Глава 2 Тола. 9-й день до ладильских нон. Утро.

"Пришел таки", — злорадно подумал Луций Констанций, глядя на то, как Атрэ впускает в комнату вчерашнего посетителя. По лицу ланисты, однако, его чувства прочитать было невозможно. И это — правильно: незачем вызывать у рыжего ненужные подозрения.

— Я подумал над твоим предложением, почтенный. Не очень-то умно покупать раба и тут же продавать его, но из уважения к твоему покровителю я готов уступить мальчишку.

— Воистину мудрое и благородное решение, — обрадовано выдохнул Йеми.

Вчерашнее поведение ланисты здорово озадачило кагманца. И хотя в разговоре с Балисом Йеми старался излучать спокойствие и уверенность, в душе клубились сомнения: какая муха укусила Луция, он не понимал. Ну, да теперь это уже неважно.

— Так что, поговорим о цене.

— Ты — продавец, тебе и предлагать цену, благородный Луций.

— Четыре с половиной дюжины ауреусов.

Лицо рыжего исказилось неподдельным недоумением.

— Прости, благородный господин, я, кажется, неправильно расслышал, — переспросил покупатель неуверенным голосом.

— Четыре с половиной дюжины золотых монет, — медленно и чётко повторил Луций.

— Помилуй, благородный Луций, разве мальчишка может стоить таких денег?

Ланиста довольно улыбнулся.

— Зависит от самого мальчишки. Этот сорванец — стоит. Доктор им очень доволен, из него можно вырастить отменного бойца.

Посетитель задумчиво запустил пятерню в свои рыжие вихры.

После рассказа Анны-Селены где-то в глубине души Йеми допускал возможность того, что Серёжа выкинет какой-нибудь фокус, но надеялся, что этого не случится. А вот не повезло. Ясное дело, что видом и силой мальчишка доктора впечатлить не мог: мал слишком, да и для своего возраста никак богатырём не выглядел. Но что-то такое успел за эти дни совершить, что ланиста так в него вцепился. А что теперь самому Йеми делать? Деньги на выкуп, конечно, есть, да только нельзя столько платить за простого мальчишку. Подозрительно это.

— Вот теперь уж и не знаю, что делать, почтенный. Об этом, право, я не думал. Три дюжины — ещё куда не шло. Но четыре с половиной…

— Дешевле не продам, — отрезал Луций.

— Так ведь, благородный господин Север на такую цену-то не рассчитывал. Привезу мальчишку, а он не нужен за такие деньги окажется.

— Сам сказал, любимчик молодого господина.

— Так то оно так, да только дети про свои игрушки быстро забывают…

— Вовсе нет. Иногда и подолгу помнят…

— Раз на раз не приходится, — согласился рыжий, — а только как наперёд угадаешь? За три-то дюжины благородный господин Север у меня этого шкоду по любому бы купил. А за четыре с половиной…

Покупатель растерянно умолк. Его растерянность была настолько правдива и обоснована, что ланиста даже подосадовал на собственную подозрительность. Будь бы Шустрёнок лазутчиком, на него бы денег не пожалели. А вот отвалить столько золота за малыша — и вправду, немногие решаться.

Нет, после такого разговора за инквизитором бы Луций ни за что не послал. Ну, неприятный с виду человек, так разве это преступление? Но сделанного не воротишь. Молодой отец Пласил, которого вчера вечером прислал Сучапарек, уже предупреждён и ждёт рыжего у ворот. Ну и ладно, коли честной человек, глядишь, боги помогут ему оправдаться.

— А с другой стороны, — рассуждал вслух покупатель, — не привезешь мальчишку — господин разгневается. Тоже плохо.

Он на мгновение задумался, а потом с надеждой в голосе спросил:

— А скажи, благородный Луций, ежели этот парень и вправду такой стоящий, возьмёшь ли ты его назад за такие деньги?

Пришел черёд задуматься и ланисте. Рыжий нашел удачное для себя решение, видать и вправду хороший торговец. А что теперь было делать самому Луцию? Конечно, заполучить Шустрёнка обратно было бы весьма кстати, с другой — платить такие деньги за малыша… Это сколько же придётся выслушивать занудливый писк надоедливого Марке… Да провались пропадом этот казначей…

— За такие — не возьму. Сам понимаешь, не настолько он мне нужен, как сыну твоего покровителя. Но за четыре дюжины — пожалуй и куплю. Если вернешь его целым и здоровым.

Покупатель снова взъерошил рыжие волосы.

— А, рискну, пожалуй. Пять золотых — не слишком велика сумма. И то, по дороге мне слугой побудет. В общем, благородный Луций, согласный я… Давай бумаги оформлять.

— Погоди насчёт бумаг, почтенный. Есть ещё одно условие.

— Какое?

— Видишь ли, этот мальчишка должен участвовать в представлении по случаю ладильских нон. Продать его раньше этого срока я никак тебе не могу.

— Ладильских нон? — разочаровано протянул Йеми, лихорадочно пытаясь понять ситуацию. Паршиво дело, очень паршиво. Если ланиста и правда заявил Серёжу на представление, то раньше этого срока ни за что не отпустит: корпоративная этика. А если врёт? Если тянет время? А зачем? С одной стороны, поведение Луция выглядело очень подозрительно. С другой — настолько нелепо, что очень уж походило на правду. Если бы ланисте действительно нужно было приврать, то мог бы придумать что-нибудь более разумное, чем такая топорная ложь.

— Именно так. Мне, пожалуй, даже жаль, что так случилось, но раз я обещал выпустить его на Арену, то поменять решение уже не могу.

— Я знаю обычаи, — кивнул рыжий. — Вообще-то я планировал отплыть за пару-тройку дней до нон, а каждый потерянный день — это убыток. Что-то много хлопот с этим мальчишкой…

Ланиста только руками развёл.

— Вот что, благородный Луций, а можем ли мы так решить этот вопрос: если я приму решение остаться в городе до нон, то после представление выкуплю у тебя этого сорванца. А если отправлюсь в путь раньше — значит, не судьба ему.

— Отчего же нет? — улыбнулся Луций. — О цене мы договорились, приходи в любой день после представления — и мальчишка твой. Желаешь глянуть на него?

— А чего мне на него глядеть? — не задумываясь, ответил покупатель. — Я ж не для себя стараюсь, а для благородного Зония Севера Глабра.

— Да-да, я помню. Но, может быть, ты хочешь убедиться в том, что мальчик здоров и невредим, поговорить с ним…

— О чём мне говорить с рабом, благородный Луций? Тем более с рабом, которого я не видел ни разу в жизни? Я вполне доверяю репутации благородного старшего гражданина, — рыжий отвесил морриту лёгкий поклон, — и славной школы.

— Что ж, почтенный… почтенный…

— Рулон, сын Обоя…

— Да, почтенный Рулон, с тобой приятно иметь дело. Надеюсь, увижу тебя в следующую додекаду.

— Храни боги тебя и этот дом, благородный Луций!

Ланиста ударил маленьким молоточком в стоящий на столе медный гонг, тотчас в дверях появился Атрэ.

— Проводи почтенного купца до выхода из школы, — распорядился Луций.

Он уже почти жалел, что поделился своими вчерашними подозрениями с инквизиторами. Проклятый пивовар, припёрся со своими подозрениями. Гнать бы его в шею, козла старого. По всему видно было, что этот Рулон — человек разумный и благопристойный, ни в каких тёмных делах не замешанный. Помоги ему боги доказать инквизиторам свою невиновность…

"Хорошо, что Балис ждёт в трактире", — подумал Йеми, выходя из ворот гладиаторской школы Ксантия. Иномирный воин отличался спокойствием и хладнокровием, но только не тогда, когда речь заходила о судьбе Серёжи. Вчера пришлось дать ему очень обязывающее обещание, и теперь кагманец всерьёз опасался, что Балис потребует его исполнения. А ситуация к резким движениям никак не располагала.

