В поместье Рудбеков почти никто не спускался к завтраку. Но принимать пищу в постели по утрам не входило в привычки Торби; он ел в саду, в одиночестве, нежась под жарким горным солнцем в окружении тропических цветов и любуясь снежными склонами, залитыми солнцем. Снег продолжал восхищать его – он и не мог предполагать, что в мире существует столь восхитительная вещь.
Но в это утро Уимсби появился в саду, едва только Торби присел. Рядом со столом тут же появился стул и слуга сервировал для Уимсби второй прибор.
– Только кофе, – сказал он. – Доброе утро, Торби.
– Доброе утро, дядя Джек.
– Ну как, справился с изучением документов?
– Сэр? О да. Честно говоря, я уснул, читая их.
Уимсби улыбнулся:
– Чтение юридических бумаг в самом деле может действовать как снотворное. Ты понял, что я исчерпывающе изложил тебе их содержание?
– Думаю, что да.
– Отлично. – Уимсби поставил чашку с кофе и обратился к слуге: – Принесите мне телефон домашней связи. Тор, вчера вечером ты просто вывел меня из себя.
– Простите, сэр.
– Но я понимаю, что ты был прав. Ты должен был прочесть то, что подписываешь. Хотел бы я, чтобы у меня было время на это! я должен верить на слово моим сотрудникам в том, что касается рутинных дел, иначе у меня не останется времени на политику… и мне показалось, что ты так же собираешься поступать и по отношению ко мне. Но твоя предосторожность весьма похвальна. – Он стал говорить по телефону: – Картер, принесите те бумаги из апартаментов мистера Рудбека. В сад.
Торби подумал, что Картер вряд ли сможет найти их – в его кабинете был сейф, но так как он не знал, как им пользоваться, то прятал бумаги среди книг. Он начал было объяснять, но дядя Джек прервал его:
– Есть еще нечто, с чем ты захочешь познакомиться… список того реального имущества, которым ты владеешь или вступишь во владение, когда завещание будет утверждено. Все это имущество очень тесно связано с делами.
Торби просмотрел список с искренним изумлением. Неужели он в самом деле владеет островом под названием Питкэрн – что бы это значило? И поместьем под куполом на Марсе? И охотничьими угодьями на Юконе – где этот Юкон и почему там надо охотиться? Пойти на такой риск, как стрельба, можно только в открытом космосе. И что значит все остальное?
Он еще раз просмотрел список.
– Дядя Джек. А как относительно «Рудбека»?
– «Рудбека»? Так ты в нем и находишься.
– Да… но принадлежит ли он мне? Леда сказала, что да.
– В общем-то так оно и есть. Но он не подлежит разделу – это значит, что твой пра-пра-прадедушка решил, что поместье никогда не будет продано… что здесь всегда будут Рудбеки из Рудбеков.
– Вот как!
– Я думаю, что осмотр владений обрадует тебя. Я приказал, чтобы для тебя приготовили машину. Устраивает ли тебя та, в которой мы добрались сюда?
– Что? Господи, еще бы!
– Она принадлежала твоей матери, и я был так сентиментален, что сохранил ее. Но если захочешь, можешь сменить ее на лучшую. Можешь взять с собой Леду; она знакома с большинством наименований из этого списка. Возьми с собой несколько своих юных приятелей и веселитесь, сколько вам заблагорассудится. В сопровождении у тебя никогда недостатка не будет.
Торби положил лист на место.
– Наверное, я так и сделаю, дядя Джек… немного погодя. Но я хотел бы взяться за дела.
– Что?
– Сколько здесь требуется времени, чтобы стать юристом?
Лицо Уимсби прояснилось.
– Понимаю. Владение юридическим языком дается не так просто. Для этого требуется от четырех до пяти лет.
– Этого хватит?
– Тебе нужно провести три или четыре года в Гарварде или в какой-нибудь хорошей школе бизнеса.
– Это необходимо?
– Без сомнения.
– Ну что ж… вы знаете об этом лучше меня…
– Еще бы!
– …Но не мог бы я усвоить, что такое бизнес, без того, чтобы ходить в школу? У меня нет ни малейшего представления о нем.
– Времени хватит.
– Но я хотел бы сразу же начать учиться.
Уимсби было помрачнел, но потом улыбнулся и пожал плечами.
– Тор, ты унаследовал упрямство твоей матери. Идет, я организую для тебя специальный штат в главной конторе в Рудбек-сити, который будет оказывать тебе помощь. Но предупреждаю – это далеко не так просто, тут будет не до смеха. Не человек командует делами, а дела командуют им. Ты в полном рабстве у них.
