Грешник

Глава 18

КОУЛ •

К тому времени, как я добрался до студии со свитой операторов, я уже отправил музыкальные концепции Джереми и Лейле и продумал, какой должна быть серия. Я понял, что, до тех пор, пока я делал их интересными, Бейби не попытается сделать что-то неприятное.

Сайт www.sharpt33th.com работал таким образом: каждый «сезон» длился шесть недель, и, в большинстве, было шесть-девять серий, которые могут появиться в любое время. Это не казалось самым логическим способом выпуска шоу, но так было до того, как я прибыл, и я полагал, что шоу будет работать таким образом и после того, как я уйду. Бейби получила мощную аудиторию при помощи приложения «SharpT33th» для разный девайсов, и эти зрители была вознаграждены за свою преданность тем, что первыми узнавали о новых нерегулярных сериях. Идея была в том, что, когда объект разрушений Бейби делал что-то гениальное, это незамедлительно выкладывали в Интернет, и если ты пользовался своим телефоном, то мог стать первым, кто узнает. После первой взрывной публикации в сети серии добавляли в архив, и их мог смотреть кто угодно и когда угодно. Идеально было раз в неделю, но в моем контракте указано, что меня могут привлекать два раза в неделю «если материал и спрос будут оправданы».

Эти дополнительные эпизоды обычно появлялись, когда ее объект опускался на дно.

Я не собирался этого делать.

Студия звукозаписи, тесная, серая и бездушная, была непривычной для меня, но хорошо знакома Лейле, которая, когда мы приехали, пожала руку звукооператору и сразу полезла искать чайный гриб в холодильнике. Джоан и Ти притаились со своими камерами.

— Привет, чел, — сказал звукооператор. Я — Данте. Как оно?

Мы с Джереми обменялись взглядами.

— Бывало и лучше, — ответил я. — Сколько у нас времени?

Что Лейла, что Данте выглядели оскорбленными тем, что разговор сразу пошел о делах, но правда была такова: студии делали меня беспокойным. Я не говорил, что мне там не нравилось; просто, когда я занимаюсь музыкой, всегда наступает дедлайн. Не имело значения, сколько времени было у «Наркотики»; в конце всегда получался новый альбом, втиснутый в определенное количество часов, проведенных в студии, до того, как мне было назначено снова возвращаться в тур. Времени никогда не хватало на то, чтобы сделать песни такими, как я хотел. Ничто никогда не выливалось в катастрофу, но было близко. Достаточно близко, чтобы я никогда не забыл, каковы были ставки.

Также, в студии было жутко холодно. Как системный тест для моих натянутых волчьих нервов.

— Вы хотите, это, ну типа, ознакомиться с оборудованием? — спросил Данте. — Я имею в виду…

— Чего я хотел бы, — сказал я, — так это положить свою аппаратуру, и чтобы те двое там начали подключаться к вашему оборудованию, пока ты открываешь свою страницу в Википедии, чтобы я мог понять, с кем ты уже записывался и увидеть, станем мы лучшими друзьями или смертельными врагами в конце сессии.

Данте посмотрел на меня. Лейла посмотрела на меня. Камеры посмотрели на меня. Джереми поставил свой кейс на пол и открыл защелки, чтобы достать свой бас.

Никто не двигался.

Джереми поднял взгляд. Он любезно и очень удивленно произнес:

— Оу. Вы не знали? Коул не говорит по пустякам.

Иногда я мог быть мудаком. Иногда мне было плевать.

Все принялись делать то, что я сказал.

— Также, — добавил я, — можно ли сделать это место более теплым? Я не чувствую свои чертовы пальцы.

Джереми встал и поправил ремень своей бас-гитары. Он сыграл монотонный риф и остановился, чтобы настроить.

— Прямо как в старые времена.

— Почти, — сказал я. Я не говорил о Викторе, но думал об этом. Мои глаза были устремлены на Лейлу, пока она возилась с барабанной установкой.

— Какую из тех штук мы делаем? — спросил Джереми. Он имел в виду файлы, которые я отправил. — Я побаловался с некоторыми из них.

— Какие ты прочувствовал?

Джереми взглянул на камеры. Они в ответ взглянули на меня. Он спросил низким, повседневным голосом:

— В зависимости. Каким способом?

Боже, я любил умных людей.

— Особые гости, — сказал я, поворачивая свой телефон, чтобы он мог увидеть.