Если ланиста сказал правду, то самым разумным было дождаться названного срока и затем выкупить мальчика за оговорённую сумму. Конечно, неприятно, что парнишке ещё осьмицу с лишним придётся провести в неволе. Но, с другой стороны, по крайней мере, у него приличный хозяин, которому не придёт в голову подвергнуть ребёнка издевательствам или унижениям. Напротив, гладиатор, которому предстоит в самое ближайшее время выйти на арену, находился среди рабов чуть ли не в самом лучшем положении. В одном из лучших — совершенно точно. Так что, если отбросить излишнюю чувствительность и приличную женщинам слезливость, то паренёк мог потерпеть до освобождения — ничего по-настоящему страшного ему не угрожало.

Ну, а если ланиста всё-таки солгал… Тогда, во-первых, непонятно, что его побудило к такому поступку. Сам Йеми ни при каких обстоятельствах подозрения возбудить не мог. Значит, всё же Серёжа. Но что такого мог сказать или сделать мальчишка-раб, чтобы человек, пришедший его выкупить, вдруг показался подозрительным? Не сумел внятно объяснить кто он и откуда? Нет, это ланисту сильно не обеспокоит. И в двенадцать вёсен в гладиаторы попадают мальчишки с тёмным прошлым, по которым, вполне возможно, где-то плачет петля. Серёже, конечно, не двенадцать, а только дюжина, и на бродяжку-преступника он не слишком похож, но кому это в школе интересно.

Может, напротив, сказал что-то лишнее? Судя по тому, что рассказывали о мальчике Балис и Анна-Селена, он вполне мог проявить характер. Но строптивых подростков гладиаторская школа видала немало. И средство для борьбы с этим недостатком ланисте и его докторам отлично известно: розги, а в тяжелых случаях — плеть. Может, потому и тянет время Луций, что Серёжу так обработали плёткой, что сейчас он лежит пластом? Нет, этого ланисте скрывать не за чем. Непослушного раба проучить хозяин в своём праве, тут ему никто не указ, даже сам Император.

Да, трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате… А может, и нету там никакой кошки?

"Надо сейчас всё обсудить с Мироном", — решил Йеми. Времени до встречи с эльфийкой оставалось больше чем достаточно. Да и ноги сами несли кагманца именно к "Дому Дельбека": уговорено было, что именно туда он приведёт освобождённого мальчишку. В предназначенной для морритских аристократов харчевне мальчишке было делать нечего, а появление ещё одного малолетнего слуги у почтенного винодела Мирона вряд ли бы вызвало у кого-нибудь подозрения. И ещё надо выяснить, как вчера иномирца приняли в местном братстве виноделов. Йеми почти не сомневался, что всё прошло благополучно, но всегда лучше знать, чем догадываться.

До харчевни, где остановились Мирон, Наромарт и дети оставался квартал. Скорее по привычке, чем терзаемый подозрением, Йеми остановился, чтобы проверить, нет ли слежки. Поглазел на витрину лавки сапожника, приценился к бархатным башмакам с серебряными пряжками. Украдкой бросил взгляд назад… Вот тебе мужик и пиво к рыбе…

Молодой коротко остриженный парень в тёмно-зелёном плаще, старательно пялившийся на вывеску лудильщика, определённо шел за ним от самой школы Ксантия. Иначе совершенно невозможно объяснить, почему он оказался здесь, в этом переулке, если в тот момент, когда Йеми выходил из школы, парень разговаривал о чём-то с хозяином оружейной лавки.

В горле пересохло, сердце бешено заколотилось в груди. Паук Господаря кивнул сапожнику и медленно двинулся по улице. К Мирону идти нельзя, это ясно. Значит сейчас направо и дальше по улице. Главное, спокойно. Это только слежка, за ним идёт всего лишь один человек, арест сейчас не грозит. Незаметно кагманец ощупал под плащом оружие. Оба кинжала, разумеется, на месте. Если парень вдруг попробует схватить и задержать до подхода патруля, есть хороший шанс пырнуть его и убежать. Но это — на крайней случай.

А теперь пара глубоких вдохов и выдохов, успокоиться и проанализировать ситуацию с холодной головой. Итак, сзади хвост — это несомненно. Подцепил его Йеми именно у школы Ксантия. По дороге туда он дважды проверялся — слежки не было. Вчера тоже всё было чисто. Значит, эльфийка тут не при чём. При ней о гладиаторской школе вообще не говорили. Это проклятый ланиста всё же что-то заподозрил. Бедный Серёжа. Впрочем, сейчас надо думать не о нём, а о себе.

Значит, идёт следом соглядатай. Ведёт рыжего бледного купца, куда — не знает. Делает своё дело умело, но до мастера пока не дорос. Может работать на кого угодно: на Инквизицию, на префекта, на ратушу или даже на воровское сообщество. Последний вариант хоть и маловероятен, но со счетов его сбрасывать нельзя. Луций Констанций, конечно, с адептами кинжала и удавки дел не водит, а вот кто-нибудь слуг или стражников — вполне может втайне прислуживать Келю.

Всё это замечательно, а что делать-то? Вариантов не так и много. Раз парень ещё новичок, можно его ошеломить. Повернуться с распростёртыми объятьями, облапить как дорогого друга, затащить в ближайшую харчевню и накачать пивом да вином по самую макушку. Наверняка ведь пойдёт, потому что потеряется от неожиданности и не посмеет отказаться. И наверняка в пьяном виде выложит если уж и не все секреты, то многие. Но, если так поступить, то что делать потом? Хоть прирежь соглядатая, хоть оставь отсыпаться под столом, всё равно к вечеру те, кто пустил его по следу, будут знать, что Йеми всё известно о слежке. И, если только парень не из братства воров, после этого к ланисте под видом купца Рулона, сына Обоя уже не сунуться: порядочный купец, узнав, что его персоной интересуется власть, либо тут же сбежит из города, либо, более вероятно, поспешит к этой самой власти, доказывать свою законопослушность.

Выходит, от хвоста надо оторваться. А потом желательно проследить, чем соглядатай займётся, обнаружив, что наблюдаемый куда-то исчез. Это, наверное, самый лучший выход.

Приняв решение, Йеми направился в порт. Первую попытку оторваться от слежки он собрался предпринять среди складов. Если не получится, то повторить отрыв можно было на расположенном рядом с портом городском рынке. Хоть время и близилось к полудню и торговля уже увядала, но всё же на рыночной площади было достаточно людей, чтобы затеряться в толпе.

Хотелось ещё, для большей надёжности, поменять вид. Украдкой снять парик и засунуть его под камизу можно было в момент в любом укромном месте. От плаща тоже нетрудно избавиться. Но без парика резкая граница между неестественно белой кожей лица и загаром наверху лба будет бросаться в глаза…

Впрочем, эту проблему Паук Господаря решил быстро и просто, заскочив по дороге в небольшую припортовую таверну. Пройдя к стойке, он небрежно бросил серебряную монетку.

— Кружку светлого пшеничного пива.

— А чем закусывать будешь? — поинтересовался стоявший за стойкой немолодой усатый трактирщик, судя по узлу на шейном платке — бывший моряк или умело строящий из себя моряка.

— Какая тут закуска, — тоскливо произнёс Йеми и безнадёжно махнул рукой. — Выпил вчера лишнего, а теперь голова раскалывается, как днище на рифах. Полдень скоро, а у меня руки дрожат.

— Да, видок у тебя не здоровый, — согласился хозяин. — Плаваешь?

— Бывает, только редко… Корабельщик я.

— Раз корабельный, значит, наш человек. Только, извиняй, пшеничного у меня нет. Давай ламбика налью.

— Мне чего полегче, — извиняющимся тоном произнёс кагманец.