– Ну… как-нибудь попытаюсь.
– Похвальное упорство. – Телефон, стоявший рядом с чашкой Уимсби, звякнул, он поднял трубку, нахмурился и сказал: – Продолжай. – Затем повернулся к Торби: – Этот идиот не может найти бумаг.
– Я хотел предупредить вас. Я их спрятал – мне не хотелось оставлять их на виду.
– Понимаю. Где они?
– Я их сам вытащу.
– Оставь это дело, – сказал Уимсби в трубку. Он отдал телефон слуге и сказал Торби: – Тогда тащи их сюда, если ты ничего не имеешь против.
Торби не имел. Ему надоело, что его постоянно подкусывают, указывая, что он делает ошибку за ошибкой. Кроме того… он «Рудбек из Рудбеков» или по-прежнему вестовой у офицера?
– Я займусь ими после завтрака.
Дядя Джек с трудом мог скрыть раздражение. Но он сказал:
– Прошу прощения. Если ты так занят, то, может быть, ты будешь настолько любезен и скажешь мне, где найти их? У меня впереди трудный день, и я хотел бы покончить с этими мелочами, чтобы спокойно заняться делами. Если ты ничего не имеешь против.
Торби вытер рот.
– Я бы предпочел, – с расстановкой сказал он, – не торопиться с подписью.
– Почему? Ты же сказал, что тебя все устраивает.
– Нет, сэр, я сказал вам, что прочел их. Но я их не понял. Дядя Джек, где бумаги, что подписывали мои родители?
– Что? – Уимсби пристально взглянул на него. – В чем дело?
– Я бы хотел увидеть их.
Уимсби задумался.
– Они должны быть в сейфе в Рудбек-сити.
– Отлично, отправляемся туда.
Уимсби внезапно встал.
– С твоего разрешения, – рявкнул он, – я буду заниматься делами. Когда-нибудь, молодой человек, ты поймешь, что я для тебя сделал! А пока, если ты продолжаешь упорствовать в своем нежелании сотрудничать, я по-прежнему должен исполнять свои обязанности.
Он резко повернулся и ушел. Торби почувствовал смущение – он отнюдь не отказывается сотрудничать. Но если они ждали столько лет, почему бы им не подождать еще немного и не дать ему возможность самому во всем разобраться?
Он собрал бумаги и позвонил Леде.
– Тор, дорогой, почему ты сорвался в середине ночи?
Он объяснил, что хотел заняться делами фамильного бизнеса.
– Я думал, что ты могла бы кое-что подсказать мне.
– Ты же говорил, что этим займется папа?
– Он собирается организовать для меня контору.
– Я провожу тебя. Но придется подождать, пока мне приведут физиономию в порядок и пока я не выпью апельсинового сока.
Поместье было связано с офисами в Рудбек-сити скоростным подземным туннелем. Они вышли в небольшой изолированный холл, охранявшийся пожилой женщиной. Она взглянула на них.
– Здравствуйте, мисс Леда! Очень рада видеть вас!
– И я тоже, Эджи. Не скажете ли отцу, что мы уже здесь?
– Конечно. – Она бросила взгляд на Торби.
– Ах, да, – сказала Леда. – Я и забыла. Это Рудбек из Рудбеков.
Эджи торопливо вскочила на ноги.
– О, моя дорогая! Я же не знала – простите, сэр!
Дела шли на высокой скорости. Через несколько минут Торби очутился в офисе, полном тихого величия, с такой же секретаршей, которая, назвав ему двусмысленное в своей сложности звание, предложила ему называть себя просто Долорес. У него создалось впечатление, что в стенах кроется бессчетное количество джиннов, готовых сорваться с места по мановению его пальца.
Леда была с Торби, пока его вводили в курс дела, а потом сказала:
– Поскольку ты превращаешься в нудного старого бизнесмена, я покидаю тебя. – Она взглянула на Долорес и добавила: – А может, тут будет не так скучно? Может, мне остаться? – Но все же ушла.
Торби был опьянен свалившимся на него ощущением власти и могущества. Старшие обращались к нему «Рудбек», младшие – «Рудбек из Рудбеков», а совсем юные прибавляли неизменное «сэр» – и он хотел быть достойным титула, с которым к нему обращались.