— Мда, шумно, — подытожил Джереми. — Ладно, этот третий файл. Надо делать так?

Он сыграл небольшой отрывок, чтобы я мог понять, какой именно он имеет в виду.

— Слышишь это? — сказал я Лейле, которая подняла взгляд с отвращением на лице. — Работаем с этим. Надевай свою мыслительную кепку.

Я не знал, надевалась ли мыслительная кепка поверх ее дредов.

— Коул? — Девид… Дерек… Деймон… Данте? спросил сверху, его голос доносился отовсюду. За стеклянной панелью я видел, как он двигался позади массы панелей и компьютерных мониторов. — Ребята, вы там слышите меня?

— Йес.

— Мои ребята надевают наушники. Дайте мне знать о громкости в ваших ушах, и потом я уравняю ее здесь. Мы все подключены. Какое рабочее название этого трека?

— Бензинная Любовь, — ответил я.

Данте напечатал это.

— Мило.

— Предсказуемо, — ответила Лейла из-за установки.

Я ощетинился.

— Нет ничего предсказуемого ни в бензине, ни в любви, дорогуша. Почему бы тебе не вернуться к плевать-что-будет-завтра состоянию?

Лейла пожала плечами и прошлась по установке.

Было неплохо. Но…

Я хотел Виктора

Я хотел Виктора

Я хотел Виктора

Я дал себе подумать об этом всего секунду, а потом поежился и развернулся к своим клавишам. Опасения все еще терзали меня. Я думал об открытом рте Изабел на моем, возвращаясь обратно в кондитерскую.

Потом мы взялись за работу.

Запись в студии даже отдаленно не похожа на живую игру. В живой — все и сразу. Никаких поправок, никаких устранений проблем, просто пропуск через себя. В студии, если подумать, все складывалось в пазл. Было легче сначала записать концы, но иногда ты еще даже не мог сказать, каковы они будут. Иногда самой тяжелой частью было решить, какой трек сводить первым — какой трек станет фундаментом. Вокал? Но что если они не попадали в такт или выходили за рамки положенного? Потом барабаны. Но они оставляют тебя ни с чем, все равно будто ты начал все заново с нуля. Потом клавиши создавали аккорды и тон. Их, должно быть, будут перезаписывать, но это было хоть что-то.

Больше всего мне нравилось начинать и заканчивать самому, в любом случае.

Мы работали около часа, в течении которого я ненавидел Лейлу все больше. Не было ничего неправильного в ее игре. Она была нормальной. Но Виктор был лучшим музыкантом среди всех нас. Другие группы всегда пытались украсть его у нас. Волшебные руки. Лейла была просто человеком с барабанной установкой.

Насколько глупым я был, решив, что я могу просто прийти в студию с любыми другими музыкантами и выйти с чем-то, хоть отдаленно напоминающим «Наркотику». Не глупым. Самоуверенным. Я был «Наркотикой», но также Джереми и Виктор.

Через час «Бензинная любовь» больше звучала как «Скипидарное безразличие».

Я был в ужасном настроении к тому времени, как стали приходить мои гости.

— Я думал взять кофе, — сказал Леон, шагнув внутрь. Камеры шокировано повернулись к нему — беспомощные, потому что он не подписал соглашение и не собирался. — Но я подумал, что дети в это время, вероятно, пьют эти новомодные напитки вместо него.

Он протянул мне энергетик. Я необоснованно был рад увидеть его.

— Леон, я люблю тебя, — сказал я, принимая банку. — Женись на мне и сделай из меня лучшего человека.

— Оу, ладно, — сказал Леон. Он протянул еще одну Джереми, который покачал головой, но сказал:

— Все равно спасибо, чувак, — он привез свою банку зеленого чая.

Лейла шмыгнула носом и взяла свой чайный гриб.

— Кто это?

— Особые гости, — ответил я.

Она сказала без особого энтузиазма:

— Все гости — особые.

Вошли пассажиры Леона: двое копов из первой серии. В униформе. Один из них, как мне был известно, на самом деле закончил свое дежурство часом ранее, но согласился прийти в униформе, чтобы улучшить эффект от бомбы. Я не был идиотом. Я понимал, что никто не узнал бы их без униформы.