— Фаро есть. Легче уже некуда.

Йеми задумчиво огляделся. Парень в харчевню не вошел, ожидал где-то на улице. Тем лучше. Паук Господаря навис над стойкой и горячим шепотом спросил:

— Слушай, друг, как моряк моряка прошу — у тебя вода есть?

Усач осовело уставился на странного посетителя.

— И не стыдно? Воду пить…

— Зачем — пить? — обиделся кагманец. — Я тебе не храмовый послушник воду лакать. Умыться бы холодненьким, а?

— А, это можно, — осклабился хозяин. Распахнув дверь в кухню, откуда вырвалась волна ароматных запахов, он прокричал: — Хинк, тащи ведро воды, да похолоднее.

Потом, обернувшись к посетителю поинтересовался:

— Так пиво-то будешь, или как?

— Лучше бы — или как, — с виноватой улыбкой признался Йеми. — Работать-то лучше на трезвую голову. Оно конечно, кружка пива не повредит, но и не поможет.

— Деньги тогда назад возьми, — хмуро потребовал усач.

— Да ладно, — попытался, было, возразить кагманец, но трактирщик его решительно перебил:

— Возьми, я сказал. Деньги — не камушки, нечего разбрасываться. Коли и вправду корабельщик, значит, знаешь каково это, своими руками лорики зарабатывать.

Паук Господаря в который раз порадовался собственной предусмотрительности. Ведь чуть было с языка не сорвалось, что корабельный плотник. А хозяин, как назло, оказался человеком проницательным. И сколько не рассказывай ему про тонкости плотницкого мастерства, рукам, на которых нет характерных мозолей, у трактирщика всё равно веры будет больше.

— Я, знаешь, больше не руками, головой работаю. Перед тем, как топором да долотом тюкать, корабль ведь продумать надо, а иначе от первой волны развалится. Это, я тебе скажу, искусство. От отца к сыну передаётся. Или думаешь, знай себе доски гни, да на нагеля насаживай?

Ответить хозяин не успел. Из кухонной двери в зал вошел белобрысый мальчуган с натугой неся в руках большую деревянную бадью.

— Вот вода, баарс Дедекен.

— Поставь-ка на стол, — взял инициативу в свои руки Йеми.

Мальчишка вопросительно глянул на трактирщика, тот кивнул: мол, делай, как господин говорит. Подойдя к бадье, Йеми с размаху опустил голову в холодную воду, разметав по сторонам тучу брызг. Парнишка невольно попятился, кагманец, ничего вокруг себя не замечая, с полминуты держал лицо в холодной до ломоты воде, потом распрямился.

— Уф… Хорошо…

Йеми старательно растёр лицо руками — не приведи Иссон хозяин или мальчишка заметят, как подтекает грим. Но усач стоял за стойкой и вообще не видел лица посетителя, а мальчишка смотрел на кагманца сбоку, да и подходить не торопился. Если добавить к этому что в трактире было довольно темно… Нет, не должны были они ничего заподозрить.

Йеми ещё раз окунулся лицом в бадейку, потом накинул капюшон плаща, тщательно ополоснул руки и скомандовал мальчугану:

— Всё, можешь воду унести.

Затем повернулся к трактирщику и с чувством произнёс:

— Да хранят боги тебя и твою таверну, почтенный. Благодарен от всей души, что помог мне в моей беде.

Легонько поклонившись, кагманец вышел на улицу. Подумалось, что самое обидное будет, если сейчас выяснится, что тот парень был вовсе не соглядатаем, а шел вслед за Йеми по роковому стечению обстоятельств. Хотя, если так и случится, то обида быстро и легко забудется, а вот радость будет долгой и искренней. Лучше уж лишний раз зря проявить осторожность, чем столкнуть с действительно серьёзной угрозой.

Пройдя немного вперёд по улице, Йеми как будто зазевался, чуть не столкнулся со встречным прохожим, развернулся и бросил из-под капюшона быстрый взгляд назад. Так и есть, парень в тёмно-зелёном плаще держался неподалёку. Что ж, значит, предосторожность лишней не была.

А теперь пора было избавляться от непрошеного попутчика.

— Значит, в порту ты оторвался от него довольно легко?

— Да, это было совсем не сложно. У него явно не было опыта тайной слежки.

— И что же дальше?

— Дальше? Дальше я в свою очередь сел ему на спину. Как только он понял, что меня ему не найти, то отправился сообщить своим хозяевам о том, что не справился с делом.

— Он тебя не заметил? — на всякий случай уточнил Мирон.

Йеми коротко улыбнулся.

— Я не люблю хвастать, но это был всего лишь ученик. Или просто первый попавшийся под руку человек, которого заставили заняться незнакомым делом. Он даже ни разу не проверился.

— Или проверился так, что ты не заметил…

"Как же он похож на дядьку Сейтара", — кагманец вспомнил своего старого учителя. — "Тот тоже всегда старался дать понять, что дело можно сделать и лучше. Наверное, командиры и наставники все такие".

— В таком случае, Мирон, этот парень столь великий мастер, что я недостоин с ним состязаться и могу лишь смиренно просить дать мне урок. Но, поскольку мы с ним сражаемся на разных сторонах, то цели у него явно другие. Рассуждая логично, он посадил мне на спину нового соглядатая, которого я не заметил, хотя и проверялся несколько раз. Рассуждая далее, я привёл этого неизвестного прямиком в "Дом Дельбека" и теперь нашим врагам известно, где остановился ты, Наромарт и дети. Что будем делать?

— Будем надеяться, что ты прав и этого не случилось, — серьёзно ответил Нижниченко. — Сначала следует отработать более вероятный вариант, а именно тот, при котором ты выследил этого парня до его логова. Кстати, куда он направился?

— В Вальдский замок, — с немного наигранным спокойствием сообщил Йеми. — Следить за мной его послала Инквизиция.

— Да, будь у него иные хозяева, к инквизиторам бы он не пошел, — задумчиво согласился Мирон. — И что это, по-твоему, может означать?

— Всё, что угодно. У Инквизиции есть масса причин, чтобы пообщаться со мной поближе. Во-первых, как ты понимаешь, моя вера. Во-вторых, мой род занятий.

— Я думал это не по их части…

Йеми скривился.

— Мирон, не заставляй меня думать о тебе хуже, чем ты этого заслуживаешь. Разумеется, по этому поводу инквизиторы меня судить не станут. Но, поймав чужестранного лазутчика и передав его имперским властям, они могут попросить у властей что-то нужное для себя.

— Извини, мне показалось, что подобные комбинации слишком сложны для вашего времени.

— Вообще-то такие истины были известны ещё до Катастрофы. Должно быть, это ваши предки были ленивы и нелюбопытны. Или же вы слишком мало и плохо знаете, как они жили.

— Второе вернее, — примирительно заметил Мирон. — В моём мире люди намного больше интересно будущее, чем прошлое.

— Вы умеете предсказывать будущее?

— Нет.

— Тогда как можно интересоваться тем, чего нет и неизвестно, каким оно будет?

— Э… Йеми, ты не находишь, что сейчас не самое подходящее время для обсуждения этого вопроса? Может, вернёмся к интересам инквизиторов? У них есть к тебе ещё какие-нибудь претензии, кроме того, что ты уже назвал?

Йеми усмехнулся.

— Сущие пустяки. Наш общий друг Олус, за которого тоже можно получить немалую выгоду. Ну и Серёжа.

— Серёжа?!

— Честно сказать, я думаю, что дело именно в нём. Не забывай, где ко мне прицепился этот хвост. А пришел я туда, чтобы выкупить Серёжу.

— Всё верно, но чем он мог заинтересовать Инквизицию?

Кагманец деланно пожал плечами.

— Инквизицию интересуют нечки, неправильные маги и слуги неправильных богов. Ты знаешь мальчика лучше.

