Харрис (СИ)

11

Беспокойство началось со стука в дверь посреди ночи. Харрис подозревал, что за ними придут те или другие, но не ожидал, что так быстро. Да и стук представлял себе иначе — грубым и мгновенно пробуждающим, а этот был тихим, быстрым, но навязчивым.

Крис поднялся с кровати и направился к двери, надев рабочую робу лишь наполовину. Он застегнул штаны, а верхнюю часть лишь накинул. Марси подалась следом за ним, быстро накинув на себя халат, но по его указанию вернулась назад, в спальню. Меры предосторожности были приняты, однако на пороге был не тот, кого Крис ожидал увидел.

— Дора? — удивился Харрис, увидев в коридоре заплаканную жену Скотта.

— Хар, — сказала она и тут же принялась заливаться слезами.

— Что случилось? — из спальни выскочила Марси.

— Скотт… Они… Ну вы знаете. У них всё очень плохо. Говорят, что солдаты прижали их к шлюзу. Скоро вообще окружат, и никого-никого не пощадят.

Слушать её было тяжело из-за того, что она каждое слово приправляла изрядной порцией слёз, делая при этом паузу, но Харрис слушал. Он уже понимал, к чему она будет клонить, и о чём попросит, и ему нужно было время, чтобы решить, что делать.

— Вытащи его, пожалуйста. Недавно принесли Хоупа. У него пуля в животе и ещё одна в груди. Говорят, что если его сейчас же не отнести в больницу, он умрёт. И Скотт. Он тоже ранен. Они их всех убьют. Никого не пощадят.

— Его и так не пощадят, — сказал Харрис.

— Пусть, — снова расплакалась она, — делают, что хотят. Пусть наказывают, но лишь бы он был жив.

Харрис молчал. Дора плакала, прижавшись к обнимавшей её Марси. Жена смотрела на Криса с ожиданием, и по этому взгляду нельзя было сказать, какое из его решений устроит её больше.

— Пожалуйста, — плакала она, — мне больше некого просить. Не дай Говарду остаться без отца.

— Послушай сюда, — Харрис озлобился и, вырвав Дору без объятий жены, схватив за плечи, притянул к себе, — кто посылал твоего любимого муженька воевать? Я может быть? Или Марси? А, женщина? Я жду ответ! Почему я здесь, и со мной всё в порядке, а он хрен знает где, и ты плачешь по нему, потому что его уже, может быть, нет в живых? Хотели больше кусок? Так вот вам по самые гланды. Наслаждайтесь.

— Хар, — она взмолилась.

— Нет. Не надо теперь. Ты хочешь, чтобы здесь тоже плакали по старшему мужчине? Этого не будет.

— Просто вытащи его, и больше ничего.

Харрис уже было хотел выпроводить Дору в коридор, но поймал на себе взгляд Марси, которая как будто хотела попросить его о том, чтобы он выполнил просьбу соседки. Он и сам склонялся к этому, но ещё не окончательно решился.

— Пожалуйста, — продолжала тем временем стенать Дора, — ты его единственная надежда. Просто верни его и всё. Я всё сделаю, что скажете.

Харрис выдохнул и посмотрел на Марси. Та едва заметно кивнула. Пожалуй, это был момент наибольшего их единения за всё то время, что они провели на Аурэмо.

— Пожалуйста.

— Хорошо, — сказал Харрис и принялся застёгивать комбинезон, — но вы наши должники по гроб жизни этого чёртового корабля.

— Да, да, спасибо Криззи.

— Не надо слов. Приглядишь за ней, пока я вытащу этого идиота? — обратился он к жене.

— Да, конечно.

Он быстро застегнул комбинезон, ничего под него не надев, обулся и направился к выходу. Марси остановила его и поцеловала в губы. Это был самый искренний поцелуй вообще за всё то время, что они были вместе.

— Будь осторожен.

— Да уж. Постараюсь сделать так, что даже если мы попадёмся, нас нельзя было строго наказать.