Я надеялся, что Беэйби впечатлила моя хитрость. Конечно, ей пришлось признать насколько неимоверно блестяще было вызвать копов обратно. Мне правда хотелось попросить Леона участвовать в этом, но я знал, что он согласится, чтобы меня осчастливить, а потом возненавидит это, когда его узнают в продуктовом. Так что, я так и не попросил его, хотя, у меня в голове Леон видится великолепным периодическим персонажем в шоу. Папа/брат/дядя/парень каждого.

Но мне хотелось, чтобы Леон был счастлив. Такова был миссия. Ну, одна из них.

Я обменялся любезностями с копами, просто вежливое вступление, типа спросить у них, прыгали ли они когда-то с парашютом или была ли у них лысая собака. Потом мы перешли к делу.

Фишка была в том, чтобы найти что-то для копов, что они смогут осуществить в студии без особых практических навыков. Конечно, один из них плоховато играл на басу, но это было не суждено обрезать для студийного трека. Хотя, они могли бы взять на себя перкуссию[25]. Это будет мешать барабанам, но, вообще-то, все, что раздражало Лейлу, было бонусом.

Все копы сидели на хлопай-топай штуковинах, и оказалось, что девушка-полицейский (Дарла? Диана?) имела оперную подготовку, так что мы добавили немного дикости ко всему этому. Данте и понятия не имел о том, как использовать микшерный пульт или, может, у него не было ни единой идеи, как совместить нас, но все было в порядке, потому что кое-кто, чье имя звучало, как мое, был волшебником с синтезатором и мог управлять голосом, как будто это никого не касалось.

Все превращалось в нечто довольно хорошее. Это не было синглом, но начинало звучать, как один из тех чуждый-условностям[26] треков, которым поклонялись некоторые фанаты, культовая классика, которой каким-то образом удалось быть проигрываемой еще долго после треков покруче, взорвавших чьи-то колонки. Несколько часов внутри, и я был довольно хорошего мнения о жизни. Это было не совсем смыслом, — им была Изабел — но это было подпунктом и хорошо работало.

Потом пропало электричество.

В искусственной темноте мы с Джереми переглянулись. Девушка-оперативник выругалась, просто одно короткое, грязное слово, типа крика. Кто-то вздохнул. Я подумал, что это Леон.

Я произнес в темноту:

— Скажи мне, что это автоматически сохранилось, Данте.

Данте не ответил, потому что не слышал меня. Без электричества он был просто парнем за стеклянной стеной.

Лейла сделала глоток своего чайного гриба — я слышал, как она делает это, что взбесило меня. Джереми заправил прядь волос за ухо.

Потом электричество вернулось.

Наушники все еще не работали, так что я стянул их и взял с собой в операторскую. Каждый компьютер пищал и жужжал, возвращаясь к жизни.

— Есть хорошие новости? — спросил я.

Данте посмотрел на меня. Вокруг его значков был только небольшой белый ободок. Он покачал головой.

— Ничего из этого?

Он сказал:

— Барабанный трек?

Потребовалась долгая минута, чтобы осознать правду: все странное и единственное в своем роде, что мы сегодня записали просто пропало. Мы могли перезаписать это, но оно звучало бы, как перезаписанное. Как будто сегодня никогда и не было. Как будто кто-то просто взял мое время и выбросил его. Как будто конечный срок, который всегда наступал, стал чуть ближе.

— И тебе не пришло в голову сохранить это в процессе? — сказал я. — Ты работал с проектом из шести человек и не подумал, что «в какой-то момент после барабанного трека я нажму на некоторые кнопочки на этой чудо-машине и сохраню его»?

— Я сохранил, — настаивал Данте. — Отключение электричества все испортило. Типа как поврежденные файлы. Машина не хочет запускать все обратно снова.

Я даже не был уверен, о какой машине он говорил. Я был уверен, что это сделала Бейби. Я также был уверен, что она сделала это, чтобы заснять, как я теряю самообладание, на камеру. Я был не менее уверен еще и в том, что она собиралась получить то, чего хотела.

— Покажи, — сказал я. — Покажи мне поврежденные файлы.

Данте прокручивал кучу пустых экранов.

— Они пропали, чувак. Я не знаю…

— Это наиболее очевидная вещь, которую ты сказал за весь день. Это твоя работа? Видел ли ты что-то из этого раньше? Скажи мне, как так получилось, что у нас все еще есть барабанный трек.