Мирон даже на мгновение остановился, но тут же взял себя в руки. Когда два человека идут по краю рыночной площади и ведут между собой тихую беседу — это никого не удивляет. И никто не подслушает: в гомоне рынка в двух шагах ничего не слыхать. А вот если остановиться, да ещё голос повысить, то можно и привлечь чьё-нибудь ненужное внимание.

— Йеми, в нашем мире нет нечек. Серёжа — человек, это — раз. В нашем мире нет магии, значит, он не маг — это два. Что же касается религии…

Мирон на мгновение задумался. Русский мальчик из Приднестровья, безусловно, мог быть православным христианином. Но крестика на мальчишке не было, это точно. И потом, девяносто второй год. Скорее всего, ни в каких богов Серёжа не верил. Во всяком случае, из того, знал про него Нижниченко, красный пионерский галстук смотрелся на шее у парнишки гораздо логичнее крестика.

— Ваших богов в нашем мире нет. Так что…

— Насчёт магов звучит особенно несерьёзно: Балис до сих пор не может понять, что с ним происходит.

— Вот именно, не может понять.

Йеми вздохнул.

— Мирон, пойми, инквизиторы вникать в тонкости не станут. Для них достаточно подозрений в том, что что-то не так. И в порядке вещей казнить восьмерых, если есть предположение, только предположение, что среди этих восьмерых один — преступник. Я хочу сказать преступник по их понятиям.

— Я понял, — кивнул Нижниченко. — Для них все мы — преступники.

— Вот именно. И, если в Серёже им что-то показалось подозрительным…

Кагманец выразительно смолк. Молчал и Мирон. В памяти всплыл разговор на Дороге у костра, когда на огонь вышел Балис. Как там говорил Наромарт? "Ребёнок с особыми способностями", «койво». А что если Серёжа, как и Лесь, как и тот мальчишка из Андреевского… да, тоже Серёжа, — действительно не совсем обычные люди. Как там было у Стругацких? Людены, кажется. Да назвать-то можно как угодно. Суть в том, что там у себя в мире они всё равно — люди. А здесь, для инквизиторов они уже могут быть и не людьми. Иные. Нечки. А когда тебя считают другим по рождению, попробуй, докажи, что ты такой же, как все. Гиблое дело.

— Не знаю, Йеми. Честное слово, не знаю. Я знаком с этим мальчиком лишь немного больше чем ты. По мне — мальчишка как мальчишка. Жаль, ты не рассказ всё это в трактире — мы могли бы посоветоваться с Наромартом.

— Я с Балисом вечером поговорю…

— А что — Балис? Ему сейчас бы с собой разобраться. А у Наромарта — чутьё какое-то на всех этих людей-нелюдей. Помнишь, как он архимага сразу расколол?

— Помню, — хмуро ответил Йеми.

— Значит, я с ним сегодня поговорю, как только вернусь к себе, — решительно подвёл итог Мирон. Заставлять кагманца лишний раз каяться в антипатии к чёрному эльфу было бессмысленно: тут нужны не слова, а реальные дела. Раз даже в такой сложной и запутанной ситуации Йеми пренебрёг помощью Нара — значит, недоверие имело прочные и глубокие корни. Вмешательством со стороны тут дело не подправишь.

А вот предложение Нижниченко кагманца явно обрадовало. Значит, понимал Йеми, что это нужно. Понимал, а через себя переступить не мог. Оставалось только надеяться, что, в конце концов, он с собой справится. Лишь бы не слишком поздно…

— Хорошо, — облегчённо согласился Йеми. — Ты поговоришь с Наромартом, а я — с Балисом. Если выяснишь что-то очень важное, то придёшь в мой трактир. Скажешь, что благородный лагат Порций Паулус Простина тебе покровительствует. Это подозрений не вызовет: многие благородные лагаты и даже сеты покровительствуют купцам и ремесленникам.

— Ты рассказывал, — коротко кивнул Мирон.

— Если что-то важное выясню я, — продолжал кагманец, — то пришлю Балиса к тебе. Это тоже не вызовет подозрений: мало ли, где и как могли познакомиться винодел и воин. И не такие знакомства бывают.

— Это точно.

Йеми глянул на небо.

— А сейчас идём в "Солёную треску".

— Пора?

— Не то, что пора, а мы даже немного опаздываем.

В ожидании встречи Теокл и Льют времени не теряли. Перед изонистом стояла глубокая деревянная миска с дымящимся супом, а закутанная в плащ воительница что-то прихлёбывала из вместительной кружки.

— Приносим извинения за наше опоздание, — проговорил Йеми, присаживаясь напротив эльфийки.

— Оно было недолгим, — примирительно ответил Теокл. — Со своей стороны мы хотели бы извиниться, что пока что не выполнили своих обязательств. Человек, который мог бы побеседовать с эшвардами наёмников, вчера был занят очень важными делами. Но сегодня вечером он свободен и отправится в "Тяжелый топор".

— Благодарю за помощь, но в этом уже нет нужды. Вчера там побывал один из моих друзей. Наёмник по имени Джеральд действительно хорошо известен в этих краях. Но пару дней назад он с несколькими своими друзьями отплыл на юг, куда-то в Анганду.

— И ты знаешь, на кого он работал?

— Увы, нет. Это был тёмный заказ, — развёл руками Йеми.

— Значит, это нам ничем не поможет…

— Значит, так…

— Что желают почтенные господа? — подошла к столику трактирная служанка: молодая светловолосая девушка в тёмно-синем переднике.

— Два пива. Простой ламбик, — кинув на стол несколько медяшек, заказал кагманец.

"Спиться можно", — тоскливо подумал Мирон. Генерал отлично знал, что пивной алкоголизм — вовсе не шутки, как думают некоторые, а самая настоящая суровая реальность. В своём мире и времени Нижниченко предпочитал общение за чашкой хорошего кофе, на худой конец — чая. Но кофе в этих краях был Мирону не по статусу, а чая, похоже, аборигены вообще не знали. Вот и приходилось каждый день выпивать не меньше литра пива. Прощай, здоровый образ жизни.

Служанка отправилась к стойке за пивом.

— Печальная новость, — констатировал Йеми. — Получается, сегодня мы встретились зря?

— Надеюсь, что нет, — ответил Теокл. — Мы подумали над вашем предложением о помощи и склонны его принять. Я бы даже сказал больше: нам нужна ваша помощь.

— Вчера я этого не заметил.

— Вчера было вчера. А сегодня от вашего решения зависит многое.

— Что-то случилось?

— Случилось, — подтвердил Теокл.

Йеми и Мирон переглянулись.

— А можно рассказать более ясно и подробно? — поинтересовался Нижниченко.

Священник бросил выразительный взгляд на служанку, несущую к столу пивные кружки: деревянные, сужающиеся кверху, вместимостью побольше полулитра. Над вершинами кружек возвышались шапки пышной белой пены. Дождавшись, пока девушка поставит посуду и отойдёт подальше, кагманец сделал большой глоток и поинтересовался:

— Так и?

— Можно и ясно, и подробно. Но — не здесь. В "Графском лебеде".

— Я уже говорил вчера, что не хотел бы мозолить глаза соглядатаям Инквизиции.

— Мы помним, — кивнул Теокл, — но это необходимо. Закутаетесь в плащи, поднимите капюшоны — никто ваших лиц не увидит.