Под этим он подразумевал, что нельзя никого убивать, а ещё лучше постараться, чтобы никто не подумал, будто он вместе с революционерами.

Улей нижних уровней действительно вспыхнул, но не столько огнём восстания, сколько эпидемией свинцовой чумы. Как и подозревал Крис, ребятки с бортовой специализацией ведения боевых действий нанесли новоиспечённым бойцам за больший кусок пирога серьёзные потери. Коридоры и многие комнаты, двери которых были открыты, наполнились ранеными.

Ещё один минус плохой готовности организации. Здесь не было людей, способных оказать даже примитивную медицинскую помощь. В лучшем случае умений местного населения было достаточно для того, чтобы промыть рану и наложить повязку. В большинстве случаев этого, разумеется, было недостаточно. Так что при случае гарнизону не придётся даже брать штурмом нижние уровни. Достаточно будет запереть всех местных на сутки, чтобы свинцовая чума серьёзно проредила их ряды.

Харрис шёл и понимал, что не нужно даже быть военным, чтобы представить масштабы катастрофы, постигшей заговорщиков. Ему даже не хотелось злорадно произнести то самое «А ведь я говорил», потому что ему было далеко не до смеха. Бутафорское оружие, которое он видел у некоторых, могло служить лишь только для того, чтобы угрожать точно такой же невооружённой черни, как и сами новоиспечённые революционеры. Конечно, никто из них этого не понимал. Сухая логика и математика в симбиозе — если ты делаешь один выстрел, в то время как враг накрывает тебя вихрем пуль, ты, скорее всего, уже не жилец.

При переходе на верхние уровни у Харриса появилась возможность ненадолго забыть о том, что произошло, потому что там было относительно тихо и спокойно. Не было тел, и следов боя. Эту часть своего нелёгкого пути заговорщики преодолели. Здесь можно было найти разве что, следы крови, оставшиеся с того момента, как назад несли раненых.

Первая драка случилась на пропускном пункте на четвёртый уровень. Не всякий, кто находился в самом низу, мог туда пройти, и уж тем более, туда не пустили бы целую толпу с нижних уровней. А пройти было надо.

Харрис даже не знал, кого ему больше было жалко. Вахтёров, которые, по сути, были ни в чём не виноваты, или почти также невинно убитых революционеров, которых было четверо. Не слишком удачное соотношение, если учесть, что на их стороне было преимущество неожиданности, а противостояло им лишь два человека, вооружённых, однако, полуавтоматическими пистолетами. Пожалуй, именно эти две единицы оружия и стали первыми серьёзными трофеями заговорщиков. Их, как думалось Крису, с каждым новым уровнем будет становиться всё меньше, по мере того, как гарнизон, поднятый по тревоге, будет занимать более удобные позиции и перекрывать революционерам кислород. А что до цены, то за каждую автоматическую единицу с нарезным стволом придётся отдать ещё больше жизней.

Во всей этой ситуации довольным был лишь тот, кому было выгодно пролить как можно больше крови. Естественно, в этом плане, высокое руководство Аурэмо было не таким уж плохим. Пусть в силу вполне прозаичных причин — кто иначе делал бы на корабле всю грязную работу — но всё же. Лично для Харриса главным ублюдком был Колград, который, должно быть, не шёл в числе первых, и не подставлял свою грудь под пули. Когда те, кого он побудил к действию, шли вперёд, он нависал над ними и продолжал дёргать за верёвочки, подобно кукловоду. Восставшие, без преувеличения, думали, что станут подобием волны, сносящей всё на своём пути, и что тот, кто не будет убит, сдастся. Но всё оказалось не так, как было в сладких мечтах новоиспечённых революционеров.