Пока еще он не включился в дела с полной отдачей, Уимсби он видел редко, а судью Брадера практически ни разу. Все, в чем он нуждался, появлялось мгновенно. Одно слово Долорес – и солидный молодой человек появляется рядом с ним, объясняя суть дела; еще одно слово – и появляется оператор с проекционным аппаратом, с помощью которого он получает стереоизображения, касающиеся деловых интересов, где бы они ни размещались, даже на других планетах. Он проводил дни за днями, изучая эти картинки, но ему так и не удалось просмотреть их все.
Его офис так стремительно заполнялся книгами, бобинами, графиками, брошюрами и папками, что Долорес пришлось превратить соседнее помещение в библиотеку. В ней были подборки данных, комментирующие цифры подсчета налогов, слишком сложных, чтобы их можно было понять иным образом. Цифр было так много, и они сплетались в такие причудливые сочетания, что у него начинала болеть голова. Торби начинал понимать, что быть финансовым магнатом не так легко. Он терял самоуважение, потому что ему приходилось являться в другую комнату за справками и данными. Стоит ли так мучить себя, если ты не получаешь от этого никакого удовольствия? Быть Стражником куда легче.
И все же как прекрасно было чувствовать свою значимость. Большую часть своей жизни он был никем, в лучшем случае, самым юным.
Если бы только папа мог видеть его сейчас – в столь изысканной обстановке, с парикмахером, приводящим в порядок его прическу пока он работает (папа предпочитал стричь волосы под горшок), с секретаршей, готовой выполнить все его желания, и дюжиной людей вокруг, сгорающих от желания услужить ему. Но когда папа являлся ему в мечтах, на лице его было неодобрительное выражение; Торби терялся в догадках, в чем он не прав, и снова уходил с головой в мешанину цифр и данных.
Постепенно что-то начало проясняться. Главным делом было «Рудбек и Ассоциации, лимитед». Насколько Торби мог разобраться, эта фирма ничем не занималась. Она просто владела всем, как трест частных вложений. Когда завещание его родителей будет оглашено, большинство из них будет принадлежать Торби, представляя собой его вклад в эту компанию. Нет, ему принадлежало далеко не все; он почувствовал себя чуть ли не бедняком, когда выяснил, что его отец и мать вместе владели всего восемнадцатью процентами из многих тысяч акций.
Затем он выяснил, что значило «иметь право голоса» и «не иметь права голоса»; доля, причитающаяся ему, давала право на определенное количество голосов; остаток разделялся между родственниками.
«Рудбек и Ассоциации» владели акциями и других компаний – и здесь уже шли сплошные сложности. Галактические Предприятия, Галактическая Вексельная Корпорация, Галактический Транспорт, Межзвездный Металл, Налоги Трех Планет (компания действовала на двадцати семи планетах), Гавермейерские Лаборатории (здесь создавалось все – от барж и пекарен до исследовательских станций) – этот список казался бесконечным. Казалось, что эти банки, корпорации, тресты, картели переплетаются, как клубок спагетти.
Слияния, разделения и объединения компаний и корпораций смущали его и вызывали чувство протеста. Все эти сложности напоминали ему компьютер, которым он пользовался в бою, но без его холодной логики. Он выбивался из сил, рисуя схемы и пытаясь понять принципы работы и взаимоотношений. Владение каждым объектом было связано с простыми акциями, залогами со странными наименованиями, смысл которых оставался для него непонятным; порой какая-то компания владела частью другой прямо, а другой частью через третью компанию, или две компании могли совместно владеть частью третьей, или же бывало, что компания владела частью самой себя, как змея, вцепившаяся себе в хвост. Все это не имело для него смысла.
Это не было делом – делом занимались Люди… покупали, продавали, получали доходы. Но здесь он столкнулся с глупыми играми, ведущимися по диким правилам.
Его смущало еще кое-что. Ему не было известно, что Рудбеки строили космические корабли. Галактические Предприятия контролировали Галактический Транспорт, который строил космические корабли на одном из своих многочисленных заводов. Когда он понял это, то ощутил прилив гордости, но потом почувствовал гнетущее неудобство… что-то такое говорил полковник Брисби… о чем-то, что папе удалось доказать: «самая крупная» или «одна из самых крупных» верфей космических кораблей связана с работорговлей.
Он сказал себе, что глупеет на глазах: этот восхитительный офис был так же далек от грязных дел работорговли, как от пределов Галактики. Но как-то ночью, уже засыпая, он подскочил, подброшенный мыслью, пронизанной черной иронией, что один из этих рабовладельческих кораблей, в вонючих трюмах которого он валялся, мог быть в свое время собственностью паршивого забитого раба, которым он тогда был.