Йеми вздохнул. На покупку плаща, взамен того, что он бросил в порту нищим, отрываясь от слежки, ушла половина ауреуса и уйма времени: слуги в харчевне не должны были заметить, что благородный лагат вышел в одном плаще, а вернулся в другом. А теперь ещё светиться тем же плащом в другом сомнительном деле… Конечно, в таких плащах в городе ходит не одна дюжина человек, но если в Вальдском замке кто-то свяжет купца Рулона, сына Обоя и человека, посетившего Истребительницу Инриэль… Не приведи Иссон, если ниточка потянется дальше, к только приехавшему в город благородному лагату Порцию Простине… Хорошо хоть, что проявил аккуратность и представился ланисте посланцем другого лагата, постоянно проживавшего в Торопии. С Зонием Севером Глабром Йеми Пригский дела никогда не имел, но наслышан был много: моррит слыл очень недурным поэтом. Недурным, для своего места. Ни в столице, ни здесь, на другой окраине огромной империи, о нём, наверное, никто не слышал. Так ведь и правильно: не Рубос же он, в самом деле.

— А зачем всё это нужно? — поинтересовался Мирон. — Здесь мы одни, никто нас не подслушивает. Что есть в этом «Лебеде» такого, чего нет здесь?

— Там сейчас ещё один наш друг, — не задумываясь, ответил Теокл. — Прийти сюда он не может, а его участие в разговоре необходимо. Поэтому, мы настоятельно просим вас принять наше предложение.

— Что скажешь, Лечек? — повернулся к напарнику Нижниченко.

Решать должен был Йеми — он лучше знал обстановку. А решал бы Мирон — в "Графского Лебедя" они бы не пошли. Слишком уж много шероховатостей было в поведении таинственных союзников. И потом, может быть им помощь, может быть, и была нужна. А вот что они могли предложить Нижниченко и его друзьям? Откровенно говоря — ничего. Ну так, как говорят в народе, хлеб за брюхом не ходит.

Йеми вздохнул.

— Придётся идти. Надеюсь, это время не будет потрачено впустую.

— Тебе решать, — огорчение в голосе Мирон особо скрыть и не пытался. Даже не огорчение, а, скорее, лёгкое недовольство.

— Поверьте, — обратился к нему Теокл, — для вас это время в любом случае не будет потрачено впустую. Сумеем ли мы договориться или нет, но у нас есть кое-какие соображения по оборотню и мы ими с вами поделимся.

— А почему бы не поделится ими сейчас? — бестактно брякнул Мирон. — Мы уже третий день ходим вокруг да около. Сколько можно? Пора бы уже решиться: можно верить друг другу или нельзя.

— Мы решились, — спокойно ответил Теокл. — Но здесь — не самое подходящее место. Допивайте пиво, я доем суп, а потом мы направимся в "Графского лебедя" и спокойно обо всём поговорим.

— Ладно, — пожал плечами Мирон.

Вспомнились уроки психологии: начинающие разведчики с упоением играют в таинственность и обожают многозначительные фразы. Опытные — наоборот стараются держаться проще и естественнее. Теокл, судя по построению разговора, был даже не начинающим, а просто любителем, волею обстоятельств вовлечённым в заговор и исполняющем в нём не последнюю роль. Таких надо либо сразу обламывать, чтобы понимали, где их место, либо, напротив, всячески ублажать, пока это возможно, чтобы не выкинули какой-нибудь фокус в самое неподходящее время в самом неподходящем месте. Похоже, Йеми избрал вторую тактику. Оставалось только посмотреть, к чему это приведет.

Трапезу закончили в полном молчании, до другого трактира тоже шли молча. Лишь в квартале от "Графского лебедя" Льют посоветовала:

— Оденьте капюшоны.

К удивлению Нижниченко, совету эльфийки последовал и Теокл. Получалось, что и ему было желательно сохранить свой визит в трактир в тайне. Интересно, почему? Если Истребительница работала на Инквизицию, то те должны были знать в лицо всю её команду. Если же Теокл не вместе с ней, то что их тогда связывает?

Не прибавил Мирону настроения и долгий испытующий взгляд, которым наградил визитёров стоявший за стойкой хозяин трактира. Впрочем, попытки заговорить он не предпринял, а потому особой опасности не представлял. Что он расскажет инквизиторам? "Трое в плащах и капюшонах"? Да это может быть кто угодно, хоть три женщины лёгкого поведения — почему нет. Конечно, сотрудник службы наружного наблюдения высокой квалификации мог бы подметить массу нюансов, позволяющих судить неизвестных, но Йеми вчера говорил, что этот малый — простой трактирщик, хорошо известный в городе.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и дошли до крайней двери в коридоре.

— Сюда, — Льют говорила в полный голос, не таясь.

Вслед за эльфийкой они прошли в комнату.

— Так, вот и наши гости. Заждался!

Мирон оторопел. С топчана навстречу вошедшим поднялся здоровенный детина в кожаных штанах и длиной просторной рубахе из грубого серого полотна. Плоское лицо с большими раскосыми глазами и широким приплюснутым носом напоминало экзотическую африканскую маску. Острые уши казались грубой гротескной пародией на изящное ухо Наромарта. Дружелюбная улыбка с оскалом острых белоснежных клыков могла бы довести до истерического состояния и не самую впечатлительную женщину. И, в довершение всего, тёмно-зелёная, словно выкрашенная краской для бронетехники кожа.

Очередной не человек. Интересно, кто? Точно не гном, а для гиганта — маловат. Может, тролль какой-нибудь?

— Это Олх, наш командир, — с ледяным спокойствием представила верзилу эльфийка, присаживаясь на топчан.

— Садитесь, прошу, — гостеприимно указал на табуреты командир Охл. Подавая добрый пример, сам плюхнулся на топчан рядом с Истребительницей и тут же приобнял её хрупкую фигурку здоровенной зелёной лапищей. Мирон невольно улыбнулся. Иллюстрация к вечной теме "красавица и чудовище" получилась настолько впечатляющая, что, куда там кинофильмам и мультикам, даже самым лучшим. Причём, как и положено в классическом варианте, красавицу внимание чудовища ничуть не обеспокоило. Эльфийка и зелёный великан сидели, словно влюблённая парочка вечерком на лавочке.

Но рассевшимся на табуретах людей было не до идиллии.

— Мы рады знакомству и готовы услышать то, ради чего пришли сюда, — подчёркнуто спокойно произнёс Йеми.

Верзила окинул кагманца одобрительным взглядом и согласно кивнул.

— Правильно. Сразу к делу. Вы ищите следы оборотня, верно? У нас, честно сказать, другие цели. Поэтому, мы не слишком ломали голову над тем, как его найти. Ищем, инквизиторы довольны, и ладно. А вчера мы задумались всерьёз: как такое могло случится, что оборотень в городе есть, а никаких следов его нет. Должно же быть объяснение.

— Этому может быть много объяснений, — заметил Йеми. — Начать с того, что опытный оборотень контролирует свои инстинкты даже при полном Умбриэле. А уж сейчас, накануне новоумбрия…

— Согласен, только опытный оборотень вряд ли отправится в город, где в любой момент может попасть в лапы Инквизиции.

— Может быть, у него на это есть очень веская причина, — не сдавался кагманец.

— Может быть, — зеленокожий Олх держался с абсолютным спокойствием, присущим тем, кто уверен в себе и своих силах. — Вот только торчит в городе уже целую хексаду. Не могу себе представить, что он может делать здесь столь долгий срок. Гораздо более вероятным нам кажется другое.

Верзила отпустил эльфийку и с наслаждением откинулся на стену. Мирон бы с удовольствием последовал его примеру, вот только табуреты стояли на середине комнаты, куда уж тут откинешься? Если только затылком на пол.

— И что же именно? — спросил он, чтобы заполнить паузу.

— Оборотень лишен свободы. Он находится в заточении, потому и не оставляет никаких следов в городе. Сопоставляя это с историей о похищенной неким толийским наёмником маленькой девочке-оборотняшке, мы пришли к выводу, что речь идёт именно о ней.

— Мы? — переспросил Йеми.

— Я и мои друзья, — пояснил Олх, снова подавшись вперёд и приобняв эльфийку.

