Глава 8 Толиника. 5-й день до ладильских календ.

У братских могил нет заплаканных вдов,

Сюда ходят люди покрепче.

На братских могилах не ставят крестов,

Но разве от этого — легче?

В.Высоцкий

Словно кто-то очень сильный откинул могучей рукой тёмной занавес. Сознание к Верховному Инквизитору Толы вернулось стремительно и неожиданно. Миг назад отец Сучапарек был словно растворён во тьме и пустоте, а сейчас понимал и чувствовал всё. А главное — всё помнил. И то, что происходило в молельне замка Керни, и последовавшее вслед за этим видение.

А сейчас он лежал на мягком ложе, разоблачённый до нижнего белья и заботливо укрытый тёплым одеялом. Значит, его нашли бесчувственным в храме и перенесли в покои замка. Главное, чтобы потеря сознания не была длительной, иначе и божественное откровение ничем не поможет. Беглецов, во что бы то ни стало, необходимо перехватить в Опповене. Проскочат через мост — считай, доберутся до лесу. А там их попробуй, поймай.

— Надо на что-то решаться, брат Кинцл, — донёсся до Сучапарека голос отца Мареша. — По Уставу Ордена, командование над экспедицией должен принять ты.

— До рассвета ещё есть время, — глухо пробормотал второй инквизитор.

— Ралиос уже восходит.

— И всё же немного времени у нас есть. Давай, брат Мареш, вознесём молитву об исцелении отца Сучапарека.

— В этом нет нужды, — Верховный Инквизитор Толы открыл глаза и рывком сел на ложе. Всё правильно. Сейчас он находился в той самой комнате, которую тан Малгадуд выделил ему для ночлега. И немудрено, что братья о нём беспокоились: в храм он ушел ещё до середины ночи, а сейчас, судя по словам брата Мареша уже утро. Правда, за окнами-бойницами стояла непроглядная темнота, комнату освещали свечи. Судя по тому, как оплыло сало, перенесли его сюда уже давно.

— Отец Сучапарек!

— Боги хранят меня, братья. Наше дело богоугодно, а раз так, то что может нас остановить?

— Конечно, высокочтимый отец, но…

Брат Кинцл смешался и замолк. Храбрый воин и отменный командир, верзила, способный своим видом устрашить иного огра, он становился совершенно беспомощным в общении с теми, кто стоял выше него, оттого и прозябал в глухой провинции на окраине империи. Оттого и тянул время, не желая принимать на себя командование отрядом. Что ж, пусть наслаждается счастьем: брать на себя ответственность ему сегодня не придётся.

— Никаких но. Сколько осталось до рассвета?

— Ралиос уже восходит, — упрямо повторил отец Мареш. — Увы, погода не сильно улучшилась. Дождь прекратился, но в тучах почти нет просвета.

— Это неважно, брат Мареш. Богам было угодно показать мне то место, куда направляются преступники. Мы с ними примерно разделаемся.

— Помоги боги…

— Боги уже помогли, брат Мареш, — в голосе Верховного Инквизитора прозвучал металл, — теперь наша очередь. Объявляйте подъём. Срочно пригласите сюда додекана, эскадрильона, капитана Кавенса и командира наёмников. Брат Кинцл, ты так же будешь присутствовать при обсуждении плана боя.

— Слушаю, отец Сучапарек.

— Моя одежда…

— Всё здесь, — брат Мареш кивнул на широкую лавку у стены.

— Благодарю. Твоя забота о моём здоровье и искренние молитвы не останутся забытыми и невознаграждёнными.

Инквизитор Меча почтительно склонил голову.

— Ступайте! И торопитесь, у нас мало времени!

Драконы вывалились из туч совершенно неожиданно и произвели на Балиса неизгладимое впечатление. Наверное, такие же чувства испытал бы Олх, если бы вдруг из мутного марева перед ним вынырнуло звено Ми-8.

Крылатые ящеры, хоть и не оснащённые подвесками с ракетами и многоствольными пулемётами, смотрелись ничуть не менее солидно. Да и с грузоподъёмностью у них всё было в порядке: на спине у каждого горбилось по чёртовой дюжине неуклюжих фигурок. Понятное дело, наверху холодно и дует, потому и напялили на себя тёплые тулупы. Разумно. Но зато после десантирования потратят время на то, чтобы их скинуть. Этим надо будет постараться воспользоваться.

Впрочем, десантироваться преследователи пока что не собирались. Судя по всему, драконы могли без особых усилий догнать всадников, но предпочитали держаться на расстоянии, не приближаясь меньше чем на полторы сотни метров. Зато взяли в клещи: один из драконов сопровождал беглецов справа, другой — слева, а третий занял позицию сзади.

— Не страшно, — ободрил отряд Олх. — Ближе не сунутся, иначе Льют их живо подстрелит.

Увлекшись рассматриванием погони, Гаяускас не успел заметить, как длинный лук, путешествовавший в чехле за спиной эльфийки, оказался в её правой руке. Нехорошо, товарищ капитан. И не хорошо не только то, что он оказался невнимательным.

Драконы, даже если не считать длиннющих хвостов, размерами туловища достигали метров десяти. Да и в размахе крыльев составляли примерно столько же. Что такой туше стрела? Откровенно говоря, морпех сомневался, свалит ли такого очередь из «калаша». Полной обоймы, конечно, хватит, но обойм оставалось всего две, а драконов — трое. И потом, стрелять на скаку для Гаяускаса было всё же слишком сложно. Не столько даже из-за неровного движения сколько из-за необходимости ещё и управлять лошадью. Джигитовка — не его сильная сторона.

Бросить автомат Сашке? Во-первых, неизвестно, умеет ли парень скакать и точно стрелять одновременно. Во-вторых, автомат для него незнакомое оружие. В-третьих, Сашка едет не один, а с Серёжкой. Не выход.

Остановиться и спешиться? Можно. С такого расстояния он не промажет. Но это означает начинать бой. Прежде чем принимать такое решение, следует прочитать остальные варианты, благо время ещё есть.

— Дракона разве стрелой остановишь? — с беспокойством выдохнул Мирон.

— Смотря какой. Стрелой Каррада дракона одолеет любой олух. Откуда им знать, что у меня их нет, — спокойно заметила Льют.

Вот уж кого, казалось, появление погони ничуть не взволновало.

— А они у тебя есть? — продолжал допытываться Нижниченко.

— Конечно нет. Не беспокойся, Мирон, если они осмелятся на нас напасть, то я усажу на землю всех троих, и стрелы Каррада мне не понадобятся.

Генерал вымученно улыбнулся.

Серёжка обернулся через плечо на сидевшего сзади Сашку и поинтересовался слегка дрожащим голосом:

— Заряжать?

Утром Женька отдал ему свой арбалет, загадочно заметив, что "мне он всё равно только мешает". Только арбалет — не пистолет. Везти его заряженным нельзя. А вот сейчас бы он, наверное, пригодился.

— Рано пока, — Сашка старался придать голосу максимальную рассудительность. Серёжкино нетерпение он хорошо понимал. Сам был когда-то таким горячим. Но теперь он точно знал, что суета и поспешность в бою только мешает. А бой назревал не шуточный. — Уронишь случайно — не поднимем. Лучше пока держись крепче.

Серёжка без лишних слов крепче вцепился в лошадиную гриву. Независимый характер — само собой, но, когда нужно, он умел и беспрекословно подчиняться. А в том, что Сашка лучше знает, что делать, сомнений не было.

Балис снова перевёл взгляд на преследователей. Грозный вид драконов никак не вязался с уверенностью эльфийки. Справа и сзади летели два мощных ящера с ярко-алой чешуей на боках и спине и грязно-белым брюхом. Ветер трепал жёсткую гриву на толстых коротких шеях. Пасти чудовищ были приоткрыты, торчавшие из них многочисленные острые белые клыки могли повергнуть в неизлечимую скорбь и льва и акулу. Самые крупные из них превосходили размерами средний моржовый бивень, остальные, конечно, слегка им уступали, но не так, чтобы намного. В общем, создатели "Легенды о динозавре" не промахнулись: человек такой твари и вправду на один укус.

Левый дракон по сравнению с парой красных выглядел, изящнее и элегантнее. Если красные выглядели воплощением грубой силы, то этот, скорее олицетворял опасную красоту. Тело дракона было настолько тонким, что он больше напоминал червя, чем ящера, но кроме завораживающей грации в нём чувствовалось недюжинная мощь. Под поблёскивающей золотистым металлическим блеском желтой чешуйчатой кожей при каждом взмахе широких крыл мерно поигрывали литые мускулы.

И, тем не менее, приближаться к всадникам драконы не пытались. Значит, явно опасались. Интересно, чего же? Уж точно, не автомата, о котором погоня просто не могла знать.

Невольное волнение первых минут улеглось, теперь Балис мог спокойно анализировать ситуацию.

— Чего они хотят? — крикнул он Олху.

— Думаю, они будут гнать нас, пока не устанут лошади, — ответил полуогр. — Драконы выносливее.

Балис прикинул, что в темпе лёгкого галопа, который сейчас держала компания, лошади смогут передвигаться ещё часа три-четыре.

— До леса дотянем?

— Нет, конечно.

— И что будем делать?

— Скакать дальше. В полулине за Опповеном будет насыпь между польдерами. На ней передохнём.

— Зажмут.

— На насыпи не так страшно. Прорвёмся, — убеждённо ответил Скаут.

Особого оптимизма план полуогра не вызывал. Но у самого Балиса и вовсе никакого плана не было. А раз нет своей позиции — принимай чужую, тут уж ничего не поделаешь.

Всадники скакали, драконы летели. Прошло с четверть часа — ничего не изменилось. Напряжение начало понемногу отпускать. Чувство непосредственной опасности постепенно покидало беглецов, прежде всего — детей и неопытную Рию. Пожалуй, только Сашка понимал, что битва неизбежна. Ведь не станут же воины гонять драконов только ради того, чтобы полюбоваться на то, как уезжают всё дальше и дальше их враги. Нет, они просто обязаны попытаться перехватить беглецов. Но вот как они будут это делать?