Думать об этом было мучительным кошмаром, и он отбросил эту мысль. Но она висела насмешливым призраком над всем, что он делал.
Как-то днем он сидел, изучая длинный меморандум из юридического отдела – так сказать, сводный отчет интересов «Рудбек и Ассоциаций», – как внезапно поймал себя на том, что чего-то не понимает. Писавший отчет как бы остановился, столкнувшись с непонятным словом. Оно походило на древнекитайское выражение. Он помнил, что саргонезский язык включал в себя много слов из наречия мандаринов.
Он услал Долорес и положил голову на руки. Почему, ну почему он не остался в Страже? Там он был счастлив, он понимал мир, частью которого был.
Наконец, выпрямившись, он сделал то, что давно откладывал: послал ответный вызов своим дедушке и бабушке. Он давно уже собирался навестить их, но первым делом ему надо было разобраться со своими обязанностями.
Конечно, его встречали с радостью!
– Наконец-то, мальчик, а мы уже заждались!
Домик стариков, заметно выделявшийся в городке, казался таким милым и уютным после пустынных громадных холлов Рудбека.
Но отдохнуть во время визита ему не удалось. За обедом были гости – президент колледжа, часть деканов, и немало из них осталось и после обеда, – некоторые обращались к нему «Рудбек из Рудбеков», другие употребляли неопределенное «мистер Рудбек», а другие называли его просто «Рудбек». Его бабушка суетилась вокруг него, счастливая, как только может быть счастлива хозяйка дома, а дедушка был как всегда подтянут и громко обращался к нему не иначе как «сынок».
Торби выкладывался изо всех сил, чтобы завоевать симпатии присутствующих. Но скоро ему стало ясно, что имеет значение не столько, что он говорит, сколько тот факт, что говорит Рудбек.
И лишь следующим вечером, когда он наконец остался наедине с дедушкой и бабушкой, ему представилась возможность поговорить с ними. Ему был нужен их совет.
Но первым делом он постарался кое-что узнать. Он выяснил, что его отец, единственный сын дедушки Бредли, женившись, взял фамилию жены.
– Это можно понять, – сказал дедушка Бредли. – Рудбек должен был оставаться Рудбеком. Марта была наследницей, и Крейтон должен был председательствовать на собраниях акционеров, конференциях, за обеденным столом и все такое прочее. Я надеялся, что мой сын будет служить музе истории, как я. Но когда дела сложились таким образом, что мне оставалось, как не радоваться за него?
Родители Торби и он сам попали в беду из-за того, что его отец старался из всех сил быть самым Рудбеком из Рудбеков – он хотел лично проинспектировать как можно больше объектов своей космической империи.
– Твой отец всегда отличался высокой добросовестностью, и когда дедушка Рудбек скончался еще до того, как отец завершил, так сказать, свое ученичество, Крейтон поручил заниматься всеми делами Джону Уимсби – я думаю, что ты знаешь: Джон был вторым мужем младшей сестры твоей другой бабушки, Арии; и Леда – это дочь Арии от первого ее брака.
– Нет, этого я не знал. – Торби перевел эту систему родственных взаимоотношений в термины, принятые на «Сису»… и с удивлением обнаружил, что Леда принадлежит к другой общности! А дядя Джек – в общем-то не был «дядей» – но как бы его назвать по-английски?
– Джон был секретарем и доверенным лицом твоего другого дедушки, и, конечно, это бы наилучший выбор: он знал все дела лучше, чем кто-либо, не считая своего доверителя. И когда мы пришли в себя от ужаса после вашего трагического исчезновения, то обнаружили, что мир продолжает существовать, дела должны идти и что Джон справляется с ними так, словно он Рудбек.
– Он был просто восхитителен! – пискнула бабушка.
– Да, это верно. Я должен признать, что после того, как Крейтон женился, у нас с бабушкой заметно вырос уровень жизни. Жалованье в колледже никогда не давало таких возможностей, но Крейтон и Марта были очень благородны. Мы с бабушкой оказались в затруднительном положении после исчезновения твоего отца, но Джон заверил нас, что наш доход не изменится.
– Он даже вырос, – выразительно добавила бабушка.
– Ах, да. Вся семья – мы считаем себя частью семьи Рудбек, хотя с гордостью носим и собственное имя, – вся семья была более чем удовлетворена тем, как Джон вел дела.
