержит подтверждение его слов, но сейчас всё равно сомневался. Ведь на этом компьютере информация оказалась подделанной, причём мастерски. А что, если он и вправду ошибся?

— Только одна просьба, — сказал он, достав носитель.

— Слушаю, — настороженно ответил Ричардс, — могу я воспользоваться другим компьютером?

— Вы боитесь, что эта машина нацелена на то, чтобы показывать одни и те же данные одного конкретного анализа? — подшутил руководитель.

— Нет. Но я предпочёл бы перестраховаться.

— Хорошо, господин Гордон, — Ричардс улыбнулся, — если для вас это имеет принципиальное значение, то вы можете выбрать любой терминал из числа тех, что находятся в пределах лаборатории.

— Спасибо.

Это уже пахло паранойей, потому что даже по его представлениям биологические факторы, оказывающие влияние на человека и прочие формы жизни, не могут также воздействовать на компьютерную технику, но всё же он не отступил от своего желания перестраховаться. В конце концов, потом может оказаться, что как раз данная форма жизни представляет собой уникальный прецедент. Для Гордона это было вполне вероятно, поскольку они уже имеют дело с беспрецедентным преодолением индивидуальной защиты человека.

Он мысленно выдохнул с облегчением, увидев ровно те данные, которые вчера копировал на носитель. С победным видом он вывел на экран сопроводительный протокол и автоматическое заключение компьютера, проводившего анализ. Дата и время проведения анализа соответствовали тем, что были на другом терминале, вот только результат был совершенно другим, полностью подтверждавшим первое исследование.

Ричардс и остальные явно не ожидали такого поворота. Вообще, технология проведения исследования и его протоколирования очень осложняла какую-либо подделку. Конечно, нет ничего невозможного, но это было невозможно в рамках научной службы данного конкретного корабля. Тем не менее, имела место подделка. Одна уж точно. И это было как минимум сомнительно. У Гордона не было мотивов, да и он мало чего мог добиться тем, что старший офицер Маркин остался бы в карантине. Вот только каков был мотив того, кто хотел, чтобы он оттуда вышел на основании улучшившихся анализов?

Руководитель научной службы сам сел к компьютеру и сравнивал результаты основного и дополнительного анализов в надежде вычислить подделку. Дело ведь не только в цифрах и кодах проверок. Дело ещё и в самой информации. Чтобы создать второй анализ, нужно создать копию, которую тоже можно было вычислить.

За Ричардсом следили все, кто находился в лаборатории. Он задумчиво смотрел в монитор и кликал цифры, графики и изображения. Всё указывало на то, что это действительно было два одинаковых анализа, показывавших, однако, разные вещи.

— Как вы сами можете это объяснить? — начальник обернулся к Гордону и потёр глаза.

И в этом жесте, и в его словах было бессилие, и все, кто осознавал ситуацию, понимали его. Вот только понимание это не избавляло от необходимости разобраться в происходящем.

— Я знаю, это прозвучит неправдоподобно, но раз эта форма жизни смогла каким-то образом заразить человека, обойдя его скафандр, она могла проникнуть и в компьютер.

В любой другой ситуации такое умозаключение сочли бы не просто неправдоподобным, а даже абсурдным, и вообще могли посмеяться, но в сложившейся ситуации всё было иначе.

— И как вы считаете, оно всё ещё в его крови и просто не даёт обнаружить, или исчезло, но намеренно?

— Я не могу судить точно. Если следовать предложенной мною логике, то мы не можем доверять компьютерам, но и второй вариант возможен. В любом случае это не самое важное. Важно то, что враг скрылся от нас, но не исчез, как хочет нам показать.

— Это уж точно, — Ричардс выдохнул, — и что прикажете делать? И сам Маркин, и его начальник Филипс давят на меня, чтобы мы его выпускали. Мы задержали его из-за анализов, а теперь я должен сказать, что анализы ничего не значат, но мы всё равно не можем его выпустить?

Он смотрел на Гордона и ждал ответа. Старший научный сотрудник не ожидал такой ответственности, как будто бы сейчас руководитель поступит ровно так, скажет он. Гордон собрался и решил, что лучше ответить то, что он в действительности думает, и как поступил бы он сам.

— Они должны понимать ситуацию. Мы здесь не носим средства защиты, которые оно, к тому же, способно преодолеть. Нам нужно как минимум время, чтобы разобраться. И это не наша прихоть. Это нужно на благо всех. Болезнь пока имеет скрытую форму, но ситуация может ухудшиться, как только Маркин перешагнёт порог.

Ричардс не был любимым начальником своих подчинённых. Напротив, он был больше руководителем, чем учёным, и в руководстве иногда принимал такие решения, которые были продиктованы скорее политикой, нежели логикой или научной необходимостью, за что и не снискал всеобщего уважения. Вот и сейчас многие боялись, что он решит, будто раз они не могут обнаружить болезнь, то она не так тяжела, как ему хотят показать, поэтому Маркина можно выпустить и смягчить карантин до постоянного наблюдения. Однако руководителя научной службы самого пугала перспектива вымирания корабля.

Научная жилка в нём тоже была. Сейчас он очень явно ощутил, что те существа, которым принадлежал корабль, который они обследовали, тоже когда-то, возможно, сочли угрозу не слишком большой. Результат, к которому это привело, видели все. И сейчас он, возможно, корил себя и за то, что хоть немного не усомнился в том, что они умнее прежней жертвы этого существа. Они были в тяжёлой ситуации, и в данный момент нельзя было точно сказать даже, смогут ли они её исправить.