Планов погони не понимал никто. Даже опытнейшие Скаут и Льют не могли представить себе, на что рассчитывает тот, кто возглавил погоню. Выглядело так, будто враги допустили огромнейшую ошибку. Ведь преследователям ничего не стоило, не показываясь на глаза беглецам проследить их путь, а потом, используя преимущество в скорости, подготовить где-нибудь впереди засаду. А так вот гнать, словно охотничьи собаки кроликов… Глупо. Если только у загонщиков нет какого-то сюрприза, способного крепко осложнить убегающим их задачу. Тогда почему они не использовали это средство сразу? Чего ждут?

Впереди на холме показались невысокие башенки ветреных мельниц.

— Опповен! — крикнул Олх. — За деревней мост через канал, а потом вскоре начинаются польдеры.

Ему никто не ответил: быстрая скачка не лучшее время для разговоров.

Деревня стремительно приближалась. Теперь были видны и перечёркивающие равнину линейки тополей, высаженных вдоль берегов канала, и два ряда домов вдоль дороги, и каменный купол деревенского храма. В стороне тревожно замычали коровы, почуявшие приближение крылатых хищников. Двое пастухов в зелёных плащах бросились, было, успокаивать скотину, но разглядев, что происходит, испугались не меньше рогатых подопечных. К счастью для беглецов стадо бросилось в холмы, подальше от дороги.

Блестящий дракон вдруг резко ускорился, ушел вперёд, а задний занял его позицию справа. Олха уколола тревога: уж не собираются ли враги перехватить их на мосту. Но почти сразу полуогр понял: не выйдет. Пока преследователи отстегнут ремни, скинут тулупы и изготовятся к бою, мост уже будет позади. А сажать поперёк моста дракона они, конечно, не рискнут.

И только когда лошади уже неслись по длинной деревенской улице, Скаут, наконец, понял, в чём же заключался замысел преследователей. Точнее, он увидел перегораживающие мост ощетинившиеся гастами ряды имперских легионеров. Дюжина воинов, три шеренги по четыре человека.

Смять врага с налёта нечего было и думать. С полдюжины профессиональных конных воинов на обученных боевых конях могли бы смести легионеров с моста, но в отряде не было ни тех, ни других. Нужно было или поворачивать назад или принимать бой. Только попробуй развернуться на узком пространстве деревенской улочки.

— Вперёд! На площади развернёмся! — проревел полуогр. — Глид, ты со мной.

— Понял!

— Бараса, следи за тылом. Льют, твои драконы.

— Конечно

Анна-Селена не успела и глазом моргнуть, как кони вынесли беглецов на площадь перед каналом и мостом. Девочка успела рассмотреть за редкой цепочкой тополей на противоположном берегу желтого дракона. Сейчас он сидел на земле, настороженно глядя большими глазами на происходящее вокруг, а с его спины один за другим слезали люди в мешковатых меховых одеяниях. Первый из них даже успел скинуть неудобную одежду и оказался высоким чернокожим атлетом в ослепительно-белой куртке-безрукавке. А дальше маленькой вампирочке стало не до происходящего на другом берегу.

Замысел Олха погубил Шипучка. Пока полуогр и северянин спешивались, а остальные всадники разворачивали и успокаивали лошадей, сауриал, не снижая скорости, вбежал на мост. Зажатый в лапе тесак смотрелся на фоне длинных гаст чуть ли не игрушкой, но, как оказалось, он был не единственным оружием планхеда. Резко затормозив напротив облаченного в украшенный султаном шлем додекана, сауриал развернулся и обрушил на воина удар массивного хвоста.

Додекан Аргентий Кецерон многократно участвовал в военных действиях против нечек, но с таким способом ведения боя столкнулся впервые. Немудрено, что он немного промедлил с ударом, рассчитывая, что ящер по инерции сам налетит на гасту, а ему придётся отскакивать в сторону, дабы не оказаться подмятым тяжелой тушей. Разумеется, воин прикрылся скутумом, но удар оказался настолько силён, что додекан не устоял на ногах и завалился назад и вправо, сминая строй.

В довершение всех бед стоявший за спиной командира Юний Констанций растерялся настолько, что ящер успел подскочить к нему, всадить за ворот сегментаты свой тесак и вытащить его обратно. В следующее мгновение двое легионеров ударили нечку копьями, но он проворно увернулся. Ответный удар тесака воин принял на скутум без малейшего для себя ущерба, но самое неприятное для легионеров уже произошло: их строй был непоправимо нарушен, а в битве один на один имперские воины представляли куда меньшую опасность чем в бою строй против строя.

Эскадрильон Юний Ценамий по-своему любил вверенных ему драконов. А уж если и не любил, то, совершенно точно, заботился об их состоянии, ведь от этого напрямую зависела способность ящеров нести службу. План отца Сучапарека воин был готов исполнять беспрекословно, но только Верховный Инквизитор почему-то ни словом не обмолвился о том, что в момент высадки дракон окажется на прицеле у эльфийки. Так воевать не годится. С такого расстояния по транспортнику и человеческий лучник не промахнётся, даже если он не Играющий с Ветром, а просто неплохой стрелок. Что уж говорить про остроухую. Вчера чуть ли не до полуночи легионеры припоминали старые легенды о войне с лесным народом, так и пяти минут не проходило, чтобы кто-нибудь не вспоминал, какие непревзойдённые стрелки эти остроухие. Даже рассказ Омпилия Краста про то, как некий эльф выстрелил в стоявшего за тысячу шагов от него воина и попал одной стрелой в правый глаз, а другой — в левый, смеха не вызвал. Хоть в дюжине Кеценора все, как на подбор были принципами и точно знали, что тысячу шагов пущенная из лука стрела не пролетит даже при сильном попутном ветре, только и то, что всех эльфов давно перебили, морриты знали не менее точно. Но раз эта тварь выжила, то и ожидать от неё можно было всего, что угодно. А золотой Р'Мель, между прочим, флагман эскадрильи. И терять его в какой-то глупой стычке Ценамий вовсе не собирался. Надо было срочно взлетать. Как нарочно, последний из всадников никак не мог отстегнуть страховочный ремень и слезть на землю. Демоны побери этого инквизитора. Дракон дороже. Эскадрильон уже решил дать команду ко взлёту, но не успел.

Льют Лунная Тень являлась мастером стрельбы из лука по самым строгим эльфийским меркам, а это означало, что мелочи вроде танцующей под стрелком лошади и суетящиеся вокруг всадники не должны оказывать влияния на скорость и точность стрельбы. Они и не повлияли. Первая стрела вонзилась в плечо авиатору, вторая была направлена в грудь одному из инквизиторов, а третья… Третью воительница успела только лишь наложить на тетиву. Мышцы во всем теле вдруг одеревенели, так, что эльфийка не могла пошевелить даже пальцем. Лошадь шевельнулась, и Льют лицом вниз полетела на землю, продолжая сжимать в руках лук и стрелу. Она лишь только успела заметить, что попала, куда хотела: вторая стрела вонзилась в грудь инквизитору. И даже кольчуга его не спасла.

Расторопность и благочестие брата Ширла оказалось как нельзя кстати. Отец Сучапарек похолодел от страха, когда понял, что его хитроумный план с треском проваливается. Эльфийка получила возможность перестрелять инквизиторов, как охотник куропаток, и, конечно, ею воспользовалось. Её стрелы разили без промаха, но, к великому счастью, брат Ширл успел освободиться от тулупа и воззвать к божьей помощи. И когда Верховный Инквизитор увидел, как воительница неуклюже, будто большая деревянная кукла падает с лошади, леденящий ужас в его душе уступил место волне горячей радости. Боги ещё раз подтвердили своё благоволение к миссии отца Сучапарека и его людей.

И хотя брат Бейбл неподвижно лежал на земле со стрелой в груди, а ещё трое братьев кубарем катились в сторону канала, задетые крылом в панике взлетающего дракона, это были уже мелочи. Главное, Инирэль из боя уже выпала.

Обстановка вырисовалась паршивая. Олх, может, и неплохой воин, но он совершенно не учёл, что сейчас отряд оказался между молотом и наковальней. Наверняка десант с двух красных драконов высадился где-то поблизости, в огородах за домами и в очень скором времени последует удар с тыла. И отражать его здесь, на площади, нельзя: слишком много воинов у врага. Кто-то наверняка доберётся до детей, и тогда всё станет зря. Единственный выход — навязать преследователям бой до площади. Гаяускас бросил ещё один взгляд на происходящее на мосту. Полуогр с тяжелой секирой и ящер с тесаком медленно теснили легионеров к противоположному берегу. Те сумели выправить строй, но медленно отступали.

— Олус, Бараса! Нужно встретить тех кто сзади. Не здесь, во дворах. Вы справа, я слева.

— Сделаем! — махнул топориком бородач.

Благородный сет не сказал ничего, он просто взбежал по ступеням и исчез в глубине постоялого двора.

— Сашка, держи автомат.

— Я с Вами…

— Отставить.

Одному соваться против кучи нарда было неправильно. По меркам Земли. А у этого мира правила были немного другие, и изучать их каждый раз приходилось на ходу. Балис с лошади перевалился через забор. Врагов пока рядом не было. Морпех выхватил кортик и осмотрелся более внимательно. Откуда гости дорогие пожалуют?

На то, чтобы спешиться, у Теокла ушло времени как бы не втрое больше, чем на то, чтобы взмолиться Иссону об исцелении Льют от паралича: к верховым поездкам священник был не шибко привычен. Зато в боях изонист кое-что смыслил и твёрдо знал, что паралич — излюбленная молитва отцов-инквизиторов. Жертва в такой ситуации попадала в их руки живой и невредимой, оттого и взывая к своим богам-покровителям, инквизиторы чуть ли не бездумно просили их парализовать своих врагов. Но на любую неправедную мольбу лучшим ответом всегда является идущая от сердца добрая молитва. Взывая к Иссону, Теокл ни на мгновение не сомневался, что будет услышан. И он нисколько не удивился, когда лежавшая неподвижно эльфийка вдруг шевельнулась, а в следующее мгновение упруго вскочила на ноги.

