Узнав, где мы находимся, и подрядив водителя из местных за довольно грабительскую сумму перегнать наш горемычный транспорт на базу, мы наконец-то сумели отзвониться. Голос диспетчера выражал недовольство:
— Пауль-Борис один-девять, слышу вас. Где столько шлялись? Записывайте…
Я, не слушая, бросил трубку на капот.
— Как поняли, один-девять?
— Мы не можем выполнять вызов.
— В чем дело?
— У нас человеческие жертвы.
— Кого убили? Полиция в курсе?
— Не мы. Нас.
— Не поняли вас, один-девять.
— Бригада неполная. Один убит.
— Врач?
— Нилыч.
Вскрик. Тишина. Только через пару минут всхлипнула не вовремя включенная рация.
— Зу… Предлагаемый маршрут…
Захлопнулась левая дверца. Молодой кудрявый парубок швырнул кепку на капот.
— Как поедем, господа? — Он обернулся в салон. — Эй, а это что? Я трупы возить не подряжался! Цену давали — перегнать машину, а такого уговора не было. И вообще, я не знаю, от чего он сдох. А ну, зараза какая… Э-э, ты чего, ты брось… — забормотал, увидев наши глаза, затеребил дверную ручку, тщась вылезти.
Не успел. Мой удар вышвырнул его из кабины. Парень с трудом встал на ноги, шатаясь, зажал рукой разбитый в кровь рот.
— Да я что… Я ничего… — залепетал он растерянно, — так-то можно бы…
— Отдай деньги и убирайся! — прошипела Люси злобно.
Потрясенный ненавидящим выражением в ее маленьких глазах, водитель дрожащими руками положил деньги на капот и поспешил исчезнуть. По-моему, он так и не понял, что случилось.
— Ничего, Шура, сами доедем как-нибудь. Ты потихонечку, полегонечку, и не переживай — все у тебя получится.
Я перебрался на водительское место, отправил в окно чужую кепку и включил зажигание.
До станции добрались только к исходу дня, несмотря на небольшое (как выяснилось) расстояние. У меня никак не получалось развить сколько-нибудь сносную скорость. Только лишь стрелка начинала приближаться к сорока, машина в моих неумелых руках тут же принималась петлять от одной обочины к другой. Благо, что из-за включенных средь бела дня фар, габаритов и маяка полиция не обращала внимания на наши странные эволюции. В общем, наше перемещение в сторону Центра проистекало со скоростью погребального катафалка, каковым в настоящий момент мы и были.
Скрипя замученными сочленениями, вездеход полз на базу и замер посреди двора. Посадив мышку на плечо, я вывалился из кабины. Со всех сторон стекался народ. Кто-то выволок из машины носилки, поставил на скамейку, открыл лицо Нилыча. Коллеги окружили его. Огромная фигура старшего врача возвышалась в головах. Подходили все новые и новые сотрудники. Многие, не стесняясь, плакали. Я опустился на землю, прислонился спиной к грязному колесу. Силы иссякли. Завод кончился.
Чьи-то ноги заслонили обзор. Человек присел рядом со мной на корточки и заглянул мне в лицо. Я узнал Роя.
— Досталось, братан? Не отвечай, вижу. На-ка, хлебни, — Он сунул мне в руку армейскую металлическую фляжку.
Я механически поднес ее ко рту и сделал большой глоток, надеясь глотнуть спирта или водки. Но это оказался просто холодный крепкий кофе с щепоткой соли. Рой закинул мою руку себе на плечо и помог встать.
Тело убитого водителя подняли на руки, медленно понесли ко входу в станцию. Толпа следовала за ним. В это время во двор влетела машина. Двое ребят весело выпрыгнули из нее, громко хлопнув дверцами. Автомобиль отправился в гараж, а парни, пересмеиваясь, подошли к толпе. Процессия привлекла их внимание. Будучи явно не в курсе происходящего, один из них поинтересовался у нас:
— Что там несут, коллеги?
— Груз двести, — бросил Рой.
Вчера я был слишком измотан, чтобы испытывать хоть какие-то чувства. А вот с момента, как проснулся, хожу смурной. Умом-то понимаю, что, останься я тогда с Нилычем, в лучшем случае стало бы одним покойником больше. В худшем же… Об этом даже думать не хочется. Понимать-то понимаю, а ощущение вины не проходит.
Я прячу глаза — мне кажется, что во взглядах коллег я читаю упрек. Слоняюсь бестолково по станции, не зная, куда приткнуться. На пороге курилки возник Павел Юрьевич, поманил меня коричневым от никотина пальцем. Бреду, как на казнь.
Старший доктор шумно прихлебнул из своей колоссальной кружки, выпустил облако дыма и вынес приговор:
— Сегодня ты до работы не допускаешься.
Сердце мое упало.
— Служебное расследование?
— Сдурел? Просто ты, гляжу, небоеспособен. После пятиминутки отдыхай, приходи в норму. Да, и переодеться не забудь. Ходишь, как оборванец.
После вчерашних приключений вид у меня и впрямь был непрезентабельный.
— Похороны Прохора Нилыча вечером. Я скажу Лизавете, она тебя разбудит, если заспишься.
— А я не знал, что его звали Прохором…
Пятиминутка сегодня закончилась на диво быстро. После отчета старшего врача слово взяло верхнее начальство:
— Двадцать четвертого числа текущего месяца психиатрическая бригада в составе врача Закариаса и фельдшера Бадри прибыла к больному в деревню Расплюево. Повод к вызову — неправильное поведение. Больной находился в состоянии острого психомоторного возбуждения, был агрессивен, вооружен заряженным арбалетом и топором. Бригада в течение двадцати минут ожидала прибытия полиции, не заходя в избу. За это время больной, запершийся в доме соседей, изрубил в щепки мебель, отсек хвост домашнему коту и выпил все имевшиеся алкогольные напитки, в связи с чем поступила жалоба от хозяев дома на нерешительные действия бригады. Следует заметить, что на вооружении психбригад имеются пневматические винтовки, позволяющие дистанционно производить инъекции подобным больным… Наш долг — оградить население… Быстрота принятия решений… Честь медика… Безусловно, администрация сделает надлежащие выводы в отношении…
Как мне это все надоело!