"А ведь они, похоже, на самом деле любят друг друга", — с удивлением подумал Мирон. Сам Нижниченко никаких чувств к Льют не испытывал. Её красота была слишком совершенной, слишком идеальной, слишком не человеческой, чтобы он мог воспринимать её как женщину. Это всё равно, что исходить вожделением по мраморной статуе. Для кинофильма — прекрасная идея, "Формулу любви" Мирон пересматривал не реже раза в полгода. Но вот для жизни — прямая дорога в психушку.

А вот Олх явно видел в эльфийке именно женщину. Красивую, привлекательную женщину. К счастью, свой интерес к ней он удерживал в границах, не мешающих разговору.

— Если добавить к сказанному то, что наёмник, похитивший девочку совсем недавно был в городе и покинул его только позавчера, — дополнила Льют.

— Даже так? — удивился Олх.

— Именно. Кто-то из друзей уважаемого Лечека выяснил вчера это в братстве наёмников. К сожалению, на кого работал этот человек, осталось загадкой.

— Значит, мы должны сделать это сами, — бодро потёр руки зелёнокожий.

— Интересно, каким образом? — Йеми продолжал играть роль вечного скептика.

— А вот подумай: кто может в городе обеспечить заточение?

— Власти, — усмехнулся кагманец.

— Могут, — кивнул Олх. — Могут, но это не они. Местным это слишком опасно: если что, то они потеряют всё. А какая выгода от оборотня может быть толстобрюхим из ратуши? Никакой. Ну, а если это были имперские власти, префект или наместник, то тогда бы Инквизиция оборотня не искала.

— Инквизиция не подчиняется наместнику, — не согласился кагманец.

— Хорёк хорьку глотку не перегрызёт, — парировал нечка. — Если это государственное дело, то Инквизиция не мыкнет. А собственных удовольствий у благородных сетов и без оборотней хватает. И потом, скажи мне, на кой благородному сету может оборотень понадобиться? Для себя. Или скажи, чего от оборотня может быть нужно какому-нибудь здешнему эшевену?

— Понятия не имею, — честно признался Йеми, уже понявший куда клонит огр.

Что тут скажешь: можно только было винить себя за недогадливость. Всё просто кажется, когда отгадка уже известна. А пока не знаешь ответа, ходишь, ходишь, вокруг да около, а его никак не замечаешь.

Теперь же приходилось, как нерадивому ученику, внимательно выслушивать чужое решение. Интересно, сколько из того, что знает, расскажет ему Олх. И сколько он знает на самом деле? Во всяком случае, пока что огр останавливаться не собирался.

— Вот и выходит, что незачем. А кто кроме властей может оборотня удержать? Маги да священники, правильно?

Йеми убито молчал. Мирон, почувствовав, что пауза неприлично затягивается, постарался в меру понимания подыграть товарищу. Сделав неопределённый жест рукой, задумчиво промямлил:

— Пожалуй так…

Зеленокожий одобрительно кивнул.

— Богомольцев отметаем. Если этим понадобился бы оборотень, то они бы его у властей выклянчили. Или у тех же Инквизиторов. Значит, остаётся только маг. Умелый маг, способный удержать оборотня в неволе. Богатый маг, способный заплатить наёмникам за поездку в Кагман. И, кстати, маг у которого есть место в городе, где оборотня можно спрятать от посторонних глаз.

— Называй уж сразу имя, — предложил Мирон.

Верзила с интересом уставился на генерала.

— С чего ты взял, что я его знаю?

— Да ладно темнить. Разве в городе много магов, попадающих под твоё условие? Мне кажется, что сильных-то магов тут не больше дюжины.

Кажется, что-то такое Йеми вскользь упомянул во время морского путешествия.

— С полдюжины. Семь, если быть точным, — заметил Теокл. — Но кто из них?

— Перечисляй по именам, — предложил вошедший во вкус Нижниченко. — Сейчас мы выведем мерзавца на чистую воду.

— Архимаг Кожен, глава братства Мастеров Слова, — предложил изонист.

— Не он, — подал голос Йеми. — Кожен серьёзно болен, ему не до колдовства. Не то, что оборотня, кролика силой магии не удержит.

— А может, притворяется? Чтобы отвести от себя подозрения, — скептически предположил Нижниченко.

— Его постоянно навещает лекарь, один из лучших в городе, а значит — очень дорогой. К тому же, его дом наводнён родственниками, надо полагать, надеющимися урвать себе побольше из наследства, если богатый старичок отправится в мир иной. В таких условиях никакой обман долго не проживёт.

— Хорошо, кто следующий?

Аргументы Йеми полностью Мирона не убедили, но надо было рассмотреть и остальных кандидатов. В крайнем случае, к старичку всегда можно было вернуться.

— Архимаг Жилле, эшвард братства, — продолжил Теокл. — Тоже не тот, кто нам нужен.

— Почему же?

— Потому, что его нет в городе. Примерно додекаду назад отбыл в Тампек по каким-то своим делам.

— Убедительно, — согласился генерал. — Остальные все в городе?

— Не все. Нет ещё Левека, а он-то как раз очень подходит на эту роль. Известный авантюрист. Но сейчас в очередном похождении.

— Итого, минус трое. Осталось четверо. Продолжим.

— Нурлакатам, уршит. Его сюда привёз сам наместник. Живёт одиноко в башне Нэлль.

— То есть, очень подходит? — уточнил Нижниченко.

— Похоже, — согласился Теокл.

— Один есть. Дальше.

— Коллетт. Вряд ли он. Во-первых, его специализация — големы.

— А во-вторых?

— Во-вторых он большую часть времени проводит в расположении эскадрильи тяжелой авиации, в полулине к югу от города. Драконов хоть и воспитывают в послушании с самого момента, когда они вылупляются из яйца, а всё же под рукой у любого командира такого соединения должна быть хоть парочка големов и маг, который умеет ими командовать. А сейчас ему ещё за диктатором в школе Ксантия Линвота надо приглядывать. Не до оборотней.

— С этим можно согласиться. Кто ещё?

— Маннон. Мы думаем, тоже не подходит.

Йеми усмехнулся.

— На Маннона можно подумать только после кружки гномьей водки.

— А что так? — недоверчиво переспросил Мирон.

— Этот старик — любимец студиоузов городской школы. И последние вёсен тридцать высокая философия его интересует куда больше натуральных наук.

— Мне кажется, — сухо заметил Мирон, — ты излишне доверчив, друг мой. Плохие люди очень часто имеют благопристойный вид и безупречную репутацию.

Зеленокожий довольно улыбнулся. Нижниченко снова подумал о том, какую реакцию способна вызвать такая улыбка в его мире. В Одессе, наверное, можно будет отснять прекрасный римейк "Броненосца Потёмкин": как народ, не разбирая ступенек, несётся вниз по Лестнице. "Дежа вю" отдыхает.

— Почтенный Лечек совершенно прав, — заметил Теокл. — Маннон живёт в Школьном квартале, а там не то, что оборотня, кролика не спрячешь так, чтобы об этом назавтра не узнала вся улица. Когда в твою комнату в три часа ночи вваливается вдрызг пьяный студиоуз, которому захотелось от избытка чувств прочитать свои гениальные вирши… Там это в порядке вещей.

— Ладно, пусть не Маннон. Кто последний?

— Луж. Тинк вье Луж.

— Благородный? — подозрительно поинтересовался кагманец.

— Третий сын мелкого графа с севера, — пояснил Теокл.

— Понятно. Было у графа три сына. Два — графы, а третий стал магом… Так что этот вье Луж?

— Зимой получил статус имперского мага. Открыл лавку, в которой торгует волшебными снадобьями и амулетами. Так себе лавчонка. С торговлей Жилле не сравнить.

Йеми усмехнулся.

— Ну, Жилле-то торгует не первый год. И потом, до него лавка самому Тарло Уойссу принадлежала, а тот был магом не чета нынешним.