Волну на каждом новом уровне поджидали новые волнорезы, продолжавшие дробить её, разбивать, ломая по одному тех, кто её составлял. Они думали, что солдат тот, кто держит в руках оружие, и только те, кто, подобно Харрису, был настоящим солдатом, знали, что это не так. Настоящие солдаты, как не прискорбно было это осознавать, находились на другой стороне. Они действовали грамотно, слаженно, стреляли метко и в положенное время. Их оружие и снаряжение многое им позволяло, и они этим пользовались. Тех из них, кто погиб, пожалуй, Харрису было жаль даже больше тех марионеток, которые пошли на убой по приказу кукловода. Они выполняли свой долг, хотя если бы некоторые сидели на тех местах, которые выбрали, этого бы делать не пришлось.

Харрис точно не знал, где находится шлюз. Лишь приблизительно представлял, что это место выше их уровней, но как туда добраться? Оставалось лишь идти по кровавым следам, которых становилось всё больше.

Первая неприятность случилась с ним при переходе на шестой уровень. Он неожиданно наткнулся на укрепившихся солдат. Сразу стало ясно, что выше заговорщикам пройти не удалось. Уходя от пуль, Харрису пришлось отойти назад. На его счастье ему не нужно было прорываться туда любой ценой. Даже хорошо, что ему отрезали путь, а то здесь, в сердце разразившегося боя, уже нельзя было просто идти вдоль пути, усеянного телами. Они тут были повсюду.

Самую настоящую горячку боя он вспомнил уже на подходах к шлюзу и карантинной зоне, где и укрылся тот самый отряд революционеров, в котором состоял Скотт. Именно вспомнил, а не ощутил. Похожие чувства у него уже бывали, и не раз, во время космической войны, когда приходилось оборонять станции, до которых при условии достаточно слабого флота неизбежно добирались враги. Земных тел даже в те времена было гораздо меньше, но в целом обстановка была соответствующей.

О том, что окопавшихся в шлюзе революционеров зажали в клещи, говорило то, что и внизу и вверху уже были укрепившиеся солдаты гарнизона. Харрису помогло то, что они не ждали никого с той стороны, откуда пришёл он, и то, что он был один. Правда, даже в этой ситуации ему только и удалось, что проскочить вперёд и буквально вбежать в шлюз, где его чуть было не застрелили сами заговорщики.

Хорошо, что они не выстрелили в первый момент, успев, очевидно, заметить, его одежду. А уже через несколько секунд из-за одной из баррикад, состоящих в основном их мебели, выскочил Скотт с автоматом наперевес и радостно устремился навстречу Харрису. Он уже прихрамывал, да и плечо его было грубо перемотано, очевидно, первой попавшейся тряпкой.

— Хар! Ты решился! Какой ты молодец! Дайте ему автомат!

— Нет, — Харрис отмахнулся от молодого паренька, оперативно протянувшего ему оружие, — я хочу поговорить с тобой наедине. Можно?

— Конечно. А что стряслось?

— Идём.

Они направились в карантинную зону. Так как основная часть бойцов-заговорщиков сосредоточилась на подходах к шлюзу, там можно было поговорить так, чтобы никто ничего не услышал.

— Я пришёл вытащить тебя, — сказал Харрис, когда они оказались наедине.

— Зачем? Почему?

— Дора сказала, что дела ваши плохи, да я и сам это вижу. Вас окружают и скоро зажмут здесь. Вы уже даже не сможете пройти назад. Пожалуйста, пока не поздно.

— Что за чушь? — процедил Скотт, сжимая свои тонкие губы, — у нас всё по плану. Сейчас сверху придут ещё наши и вытащат нас. А вот солдафонов мы заперли внизу. Им уже никуда не уйти.

— Чёрт возьми, Скотт, — Харрис взял его за плечи и встряхнул, — неужели ты ничего не видишь? Им не надо никуда идти. Достаточно того, что они при надобности сами смогут запереть вас. И сверху, я не знаю, сколько вас должно быть, чтобы пробиться. Наш сектор полон раненых, все коридоры полны. И тела повсюду. Одумайся, Скотт!

— Но нас уже не пощадят.

— Ты сдашься, мы расскажем, как всё было. Да, наказание, но никого не казнят. Мы по-прежнему нужны им, поэтому убивать никого не будут.