Но Торби интересовало нечто совсем иное, чем добродетели дяди Джека.
– Вы рассказывали мне, что мы стартовали в Акке, ушли в большой прыжок к Дальней Звезде и так и не достигли ее, так? Это очень-очень далеко от Джаббула.
– Думаю, так оно и есть. В колледже есть только малый Галактический Атлас, и должен признать, очень трудно понять, что произошло на пространстве в несколько дюймов, которое в действительности равно многим световым годам.
– В данном случае – ста семидесяти световым годам.
– Как бы подсчитать, сколько это будет в милях?
– Вам это не удастся сделать привычным путем, но думаю, что от того места, где нас захватили, и до того, где я был продан в последний раз, лежит большое пространство. Я не могу понять, как все случилось.
– Я слышал, как ты в свое время употреблял выражение «продать». Ты должен понять, что оно неправильно. Крепостное право, которое в ходу на Саргоне, не означает владение рабом как движимым имуществом. Оно идет от древней индийской системы каст, которая обеспечивает стабильный социальный порядок сверху донизу, основанный на неписанных законах. И ты не должен называть его «рабством».
– Я не знаю другого слова для перевода саргонезского выражения.
– Я могу придумать их несколько, хотя не знаю саргонезского… этот язык мало где изучают. Но, мой дорогой Тор, ты ведь не изучал человеческую историю и культуру. Так что положись на мой авторитет в той области, где я считаюсь специалистом.
– Ну что ж… – Торби был расстроен. – Я не так уж хорошо знаю Системный Английский, и есть целый кусок истории, с которым я не знаком… точнее, большой период истории…
– Так оно и есть. И я первый обратил на это внимание.
– Но я не могу перевести лучше или иначе – я был продан и был рабом!
– Ну-ну, сынок…
– Не надо спорить с дедушкой, мой дорогой, ты же хороший мальчик.
Торби замолчал. Он как-то упомянул, что ему пришлось быть нищим, и видел, что дедушка пришел в ужас от такого бесчестья, хотя прямо об этом не говорил.
Торби обрадовался, когда разговор коснулся организации дела Рудбеков. Пришлось признать, что ему приходится нелегко.
– Рим строился не за один день, Тор.
– Мне кажется, что я никогда ничего не пойму! Я подумываю о том, чтобы вернуться обратно в Стражу.
Дедушка нахмурился.
– Это не очень умно.
– Почему, сэр?
– Если у тебя нет данных к бизнесу, есть еще немало столь же благородных профессий.
– Вы считаете, что Стража к ним не относится?
– М-м-м… видишь ли, мы с бабушкой относимся к пацифистам философского плана. И ты не можешь отрицать, что не существует морального оправдания, когда покушаются на человеческую жизнь.
– Никогда, – твердо подтвердила бабушка.
Торби подумал: что бы сказал папа? Черт возьми, он знал, что отец просто отбросил бы их в сторону, если он гнался за рабовладельческим кораблем.
– А что бы вы сделали, когда на вас идет пират?
– Что?
– Пират. У вас на хвосте пират, и деться вам некуда.
– Думаю, что вы можете убегать. Оставаться и вступать в драку – антиморально. Тор, ничего нет ужаснее насилия.
– Но ты не можешь бежать – он перекроет тебе путь. Выход один: или ты или он.
– Ты говоришь «он». Тогда надо сдаваться… и его намерения лишатся смысла… как проповедовал бессмертный Ганди.
Торби с трудом перевел дыхание.
– Простите, дедушка, но у него совсем иная цель. Пирату нужны рабы. Ты вынужден драться. И самая благородная вещь, которой я горжусь, – это то, что сжег пирата.
– Что? Сжег?
– Поймал его в прицел. И распылил по космосу.
Бабушка всхлипнула. Наконец дедушка сухо сказал:
– Тор, боюсь, что ты был под плохим влиянием. Наверно, ты в этом не виноват. Но у тебя масса неверных представлений – и о фактах, и об их оценке. Будь логичным. Если ты «сжег» его, как ты говоришь, откуда ты можешь знать, что он собирался – опять-таки, как ты говоришь – захватить рабов? Что бы он с ними делал? Ничего.
Торби молчал. Имело большое значение, с какой стороны Площади смотреть на вещи… и если у тебя не было положения, тебя и не слушали. Это был всеобщий закон.