Додекан Кецерон пал смертью храбрых, но его дюжина продолжала удерживать мост. Опытные солдаты и без командира знали, что им надлежит делать. Выровняв строй, легионеры ощетинились гастами, не подпуская к себе ящера и огра. Омпилий даже сумел задеть чешуйчатого нечку. Рана, правда, оказалась пустяковой, всего-то расцарапана кожа на левом предплечье, но враг терял кровь, а значит — и силу. А сзади уже слышались громкие мольбы: один за другим в бой вступали отцы-инквизиторы.

Не самый удачный план битвы по всякому лучше, чем битва без плана. Стратегами ни отец Сучапарек, ни Аргентий Кецерон, ни, тем более, безродные наёмники не были, но какую никакую идею придумали, теперь нужно было её держаться. Враг, правда, оказался сильнее, чем его представляли и, угодив в приготовленную ловушку, чуть было из неё не вывернулся, но самого опасного противника удалось обезвредить. Теперь главным было не позволить беглецам прорвать заслон на мосту. А там подоспеют наёмники, ударят в тыл, и зажатые между каналом и превосходящим противником, преступники будут частично убиты, частично пленены.

Словно понимая это, преступники бросили против легионеров лучших своих воинов: полуогра и ящера — бывшего гладиатора. За их спинами был готов вступить в сражение северянин, так же воин явно не из худших. Имперские воины стойко отражали натиск, но им приходилось туговато. Следовало оказать им действенную помощь.

— Братья, поддержим легионеров молитвами, — скомандовал Верховный Инквизитор тем из своих подчинённых, которые спели освободится от тулупов и теперь сгрудились рядом со своим командиром, ожидая приказов. — Да лишат боги их врагов способности к движению.

Инквизиторы послушно забубнили призывы к богам.

Олху всё-таки удалось создать брешь в частоколе направленных на него копий. Оттолкнул топорищем одно, увернулся от удара другого, успел обухом толкнуть вверх третье и оказался рядом с легионером. С силой толкнув телом скутум, полуогр сбил человека с ног и нарушил оборонительный строй врага. Теперь у него было достаточно места, чтобы использовать оружие не только для защиты, но и для атаки. Боковой удар с короткого замаха получился сильным и точным. Легионер в ближнем бою был почти беззащитен: и тяжелый щит и длинное копьё слишком неудобны и громоздки, ими быструю атаку не отразишь. Топор Скаута буквально раскроил морриту череп.

А в следующее мгновение Олх уже был вынужден перейти к обороне: на него были нацелены сразу три копья. Полуорк не сомневался, что сумет отразить все удары, но вдруг мускулы перестали его слушаться. Спустя мгновения все три копья попали в цель. Одно вошло в горло, второе — в грудь, а третье — в живот. Все три удара были смертельными.

Правильный строй против неорганизованных воинов — сила. Порванный строй — слабость. А слабости у врагов существуют для того, чтобы их использовать. Едва огр умудрился проломиться через стену копий, как и Шипучка поспешил сделать то же самое. Сауриал был уверен, что копейщики на короткой дистанции окажутся беспомощными. Сильнейший удар щитом в грудь оказался для него полнейшей неожиданностью. Ящер не только отступил на шаг, но и, ударившись о перила, не сумел удержать равновесия. Туша планхеда, тяжело перевалившись через ограждение, плюхнулась в канал.

Буквально только что Глид стоял позади Олха и ящера, не имея никакой возможности вступить в бой: на узком мосту троим крупным воинам было не развернуться. И вот уже он остался один против почти десятка имперских легионеров. Благоразумие в такой ситуации требовало отступить. Но северянин не был благоразумным человеком, он был воином-марином. Прыгнув вперёд, Глид обрушил тяжелую секиру на скутум ближайшего врага. Лезвие вошло в дерево чуть ли не по самый обух, щит с силой бросило вниз, он обрушился на ступню моррита. Легионер взвыл от боли, на мгновение утратил контроль над происходящим. Этого северянину хватило для того, чтобы выдернуть из скутума секиру и толкнуть врага на его товарищей, увеличивая сумятицу, после чего ударом топорища он столкнул с моста легионера, только что сбросившего в воду ящера. А затем, увернувшись от удара копьём, снова обрушил топор на щит ближайшего врага.

Способ, которым Мирон перебрался с лошади на землю находился между «свалился» и «спешился», причём намного ближе к первому. Что делать дальше было решительно непонятно. Драка на мосту явно не требовала его вмешательства. Тыл тоже прикрывали более опытные вояки. Одно из главных правил "одесской школы" гласило, что не следует путаться под ногами у специалистов и мешать им выполнять свою работу. Можно было открыть стрельбу из «Макарова» по высадившимся на том берегу канала с дракона врагам, но это больше походило на разбазаривания патронов: до «десантников» было около пятидесяти метров. Да ещё тополя эти зелёные на берегу и беснующиеся на площадке лошади. Хорошо хоть, до сих пор не ускакали, а то лови их потом по лугам. Лошади… Необходимо сохранить лошадей, иначе победа в этом бою станет бессмысленной: пешком беглецы далеко не уйдут.

Прибегая к помощи богов, брат Ширл всегда молился истово и горячо. Иначе никогда просимого не получишь. Самый захудалый господинчик в гневе изгонит низкорождённого просителя, если не то, что увидит, а хотя бы заподозрит недостаточное к себе почтение. Что уж о богах говорить? Если панибратство учуют, то отвратят от человека благосклонностью свою. А что за жрец без благосклонности богов? Шарлатан, ничуть не лучше служителей богов запрещённых. Если уж совсем честно, так даже и хуже. Потому что запрещённые боги — не всегда мёртвые боги. Порой своим слугам силы дают, взять хоть того же Изона. А брошенный жрец — человек и не более того.

И отвлекаться во время молитв на посторонние дела никак нельзя. Тем более, что помочь инквизиторам боги как-то не спешили. Точнее, вроде и помогали, но как-то вяло. Огра зеленошкурого, нечку поганую и вправду обездвижило, и солдаты насадили его на гасты. Ящера один из солдат столкнул с моста в воду. Несомненно, тоже боги подсобили, хотя об этом их никто и не просил. А вот третьего преступника, северянина-наёмника, паралич никак не брал, хоть и молили отцы-инквизиторы об этом богов от всего сердца. Ничего его не брало. Ни молитвы, ни копья легионеров. Словно неуязвимый герой верзила размахивал своей огромной секирой и шаг за шагом вытеснял морритов с моста. Одного, похоже, успел убить.

Да отвлекаться во время молитвы никак нельзя. Но когда отец Ширл краешком глаза увидел, как поднявшаяся с земли эльфийка творит заклятье, он всё-таки отвлёкся. Потому что происходящее никак не было посторонним делом. Прикрывать легионеров от магов — как раз и задача отцов-инквизиторов. Самое паршивое, что кроме него, похоже, этого никто не заметил: все, в том числе и сам отец Сучапарек, были поглощены происходящем на мосту. Разве что брат Нешадоба мог бы увидеть волшебницу, но тот, свалившись с поспешно взлетевшего дракона, только пришел в себя и не видел ничего, кроме застёжек мехового тулупа, от которого пытался освободится.

Привлекать внимание других инквизиторов было уже поздно: произнесение заклятье могло закончиться в любую секунду. У отца Ширла был единственный шанс спасти ситуацию — опередить волшебу своей молитвой. Паралич на остроухую тварь не действовал. И инквизитор взмолился богам о первом, что пришло ему в голову: поразить врагов необоримым ужасом.

Заклинания отбирают силы не хуже полученных ран, потому любой чародей способен без отдыха произнести лишь ограниченное их количество. А раз так, то любой чародей всегда стоит перед дилеммой: вызубрить заклятье наизусть или же подбирать его по ситуации. Заученные заклинания выполняются быстрее, да только могут не только оказаться бесполезными, но ещё и помешать правильно вспомнить нужные формулы.

Проблему эту каждый маг для себя решает по-своему. Льют Лунная Тень отдавала предпочтение импровизации. На всякий случай она ещё в Толе вызубрила безобидную в принципе, но порой очень даже эффективную Радужную Пыльцу, предполагая вспоминать прочие заклятья по мере необходимости.

Сейчас, конечно, требовалось что-то более мощное. Точнее, понятно что. Инквизиторы сгрудились вокруг Сучапарека, да ещё и, занятые происходящим на мосту, не заметили, что она уже избавилась от наведённого паралича. Накрыть всех одним взрывом — что могло быть лучше. Льют сосредоточенно вспоминала формулу. Главное — ничего не перепутать. Эльфийка испытывала огромное желание произнести заклинание как можно быстрее, ведь от этого могла зависеть судьба супруга, сражавшегося с легионерами, но не позволяла чувствам взять верх над разумом. Огромный опыт использования магии, набранный за долгие сотни лет жизни, утверждал, что только полная сосредоточенность и концентрация дадут результат. А если пойти на поводу у эмоций, то только впустую израсходуешь силы и ничем не поможешь мужу и его друзьям.

Наконец, заклинание от начала до конца сложилась в мозгу. Льют произнесла приготовленную форму, машинально отметив, что один из инквизиторов что-то говорит в её сторону. С последним произнесённым звуком эльфийку словно накрыл порыв злого зимнего ветра. Кожу укололи мириады крошечных иголок. И — в то же мгновение ощущение холода исчезло. А в гуще инквизиторов набух багрянцем шар пламени. Набух — и разоврался с тяжким грохотом. Ветер донёс до Льют горячий воздух и крики обожженных людей.

На коня отец посадил Сашку в три года. Конечно, управлять скакуном малыш не мог, но привыкать к лошадям казак должен сызмальства. Сашка и привык. В станице мог прокатится без седла на самом горячем жеребце. Джигитовал, по малолетству, не очень искусно, ну да это не главное. А уж у шкуровцев научился держаться в седле так, что не выбьёшь. Бочковский в шутку называл его кентавром — это такие полулюди-полукони. Разве что пуля могла сбить его с коня. Но на то она и пуля — в степи догонит и собьёт любого. А оказалось — не только пуля.