Учитывая, что этот вирус — или что-то другое — смог проникнуть одновременно и в человека, и в компьютер, причём изменил данные очень разумно, можно было сказать, что он не проявит себя до тех пор, пока Маркин находится в карантине, и тем сложнее его будет вычислить, но они приложат все усилия.

— Что же, — выдохнул Ричардс, — я должен признать, что ваши слова не лишены смысла, — надеюсь только, что мне удастся донести эти мысли и до военных, и, если потребуется, до высшего руководства.

Гордон кивнул. Ему было приятно осознавать, что его руководитель принял правильное решение, но вот что касалось остальных, от кого зависела судьба карантина, он не мог быть столь же уверен. Те люди могут поставить свои мысли и предпочтения превыше общих, и тогда случится нечто ужасное.

Однако старший научный сотрудник волновался напрасно. Выслушав доводы Ричардса, и Филипс, и Джеймсон задумались, что уже само по себе было хорошим знаком. Руководитель миссии ощущал личную ответственность за то, что произошло. Этот, с позволения сказать, контакт был его личной инициативой, на которой он чрезмерно настоял. Конечно, если бы он представлял, к чему это приведёт, он не был бы так категоричен и настойчив, но теперь изменить уже ничего было нельзя. Нужно было противостоять угрозе, возникшей перед ними.

Решение давалось нелегко. В том числе и потому, что пока они не знали, что именно им угрожает, Маркин не просто будет оставаться в шлюзе, он ещё и единственный заразившийся, а значит, даже если им всем удастся избежать заражения, он всё равно с большой вероятностью может погибнуть. Ведь одно дело защититься от болезни или вируса, и совсем другое — излечить.

— Увы, я не делаю этого легко, но я соглашаюсь продлить карантин, — сказал Джеймсон, поглядев сначала на Ричардса, а потом на Филипса.

Именно командиру гарнизона Аурэмо предстояло донести эту новость до самого Маркина, который, мягко говоря, не обрадуется ей. Но таковы были действия, продиктованные серьёзностью сложившейся ситуации, а не чья-то прихоть.

— Пожалуй, я схожу с вами к старшему офицеру. Я понимаю его чувства, но все мы должны противостоять ситуации, в которой оказались.

Услышав эти слова, Филипс испытал облегчение, потому что всерьёз опасался реакции Маркина. Почему-то этот страх был превыше всего — субординации, понимания собственного долга и чести. Пожалуй, при других обстоятельствах он даже не смог бы сказать, почему именно этот страх возник, но он имел место, как будто командир гарнизона имел какие-то обязательства перед старшим офицером.

Сам же старший офицер с утра пребывал в хорошем настроении. Настолько, насколько это вообще может быть в том положении, в котором он находился. С самого утра он попросил о проведении повторного анализа. Он боялся, что учёные либо откажутся выполнить его просьбу, либо нарочно будут тянуть время, но всё прошло неожиданно хорошо, как будто новая проверка входила в их планы.

Ему не сообщали, но он как будто заранее знал, что всё будет хорошо. Эта уверенность, пришедшая к нему ещё вчера, утром только усилилась. Теперь всё точно будет отлично. Уже сегодня вечером он будет обнимать жену и дочь, а этот неполноценный контакт с вымершим инопланетным кораблём останется в прошлом. Он будет вспоминать о времени, проведённом в карантине, как о лёгком приключении, которое в определённый момент было нужно хотя бы для того, чтобы встряхнуть его, но теперь его можно не воспринимать всерьёз.

И когда ближе к полудню на связь с ним вышел Филипс, он был готов радоваться и даже представлял, как сейчас ему выразят благодарность за тот риск, которому он себя подверг во имя общего дела. Однако эти мысли мигом оставили его, когда следом за командиром гарнизона в поле зрения камеры связи появился сам Джеймсон. Вряд ли он тоже пришёл для того, чтобы выразить благодарность.

Маркин замер, сердце его бешено колотилось. Хотя, если бы хотели выпустить, выпустили бы сразу, но Джеймсон говорил и говорил. О том, что анализы его нормальные, но дополнительные пробы всё же выявили угрозу. Что им нужно ещё время, а также дополнительные образцы. Образцы вообще всего, что можно взять у человека — слюны, волос, ногтей, кожи и так далее. Сказали, что, возможно, даже потребуется проба костного мозга, так как сам источник патологии может скрываться именно в нём.

Но Маркин уже не слушал их. Дыхание его участилось, он чувствовал, как раздуваются сосуды под его кожей. Ненависть, безысходность, злоба — вот всё, что он сейчас испытывал. Пожалуй, и для Филипса, и для самого Джеймсона было лучше, что их отделяла перегородка, непреодолимая для старшего офицера, иначе он налетел бы на них и задушил собственными руками. Для него сейчас важнее всего было его собственное самочувствие. У него всё было прекрасно, и можно было хотя бы смягчить ему условия, но об этом не могло быть и речи. Он останется здесь, и с этим ничего нельзя поделать.

Он едва сдержался, чтобы не обрушиться на своё руководство. В конце концов, разум взял верх. Он выйдет отсюда, рано или поздно, и как к нему будут относиться, решается именно сейчас. Пусть лучше он станет всеобщим героем, чем истеричкой, которая исполнила свой долг просто потому что ей не оставили выбора. Поэтому он согласно покивал в ответ на просьбы о новых образцах, а потом бессильно опустился обратно на кушетку. В это время он уже должен был направляться к семье, преисполненный радости, но он оставался в запертой камере, отделённой от всего остального корабля.