— Ты струсил, Хар, но знаешь, что ещё хуже? Ты пришёл ко мне сюда и пытаешься так же напугать меня. Не выйдет! Я никуда отсюда не уйду. Ты можешь бежать назад, к своей шалавистой жёнушке, а я останусь здесь и буду драться за свою свободу.

— За свободу надо драться не с теми, с кем дерёшься ты. Это Колград. Вы поможете ему получить то, что ему нужно, и очень быстро станете не нужны, вот увидишь.

— Про него вообще ничего не смей говорить! — закипел Скотт, — и я, и он, верили тебе, а ты так с нами обошёлся.

— Что? — Харрис рассмеялся, — он верил мне? Да он меня не знает. С чего бы ему взять и верить мне?

— С того, что он верит всем, и мы должны быть сплочёнными.

— Просто послушай меня и пойдём.

— Нет. Вали, Хар. Максимум, что я для тебя сделаю, это прикрою, когда ты будешь драпать, чтобы те, кого ты защищаешь, ненароком тебя не подстрелили.

— Что передать твоей жёнушке нешалавистой, но на которую ты всё равно забил?

— Скажи, чтобы ложилась спать и ждала к завтраку.

Харрис уже собирался уходить, когда их позвал один из людей, стоявших около выхода из карантинной зоны.

— Что там? — спросил Скотт.

— Там их военный, — сбиваясь, сказал молодой паренёк, вооружённый бутафорским подобием пистолета, — он говорит, что знает все пути и коды, что если мы его выпустим, он нам поможет.

— С чего бы нам верить тебе, вояка? — Скотт обратился к сидящему в карантине Маркину через видеосвязь.

— С того, что мне нет смысла им служить. Я здесь как в тюрьме. Посадили и держат, — ответил старший офицер.

— За что?

— За то, что они тупорылые ослы, а я об этом узнал.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Скотт, — оружие тебе не дадут, но пару кодов ты нам подкинешь.

— Стой, — постарался остановить его Харрис, когда его товарищ уже потянулся к кнопке открытия дверей.

— Что? Ты вообще, кажется, собирался валить.

— Он сидит там не просто так. Это карантин. Он заразный.

— Чушь. Я чист. Система не помешает открыть двери. Сам попробуй, — донёсся голос Маркина.

Он был прав. Если бы угроза всё ещё присутствовала, система не позволила бы запустить процесс открытия. До тех пор, пока не появились бы чистые анализы, или не было бы назначено извлечение по протоколу высокой защиты. Но в этот раз система давала добро.

И всё же, несмотря на это, Харрис учувствовал что-то недоброе. На войне никто не сидел в карантине просто так. Враг стремился применить биологическое оружие, изобретать лекарство от которого почти никогда не было времени. Только изоляция инфицированных спасала действующие части. Там двери карантина казались чем-то запретным и опасным. Это ощущение проснулось в нём и сейчас. Оно било тревогу, но он не мог остановить Скотта, да и бежать уже было поздно. Едва перешагнув порог, старший офицер Маркин ударил всех их одновременно.

Это был удар очень необычной природы, и осознать его все смогли только лишь из-за резкого приступа страха, которого никто до этого не испытывал. Было волнение, тревога, но не панический ужас, который не позволил никому поднять оружие. Даже Харрис, успевший понять, что страх подобной силы для него не свойственен, испытал огромное желание быть отсюда как можно дальше, но уже не мог и шевельнуться.

Все запомнили только вздыбившиеся чёрные вены старшего офицера и его пылающие ненавистью глаза, когда он одним ловким ударом свалил с ног сначала паренька, следом Скотта, а потом и Харриса. Последний даже не успел подставить под удар свою механическую руку, хотя это движение у него уже было чуть ли не рефлекторным. Можно было лишь заключить, что каждый из них не совсем был собой в тот конкретный момент. Однако никто не сделал подобных заключений по причине потери сознания в результате сильного физического воздействия. Вот так просто агрессивное существо проникло внутрь корабля Аурэмо, который и так был раздираем жестоким кровопролитием.