Подростка вдруг накрыла волна жутчайшего ужаса. Так страшно ему не было никогда в жизни. Ни когда убегал балкой от революционных карателей. Ни когда впервые шел в разведку в красный Пятигорск. Ни в бою, когда его сотня оказалась вдруг под перекрёстным огнём пулемётов «товарищей». Ни в лапах екатеринадарских чекистов. Ни в увозившем в Москву и неизвестность столыпинском вагоне. Ни в карцере Бутырской тюрьмы. Ни даже у стенки, перед расстрелом. А сейчас Сашку ни с того ни с сего накрыл такой страх, что он просто перестал себя помнить.

Лошадь под Йеми взвилась на дыбы, кагманец едва на ней удержался. Риона не удержалась, соскользнула вниз, прежде чем он успел что-либо сообразить. Упала девочка мягко, на все четыре лапы: кошка — она и есть кошка. Но, увидев прямо перед собой тигрёнка, лошадь окончательно взбесилась, отпрянула от зверя совсем не по-лошадиному, а как-то по-крабьи, а потом и вовсе тяжело завалилась на бок. К счастью, Йеми успел сбросить с себя оцепенение и, вовремя оттолкнувшись, перекатился к забору.

Пронзительное ржание послужило для Серёжки сигналом. Мальчишка распластался вдоль лошадиной шеи и изо всех сил вцепился руками в гриву. И не зря. Всхрапнув, лошадь понесла. А сидевший сзади Сашка соскочил на землю, не сказав ни слова. Если бы он велел Серёжке спрыгнуть, то мальчишка бы так и поступил. Но сам он растерялся, ведь на коня он в это утро сел впервые в жизни и совершенно не представлял себе, как надо себя вести. Лошадь метнулась вбок и назад, перед глазами паренька мелькнул самый настоящий тигрёнок, но Серёжка даже не удивился: не до того было. Конь снова встал на дыбы, развернулся и помчался прямо к каналу. Перед мальчишкиным лицом, словно лёгонькая паутинка, мелькнули волосы женщины-воина. А потом, не снижая скорости, скакун вылетел на причал, бросился в воду и поплыл на другой берег, тяжело фыркая и раздувая бока.

Первым со взбесившийся лошади свалился Женька: кляча взбрыкнула задом и мальчишку, словно пёрышко, отбросило к забору. Анна-Селена продержалась на несколько секунд дольше, но упала неудачнее: прямо посреди площади. Вокруг девочки бесновались лошади. Налитые кровью глаза животных казались совершенно шальными, с губ клочьями падала пена. Кажется, маленькой вампирочки они боялись, но чего-то ещё они боялись намного больше. Одна из лошадей с размаху опустила копыта на откинутую в сторону руку Анны-Селены. Девочке послышался даже лёгкий хруст. Наверное, это ей только показалось: расслышать что-то в царящем вокруг гаме было решительно невозможно. Вампирочка была настолько поражена происходящим, что растерялась и не могла ничего сделать. Она понимала, что надо скорее убраться подальше от беснующихся лошадей, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Возникло чувство, что она на самом деле где-то далеко, что всё происходит вовсе не с ней, а она просто наблюдает за творящимся вокруг.

Как бы подтверждая, что всё это сон или грёзы, над Анной-Селеной склонилось вдруг тигрячья морда, которой тут было решительно неоткуда взяться. Девочка совсем по-детски моргнула, в надежде на то, что видение пропадёт, но случилось наоборот: зверь не только никуда не исчез, но и подхватил маленькую вампирочку за платье и потащил к забору у дальней стороны площади. Причём подхватил нежно и аккуратно, вроде вовсе и не поцарапав. Да и нёс бережно, как мамы-кошки носят беспомощных котят.

Лошади прыснули от хищника в разные стороны. Риона с облегчением поняла, что подруге теперь ничего не грозило. Вот только надо было суметь дотащить её до безопасного места раньше, чем от тошнотворного-сладкого запаха мертвечины вывернет наизнанку саму Риону. Потом надо будет обязательно как-то намекнуть Анне, что она воняет, словно мертвяк. Понятно, что дядя Йеми её недолюбливает: мертвецов он боится настолько, что даже на похоронах самых близких родственников держится в задних рядах и не может заставить себя попрощаться с усопшими.

В отряде капитана Кавенса не было ни одного наёмника, не успевшего или не захотевшего стать обладателем целого ожерелья из засушенных ушей разных пород нечек. Никто никого, конечно, не заставлял, но такова традиция. Слабакам на службе Инквизиции делать нечего. Если какой воин начинал проявлять излишнюю мягкость, то ему быстро намекали, что свой топор лучше предложить в другое место. Отцы-инквизиторы в таких случаях делали вид, что ничего не произошло. И пусть многие даже весьма авторитетные наёмники в узком кругу считали подручных Инквизиции живодёрами, всё равно прилюдно этого сказать никто не смел: боги карали за хулу на своих слуг. Ну а сами воины Инквизиции полагали таких совестливых мягкотелыми сопляками. Настоящий мужчина — это тот, кто врагу со всем его семейством кишки выпустит — и не поморщится.

В этом смысле люди Кавенса были настоящими воинами. Но когда из-за угла дома навстречу им шагнуло косматое чудище высотой за дюжину песов, кое-кто из бойцов невольно обмочил штаны. Они преследовали людей, эльфийку и огра, но тварь, напавшая на них была пострашнее горного тролля и древесного спрута вместе взятых. К тому же наёмники, уверенные в том, что удара в тыл беглецы, связанные боем на мосту, не ожидают, обходили дом слишком близко к стене, держались кучно, да и оружие у них было ещё не наготове.

Потому сражение оказалось коротким, жестоким и кровавым. В первую же секунду чудовище обезглавило отряд в буквальном смысле слова: удар огромного кулака в лицо капитану Кавенсу оказался столь силён, что шея разорвалась и голова полетела куда-то вглубь огорода. Наёмники застыли, парализованные ужасом, а тварь схватила двух ближайших из них за вороты кожаных курток и с силой стукнула головами друг о друга. Воины кулями осели на землю. Тут остальные бойцы, наконец, обрели способность к действию и врассыпную бросились с поля боя, роняя топоры и арбалеты, спотыкаясь о грядки с репой, редькой и морковью и снова поднимаясь на ноги, чтобы оказаться как можно дальше от страшного чудища. О сопротивлении не думал никто. Конечно, убийство такой твари могло буквально озолотить, но мертвецам деньги ни к чему. Своя шкура стоит дороже.

Уго вье Лент на обсуждении тактики боя с Верховным Инквизитором не спорил — понимал, что без толку. Считает отец Сучапарек, что наёмники свободно зайдут в тыл и расстреляют беглецов из арбалетов — и пусть считает. Капитан Кавенс может выполнять его приказ как хочет, а вот сам Уго решил принять меры предосторожности. Наёмники выдвигались к месту битвы двумя шеренгами, первая — с топорами в руках, вторая с — арбалетами. Исключения составляли Горам, который, естественно, шел во второй шеренге без арбалета, но с луком, и сам командир, предпочитавший топору меч и имевший право не скрывать своё предпочтение.

Боффен подался в наёмники ещё в нежном возрасте: на первое дело его взяли в пятнадцать лет, за четверть доли. С тех пор наглядеться он успел на всякое, наивность и восторженность давно уже растерял и огорчения в том не испытывал, но вот своего присутствия в отряде вье Лента ощущал душевный подъём. Инквизиторы, отцы города — ерунда всё это по большому счёту. А уж морриты, так и вовсе, не вслух будет сказано — завоеватели-кровососы. Хотя деньги не пахнут, случалось Боффену и на морритов поработать. Но почёта тут никакого нет. А вот если сам вье Лент тебя взял в отряд — это многого стоит. Молодой наёмник мог только мечтать о таком признании. Сходить хоть раз в дело под командой Мечника означало как бы не вдвое поднять себе цену. А если судьба улыбнётся, выпадет шанс обратить на себя внимание, то и сам Лент в следующий раз с собой на дело позовёт. А уж ему и его воинам мало не платят.

Строг, правда, старый наёмник и подозрителен. Боффен на его месте после посадки дракона дал бы команду сразу бежать к месту боя, а вье Лент построил отряд двумя рядами, словно нападения ожидал. Да кто ж на них нападать будет? Беглецы из последних сил сейчас от легионеров да инквизиторов отбиваются, им теперь не до тылов. А вот из-за промедления командира наёмники могут и к бою опоздать, а это удар не только по репутации, но и по вознаграждению. Денежки-то надо отрабатывать.

Даже в самых умелых руках двуручный меч остаётся двуручным мечом — длинным оружием, которым хорошо действовать на просторе и самоубийственно глупо в тесноте. Вот почему благородный сет Олус Колина Планк не стал встречать врагов за дверью, ведущей в харчевню с заднего двора, а выбежал им навстречу. Конечно, теперь он оказался более уязвимым, зато и наёмники лишились преимущества замкнутого пространства. К тому же атака получилась неожиданной. Арбалетчики выстрелили поспешно и неточно. Вражеский воин, хоть и держал топор наготове, атаке сета противопоставить ничего не смог. Меч легко разорвал кожаную куртку и распорол грудную клетку. Олус отработанным движением вырвал оружие из оседающего тела одновременно уходя от вражеской атаки и намереваясь атаковать беззащитных стрелков, которые торопливо пытались перезарядить свои вертушки. Шансов сделать это раньше, чем моррит доберётся до них с мечом у наёмников не было никаких, но кроме арбалетчиков у врагов был ещё и лучник. Правда, всего один, но этого хватило: быстро, но точно выпущенная стрела пробила аристократу грудь.