— Значит, либо уршит, либо графский сын. Больше вроде некому, — подвёл итог Мирон. — Что ж, почтенные, вы и вправду оказали нам существенную помощь. Мы вам крайне признательны, верно, Лечек?

— Конечно. Мы очень благодарны.

— Вот об этом мы сейчас и поговорим, — огр хищно подался вперёд. — Мы помогли вам, теперь ваша очередь помочь нам. Мне кажется, это справедливо.

— О чём речь, — с деланной весёлостью ответил Нижниченко. — Что ты от нас хочешь?

— Вы — мудрые и знающие люди. Мы пришли сюда, чтобы спасти дракона Ская, который томится в гладиаторской школе Ксантия Линвота. К сожалению, пока что у нас не очень получается. Возможно, если мы объединим усилия, то сможем освободить и дракона и оборотня. Что скажете?

— Гм… Мирон, кажется, ты просил меня предупреждать, когда возникнет опасность? — будничным тоном поинтересовался кагманец. — Так вот, если нас поймают за попытку освобождения дракона, это, безусловно, означает сожжение заживо. Разумеется, после соответствующих пыток в подвалах Инквизиции.

— Можно подумать, что если вас поймают на попытке освободить оборотня, то судьба будет иной, — хмыкнул огр.

— Разумеется, нет. Но про оборотня он давно предупрежден, а про дракона услышал только сегодня.

Нижниченко был готов поклясться, что в чёрных глазах нечеловека промелькнула лукавая искорка.

— Это меняет дело, — с почти торжественной серьёзностью согласился Олх и, повернувшись к Мирону, поинтересовался: — И как тебе такая новость?

Генерал развёл руками:

— Поскольку второй раз сжечь меня у Инквизиции не получится, я, вроде, ничего не теряю.

— Точно! — бодро поддержал верзила. — Это в столице покушающихся на священную особу Императора убивают по полудюжине раз в назидание другим безумцам. Казнят, оживят, потом казнят снова, другим способом. А здесь, в провинции… Максимум на что хватит толийских жрецов Аэлиса — поднять из могил с дюжину вурдалаков.

Нижниченко поёжился. Он не собирался и один раз попадаться к инквизиторам, но, если в этом мире практикуется многократное придание казни, то того и гляди придётся завидовать судьбе сваренного в масле Михаила-Махмуда. Но, с другой стороны, эти люди и нелюди действительно серьёзно помогли им. У самого Мирона версии о магах и близко не было, у Йеми, похоже, тоже. Да к тому же в гладиаторской школе Ксантия Линвота томился не только какой-то там дракон, но и Серёжка. И все подходы к школе были утрачены.

— Давайте конкретнее, — предложил Мирон. — На какую помощь от нас вы рассчитываете? Конкретно.

— Нам пригодится любая помощь, — дипломатично ответил зеленокожий командир. — Я ведь не знаю ваших возможностей.

— Это не разговор, — напористо сказал Нижниченко. — Мы третий день ходим вокруг и около. Мне кажется, что сказано уже достаточно, чтобы понять, что у нас с вами общие враги. Давайте уж решаться, что делать дальше. Если объединяем усилия, то надо понять, что мы друг от друга хотим.

— Мы хотим освободить Ская, — холодно произнесла эльфийка. — Ради этого мы готовы зайти очень далеко, хотя, конечно, хотелось бы обойтись без ненужного кровопролития. Беда в том, что сейчас мы не знаем, с какой стороны подступиться к его освобождению.

Йеми вздохнул.

— Хорошо. Предположим, мы готовы зайти настолько далеко, что будем сражаться на вашей стороне со стражей, инквизиторами и кем там ещё придётся. В таком случае, можем ли мы рассчитывать, что вы сделаете то же самое — для нас и для освобождения оборотня?

— Да, можете считать, что мы с вами.

— И ещё одно. Кроме оборотня мы намереваемся освободить ещё и одного человека. Раба. По стечению обстоятельств, он находится как раз в гладиаторской школе Ксантия.

Огр и эльфийка переглянулись.

— Очень странное совпадение. К тому же, если это просто раб-человек, то почему бы просто его не выкупить? Если у вас нет денег, то мы можем помочь.

— Деньги у нас есть. И, в принципе, есть договорённость, что этого раба нам продадут. Но не сейчас, а вначале следующей додекады. Сами понимаете, мы не упустим возможности освободить его пораньше и бесплатно.

— Понятное желание, — кивнул Олх. — Что ж, мы готовы вам помочь и в этом.

— В таком случае…

Кагманец помедлил.

— Думаю, что мы согласимся действовать единой командой. Только, видишь ли, у нас нет командира. Мы должны посоветоваться.

— Мы теряем время, — недовольно произнёс Теокл.

— Теряем, — согласился Нижниченко. — Но времени потеряно и так уже не мало и не только по нашей вине. Мне кажется, будет лучше, если мы позволим себе эту небольшую потерю, но завтра утром займёмся конкретным делом.

— Если это необходимо — пусть будет по-вашему, — согласился Олх. — Хотя, не скрою, мне непонятно, как можно обойтись без командира. Любая шайка разбойников или авантюристов избирает себе вожака.

— Внесём ясность, — жёстко ответил Мирон. — Ты предлагаешь нам сотрудничество, как шайке разбойников?

Олх с недоумением воззрился на собеседника.

— Нет, но я хотел сказать, что командир необходим. Если каждый будет поступать так, как хочется ему… Удивлён, что инквизиторы до сих пор вас не арестовали.

— Мы знаем, что такое порядок, — заверил Нижниченко. — Но решение о совместных действиях должны принять все. Мне почему-то кажется, что если инквизиторы сумеют нас поймать, то они не станут разбираться, кто из нас действовал добровольно, а кто по — команде. Сожгут всех. А тащить кого-то за руку на костёр — против моих убеждений.

Поглядев на удивлённый взгляд зеленокожего, Мирон пояснил.

— Против моей веры.

— Фрос разберёт разные веры, — с чувством произнёс Олх. — Совещайтесь, раз это необходимо, но только если мы объединяемся, то у нас будет один командир.

— У нас будет два командира, — ровным голосом поправил Йеми. — Ты и один из наших воинов.

— Два командира — всё равно что ни одного.

— Только не в том случае, когда оба — настоящие воины, у обоих общая цель и оба заботятся о её достижении, а не о том, чтобы показать собственную значимость.

Олх недоверчиво покачал головой. Он умел командовать, умел подчиняться. Но всегда надо знать, за кем последнее слово, за кем власть и ответственность.

— И кто будет этот кто-то? Ты, Лечек? Или ты, Мирон?

Люди переглянулись.

— Мы подумаем. Завтра вы узнаете. Последний вопрос — где лучше встретиться? Это место не слишком подходит.

— Лучшего нет, — вздохнул Теокл. — Я хоть и считаюсь купцом, но хозяин сильно удивится, если ко мне придёт сразу много народу.

— Тогда лучше у меня, — предложил Мирон. — После завтрака в трактире "Дом Дельбека". Знаете?

Пожилой изонист кивнул.

— Найдём, — пообещала Льют.

— Тогда, мы уходим, — Нижниченко поднялся с табурета. Йеми последовал его примеру. — Надеюсь, что завтра, наконец, мы перейдём от слов к делу.