Если он был в курсе плана, то сейчас проделывал хорошую работу, выражая ложное удивление. Он просмотрел еще на несколько экранов и пробормотал:

— Это вроде как последнее сохранение, которому уделялось внимание; я не знаю, я не знаю…

Я махнул рукой в сторону Ти, который стоял позади моего плеча.

— Надеюсь, ты счастлив, что твоя полнейшая некомпетентность транслируется на всю планету.

Я выбежал. В комнате звукозаписи Джереми паковал свой бас обратно, потому что он знал меня, а Лейла все еще сидела позади своих барабанов, потому что не знала.

— Мы можем перезаписать это, — предложил коп-басист.

Девушка-оперативник покачала головой. Она знала.

Леон похлопал меня рукой по плечу, а потом достал свои ключи от машины.

— Это было запланировано, — сказала Лейла. Она не выглядела удивленной, но было сложно сказать, это потому, что она была в курсе плана Бейби, или потому, что уже обжигалась, или потому, что она на самом деле верила, что это подстроено.

— Я знаю, что ты пытаешься вынудить меня пнуть твою установку, — предупредил я, — но я слежу за тобой.

Джереми сказал полицейским, как рад он был тому, что они пришли и что, по крайней мере, камеры записали их вклад. Он убедился, что записал их номера телефонов. Пожал Леону руку. Закрыл за всеми ними дверь. В этом он был хорош.

Я позвонил Бейби.

— Это не тот способ, которым ты можешь заполучить меня на свою сторону.

Бейби сказала:

— Что?

— Ой, да ладно.

— Я не телепат.

— Я знаю, ты хочешь драмы. Но ты снова вмешалась в альбом, — сказал я, — и… — я остановился, потому что не мог придумать, как закончить предложение. У меня не было и пол-унции влияния. Я был ровно там, где начинал. Я думал, что был настолько умен, чтобы обойти систему и записать альбом без лейбла, в качестве покровителя, и теперь я снова был просто товаром.

Я думал о том, как она была заботлива в начале.

Я опрокинул одну из стоек для микрофонов. Она едва ли произвела звук в этой бессмысленной, универсальной студии. Это не было местом, где делают музыку. Это было местом, где записывают рекламу для музыки.

Я понятия не имел, какого черта я себе думал.

— И что, Коул? Я не люблю когда мне угрожают, еще и без причины. Я работаю. У меня звонок по второй линии. Я не знаю, что случилось, но буду рада помочь.

Мне хотелось огрызнуться «Это война!», но запал уходил из меня. Мне не верилось, что трек пропал. Я просто не мог в это поверить. Какая пустая трата всего.

— Я хочу свой Мустанг, — сказал я ей. — Вот как ты можешь помочь. Дай мне мой Мустанг.

Я отключился. Я чувствовал себя собакой без зубов.

Если бы Виктор был здесь, я бы повернулся к нему и сказал: «Давай словим кайф».

Но его не было. И я был под прицелом камеры. И это больше было не для меня. Это больше было не для меня.

Я взглянул на Джереми.

Он сказал:

— Что думаешь?

Я сказал:

— Я желаю, чтобы Виктор вошел в эту дверь.

Камера была направлена прямо на меня. Бейби выигрывала эту игру безальтернативно. Мой мозг заработал, в поисках какой-то тяги, какого-то способа обратить это в свою пользу, но ничего не вышло.

Джереми сказал:

— Этого не случится. Мы должны работать с тем, что имеем, — он помолчал. — Какой способ, Коул?

Смехотворный вопрос, потому что это судно с треском уплыло прочь.

Мой телефон завибрировал из-за сообщения. Оно было от Изабел. В нем говорилось только: «Тебе лучше записывать что-то, под что я смогу танцевать».

Я так и делал, но оно пропало. Я представил, как звучал бы трек, пока она танцевала под него. Потому что это была и выдумка, и воспоминание, я четко знал, как будут чувствоваться ее бедра, прижатые к моим. Изабел Калпепер, идеальная десятка.

Я хотел эту золотую звезду.

И тогда как будто туман в моей голове рассеялся. Я повернулся к камере Ти.

— Ты записывал все это время, верно?

— Ох, эй, — встревоженно сказал Ти. — Ты знаешь, это моя работа. Я…

Я махнул рукой, прерывая его.

— Я просто хотел убедиться, что у тебя есть то, что мне было нужно. Давайте сделаем это.

Джереми усмехнулся.