С самого детства Олус Колина Планк знал, какой бы хотел видеть свою смерть. После тяжелого боя во славу Императора, проявив доблесть и героизм, истекая кровью из многочисленных ран он должен был на руках своих боевых товарищей произнести возвышенную речь и, не успев её закончить, покинуть этот мир. Это было бы очень достойно и благородно. Получилось, однако, иначе. Сознание благородного сета уже меркло, но он ещё успел понять, что не будет ни героизма, ни речей. Времени хватило только на то, чтобы последним усилием насадить на меч ближайшего арбалетчика.

Хюйсманс, хоть и опытный воин, откровенно растерялся. Уж больно неожиданно и быстро всё случилось: лысый мечник выскочил из харчевни навстречу наёмникам, зарубил Снелдерса, заколол Тейса и сам погиб, сраженный стрелой ледонского лучника. И тут же в плечо ледонца чуть ли не по самую рукоятку вонзился кинжал, кинутый другим вражеским воином, выскочившим из-за угла дома. Тио, не стрелявший в лысого, чтобы ненароком не влепить болт в кого из своих, навскидку выстрелил в бородача и ведь попал бы, если бы тот не упал на колени. Стрела пронеслась у изониста над головой, тот моментально вскочил, прежде чем Верхейм, который был к нему ближе всех из наёмников, успел обрушить на него удар топора.

Стрелки представляли большую опасность, чем ратники. Лучник, правда, в этом бою уже не выстрелит, но четыре арбалетчика — это слишком много на одного бойца. Бараса коротко ткнул ближайшего воина рукояткой топора в золотое сплетение, так что тот задохнулся и на время выключился из боя. Добивать беззащитную жертву времени не было. Изонист устремился на ближайшего стрелка, но тот оказался слишком опытным воином: бросил разряженный арбалет и не только увернулся от удара топором, но и едва не распорол Барасе бедро моментально выхваченным кинжалом. В следующую секунду на помощь своему собрату кинулись ещё два наёмника.

Ужас отпустил Сашку так же неожиданно, как и навалился. Тяжело дыша, мальчишка огляделся. Мамка родная, вот это позорище. Казачонок стоял посреди улицы в добрых четырёх, а то и пяти саженях от площади, на которой ржали и бесновались лошади. И с пустыми руками. Где он потерял автомат, который доверил Балис Валдисович, Сашка не представлял. Это ж надо так подвести. И Серёжка один на лошади остался, а он ведь совсем верховой езде не обучен. Если с мальцом что-то случится, то Сашка будет мучаться до конца жизни. А жизнь ему отмерена очень долгая…

Мальчишка уже хотел со всех ног бежать обратно на площадь, но тут из-за левого забора явственно послышался шум битвы. И казачонка вдруг осенила мысль, что там его помощь важнее. Сашка ещё взвешивал в голове за и против, а сам уже лихо перебрался через забор. Да, тут, пожалуй, он и впрямь оказался вовремя. Бараса в одиночку отбивался от десятка врагов. Эх, автомат бы сейчас. Но автомата не было, была только шпага. Сашка выхватил её из ножен и с громким криком бросился в битву.

Мысль спрыгнуть с лошади и уплыть обратно на свой берег канала Серёжке в голову пришла. Но мальчишка решил, что эта мысль неправильная: в воде он будет совершенно беззащитным: расстреливай — не хочу. Правда, расстреливать его было особо некому: после взрыва в гуще инквизиторов на ногах не осталось ни одного человека. Кто катался по земле и выл от боли, а кто и вовсе лежал неподвижно. Что же касается легионеров на мосту, то те были поглощены битвой, им было совсем не до того, что творится в канале. Но пока Серёжка всё это понял, лошадь выбралась на противоположный берег.

Удар в спину был настолько неожиданным, что Льют не сразу поднялась на ноги. А когда поднялась и окинула взглядом поле боя, то внутри вся похолодела: на мосту дрался один лишь Глид. Ни ящера, ни, что самое страшное, Олха, не было видно. Страх за судьбу супруга вытеснил из головы все остальные мысли. Только бы он был жив, только бы жив… А вдруг он раненый, истекает кровью и нужно срочно перевязать ему раны? Но кто это сделает, если Глид отбивается от полудюжины морритов, а больше никого из своих на мосту нет? Льют не колебалась. Выхватив из ножен меч, воительница бросилась к мосту, прокричав:

— Теокл! За мной!

Изонистский священник в боях был не новичком, но бой бою рознь. Одно дело стыкнуться на большой дороге с ватагой лихих разбойников и совсем другое: биться с легионерами, да которых ещё и отцы-инквизиторы поддерживают. Точнее — поддерживали, потому как после эльфийской магии им стало уже не до поддержки кого бы то ни было. Но, всё равно. Против профессионального воина у Теокла в бою шансов не было. Пользы от священника было больше здесь на берегу: его молитвы уже помогли успокоиться охваченным ужасом людям и животным. Очень удачно всё получилось, только одна лошадь, ошалевшая от ужаса, бросилась в канал, ну да у неё на спине оставался всадник, пригонит потом, после боя. Так что, ввязываться непосредственно в бой священник совсем не планировал, но если Льют командует, значит, знает что делает. Ловко спрыгнув с лошади, Теокл последовал за воительницей.

Отец Латал драконов не просто не любил, а кто ж их любит. Нет, инквизитор был убеждён, что не только простые люди, но и сам отец Верховный Инквизитор не понимает, вместилищем какого нечестия являются эти чешуйчатые твари. Рядом с ними и самый благонамеренный человек становится мерзким в глазах богов. А коли так, то жди несчастия. Потому отец Латал был уверен, что перелёты на спинах богомерзких созданий до добра не доведут, и его опасения, конечно, подтвердились. Инквизитор едва успел освободится от согревающего тулупа, как глупая скотина сорвалась на взлёт, толкнув его боком столь сильно, что он едва не скатился в канал. Затормозил отец Латал только у самого берега, но при этом крепко ударился головой о ствол тополя. Из глаз полетели искры, инквизитор на время забыл кто он такой и где находится. А когда пришел в себя, увидел прямо перед собой чалую лошадь, а верхом на ней того самого паренька, что накануне выкрали из Вальдского замка изонисты, убив при этом брата Бодака и его помощников. Оба озирались по сторонам: лошадь — настороженно, мальчишка — удивлённо. Не иначе, как боги решили вознаградить отца Латала за твёрдость в вере: не велика птица мальчишка-раб, а всё же кто беглеца поймает — тому почёт и награда.

Инквизитор проворно вскочил на ноги, правой рукой вцепился лошади в гриву, левой — мальчишке в щиколотку и одним сильным рывком сдёрнул его на землю:

— Попался, щенок!

Серёжка толком даже сгруппироваться не успел, больно ударился боком. Но именно боль и вернула его к жизни. Мальчишка перестал думать — и начал действовать. Потому что иначе — гибель. А сопротивление, пусть и не самое лучшее, всё-таки шанс. Инквизитор навис над ним всей своей тушей, прижимая к земле обеими руками: за ногу и за плечи. Серёжка изогнулся и свободной ногой ударил врага по лицу. Получилось удачно: маленькая крепкая пятка мальчишки врезалась отцу Латалу прямо в глаз. Тот ойкнул от боли и ослабил хватку. Немного, но Серёжке хватило и этого. Мальчишка выхватил из-за пояса кинжал и что было силы всадил его инквизитору до самой рукоятки под челюсть. Отец Латал замычал, схватился обеими руками за кинжал, выдернул его, поднялся, было, на ноги, но завалился вперёд, упал рядом с мальчишкой, дёрнулся и затих.

— Жюрьон, Тио, Валем, Вермант — за мной! — скомандовал вье Лент.

Заминка была совершенно не кстати. Но всё равно, четверо наёмников должны были справится с одним воином и мальчишкой. Значит, остальные могли выполнять основной план — расстреливать беглецов из окон трактира. Сам же командир наёмников намеревался защищать стрелков от нападения воинов, если такие у беглецов ещё найдутся. Судя по уже состоявшимся сюрпризам, от этих изонистов можно было ожидать всего, чего угодно.

Драку на заднем дворе трактира Наромарт ощутил драконьим чутьём в самом её начале. Ощутил — и сосредоточился только на ней. Пусть полуэльф не был профессиональным воином, зато он, несомненно, был авантюристом до мозга костей. И прекрасно понимал, что сделают с беглецами четверо арбалетчиков. Остановить их кроме Наромарта было некому.

Чёрный эльф собрался с мыслями, взывая к своей богине. Короткая горячая молитва бывала услышана: все четыре стрелка замерли, не в силах шевельнуть ни единым мускулом.

— Йеми! — крикнул Наромарт, указывая на трактир.

Кагманец понял. С кинжалом в руке он заскочил в ближайшее окно. И полудракон, выхватив свой клинок, тоже ворвался внутрь: помимо стрелков, оставался цел и невредим ещё один мечник.

— Убью тварь! — взревел разъярённый Вламинк. Было от чего злиться. Хюсманс и молодой Боффен рубились с бородачом, да ещё полудохлый Верхейм рядом шатался. В общем — не подступишься. Остальных ребят вье Лент увёл с собой. А ему, значит, мальчишка достался. Позорище! Прирезать ублюдка и догнать остальных, пока не всех беглецов перебили.

Наёмник с широкого замаха ударил мальчишку топором в голову. Но тот увернулся, проскочил воину за спину, попутно хлестнув по боку своим тонким игрушечным клинком. Правое подреберье Вламинка точно огнём обожгло. Поражённый воин на мгновение замер. Время для него словно остановилось, а бой перестал существовать. Вламинк медленно поднёс левую руку к больному боку, потом поднял её на уровень глаз. С пальцев мелкими каплями стекала чёрная печеночная кровь. Не понимая, что он уже мёртв, воин так и смотрел на окровавленную кисть, пока, наконец, не завалился лицом вперёд, уткнувшись лицом в жирную сырую землю.