В шестьдесят второй драконьей эскадрилье нравы ничем не отличались от остальных подразделений Имперской армии. Если между мужиками возник конфликт, так надо просто дать друг другу пару раз по морде, а потом выпить по кубку хорошего вина за примирение. Командир Юний Ценамий находил это абсолютно правильным, если, конечно, дело не касалось службы. Там уже по обстоятельствам. Мелко провинившийся подчинённый мог рассчитывать отделаться парой ударов по рылу, разумеется, без права ответить, а уж если проступок был серьёзен, ничего не поделаешь, согласно уставу: построение, оглашение вины, а потом на глазах у личного состава подразделения палка или розги. Чтобы другим неповадно было…

Увы, помимо благородных морритов командиру эскадрильи приходилось иметь дело с неблагородными младшими гражданами. Мужчинами Юний назвал бы далеко не многих из них, больше было тех, кто уподоблялся порочным женщинам, лгал, изворачивался и кляузничал на каждом шагу. Ну, не досмотрел за тестом, выпек не хлеб, а импы знают что такое, так признайся честно, получи по зубам и в следующий раз смотри в опару, а не по сторонам. Так нет же, будет жалобно канючить в своё оправдание так, что у самого великого Ренса зубы заноют. И ведь всё равно в итоге плетей схлопочет. Да, быдло — это на всю жизнь быдло, в настоящего человека ему превратиться невозможно…

К числу презираемых нытиков командир причислял и мага Коллетта, приписанного к эскадрильи на случай неожиданного бунта драконов. Драконы, с самого вылупления из яиц воспитанные на положении послушной скотины, никогда не бунтовали, но Юний не считал мага и его големов излишней предосторожностью: мало ли какие мысли могут родиться у проклятых богами ящеров. Но вот человеком младший гражданин Коллетт был препротивным, и командир с удовольствием бы поменял чародея на другого Мастера Слова, если бы такой нашелся. Увы, пока что заменить волшебника было некем. Приходилось терпеть жалкого слизняка, всё время ноющего о писанных законах и не способного в ответ на удар по правой щеке ответить ударившему таким же ударом по тому же месту.

Поэтому Юний Ценамий несказанно удивился, увидав, как малиновый от натуги маг тащит через плац за вороты камиз своих учеников: правой — Танге, а левой — младшего, именем Вермант. А ученики — под стать учителю. Конечно, не атлеты, всё больше мозги развивали, а не мускулы, но всё же здоровые молодые ребята, не калеки. Могли бы и вырваться. Нет, с бараньей покорностью без малейшего сопротивления плетутся, куда влачит учитель.

— Многомудрый Коллетт, что делаешь ты с этими юношами? — не сдержал любопытства командир Ценамий.

Услышав его голос, маг отпустил одежду учеников, остановился, промокнул рукавом камизы с лысины обильный пот и надтреснутым голосом произнёс:

— Да пошлют тебе боги долгую жизнь, благородный Юний Ценамий. Этих недостойных болванов я как раз тащу на твой суд и, клянусь престолом Ренса, если ты приговоришь их к смерти, я не стану возражать.

Моррит заметил, как тупая покорность в глазах юношей сменилась неподдельным испугом. Интересно, что же такого они натворили?

— Клясться престолом Ренса пристало воину, любезный Коллетт. Ты же не воин, а всего лишь служишь при эскадрильи.

Чародей торопливо поклонился:

— Конечно, благородный командир Юний, я и не претендую на то, чтобы стоять рядом с воинами.

Рабы, кругом рабы… Жалкий народишко, снизу доверху одни рабы. Ценамий брезгливо поморщился и вздохнул.

— В чём их вина?

— Глупец Танге, да сгниют в прах его мозги, научился наконец-то командовать глиняным големом, благородный командир. И не нашел ничего лучшего, чем поспорить с другим дураком, сломает ли голем волшебный жезл. Благородному Юнию, хоть он не Мастер Слова, сила голема хорошо известна. Разумеется, он переломил жезл, словно гнилую орешину.

Командир эскадрильи недоумённо пожал плечами.

— Мне-то какая забота? Накажи своих учеников, как сам считаешь нужным. Завтра ко мне ещё припрутся оружейники, чтобы я наказал их нерадивых подмастерьев? Божественный Император оставил вам власть ваших эшвардов, братств и графов. Вот у них и ищите себе справедливости.

Коллетт замялся.

— Так ведь… Я ж говорю, благородный командир, жезл они сломали. А на нём — заклятья на драконьи оковы. Без него я как без рук. Мне одного дракона отпереть и запереть сил не хватит. А у тебя в оковах двое, не считая диктатора в гладиаторской школе.

Действительно, накануне Юний распорядился посадить на цепь двух молодых бронзовых драконов, что-то между собой не поделивших. Разбирательством кто там у них прав, а кто виноват, моррит себя не утруждал. Дисциплину нарушили — получите по шесть суток оков. В следующий раз подумаете, прежде чем скалить клыки и пускать в ход когти.

— Твои дела в гладиаторской школе меня не интересуют.

— Так всё равно. Хотя бы этим двоим надо завтра лапы смазывать, так ведь? Если драконы не смогут нести службу, то я буду виноват перед благородным командиром.

Только теперь до Юния Ценамия дошла вся серьёзность ситуации. Лапы драконам и впрямь надо было смазывать целебным отваром: прочная и крепкая, драконья чешуя от постоянного контакта с медными или бронзовыми оковами быстро воспалялась, покрывалась отвратительными долго не заживающими язвами, причиняющими ящерам мучительную боль. Страдающего дракона в небо выпускать нельзя, это и дураку ясно. А если дракон не способен к полёту, то спрос с командира эскадрильи. И тут даже на додекуриона вину не переложишь: за происходящее в бараке наказаний младшие командиры не в ответе.

— То есть, ты хочешь сказать, Коллетт, что не сможешь поддерживать наказанных драконов в боевой готовности? — тихо, с угрозой в голосе переспросил моррит. — Я тебя понимаю правильно?

— Не совсем так, благородный Юний, — затрепетал маг. — Если я найду подходящий деревянный жезл, то смогу за сегодняшний вечер наложить на него чары и некоторый срок он мне прослужит, я же употреблю это время на изготовление настоящего волшебного посоха.

Командир облегчённо перевёл дух. Самая страшная опасность, кажется, миновала. Впрочем, даже в худшем случае выход был: освободить одного из буянов сегодня, а второго — назавтра. Досидеть свой срок на цепи они смогут попозже, когда чародей решит свои проблемы. Но прибегать к такому решению можно было только в самом крайнем случае: отмена и смягчение наказаний никому и никогда на пользу не шли.

— Так, говоришь, подходящий? Это какой же?

— Мне нужна крепкая деревянная палка, длиной не менее хотя бы двух песов, — Заметив перемену настроения Ценамия, Коллетт тоже приободрился. — Не источенная червями, не тронутая гнилью, и чтобы без сучков.

— И только?

— Чего же более? Сила волшебного жезла не столько в дереве, сколько в наложенных на него чарах. С твоего позволения я немедленно же отправлюсь в город и…

— В этом нет нужды, — прервал волшебника командир эскадрильи. — Отправляйся к квестору. Накануне календ он получил новые палки для мётел, они прекрасно подходят к твоему описанию.

Авиаторы, уже давно стягивающиеся к месту зрелища и окружившие командира и мага широким кольцом, словно по команде дружно расхохотались. Чародей снова побагровел.

— Палка для метлы? Благородный Юний, Мастеру Слова не пристало…

— Я спросил — ты ответил, — холодно перебил Ценамий. — У квестора ты получишь то, о чём мне сказал. Если ты соврал — пеняй на себя. Служить в войске Императора — огромная честь. Божественный Кайл щедро награждает своих слуг, но сурово карает нерадивых. Слава Императору!

— Слава Императору! — взревели авиаторы, дружно ударив себя кулаками по груди.

— Повинуюсь, мой господин, — унижено просипел Коллетт.

— Прекрасно. А что касается твоих учеников… — взгляд командира эскадрильи остановился на стоящем среди своих подчинённых додекурионе.

— Помпилий! Отведи учеников многомудрого Мастера Слова в арестантскую палатку. Там они пробудут до вечернего построения, во время которого получат по дюжине ударов палкой за порчу военного имущества.

— Слушаюсь, мой командир! — склонил голову додекурион.

Загрузка...