– Так что давай больше не будем говорить на эту тему, – продолжил дедушка Бредли. – Что касается всего остального, то я дам тебе совет, который когда-то получил от меня твой отец: если ты чувствуешь, что не годишься для торговли, то и не пытайся заниматься ею. Но уносить ноги, чтобы вступить в Стражу, как ребенок, увлеченный романтикой, – нет, сынок! Но тебе не придется ломать себе голову. Джон Уимсби – исключительно способный управляющий, и тебе не нужно принимать никаких решений. – Он встал. – Я знаю, потому что говорил об этом с Джоном, и он весьма благородно согласился еще немного нести свою ношу… или даже больше того, если в том возникнет необходимость. А теперь пойдем спать. Утро здесь наступает рано.
Торби уехал на следующее утро, сопровождаемый вежливыми уверениями, что их дом – его дом, и это не могло не вызвать в нем определенных сомнений. Проведя бессонную ночь, он выработал решение и с ним явился в Рудбек-сити. Он хотел спать, видя вокруг себя переборки корабля. Он хотел вернуться к тому делу, которым занимался папа; быть хозяином миллиардов – это не его стиль.
Первым делом он должен был докопаться до бумаг, которые подписали его отец и мать, сравнить их с теми документами, что были подготовлены для него Уимсби, а затем покинуть Землю и вернуться к людям, которые говорят с ним на одном языке!
Как только он оказался у себя, то позвонил в офис дяде Джеку, но услышал, что того нет в городе. Он решил, что может написать записку, выдержанную в самом вежливом тоне – о, да! Должен попрощаться с Ледой. Он связался с юридическим отделом, попросил их найти в сейфе полномочия, подписанные его родителями, и прислать их к нему.
Но вместо документов он увидел судью Брадера.
– Рудбек, что там относительно вашего указания насчет этих бумаг из сейфа?
– Я хотел бы увидеть их, – объяснил Торби.
– Никто, кроме официальных лиц компании, не имеет права получать бумаги из сейфа.
– А кто же я?
– Боюсь, что вы всего лишь молодой человек, который плохо представляет себе, что происходит вокруг. В свое время вы получите определенный пост. Но в данный момент вы всего лишь гость, пытающийся разобраться в делах своих родителей.
Торби проглотил сентенцию: как бы она ни звучала, в ней была доля истины.
– Я осведомлялся у вас относительно еще одного дела. Что сделано в суде для установления факта смерти моих родителей?
– Вы так торопитесь похоронить их?
– Конечно, нет. Но дядя Джек сказал, что это должно быть сделано. Итак, что там слышно?
Брадер фыркнул.
– Ничего. Это ваши дела.
– Что вы имеете в виду?
– Молодой человек, неужели вы думаете, что служащие этой компании будут заниматься процессом, который может принести фирме неисчислимые убытки, а им останется лишь дожидаться, пока вы сможете предотвратить их? Утверждение завещания может длиться годами, в течение которых дела будут стоять на месте… всего лишь оттого, что вы отказываетесь подписать несколько простых бумажек, которые я подготовил для вас пару недель назад.
– Вы хотите сказать, что пока я не подпишу их, ничего не сдвинется с места?
– Совершенно верно.
– Не понимаю. Предположим, я бы погиб – или вообще не родился. Неужели дела останавливаются каждый раз, как умирает каждый из Рудбеков?
– М-м-м… в общем-то нет. С разрешения суда дела продолжают идти своим чередом. Но вы здесь, и мы должны принимать это во внимание. Вы должны четче представить себе, что мое терпение подходит к концу. Только потому, что вы прочли несколько финансовых документов, вам уже кажется, что вы разбираетесь в бизнесе. Вы ничего не понимаете в нем. Например, вы убеждены, что финансовые рычаги, которые вручены лично Джону Уимсби, вы можете обратить в свою пользу. И если вы попытаетесь пойти на это, пока мы занимается установлением факта смерти ваших родителей, я вижу, что нас ждет масса неприятностей. Мы не можем позволить себе это. Компания не может позволить. Рудбеки не могут позволить. Поэтому я требую, чтобы бумаги были подписаны сегодня, – и покончим с этой глупой болтовней. Ясно?
Торби опустил голову.
– Я не сделаю этого.
– Что вы имеете в виду – я не сделаю этого?
– Я не подпишу ни одной бумаги, пока не буду твердо знать, что делаю, тем более что до сих пор я не видел документов, подписанных моими родителями.
– Мы еще посмотрим!
– Я буду стоять на своем, пока не разберусь, что тут делается!