Главной мудростью жизни Верхейм считал старание при выполнении любого дела. Не важно, забор ли ты правишь, рыбу ловишь или добываешь денег себе на жизнь топором. Всё одно работать не с полной отдачей — себе в убыток. Молодой дуралей, получивший железку в бок только что это доказал, по-глупому расставшись с жизнью. А второй жизни у богов не допросишься. Верхейм, будучи наёмником, потому и дотянул до тридцати семи годов, что с самым неказистым врагом всегда дрался только в полную силу. Мальчишка? Да наплевать, что мальчишка. В руки оружие взял — не думай, что тебя за малолетство щадить будут. Безоружных, правда, Верхейм тоже, можно сказать, никогда не щадил. Может, раза два или три за всё время наёмничества приходила в голову блажь. Да и то сказать, кто ж удержится от соблазна побыть на божьем месте, чужой жизнью и смертью распорядиться. Можно сказать, из иного мира душу вернуть. Пусть живёт, пусть до самой смерти помнит и славит своего спасителя.

Но не в этот раз. Мальчишку миловать Верхейм не собирался. Удар. Проворный, мерзавец. Вправо уйти, иначе достанет. Длинная у него железяка, даром, что тонкая. Ничего, и мы тоже быстро двигаться умеем. Поворот, ложный выпад. Ага, поверил. А теперь вот так.

Лезвие топора разрубило Сашкин лоб почти точно по старому шраму. Мёртвый мальчик упал на землю. Возле головы быстро растекалась кровь.

Плавал Шипучка чуть лучше камня. То есть, будь канал чуток поглубже — и вовсе бы стал последним пристанищем сауриала. А так, отталкиваясь хвостом и задними лапами ото дна, он умудрялся не только всплыть на поверхность и глотнуть воздуха, но даже с каждым разом приближаться к берегу. Правда, совсем по чуть-чуть: дно водоёма было илистым и топким, это не позволяло сауриалу оттолкнуться как следует. И всё же в конце концов Шипучка выбрался на берег, причём не только целый и невредимый, но даже и вооруженный: падая в воду, он не выпустил из лапы тесак.

Трудное это дело: произнести даже самую короткую молитву, когда печёт и щиплет страшной болью обожжённое лицо. Хорошо хоть, глаза целы остались. Потому обычно и не лечат священники сами себя. Для целительной молитвы сосредоточенность потребна, а откуда ей у раненого да покалеченного взяться? Но сейчас рядом не было ни одного здорового инквизитора, потому, переждав с зубовным скрипом первый приступ боли, отец Сучапарек принялся читать молитву об исцелении самого себя. Получилось не слишком хорошо, с шипением и пришептыванием, да и запнулся инквизитор пару раз, но боги всё же вняли. Боль отступила, Верховный инквизитор тут же прочитал такую же молитву над ближайшим соратником. А потом уж отец Сучапарек огляделся. На мосту легионеры никак не могли добить последнего вражеского воина. На помощь ему спешила эльфийка с мечом и седобородый старец с узловатой дубиной. Дальше на площади пыталась удержать лошадей вейта, да у забора жались две совсем маленьких девчонки в лохмотьях да мальчишка немного постарше. Второго мальчишку, того самого наглого Шустрёнка лошадь вынесла на берег канала и теперь он бился в лапах невесть откуда, но очень кстати взявшегося отца Латала.

Олх неподвижно лежал на мосту, весь покрытый своей и чужой кровью. И даже не воину было ясно, что помощь ему уже не нужна. Только чудо могло бы вернуть полуогра к жизни, но Льют Лунная Тень не умела совершать чудеса. Теперь она могла только мстить за смерть мужа. На мгновение эльфика забыла обо всём на свете, она видела лишь только украшенный умбоном огромный щит, за которым скрывался враг, на который и обрушила свой меч. Потом ещё и ещё.

К реальности Льют вернул сильный удар в бок: второй легионер сильно уколол воительницу копьём, но кольчуга эльфийской работы выдержала.

Очередной враг, обливаясь кровью, упал к ногам Глида. Северянин, наконец-то прорвал строй легионеров. Теперь перед ним был только один враг: высокий курчавый аргандец в кожаных штанах и белой полотняной куртке-безрукавки. А немного дальше, чуть в стороне от дороги, медленно приходили в себя после учинённого эльфийкой колдовства инквизиторы. Вот бы сейчас вломться в эту толпу, да покрошить мерзавцев в рублёнку. Да только аргандец на пути. На мгновение воин растерялся: оружия в руках у врага не было, а безоружного убивать — последнее дело. Глид ведь не живодёр какой, не инквизиторский прислужник — честный марин. А не убивать в бою, как некоторые умеют, северянин был не обучен. Борьбу ради борьбы, кулачный бой и прочее такое северянин держал за забаву и развлечение. Хочется кому — да заради Иссона. А ему это незачем. Но теперь неумение выходило боком. Да и время не ждало. Будь, что будет.

Глид размахнулся, чтобы от души плашмя вломить уроженцу южных земель по торсу секирой. Выживет — его счастье. Не выживет — значит, судьба. Но Бабагнидо опередил изониста. Личный телохранитель императорского наместника высоко подпрыгнул и с разворота ударил пяткой марина прямо в висок. Не ожидавший такой атаки марин не успел ни защититься, ни уклониться. Хрустнула кость и Глид замертво повалился на землю. Аргандец криво усмехнулся. И не таких силачей в царство Аэлиса отправлял.

Итого: три легионера, воительница Льют и Теокл с дубьём на мосту, чернокожий рукопашник сразу за, потрёпанные инквизиторы чуть дальше и Серёжка между ними и каналом. Не ребёнок, а просто какой-то ядерный взрыв: всегда происходит в эпицентре. Балис спрыгнул с забора. Решение очевидное: убрать с дороги этого знатока каратэ или копоэны или просто какого-то местного искусства мордобоя и раскидать инквизиторов раньше, чем они до Серёжки доберутся. На бегу бросил взгляд на лево: вроде, всё в порядке. Врагов не видно, а лошади, малышня (кроме, естественно, самого активного) и ящерица на месте. Тут же Мирон, последний стратегический резерв с ПМом в руке. Стоп, что за ерунда. Автомат валяется на земле, Сашки не видно. Морпех затормозил на полном бегу.

Концепция изменилась. Вместо моста отставной капитан метнулся к оружию. Не ради красоты, исключительно в целях эффективности подобрал калаш с кувырком, вышел на присяд, развернулся и с ходу саданул по всё ещё окончательно не пришедшим в себя инквизиторам длинной очередью. Машинально ответив, что не грех было бы свалить сначала бородача, не спеша идущего прямо на Серёжку. Но уж, раз приучен был капитан Гаяускас использовать оружие максимально эффективно, то тут ничего не сделаешь. Сначала разберёмся с теми, кого больше. Тем более, что незнакомые с огнестрельным оружием враги не сообразили, что нужно падать на землю. Вторая очередь. На ногах остался последний инквизитор. Сейчас ещё снять его, а потом займёмся бородатым, благо, он застыл на полдороги.

Каким именно запрещённым колдовством пользовался высокий негодяй в разодранной в лохмотья камизе, отец Сучапарек понять не мог. Зато очень чётко видел, как это колдовство уничтожало инквизиторов быстро, эффективно и безжалостно. Тут уж было не до мальчишки. Опасного изониста необходимо было убрать быстро и эффективно. Верховный Инквизитор воззвал к богам, стараясь собрать во едино все свои волю и ненависть. Вряд ли боги в ближайшее время пожелают ещё раз откликнуться на его молитвы: тех, кто постоянно надоедает своими просьбами, они никогда не жаловали. Но эта молитва была услышана.

Голова у лошади побольше человеческой, а соображения — намного меньше. Соти выбилась из сил, внушая четвероногим созданиям призывы к спокойствию. Животных пугало буквально всё. И девочка-тигрёнка. И вторая девочка, в которой они почему-то вдруг почувствовали нежить. И шум боя. И отдалённое присутствие драконов. А тут ещё Балис подобрал какую-то корявую железяку — не железяку, которая в его руках загремела так, что, наверное, могла заглушить и рёв водопада. Не мудрено, что лошади снова испуганно шарахнулись в сторону, и Соти пришлось изо всех сил напрягать свой талант псионика, чтобы они не разбежались куда глаза глядят.

Лишать сознания обездвиженного противника Йеми научился, когда был в том возрасте, что сейчас Риона. Ну, может, чуток постарше. По уму, так надо было их не глушить, а просто глотки перерезать. Если бы не одно но. В глубине трактира шел бой. И, провалиться кагманцу на месте, целитель схватился на мечах не с кем-нибудь, а с самим вье Лентом. Эльфу-то ничего, ему сейчас выбраться из ловушки, а дальше хоть кура не несись, а вот Йеми, если живым останется, то в Толинике ещё бывать не раз. И не оставить себе шанса намекнуть кое-кому из местных мастеров ножа и топора, что живы они исключительно благодаря его доброте душевной, Паук Государя не мог. В общем, благоразумно держась подальше от драки, кагманец вырубил всех четверых, заодно разрядив три арбалета и прихватив себе четвёртый.

Чего вье Лент не любил прямо-таки до зубовного скрежета, так это неправильных врагов. Тех, кто не ведёт себя не как все. Потому как попробуй, угадай, что придёт им в голову. На чёрный нечка правильным быть не мог изначально. Обычно калеки с такими ранами в бой не ходят. Сидят в каком-нибудь трактире и забавляют посетителей рассказами о былых подвигах, отрабатывая таким образом еду и выпивку. Но уж если такой по своей берёт в руки оружие, то можно не сомневаться: с одного удара его не завалить. Как бы самому в царство Аэлиса с первого его удара не отправиться.

Всё именно так и получилось: первая же атака беглеца едва не оказалась для предводителя наёмников роковой. Клинок буквально на волос разминулся с лицом Уго, в уши ударил характерный зловещий свист. А потом враг перешел к обороне, и делал это столь умело, что ван Лент никак не мог её пробить. Первый клинок Толиники не справлялся с техникой неизвестного калеки. Правда, об атаке нечка теперь уже не помышлял, но и только. Сколько можно возиться с одним противником, тем более, что рядом был ещё и второй. Другое дело, что в драку напарник калеки не лез, зато под шумок один за другим оглушил и разоружил парализованных наёмников. Странно, что сразу не прирезал. Прощение, что ли, на всякий случай, себе вымаливал? Ладно, зачтётся. И почему не приходят на помощь задержавшиеся на заднем дворе Хюсманс и остальные? Неужели вчетвером не справились с одним врагом, да мальчишкой в придачу?

Раскатилось и хлопнуло. Впечатление было такое, словно под ногами у Балиса рванула "тётя Феня" — старая добрая и заслуженная граната Ф-1. Шума и огня, точно было не меньше. Ослеплённый, обожженный и оглушенный Гаяускас инстинктивно бросился вперёд, в канал. Автомат всё-таки выронил. Плюхнулся в воду. Глубина уже у самого берега оказалась неожиданно большой, он ушел с головой. Вынырнул, отплёвываясь, заставил себя разлепить глаза. И тут-то на него по-настоящему обрушилась боль.

Теокл своим глазам не верил: на Балиса инквизитор обрушил Огненный Столп. Это ж как надо умолить богов, чтобы дали такую силу. Это ж какую силу надо иметь самому, чтобы суметь совладать с полученной энергией и направить её в нужное тебе русло. Теокл знал священников-изонистов, способных поразить врагов такой молитвой. Но больше слышал о тех, кто дерзко попросив богов о высокой милости, тут же расставались с жизнью, оставив в этом мире лишь обожженный, как головешка, скрюченный труп.

И сколько же силы оказалось в лемуре, если он смог после такого выжить. В горящей одежде, словно огромный огненный факел, он пробежал отделявшие от воды десяток песов и бросился в канал. Исцелить его раны Теокл не мог, тут нужны были обстоятельные и долгие молитвы. Но, по крайней мере, можно было унять боль, пожертвовав загодя приготовленным амулетом. Священник, не колеблясь, нащупал на четках заговорённую бусину, и, произнося короткую молитву, изо всех сил сжал её в пальцах. Балис вынырнул. Хрустнув, сломалась тонкая деревянная оболочка.

Лучших фехтовальщиков, чем седеющий наёмник, Наромарт за свою жизнь встречал едва ли с десяток. Халькар, Келвин, Нильф, ведьмак в Рихтерберге и, похоже, тамошняя Рыбачка. Эти бы уложили воина на месте, хотя Келвин, вероятно, хорошенько бы пропотел. Полудракон не такой исход боя не претендовал, у него цель была скромнее: продержаться, пока кто-то поможет. Наромарт очень рассчитывал, что этот кто-то будет Йеми, но кагманец ограничился разоружением остальных наёмников, а ввязаться в бой даже не попытался. Плохо дело. Похоже, полуэльф уставал быстрее своего противника и конец боя вырисовывался самый печальный. Впрочем, Наромарт, хоть и не был профессиональным воякой, но точно знал, такие поединки сплошь и рядом заканчиваются совершенно неожиданно и признавать своё поражение не торопился. Уж ему ли было не знать, как ошибочно подводить итоги раньше времени.

Иногда гнев в бою придаёт силы и дарует победу. Иногда — ослепляет и ведёт к поражению. Раз на раз не приходится. Перед Льют стоял безоружный аргандец, но иллюзий воительница не питала: этот воин отлично умел убивать и без всяких дополнительных приспособлений, оружием был он сам. Сражаться с такими противниками эльфийке приходилось не раз и не два и из тех боёв она выходила победителем, но в них она не горела желанием немедленно рассчитаться с убийцами мужа. Сейчас же ей управляла только эта страсть и, как оказалось, к беде.

Выпад оказался недостаточно быстрым и резким. Враг успел отклониться в сторону, пропуская меч мимо себя. Аспидно-чёрное предплечье коснулось беломраморного запястья, лишая Льют возможности сразу нанести удар вбок. Воин, продолжая поворот, оказался за спиной у воительницы и согнутым локтем нанёс эльфийке удар между лопаток. Его сила оказалась такова, что она не удержалась на ногах и полетела лицом вниз в раскисшую дорожную грязь.

Добить нечку для Бабагнидо было дело нескольких мгновений: надо было всего лишь прыгнуть её на спину, ломая хрупкий хребет. Но этих-то мгновений у воина не было: на берег канала выбрался высокий мятежник с обожженным лицом и кинжалом в руке. Тот самый, что неизвестным колдовством уничтожил почти всех отцов инквизиторов. Унгандец всеми фибрами души почувствовал, что именно от исхода его поединка с этим верзилой и зависит исход боя. Нечку и отцы-инквизиторы добить могут: сам Великий на ногах, да и отец Кинцл пришел в себя, хороший воин. А вот этому подпалённому, по всему выходит, равных здесь нет. Кроме него, телохранителя самого наместника Толы.

Истинный Облик Балис принимать не захотел. Конечно, силы в мохнатом обличье прибывает, наверное, впятеро, но только движения становятся медленнее. А с этим чернокожим парнем, как видно, скорость предпочтительнее силы. Лучше уж по простому, как учили на занятиях по рукопашному бою. Вдох, выдох, поехали…

В общий зал деревенского трактира, где рубились вье Лент с увечным, но на редкость умелым нечкой, с заднего двора вошел вовсе не тот человек, которого бы хотел видеть предводитель наёмников: бородатый мятежник. Уго отступил, пытаясь взять паузу, противник охотно принял молчаливое предложение передохнуть.

— Кого смог — в живых оставил, — в пространство бросил Бараса.

— Зачтётся, — тяжело дыша кивнул наёмник и утёр рукавом потный лоб. Повернулся к Йеми, при этом не теряя из виду Наромарта. — И твоё — тоже.

— Мы с тобой и твоим людьми не ссорились, — угрюмо заметил воин.

Наёмник кивнул:

— Ничего личного. Это всего лишь работа. Хотя ваши остроухие и чешуйчатые дружки мне не по душе.

— И всё же ты мог бы позволить нам уйти. Ты остался один, со всеми тебе не справиться.

— Со всеми — не справиться, — снова кивнул Уго, — а вот кое-кого отправить к Аэлису я вполне способен. Работодатели мои живы?

Йеми бросил короткий взгляд в высаженное окно. Увы, двое инквизиторов были ещё на ногах: Сучапарек рубился с едва успевшей встать на ноги Льют, а ещё один здоровяк схватился с выбравшимся из канала Шипучкой.

— Двое живы, — нехотя признался кагманец.

— Тогда — продолжим. Можете нападать все трое.

— Драться буду я, — не допускающим возражения тоном объявил Бараса и тут же ринулся на вье Лента.

Теокл молился. За Льют, сражавшуюся против самого Верховного Инквизитора Толы. За незнакомого ящера, выбравшегося из канала как раз тогда, когда нужда в нём оказалась больше всего — он отвлёк на себя внимание второго оставшегося в живых инквизитора: высокого крупного человека, то ли рано облысевшего, то ли просто с выбритым наголо черепом. За таинственного лемура, которому сейчас противостоял вёрткий аргандец. Откуда среди инквизиторов оказался воин из дальних земель, священник не мог себе даже представить. Но дрался он на редкость умело, Балису приходилось тяжело… За отползшего в сторону маленького Сергея Теокл тоже молился. Судьбы всех сейчас висели на волоске, каждый сейчас нуждался в помощи благого бога.

Чистоплюйства Уго вье Лент не одобрял. Тот, кто слишком подчёркивает свою порядочность, как правило оказывается либо дураком, либо лжецом. Нынешние противники, несомненно, относились к разряду первых. Навалиться бы им на него вместе — шансов на победу было бы у них побольше. Ладно, тот парень, что у окна нервно тискал в руках арбалет, похоже, тот ещё вояка. Только и умеет, что глушить беспомощных. Тоже, конечно, умение полезное, но одним таким воину не прожить, разве что ворюге какому-нибудь. Но вот нечке-то помочь своему союзнику что мешало? Нет, отошел в сторону. Ну, пусть сам пеняет на свою дурость.

Бой Барасы с вье Лентом получился скоротечным. Противники обменялись несколькими не достигшими цели ударами, а потом наёмник с силой попал рукояткой меча по челюсти врага. Воин на мгновение оцепенел от боли, этого вполне хватило, чтобы Уго дважды с силой приложил его лицом о тиковую столешницу. Напоследок наёмник с силой ударил жертву в основание черепа, тоже рукояткой. Бесчувственный Бараса мешком осел на пол.

Льют Лунная Тень понимала, что погибает. Точнее, уже один раз погибла: выпад Сучапарека был умел и точен, клинок должен был пронзить грудь, но спасла эльфийская кольчуга, выдержала удар. Верховный Инквизитор — человек умный и боец опытный, наверняка понял, что к чему. Теперь он не стремился наносить удары в корпус, атаковал ноги или голову. Она отбивалась, даже переходила в контратаки, но внутри разливалась какая-то пустота. Эльфийка двигалась механически, словно голем или оживлённая статуя, сознание от происходящего кто-то словно отгородил толстым прозрачным барьером, через который никак не удавалось пробиться. А меч Сучапарека сверкал всё ближе и ближе…

— Сочлись, — негромко констатировал вье Лент, снова утирая рукой потный лоб. Наёмник здорово устал: старость — не радость. А с нечкой так быстро не справиться.

Хороший клинок дал Шипучке Балис. Крепкий. Сауриал раз за разом парировал атаки инквизитора, не опасаясь, что тесак не выдержит ударов меча. Прочный металл, умелый кузнец. Защищаться было несложно. А вот с атакой дело обстояло хуже: клинок врага был длиннее, ему ничего не стоило в любой момент обезопасить себя, отступив назад и вытянув руку с мечом. Один раз сауриал даже напоролся, к счастью, отделавшись маленькой царапиной. После этого он стал осторожнее, но к победе это не приближало.

Короткий перерыв в бою Наромарту только навредил. Тёмный эльф выпал из ритма, а заново войти в него не успел. Первый же каскад финтов, продемонстрированный наёмником закончился тем, что меч вье Лента пронзил грудь священника. По чёрному плащу быстро расплылось пятно яркой голубой крови. Наёмник выдернул клинок, и несколько мгновений Наромарт смог простоять, а потом тяжело рухнул к ногам победителя.

И всё-таки он здорово сдал за эти полтора года. Вроде бы, капитан Гаяускас всё делал правильно: атака следовала за атакой, кортик словно порхал, перелетая из руки в руку, всё было, наверное, ужасно эффектно… и бессмысленно. Потому что раз за разом он не успевал. Негр раз за разом успевал либо уклониться, либо заблокировать удар. Гибкий и сильный, он находился в отличной физической форме, да и с техникой у него было всё в порядке. И пусть враг не использовал оружия, но его контратаки всё равно таили в себе огромную опасность. Две из них Балис пропустил, теперь приходилось сражаться, преодолевая боль в боку и в левой голени. Конечно, не смертельно, вот только сам отставной капитан врага не задел ещё ни разу. Так что концовка боя вырисовывалась совершенно неприемлемая. Надо было срочно что-то менять, только вот что именно?

Нет, никак не верил Уго вье Лент в то, что бледный молодой человек держит в руках арбалет в первый или второй раз в жизни. Не верил вопреки тому, что видел своими же глазами. Внутреннее чутьё подсказывало наёмнику, что дело тут нечисто. Пусть не воин, пусть ворюга, пусть даже хуже того — убивец наёмный, но только всё равно такие люди, как говорится, "в деле" и умеют не только из сознания вырывать. С такими глаз нужно всегда открытым держать — иначе живо в чертоги Аэлиса отправят. Потому и не торопился Уго заняться последним врагом. Вместо этого наёмник, не спуская глаз с арбалетчика, нагнулся за мечом нечки. Тому он уже без надобности: на бледно-серых губах выступила голубоватая кровавая пена, урод доживал последние минуты своей никчёмной жизни. А мечишко-то у него хорош, очень хорош. Клинок весь покрыт узором, гарда посеребрённая, а в навершьи рукояти, похоже, самый настоящий рубин. Таким мечом и герцогу владеть незазорно. Ну, да герцоги настоящие в Толе давно перевелись. А вот наёмниками земля родная ещё сильна.

"Когда сражаются гиганты, нам, карликам, лучше держаться в стороне". Эти слова Чарли Блейка из романа "Желтый туман" бились в голове у Серёжки Яшкина с того самого мгновения, как Балис Валдисович схватился с негром. И ведь книжку эту, продолжение "Волшебника Изумрудного города" мальчишка читал давным-давно, ещё во втором классе. Вроде и не вспоминал никогда. А тут вдруг вспомнилось, будто из засады выскочило. Прав был одноногий моряк: когда сражаются такие мастера, малышам вроде Серёжки лучше быть в стороне: ничем не поможешь, а навредить проще простого. Схватит негр Серёжку за ворот рубашки, крикнет: "Бросай кинжал, а то убью его!" А ведь Балис Валдисович после этого кинжал точно бросит. Нет, так всё испортить Серёжка не имел никакого права. Надо держаться в стороне — и точка. Только почему он, хоть и медленно, но подползает всё ближе и ближе?

Под склонившимся наёмником полыхнула голубая искра, словно от заклятья молнии. В уши Йеми ударил характерный хлопок. Остро запахло грозой. Неведомая сила словно огромной рукой подняла мечника в воздух и швырнула о дальнюю бревенчатую стену. Сочно впечатавшись спиной в на совесть сработанную перегородку, наёмник сполз на пол и безжизненно затих. Кагманец утёр рукавом рубахи крупные капли пота. Даже если мастер клинка не сломал хребта, то встанет он нескоро. А уж если сломал, так не станет вообще. Но его не жалко. Жалко своих. Бараса, похоже, легко отделался, убивать его мечник явно не хотел. А вот Наромарт… Йеми высунулся в окно и проорал:

— Соти, скорее! Наромарт ранен!

Сосредоточенный на бое, Балис увидел Серёжку лишь в последний момент, когда ругаться и кричать было поздно, оставалось только делать так, как задумал мальчишка. Благо замысел был прост и понятен, он и сам не раз использовал этот приём в разных вариациях… когда ему было двенадцать лет. Да нет, пожалуй, это из арсенала более раннего детства. Всё равно, выбора нет.

Обожженный воин ринулся в атаку с таким остервенением, словно это был его последний шанс. Бабагнидо, блокируя удары, отступал. Воин не стоит подобно скале, удар, не дошедший до цели — напрасный удар. А места здесь более чем достаточно, за спиной нет не ям, ни уступов. Точнее, их не должно было быть, но вдруг уступ оказался. Очередной раз, подавшись назад, телохранитель наместника ощутил ногами препятствие и, потеряв равновесие, упал на землю. Ещё падая, он успел заметить маленького мерзавца, незаметно подобравшегося сзади и комком свернувшегося у ног. Ещё падая, он попытался ударить его ногой, но тот шустро откатился боком подальше и удар пришелся в пустоту. А драгоценные мгновения были потрачены зря. И уже нужно было отражать новую атаку: падавший сверху враг одновременно пытался ногой перебить горло, а рукой — всадить кинжал в грудь. Бабагнидо успел перехватить и стопу и запястье обгорелого воина, но с тем, что кинжал вдруг превратился в длинный и тонкий меч он ничего поделать не сумел.

Шпага пригвоздила чернокожего воина к земле, словно булавка коллекционного жука или бабочку к стенду. Из раны фонтанчиком ударила кровь. Негр конвульсивно задёргался. Балис сдёрнул с пояса метательный нож и полоснул врагу по горлу. Поднялся на ноги, обернулся, дабы приструнить Серёжку. Разбор полётов, конечно, будет потом, но суровый взгляд парень заслужил уже прямо сейчас. Только мальчишки рядом не оказалось: словно что-то почувствовав, он без лишних слов ретировался на тот берег. Ох и хитрец! Зато теперь рядом был Мирон. В нужное время в нужном месте. С таким нужным пистолетом в руке.

— Держи!

— Спасибо! Льют, в сторону!

Эльфика, отскочила в сторону, словно ошпаренная. Отцу Сучапареку было совсем нетрудно догадаться, что обожженный будет колдовать. А ещё инквизитор понимал, что своих убивать не станет: не тот человек, с принципами. И хорошо, что с принципами. Остроухая, хоть и отпрыгнула, но всё равно рядом. Взрывом или холодом или каким ещё бьющим по площади заклятьем, не задев нечку, воспользоваться невозможно. А от волшебного выстрела и молнии Верховного Инквизитора Толы защищал надёжный амулет. Поэтому Сучапарек без лишних раздумий ринулся прямо на верзилу, намереваясь сходу рубануть мечом.

И получил пистолетную пулю точно в середину лба, аккуратно под кромку защищавшего голову кольчужного колпака. А на мгновение отвлекшемуся на выстрел брату Кинцлу Шипучка тут же по самую рукоятку вогнал под челюсть свой тесак.

Бой закончился. Победителям оставалось самое трудное и самое страшное: осознать цену победы…

Мирон Павлинович больше всего боялся за детей, каково им смотреть на такую гекатомбу, но они перенесли вид смерти достаточно спокойно. У Рионы сказалось воспитание, Женька и Анна-Селена воспринимали происходящее не как люди, а в соответствии со своей вампирьей природой, да и Серёжка погибших в бою успел повидать немало. И только когда Бараса вынес на площадь убитого Сашку, мальчишка не сдержался. С криками, со слезами бросился навстречу воину, в двух шагах остановился, замер, словно его охватил паралич, только острые плечи тряслись от беззвучного плача. А потом так же молча пошел следом.

Бараса положил Сашку рядом с остальными погибшими, тяжело поднялся: поединок с вье Лентом давал о себе знать. Хотел сказать что-то Серёжке что-то ободряющее, но, глянув на парня, осёкся и, пошатываясь, побрёл к лошадям.

Самого же Мирону тяжелее всего ударила рана Наромарта. Целитель был ещё жив, но без сознания, и по словам Соти ему было не протянуть и до вечера.

— Слишком тяжелая рана, — поясняла изонистка. — Пробито лёгкое, задеты крупные жилы. Он потерял много крови, слишком много.

— Но вы же можете делать чудеса… молитвами Изону, — неуверенно возражал Нижниченко.

Соти грустно вздохнула.

— Она сделала что могла, — пояснил Теокл. — Кровотечение остановлено, но рана была слишком, а начать лечение можно было слишком поздно. А чудеса. Все чудеса здесь уже совершены.

Священник обвёл рукой противоположный берег канала, усыпанный трупами инквизиторов.

— Сегодня я больше ни на что не способен. Человек — это всего лишь человек. Если Иссон дарует мне хоть каплю своей божественной мощи, это меня просто убьёт. И ничем не поможет Наромарту.

— Я понимаю, — кивнул Мирон.

Насчёт божественной мощи он, конечно, на самом деле ничего не понимал, но не сомневался, что если бы изонист мог хоть как-то помочь эльфу, то уже давно сделал бы это. Раз не делает — значит, и в правду ничего не может.

— Мне жаль, — добавил Теокл. — Я знал его совсем мало, но он был настоящим другом.

— Он жив, — резко ответил Нижниченко. — И не нужно говорить о живом, словно о мёртвом.

— Извини, — священник виновато потупился и отошел.

Мирон ещё раз глянул на изуродованное старыми шрамами лицо целителя и понял, что действительно верит, что тот каким-то чудом сможет выжить. И верит даже в то, что оживёт «проклятый» Сашка. Верит, хотя никаких рациональных оснований для этого нет. Как там говорил кто-то из известных столпов христианства? "Верую, ибо абсурдно". Раньше Мирона Павлиновича такая постановка вопроса смешила своей нелепостью. А сейчас нелепым казались собственные смешки, а слова неизвестного человека наполнялись мудростью.

Лишь бы только вера эта не оказалась напрасной…

Загрузка...